Такая вот Аматэрасу, парни!
(историческая фантазия на сугубый юмор текущего современья)
…………………………………………..Не трактат; шутка; судя по всему, уберу вскорости
…………………………………………..Ответное угощенье братке Бульбулятору
***
В те стародавние времена,
когда Небожитель с медведицей уже сотворили великих когурёсцев,
когда близ светлых вод могучего Тэдона славною своею славою славилась крепость у горы Тэсон,
когда все нормальные воины перемещались исключительно на чхоллимах,
покрывающих тысячу ли в один скок,
и дарили прелестницам в шелковых халатиках, романтично запахнутых на левую сторону, необычайного аромата цветок мугунхва,
прибыл посланцем в те самые края лучник Иголи.
А был он посланцем территории Пархэ, что с севера граничила с тем Когурё.
***
Направился как-то в день отдохновения от посланческой службы лучник Иголи на своей чхоллиме из под столичной горы Тэсон на берега Восточного моря, чтобы умыть суровую щеку во свежести морской лазури, попутно насладившись вкусом вансеу, так королевскую креветочку ласкают словом победоносные воители Тэсона.
***
Проехав гробницу первого вана – отца основателя Тангуна, остановился лучник Иголи у тех прудов, где лотосы благоухали. В уезде, недалеком от Тэсон-горы, который все Кандоном называли. И в прелести цикадных композиций звука, ловя томленья миг средь ватной влаги атмосферы, гармонии кусочек нестабильный отведал Иголи пархэсский, глотнул преподнесенный стариком в халате ветхом сочжу… Вздохнул. Не крепким сочжу был. Да ладно. И в перспективу Иголи помчался.
***
Перекусив у озера Синпхён сушёным щитомордником и подкопчённым ёжиком, что мальчик-оборванец продал ему у придорожной водопойни, седло поправил Иголи.
***
А скоро уж Уллим! Уллим-пхокпхо! Чудесный водопад. Руками путь к нему открыли воины, мечами сокрушив тех скал сугубых твердь, что от тропы к Восточному ко морю лежала в ли примерно в десяти иль боле. Уллим-пхокпхо! А это вам не Лимпопо тягуча, а очень даже мощный пад воды! Там отражаются во радуге и брызгах картинки из несбывшихся из снов, там перспективу жития рисуют заводи с игривою да с золотом в спине рыбешкой. Чужих туда не пропускают. Ну, разве ж только Иголи. А так – блюдут. Без исключений. Серьёзны парни когурёсцы.
***
И вот преодолен последний перевал сквозь рукотворную пещеру в двадцать ли.
Открылся Океан! И грудь наполнил ветром и мечтами.
О, Океан, которому наложницами волны буйны! О свежесть и порыв, и свет!
***
На белом на песочке навалялся лучник Иголи. Наволновался в водах. На островах набрал ракушек разноцветных, чтоб под закат их даровать чудесницам, что тонкими перстами перебирают нежно струны каягыма, который легоньким волненьем ко мечтам несёт.
О! Как прелестны переливы каягыма у тихой глади Сичжунхо – так когурёсцы называли озеро близ белых близ песков под крепостью Вонсан. Там отдых после волн морских осуществлял наш лучник Иголи с друзьями из Пархэ.
С вечернею звездою, испив напевы каягыма и надывшись ароматами наложниц, что исключительные мысли преподносят лучникам усталым, решился Иголи главою водрузиться на соломенный на валик, такой хрустящий и со свежим смыслом воли.
И – в сон. Чтобы к рассвету встать! И выйти к Сичжунхо! И вместе с водами встречать прорывы первые рассвета…
***
Затих цикадный перетреск. Знать утро близится…
Сошёл со ложа Иголи.
Ступил стопою с бамбука и - на террасу…
Спокойна тишь. И даже мелкой ряби нет на зеркале воды сквозь тростники.
Вот-вот и розовым мазком, сначала робким, орозовит поверхность Сичжунхо светило…
И тихо-тихо прозвенит бубенчик – то бриз со белых со песков морских, стремится раствориться в сути дня и напоследок вздох свой временный дарует… И исчезает в Океане.
Воссел во тростниково кресло на террасе наш лучник Иголи. Секунда лотоса, мгновение прохлады, миг воли и свободы смысла… И весь вчерашний лишний винный вздор своими тропами уходит в Небеса…
***
Но, что-то вот не так. Гармония всё не идёт. Бровями возмущенными играет вдоль воды наш Иголи. В чём дело? Кто мешает..? И созерцанию и слуху.
