Эти ребята могли бы стать богатейшим вдохновением для портретиста. Каждый по отдельности и вместе взятые, они представляли из себя потрясающий гротеск мимики, движения, выражения, звука и цвета. И все это безжалостно обрушивалось на неподготовленного зрителя-слушателя, первым интуитивным желанием которого было защититься от немигающего, наивного в своем упрямстве взгляда его огромных голубых и ее пронзительно зеленых глаз... Соедините их лица в один портрет и получится дочь Тася – пятнадцатилетнее создание со взглядом совенка. Красивыми их назвать было невозможно, скорее - наоборот. Но глядя на них, слушая их и наблюдая за их движениями, ты постепенно понимал, что перед тобой совершенно уникальный и абсолютно невообразимый образчик того, как некрасивое, абсурдное и смешное волшебным образом создает некую гармонию. Похожие друг на друга как брат и сестра, они были эхом, продолжением и отражением друг друга. Гармония диссонанса, представая перед тобой, опешившим, во всей своей наивной простоте, походила на дорогу по бездорожью и вела эту невообразимую пару по жизни, словно придавая ей веру в свою неоспоримую исключительность.
Рыжие – это прозвище прилепилось к ним сразу же, а редкостный цвет их шевелюр подтверждал его уместность - посетили моих друзей. В нашу страну Лимонию они приехали, покинув одну из «бывших республик» как раз тогда, когда там начался экономический и всякий разный, очень разнообразный беспредел. Друзья мои, их земляки, были знакомы с Рыжими еще по "прошлой жизни". На тот момент из телефонных разговоров с немногочисленными родственниками и знакомыми, оставшимися в этой, еще недавно хлебной и солнечной стране голубых минаретов, выяснялось, что жить там становится не только трудно, но и, в каком-то смысле, опасно.
Однажды вечером в доме этих самых друзей раздался телефонный звонок. Бессменные гости - мы, разумеется затихли, переключились на свои мысли, дымя сигаретами, словом, взяли тайм-аут, а хозяева дома долго по очереди говорили, явно опечаленные чем-то. С озабоченными лицами задавали вопросы, многозначительно переглядывались, словно изо всех сил пытаясь найти выход из какой-то ситуации... Что само по себе было явлением обычным для этого вымирающего типа людей - представителей Высоцко-Визборо-Окуджавинского племени. И решение было принято - Рыжие выезжали скоропостижно, за несколько дней продав все свое имущество. Как выяснялось, на родине их обвиняли в каких-то компьютерных аферах - все, жизни нет.
Здесь было бы уместно как-нибудь назвать тех самых добрых друзей... Дать им имена. Опускаю имена реально существующие, временно выдаю мультяшные: Чип и Дейл. Американская мультипликация тут конечно ни к чему, но идея близка... А все потому, что у них, кроме остальных, имеющихся в большом разнообразии хобби, есть одно характерное, они – спасатели, спасают всех. Собственно, Рыжие были не первыми их постояльцами, укрывавшимися от ударов судьбы. Да и каждый из нас, приходящих в этот дом, не обращая внимания на такую условность как время, в свою очередь от чего-то бежал : кто от одиночества, кто от диллем, крутящихся в голове, кто от скуки, кто от самого себя... При всей обстановке расслабленности и склонности к ироническому каламбуру, взаимные дружеские покусывания в доме Чипа и Дейл были прямо противоположны наличию обид по этому поводу, хотя и без казусов не обходилось. Обычно, в умело расставленные ловушки попадался наивный новичок, вызывая удовлетворенный хохот охотника. Но охотник был не зол и не голоден, он делал это, как говорится, из любви к искусству, а вислоухая жертва всякий раз попадала из капкана в его же дружеские объятия. Таким образом, было очень весело и совсем не больно.
Рыжие прибыли с туристической визой на один месяц, с полной уверенностью в успехе придуманного ими плана и с большими надеждами вскоре перебраться в другую, более цивилизованную по сравнению с нашей Лимонией страну, где, якобы, живет очередной спасатель, страстно желающий принять участие в их судьбе. Здесь же, по замыслу, была всего лишь перевалочная база. Все дело подкреплялось к тому же неиссякаемыми рассказами о том, как рынок труда высокоразвитой страны, скажем N-ландии, нуждается в специалистах.
***
Каждому из нас, волею судьбы, обстоятельств, случая, – да мало ли чего еще, живущих в отрыве от своего прошлого, встречи с ним имеют значение, которое трудно переоценить. В глазах людей, из прошлого приходящих, мы видим отражение того, какими мы были когда-то и какими уже никогда не будем.
