Глава восьмая. Милан

Алмазова Анна
Милан с детства был слабым, немощным, но очень красивым мальчиком. Слишком красивым. Все взрослые восхищались красотой огромных, неизвестно почему черных глаз, пушистых, длинных ресниц, аккуратных, сходящихся на переносице бровей, маленького, вздорного носика и волевого подбородка. Все, кроме матери. Уже с самого детства Милан понял, что сам факт его существования почему-то действовал красивой женщине на нервы. И все почему? Потому что вне общества младшего сына в центре внимания была она, но стоило только появиться Милану с его ласковым, слегка наивным взглядом, и все женщины сходили с ума по красивому мальчику, а мужчины таяли, стараясь проявить свое покровительство. Будто этот необычный ребенок обладал талантом восхищать других, а его еще молодой, но уже начавшей стареть матери в последнее время так не хватало этого восхищения... В конце концов, женщина начала понемногу ненавидеть младшего сына.
Но Милан был всего лишь ребенком, ребенком, которому страшно не хватало любви. Старший брат уехал ко двору, мать его ненавидела, и Милан это чувствовал, отец был полностью погружен в свои эксперименты. Зная, что к родной женщине не подступиться, Милан попытался сойтись с Элиандром. Последнему очень понравился неожиданный интерес сына к его опытам. Но вскоре Милан понял, что отца гораздо больше интересуют эксперименты и возможность иметь достойного доверия ученика, чем он сам. И это повергло мальчика в очередное смятение, но магия в то время уже начала приносить мальчику успокоение. Хоть здесь у него что-то получалось.
Время шло – Милану минуло шестнадцать, и помимо опытов, в которые юноши тем временем погрузился с головой, его увлекло и другое – девушки. Этих самым девушек было так много, что он не успевал запоминать их лиц. А мать тем временем все более старела, замыкаясь в своей вечной злости. Каждая новая пассия младшего сына наносила смертельный удар по самолюбию старевшей самовлюбленной красавицы. И, в конце концов, ненависть матери к сыну стала невыносимой для последнего – поседевшая женщина обливала Милана при встрече грязью, слала ему вслед страшные проклятия. Однажды Милан не выдержал: посмотрев в ненавидящие глаза матери, он спросил – что именно ей в нем не нравилось. Услышав, что причина ненависти всего лишь его красота, Милан лишь засмеялся.
Засмеялся, но не забыл. Подолгу смотрел он в зеркало, все больше и больше ненавидя черты, которые лишили его материнской любви. Лишь магия приносила теперь ему радость, на женщин Милан смотрел с презрением – ведь их интересовала в нем лишь его красота, а не он сам. Так же мать ненавидела лишь его красоту, а не его самого. И тогда он открыл для себя огромную тайну – тайну скраханцев. А идею в душу юноши, и в самом деле, закинул отец, ненароком упомянув о древнем культе. Но Милану этого хватило, чтобы загореться, начать перелистывать магические книги, читать ритуальные знаки, и лишь в самой древней и почти истлевшей книге он нашел то, что искал – описание древнего ритуала.
Потом вновь начались поиски, на этот раз древних алтарей. Целый год Милан не мог найти ни одного, пока не наткнулся в лесу на древнюю старуху, от которой сильно несло магией. Милан уже научился чувствовать таких. Именно старуха рассказала ему о тайном алтаре, и Милан решился...
Дождавшись полнолуния, он оделся в прозрачные одежды, сел на пятнистого коня и направился прямо к намеченному месту. Как он нашел тогда дорогу, и за ночь преодолел расстояние, равное трехдневному переходу, он так и не узнал. Но дошел, дошел раньше, чем луна показала свой лик в точке зенита. Алтарь казался черной дырой во тьме. Было страшно, но память о ненависти матери победила страх – юноша лег на камень и посмотрел наверх. По небу то и дело пробегали тучи, скрывая лунный лик. А Милан просто лежал, и мысли его уносились все дальше и дальше ввысь, к самому лунному лику... И лишь тогда, когда сознание находилось между сном и явью, он начал читать заученные за многие месяцы ожидания слова заклинания. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. И с каждым мгновением он с нарастающей радостью ощущал, как что-то ломает его тело, изменяет его...
