ПРЕАМБУЛА.
Когда меня в восьмой раз выпустили из психушки, мне захотелось побить рекорд Джакомо Казановы. Мне возомнилось догнать и перегнать импортного ловеласа, как Хрущеву Америку. Судя по слухам, у итальянца было со сто двадцать две любовницы. Мне, соответственно, требовалось сто двадцать три. Я подсчитал, что, снимая по штуке в месяц, я, лет через десять, выйду на заветный рубеж.
Засучив рукава, я взялся за дело. Побью, думаю, рекорд, – и на тренерскую работу! Или буду вести свою рубрику на ТВ… Что-то вроде «Главный эмбрион».
Единственное, что смущало – а как быть с учетом? Важность этого даже Ильич подчеркивал. Ведь, без документации, и я, и Казанова – заурядные бабники. Но, как? Звездочками на фюзеляже, как Иван Кожедуб, или бубновыми тузами, как Эрик Гартман? Тогда, через пару лет, я начну смахивать на леопарда… А, может, зарубками на косяках, как индейцы или папуасы?
Да, но тут должна быть секретность. Иначе нехорошо: девушка тебе помогает, отдается, а ты её – в анналы… Не по-человечьи… Сдавать вообще никого нельзя. Тем более тех, кто заботливо тянул тебя к рекорду…
Я недолго бился над этой проблемой. Благо, примеров-то – дохрена! Решил сделать, как в УЕФА. Берем три лотерейных барабана и, опустив туда бумажки, выдергиваем по одной. Так и поступил.
Взяв три кастрюли, побросал заготовленные бумажки. В первую – с хроникой событий. Во вторую – цветные квадратики, индексирующие соучастниц. В третьем барабане обосновались имена. Произвольные, надуманные: Света, Оксана, Марина… И далее, по списку…
Вынув бумажку репортажем, я приклеивал к ней цвет, и наделял именем. На желтое выпала Марина…. Что ж, Марина, так Марина!
ЖЕЛТАЯ ЖЕНЩИНА
1.
Она, и в самом деле, была жёлтой. Солнечной, медно-золотистой, латунной…И цветы любила жёлтые. Может, и сейчас любит. Просто, так повелось: о женщинах и о войнах – в прошедшем.
* * *
Я стоял на трамвайной остановке, когда заметил её. Умильно-скорбную, с двумя увесистыми сумками… Оттуда, из сумок, тупо глядели мыльные глаза замороженных палтусов. Или горбуш. Паспорт не проверял. «С базы едет!» – подумалось мне.
Внешность, возраст, среда – вот три кита, на которых зиждется выбор женщины. Внешность подходила, возраст тоже, а вот среда…. Со средой разберемся
Сканировать девушек интересно. Уж коли дьявол в деталях, то и начинать лучше с них. Каждая мелочь – от улыбки, до пуговицы – что-то в себе несёт. Везде своя символика, импульс, идущий из глубин. И мозаика эта складывается годами. Научишься расшифровывать – и тебе воздастся. Самоучитель энергетического рентгена.
* * *
Мне нужно было на Пионерский. А ей? Трамваи разбредались по трем направлением: налево пойдешь… Сядь мы порознь, мы б никогда не увиделись. Однако, матушке-судьбе захотелось интриги, и она втолкнула нас в один вагон.
Девица, поставив сумки у ног, близоруко уставилась на заоконный ландшафт. Теперь, внутри, мне позволялось рассмотреть её попристальней. Транспортная бесцеремонность имеет свои плюсы. Главное тут, не переборщить. Не в зоопарке все-таки.
Кстати о зоопарках. В охоте на женщин важна методика. У меня их четыре. Здесь наиболее оптимальным, мне показался волчий стиль. Сначала ведешь жертву, а потом, улучив момент, прыгаешь. Преимущество человека в том, что, в отличие от волка, у него несколько попыток. А так все схоже. Но, как ни крути, первый прыжок очень важен.
«Что ж, волк так волк! – и шерсть вздыбилась у меня на холке. – Встаем на след!»
Хоть, волчий и самый хлопотный, но выбора не было. А вообще, мужики-мазохисты этот стиль любят. Прыгают и прыгают, превращаясь из волка в тушканчика.
* * *
«Остановка Кондукторская!» – забубнили настенные дырочки. Моя подопечная стала пробираться к двери. Я, расталкивая теток, пристроился в кильватер. Брать нужно на открытом воздухе. Это игра без болельщиков.
2
Перейдя дорогу, дама ринулась к высоткам. Я послушно семенил сзади. Как и ожидалось, она понемногу сбавляла ход. Я изготовился к атаке. Встречные прохожие сбивали настрой, и я надеялся, что она живет не в ближайшем доме. Будь мы на оживленном проспекте, все бы решилось проще. Там своя методика: пристраиваешься сбоку, догоняешь и:
- Девушка, подскажите, как пройти к оперному?
Оперный должен быть прямо по курсу. Она, замешкавшись, идет вровень с тобой, и объясняет. А ты, работай, работай! На все, про все – у тебя пять минут. Главное – не напрягаться, побольше естественности. В-общем, средние обороты, не больше двух тысяч… А не выйдет – не печалься! Оперных у нас хватает.
* * *
Сумки утомили несунью, она остановилась, воткнув их в снег. Пора!
– Девушка, вам помочь?
– Помогите! – неожиданно соглашается.
Кстати, почему неожиданно? Просто, мы их заведомо идеализируем, а они нас заведомо отторгают. Но тут исключение… Может, и рыба несвежая, и она рассчитывает, что не убегу… В любом случае, повезло. Однако, знакомство – это еще не все. Познакомиться можно и с Кобзоном, но, без гарантий близости. Тут важнее внутренняя связь, интерес. Без этого, любое знакомство, – пустой звук. Сейчас я нес её сумки, и это была маленькая победа.
