Однажды мне надоел город. Я от него устала. А может, устала не от самого города, а от бардака в стране, который царил в девяностые. Будучи натурой активной, я пыталась заниматься бизнесом, следовательно, видела этот бардак в самой неприглядной форме. А порой испытывала его и на своей шкуре.
Короче, надоело всё. И я решила переехать в деревню. Точней, на хутор. Изначально это была деревня, но когда все поразъехались, а некоторые дома разобрали, в ней осталось три островка по три дома. Островки эти были разбросаны на удалении почти в километр друг от друга. Летом они оживали, а зимой деревня пустела, и в каждом островке оставалось по одному жилому дому. Мой был крайний к лесу. Я сгребла в охапку детей, прихватила мужчину, вызвавшегося быть моей поддержкой и опорой, загрузила вещи в свежекупленный армейский шестьдесят шестой газончик и поехала. Но перед самым отъездом я сделала ещё один шаг. Я взяла с собой двух маленьких щенков чау-чау. Решила, что в деревне без собаки не жизнь, одной ей будет скучно, вот и прихватила парочку. А породу выбирала из расчёта, чтобы не самая большая и чтобы была мохнатой, а как иначе зимой по колено в сугробах?
Насчёт не самой большой я ошиблась. Обе мои чавки (прозванные так из-за того, что как только им ставили миски с едой, раздавался только звук схлопывающихся челюстей, поглощающих пищу) вымахали в итоге до размеров мелкой овчарки. Плюс шерсть. Особенно отличалась статью одна, Катя, по родословной Аура Сиан де Норвик. Её все принимали за крупного кобеля. Широкая грудь, лобастая голова, мощная короткая морда. И крепкие клыки. И повадки у неё были кобелиные. Из них двоих именно Катя считала себя обязанной охранять сестру, Айку. Или Ай Сиан де Норвик, если официально. Людей она охранять не собиралась. Видно, думала: - А чего их охранять, они и так сильные?
А вот территорию они обе охраняли отменно. Посторонние зайти на участок не могли. Щенки потешно лаяли, а когда подросли, норовили и укусить. А так как зубы, особенно у Кати, были великолепными, никто зайти не решался. Выскакивали из дома мы и заводили собак в вольер. Они не росли чисто уличными собаками. Я отдавала себе отчёт в том, что могу в любой момент переехать обратно в город, и тогда собакам надо будет учиться жить в квартире. Они свободно разгуливали по дому, точней, по избе, и на ночь оставались спать с нами. Зимой из-за лютых морозов, тем более, что тогда они были ещё совсем малышками, а летом из-за комаров. До кожи на туловище комарам было не добраться, но что они делали с их мордами! Один единственный раз мы проэкспериментировали, оставив их на ночь в вольере, но увидев утром их распухшие донельзя мордахи, которые собаки остервенело расчёсывали до мяса, мы прокляли нашу дурацкую экспериментаторскую попытку. Раны мы смогли залечить только через месяц. Думали, что навсегда на мордах останутся лысые пятна, но странным образом шерсть выросла и нигде не отличалась от той, которая так и росла с рождения. А для меня так и осталось загадкой, как переносят атаку комаров дикие животные и собаки в будках.
Переехали мы в декабре, а в мае я поняла, что совершила стратегическую ошибку. Я позаботилась о том, чтобы собакам не было скучно, но я совсем не подумала о том, что они должны познакомиться и с представителями других видов. Но приехали дачники в соседние дома, и знакомство состоялось.
Честное слово, я не кричала «Ату!». Наоборот, я очень громко, срывая голос, орала «Фу!». Но осталась непонятой.
Спасла хорошая реакция кошки, не в первый раз выехавшей на дачу, и наличие тощенькой яблоньки, на которую она успела взгромоздиться. Яблонька раскачивалась, угрожая обломиться под увесистым телом московской кастратки, а мои добродушные до этого собаки плясали под ней, норовя ухватить бедное животное за хвост и мечтая о том, чтобы яблонька побыстрее воплотила на деле свои угрозы. За шкирятники мы оттащили беснующихся собак и заперли их в доме. А дальше закипела работа. В восемь рук и в два молотка мы набивали дополнительные планки к забору. Благо, горбыль был закуплен, пусть и на другие цели. Дети, несмотря на свой дошкольный возраст, активно участвовали в процессе, подавая, держа, подтаскивая. К ночи по всему периметру забор был почти сплошным. Собаки сквозь него пролезть не могли, а кошка, решившая погулять по нашему участку, могла приравниваться к самоубийце.
Всё лето мы тщательно охраняли покой соседских кошек. Прежде, чем выйти погулять с собаками в поле, мы обязательно заходили к ближним соседям и просили их позвать их четвероногих в дом.
В июле приехали ещё три кошки. Разумеется, с хозяйкой. И она не сразу поняла серьёзность проблемы. В один из первых вечеров, когда мы предупредили о том, что сейчас пойдём гулять, она ненадолго загнала кошек в дом, а потом снова выпустила, зная, что мы гулять будем долго. Но то ли кошка мяукнула, то ли ветер дул не с той стороны, с которой надо. Я и не заметила в темноте, что Кати уже рядом нет. Услышала я только крик. Рискуя подвернуть ногу, я помчалась к тому дому, откуда кричали. И через минуту увидела белую кошку, растянутую между хозяйкой и Катей. Собака ухватилась за пах, а хозяйка тянула кошку к себе за передние лапы. Присутствуй я с самого начала, я сразу же разжала бы зубы собаке. Хозяйка же кошки, хоть и держала за свою жизнь многих животных, профессионалом не была, и просто тянула кошку на себя, как будто участвовала в перетягивании каната. Увы! Именно это перетягивание стало решающим. Кожа кошки осталась неповреждённой, но сквозь неё была порвана паховая артерия. Через две минуты кошка, как личность, уже не существовала, а под её полупрозрачной тонкой белой кожей на животе разлилось тёмное пятно.
