Александр ГЕРАСИМОВ
КИТАЕЦ
За окном автомобиля назойливый непрекращающийся третий день дождь. Осень. Звучит музыка. Пение Нины Симон напомнило мне «Пионерскую Зорьку». Бодрая мелодия навевала желание собирать макулатуру и железный лом. Нестерпимо хотелось сдавать вторичное сырье в пахнущий лежалыми тряпками и мокрым деревом, пыльный школьный сарай вечно похмельному Китайцу.
Китаец, по правде говоря, был никаким не китайцем, а вовсе даже корейцем, прибывшим в Союз по студенческому обмену между нами и КНДР, да так и осевшим на новых жирных землях, населенных приветливыми, сердобольными солдатками и просто очень-очень одинокими, некрасивыми девушками, готовыми приласкать видного, симпатичного, ёбкого азиата. Не закончив какой-то там институт или техникум, а, потому, не являясь молодым специалистом, в которых так нуждалась Народная Корея, руководимая Великим Полководцем, Солнцем Нации, Любимым Руководителем и пр., и пр., Китаец отошел от идей Чуч-Хе и бодро стал ублажать местных барышень, неизменно отвечавших ему взаимностью.
Каким-то непонятным образом, заработав баллы в системе народного образования, желтый черт устроился в нашу школу учителем физкультуры. Фигурой он был, как сейчас говорят, скандально популярной. Получил известность своей связью сразу с двумя дамочками: дородной «Болонкой», преподавательницей английского старших классов, и субтильной, но злой до этого дела, Светочкой, школьной пионервожатой. Как уж там они его делили, не могу сказать, однако Болонка частенько не знала, куда девать свои бесстыжие глаза от пытливых взоров учеников, пытающихся разглядеть «засосы» на ее выдающемся из берегов куцего, по моде, пиджачка бюсте. А встрепанная Светлана Николавна постоянно приводила в порядок свой гардероб и, выскочив, как ошпаренная, из комнаты для спортивного инвентаря, личных и безраздельных владений нашего корейского друга, перетаскивала концы шелкового пионерского галстуха со спины на невысокую девичью грудь.
Так, сыром в масле катаясь, Китаец провел немало счастливых дней, совмещая приятное с полезным. Но, сколько веревочке не виться, однако и на его длинный конец нашлась управа. Неосторожно списав и толкнув налево с десяток новых баскетбольных мячей и колченогого гимнастического «коня», наш герой очутился в зоне повышенного внимания на пару лет с конфискацией имущества, а вернувшись из мест отбытия наказания, потерял былой лоск и уверенность взгляда, стал закладывать за воротник и скатился до незавидной должности школьного завхоза и, по совместительству, дворника, со всеми, так сказать, вытекающими. Девушки отвернулись от него, он загрустил и стал заниматься философскими чтениями, часами просиживая на кривой скамейке возле школьного сарая с драной, выуженной из вороха макулатуры книжкой. О чем он думал в эти минуты, Господь его знает. Только спился он окончательно, и на этих скорбных строках мы закроем нашу грустную повесть о попавшем на чужбину настоящем человеке.