Диггер

Николай Морозов
       О них говорили: «Не разлей вода». Так были дружны 16-летние Истопкин Виктор и Калетин Олег.
       И верно: их объединяло много общего. Жили по соседству. У обоих отцы полегли на фронте Великой отечественной войны. Матери работали в одном и том же цехе завода, куда по утрам вместе уходили на работу и домой возвращались рядышком, забежав по пути за продуктами в магазин.
       Парни учились в одной группе ремесленного училища на слесарей по металлу.
       Истопкин, чуть выше ростом, походил на плакучую иву.
Сколиозно сутулился, опуская перед лицом длинно-размашистые пряди волос цвета осенне-жёлтой листвы. Словно их припорошило глинистой пылью.
       Калетин со стройной мальчишеской фигурой, есенинской кудреватостью обрамления головы и тонкими чертами лица напоминал кого-то из актёров популярного тогда фильма «Молодая гвардия».
Может быть – Сергея Гурзо?
       
       Сверстникам импонировали его экспромты на все случаи жизни песенок, сочиняемых под свой же аккомпанемент на гитаре.
Тогда таких любителей ещё не называли бардами – исполнителями авторских песен.
       В отличие от друга ему частенько «влетало» в училище за нарушение формы одежды и неукротимое желание появляться среди серой массы сверстников в любимой клетчатой рубашке, сшитой матерью.
       - Выпендриваешься,- укорял Истопкин, неприязненно завидуя.
       Семья Истопкиных из пяти человек занимала комнатушку в многоквартирном неблагоустроенном доме, а во дворе для хозяйственных нужд – ячейку сарайчика, именуемую дровенником.
       В нём «корешки» и поселились однажды летом, соорудив нары с постелями, подальше от домашней духоты и кровопийц-клопов.
       
       Олег, способный при каждом удобном случае часами «тренькать» на полюбившемся инструменте, штудируя «Самоучитель игры на гитаре», радовался:
       - Людям здесь не мешаю, да и дровам слушать меня приятно.
       Равнодушный к музыке Истопкин, которому «медведь на ухо наступил», терпел увлечение приятеля более из-за того, что, как мухи на мёд, к амбарушке липли самые смазливые девчонки.
       Правда, они интересовались не хозяином «вигвама», а его «квартирантом». И это коробило уродливое самолюбие первого.
       Как-то раз он попробовал взять в руки гитару дружка и что-нибудь на ней «изобразить» перед одной из красавиц, в расчёте на её симпатию.
       Подражая Калетину, левую ногу поставил на приступку и стал щипать струны.
Не удержав эмоций, девочка рассмеялась ему в лицо:
       - Витька, ты «Квартет» у Крылова читал?
Глумливо сымпровизировала:
       - Как ни садись – в музыканты не годись!
У критикуемого злобой взыграло самолюбие, и он ударил обидчицу.
 Олег ничем не кичился перед ним, однако очевидное превосходство в способностях всё больнее задевало завистника, взращивая червоточину ненависти.
       
       На танцах и вечерах молодёжи по месту учёбы больше всего поклонниц оказывалось у приятеля. Аляповато наряженным Виктором явно пренебрегали.
       И это сильно его раздражало.
Переполнило чашу нетерпимости к невольному сопернику новое событие.
       В училище при участии в конкурсе мастерства, изготовленные Калетиным пассатижи, признали лучшими и поощрили умельца помимо Грамоты небольшой денежной премией.
       Истопкин убедил друга скрыть деньги от матери и… «приговорить» их в соответствии с известной традицией на обмывку удачи портвейном.
       Выпив, друзья отправились на танцевальную площадку в парк, откуда возвратились в первом часу ночи.
       
       А на другой день на занятиях в училище Калетина не оказалось.
Мастеру производственного обучения Истопкин объяснил это простудным заболеванием приятеля.
Мать подростка встревожилась только через несколько дней, ибо он дневал и ночевал у друга, питался в училище, но в субботу вдруг не явился для помывки и смены белья.
       В милиции завели материал о розыске безвестно исчезнувшего.
       Истопкин недоумённо разводил плечами, бегал по просьбе матери Олега по разным адресам её дальних и близких родственников и знакомых.
       Своё, в первый день данное мастеру обяъснение о заболевании Калетина, истолковал просто:
       - Он сам так просил сказать. Наверное, к какой-нибудь девахе подался.

       Наконец, опросили старичка-соседа, занимавшего соседний дровенник, не замечал ли он чего-либо подозрительного: ссоры или драки?
       - Да нет, ничего.
Только три ночи подряд после потери Олежки Витька спать не давал. Всё что-то копал. Пол-то в сарае земляной.
Заглянул к нему утром. Спрашиваю – что шумишь по ночам?
       Обматерил меня. Потом усмехнулся: «Клад ищу. Я – диггер. По истории изучали, так в Англии копателей звали».
Ещё спросил у него отчего, вроде как, пропастиной тут воняет?
Замешкался с ответом. Потом сказал, дескать, дохлую кошку ему подбросили, вот и зарыл её тут.
       … После этих показаний свидетеля довелось и мне, следователю, покопаться в том сарае.
       На глубине 2-х метров был обнаружен труп Калетина Олега с разрубленной головой.
Тут же валялся и окровавленный топор.
       Digger – в переводе с английского – землекоп.
Так презрительно окрестили знавшие убийцу, когда он вернулся, отбыв 10 лет заключения.
       Я видел его на улице города. Шёл он с 5-летней дочкой, унаследовавшей внешность отца и, не дай Бог, если – и его изуверские наклонности.