Казалось, что заканчивается Чеченская война. Летом 1996 года Грозный, Гудермес, Самашки, Бамут и остальные города Чечни были под контролем федеральных войск. Дело было за налаживанием мирной жизни.
Но вот в начале августа 1996-го из телевизионных репортажей мы вдруг стали узнавать, что чеченские боевики просочились во все города, и в Грозный тоже. Что разом начались бои во всех районах города. По тревожным интонациям телеведущих было понятно, что федеральные силы рассеяны и не могут навести порядок.
Среди офицеров, командированных для выполнения специальных задач из Коми в Чеченскую республику, был начальник кадрового подразделения УФСБ РФ по Республике Коми подполковник Александр Алексеев.
С 6 по 8 августа он вместе с другими офицерами ФСБ оказался окружен и заблокирован в общежитии, где они до этого и жили – в пятистах метрах от комплекса правительственных зданий в центре Грозного.
Алексеев в Чечню был командирован как кадровик, чтобы укомплектовать Управление местными кадрами. И хоть был офицером, тактику боя и уж тем более такого специфического боя, как городской, знал только теоретически. Впрочем и остальным офицерам – оперативным работникам вряд ли приходилось раньше сталкиваться с реальным огневым контактом, рекогносцировкой, развертыванием связи, механизмами контратаки и прорыва.
В общежитии при всей готовности драться был момент растерянности: как правильно драться?!
Каждая война, как, впрочем, и любая экстремальная ситуация, рождает в толпе человека, который чувствует, видит, слышит больше других. У кого максимально мобилизована воля. Происходит это потому (и, на мой взгляд, только потому), что в человеке ждал этого «часа ИКС» весь его жизненный опыт: рассказы отца и деда, прочитанные книги, игры с друзьями, мечты и надежды в обычной жизни.
В «час ИКС» для 88-ти офицеров, заблокированных в общежитии, судьба выбрала человека, которому подчинились все. Это был Алексеев.
Если б можно было спросить у живых и мертвых, как же так получилось, что все стали подчиняться человеку, равному и даже ниже по званию, человеку, который еще неделю назад в коридорах был такой, как все. И за письменным столом был как все. И в офицерской столовой лямзил горчицу с соседского стола точь-в-точь как все. Почему? Никто ничего внятно ответить бы не смог. Алексеев потому, что… Алексеев. Потому что в его сердце и на его характере пересеклись какие-то силовые линии сопротивления. По статусу, формально, ему и так, как заместителю начальника УФСБ по Чеченской республике подчинились бы все. Но когда «с неба падает земля», когда счет идет на горящие этажи, на убитых товарищей и на оставшиеся патроны, тогда подчиняются не статусу – подчиняются характеру и воле.
К общежитию подходили для переговоров чеченские боевики. Их командир Серебряный Лис предлагал сдаваться. Всем гарантировал жизнь. Рядом с ним ходила женщина с видеокамерой и снимала. Позже эта пленка была найдена среди вещей уничтоженных боевиков. Она сейчас храниться в отделе по связям с общественностью УФСБ по Республике Коми, мне давали посмотреть пленку.
… На несколько секунд в оконном проеме появится Александр Алексеев…
… Сдаваться никто не собирался. Боевики артиллерийским и минометным огнем снесли 5-й и 4-й этажи общежития. Среди наших уже были убитые, много раненых. Снайперской пулей и сам Алексеев был ранен в ногу.
7 августа немного отвлекли силы боевиков наши танк и два БМП, попытавшиеся прорваться к окруженным. Боевики подожгли одну из машин, но на некоторое время и их огневые точки были погашены. В сумерках танк и другая боевая машина пехоты вынуждены были отступить.
Рано утром следующего дня бой начался снова и продолжался весь день. Передвигаться по зданию стало почти невозможно. Выбиты окна и двери, сожжены перегородки, укрыться можно лишь за несущими стенами и завалами. Здание простреливалось насквозь. Боевики запустили на общежитие таран-бензовоз. Но спалить офицеров им не удалось. Часть горючего растеклась в стороне от здания, а горящие стены погасил хлынувший дождь. К вечеру было принято решение пробиваться к Управлению, оставаться – значило погибнуть всем.
Разбившись на группы по12 человек, взяв раненных, ночью стали прорываться. Спокойно смогли пройти только несколько первых групп, потом их заметили, и снова завязался бой.
Люди уходили, а он оставался. Почувствовав закон этой конкретной боевой ситуации, он, конечно, понимал: чем больше удастся прорваться другим, тем меньше шансов живым остаться ему самому. И он играл в эту страшную сказку «шагреневой кожи» своей собственной жизни, которая сжималась с выходом каждой группы его ребят.
Оставшиеся в живых рассказывали, что только один раз видели слезы на глазах Алексеева – когда он был ранен во второй раз, и в это же время на его руках умер от ран его боевой товарищ Иван Кокорин.
В полпятого утра 8 августа Алексеев с маленькой оставшейся с ним группой сделал попытку прорыва. Подполковник Александр Алексеев погиб.
Уже в сентябре того же 1996 г. Александр Алексеев был награжден Звездой Героя России посмертно. Герой? На мой взгляд, бесспорно. России? И это, по-моему, бесспорно. Не только потому, что Чеченская война – это война за целостность России, но еще и потому, что люди, которым Алексеев ценой своей жизни обеспечивал прорыв к своим – они со всей России. От Петербурга до Иркутска. Они живы. Они помнят глаза, провожавшего их офицера. Глаза, в которых была печаль, завет и понимание всего – «положившего душу за други своя». Офицер делал это сознательно, стойко и просто.
В Сыктывкаре, у здания ФСБ, стоит памятник-бюст А. Алексееву. В первые годы к памятнику цветы возлагали лишь немногие знающие Алексеева коллеги, но молва сделала свое дело (именно – не газетные публикации, а молва). Город узнал о человеке, который в роковой для страны час встал на своем рубеже, как камень, исполнив свой долг мужественно и просто. И превратился в камень. А как же иначе? Когда пол страны было похоже на пластилин, который ломали и крошили сепаратисты и аферисты всех политических мастей, тогда порою поштучно вставали в стране люди-камни. Так было всегда. И потому Россия жива.
Мне кажется, что памятник Александру Алексееву один из немногих памятников в Сыктывкаре, где уместно было бы зажигать свечи, а, например, отслужившим солдатам класть у подножия солдатские медальоны. Как символ того, что равняемся и признаем мужскую и офицерскую доблесть. Христианскую тоже.