Я чувствовал себя как раю. Мороженные рыбины пялились на меня и думали: «Чё это за придурок пристроился? Куда он нас тащит?»
Незаметно мы добрели до её дома. Он серой стеной простирался вдаль, но штурмовать было рано. Сейчас следовало проститься. И, по этому случаю, нужен был финальный аккорд.
Дама стояла напротив, сдвинув платок назад. Волосы выбились, челка играла, и это сделало её живей, привлекательней. Женщины интуитивно выбирают выигрышный ракурс, это у них кошачье.
Я, поколебавшись, сбивчиво выдал:
– У нас в фирме – одни мужики… Как в полковом оркестре! Может, вы оставите мне ваш телефон? Возьмете подружек…и, как-нибудь, соберемся компанией? Съездим в кафе, на шашлыки… Я б вам позвонил, и всё бы обсудили…
Внешне, вроде бы тупо… На самом деле, это не так. Во-первых, продавать самого себя довольно неловко. А так – вы ей особо не навязываетесь. Отказ блокируется, даже если вы не Ален Делон. Во-вторых, – за вами стоят мужчины. Много мужчин. Целая кимберлитовая трубка. Если она вас прогонит – потом её подружки сожрут. Она им обязательно проболтается. Да и самой любопытно.
И потом, ей на вид двадцать семь. В этом возрасте у баб сильна тяга к принцам. Вот и подайте её принца. Частокол принцев.
3
Она задумалась. Я не торопил. Для друзей времени не жалко.
Помешкав, девица кивнула, и, вытянув блокнот, стала искать ручку. Я с готовностью протянул свою. Но, в спешке, выдернул несколько купюр, веером развалившихся на снегу. Это были стодолларовые бумажки, полчаса назад выданные мне приятелем.
Никакого отношения к моему благосостоянию они не имели, но получилось эффектно. Скромный парняга, сорящий долларами.
Раньше такие фишки увлекали, но потом я поостыл. Зачем? Задрать себе планку, а потом прыгать, тянуться? Нет уж, лучше сразу влезть в тогу середнячка. Подниматься лучше, чем сползать. Понты – вещь одноразовая.
Я нагнулся, и, ловко, как дворник, подобрал доллары. Сунув их в карман, увидел, что девушка протягивает мне листок. Там, аккуратным почерком, стояло: «Марина, 361-12….».
Сам я стараюсь не давать телефон, пока не получу дамский. На то у меня было две причины. Первая: я жил на съемной квартире, и там не было телефона. Вторая – несчастья Саши.
Саша, это мой соратник и коллега… Он, поначалу, тоже раздавал налево и направо свой телефон. Он думал, что все девушки ангелы. Однако, этой иллюзии скоро пришел конец.
Когда я допоздна задерживался в офисе, Сашины бабы частенько звонили сюда. И орали в трубку пьяными голосами: «А Сашу можно?» «Нет?» «А дайте его домашний!» И так – до двух ночи, пока не уезжал.
Вероятно, он давал некоторым и домашний. А те, нахерачившись, названивали ему домой. И бомбили расспросами: «Саш, а ты меня любишь? А что ты щас делаешь?» Саша был женат, и это печалило его. Ведь звонят бабы преимущественно по ночам, так как раньше не успевают нажраться.
Сашина жена быстро переехала к маме, что позволило Александру расслабиться, и не морщиться при каждом звонке. Но ненадолго… Вместо девушек ему начали названивать адвокаты жены. Они обсуждали перипетии развода, раздел имущества и прочие сладости… Саша снова начал морщиться.
То есть – лучше не впадать в эйфорию, и поберечь свой номер. А заодно и нервы. С пьяным мужиком, можно хоть как-то сладить, а с пьяною бабой – нет. Тут ты беззащитен…
Теперь её телефон был у меня в руках. Следовало переходить на более экономный стиль ухаживаний, например, ленивой поклевки. Поведение перекормленной рыбы, столь популярное у баб. Это куда продуктивней, чем суетная волчья беготня. Будем учиться у врага.
* * *
Я пару раз поболтал с ней по телефону, да пару раз заезжал с друзьями. Накинув полушубок, она спускалась на крыльцо и мы болтали, щурясь от мартовского солнца. Случалось, я предлагал ей прокатиться куда-нибудь в кафешку… Или к друзьям. Она вежливо отказывалась.
Приглашать её к себе, на съемную хату, не хотелось. Родичи обещали мне предоставить свою хибару на год, и я трепетно ждал этого. Вот перееду, тогда развернусь. А пока устраивать помпезные встречи рано. Это ж ленивая поклевка!
Потом случилось то, что и должно было случиться: мы начали вместе прогуливаться по улицам, и наезжать к моим приятелям. Римейк студенческих скитаний. Впрочем, её это устраивало. Меня тоже.
4
Постепенно я начал захаживать к ней в гости. Она жила с маман, и, как малоопытный ухажер, я не придавал этому значения. Позднее, я осознал всю трагедийность такой клиники. Женщина, дотянувшая подле мамы до тридцати, неодолимо инфицирована необъяснимостями. И вот теперь мне предстояло все это изучать и расхлебывать. Система «дочки-матери» неисчерпаема, её можно исследовать вечно, как мировой океан.
Первое, что я засек: они нерасторжимы. Они прорастают друг в друга, как золото и свинец, из школьного примера диффузии… Как бы ты не старался, ты всегда будешь третьим. Твоя роль: быть инородным аппендиксом, пока участливый хирург-жизнь не отсечет тебя нахер. Многие переносят операцию болезненно. Однако, вскоре наступает ремиссия, и больному становится легче. Главное, лечиться на ранней стадии. Я сам это прошёл, и шрамы уже исчезли.
