... Набег. Это, несомненно, был именно набег, а не война. Пусть даже совсем маленькая война. Ни страницы, ни даже словечка единого не записала История на скрижали свои о том событии. Ну - не любит История злодейств мелких, ничтожных. Память о них не хранит в веках...
Никто не сможет сказать - как начался набег. То ли лишнего выпил вождь со своими сотниками верными, то ли еще почему - не знает того никто. Пожалуй - в пьяном, угарном буйстве шарахнул саблей по импровизированному столу:
- По коням !!! В набег !!! Сотники верные рьяно и споро сколачивали сотни свои. Что кочевнику надо? - сабля - на боку всегда, кони - только свистни погонщикам...
Через час, два, три - оставив женщин, детей, стариков присматривать за скотом ушли в набег кочевники.
Что взять в набеге с таких же кочевых племен? Рабы не нужны кочевникам. Женщины - недолга их сладость, желающий получает на месте желаемое. Наслаждаясь властью - режет горло жертвам своим. Золота горсть, скот... Скота своего хватает, да и кому гнать его? Набег, начавшийся без причины и смысла, нес смерть и огонь всем, встреченным на пути.
Много лет уже, в довольстве и сытости, алмасы живут. Вождь опытный и шаман мудрый правят племенем. Оседло живут алмасы. Аилы добротные, тепло в них зимой. Несметны стада лошадей, коров, овец. Все - под неусыпным присмотром пастухов, на тучных пастбищах гор и долин окрестных. И землю умеют алмасы обрабатывать. Невелики участки - да щедро родит земля. Ни один аил зимой не остается без ячменной муки. Вождь и шаман - заботливы, но суровы. Никто, ни один человек в племени не убивает время в лености праздной, работают все.
Весть о набеге принес пастух с дальних пастбищ. Сам мертвый был - две стрелы глубоко сидели в спине его. Пока жив был - коня запалил скачкой. Грохнулся он оземь у первых аилов. Покатился на землю всадник мертвый.
Почти все племя в сборе было. Приближается осень. Скот на зимние пастбища перегонять, к зиме готовиться. Праздник в племени. Не вышел праздник... Алмасы - не воины. Оружие - все почти предназначено для охоты. Всех мужчин поднял вождь на седло. Несколько сотен конных вышли навстречу кочевникам. Шаман повел женщин, детей, стариков в долины потаенные. Скот, утварь, что успели - с собой. Аилы - не погрузишь на волокуши. Бросили все - в надежде на скорое возвращение.
Через несколько часов ходкой рыси доложили разьезды алмасов о конниках вражеских. Без планов хитроумных, без изысков стратегических сошлись в ущелье кочевники и алмасы.
Кочевники - воины от роду. Первыми подняли коней в мах. Их - тысячи. Против сотен. Задрожала земля под копытами скачущих коней.
Страшен вид конницы, в атаку поднявшейся. Дрожит, гудит земля под копытами. Визжат, злобой и страхом заходясь, всадники. Неудержимо несется на врага сплошная лава плоти и стали. В конном бою не бывает трусов. Еще до сшибки повод затягивают, уходят из боя, прочь уносятся. Нет таковых среди кочевников. Всего несколько человек из алмасов, развернув коней, мчались прочь, к недалекому лесу...
Сшиблись конные. В диком грохоте сшибки, в адской неразберихе рубки сабельной не смотрят - свой ли, чужой - направо и налево широкой дугой летает отточенная сталь, богатую жатву смерть собирает. Разум теряют люди в кровавом хаосе. Кони звереют и рвут друг друга зубами, копытами хлещутся. Недолог бой конных. Ни человек, ни кони не выдерживают напряжения. Сгорают жизни... Часа не прошло - полегли алмасы в жестокой сече. Ни один не ушел живой. Всего на час задержали кочевников.
Успело племя уйти в ущелье тайное. Деревьями, камнями - приготовлены загодя были на кручах на случай такой, забили проход. Не пошли кочевники далее. К чему бы? Спалили дотда становище алмасов, и - дальше погнали коней... Место битвы травой поросло. Кочевников тех затерялись следы в закоулках Времени. Племя - дети и женщины - в небытие ушли, став легкой добычей племен соседних, или зимы не пережив без надежной мужской защиты.
Не о том речь сейчас...
Весь день и всю ночь уходило племя алмасов по ущельям и распадкам. Не раз и не два высоченные завалы оставляли за своей спиной. Не люди - кони, коровы, бараны из сил выбились... Ложились - и не вставали более.
Утро. Солнечное, звонкое утро щедро дарило тепло уходящего лета измученным людям. Жались друг к другу женщины. Беда единая сплотила. Забылись дрязги - если и были такие. Отступала горячка побега. Местами - уже слышно было - причитания и всхлипывания. Понимали все - для своих засеки - не преграда. Коль остались живые - догнали бы давно...
На пригорке - чтоб видеть всех - Ай-Яна. Молодая жена вождя племени. Как то так получилось - она руководила отходом. Где - уговорами, где - окриком властным, угрозами - заставляла людей идти. Думу тяжкую Ай-Яна думает. Сама - своей волей взваливает на свои плечи заботу о племени.
Бубенцов звон. Рокот бубна шаманского тревожный. Вопли его истошные... Задумавшись - не заметила даже - когда успел наряд свой, из хвостов волчьих, напялить. Двинулся по кругу, обходя людей сгрудившихся, в танце шаманском.