Рыжие принесли в дом моих друзей их молодость, их многолетней давности шутки, их словечки, понятные только посвященным. И вот они, ожившие с черно-белых фотографий: Чип с гитарой в горах, в студенческой компании, Дейл, улыбающаяся, в свадебном платье, с прической под Мирей Матье... А вот они: на даче с папой (да будет земля ему пухом...) и трехлетней дочерью... Той самой ученицей лимонской гимназии, что тихонько сидит с открытым ртом и ловит каждое словцо – на момент событий. Словом, неожиданный приезд Рыжих вдохнул в дом Чипа и Дейл воздух тех лет, по которому тоскует самый успешный из странников, крепя сердце и оптимистично обучая своих новых попутчиков натягивать паруса.
Рыжие – к тому же заправские кулинары - прихватили с собой аромат блюд восточного базара, его суматоху и шум – в создании шума им не было равных. А мы, приходящие, автоматически отошли в тень, но даже в тени температура воздуха была такой же высокой, как и в той «бывшей республике», откуда пожаловали эти гонимые судьбой, но ни о чем, казалось, не подозревающие и ошеломляющие своей индивидуальностью, друзья друзей. После первых дней застолья и знакомства, когда не суть важно, кто о чем говорит, когда все рады и веселы, а в разговоре каждый слышит в основном только себя, стало заметно, что приезд Рыжих принес с собой нечто новое – ветер переменился.
***
Образно выражаясь, Рыжие ворвались в нашу маленькую Галактику, подобно двум сумасшедшим кометам, сносящим все на своем пути и фейерическим светом своим затмевавшие даже наше Солнце... А может, нам так казалось, ведь она была еще совсем новенькой, свежесотворенной. Все это уже когда-то было... Просто в другом месте и в другое время. В то самое черно-белое время, которое Рыжие привезли в своих чемоданах. И эти двое были там рядом с Чипом и Дейл, а нас не было, мы еще не притянулись, блуждая и обитая каждый в своем долимонском космосе. Таким образом, Рыжие казались нам новичками, равно как и мы им. Но они, пусть игроки на чужом поле, держались уверенней. Это были продолжатели любой начатой кем бы то ни было фразы, знающие ответ на любой вопрос, теоретики отрицания и приверженцы доказательства своей правоты от противного. В их компании ты вскоре понимал, что рот тебе нужен для того, чтобы пить кофе и курить, голова, чтобы качать ею в знак согласия, а глаза - для передачи твоего удивленного восхищения услышанным. В другом случае ты впадал в немилость и никогда уже не мог быть прощен.
Это был террор против всех нас. Такую агрессию вообще редко встретишь у взрослых людей, в здравом уме пребывающих. Дом Чипа и Дейл - «заходите к нам на огонек» - собирал нас под своей крышей чуть ли не каждый божий день. Нас звали даже не хозяева этого дома, нас звал этот самый огонек. И вдруг... Не то чтобы он померк, просто его заслонили своими могучими спинами две яркие индивидуальности.
2
Рыжие словно хотели дать нам понять, что их так просто не удивишь, по непонятной нам причине они все время сползали на сравнения, словно играли в какую-то ими же придуманную игру «мы - не то, что вы».
- Ну, как вам здесь понравилось? – задавал банальный вопрос самый банальный человек из собравшихся, с тривиально-вежливой улыбкой.
- А что тут может нравиться?
- Мы в обморок упали! Это вы хотите услышать? – перебивали друг друга Рыжие.
- Ну... Есть тут много чего... Не зря же еще древние говорили...
- Древние говорили не о том, что ты видишь сейчас. А то, что ты видишь сейчас никого удивить не может, кроме, разве что, тебя самого. И если хочешь знать, эта страна давно уже превратилась бы фигу с маслом, если бы не...
О чем бы не заходила речь, Рыжие рассуждали так, будто были единственными специальными экспертами в данном вопросе, будто частенько сидели с хрестоматийными мудрецами за одним столом, а прежде чем подарить человечеству очередную блестящую мысль, философы, предварительно, всякий раз советовались с ними.
- Ну и что эти ваши лимонцы... Что? Они дали что-то миру, вы хотите сказать? А знаете ли вы, что древние лимонцы произошли от....
Далее шел такой невообразимый перл.... Легче представить, что произошли-то они от древних инопланетян. Под улыбки и косые взгляды, под споры и несогласие, висевшее облаком над нами, под дымящийся кофе, который, казалось, просил пощады (может, все же свернуть баталию, может вы допьете меня в той привычной, непринужденной обстановке, без настроения тотальной обороны?), мы переходили на темы менее волнующие Рыжих, дабы восстановить мир во всем мире.
Они были похожи на жестоких детей. Они закрывались от действительности плащом своих сугубо-личных, причудливо-искаженных представлений о ней. Плащ был непромокаем.
- В этой стране нельзя жить, здесь все - недоноски. Никто не работет, все сидят в кафе – пьют, пьют свой дурацкий кофе с утра до вечера. И крутят башкой справа налево – все!
- А я бы так пожил! Но что-то пока все - никак... Славно ты тут крестиком навышивал... Это атмосфера теплой страны тебя вводит в заблуждение. Поверь наслово - не поработав здесь ни дня... Многим отпуск только снится... Или нормированный рабочий день, - слабо вякает голос разума.