А пока я, наивный, пытался пустить ростки своего абрикоса, на этой спаренной сакуре. И глотал горькие капельки бесценного опыта…
* * *
Поначалу все шло неплохо. Меня, как всякого влюбленного, постигла одержимость и я тонул в омуте её губ. Казалось, я её люблю. Хотя, любовь, довольно эфемерная штука, вроде параллельных миров или цыгана-милиционера. Тем не менее, я приболел и лечиться не собирался.
К тому времени я переехал, и наши дома стояли неподалеку. Она приходила, и меня моментально тянуло к ней. Впрочем, когда не приходила – тоже. Это был какой-то вечный сенсорный голод, вроде синдрома сумасшедшего пианиста, повсюду ищущего клавиши. Мне хотелось гладить её плечи, поправлять ей чёлку, слушать её занудливый голос. Правда, тогда он не казался мне занудливым. Скорее, наоборот.
* * *
Она забегала, и, скинув шубу, с ходу начинала болтать. Про работу, про своего главврача, про медсестёр, которые слоняются неизвестно где… И ещё, совсем некстати, – про ветер, вчера всю ночь завывал под её окном. А я, помешивая чай, слушал её бесконечное бурчание. И был счастлив. Словом, патология.
5
Позднее возникли и проблемы. Они всегда появляются. Меня начала раздражать моя Не-Всецелость – в её душе и сердце. Я как бы конкурировал с её подругами, мамой и прочими излишествами. А она, как мне казалось, – провоцировала меня.
– Ты допоздна там задержишься? – спрашивал я её. Сегодня она ехала к подруге на юбилей. – Тебя встретить?
– Не знаю…. А ты где будешь? – уклончивый взгляд на штору.
Я озадачивался. А в самом деле – где? Я ведь тоже архаровец. Два архаровца в любви – это слишком.
– В офисе, – отвечаю, подумав. – Так тебя встретить?
Машины у меня ещё не было. Зато были ключи от офиса. Я там частенько коротал вечера. Я делал рекламные вывески, и работать в одиночестве было сподручнее. И вот, сегодня, можно заняться делом и ждать её звонка. Чтоб, по первому сигналу, сорваться и ехать за ней, любимой. На трамвае, на троллейбусе, на тачке…
– Хорошо, – улыбается она, – я позвоню тебе в офис!
И вот я сижу в конторе, поглядывая на телефон. Как брошенный пес Мухтар. Синтез пожарки и «Скорой помощи». Самоотравленный грезами фанат. Но эта сучка так и не позвонила.
Я тонул в синих сумерках и пустых хлопотах. Чтоб разбавить горечь, набрал её маман.
- А ты чо звонишь? – пробубнила карга. – Беспокоишься? Не беспокойся, её привезут!
Я положил трубку и взвинтился: «Ах ты, суконка! Сама без мужа живешь, и мне дуру гонишь!» Потом, покумекав, сжал кулаки: я вам, ****ям, устрою!
Считая себя женихом, я устроил разборки. Марине прямо в лоб:
– Ну, ты чё? Ты где была? Если хочешь, давай расстанемся! Ни я, ни следующий дурак не будет ждать тебя у подъезда! Это – никому не в кайф…
И ещё добавил: если б я был её папашей, меня больше б устроила доставка одним женихом, нежели семерыми. Когда семеро – не с кого спрашивать! Это камешек в маман…
Но они, судя по всему, женихом меня не считали. Я даже придумал этому спецтермин – Эрзац-Муж. Так я обозначил себя. Что-то вроде малайского боя, нанятого на время. И, не более. Но прозрение случилось позднее. Пока я был болен и незряч. Что-то вроде зомби. Фанаты всегда похожи на зомби.
Несмотря на регулярный душ, трезвел я плохо. После скандала она заявила мне:
– Ну что ты ругаешься? Там же много наших девчонок было! Некоторые с мужьями. Меня домой на джипе привезли.
«Ах ты сучка! – поморщился я. – Знаем мы эти джипы!»
Поначалу, пришлось проглотить. Хотя, хорошего мало. В бунтах на корабле вообще хорошего нет. Просто мы либеральничаем. На этом и ловят. Дурак ты говорят, ревнивец, параноик… Позднее я научился эту тюльку расшифровывать.
Причем тут параноик? Баба не должна по ночам разгуливать, хоть ты трижды олигофрен. Мухи отдельно, котлеты отдельно. А тогда я заводился, спорил: нет, нет, не параноик! Эффект – как со стеной.
6
Вскоре обнаружились и иные пристрастия. В период избирательных копаний Марина активизировалась. И убывала дежурить на участок. Вслух это объяснялось халявным заработком. А я, как последний лох, верил, и забирал её по ночам. К тому времени я обзавелся машиной, и с удовольствием знакомился с избирательным процессом. Вернее, с финальной его частью. Подсчет бюллетеней заканчивался где-то в три ночи, и я, получив сообщение на пейджер, мчался за ней.
Но, позднее, я въехал в специфику. Это ж поиск! Причем, недурно организованный. Там, на участке, они просеивают избирателей, как планктон. Сидят расфуфыренные кашалотицы, а избирательная масса мимо течет. Наверняка и принцеобразные попадаются. Авось какой и клюнет. Р-р-р-аз!!! – и Марина в дамках! Не хухры-мухры!
Вот откуда её избирательная активность. На вечерах знакомств надо платить, а тут женихи сами к тебе плывут! Да ещё и бабло получаешь!
Но это потом дошло. И я провел параллель – отчего она, в больнице, на маленьком окладе сидит? Точно знаю: ей вдвое больший – не раз предлагали! И понял: больница, большой проходной двор, и народу здесь – умотаться! Нахер ей эти оклады, если она на миллион играет! Чтоб сразу – с коттеджем и скважиной. Нефтяной, разумеется.