Катя получила по заслугам. Это был единственный раз, когда я её по-настоящему наказала. Ещё раз я им обеим, когда им от роду то было всего три месяца, объяснила, что моих детей надо слушаться так же, как меня. Даже не сама объяснила, а научила детей добиваться послушания, когда те прибежали с жалобами на то, что щенки огрызаются и кусают их за руки. От того, что я наказала бы собак, ничего не изменилось бы. Надо было дать щенкам понять, что дети тоже хозяева, и их слова и действия – закон. Дети были предупреждены, что в случае, если кто-то из собак попробует их укусить, они должны НЕМЕДЛЕННО разобраться с обидчиком САМОСТОЯТЕЛЬНО. Схватить за шкирку, ударить по морде. Пяти – шестилетний ребёнок вполне может справиться с трёхмесячным щенком.
Хватило одного урока. Больше никогда собак в нашей семье не били. И вот теперь за убитую кошку Катя была наказана. Естественно, я не зверствовала, но… Наказание на пользу не пошло. Охотничий инстинкт оказался сильней и до глубокой осени мы контролировали и своих собак, и соседских кошек. Следующей зимой, когда выяснилось, что опора моя и надежда в первой же попытке заработать…
Да ладно, Бог с ним! Речь не о нём. Короче, нам (уже троим + собаки) пришлось переезжать обратно в город, так как в деревне мы просто вымерли бы. Ведь на плоды фермерского труда я не рассчитывала, зная, что кошелёк не совсем пуст. А он всё-таки опустел. Тихо и мирно мы прожили в городе год. Дети потихоньку канючили, что, мол, кошку бы надо завести. На что я им резонно отвечала, что наши собаки кошку загрызут моментально. Дети соглашались, но канючить переставали ненадолго. И вот совпало! Особо сильное канюченье, день рождения, сейчас уже не помню, чей именно, и предложение одной из пациенток в связи с её отъездом забрать у неё одну из её персидских кошек. На выбор было предложено две: абсолютно нормальная и одноглазая. Я спросила, какой у них характер. Мне ответили, что нормальная - тихая, и даже пугливая, а одноглазая постоять за себя может. И я решила попробовать. Не Боги же горшки обжигают! Нет для человека ничего невозможного. Я выбрала одноглазую, звали её очень оригинально – Шмындя.
Принесла я её. Собаки были предусмотрительно заперты в комнате. Кошку мы завернули в плотное одеяло и оставили дырку, через которую где-то там, в глубине можно было разглядеть кусок чего-то мохнатого. Через эту же дырку можно было сколько угодно нюхать содержимое одеяла. А вот укусить было нельзя! И кошка не могла никого поцарапать. Выпустили собак. Они пришли в страшное возбуждение, прыгали и бегали вокруг одеяла, лаяли. Мы, как могли, их успокаивали, говорили «Фу», старались усадить их рядом с собой. Пусть не сразу, но сеанса с пятого – шестого, мы заметили, что накал страстей уменьшается. Тогда мы стали потихоньку увеличивать площадь доступа. Теперь собаки могли коснуться Шмындиной спины своим носом, но зацепить зубами у них не получилось бы. Потом мы убрали одеяло, закрывая кошку своими руками. Шесть ладоней, оказывается, вполне успешно с этим справлялись. Кошка была молодчиной, сидела, не дёргаясь, и только изредка красноречиво шипела.
Окончательно примирила их весна. Одновременно у собак началась пустовка, и кошка тоже пришла в охоту. И тут собакам стало очень итересно, а чем же там у неё из-под хвоста пахнет? Оказалось, что почти одинаково! Мы с тобой одной крови! Убедившись, что Катя и Ая проявляют к Шмынде более разносторонний интерес, чем попервоначалу, мы стали общать их наедине. Шмындя – Катя и Шмындя – Ая. Кошку сажали в угол, из которого она в случае надобности могла шипеть, а один раз она даже ударила кого-то очень настойчивого лапой. Совсем скоро мы уже за кошку не боялись. А когда у Шмынди были котята, собаки даже старались стать для них приёмными матерями. Шмындя тоже не обходила вниманием их щенков. Знакомство оказалось продуктивным.
А технологию знакомства я дарю – пользуйтесь.
P.S.
Спустя 30 лет менее сложную задачу решили за несколько дней.
У меня было два двухмесячных мэйнкунёнка, когда меня попросили взять на передержку семимесячную помойную кошку. Я могла ожидать агрессию от новой кошки в адрес котят, но истерик, вертикальных свечек в воздух и забивания в любую щель от более взрослой кошки я никак не ожидала. Малышня, как и следовало, встретила её дружелюбно, но та боялась просто потому, что боялась. Мы её изолировали. Пару дней дверь закрывали плотно, потом стали оставлять щель, через которую они могли видеть друг друга.Котята проявляли умеренный интерес, но в наглую к ней не лезли, поняли, что там её территория. Потом мы стали оставлять дверь открытой. Кошка стала выходить ненадолго. Через несколько дней они уже носились вместе и спали на одной лежанке.