- Да ты понимаешь, что нормальный человек не может столько сидеть в кафе! Отморозки!
- Да они столько и не сидят... Один ушел, другой пришел. А потом, отморозки живут по всему миру, а не только здесь, – звучит с ослабевающей надеждой...
- Понятно, что по всему миру – ты-то раньше... в другой стране жил, а? Только по всей видимости, отморозков сюда очень тянет!– Рыжие хохотали в голос, словно боялись не заподозрит ли кто-нибудь, что их смех в данном случае неуместен, глуп или груб.
И мог ты удивляться хоть до утра, копаться в себе и не находить ответа.
- Лимонский язык – это язык инвалидов, – после двухнедельного пребывания на новом месте заметил Рыжий. – Эти шутяры не могут произнести нормальных человеческих звуков! Сю-сю пу-сю! Вот и весь язык! В детстве дверью прищемили, так что - извиняйте!
Рыжая верно раскатывается хриплым смехом. «В беде и в радости, пока могила не разлучит...» – это про них. Это было их несомненным достоинством. Один только начинал фразу, а другой уже знал ее продолжение. Редко встретишь такое единство и понимание. Такой талант бы, как говорится, да на мирные цели... Они бились друг за друга не на жизнь, а на смерть. Ввязываясь в спор с одним, ты должен был понимать, что на самом-то деле их двое. И когда тебе, истратившему все аргументы, уставшему доказывать, что дважды два – четыре, а если и не четыре, то все равно – «ребята, давайте жить дружно», вдруг казалось, что спор закончен, и твой оппонент тоже утомился, на смену приходила его половинка, чтобы окончательно добить тебя своей неистребимой выносливостью.
- Да, в русском алфавите больше букв, а следовательно и звуков, - кажется, это мой голос... Есть тайные струнки души, есть темы, которые все равно зацепят, даже если, выходя из дома, ты посмотрел на себя в зекрало и торжественно поклялся на этот раз молчать и не портить себе настроения.
- Что вы говорите! А откуда ж тебе известно, сколько звуков в русском-то языке? – Рыжая смотрела на меня не мигая, словно не расчитывая на такой завиток мысли.
- Как бы... этому меня учили...
- И сколько же по-твоему звуков в русском языке? – теперь солировал Рыжий.
- Это не по-моему. Но если говорить о количестве фонем в русском языке, то это вообще очень спорный вопрос...
Мне не дали закончить:
- Все это ерунда, есть верные источники, которые утверждают, что в русском языке ...
Далее шла цифра заоблачная. Очень пугающе многозначная. Даже если включить язык русских животных и русских птиц, все равно это был бы перебор. Даже если добавить звуки, издаваемые русскими машинами и русскими самолетами. И морским транспортом. Наверное, сейчас бы я просто не отказала себе в удовольствии посмеяться. От души. Но тогда... Я очень старалась:
- Ты пойми, новый язык всегда кажется тарабарским. Тебе сложно выхватить слова из общего потока звуков – так бывает у всех. Но потом начинаешь вникать... И все не так сложно, было бы желание. И ты неправ – не сю-сю! Просто, это очень мягкий, мелодичный язык. Будто немножко детский, правда?
- Неправда! Ой, выучила она язык! Да кому он нужен? Этот язык ваш...
- Мне нужен, я здесь живу! Смотреть телевизор... Иногда.
- Да кто смотрит это ваше идиотское телевидение! Это же позор! Это себя не уважать!
- Не уважать себя можно по-разному... Можно бродить по улицам, не понимая ничего...Это тоже, знаешь ли...
- А что же ты, если ты так себя уважаешь, не работаешь по своей специальности, а? Ну? Слабо?
- Какому мудрецу кофеек обновить? – это Чип спасает ситуацию. – Моя пошла на кухню! Моя ожидать и считать, кто хочет кофе выпивать!
Тогда я на них обижалась. Не истребила еще в себе это ненужное чувство. Хотя и пыталась задушить в себе горячую волну, поднимающуюся снизу вверх, но оставляющую сердце холодным... Я объясняла, я оправдывалась... Наверное, я была одной из любимых жертв Рыжих, хотя бы по той простой причине, что вообще много говорю... Говорила? Хотелось бы надеяться. Я оборонялась, стараясь, не упустив темы, держать «хороший тон» или такт. Такт-такт-такт, тик-так, тик-так... Часики стучали, отбивали минуты и часы. Прерпалки с новыми знакомцами стали делом обычным. Я ввязывалась во все это бессмысленное игрище, не понимая того, что ведь не важно было сколько там чего и где. И какого цвета. И хорошо или плохо. Суть в том, что если уж назвался груздем – пощады не жди. Сиди себе в кузове и помалкивай...