В конце концов, он заснул, а проснулся уже на своей кровати в замке. Вскочив, Милан посмотрел на свое изображение и не узнал его – он был другим, но все еще красивым... Просто из жгучего брюнета Милан превратился в ангелоподобного блондина, в душе его воцарился холод, а ненависть матери стала такой мелкой, и незначимой...
Милану не пришлось долго доказывать отцу, кто он есть на самом деле – каким-то неизвестным образом Элиандр сам узнал своего сына. Видимо, опоздало подумалось Милану, старик и в самом деле его любил. А вот мать не узнала, даже ненависть не помогла – для нее Милан стал неведомым гостем. Про ненавистного сына женщина даже и не вспоминала – ну исчез и исчез, и хвала Единому! Меньше хлопот с этим мальчишкой! А вот этот молодой человек – он и в самом деле красив...
Милан безразлично и с презрением воспринимал запоздалую страсть постаревшей женщины. Что ему до увядших красот матери? Что ему теперь до ее страданий? Она любит – это ее проблемы, а не Милана. У него и так много молодых, красивых подружек. Она ревнует – это ее проблемы. Пусть захлебнется в своем яде! Она теперь ему так далека... Милан не мог смотреть на охваченную страстью старуху иначе, чем с презрением и та, как бы не старалась обмануть себя, наконец-то это поняла... Поняла и однажды напала ночью на Милана с ножом. Такого не выдержал даже хладнокровный молодой скраханец и, засмеявшись, Милан прямо в лицо женщине кинул правду о себе. Она не поверила, не хотела верить... Но молодой, так пленительно полуобнаженный мужчина уже знал, как заставить ее поверить. И заставил... На следующий день ее нашли мертвой...
Милана никто не посмел обвинить в этой смерти, даже отец. Молчали и знавшие почти всю правду верные слуги. Молчали все – как будто и не было этого страшного самоубийства. Как будто и не было надписи на полу кровью. Короткого слова: “Прости...”
Вернулся старший брат Милана и попробовал убить неведомого гостя. Попробовал, но не сумел – между дерущимися грудью встал старик отец. Так Ансел и узнал правду... Больше братья не ссорились почти никогда, не вспоминали о случившимся, но между ними прочно залегла пропасть непонимания из-за самоубийства старой женщины. Даже после смерти мать вредила своему ненавистному отпрыску, даже после смерти она сумела лишить его любви – на этот раз братской.
Но до юного мага чувство потери дошло не сразу. Лишь после очередного перевоплощения Милан понял всю глубину своей боли. О, как он тогда страдал – сначала по матери, которую погубил своим презрением, потом по заслуженной холодности брата. Все следующие годы до нового перевоплощения прошли в этом страшном страдание и муках совести. Элиандр пытался смягчить душевную боль сына, не без причины боясь нового самоубийства. Но тут пришло неожиданное – к их дом явился гость... И Милан сразу же забыл о своих страданиях...
Гость был похожим на него – это знание пульсировало где-то в глубине сознания юноши. Ранее Милан не задумывался – а есть ли еще в этом мире такие, как он сам? Теперь оказалось, что есть, и много... Слишком много. Так он и познакомился с Советом. Вначале Милану и в самом деле нравилось разговаривать с этим похожим на себя человеком, но вскоре юноша изменил свое мнение – слишком уж часто ругал этот советник Алиссию и культ Единого, постепенно наводя Милана на мысль, что в верхушке культа до сих пор держат зло на Великого и его служителей. А Милан был не таким. Несмотря на свое увлечение магией, юноша чтил Единого и часто проводил время в домашней часовне. Особенно после своего последнего перевоплощения. Он чтил и свою богиню, но Единый был выше, понятнее, милостивее... И Милан осторожно, но твердо отказался вредить своей стране.
