Едва проснувшись от тяжелого сна, Каролина Орлова вспомнила, что день сегодня особенный для нее, а именно: ее День рождения… Она энергично раздвинула небесного цвета шторы и распахнула окно. Все жарче становился полный солнечного сияния апрель. Покорная его живительной и бодрящей силе, она, оцепенев от восторга, с удовольствием слушала, как весело и звонко стучит капель. Очарованная, она наблюдала за бегущими весенними ручьями и пробуждающейся от долгого зимнего сна природой.
На душе стало светло и радостно, хотя где-то глубоко-глубоко внутри ни на минуту не утихала старушка-грусть, даже в такой чудесный день заставляя ныть и скорбить ее сердце.
Еще одну долгожданную, головокружительную весну, еще один свой грустный, личный праздник встречает Каролина Ивановна в одиночестве, словно жалкая нищенка на жизненном балу…
Она давно уже перестала приглашать приятельниц на свой День рождения – и постепенно все они позабывали об этом весеннем дне. Теперь уже для них он ничем не отличался от других таких же волшебных апрельских дней…
Конечно же, можно принарядиться и самой отправиться в гости или в клуб общения, сходить в кино и даже подать объявление о знакомстве в газету. Но все это уже было, было, было – и оставило в душе Каролины Ивановны лишь разочарование и пустоту...
Особенно тяжелым грузом в бездне воспоминаний Каролины Ивановны были знакомства по объявлению. Больше всего тревожило ее то, что заочный приятель может не понравиться ей своей внешностью и манерами, интонацией. Она понимала, что не во внешности счастье, но все же… Как выкручиваться, чтобы не обидеть и не ранить человека?
Разумеется, могла не понравиться и сама Каролина Ивановна, но это «лучше», хотя, конечно, обидно. Но самое главное – чтобы она, Каролина, не обидела Че – ло - ве – ка!
А вообще-то, Каролина Ивановна признавала лишь любовь или симпатию с первого взгляда, и ее всегда забавляли дискуссии по этому поводу, особенно среди взрослых людей.
Если уж ее, Каролину Орлову, мужчина не сумел с первых минут общения всерьез заинтересовать собой и добиться хоть малейшей взаимности – практически он потом уже никогда не мог этого сделать…
Что же касается посещения различных клубов – то царящее там пустословие, ровно как и упражнения в остроумии – мало привлекали ее мягкую, впечатлительную натуру.
Ей хотелось побыть наедине со своим единственным, ненаглядным, любимым. Особенно сегодня… Но, увы, теперь уже любимого у Каролины Ивановны не было…
Десяткам людей сумела помочь она своими искренними, умными советами выбраться из лабиринтов одиночества и печали, для себя же не находила выхода из них…
Возможно, ее мог бы успокоить и немного развлечь увлекательный круиз по морю или туристическая поездка за рубеж, но даже и на это у нее теперь не хватало ни душевных сил, ни средств.
За последние годы, проведенные в уединении и полнейшем одиночестве, мучительном самоанализе и ревизии чувств, она совершенно неуловимо для себя, как-то вдруг сразу, разом, превратилась в морщинистую, седую, уставшую от жизни хрупкую женщину с грустным добрым лицом и тихим, еле слышным голосом.
Каролина Ивановна и не заметила, как поредели и полностью побелели ее блестящие, иссиня-черные густые волосы и потухли жгучие, прекрасные глаза, вызывавшие зависть у женщин и восхищение у мужчин… Как, каким образом, ослабели крепкие, стройные ноги?
Мимо окон пробегали беспокойные энергичные люди, проезжали, ворча, усталые автобусы. А собаки, обезумевшие от весны, подолгу принюхивались к каждому камешку и кустику, деревянным оградам и просто к весенней земле. Казалось, они получали от этого огромное удовольствие. Перенесшие холодную уральскую зиму, теперь они испытывали большое облегчение.
Каролина Ивановна сильно жалела бездомных бродячих животных, особенно собак. Семь лет безграничной любви и нежности отдала она красавице Эмме, лохматой, шоколадного цвета декоративной собачке с умными карими глазами и коричневым, в масть, носиком.