***
Был еще один важный ньюанс, деталь, момент – как хотите... Рыжие верили (и они не играли, нет!) в свою исключительность в принципе, как бы... дарованную им судьбой... Они относили себя к избранным. Нет, не только, потому что были, само собой, умнее всех нас, вместе взятых, да и вообще, могли переспорить любого спорщика... У них была особая причина считать себя исключительными, и однажды они нам об этом поведали. В один из тех обычных вечеров.
Разговор зашел о монархии, как мог бы он зайти и о солении огурцов. Оттуда о представителях царских фамилий и о том, как редких потомков могучих династий разбросало по миру. Конечно же мы узнаем много нового и удивительного:
- А между прочим... Ты скажи, скажи! – обращается Рыжая к супругу, обрывая нашу, местами общую, беседу.
- Нет, ну что там... А вообще – да, мы нашли: царица Тамара, та самая... - он пробежался по слушателям и неслушателям быстрым, колючим взгдядом, словно желая собрать нас в кучу для такого веского заявления. - Вообще, меня всегда спрашивали – ты русский? А я – русский, да. Но вот глаза мои... Меня всегда все спрашивали про мои глаза!
Рыжий начал сбивчиво и непонятно, однако, выкатив свои и без того выпуклые и водянистые голубые глаза еще больше для пущей верности, словно хотел наглядно показать, о чем, собственно, речь пойдет:
- А просто я не знал тогда... Не знал, что наш род – очень древний – берет начало от царицы Тамары!
Рыжий, стало быть, пытался нам объяснить, что принадлежит к древнейшему роду грузинской царской династии - ни больше, ни меньше (фамилия Кривобежкин, за прошествием времени, не играет при этом ни малейшей роли). Особое выражение выпученных глаз, по-всей вероятности, являлось единственным, но зато каким выразительным свидетельством и документом принадлежности.
Была минута молчания. Прислушались даже хозяева, которые обычно призывали нас быть снисходительным к высказываниям своих постояльцев, подводя сей великодушный призыв под аргумент «ну, что поделаешь - они такие своеобразные ребята». Представ перед нами во всем великолепии каждодневности, Рыжий на потомка царицы не походил. Он сидел в очень несвежей майке, растянутом трико и босиком. Возможно, меня путают киношные и книжные герои-аристократы, в облике которых как бы... должно быть что-то особое, какой-то лоск... Какое-то врожденное, неуловимое нечто... Но это все конечно - не факт. Хотя, смотрящие в разные стороны черные пятки Рыжего, а так же засаленные его волосы - жидкий хвост, могли бы сбить с толку любого. Родственник Тамары чудным образом маскировал, комуфлировал свою аристократическую природу. Он был демонстративно равнодушен ко всему внешнему, наносному. Ну и что, что Чехов писал о прекрасном в человеке? Судя по всевозможным запахам, исходящим от царственной особы Рыжего, ему был более близок Шекспир : "А тело пахнет так, как пахнет тело, не как фиалки нежный лепесток".
Давно известно, что Чип в таких случаях имел свойство неловко и местами неблестяще шутить:
- Очень приятно, царь!
Важно было только не встретиться ни с кем взглядом. Улыбку еще как-то можно придушить, запить чаем на худой конец. Смеяться было опасно...
- Я искал, я составил генеологическое древо! – глаза царственно-мифологического Рыжего уверенно блестели. – И я вышел на такие доказательства! Шаг за шагом! Все сходится!
- И тебя вылечат, и...меня вылечат... - Чип поглаживал уютно притулившегося у ног пса Атоса. Среди всех собравшихся только этот хвостатый баловень судьбы, исключая рассказчика, мог похвастать наличием голубых кровей. Кудрявый представитель собачьей аристократии вальяжно развалился, демонстрируя свое розовое пузо. Атос не боялся конкуренции, у него была достойная ирландская родословная.
- Да, его пра-пра-пра-прабабка, - громогласно вещала супруга аристократа, – царица Тамара! Ну, много раз пра, – добавила она с таким выражением, как говорят: зимой холодно, летом жарко, море соленое. Не посмейте усомниться, вам же будет хуже. Все это произносилось тоном, не терпящим никаких мало-мальских сомнений и вполне всерьез. Ни вздохи с присвистом, ни нервное всхлипывание, ни атмосфера психиатрической клиники, аккуратно разлившаяся по комнате, рассказчиков не смутила.
- "В глубокой теснине Дарьяла, где кроется Терек во мгле, высокая башня стояла....", - забормотал кто-то по ассоциации.
- Заткнись и слушай! – пригвоздила эстета Рыжая. – Тебе рассказывают, как было все на самом деле!
На самом-то деле... Вообще, они были мастера объяснять, как оно было на самом-то деле - чего бы это ни касалось.