Вскоре после отказа гость ушел. Ушел, как ни странно, мирно и внешне без обид, да только Милан не был дураком и понял, что не доволен советник юным магом. Да только и вредить хозяину гость не стал, предоставив юноше шанс и дальше жить своей жизнью.
С тех пор Милан встречал много скраханцев. Все они были разными – с одними Милан поддерживал дружеские отношения в любых воплощениях, других – тщательно избегал. Но с тех самых пор Милан уже лет десять не видел никого из Совета и не хотел видеть. Слишком много злобы было на Алиссию в тех людях... Злобы, которой Милан в любом своем воплощении понять не мог.


– Красивый рассказ, – иронично похвалил Влансар. – И главное – такой искренний и поучительный. Продай его ближайшему сказителю, разбогатеешь! Больно слезу прошибает.
– Я прощаю тебе твои слова, друг, – помрачнел Милан, – так как я знаю, что ты сейчас не в своем лучшем перевоплощении... И вам бы, Миранис, я не советовал его слушать. Это опасно для вашей жизни, ведь Вла...нсар теперь не знает меры. Он заведет вас на поиски таких приключений, что у вас дух захватит... перед смертью.
– А мне нравиться! – воодушевленно ответил Влансар. – И Миранису понравиться, правда! И чего ты такой мрачный, а, Милан. Пойми, каким бы дураком я не был, а умереть еще не желаю... Не надейся увидеть меня с этой бородой в хрустальном гробу – не выйдет! А Совет – это не так уж и страшно, поверьте мне, Миранис. Это даже весело, и так подходит для вашего таланта убеждать...
– Спасибо за рассказ, Милан, но я не изменю своего мнения, – улыбнулся Миранис. – И я не думаю, что рискую больше, чем вы сами, помогая мне сейчас. Ведь об этом может узнать как Сарж, так и ваш Совет.
– Сарж мне не противник, – махнул рукой Милан. – И его магов я не боюсь – у моего замка отличная защита, а брат мой давно за пределами Алиссии. Сарж ничего не может мне сделать, никак мне помешать. Что же до Совета... Совет не сильно-то интересуется моей особой. С тех пор, как я не выразил своего желания участвовать в проектах против Алиссии, меня уже никто не беспокоит. Это еще одна причина, чтобы попробовать отговорить вас – Совет вовсе не влияет на наши жизни. Вернее, имеет не такое сильное влияние, как вам кажется. Но если вы и в самом деле хотите попробовать...
– Хочу, – уверенно сказал юноша.
– Тогда я вам скажу, где их найти. Это и в самом деле ваш выбор и выбор моего авантюриста друга. Тот человек, который меня пытался уговорить живет невдалеке от вашего монастыря. Да-да, это он владеет той таверной, в которой вы, несомненно, останавливались. Но владеет тайно. Однако если вы пойдете с Влансаром, он вам откроется...
– Нам не пересечь границу без помощи Скрадмана, – тихо покачал головой Миранис. – А Скрадман может мне и не помочь, если узнает правду. Он и тогда, два месяца назад, усердно сопротивлялся моей идее. Боюсь, теперь не многое изменилось.
– А зачем вам его помощь? Я вам покажу очень хорошую штуковину. Ее соорудили древние, но наши маги изредка пользуются старыми знаниями. Пойду, поищу книгу, где я это видел...
Милан ушел, за ним удалился и второй скраханец, которого тоже интересовала возможность порыться в старых книгах, а Миранис, задумавшись, остался на скамейке:
– О чем думаешь, Нис? – спросил Валессий.
– О странном совпадении. Разбойники напали на наш след именно там, где залег скраханец. И Сарж, оказалось, имел отношение к тому нападению... Тебе это не кажется несколько необычным?
– Но тогда...
– Тогда мы поиграем по другим правилам, дружок, – засмеялся Миранис. – И этот... Влансар нам в этом очень поможет... Он же сам хотел приключений, так вот, он их получит в полной мере, я ручаюсь!