Избалованная любимица и шалунишка, она могла бы прожить у нее ровно столько же, отвечая любовью за любовь, но пути Господни неисповедимы: Эмму убили.
До сих пор не верила этому Каролина Ивановна, вернее, не хотела этот факт признавать, потому что в ее памяти Эмма всегда оставалась живой жизнерадостной проказницей.
Чем бы ни была занята Эмма, стоило только едва окликнуть ее – и она оставляла любое свое увлечение. Весело виляя хвостом, Эмма прибегала к ней, вопросительно и преданно глядя прямо в глаза. Нежная, ласковая, кокетливая, разгоряченная. Каролина гладила ее возбужденное от бега маленькое шелковистое тельце и прижимала к груди. Теперь же, вот уже столько лет, Эмма сама проникает в ее сны и переносит ее в их прежнюю солнечную квартиру с виноградником, в город, где она родилась и впервые полюбила.
Не подозревая, что это сон, Каролина вновь весело улыбается, очутившись в своей привычной среде обитания и глядя, как Эмма с радостным лаем бросается к ныне покойной ее матери – Тамаре Захаровне, которая тоже сильно любила ее и, несмотря на протесты дочери, и открыто, и тайком перекармливала ее шоколадными конфетами и сахаром, от хруста которого Эмма приходила в неописуемый восторг. Благо, тогда, в годы «застоя», все было дешево и доступно…
Но Эмма приходила к Каролине Ивановне не только в сны – она была незримо рядом с ней всегда и везде.
В первый год вынужденной разлуки с Эммой Каролине часто слышался ее лай, и она бросалась к окну, ужасаясь, что кто-то обижает ее «девочку», но брала себя в руки, разумом понимая, что это невозможно.
Эмма была ревнива, как, впрочем, и она сама. Эмма так искренне страдала, когда она при ней ласкала соседских собак… Бывало, даже отказывалась от любимой пищи, не реагируя ни на оклики, ни на ласки… Именно поэтому-то она, несмотря на ужасное одиночество, не могла завести никакой другой собаки…
Но любовь к живому все же победила – и Каролина Ивановна купила у соседки большой аквариум с золотыми рыбками. Купила не торгуясь, так как вообще торговаться не умела. И вот теперь она с интересом наблюдала, как ощущают себя рыбки с приходом весны.
На минуту она представила, как бы реагировала любопытная, словно щенок, Эмма, глядя в аквариум, но думать об этом было тяжело…
Каролина Ивановна сидела перед новым аквариумом, пытаясь проникнуть в тайну бытия. Но размотавшийся клубок воспоминаний неудержимо катился дальше, все глубже и глубже погружая ее в прохладные морские волны.
Когда-то Каролина Ивановна умела неплохо плавать. Особенно «дельфином». А как любила она море!.. Жаль золотых аквариумных рыбешек, не видевших моря…
Море было ее лучшим другом, ему она доверяла свои девичьи мечты, радости и огорчения, им могла любоваться часами. Она полюбила его сразу, едва прикоснулась к его теплой, но грозной волне. Она любила море сияющим и хмурым, седым и ревущим… Как выглядит оно сейчас, ее любимое море, такие же, как и прежде, у него мягкие песчаные берега и многолюдные пляжи?
– Я спокойна!.. Я совершенно спокойна!.. Голова ясная и свежая, как лесной родник…
В минуты сильного душевного волнения Каролина Ивановна всегда произносила вслух эту формулу самогипноза, чтобы всплыть из бездны воспоминаний. Конечно же, она нисколько не успокаивалась от этой фразы, но хоть на мгновение это давало ей передышку и возвращало в реальный мир. Но, не находя в нем ничего нового и интересного, кроме безрадостных новостей, она, вздохнув, вновь продолжала созерцать яркие, незабываемые картины своей поздней весны и раннего бабьего лета.
Со скоростью мысли она вновь встречала свой первый рассвет после выпускного бала. Он был холодным и хмурым, солнышко так и не выглянуло, и как только она вернулась домой – хлынул крупный холодный дождь.