***
Они критиковали всех и вся: нас, Лимонию (страну идиотов и кретинов), ее коренных жителей, их привычки, нашу предательскую адаптацию к ним, наше никому не нужное здесь высшее образование (засуньте его теперь себе...), нашу измененную мимику, жесты, манеру одеваться (небогатую, паршиво-европейскую), наши влюбленности, наших партнеров, наши новые туфли, наши третьесортные рабочие места (хотите верить, что живете как люди). Каждое слово, произнесенное тобой, оспаривалось и осмеивалось в весьма далекой от такта манере. Всего и не вспомнишь.
Нас всех охватил тихий ужас: мы заикались, оправдывались, потому что ни у кого не было опыта защиты от такой откровенной, ничем не прикрытой, бравирующей наглости. Нас засыпали всевозможными, непонятно откуда взявшимися, теориями подтверждения невообразимых парадоксов, ссылаясь, в основном, на какие-то там древние рукописи, о которых, по всей вероятности, знают исключительно потомки царицы Тамары.
Уже через пару недель Рыжие чувствовали себя как дома и порой к Чипу и Дейл нельзя было прорваться, их защищали верные друзья от каждодневного нашествия "этих нахлебников" - нас.
Замечу, что все наше нахлебничество обычно ограничивалось парой чашек кофе без сахара и молока. Мы приходили без звонка и оставались до поздней ночи – это правда. Мы настолько привыкли к этому, что нас охватывала оторопь при виде возникающей в проеме двери квадратной Рыжей с ее неизменной косой на плече, с вопросом «чего надо» и суровым выражением лица - таким, что казалось, если не дашь развернутого и полного ответа, подтверждаюшего необходимость перешагнуть порог, то перед твоим носом захлопнут дверь.
Так было с дрелью.
Один товарищ время от времени давал взаймы Чипу свою дрель. Она пролеживала в гостях, дожидаясь того часа, когда ее наконец начнут применять. После чего о ней снова забывали. Дрель, как и все мы, проводила в этом доме много времени. В итоге никто никогда не знал наверняка, где путешествующая дрель находится на данный момент. Когда возникала необходимость что-то просверлить, то мы начинали спрашивать один другого: «Дрель у тебя?» В общем, дрель и на этот раз завалялась у Чипа. Хозяин дрели легкой походочкой направился по привычному адресу в полной уверенности, что заберет ее.
Дзынь! Дверь открывает Рыжая – жена наследника грузинского престола, вообще бы ей пошло – Брунгильда, но не буду уже примешивать эпос скандинавских народов...
- Чего тебе?
- А! Здравствуйте вам! А я...
- Никого нет дома и не будет до девяти.
-Да я знаю, я не за этим... Я за дрелью пришел, она там... - и, пригнув голову, пытается проскользнуть под тяжелой рукой, перекрывшей дверной проем. Рука опускается ниже.
- Тебе не понятно? Никого нет дома, вот придут, тогда и спросишь.
- Да нет, дрель – моя, я ее забыл... Я ее заберу просто...
- Не заберешь.
А дальше - снова дверь... Как и до звонка.
- Н-да... Вот это да... уж, – поделился бедолага с дверью. Ничего не ответила дверь... Оставалось только поправить очки на носу и шлепать восвояси...
Засим все шепотом обсуждали – почему, ну почему бы не отдать эту чертову дрель без препирательств? Чип и Дейл устало объясняли нам, что, ну... такие взгляды у ребят на определенные вещи. Не надо обращать внимания. Рыжие, конечно развивали свою версию - все потому, что они не дадут превратить дом в проходной двор и выносить оттуда предметы без присутствия хозяев.
И как бы трудно не согласиться с такой постановкой вопроса. С одной стороны... Но с другой... Все дело в том, что все мы: и этот дом, и его хозяева, и наши дрели находились с другой стороны. В этой Другой Стороне жили по иным правилам. Там сверлили чужими дрелями, пили чужой кофе, стреляли сигареты друг у друга и даже четвертаки. И даже заходили в чужой дом в отсутствие хозяев... Иногда мне кажется, что таким вот панибратсвом мы как бы создавали иллюзию некой родственности, чтоб никто не догадался, что нам немного трудно и немного одиноко... А вообще-то, так жить конечно неправильно. И Рыжие решили навести порядок. Дел у них - скажу по чести - на этом поприще было невпроворот. Бестолкового непорядка в нашей жизни было – хоть отбавляй..
3
День за днем Рыжие трудились, N-ландский благодетель что-то задерживался с помощью... А тем временем пришел теплый лимонский Новый Год, рассыпая по солнечным улицам блестящие гирлянды огней и вытягивая из домов толпы народу, как по команде озабоченного приобретением подарков и обновок.
- Ну это разве Новый год? – восклицает Рыжий. – Это сплошной китч и больше ничего. Надо эту всю панику упразднить к чертям! Бегают все как очумелые, а толку... Все равно никакого настроения. Ни снега тебе...
- Ни бани тебе, – подхватывает Чип, меняя мелодию.
