Собака

Олег Карпенко
ОН:
Хочу ли я тебя?
Хочу ли я вообще?
Смотрю ли на себя –
Как много у меня
Деталей,
Иные – ужасают!
Хочу ли я себя?
Хочу ли я того же, что и все?
Вот то,
Что прежде называлось бы лицом
Глаз лампы угасают
Один. Передо мною тёмный зал
Зловещее бумажек шелестение
А может это нервы шелестят
А в зале пусто и пустые кресла
Но чей я кожей ощущаю взгляд?
Что делаю я здесь
На этой сцене?
Презрения тяжёлая волна
Мне больно упирается в колени
И хочется кому-то говорить:
«Не надо, милый, больно…»
Мне холодно. И я теряю нить
Речь горбится, становится несвязной,—
К кому я обращаюсь?
Может быть
К себе?
Но кто я?
Кто?

Вот входит горничная.

Эй, Марья,
Или как тебя там
Принеси горчицы,
Или что-нибудь…
Скорее и побольше.
Сомнения грызут меня жуки,
Жизнь ужасает.

Свет угасает.

Ты то хоть любишь меня,
Или уже нет?

Опять зажигается свет.

Ну, ступай спать.

Горничная превращается в собаку и убегает.

ЁЛА ПАВЛОВНА (появляясь):
Опять ты голый у окна
Стоишь, как искусственная ёлка.
Мне от тебя практически нет толку;
Тебе бы только есть мой хлеб,
Да щупать баб худых и жирных,
Да с горничной болтать,
Которой, кстати, нет.

В двери трижды звонят.

Пойди, оденься и открой;
Это, небось, опять к тебе Нумизматулин
Жаловаться пожаловал.

ОН:
А я уверен, это Подлокотников,
К тебе. Впрочем,
Какая разница. Какая разница,
В ком выразится скука мирозданья;
Рано или поздно – нам всё равно не жить.

Горничная Дарья, или как там её, появляясь из портрета Императрицы:
- К вам пожаловал весёлый доктор Зяммэ.

Ё.П.:
Хоть кто-то весёлый.

ОН:
То-то и мы повеселимся.


Входит доктор Зяммэ с бокалом шампанского в руках.
Он, как обычно, очень весел и, в то же время весьма серьезен.
Он напоминает цаплю, попавшую на свадьбу к лягушкам.

ДОКТОР ЗЯММЭ:
Так, так. Что тут у нас? Кто тут у нас?

Ё.П.:
Доктор, я на грани.

Д.ЗЯММЭ:
Что? А ничего удивительного!
Когда вы проходили медосмотр?

Ё.П.:
Доктор, этот человек меня угробит.

Д.З.:
Кто? А ну, покажите горло
Нет, сперва дайте вымою руки.

ГОРНИЧНАЯ:
Ой…

Д.З.:
А это ещё кто?

Ё.П.:
Это собака.

Д.З.:
Что?

ОН:
Она сказала «собака».

Д.З.:
Понятно.

ОН:
Понятно – что?

Д.З.:
Всё.… Лично с вами мне понятно всё.
Так какие жалобы? Никаких?
Очень хорошо.
А руки я бы всё равно вымыл.

ОН:
Катя, или как там тебя,
Принеси доктору воды и полотенец.

Ё.П.:
А мне водки и селёдки.

ОН:
Ты что, разговариваешь с собакой?

Ё.П.:
Кто тут собака, так это ты.

Настойчивый звонок в дверь. Света,
или как там её, идёт открывать.
С дрожащим лицом входит Нумизматулин.
По всему видно, что у него больное сердце, и грязная репутация.
Но, как видно, ему этого мало,- типичная сволочь.
       .

НУМИЗМАТУЛИН (в дальнейшем НУМ.):
Иду, смотрю – у вас окно открыто. Значит, думаю, уже проснулись.

ГОРНИЧНАЯ:
Хозяйка, водка кончилась.

Ё.П.:
Как так? Ещё вчера было двенадцать бутылок,
я сама считала.

ГОРНИЧНАЯ:
Вот я с утра пустые их и вынесла.

Ё.П.:
Бред какой-то!

НУМ.:
А давайте чаю выпьем. Я очень люблю чай. Не утруждайтесь Ёла Павловна, я и сам справлюсь, только напомните, где у вас заварка?

Ё.П.:
Чаю мы всегда успеем, а ты, дружок, пока одетый…

НУМ.:
Я уже расшнуровался.

Ё.П.:
Знаешь что, не порть мне о себе впечатление, а то я тебя сейчас сама зашнурую.

Нумизматулин топчется в прихожей.

Д.З.:
Кстати, Нумизматулин, не устроить ли нам с тобой шахматный турнир?

НУМ. (оживляясь):
О! Отличная идея, доктор. А когда? А где?

Д.З.:
Здесь,— где же ещё? Причём, начнём прямо с четверга.

ОН:
А какой сегодня день?

Д.З.:
Шахматы я возьму свои.

НУМ.:
А я – свои.

Д.З.:
Прямо с утра и начнём.

