Я давно не тренировалась. Давно не репетировала. Давно не играла на скрипке перед пюпитром. Давно не упражнялась во вранье. Я бы не выиграла сейчас этот баттл. Не прошла бы новый уровень. Рухнула бы в следующем раунде. И рухнула бы в лужу собственной крови, успевшей предательски натечь на теннисный корт.
Мысли путаются. Я давно не приводила их в порядок. Призрак отца (Гамлета) выныривает из темного коридора. По мою душу. Напомнить, что я отравлена канифолью.
До семи лет я играла на скрипке. Не срок. Потом пошла в школу, и родителям показалось, что я перегружена. Они решили, что мне лучше оставить музыку. Все равно у меня не было слуха.
Они рассказывают, что я пыталась писать левой, но быстро отучилась. Я не настояла на том, что я левша. И теперь я не левша. Восхитительно просто!
Они рассказывают, что я была красивым ребенком. С тех пор выцвела моя красота, пошла разводами, расплылась пятнами, примялась. Никто не покупает переросших щенков.
– Не смотри в окно, не смотри. Нельзя на похороны из окна смотреть! – мама подсовывает мне тарелку с манной кашей.
А за окном интересно – человека хоронят, несут венки, бросают цветы на дорогу, играет торжественная музыка.
Я бы могла снова начать репетировать. Снова фальшивить, не попадая в ноты. Снова созидать ложь, брать у тебя взаймы, штопать ложью затертые одеяла, латать ложью рваную одежду, прикладывать ее к голому телу и замирать перед зеркалом – может, все еще вернется?
Но уже не нужно. Я просто смотрю в окно. Медленно движется процессия выноса твоего тела из моей жизни.
Буду играть в тетрис.