Илие орудовал секатором в саду. Вдруг за его спиной раздался громкий плеск.
Илие едва успел отскочить в сторону, чтобы не быть облитым грязью...
* * *
"Мерседес-Вито" остановился перед большой лужей. Объехать её по узкой сельской улице никак не представлялось возможным. Ян колебался.
- И-и-и - хоп! - весело сказал Уго.
- Ныряй! - разрешила Франческа.
- Давай... - после секундного сомнения согласился старик Мишель.
Ян решительно нажал на газ. Белый "микрик" с разгона плюхнулся в лужу и тотчас же заглох...
Шофёр-фламандец, закатав штаны, выскочил из кабины и громко заругался на своём певучем языке.
- Всё залило! - с раздражением бросил он по-английски своим пассажирам.
- Придётся просить помощи у местного населения... - сказала итальянка, возраст которой граничил между
"средним" и "почтенным", что не помешало ей сохранить блеск в глазах и ослепительную черноту волос, только усиливаемую редкими седыми вкраплениями.
Она открыла дверь и принялась спрашивать что-то по-английски, но старый Илие не понимал.
- Уго, попробуй ты! - обратилась она к более молодому из своих спутников. - Здесь, кажется, понимают по-немецки...
Молодой немец обратился к крестьянину и получил ответ на том же языке.
* * *
За всем этим разноязычием, прильнув к забору, наблюдал мальчик лет пяти.
- Илие, Михаице, идите обедать! - донеслось из дома.
- Скажи Катре, чтоб постелила парадную скатерть! Да позови сюда Иона... - отозвался старик. - Тут проверяющие приехали, у них, похоже, проблемы. - И снова заговорил по-немецки.
- Кто это, дедушка? - спросил маленький Михай. - Они из Плоешт?
- Да нет, подальше... Из Брюсселя...
- Ух ты! А где это - Брюссель?
- Брюссель, Брюссель! - передразнил внезапно появившийся папа Михая. - Ездить-то не умеют, мэй!..
* * *
При взгляде на статного кучерявого мужчину пожилая Франческа аж покачала головой. Глаза у неё заблестели ещё сильнее...
Он помог ей и Мишелю выбраться из машины и преодолеть лужу, а потом шутливо подмигнул шофёру, который теперь выглядел ничуть не лучше местных.
- Катря, Марчела, вы видели это безобразие? Ну сколько их можно ждать?! - раздался возмущённый женский голос. Илие, мешая языки, поторопил всех, и "проверяющие" вместе с хозяевами вошли в дом.
Уго, как самый молодой и единственный, кто был способен поддерживать межнациональный диалог в этой компании, завёл с хозяином беседу и стал задавать ему различные вопросы о крестьянской жизни.
- Да вот живём, не жалуемся, - говорил Илие. - Вот ты из Германии, да? Комбикорм нам оттуда хороший возят... А трактора-то на вашем немецком топливе как заработали! Вы вон спросите ребят, вот там у них стоянка - они не нахвалятся!
А удобрения? Вот Джика, мой сосед, раньше нашими пользовался, а я какими-то польскими. И у меня всегда урожаи были лучше... А недавно он про французские удобрения прослышал - и в прошлый год меня враз с моими польскими переплюнул! Я и думаю: дай тоже на пробу пару мешков этого французского возьму... Теперь нам обоим завидуют! Скоро всё село на эти французские удобрения перейдёт, только везите!
Тут итальянка о чём-то спросила немца, и он перевёл:
- Ну а те, польские, вы куда девали?
- Лежат пока вот тут, около дома. Вот Ион приехал, на днях в помойную яму отнесём...
Молчавший до той поры валлон Мишель тотчас же потребовал показать местоположение помойной ямы, а Франческа застрочила что-то в блокнотике, от которого всё это время не мог отвести глаз Михаице.
- А поляки-то, наверно, теперь сами на ваших удобрениях сидят? Они ведь уже давно в союзе... – спросила
жена Илие.
- Ну да... наверно, - неуверенно ответил Уго.
- Так что мы вам только благодарны! - заключил крестьянин. - Видите, какую моя дочка скатерть выткала?
Только тут гости заметили, что скатерть - синяя, а посередине у неё большой круг из двенадцати жёлтых звёзд. В этом круге и стояли все яства. А по краям была пущена традиционная вышивка крестиком и бело-красная бахрома.
Вид скатерти породил оживлённую дискуссию, на этот раз по-французски. Седовласый валлон громко возмущался и без конца повторял: "On ne doit pas traiter le drapeau comme ;a!"* Итальянка, не грассируя (что, несомненно, придавало её речи большую убедительность), возражала ему и не менее громко выражала своё восхищение этим ансамблем из горшочков, кувшинчиков и тарелок в окружении европейской символики. А молодой немец тактично молчал, не мешая беседе своих старших коллег, и лишь крутил головой так и сяк, пытаясь взглянуть на ансамбль с разных точек зрения.
Мастерица Катря сильно смутилась. Она глядела то на своего критика-бельгийца, то на защитницу-итальянку, и ей становилось попеременно жарко и холодно. Девушка попыталась использовать "рефлекс страуса", но спрятаться здесь было негде. В конце концов она прошептала какое-то ругательство. И тут же заметила, что с противоположного конца стола на неё внимательно смотрит шофёр Ян. Фламандец явно проявлял к девушке недвусмысленный интерес, что с крестьянской точки зрения было не вполне бонтонно, но по крайней мере привычно. И Катря успокоилась.
* * *
- А разрешите и мне спросить? - прервал дискуссию Илие.
"Проверяющие" с вниманием повернулись к нему.
- Вот я всё думаю: как же это вы так, господа хорошие, затеяли проверку - а сопровождающего из наших, из местных, не взяли?..
Настал черёд смущаться европейцам. После минутного замешательства Уго проговорил:
- Понимаете... ваша страна в союзе ещё совсем недавно... ещё не успел сформироваться штат европейских работников... здесь...
- Так что, кадров не хватает? - усмехнулся Илие.
- Что-то вроде этого... - ответил немец.
Катря и её мать, словно по уговору, взглянули на занавеску на окне. На ней был вышит герб с колосьями и нефтяной вышкой, а с краешка, со складки, предательски глядели на них серп и молот...
*С флагом так не обращаются!" (франц.)