А там, где ей работу предлагали – одно бабье. Не раззнакомишься. Поэтому она, как грамотный рыбак, свою теснину искала. Где настоящий лосось на нерест прет. Многие бабы именно так действуют. Встанут с трезубцем у и в жирную тушку целят.
* * *
Но, как-то мне эта херня надоела, и я пошел в отказ. Она ушла на избирком, а я, как обычно, должен был её забрать. Тоже, кстати неплохо продумано: если какой-нибудь осел на неё клюнет, сразу увидит: баба качественная, не бесхозная. Но, пока, единственным ослом был я. Очередь не стояла.
Я решил – не поеду!. «На автобусе, – думаю, – доберешься! Хватит меня за нос водить!» По ночам их автобус развозил. Нахер, думаю, ты нужна! Теперь следовало известить невесту о бойкоте.
Звоню на участок, а её не зовут. Раньше влегкую звали, а сейчас нет. Некогда им, видите ли. Мужиков снимают. А, может, заподозрила мой демарш, и не идет! Знает, что если не предупрежу – по-любому приеду. Я таким условностям сильно подвержен. В-общем, не подошла она к телефону.
Я ещё больше завелся. Подумав, набираю маман. Марина ей по сто раз на дню звонит, и из участка наверняка брякнет. Пусть ведьма передаст!
Набрав воздуху, начинаю:
– Вера Александровна, я не смогу сегодня встретить Марину! Передайте ей – пусть автобусом добирается!
Змеюка, сопит, переосмысливает.
Не сдержавшись, запаливаю фитиль:
- И вообще, я думаю, ей лучше другого мужика найти! Что-нибудь поприличнее…
Та за словом в карман не лезет:
– Я каждый день ей это говорю!..
Ах ты, ****ища! Неплохо отпарировала. Врага тоже нужно уважать.
Положил трубку на рычаг и лучусь: «Ловите без меня ваших лососей! Авось и обрящется!»
А, поостыв, задумался: отчего матушка о дочери не печется? Хрен с ним, я жених никакой, так ведь и другие не приживаются! Тут уж впору задуматься! Бабе под тридцатчик – а мужика всё нет, и нет… И детишки не просматриваются. Значит, все это дело, – до следующей жизни отложено? А будет ли она, следующая?
И, по приколу, звоню Николаю. Он хороший советчик, частенько за баб гутарим. «Так мол и так, – говорю, – Николай, тёщенька мне вот такую белиберду ляпнула!»
Коля на баб, как на аллергенов реагирует. Душевно ненавидит. Только укажи ему на какую – вмиг наизнанку вывернет. Детектор лжи, да и только!
Николай, подумав, сказал:
– Так только чужим людям советуют!
Позднее я понял, что он имел ввиду. Мол, ведьме плевать на дочкины на интересы! Взяла да и ляпнула! Если сама приболеет – дочь до аптеки слетает. А вот кто для дочки будет бегать? – ей начхать! Вот что Коля имел ввиду.
* * *
Тут я стал думать о своей роли, как искусственного спутника: нахрена он вообще нужен, эрзац-муж? Какие выгоды?
И начал пальцы загибать. Во-первых, утилитарность: гвоздь забить, сумку дотащить… Во-вторых, для временной комплектности: по подругам ходить, соседям показывать… Дескать, и мы не хуже других. Вроде переходящего Красного знамени. Далее – транспортные услуги плюс секс… Не соседа же просить. А с женатым, там свои заморочки: разговоры пойдут, да и жена может шары выцарапать.
А так, вообще, удобно… Пока, что-то получше не найдется. А, как наклюнется – эрзаца выкинут! Скажут – алкаш… Или бабник. Или – альфонс… Да мало ли чего скажут, поводов дохрена! А пока – и этот сойдёт! Лишь бы не вякал. Значит, проблема в том, что я вякать начал. А так бы, жил да жил! В-общем, истекает срок моей эрзац-мужьевой вахты…
7
Скоро, Марина с мамой, к родне в отпуск подались. В какой-то Калачинск, под Омском. Там Маринкина тётка жила, сестра несложившейся тёщи. И, по иронии судьбы, – тоже Марина.
И вот, оттуда, моя сбежавшая невеста начала мне письма строчить. О философии, о любви и вечернем небе над Сибирью. В-общем трогательно, с намеком на нашу внеземную связь. И на очередной ренессанс любви.
Читая эти тексты, я испытывал скепсис. Отчего ж ей тут-то меня не любить? Когда я рядом… Или, на расстоянии, – сподручнее?
Я ей не отвечал, не звонил, хотя во всех письмах стоял телефончик.
Видимо, томясь от скуки, она начала названивать в офис. Приезжая, я всякий раз слышал реплику секретарши:
– Дим, тебе какая-то девушка звонила… Телефон оставила.
Наконец, мне осточертела эта интермедия, и я позвонил. Навстречу потекли какие-то сбивчивые, необязательные слова:
– Ну, давай хотя бы останемся друзьями! Встреть нас с мамой…Приедем мы ночью, поздно, с сумками… Тебе ведь нетрудно… Ты же знаешь, мама больна…
Мне нетрудно. Бабы умеют раскручивать. Это их козырь.
Она предложила так: из-за августовского дефицита билетов, они впрыгнут в любой проходящий поезд, где будут места. А я брякну ихней тете Марине и та скажет – каким поездом едут. Выезд намечен на субботу.
Дождавшись субботы, я позвонил. Незнакомая тетушка проворковала:
– Марина выехала. Тридцать седьмой, скорый… Шестой вагон. Прибывает в три часа ночи… Встреть её, Дима!