Тогда она не придала этому никакого значения – тысячи выпускников были в этот июньский день вместе с ней в Приморском парке. Но сейчас, вспоминая тот первый свой неудавшийся восход, она подумала, что это был недобрый знак… Действительно, мало кого из ее бывших одноклассниц можно назвать удачливыми и счастливыми, хотя, конечно, понятие о счастье у каждого свое…
Один за другим встали перед глазами мужчины: Олег, Владимир, Николай. Каждый из них обидел ее по-своему, но Николай отличился особенно… Они познакомились по его объявлению о знакомстве в газете:
«Обаятельный, в меру воспитанный мужчина, 40 лет, без вредных привычек, не имеющий ничего, но желающий любить и быть любимым…»
Каролина, не задумываясь, ответила ему. Еще бы! Ведь она и сама всю жизнь мечтала лишь любить и быть любимой…
– Здравствуйте, давайте прокатимся. – Высокий, стройный, обаятельный шатен с добрыми карими глазами понравился ей сразу. Они сели в трамвай и проехались до конечной. Каролина что-то рассказывала о себе, он внимательно слушал.
– Я дважды был женат, – сказал Николай, и было видно, что говорить ему трудно.
– А я всегда думала, что замуж выходят только один раз…
Наступила пауза.
– Что, скучно со мной, да?
– Нет, просто я не уверена, как вам моя внешность.
– Если б не понравилась, мы бы сейчас не беседовали и не ехали вместе…
– Почему же? Беседовать можно и из вежливости… А вообще-то я терпеть не могу, когда из-за внешности разбегаются, не познакомившись даже. В молодости я тоже грешила этим… А сейчас для меня внешность на втором плане. Хотя, с другой стороны, я сомневаюсь в умственном превосходстве обладателя тройного подбородка. Этого я не понимаю.
Опять наступила пауза, но она была не тягостной, а какой-то щемяще-сладкой. Вокруг шумела жизнь, трамвай подпрыгивал на поворотах, входили и выходили люди. Но они никого не замечали.
– Вы с кем живете? – спросила Каролина.
– С бывшей женой, ребенком и тещей. – Каролина ожидала чего угодно, но только не этого, потому и оторопела…
Было в нем что-то утонченно-высокое и в то же время взрывное и непонятное.
– Куда бы нам пойти? – вслух размышляла Каролина. – Потому и не люблю этот город, что и пойти-то в нем некуда… Но, подумав, добавила про себя, что, в принципе, все зависит от финансового состояния мужчины.
– Мы можем сходить к моему другу, взять машину и съездить в загородную гостиницу или в ресторан, если ЭТО вам нужно, – сказал Николай, пристально взглянув в глаза Каролине. Слово «это» он подчеркнул особо… – Просто я хотел бы посидеть спокойно с вами вдвоем…
– Я живу в берлоге, и мне неудобно вас туда приглашать, – смущаясь, сказала Каролина.
– Это единственная причина?
– Да.
Незаметно они подошли к дому Каролины.
– Ничего страшного я не вижу, – сказал Николай. – И действительно, оглянувшись, Каролина и сама ничего страшного не увидела. Они сидели на кухне. Из неисправного крана тонкой, но шумной струей бежала горячая вода.
– Я хочу починить кран, – сказал Николай.
– Не надо, потом.
– Но я хочу сейчас починить…
Каролине не хотелось красоту этого вечера прерывать будничной грязной работой – и она горячо отказалась.
– Вы же придете еще? – спросила она.
– Конечно, – улыбнулся он. – Я вообще не хочу отсюда уходить… Мне так легко с Вами, будто знаком очень давно.
– Вас не смущает моя неславянская внешность, жгуче-черный цвет волос? К тому же, я уже немолода…
– Напротив, я нахожу вас очаровательной. Я даже не могу смотреть вам в глаза. Такое ощущение, будто я в далеком детстве, но почему-то страшно…
– А у меня такое чувство, будто вкусила первых ягод…
– Может быть, и нельзя этого говорить, но я тот идиот, который скажет. Я хочу остаться с вами. Навсегда.
– Но Вы совсем не знаете меня, – сказала Каролина.
– Я вижу… Может потому, что я художник.
– Вы ревнивы?