- Да баня тут пережвижная, походная... Бегают, вспотевшие, и парятся на ходу... Новый год это?
- Вот и нам пора бежать, - деловито добавляет Дейл, – ребята, вы тут не толпитесь, нам по магазинам пора, а вечером – как обычно.
И вечером все мы были там, за веселым столом. Каждый из нас распаковывал свой новогодний кулек – Чип и Дейл позаботились, безделица-а-приятно. Старый век уходил, новый вступал в свои права. Не слыша его шагов, мы пели под гитару песни века уходящего, были по-праздничному возбуждены, говорили всякую ерунду, танцевали под «дискотеку-80-х». Забыв о своей царственной значимости, тацевал даже Рыжий: по-детски неуклюже, но с удовольствием. Даже рубашку надел. Что ни говори, а на Новый Год случаются чудеса... Будто на время Рыжие перестали нападать и обороняться, словно их увлекло за собой наше общее настроение радостной новогодней дурашливости... Наверное, поэтому Рыжий и позволил нам хохотать над ним, замысловато колбасившимся в танце, а его верная половина на этот раз демонстрировала свою оригинальность вполне безобидным образом: с непостижимой копной распущенных волос и при зеленом маникюре, она весь вечер играла роль новогодней ведьмы. И между прочим, этот образ ей был весьма к лицу. Помню выкрики нашей Рыжей Брунгильды: «Я –ведьма!» Нашей, а что – мы уже привыкли к ее угрюмому присутствию, к ее острому взгляду. И пусть на Белоснежку или Золушку она не была похожа... В конце концов - это был ее неповторимый стиль! Волшебство - одним словом. И никто даже не удивился ее короткому, но вескому замечанию - «а ты все скачешь...» - в адрес одного перезрелого, за сорок, жениха, без умолку говорящего о своей love story, которая, собственно, и привела его за наш стол. Мне почему-то эти слова врезались в память и позже, когда их смысл дошел до сердца, запечатлевшись символом и смыслом этого человека, я с улыбкой вспоминала о них... Из всего, что я когда-либо слышала от Рыжей – это наверное было самым удачным.
4
И как всегда... новогодняя ночь превратилась в обыкновенное серое утро. Серое для меня, сменившей платье на джинсы и бегущей на работу по набарежной в поисках такси... Там, в моей утренней жизни, было все по-другому. Рыжие, Чип и Дейл – это было чем-то тайныйм, сокровенным, чем-то связанным с моим прошлым, если не событиями, то - идеей... Чем-то кромешно и безнадежно архаичным, но, тем не менее, дорогим... Как первая любовь – вроде, прошла, а не отпускает.
Как утро сменяет вечер, так будни, наступая на пятки нашим новогодним впечатлениям, ворвались в каленедарь, и все стало на свои места. Еще напоминал о себе вчерашний день: мы доедали пирог и салаты, по-телевизору повторяли новогодний концерт... И хотя огоньки гирлянд в нашем переулке упрямо перебегали от крыши к крыше, отражаясь в морской воде, то и дело слышались обрывки вежливых соседских пожеланий : «Хорошего лета»! Чудные лимонцы! Встретили Новый Год – ждут лета...
Да и в доме моих друзей новогодняя обстановка быстро уступила место будничным досадным обстоятельствам... Спасатели были столь же добры, сколь и бедны... Желание помогать и то особое «нараспашку» настроение в какой-то момент стало наталкиваться на обыкновенные бытовые занозы... Несмотря ни на что и вопреки всему, Чип и Дейл в очередной раз нашли выход из положения, они просто-напросто запросили ссуду в одном из банков «паршивой» нашей Лимонии. Запрос был удовлетворен – ссуду дали без промедления. Деньги, однако, быстро закончились, потому что тратили их щедро и со вкусом, ведь «ребята в своей жизни ничего не видели, да и когда у них еще такая возможность появится»... Спасатели заметно погрустнели. И...устали что ли...
***
Собственно, жизнь и есть тот самый автор. Невидимый зодчий наших судеб, закулисный дирижер, тайный архитектор причудливых лабиринтов, по которым мы блуждаем, никогда не зная наверняка - верен ли наш выбор... Было такое ощущение, что после внезапного появления Рыжих и их нескучного пребывания в доме друзей, действие затянулось, требуется незамедлительная кульминация по закону жанра.
И ее не пришлось долго ждать...
Все произошло до смешного буднично. Пришел тот день. Тот обычный день, который одним незначительным обстоятельством повернул судьбу Рыжих... Нет. Направил их... Или нет... Все просто: порой, одно случайное движение способно изменить самые серьезные планы. Хотя... Что есть случайность? Случайность ли? Или смеющееся провидение, плетя цепочку случайностей, создает закономерное развитие событий? Многоликая судьба творит тысячи дел одними руками – нашими собственными...
***
А просто Рыжий решил постирать свои джинсы.
С этого момента и начались их злоключения, которые имели последствия весьма трагические.