- Хорошо, встречу…. – сухо выдавил я. И положил трубку.
Но, спустя минуту, меня тряхнуло…. Стоп, стоп, стоп! А почему одну Марину? А где маман? Она ж больна! Им сам бог велел вместе ехать!
Тут я завелся: «Ох ты ж ****ь! Они мне её посылают! Чтоб я, как олух, на наживку клюнул! Ночью встречу, отвезу, и, как пить дать – с нею останусь! Ловко придумано!»
И, снова помчится сказка про белого бычка… И встречай предрассветную невестушку на джипе! Троянского коня, суки, подсовывают! Они что, меня за идиота держат?
Схватив трубку, я нажал «redial»… Тетка не заставила себя ждать.
– Тётя Марина, – любезно начал я, – пардон, конечно, но у меня пара вопросов… А почему Марина и Вера Александровна порознь едут? Мне кажется – вместе-то им удобнее!… Тем более, Марина врач, и, если что – мамаше поможет!
– Верочка решила ещё у меня погостить. Я её отправлю к вам через недельку….
«Вот те на!!! К вам! К нам… К вам… – резануло мне слух. – А к кому это, «к нам»? По ходу, меня уже там сосватали! Пардон, пардон…»
8
.
Выдохнув дым в потолок, я спокойно продолжил:
– Мне кажется, вас ввели в заблуждение… Что-то они мудрят. (Я слышал, как она дышит в трубке). Видите ли, я не планирую жениться на вашей племяннице! … И хочу, чтоб вы об этом знали. А то вам скажут, что я пудрил Марине мозги, а потом подло бросил…
В воздухе запахло интрижкой.
– А почему? – бесхитростно спросила она. – Почему б вам не пожениться? Она же неплохая?
– Да, неплохая, – подтвердил я. – А почему б вам не выдать её замуж там, в вашем Калачинске? Хорошая девушка, она повсюду нужна! Да и врач – специальность востребованная. А зарплата – она везде одинакова, Марина и здесь – не миллионы получает!
Оценив предложенное, тётка пробубнила:
– Но у нас нет женихов!
– Так и у нас нет! У неё ведь и тут не клеится! Смотрите: если она с двадцати искать начала то нынче – десять лет бесплодных поисков! Коту под хвост! Куда ж ещё ждать-то?
Тетка озадачилась. Но меня несло:
– Скажите, а у вас есть дети?
– Есть… Сын и дочь.
– О, кей! А у вашего сына есть женщина?
– Да, он живет…
– Хорошо, а вы бы хотели, чтоб у вашего сына была такая жена как Марина?
Она усиленно засопела. Одно дело рекламировать, другое – платить. Многих это отрезвляет.
Продышавшись, она поинтересовалась: отчего я столь жёсток? Основания?
«Её устойчивая неликвидность и моя перманентная паранойя… - улыбнулся я про себя. – Разве не основания?»
Но вслух сказал другое. Про свою приверженность Домострою. Дескать, консерватор – и всё тут! Замшелый ретроград… И, что страшнее, не собираюсь пересматривать свои взгляды.
– Однако, если вы меня переубедите – готов вас выслушать.
Хотелось выслушать её аргументы в обратном направлении. Она ушла от прямого ответа. Все сбилось на прежнее: Марина хорошая… И надо терпеть. «Во имя чего?» – вертелось у меня на языке. Но я промолчал.
Потом скажут, что я украл её лучшие годы. А кому они нужны – её лучшие годы? И почему, никто кроме меня, – не собирается их воровать? Что это за ценность?
Я слушал, а моя собеседница, всё более путалась. Через пять минут мы расстались…
Как бы там ни было, разговор меня удовлетворил. Теперь, если я буду объявлен негодяем, – это уже их проблемы. Противная сторона извещена. Марина – не малолетнее дитя, хоть им и хочется в это верить…Мы, как минимум, соучастники, и наши риски взаимны. Пусть каждый определится сам.
* * *
Вскоре она приехала. И я остался у неё… А куда деваться? Собственно, не будь рядом с ней мамаши – всё могло б пойти по-другому… Хотя бы возник фундамент – на чем строить.
А нынешний её «поиск» – пустая игра… Кто собирается замуж, тот годами не ищет. Тут, как в угро: чем дольше ищешь, тем ниже шансы. Даже вредит. Привычка – вторая натура, и искатель превращается в витязя на распутье. Что мы и видим…
9
Правда, случалось, и я отыгрывался. Однажды, меня какая-то тётка за член укусила. Я даже имени не спросил, а она – хвать! Несдержанная попалась. Могла б, на первом свидании, и поделикатнее….
Я с нею ночью познакомился, пивом угостил. И тут – такое коварство! Наутро, осмотрев ущерб, я обнаружил багровый шрам, будто б акула приложилась! Испугавшись гангрены, я ломанулся в больницу. К Марине, разумеется.
Заехав на больничный двор, я бросил машину, и кинулся в приемный покой. А охранник, сволочь, не пускает. Пришлось, как пропуск, член предъявить:
– Смотри, – говорю, – меж жизнью и смертью балансирую! Видишь, от баб пострадал! Не бери грех на душу, пусти!
Он ужаснулся и отошёл: «Иди!»
Забегаю к Маринке в кабинет. Слава богу, одна. И, прямо с порога: «Слышь, Марин, меня какая-то тварь за член укусила!»
– В смысле – как укусила? – удивилась та. – Ты что с ней, в сауну ходил?
– Да какая сауна! – заорал я. – Я её до дому подвозил, а она возьми – да укуси! Во народ! Неужели я б додумался – вот так, на первом свидании – какую-нибудь за сиську укусить?! Куда катимся?!