– Очень…
С ним было легко и трудно одновременно. Хотелось рассказывать ему всю жизнь – от начала и до конца. Давно Каролина так ни с кем не откровенничала… Впрочем, и он много рассказывал о себе. Они говорили уже девятый час, не замечая этого и не уставая от разговора. Есть не хотелось, хотя Каролина и не ела целый день. Время от времени Николай вставал, чтобы достать из куртки сигарету. Каролина сидела неподвижно на стуле, не оборачиваясь, но он каждый раз возвращался на свое место мимо нее, не дотронувшись хотя бы до плеча.
Уже совсем стемнело, дело шло к полуночи, когда они, уставшие от столь высокой эмоциональной нагрузки, одновременно взглянули в глаза друг другу долгим вопросительным взглядом.
– Мы так и будем на «Вы»? – смущаясь, спросил Николай. Вместо ответа Каролина протянула ему навстречу свою ладонь. Их пальцы сжались в нежном, невинном объятии, задумчиво перебирая друг друга, хотя в Каролине уже разгорался костер. Она протянула ему вторую руку – и тогда он встал и поманил ее к себе. Он поцеловал ее узкую горячую ладошку, затем стал целовать губы. Она почти стояла на цыпочках, так как он оказался очень высоким. Она зарывалась лицом в его сильную грудь – и была бесконечно счастлива.
Но знакомое горькое ощущение разлуки даже в этот сладостный миг не покидало Каролину. Она отдалась ему быстро и страстно, так же быстро и весело он оделся и убежал, чтобы вернуться через час. Каролина даже не успела понять, что происходит. Николай сказал, что нужно забежать домой и забрать спецовку, иначе утром не сможет работать.
– Это быстро, на машине туда и обратно, – в глазах его светилась радость. – Завтра я перенесу сюда свои вещи.
Каролина представила, что вернется он с чемоданом – и навсегда. Было немного страшно, но она решилась: пусть живет у нее.
– Что бы ни случилось: обида, недоразумение, ссора – не уходи, не объяснившись, – нежно попросила Каролина. – Никогда молча не исчезай...
– Мне лестно это слышать, – улыбнулся Николай. – Я люблю тебя.
Он сказал ей то, чего она ждала всю свою жизнь, но ощущения счастья не было. Было страшно.
– Ты не веришь мне? – удивленно спросил Николай.
– Мне хотелось бы верить, но если ты внезапно исчезнешь, мне будет очень больно…
- Буду максимум через час! - обняв Каролину и сияя от счастья, он поспешил к выходу.
Но прошло уже три часа, а Николая все не было. Он не вернулся ни завтра, ни через месяц. Телефон, оставленный Каролине, оказался телефоном диспетчерской. Никто Николая там не знал…
В самую горькую, полную отчаяния ночь, Каролине приснилась ее покойная мать:
– Он приходил, я знаю… Он любит тебя…
Каролина до сих пор так и не смогла понять, что означал этот сон…
Старинные часы в комнате Каролины Ивановны пробили восемь вечера, момент ее рождения, как рассказывала мать. Обессилевшая от нахлынувшей на нее волны воспоминаний, она встала, захлопнула форточку и задернула небесного цвета шторы. На душе было зябко и очень тяжело. В такие минуты Каролине Ивановне страстно хотелось закурить, но она так ни разу в жизни и не позволила себе сделать это, хотя и не осуждала своих курящих подруг.
Многое, многое не могла позволить себе гордая Каролина Орлова, оставаясь самой собой.
Самой собой или сама с собой?! Нет-нет, не так уж она и одинока... Каролина медленно окинула взглядом свою крохотную комнатку. Со стены на нее глядели Богородица и покойная мать, спокойно плавали золотые рыбки, нежился на кровати пушистый котенок.
Ей вновь захотелось услышать задушевный, неповторимо красивый голос Александра Малинина - и она включила магнитофон. Любимый голос запел:
Здесь похоронены
Сны и молитвы.
Слезы и доблесть.
"Прощай" и "Ура!"
Штабс-капитаны
И гардемарины.
Хваты-полковники
И юнкера...
Грустно вздохнув, Каролина Ивановна вступила в пятьдесят пятый год своей жизни.