- Боги обиделись на алмасов... - вопль шамана всколыхнул людей.
- Забыли алмасы богов, забыли жертвы щедрые им дарить... - грохот бубна бередил души людей, тихой жутью слова его давили...
- Прогневались боги, кару послали на алмасов, кочевники - гнев божий...
Скачет, кружится шаман. Гудит тревожно бубен в руке его. Не рукой уже - саблей колотит он в бубен...
- Жертва! - жертва сладкая богам надобна... Тоской сжалось сердечко Ай-Яны. Знает она - кого в жертву шаман выберет. Дочку ее - крохотулечку Айгуль. К няньке старой движется шаман, все быстрее пляшет, громче в бубен стучит. Замерли люди - молят, чтобы не на них выбор шамана упал.
Встала Ай-Яна. Боги карают алмасов. Боги наслали кочевников. Дочку - в жертву им собрался шаман принести... Боги... Кто видел, кто слышал их голос? Зачем нужны боги, карающие детей своих?
- Алмасов - нет более! В битве великой, защищая нас полегли они! Алмасы - там! - Голос Ай-Яны перекрыл гудение бубна. Шаман, от слов святотатственных замер.
- Алмасы - умерли, нет больше алмасов! Вскинутая рука Ай-Яны зажатым в ней обояшем властно указывала на шамана:
Ты - кто? Кто ты, шаман? Пляшешь, богов зовешь, жертвы кровавой требуешь... - почему ты не лег с алмасами, защищая нас? почему боги твои убивают мужей и детей наших? Голос Ай-Яны, звеня от напряжения и страсти звонко кружил над поляной.
- Жертву богам? - себя принеси в жертву богам своим! Нам - не нужны твои боги...
Ужас повис над поляной. Никто и никогда не смел так говорить с шаманом. Земля разверзнется, небеса треснут, гром небесный поразит отчаянную девчонку.
- А-а-а! Вопль шамана был страшен.
- Мужа твоего сразили боги! Я - по велению их, и тебя и отродье твое в жертву им принесу за это! Я - вождем племени стану! Отшвырнув бубен он шел к Ай-Яне. Не дрогнула Ай-Яна. Капля страха не родилась в сердце ее. Усмехнулась :
- Пусть боги твои покарают меня, если смогут! - Вся она, душа и тело Матери, защищающей дитя свое, взметнулась в едином порыве. Молнией сверкнул обояш над присевшими в страхе женщинами.
Взмахнул саблей шаман, пытаясь отвести удар... Не успел. Оба лезвия охотничьего обояша глубоко, до древка, вонзились ему в грудь. Сабля шамана наискось срубила длинное древко обояша. Ужас, запоздалый страх смерти, полыхнул в умирающих глазах шамана, погасив лютую злобу. Ужас от содеянного Ай-Яной висел над поляной мертвой, неестественной тишиной.
Страх... В тоскливом ожидании замерли все. Не сознанием - душой своей поняла Ай-Яна - страх сковал людей, и, если они не станут бояться ее больше, чем своих собственных страхов - погибнут все. Неторопливо подошла к лежащему на спине шаману. Невозмутимо склонившись, наступила ногой на лицо, с натугой вырвала обрубок обояша...
- А-а-а... - новый вопль звериной злобы выплеснулся на поляну. Сын шамана - он первый повернул коня, уходя от смертной сечи. Отец не позволит бесчестить сына. Шаман принесет в жертву любой язык, плюнувший словом в его сторону. Сейчас шаман лежал мертвым, сраженный этой мерзавкой...
- Я сам твое сердце вырву! - сам сожру его, тело твое волкам скормлю, дочь твою живьем сожгу... - сын шамана бежал к ней доставая на ходу саблю. Он нисколько не боялся ее - девчонка, а не страшные в своей безумной ярости кочевники, практически безоружная, стояла сейчас перед ним. Замахнулся саблей, намереваясь обрушить ее на голову Ай-Яны, и в этот миг обояш врубился ему в череп.
Что там творилось, в душе ее - кто знает? Без тени эмоций, словно выжжено было в ней все, выдернула обояш из раскроенной ударом головы, выпрямилась гордо, повернувшись к десятку трусливых псов, прискакавших с сыном шамана. Вытянув руку, указывала на них окровавленным обояшем:
- Вы - не алмасы! Алмасы лежат там! Вы - чимеркыз - бабы сопливые! Отныне - не мужчины вы. Работу вам исполнять женскую, грязную! Возвысив голос, звонко прокричала - для всех:
- Непокорных и нерадивых - смертью накажу на месте! Отныне - повелеваю Я !
- Нет алмасов... Честь мужчинам - погибшим в битве... Остались в живых женщины! Не погибнет племя - племя АЛМАСОК !!!
Женщины, да несколько мужчин, низведенных ею до уровня рабочей скотины, да дети... Впереди - зима.
По окрестным ущельям разогнали лошадей, коров, овец. Не привыкать женщинам ставить жилища временные - из жердей, коры древесной, из шкур...
Тяжкой для них зима та была. Хорошо - мяса вдоволь. Велением Ай-Яны не морили себя голодом - скот для еды валили по потребности.
В темени зимних ночей, под свист и вой ветра думала Ай-Яна об устройстве племени...