* * *
Что мне во врачах нравится – их ничем не удивишь. Взять ту же Маринку – она ещё месяц назад меня от лобковых вшей лечила. Поставила в ванную, как далматинца, и заставила какой-то хренью натираться. Через двадцать минут всё смываешь – и хана! Класс! Наука-то, как вперед идет!
– Снимай брюки! – скомандовала она. Это её территория, она здесь генерал. Сначала, правда, кабинет на ключ запёрла.
Я подошел к раковине, приспустил штаны, омыл рану. Она посмотрела, помяла…
«Пульс ищет!» – догадался я. Врачи всегда пульс ищут.
– Одевай штаны! – бросила она и вернулась за стол. – Рана не проникающая… Просто, резкое, сильное сдавливание… В-общем, ничего страшного!
– Ладно, тогда я поеду, – виновато сказал я, застегивая джинсы.
– Езжай! – кивнула она. – Сегодня я пораньше освобожусь. Часика в четыре к тебе зайду…
– Заходи! – пожал я плечами. А что ей скажешь?
И, щелкнув ключом, выскочил в коридор.
* * *
Проходя мимо охранника, я ободрительно кивнул: «Нормалек!»
– Ну как? – встревожено оторвался он от книги. – Подлечился?
– Да, – как можно небрежнее улыбнулся я. – Недельки две в гипсе похожу, а там – на вытяжку поставят. Сейчас аппарат Илизарова занят!
– Надо же! – Охранник чиркнул зажигалкой. – А я думал, его только на кость накладывают!
– А он, при травмах, тоже костенеет. Сказали: надо в кипятке с содой отмачивать!
Сокрушенно махнув, я выскочил на улицу…
Заводя машину, я увидел в окне охранника. Он неотрывно глядел на меня.
«Как бы ему не пришло в голову – в кипятке с содой отмачивать! Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется!»
Я уезжал из больницы успокоенным. Впредь буду поосторожнее. Так до рекорда Казановы мне не дотянуть. Надо будет знакомиться только с вегетарианками, чтоб избежать нештатного вредительства.
10
Иногда, в неизъяснимых приступах нежности, Марина бралась за меня. Первым делом она смущенно признавалась, что беременна. И, испытующе глядела – как же я среагирую?
– А ты пижмы попей! – хладнокровничал я.
Она обзывала меня мерзавцем, и долго не разговаривала. А я думал: а на кой ей мерзавец? Но, мое счастье было недолгим, и она вновь подступала ко мне:
– Пошли в кафе?!
– У меня денег нет! – блокировал я идею.
Раньше я стеснялся такое говорить девушкам. Потом прошло: если денег нет у девушки, то откуда им взяться у меня? Девушки заведомо бережливее…
Это подтверждалось:
– А давай я тебе займу? Потом отдашь… Сколько тебе надо?
– Рублей шестьсот! – задумчиво гляжу в потолок. – Нет, лучше, штуку! Штука надёжней!
Она отчаливает домой, и вскоре возвращается. В руке голубенькая купюра: «На!»
* * *
Идём в кафе. Официантка недружелюбна:
– У нас – только с блюдами!
– Это как – с блюдами? – недопонимаю я. – Со своей посудой что ли?
– Нет, надо что-нибудь заказывать. Первое или второе….
– Я ж с девушкой…. – недоумённо жму плечами. – Мы ж, не впроголодь…
Потом мне объяснили, что пропуск «с блюдом» - это борьба с забегающими сюда южанами-проходимцами. Зайдут с телкой и тянут один стаканчик три часа. Столик занимают. А кто понаглее – свое приносят. И не выгонишь – земляки! Мы не были земляками, вот нам и заультиматили.
Официантка удаляется, а я, привычный к советскому сервису, сажусь за стол. А чё спорить? Марина усаживается напротив. Я гляжу на приборы, Марина – в меню. Меня меню не интересует: большинство блюд там, как надписи в мартирологе! «Их давно уж нет на свете…»
– А чё есть? – спрашиваю у официантки.
– Шашлык… Свинина на косточке… Салат… Вино…
– Тащи салат… И шашлык! И вино!
* * *
Нам несут салат. В довесок здоровенный пузырь вина. Марина ахает:
– Я ж такую бутылку не выпью! А он за рулем! – тыкает в меня. – Куда нам столько? У вас же, в меню – в граммах, а не в бутылках указано!
– Я уже открыла бутылку! – безоткатна официантка. – Вино мы подаем только бутылками!
Я доволен: так тебе и надо! Нехер по кабакам слоняться! Сидела б дома и не шарахалась! «Кухе, кирхе, киндер…» Немцы были не дураки. Это ж они Лорелею изобрели. Сидит бабища на горе, и гребнем, как бакеном, мужиков на утес заманивает. Нордическая Ахтамар. Ещё одна напротив меня сидит. Заманила в этот вертеп, а я расхлебывай! Будто б дома нажраться нельзя! Все престиж ищем. А совок – он везде совок: его хоть как обряди, а все равно зипун торчит!
– Ладно, – пресекаю я дискуссию, – сколько стоит пузырь?
– Двести пятьдесят…. – шипит официантка.
– Оставь… Только пробку принеси… – И, повернувшись к Марине: – С собою заберём!
Подмигиваю ей: «Что нервы тратить?» Денег пока хватает.
Мы с ней вполне семейная пара. Объедки – домой. Новые лютеране. С другой стороны, это хорошо: я передам её будущему мужу скромной, умеренной девушкой. Чтоб он, гадёныш, меня добрым словом вспоминал.
Вскоре официантка прибегает с шашлыком, и мы приступаем.
11
Но отдых получается недолгим. Вскоре соседние столики оккупируют какие-то вахлаки. Похоже, спортсмены. Быкуют по-полной: шумно орут матом и, демонстративно, на весь зал:
– Айгуль, неси водки!
