Девизом знаменитого ташкентского театра «Ильхом» всегда был «Восток-Запад», определивший его направление в искусстве, поставив ильхомовцев вне национальности – спектакли играются на двух и даже трех языках одновременно. А главный рулевой этого уникального образования режиссер Марк Вайль уже давно считает себя человеком мира.
В прошлом году театр «Ильхом» отметил свое 30-летие. Это тот возраст, когда можно говорить о приобретенном жизненном опыте, о достижениях (а их у театра было немало) и о неизбежных потерях, которые, к сожалению, тоже случались. Но «Ильхом» все это пережил. И, говоря словами его главного режиссера, театр, пропитанный реальной энергией, удачно расположенный в творческой «воронке», период которой не исчерпывается одним днем, уже никуда не денется, что бы там ни было.
В преддверии Международного дня театра основатель и главный режиссер ташкентского негосударственного профессионального театра «Ильхом» Марк Яковлевич Вайль, имея жесткий график работы, все же уделил внимание газете «Леди», рассказав о себе и о театре.
- Ваш театр переводится с арабского как «вдохновение». А откуда черпает вдохновение сам Марк Вайль?
- Это происходит по-разному. В этом смысле я не отличаюсь от других художников, не имеющих единую формулу вдохновения. Его источником может послужить и восхищение кем-то или чем-то, и влюбленность, и весна, а может быть, и огорчение. Хочу заметить, что профессионал не всегда живет и творит по снизошедшему на него вдохновению. В основном муза творчества посещает художника, уже в процессе работы испытывающего удовлетворение своей деятельностью, в моем же случае это зависит от качества работы актеров на сцене.
- И главное требование к артистам…
- Быть личностью. Актеры должны понимать не только свою природу и максимально развивать в себе способность к перевоплощению, но и отражать саму жизнь во всех ее проявлениях, не забывая внутри оставаться простыми людьми: искренне радоваться или грустить, не стесняться в проявлении чувств. И еще одно важное требование – быть трудолюбивым. Ведь большая часть ильхомовцев - настоящие труженики.
- Можете назвать их имена?
- Берите весь список. В театре я не держу случайных людей. У нас не кормушка для бездельников, пусть даже именитых. «Ильхом» живет на полной самоотдаче.
- Театру 30 лет. Какие работы за эти годы вы считаете наиболее удачными?
- Это очень трудный вопрос, на который смогут ответить только историки. Со своей стороны могу лишь назвать спектакли, сыгравшие определенную роль в становлении моего театра. Допустим, с «Утиной охоты» Вампилова начался серьезный «Ильхом». Хотя, конечно, театр начался не с этой пьесы – до этого уже были «Маскарабоз-76» и другие пробы. Далее принципиальным спектаклем для нас оказалась «Мещанская свадьба» Брехта. Это именно тот случай, когда после премьеры весь город начинает говорить о тебе, и наутро просыпаешься знаменитым. Следующей такой постановкой стали «Сцены у фонтана», вызвавшие неоднозначную реакцию в Москве, куда потом меня пригласили работать. Экспериментальный же спектакль без слов «Регтайм для клоуна» вывел «Ильхом» на международный уровень. Основу театра последних 10 лет заложила постановка «Счастливые нищие» Гоцци, сменившая эстетику 90-х годов. Наконец, последние спектакли, как кажется, самые любимые, потому что еще свежа память о том, как они делались, – это «Полеты Машраба» и «Радение с гранатом».
- Когда у вас возникает чувство удовлетворения от спектакля?
- Это драматичный вопрос. Я давно не чувствую полного удовлетворения. Наверное, из-за того, что всегда очень сложно отношусь к созданию спектакля, настолько долго он меня мучает. К сожалению, я не тот художник, который легко рождает, и потому бываю счастлив просто от того, что наконец-то родил, хотя детище и не является абсолютным совершенством.
- Какое-то время вы работали в московских театрах. Однако не раз отмечали, что ни один московский спектакль не выглядел столь привлекательно, как постановки в Ташкенте. Чем это можно объяснить?
- Прежде всего тем, что «Ильхом» - это мой родной дом. Здесь работают актеры, понимающие меня на 100 процентов, так как являются моими учениками. А Москва, как известно, давно большой рынок, где можно поставить очень громкий спектакль, задействовав в нем звезд, которые могут сделать хорошую рекламу. К примеру, в моих постановках в Театре имени Моссовета играли и В. Талызина, и Н. Дробышева, и В. Вдовиченко. Но это не означает, что те спектакли были лучшими в моей карьере режиссера. А вообще, судьба скрещивала меня с такими талантами как: С. Юрский, Р. Плятт, О.Басилашвили, О. Борисов, Н. Лебедев, И.Смоктуновский. Я застал и Фаину Георгиевну Раневскую. Именно они, эти великие актеры, дали понимание высочайшего уровня, каким он должен быть на самом деле. Поэтому меня не обманешь. И мне не дозволено притвориться и сказать: сделан шедевр, зная, что такое настоящее искусство, потому что видел его воочию.
- Как вы относитесь к славе, и подвержены ли ильхомовцы «звездной болезни»?