Тут я допускаю мысль о том, что незримый наблюдатель в лице судьбы дотошен и изощрен, к тому же в его промыслах поистине все средства хороши, даже самые банальные средства...
Итак, Рыжий постирал свои джинсы замечательным (некудышним) стиральным порошком. Усышав о случившемся и надеясь на то, что меня разыгрывают, я предложила продать этот сюжет в рекламный отдел того самого порошка. Вот вам готовый рекламный ролик! И это лишний раз доказывает, что жизнь - она богаче фантазии. Я о чем... Дело в том, что наш новый знакомец забыл в заднем кармане штанов свой драгоценный паспорт, где и была проставлена, пусть просроченная, но все же настоящая лимонская виза. Отстиралось все! Из сушилки нагло вывалился чистый и непорочный, как библейское зачатие, паспорт, готовый к заполнению. Все притаились и остолбенели. Чип и Дейл говорили о случившемся тихо, как говорят о беде, которая пришла, чтобы воткнуть свой флаг на твоем поле. Срочным образом были обсуждены варианты возможных действий по спасению паспорта, а их было немного. Прозвучало предложение попытаться легализоваться на месте. Этот вариант был с привычным грохотом отвергнут. Звонили в N-ландию, выясняли, когда же поступит помощь...
Покатые плечи Дейл поднялись выше - словно бы удивлялось и разводило руками все ее существо. Она шепотом повторяла : «Я не знаю, что делать.»
Но Рыжие так просто не сдаются. Казалось, они мобилизовали все свои силы, чтобы ни на йоту не потерять горделиво-веселого состояния уверенности в том, что такое мелкое обстоятельство, как исчезнувшая печать, ни в коем случае не заставит их отказаться от от блестящего суперплана - добраться-таки до вожделенной и столько раз воспетой N-ландии.
Спасатели выдохлись... В их глазах уже не было ни радости, ни сочувствия, одна усталость и страх перед письмами из банка и телефонными звонками из оного. Как результат - они взяли второй займ, в другом банке загнивающей страны... Рыжие стали слегка менее приставучими, но оставались верны себе. Ничто и никогда в жизни не заставит их остаться жить в этой позорной Лимонии, где никто не работает, где все ведут праздный образ жизни, где музыка - три ноты, телевидение грошовое, времен года - два, бабы молодящиеся, шмотки бесформенные, законы идиотские... При всей затруднительности своего положения, они, казалось, не унывали, как и подобает оптимистичным представителям аристократии в двадцать пятом поколении, которых хранит Бог.
Не обращая внимания на погрустневших хозяев, Рыжий красочно и подробно рассказывал нам о приключениях паспорта и даже показывал его гладкую страничку, на которой не осталось и следа печатных чернил. Любитель эпатажа, он с удовольствием отвечал на наши вопросы, стоя с чашкой кофе и сигаретой в центре комнаты, казалось, он даже умудрялся получать удовольствие от происходящего – во всяком случае, не надо было завоевывать ничье внимание:
- Не-не! Здесь? Ни в коем случае! Ты понимешь насколько велика разница? Там же совсем другой уровень! Это даже не обсуждается! Ну и что! Да ерунда, варианты есть! Да есть, я тебе говорю, варианты! Мы раньше такие печати рисовали, чтобы в столовую ходить бесплатно! Ага, на командировочном билете или как его...
С компьютером Рыжий был на ты... Не долго думая, он заполнил паспорт по-новой.
***
И не было, казалось, этому конца...
И все-таки ветер вновь переменился. Рыжие исчезли так же внезапно, как и появились. Они решили отчаливать на пароходе в соседнюю теплую страну, затем, согласно плану, была другая.... Скажем, Франция.... Франция конечно! Ну, куда, куда еще могла их направить рука судьбы? Куда, как не в Париж податься аристократу – из песни слов не выбросишь...
5
Мы остались. Мы крутились по привычным своим траекториям, пересекаясь все на том же вираже.
Через пару дней Чип сказал:
- Рыжие не доехали...
- Как?
- Так. Они теперь в Париже будут жить.
- Как это – в Париже? А как же...
- Ни как же. Тормознули их.
Уж и не помню точного маршрута наших талантливых комбинаторов, но до конечной точки, которой (как вы помните) являлась благодатная N-ландия с ее высоким уровнем жизни и чрезвычайной нехваткой специалистов на рынке труда, Рыжим добраться так и не удалось.