«****ь, как остров в океане покупает!» – раздражаюсь я. Не люблю, когда в кафе блажат. Сюда ведь и ботаники с девками ходят. Имеют право.
– Ещё бутылку неси! – бренчит вилкой бенефициар. Отлажено, по-барски…
Это команда, и, судя по всему, мини-футбольная… Какие-то переростки с пролежнями на лбу. Мячиком вышоркало? Берут от жизни все. А я в кругу семьи отдыхаю. Начинаю кокетничать с Маринкой. Она глядит на меня близорукими глазами, и неожиданно спрашивает:
– Дим, а на ком ты женишься?
Я задумываюсь. А на ком? Она пристально смотрит, не отнимая фужер от губ…Вот они, парадоксы эрзац-супружества.
– Не знаю… На Людке, наверное…
Людка ложится в десять и не таскается по кафе. Марина её пару раз издали видела.
– А-а-а-а… – кивает она.
Ей понятен мой выбор. Никому не хочется жить с адреналином в кармане. Я этого никогда не скрывал. Маринке возразить нечего. Людка тоже истероидна, но все одиночки с примбамбасами. Зато возьмешь такую, при****нутую – и она будет за тебя держаться. Очень важно, чтоб она за тебя держалась. А ты будешь посредником, парламентером, между нею и Космосом.
* * *
Шум за соседними столиками усиливается. Футболисты, как и ожидалось, бунтуют. Инсайды хватают за грудки хавбеков, а либеро что-то втолковывает стопперу. Вот-вот и дело дойдёт до карточек. А там – игра на выбивание. Плей-офф с мордобоем.
Это мероприятие не входит в мои планы. Подзываю официантку и расплачиваюсь. Та дает сдачу, закупоривает пузырь, и мы удаляемся.
Вино, кстати, оказалось на удивление вкусным. Но это я уже дома распробовал. Сюда мы приехали отдавать супружеский долг. Тут, в нашей банковской ячейке, сухо и тепло.
Семейною парой укладываемся в кровать. После кафе – как-то всё по-другому. Иная окраска, иные губы, другое очарование. Бляха-муха, хоть женись на ней!
Женщина мне видится схожей с маятником. С жестко ограниченной амплитудой. А мужику – только гирьки подтягивай!. И пусть себе тренькает над ухом. Лишь бы не зудела. А Маринка – это вечные американские горки. Жениться на ней опасно, это пугачевщина. Свихнёшься или сбросишь её с балкона. Ей полет нужен.
Нет, пусть без меня летает. А наша любовь будет курортным романом. Адреналина у меня и так в избытке. С другой стороны, надо любить то, что под рукой. При таком подходе – счастье гарантировано. Дадут тебе одноглазую – подсядь с того боку, где глаз целый. И тебе откроется блаженство.
12
Иногда у нас вспыхивают семейные конфликты. Шумные, на зависть соседям. Моя эрзац-жена остервенело треплет мне нервы. Я, несмотря на философское отношение к бабским истерикам, не выдерживаю.
– Пошла нахрен отсюдова! Вали к маме! Или я за себя не отвечаю!
Она не уходит! Забралась на диван, поджала ноги, и посылает меня подальше. И блажит, как морской ревун…
Даю ей пять минут на эвакуацию. И выразительно смотрю на часы.
Не действует. Тогда беру в охапку её шмутки, ридикюль, и выкидываю всё это на лестницу. Ей хоть бы хны! Понимая, что шмутьё могут спереть, иду ва-банк.
Наглухо закрыв кухонную форточку, демонстративно отрываю газовые конфорки! Получи, сучка, Заксенхаузен! Та широко раскрывает глаза:
– Закрой газ, идиот! Мы же отравимся!
Газ с шипением рвет наружу, а Маринка заходится в экстазе.
– Лучше отравиться, чем плясать под твою дудку! – твержу я, с ужасом осознавая, что воняет невыносимо. – Запомни, тварь: по-твоему – всё рано не будет!
Не выдержав, она с визгом вылетает на лестницу… И, схватив ридикюль, с проклятьями покидает здание.
* * *
В другой раз, не сдержавшись, влепил ей смачную оплеуху… Она так же забилась в угол дивана и оттуда блажила. Я поймал её за лодыжку и начал стягивать. Она, что есть сил, лягнула меня свободной ногой. Взбеленившись, я подволок её, и звучно съездил по уху…
Она взревела
– Подлец! – продолжала она. – Женщину бить нельзя бить!
И сквозь всхлипы зачастила, что её никто не бил. «С почином!» – злорадно подумал я.
* * *
Когда она ушла, я, скорбя, брякнул Николаю.
– Она сказала: «Женщину бить нельзя!» – поделился я случившимся.
– Женщину нельзя…. – согласился Николай. – А если она ведет себя как скотина – то можно! Скотину, её ведь тоже не каждый раз бьют… А если не бить, она сожрет тебя!
Успокоенный, я повесил трубку. Марина пришедшая назавтра, обозвала Николая голубым и импотентом. Судя по тому, что его так именовали многие, я понял, что не только меня консультирует.
Потом мы замирились. Прибежав, она, бросалась на диван и включала телевизор:
– Можно я у тебя «Ундину» посмотрю?
– Смотри… - жму плечами.
– А знаешь, почему бабам этот сериал так нравится? – спросил меня как-то Николай. – Потому, что он олицетворяет их вековую мечту. Найти какого-нибудь лоха-миллионера, и доить его по полной – это у них идеал!
Там, в фильме, и в самом деле, одного бедного олигарха нещадно обгладывали две бабы… Прежняя и нынешняя. А он метался меж ними и седел на глазах….
