Егор Кончаловский приглашает меня к себе домой. Дом оказывается пятиэтажным дворцом – родовым гнездом всех Михалковых-Кончаловских. Мы проходим по анфиладе комнат в стиле барокко и оказываемся в замусоренном чулане. К одной из стен под самым потолком приделано изгрызенное красное кресло. Кончаловский объясняет, что это первый в СССР игровой гоночный тренажер. Нажимает на кнопку, и кресло начинает с громким противным визгом прыгать в разных направлениях. Раздается телефонный звонок. Кончаловский снимает трубку, и я слышу, как некто голосом Никиты Михалкова просит его больше не включать «свое кресло».
Егор провожает меня. Выйдя из двери, расположенной на 5-м этаже мы сразу же оказываемся на улице, застроенной деревенскими домиками. На вопрос: «что это за улица?» - Кончаловский отвечает, что это специальная улица, которая расположена над Москвой и названия не имеет. Она существует только для избранных, и попасть на нее со стороны города – невозможно.
Мы прощаемся. Я ухожу. Вспоминаю, что забыл у Кончаловского велосипед (хотя точно помню, что мы пришли пешком) и возвращаюсь. Вернувшись, понимаю, что не помню, куда идти. Вновь прохожу через анфиладу комнат. Навстречу идет девочка, одетая во множество покрывал. Она, танцуя, проходит мимо меня, не замечая. Создается впечатление, что она сумасшедшая или в плеере. За дверью в следующую комнату стоит Спартак Мишулин в банном халате. Он недоволен. Принимает меня за назойливого поклонника или папарацци. Присутствие Мишулина и его театральное недовольство смешат меня. Я покидаю комнату и оказываюсь в знакомом мне коридоре. Там стоит велосипед. Я сажусь на него и качу через весь дом обратно.
Выезжаю на улицу (над Москвой) и понимаю, что не смогу попасть домой, не узнав ее названия. Долго еду по грунтовой дороге. Постепенно она становится асфальтовой. Наконец, на одном из домов, я замечаю табличку «улица Стромынка». Теперь я спокоен и просыпаюсь.