- Думаю, что нет. К славе же лично я отношусь прагматично. Мне никогда не было интересно эксплуатировать собственную известность, которая чаще мешала. Что касается актеров, то, на мой взгляд, они более падки до славы, чем режиссеры, потому что последним больше приходится контролировать и вести дело. Но, надеюсь, я смог воспитать в своих учениках (не ручаюсь абсолютно за всех), что публичность, принося известность и славу, все же не гарантия от забвения. Ведь толпа сначала может любить своего кумира до фанатизма, а потом люто его ненавидеть. С ней нельзя заигрывать, надо просто себя выражать.
- Но есть же и настоящая зрительская любовь…
- Совершенно верно, как и между мужчиной и женщиной, что, впрочем, большая редкость. Тогда, конечно, и к неудачам любящий зритель относится с пониманием. А сиюминутная слава лишь увлекает толпу, которую необходимо все время чем-то удивлять и радовать своими успехами - неудачи она ни за что не простит. Я же не знаю ни одного художника, застрахованного от неудач.
- А у вас они случались?
- Обязательно. Какие, - называть не буду, главное, я признаю, что они были.
- Можете охарактеризовать себя? Какой вы?
- Я разный. Во мне есть и ранимость, и нежность. В деле – жесткий и волевой. Мне ничего в жизни не давалось просто так. Это и определило некоторые черты моего характера. Ну а если хотите узнать обо мне большее – смотрите наши спектакли, отражающие мой внутренний мир и мысли. В жизни же мы все ходим под маской.
- Вы верите людям?
- Да, но иногда они меня жестоко обманывали.
- Несколько слов о своей семье.
- У меня замечательная жена и две дочки, в настоящее время проживают в Сиэтле, хотя всю жизнь провели в Ташкенте. Супруга, с которой мы вместе уже 30 лет, по специальности программист. Это любовь со школьной скамьи. Старшая дочь – профессиональный психолог, младшая учится в университете социологии. Кстати, в Сиэтле она организовала свой рок-клуб. Театр в семье понимают и любят, но серьезно им никто не увлекается.
- Откуда у вас такая тяга к театру?
- Мне кажется я уже родился с этой тягой. Родители в более зрелом возрасте мне признавались, что сами когда-то мечтали посвятить жизнь искусству. К примеру, мама мечтала стать актрисой, но Вторая мировая война и эвакуация в Ташкент помешали осуществлению этих планов. Отец же, получив три высших образования - историческое, юридическое и военное, очень серьезный и основательный человек, оказывается, на самом деле хотел стать цирковым акробатом. Поэтому, бесспорно, гены сыграли определенную роль в том, что я избрал театр. Конечно, родители, как и любые другие, поначалу были в тревоге, понимая, что искусство – это нетвердый хлеб. Но они были для меня настоящей опорой, за что я им благодарен.
- Как вы отдыхаете и есть ли у вас на это время?
- Люблю поболтаться по местам, где не бывал. Люблю отдыхать на различных водоемах: реке, озере, море. Но, честно говоря, я забыл, что такое отдых в чистом виде. Это всегда совмещение с гастрольными турами, перерывы между репетициями, ведь «Ильхом» заряжен на долгий марафонский бег. У нас расписаны гастроли вплоть до 2009 года. К сожалению, эта машина подчиняет себе.
- Не возникает ли ощущение, что находитесь в рутине?
- У меня – нет, потому что привык создавать ту жизнь, которой живу. «Ильхом» - это образование, не совместимое с рутиной по сути. В этом и уникальность нашего театра – маленького государства в государстве. И насколько у нас хватит сил, настолько мы будем вне рутины. В «Ильхоме» нет ни одного человека, который, как в басне, не может сорвать виноград и говорит, что он зеленый, то есть сослаться на рутину.
- А вы всегда ставили спектакли, какие хотели?
- Всегда. Вы видите перед собой абсолютно свободного человека. Не скрою, в советское время у меня имелось много ограничений, запрещались спектакли, даже хотели отстранить от режиссирования в театре. Это было так нелепо, ведь меня никто сюда не назначал - «Ильхом» родился как один из первых независимых театров в СССР, поэтому, кстати, и вошел в летопись, как пример подготовки другой исторической эпохи. Вся судьба «Ильхома» - это вопросительные знаки, на которые он отвечает своими спектаклями.
- Чем порадуете зрителя в этом году?
- Сегодня мы готовим «Орестею» по Эсхиллу, где пытаемся ответить на вопросы: то ли нами боги управляют, то ли мы сопротивляемся богам. Премьера ожидается в мае.
- Что есть для вас «настоящее время»?
- Время правителей-дураков. Время денег, завладевших умами людей, отодвинув на задний план духовное развитие. Время тотальной, пронизывающей весь мир медийной коммуникации, неизвестно к чему ведущей. Время глобализации, которой трудно противостоять и сохранить свою индивидуальность. И время таких странных организмов, как «Ильхом», существующих несмотря ни на что.
Это интервью было написано незадолго до трагической гибели Марка Яковлевича Вайля в 2007 году. У всех известных людей, с которыми мне доводилось встречаться, я брала автографы. У режиссера «Ильхома» я не взяла, подумав, успею еще. Не успела…