Ну, а он? А он спросил, люблю ли я овсяное печенье. Долго бродили по набережной и слушали плеск волн о камни. Я прошла по воде и промочила ноги. Он посмотрел на закат и сказал, что уже поздно. Поздно для чего? Поздно для овсяного печенья. Оно не терпит темноты.
Когда-то давно я была ребенком. Ела овсяное печенье почти беспрестанно. Мама ругалась, ведь после этого котлет с макаронами мне уже не хотелось. Ругался и папа, ведь ему-то ничего не доставалось. Даже кот смотрел на меня как-то искоса – завидовал моему большому желудку. А потом была ночь. Она овсяное печенье не любит. Да и я не особо радуюсь, когда в темноте под моей подушкой кто-то ест овсяное печенье. Шуршит и чавкает. Становится жалко – овсяного печенья всегда слишком мало.
Вот и сейчас его мало. А он? Он смотрит мне в глаза и говорит, что еще никогда не видел таких красивых зеленых глаз. Я смущаюсь. Верю. И не важно, что глаза у меня вовсе не зеленые, а голубые. Верю. Осталась последняя печенюшка. Он откусывает от нее кусочек и задумчиво жует, потом второй, третий... и вот на дне пакета только крошки. Мне обидно. Ведь мне-то он не предложил. Я закрываю глаза и представляю, что держу в руках не его руку, а целый килограмм овсяного печенья. А что же он? Он смотрит на закат и говорит, что уже слишком поздно. Для чего? Для нас. Овсяного печенья всегда слишком мало для двоих...