План Мираниса не сильно-то понравился Влансару. Но больше всего, как ни странно, этот план не понравился Агору... Еще бы, ради прихотей хозяев, его, огромного и сильного пса, превратили в маленькую пушистенькую комнатную собачку для дамы. Впрочем, на взгляд любой дамы? эта собачка и в самом деле была прелестна: маленькая острая мордочка с игольчатыми зубками казалась миловидной из-за огромных синих глаз; пушистые ушки задорно вставали торчком при каждом звуке; коротенькие лапки весело цокали по полу; а маленький хвостик походил на мягкую кисточку. И все это было окутано в пушистый, удивительно мягкий на ощупь комок густой длинной шерсти, которую можно было расчесывать, укладывать в маленькие хвостики, вплетать в косички, умасливать, мазать для мягкости всевозможными мазями... В общем, хорошенькая игрушка, а не собачка!
Но Агор не хотел быть игрушкой. Ему было непривычно, что чужие, хоть и человеческие руки поднимали его в воздух, что чьи-то губы целовали его в лоб, а чей-то тонкий голосок ласково верещал в пушистое ухо. Ну и почему его так мучают! Агор сопротивлялся, рычал, даже иногда пытался кусаться, но не сильно – он еще помнил легкий, но ощутимый шлепок хозяйки при излишне проявленном рвении.
Вскоре изменилась и психика несчастной собаки. Агору вдруг показалось, что не так уж и плохо быть маленьким – можно было спрятаться под кроватью и нападать на проходящих. При этом женщины охали и заливисто смеялись, мужчины сердились, но, боясь милостивой хозяйки, не проявляли своего недовольства. Можно было съесть маленький кусочек мяса и насытиться, тем более что его теперь начали кормить гораздо лучше. Можно было залаять на прохожего и в минуту опасности спрятаться под огромной юбкой хозяйки. В общем можно было все, что придет ему в голову – теперь уже никто ему не приказывал, никто не пытался его контролировать, надо было лишь быть ласковым к хозяйке и держаться поближе к ее юбке. Правда, приходилось сносить эти проклятые объятия, поцелуи, косички с ленточками, и вонючие мази... Но это так мало по сравнению с тем, что он получил!
Миранис тоже очень сильно изменился. Если Агора изменили с помощью магии, то ему вполне хватило женского платья и длинных волос. Оказалось, что он вполне миловиден в женском обличье. Валессий с трудом привыкал к юноше, который с помощью магии смягчил свои черты и стал говорить тонким, тихим голосом. Даже походка Мираниса изменилась, стала легкой, мягкой и слегка неуверенной. Юноша отлично играл свою роль, по мнению Валессия, – слишком отлично...
Изменили и Слада. Теперь мальчика хорошенько одели и наскоро обучили самым необходимым манерам. Шалун чувствовал себя не слишком хорошо в новой роли, но возможность называть Мираниса “мамой”, получать при встрече от господина в юбке ласковый поцелуй в щеку и поклонение слуг, как к отпрыску из хорошей семьи затмила все. Что еще нужно ребенку-сироте?
Был у Слада и “отец”, который мальчика искренне огорчал и вовсе не устраивал. С одной стороны, Влансар был всегда ласков и добр с ребенком, с другой стороны Слад чувствовал подвох – слишком уж приторной была эта ласка... Да и Валессий, по наблюдениям смышленого мальчишки, нового знакомого не жаловал. Не нравилась телохранителю идея Мираниса, не нравился Влансар, не нравилась женственность повелителя. Но другого выхода не было, и Валессий смирился и с изменением Агора, и с видом своего юного господина...
Самого телохранителя Миранис тоже изменил на славу – без привычного окружающим шрама Валессий смотрелся совсем по-другому: моложе и менее строго. Самому мужчине эта перемена тоже далась не слишком легко – ему требовалось некоторое время, чтобы вновь привыкнуть видеть двумя глазами. Мир стал другим, более полным, непонятным... Но таким он был уже, правда давно, мозг мужчины быстро перестроился на новый, более качественный лад, и маленькая группа была готова к предстоящему путешествию. Как каркал мрачный Милан – последнему путешествию в их жизни.