Соседи почти не проверяют документов у въезжающих лимонцев. Рыжие успешно покинули наши берега и направились к своей цели. Их остановили дотошные французы (скажем). Отвезли в кутузку разбираться. Кто-то посоветовал просить политического убежища на почве религиозных притеснений на родине. Так они и сделали. Но французы - паршивый народ, как мы узнали позже, устроили Рыжим такую жизнь, что Лимония уже была не так плоха. Таких нелегальных элементов берет, как выяснилось, на себя французский Красный Крест, испытывая при этом абсолютное равнодушие к их талантам и голубым кровям. Им предоставили комнату три на три, в которой запрещается есть, включать электроприборы и мыться. Туалет и душ - общие по коридору, еда - раз в день благотворительная болтанка. Без права на выезд, без права на работу. Единственное право - ждать выхода документов - отказа или разрешения на оформление временного паспорта. В случае отказа «нелегал» имеет право подать документы еще раз. Да еще раз ... Да еще много-много-много-много раз...
***
В Лимонии по сути нет весны. Неделя – и зима превращается в лето. Витрины магазинов меняют цвета, да что витрины... Цвет - и есть отличительная особенность этой страны. Море переливается самой невообразимой палитрой оттенков, обнимаясь с солнцем. Из серо-стального в момент превращается в лазурно-голубой, сине-зеленый. И эта палитра красок абсолютно не желает уважать твое плохое настроение, твои проблемы и твою хандру, она тебя игнорирует. И ты сдаешься. Тебе не устоять. По утрам слышен голос блуждающего гармониста, стучащегося своей незатейливой мелодией в закрытые ставни: « Я люблю тебя-аааа, я люблю тебя за то, что ты красива, я люблю тебя-аааа за то, что ты – есть ты...» И дзинь, дзинь – падают монеты, звоном своим вторя ритму народной песни.
По вечерам в открытые окна уже влетает горячий воздух, щекоча летающую занавеску. Дейл в очередной раз демонстрирует новый цвет волос – еще одно неоспоримое свидетельство прихода весны, а в кофе уже бросают кубик льда.
***
Рыжие остались на том листке календаря, что перевернут. Их не было с нами весной. Они последовали по маршруту своей судьбы – дальше... Иногда мы вспоминали о них:
- Ну что там слышно, как погода во Франции?
- Хреново во Франции...
- Ждут еще?
- Ждут...
Вести от Рыжих поступали крайне редко. Грусть спасателей была неподдельной.
Рыжие висели в воздухе. На сей раз в беспощадном воздухе Парижа. Сначала они надеялись, рассказывали про Нотрдам де Пари, Елисейские Поля, Монмартр. Само присутствие рядом с великим как бы давало им силы держаться. Прошло полгода, ответа на запрос не было. Послышалось роптание. Рыжие похудели. Они голодали. Ходили по базарам, собирая выброшенные бананы и помидоры. Пришедшие в себя Чип и Дейл делали сборы и отправляли им посылки.
Прошел год, изменений не было никаких, кроме того, что шестнадцатилетняя дочь Рыжих – тихая большеглазая девочка - умудрилась родить ребенка от какого-то бездомного соблазнителя. Его тоже поселили в комнатушку - пусть будет хоть муж. Но вскоре муж, проявив недюжинный аппетит к приключениям, объелся груш, - так его и видели... Казалось, беспощадная судьба повернулась к Рыжим спиной. К тому же строгая Франция в легализации им отказала. Но бедняги вновь подали документы. И опять ждали. И опять ходили по базарам.
***
Лимония жила привычной жизнью...
Из коротких телефонных разговоров доходили до нас сведения о жизни Рыжих. Если это можно назвать жизнью... Мы привыкли к мысли о том, что они бедствуют. Это происходило очень долго, долго для них, не для нас. Изменился тон, появились более дружеские нотки в их голосе. Нам, подлым адаптировавшимся, даже передавали приветы. И даже мы узнали, что в принципе, лучше бы они остались в Лимонии...
Уж не помню на какой год, хотя и нелегально, но в конце концов Рыжий нашел работу... И верная супруга его – тоже. И пусть не то, о чем мечтали, а так – чтобы прожить... Я думаю, им было очень тяжело... Тяжело соотнести, сколотить, склеить действительность с тем пульсирующим вулканом нереальных идей, со всем тем, чем жили и во что верили. Рыжие ушли из комнаты Красного Креста в отдельную квариру, пусть маленькую, но отдельную.
***
Ветер опять переменился, он всегда меняется, а нам...нам главное успевать за ним.
И что же вы думаете он принес? Из телефонной трубки знакомй голос сначала робко, потом уверенней, а в итоге - абсолютно царственным тоном - вещал о великой Франции с ее могучей историей, об изысканности французского языка и его превосходстве перед языками мира, о могучем тамошнем хайтеке и его перспективах, и в конце концов о том, что квартирка, пусть не очень большая, но расположена она - где бы вы думали? Ну конечно... В самом что ни есть богатом и престижном, само-собой разумеется, аристократическом районе города Парижа...
***
Окна телефонной будки запотели. Кривобежкин провел ладонью по стеклу – получилось круглое прозрачное пятно, в момент разукрасившееся равнодушно бегающими огоньками большого города. Закурил, не спеша выходить наружу. В Париже шел дождь. Париж говорил по-французски... Ему, собственно, было все равно...