Поднялся Иголи. Взор свой усугубИл по тростнику вдоль вод.
Ага! Так вот - в чём истина и коленкор конфуза!
Сидит
в таком же тростниковом кресле
у зарослей прибрежных
воин!
«Не понял! Кто из наших рано так поднялся!? Ведь когурёсцы в креслах не сидят, да и не смели бы они, ведь гости тут, нельзя. Не понял! И не распознАю. Ну, что за воин? И торсом гол! Так только наши из Пархэ умеют.» - Растерян Иголи. Но не спешит. Оценивает парня у воды.
«Сидит по-нашему, как все в Пархэ. Брит с тылу головы. Бычара! Цепь – наша, с палец толщиною! - на шее грузною угрозою страшит возможных конкурентов воли и авторитета, и блещет однозначно в дымчатости Утра. Ну, точно – наш! Ага! А вот и на плечах! И на предплечиях драконистым узором виднеется окрас, татуировка сути – мечи, кинжалы, лотос и змея… Наш, брАтка! Точно – наш! Но, кто? Не узнаЮ никак! Да и кто б из наших, столь бурно ввечеру опорожнивших весь запас кувшинов винных, так рано смог подняться? Пойду, сойду ко водам! Посмотрю. И предложу испить из чаши, чтоб легче осознанье Будды осуществил парниша. Ведь было нелегко вчера». - Решает при оценке бытия наш лучник Иголи, накапывая из сосуда влаги прозрачной винной – сочжу.
«Нельзя с утра! – Успел штрихами так подумать. – Да, ладно уж! У брега, в медитации, то - можно!»
Сошёл. Преодолев ступеней утренню росу.
Заходит с фланга. Воин тот сидит, прикрыв обколотые во пейзажи веки и наклонив суровый подбородок, и мощным лбом цепляет горизонты измышлений.
И тишина. И утро.
И Иголи застыл в немых вопросах.
Хлоп! – по спине!
Хлоп, хлоп! – шлепком со смаком!
«Не слышит! Видимо серьёзно перебрал в кануне!»
Хлоп-хлоп! Шлёп-шлёп! – шершавою ладонью лучника - да по нагим, по телесам бойца.
Немая сцена! И картина тушью великого Ю Чжона!
В пол оборота так, неспешно, драконьим и неуловимым вёртом стреляет глазом воин тот!
«Чужой!» - Всё сразу перед Иголи открылось. – «Разрез глазных бойниц – не тот. И брови слишком тонки. Японец, бляшка! Из пиратствующих, видимо, якудзов! Рисуночки-то те – не наши! Иероглифы-то, блин! О, славно как я запопал с утра! Мы ж даже не союзники – враги! О, славно я попал! Ещё с размаху исхлестал по шее голой и по торсу! Такой, ведь, не простит! Прервал его мышленья, к лиху! Такой, нет, не простит! Смотри, как изрисован! Не одному, видать, головку откусил. И зубки, йошкин соус – нет, не наши; такие только под Сакайминато куют бойцовски кузнецы под тихие слова Аматэрасу. И пацаны мои все спят. Не справлюсь индивидуально. Он, судя по всему, тут не один сидит. Такие только с охраненьем ходят – понавыпрыгивают вот сейчас из-под кустов. Им-то чего? Они-то ниндзя сплошь! И меч оставил там, в опочивальне. Зачем спешил? Стою теперь, как пагода со чашей. Чем отбиваться буду? Чашей что ль?»
Но надо как-то выходить из казуса текущего расклада:
- Ты. Это. Воин, извини. Тут, понимаешь – утро же. Не видно. Ничего. Пить будешь? Чтоб с утра – полегче? – «Нет, ну чего вот я несу? Он ведь по-нашему ни пуговки не ловит. Повяжет в узел вот сейчас» - Запутался наш лучник Иголи. А фигли делать? Отступать нельзя! И надо отвечать! Исколошматил во шлепки чужого-то вождя! За это – принято! По-полной! Ответить. Да.
… Немая сцена. Ноздри пораздуты. И наконечниками стали звонкой упёрты взоры двух вождей.
Ни звука.
