Остатки детства

Тенгри Ринго
В последний, установленный самому себе день отпуска, я съездил к маме. Вернее отпуск мой будет длиться еще недели две с хвостиком. Но я устал, хочу работать, не могу терпеть, как хочу. Пробовал и на диване полежать и на озеро выезжал, ну не помогает. Работать хочу!!! Вот я и отправился в забытый богом, правительством и всеми благополучными жителями планеты «край заброшенных пенсионеров». Это старый шахтерский поселок, или квартал, как его называют в Караганде. Здесь я родился. Когда-то здесь и родильный дом был, и обширный парк с атракционами, и Дворец культуры, и сама Культура была. Жили здесь, в основном, шахтеры. Преобладали русские, немецкие, татарские и чеченские семьи. От этих времен остались только полузабытые названия: «Чеченский магазин», "Трехэтажки Волков", "Магазин Синенький", "Берлинка", "Шанхаи", "Бытовка". Сейчас уже мало кто помнит, что это означает. Да и я начал подзабывать.
Сейчас здесь в основном пенсионеры, доживают свой век, отчаянно цепляясь за маленькие участочки самонарезанных огородиков и палисадников. Здесь свой уклад жизни, не похожий и не понятный жителям Нового Города (так называют центральную часть Караганды). В истории Караганды не нашлось места «коммуналкам», как в Москве или Питере. Караганде суждено было испытать на себе все прелести «ГУЛАГа». Здесь до сих пор сохранились и еще заселены бараки. Когда-то в Караганде был и Старый Город. Но уже много лет его нет, остались только полупустынные степные массивы на его месте и кафе с таким названием в центре.
Вот я и проезжал мимо пустырей, полуразвалившихся бараков, Дворца, всего того, что осталось только в моей памяти.
Добрый десяток лет, как останки могучей империи торчали бывшие колоны Дворца, местного «Колизея». Странно, но в этот мой приезд увидел, что колонны снесли, площадку выровняли, мусор очистили и спланировали.
Рядом с остановкой, по прежнему называемой «Дворец», находится старый японский магазин. Его построили пленные японцы в послевоенные годы. В притык к нему позже появилась деревянная пристройка. Рядом, на пыльной земле, инвалиды войны торговали самодельными тапочками из шахтной брезентной ленты. А в пристройке, во времена моего детства был пункт приема стеклопосуды. Мальчишками, мы тащили из дома, втихаря от родителей, пустые бутылки и бегали их сдавать. Пустая бутылка стоила 12 копеек, пять бутылок это уже 60 копеек. А на эти деньги мальчишки могли устроить себе настоящий праздник. Стоя в очереди, мы слушали рассказы о войне безногих и безруких ветеранов, и карябали и царапали деревянные рейки постройки, кто чем мог. И за годы своего существования, ни разу не крашенные, деревянные бруски и доски строения сохранили следы целого поколения. Были на его досках мое прозвище и имена моих друзей. А потом мы с ожесточением играли в «войнушку» в лабиринтах шанхаев из сараюшек и построек.
А теперь на его месте, за какую-то неделю появилось добротное кирпичное и оштукатуренное, строение.
Навсегда, с лица планеты исчезла частичка моего детства.