ОН:
А какой сегодня день?

Ё.П.:
Вторник. Тебе что, помочь шнурки завязать?

НУМ.:
Уже бегу, бегу. (Убегает).

Ё.П.:
Какой болван, ей богу! Фрося, или как там тебя, подай мне мои очки.

ОН:
Зачем тебе с утра очки?
………………………….
Зачем тебе сейчас очки?

Занавес опускается, но не до конца, и, тут-де
поднимается вновь.

Зачем тебе твои очки?
На речке светят маячки.
С утра залитые зрачки не скатятся во тьму.
Но, если хочешь – на, одень,
Ведь жизнь стремительна, как тень,
И слишком долго длится день. И всё лишь – потому.

От стены отделяется фигура и медленно уходит за
кулису. Это монтировщик сцены. У него явно проблемы
с психикой. В театре таких большинство. Причём, и
по ту, и по эту сторону рампы.

Зачем тебе очки?

Ё.П.:
Чтоб хуже тебя видеть. Кстати, когда ты устроишься на работу?

Д.З.:
О, только не начинайте при мне!

Ё.П.:
«Только не начинайте при мне». Я ничего не начинаю, я продолжаю.
Я двадцать лет тяну эту телегу, а толку не вижу никакого.

Горничная, тем временем, пытается превратиться в собаку, но
у неё не выходит, и она превращается в лошадь.

Я больше не могу этого терпеть. Доктор, хоть вы-то меня понимаете?

Д.З.:
Надеюсь, э… да. Между прочим, что-то наш общий друг задерживается,
вы не находите? А вот и он.

Появляется мерзавец Нумизматулин, но не один,
а вместе с Подлокотниковым. Кто этот Подлокотников,
мы этого пока не знаем.

НУМ.:
Смотрите, как повезло. Иду, смотрю – Подлокотников?
Потом, нет, думаю, наверное не он; обознался. Но пригяделся –
нет, всё-таки он!

ОН:
Теперь вы можете сыграть в шахматы втроём.

Ё.П.:
За что мне это наказание. Агафья, или как там тебя, закуска в доме есть?

ГОРН.:
Есть вчерашний салат, но его немного.

Ё.П.:
Так, сегодня — салат «Вчерашний». Кто не голоден, может не претендовать.
Подлокотников, ты откуда такой красивый? Да не стой истуканом, сядь, а то у меня
в глазах от тебя рябит.

ПОДЛ.:
Я только на минутку…

Ё.П.:
Тут все только на минутку. Включая меня. Дальше — полная эвакуация.

ПОДЛ.:
У меня новость…

Ё.П.:
Это — не новость.

ПОДЛ.:
Я женюсь.

ОН:
Так ты что, ещё не женат? И кто эта несчастная?


ПОДЛ.:
Я был женат.

ОН:
Я тоже был женат.

Ё.П.:
Сволочь!

Д.З.:
Хе-хе, он шутит.

Ё.П.:
Доктор, мойте свои руки и…
Прошу к столу. (Садятся).
Так что ты, говоришь, делаешь?

НУМ.:
Он говорит, он женится.

Ё.П.:
Не томи моё любопытство.

ПОДЛ.:
На одной девушке.… Если без подробностей…

Ё.П.:
Отчего-же, подробности — самое интересное.

Д.З.:
Да-да, подробности архиважны!

ПОДЛ.:
Я просто не знаю, о чём сказать.

Ё.П.:
Сказать можно о чём угодно. Как, например, её зовут.

Подлокотников краснеет и мнётся, как целлофан
(кстати, приятное имя — Целлофан).

Ты что, начал меня стесняться?

ПОДЛ.:
Нет. Просто, я не уверен. То ли Лена, то ли Аня, то ли Лёля.
Честно говоря, не знаю.

НУМ.:
А как ты её называешь?

ПОДЛ.:
Я её никак не называю. И…мне не удобно у неё спросить.

Д.З.:
Так-так. И ты, всё-таки, женишься? Вот да молодчина!

Ё.П.:
А можно, как ни будь нам на неё взглянуть? Перед тем, как…

Д.З.:
За это следует выпить! Ёла Павловна, душечка, налейте-ка нам.

Ё.П.:
Лью. (Наливает).

ПОДЛ.:
Друзья, давайте выпьем за то…
Нет. Извините. Просто, если бы вы её увидели, вы бы тогда поняли, как
человек, доживший до моего возраста и ни разу…

НУМ.:
Ой-ой, можно подумать!

ПОДЛ.:
Прежде, я никогда не думал о женитьбе. Думал, так и проживу…с мамой.
Но, понимаете, встретил её…

Ё.П.:
Понимаем, понимаем. Всё, я уже пью.

Все выпивают, кроме Подлокотникова, который всё ещё стоит, подыскивая слова.
Входит горничная Настасья, или как там её. Подлокотников, увидев эту самую горничную
трезвеет прямо на глазах ("боже, это же она!"). Хозяева и гости продолжают закусывать.


       ЗАНАВЕС


1999