Расправив все татуировки на плечах, встаёт Аматэрасу воин. И, взгляд не отводя, берёт спокойно и авторитетно предложенную чашу Иголи. И пьёт. Сугубо так.
«Вот это дал!» - Наш Иголи подумал с уваженьем. – «Они ж, микадо-то сыны, не пьют, с утра, по многу, эээээх».
Испил. Без перекрива так, без мимики носогубнОго свойства
испил японский воин.
И тихо удалился. К морю. Вдоль стеблей тростниковых Сичжунхо. Поблескивала цепь на мощной шее…
«Чего ж такое это было?» - Не понял Иголи ни капли, ни зёрнышка не распознал, ни аромата…
***
И тихо-тихо розовые стрелы пускало из-за гор светило. Те прыгали по скользкой глади вод. Сменили аромат на золото со чаем, с тем, с красным чаем…
С террасы прыгнул абрикос не спелый. И тихо-тихо в воды занырнул…
«Так странно, - Иголи вздохнул, - не тонут же в озёрах абрикосы…»
--------------
*
Имеется ли смысл в разъяснениях понятий и имен?
На всякий на случай, а вдруг:
• - По преданиям Небожитель, полюбив пещерную медведицу, произвел на свет первого корейского вана Тангуна;
• - Когурё – мощнейшее корейское государство периода Трёх Государств; когурёссцы, соответственно, жители Когурё;
• - Тэдон, Тэдонган – корейская река, сквозь Пхеньян нынешний держит путь к Западному (Желтому) морю;
• - Тэсон, Тэсонсан – горный комплекс под Пхеньяном, древняя пхеньянская крепость;
• - Пархэ, Бохай – древнее государство периода Трех Государств в Корейской истории; ныне – территория Приморского края РФ;
• - Кандон, он же Гандон ("к" и "г" записываются одной буквой кор. алфавита) – название уезда и уездного центра близ современного Пхеньяна;
• - «Вансеу» – королевская креветка (кор.); «ван» - король, «сеу» - креветки;
• - Синпхён – уезд, нас. пункт, озеро по пути средь гор от Пхеньяна (Желтое, Западное море) к Вонсану (Японское, Восточное море);
• - Уллим – назв. водопада, открытого в 2002 году бойцами КНА; «пхокпхо» - водопад (кор.); русские ребята, почему-то, интерпретируют названье «Уллим-пхокпхо» в упрощённое наше «Лимпопо»;
• - «каягым» - струнный инструмент (кор.), типа, «гуслей» (русс.), типа, «кото» (яп.);
• - Сичжунхо – красивейшее озеро в 70 км. от корейского города Вонсана на восточном побережье и в одном километре от чудесных морских и малолюдных (погранзона, охраняемая очень симпатичными пограничницами и суровыми подводными бойцами-погранчниками) пляжей с белым песком;
• - «сочжу» (кор.) - слабенькая такая водочка, почти вино, только без цвета, градусов 25; не путать с «суль» (кор.) - это более-менее нормальная водочка, до 40 градусов доходит; не путать с «муль» (кор.) - это вообще вода, она без градусов (внимание!); а вообще надо запомнить три главных слова, если вдруг в Корею попадёте – вышеупомянутые «суль» и «муль», а также «пуль» (огонь), зная эти три наиважнейшие составляющие нашего бытия, ни за что не пропадёте*!!! (*Как в народной песенке - "пока у русского солдата есть спички, пули, самогон, сосите лёд, солдаты НАТО, дрожи от страха, Пентагон!")
• - Аматэрасу – японская богиня солнца, прародительница всех японских императоров;
- Сакайминато (Сакаиминато) – порт в Японии;
• - Иголи – имя (кит.), корейский и японский варианты - Игори; ударение - на последний слог – ИголИ, ИгорИ.
----
* Ой, про лошадь забыл сказать, про летучую: "чхоллима" - скакуница, преодолевающая тысячу "ли" за один скок; один "ли" (кор. мера длины) - примерно, треть версты, если не ошибаюсь; "чхон" - тысяча, "ли" - соответственно, "ли", "ма" - лошадь; там происходит ассимиляция - "н" в слоге "чхон" сливается с "л" в слоге "ли" - читается поэтому не "чхонлима", а совсем даже и вовсе правильно - "чхоллима", чтоб напевнее было; ух уж эти когурёсцы, понапридумывали песен.