Ущелье алмасок. Караван

Владим Сергеев
 ... Величественно-степенна поступь вьючного верблюда. Горделиво вскинутая голова флегматично взирает на окружающее. Кажется - ничто не может поколебать этой спокойной уверенности.
       Идет караван... Сквозь невзгоды долгого пути, сквозь непогоду - вопреки самому здравому смыслу идет он к намеченной цели.

       В этот раз проводникам пришлось сильно уклониться к северу от привычных троп. Ни с того, ни сего сцепились в смертельной схвате племена горские. Никто не может пройти по охваченным войной землям.
       Романтические измышления придали воину древнему ореол мужественного борца за справедливость - этакого сурового, но справедливого борца со злом. Может быть... Может быть - встречались такие... В общей массе своей - никогда, НИКОГДА не откажется завоеватель от скорой наживы. Никогда не откажется от сладких, манящих мгновений власти над себе подобными. Безраздельной, неограниченной власти над всяким, попавшимся под руку.
       
       Есть охрана у каравана. Несколько десятков всадников сопровождают его. Это - от мелких шаек случайных грабителей. Горстке ли воинов защитить караван от армии... Пусть маленькой, неорганизованной, но - многократно превосходящей по численности.
       Вот и ведут проводники караван путем северным, сложным и безлюдным. К истокам реки великой поднимется караван, на десяток-другой переходов удлиняется путь. Время - не главное для караванщиков. На кон поставлены не только товары - сами по себе ценность огромная, не только подарки Императора Китая для Императора Великого Рима - жизни караванщиков тоже ценность немалая...

       Легкой рысью вдоль вереницы верблюдов нет нет - да проскачут всадники охраны. Впереди - десяток воинов с проводниками. Путь выбирают, определяют места привалов. Первыми, как всегда, лошади неладное почуяли. Всхрапывали, головы породистые тревожно вскидывать начали, сбиваясь с рыси нервно перебирали ногами, отказываясь идти вперед. Ясно всадникам - впереди - опасность. Понимая тревогу коней знают - зверь впереди.
 
       Темнолицый, узкоглазый старик, проводник из местных, придержал лошадку низкорослую, спешился. Копье, с коротким древком, длинным отточенным жалом - наизготовку:
       - Аю... - медведь. Спешились конные. Никому в голову не придет встречаться с медведем, сидя верхом на коне. Какой муштрой, каким обучением заставить коня не бояться медведя? Любой взовьется на дыбы от грозного рева, в галоп сорвавшись, понесет всадника без дороги. Двое взяли в руки поводья коней. Остальные, рассыпавшись цепью, сторожко и в готовности - вперед.

       Полянка невеликая, невысокой травой поросшая. Речушка журчит, с камня на камень скачет, искрится на солнце кристальной, ледяной водой...
       На краю полянки - у речки, темная глыба недвижимо лежит. Опустил проводник копье. Спокойно по полянке пошел к лежащему зверю. Мертвый...
       Огромная мохнатая туша лежит на брюхе. Чуть в сторону и вниз башка повернута, щерится окровавленной пастью. Только - только убит медведь. Не то что воронье - мухи еще не вьются вокруг туши...
 
       Обошел кругом. Из под туши медвежьей - нога женская, голая, окровавленная. Не дергается, не шевелится. Обувка странная - кусок кожи вокруг ступни обернут, ремешками вокруг лодыжек охвачен.
       - Уй - бай - яй !!! - алмас-кижи... - замер недвижно проводник местный, прилип глазами раскосыми к девичьей ножке. Не понять - чего больше во взгляде - страха, тревоги, удивления, ненависти ? Заозирался, забегал глазами по поляне, отыскивая непонятное - ему одному ведомое. Торопливо засеменил в сторону опушки лесной, рыская в стороны, присаживаясь и оглядывая полянку.

       Остановился, рукой машет десятнику. По траве густой, примятой - побеги крови. Обильные, частые, совсем еще свежие.
       Опушка... Кустарник, по грудь мужчине - примят тропой. Рык медвежий. Глухой, кашляющий - словно стон, не рык грозный. Шагнул местный - копье вперед выставлено - и, сразу, рывком назад осел. Над ним - на копье грудью напоровшись, медведь матерый. Последние силы в рывок вложил - не рычит даже, валится, никнет вперед и в сторону. Голова зверя, туловище - кровищей залиты, словно неровно прилизана, приглажена шерсть. Застонал протяжно, свалился вбок. Чуть подергиваются лапы в агонии.

       Встал охотник. Копье из туши выдернул. И - назад, к первому зверю. Отвалили зверюгу в сторону. Тело девичье, едва прикрытое шкурой козьей, за ним потянулось. Руки девчонки мертвой хваткой держат рукоять оружия необычного, в груди медвежьей, двумя лезвиями увязшего накрепко. Вместе с девчонкой отдирали от медведя.
       - Живая... - вскрик одного из воинов, тело женщины приобнявшего, поднимая. Сгрудились вокруг воины. Склонился один, меч достав из ножен к губам лежащей посунул. Затуманилось зеркало стали.

       Живая...

       Императору Великого Рима, диктатору Сулле Счастливому, немоглось крепко. Неизвестный римским лекарям недуг покрыл тело язвами. Нестерпимый зуд и боль жуткая. Император Китая - в знак дружбы и уважения - одного из лекарей своих подарил.
       Шел по полянке невысокий, тощий на удивление, седой как лунь благообразный старик. Присел у тела девичьего, словно тне замечая ни воинов, ни туши медвежьей. Рукой шею девичью пощупал. Бросил негромкое, в пространство - зная - выполнят:

       - Воды... Много... - пальцем указывал, куда лить струйкой тонкой, бережной. Без брезгливости и жалости, но - бережно и чутко, омывал тело лежащей. Почти не глянув , кинжал выдернул из ножен стоящего рядом воина. Лезвие отточенное рассекло шкуры одеяния. Омытое тело щерилось ранами рваными, сочилось потеками крови свежей. Старческие пальцы мнут, ощупывают тело девичье. Ребра поломаны, раны рваные, кровопотеря большая.