«Вот ведь! – Подумал я. – И впрямь, от экрана не оторвешь!»
Я-то сроду никаких сериалов не смотрел.
13
Однако, случалось и положительное. Ударившись в религию, Марина приволокла мне из церковной библиотечки любопытную книженцию. Там говорилось: семья – это что-то вроде церкви. А мужик вроде кардинала, гендиректора. И за ним, главою семьи, последнее слово.
Изучив текст, я озадачился. А зачем они в церковь ходят? Чтоб все наоборот, наперекор заповедям делать? У Марины ж странная пропорция – пять к одному. На кило стервозности – стакан смирения. Такой коктейль Молотова.
Временами мне хотелось изучить её предысторию. Чем она жила до меня? Как добралась до тридцатилетия? Кого любила? Но как влезешь в жизнь женщины? Мы ж не в спецслужбах. А начнешь вызнавать – и впрямь параноиком станешь!
Хотя, в пользу разведывательной версии, были свои доводы. Вот Маринкины подруги, те этим не гнушались. Встречаясь в компаниях, я часто слышал, как они мужиков по компьютеру пробивают. Это были настоящие амазонки и все кавалеры у них делились на два типа: олигархов и импотентов. Я к олигархам не относился. Сплошная конспирология.
– Слушай, – сказал как-то ей, – а вот твои подруги за богатенькими охотятся. А если, вдруг, им олигарх в лапы попадется, – как они его удержат? За счет чего?
– Ну, девки классные… Удержат…
– Ну, вот я не олигарх… Меня-то ты сможешь удержать? Начни с простого… И, потом, мы же не на острове живем! Классных-то баб много… Мужик ведь тоже сравнивает.
Хотя, может я, как эрзац-муж, для неё интереса не представлял? С олигархом она в одночасье справится… Раз-раз – и мадонною обернется! До семидесяти ещё далеко, время есть.
* * *
А пока у нас как у лебедя со щукой. Вчера заезжал Васька. Он необуздан и горяч, и готов круглосуточно носиться по городу. Василий приехал сюда из Каменска. Он достает меня своей одержимостью, и стремлением втянуть в бредовые проекты. Раньше я ему помогал, но сейчас достало.
– Вон, ещё один мудак приехал! – вздыхаю я, увидев Васькину машину под окном.
Мы с Мариной только что повздорили, и его визит совсем некстати.
Он входит. Но моя пасмурность ему по барабану: таких как Васьма, лицо не интересует. Он одержим идеей что-то выклянчить.
– Вась, а он тебя мудаком только что назвал! – сдает меня с потрохами Марина. Неплохо!
Я улыбаюсь….Такое может выкинуть только женщина, живущая с мамой. Нормальная не додумается. У нормальных – хоть какие-то понятия есть.
– Марин, ну ты чё? – поворачиваюсь к ней. – Это ж кухня! На кухне, даже в сталинские времена, люди говорили что думают! Это ж как логово у зверя….
Васька улыбается. Ему нужно что-то выпросить. И он, как писяющий пес, об этикетах не думает.
С другой стороны, Маринкина выходка – тоже издержки эрзац-брака. Она ничем не рискует. Вот если б замуж хотела – она б десять раз подумала. Значит, не хочет…
14
Наш роман неуклонно катится к закату. А я греюсь в его осенних лучах.
Сегодня мы в гостях у Надьки. Надька наливает нам чаю и строго говорит: «Маря, сейчас я буду смотреть кино!» Таким тоном говорят избалованным, капризным детям.
Маря – это Маринка. А Надя – это Надин. Они так друг друга ещё с института величают. От Надин недавно сбежал жених…. Видать, парень поумнее, чем я. Он на пять лет младше Надьки. Талантливая молодёжь растет.
Сейчас обе наперебой жалуются мне – какою же сукой он оказался! Аж про кино забыли. Наконец, девочки приходят к выводу, что он жил с Надин, потому что ему жить негде.
«Ну и что? – прихлебываю я чай, – всем нынче жить негде!»
Но вслух – только поддакиваю им. Обнаружив поддержку, они подкладывают мне варенье и колбасу. А сами распаляются еще больше.
Оказывается, этот мерзавец недавно сгонял в Париж, к своему корешу. А тот – педик! Значит, и наш… Ё-мое! – закатывают девочки глаза, – бедная Надин жила с педерастом! В качестве доказательств, хозяйка достает из шкафа гламурные журналы сбежавшего. А там, – представляете! – во всю страницу! – огромные лиловые фаллосы!
Так вот прочему слинял этот гад, не оценив прекрасной Надин! Его на фаллосы тянуло!
Пока я любовался картинкой, они, раздухарившись, поведали мне потрясающую историю… Недавно, нажравшись до одури, они позвонили туда, в Париж. Гомиков дома не было, и бабы звонко напели им на автоответчик «Голубую луну»….
И, тут же, лихо и забористо, продемонстрировали мне – как это выглядело. Шторы ходили ходуном, и стены тряслись от ритуального песнопения. Я невольно залюбовался: «Вот же, ****ь, лесбиянки! Водой не разольешь. Сестры-близнецы!» И представил, как напоют такое в наш офис. Утром секретарша придет, врубит факс, и с недоумением уставится на шефа. А потом отмазывайся! Н-да, хорошенькое дельце….
Разволновавшись, вышел покурить в коридор.
* * *
Пока я курил, из секции напротив вынырнула симпатичная темноволосая девчонка, и нервно задымила в потолок. На вид – лет двадцать пять. Может, взять да и познакомиться с нею? Однако, стоит ли менять шило на мыло? От перемены эрзац-жен, диагноз не меняется. Кроме того, моя ещё и поет!
Редакция 10.05.2009.