Я распахнула дверь.
- Явил... -начала язвительно и осеклась. Лёшка стоял измождённый и серый, еле живой. И вглядывался со света в темноту. Когда он понял, что перед ним стою я, живая, он протянул ко мне руки, прижал меня к себе, и, мне показалось, заплакал. Во всяком случае, его подбородок, зарывшийся в мои волосы, ощутимо дрожал. Всё, что я заготовила заранее, все мои обличительные речи, проговоренные про себя несчётное количество раз с незначительными вариациями, растаяли, как будто их никогда и не было. Я вообще не могла вымолвить ни слова. Уткнувшись ему в грудь, я заревела. Сколько раз я могла заплакать за это время, и ведь поводы были! Да что уж там! Что ни день, то плакать хотелось. И ведь ни разу, ни слезинки. А тут... Ниагарский водопад. Лёшкина футболка промокла насквозь. Я потрогала мокрое пятно. Что-то было не так. Да у него же рёбра торчат наружу! Никогда Лёшик не был толстым. Его вес постоянно болтался на нижней границе нормы. Сейчас же его смело можно было демонстрировать студентам как наглядное пособие по дистрофиии. Я задрала футболку, чтобы увидеть то, что я нащупала сначала щекой, а потом и руками. Брюки были подвязаны вместо пояса верёвочкой, которая собирала их на талии гармошкой.
- Что с тобой?
- Давай это потом, а? Ты мне лучше про себя расскажи.
Выглядишь замечательно, мне теперь с тобой в свет не выйти, все будут думать, что ты моя дочка, или что я падок до молоденьких. Как тебе удалось? Только давай присядем, я ещё слабый.
- Обо мне долго, ты мне можешь в двух словах объяснить, что с тобой приключилось?
- Рекомендую верный способ для похудения. Вот только патента получить не удастся, он у матушки природы. Сальмонеллёз называется.
Так вот почему он серый и худой! Сальмонеллёз штука паршивая, а иногда и смертельная.
- Ты что, яиц сырых наелся?
- Да, был такой момент, - потупился будущий супруг, профессор медицины.
Тоже мне, врач называется! По-моему, каждая домохозяйка знает, что скорлупа может быть обсеменена сальмонеллами.
- Да мне в тот момент на всё наплевать было. Это ещё по дороге на похороны было, в поезде. Попутчик угостил. Вот и верь потом, что водка всё внутри продезинфицирует. Уж чего-чего, а водка у меня в желудке аж плескалась. Хорошо, что до вечера продержался, инкубационный период не самый быстрый был. Днём бабушку похоронили, а к вечеру я уже пластом лежал. В туалет по стеночке ползал. Полдеревни на поминках в нашем доме гуляют, а я сортир оккупировал. В комнатах и прилечь то нельзя было, люди кругом. Так я себе лежанку в сараюшке устроил. Сначала думал, просто чем-то траванулся, а потом понял, что сальмонеллёз.
- Тебя кормить?
Он мотнул головой настолько непонятно, что мне пришлось переспросить.
- Да, - сказал Лёшка со второй попытки. Первый раз у него получилось что-то нечленораздельное. - Сначала чаю, а потом чего-нибудь лёгкого.
- Что, теперь на диете сидишь? - не удержалась, съехидничала я.
- Зайка, ты не злись на меня. Я ведь действительно в лёжку валялся. Сначала дома, там настолько не до меня всем было, что лежал тихохонько, левомицетин попивая. А потом понял, что при таком лечении и помереть могу. Если бы у меня под рукой хоть растворы были, я бы прокапался, и все дела. В аптеку никого не сгонять, все пьянющие. С матерью мы из-за смерти бабушки на ножах, я ей прямо сказал, что это она её в могилу свела. На третий день не выдержал, попросил скорую вызвать. Конечно, сам дурак. Сразу бы в больницу поехал, меня бы там за неделю на ноги поставили. А так все три провалялся. Ты то как? Выглядишь намного лучше меня. Когда расставались, положение было прямо противоположным. Расскажешь?
У меня перед глазами пронеслись эти три недели, и слёзы опять было потекли по щекам, но я слишком собой гордилась. Ведь я на самом деле умница. Выкарабкаться из дичайшей ситуации, помолодеть вдвое, это ли не предмет гордости.
- А что тут рассказывать? Тяжело было. На голодовке сидела, упражнения всякие делала. Биодобавки пила.
- А на меня злилась?
- Честно говоря, я думала, что ты бросил меня. Злится, может, и не злилась. Вернее, злилась, но не на тебя, а на тех, кто у меня мои годы своровал. Такое, знаешь ли, злое отчаяние. Состояние у меня было, как у Скарлетт, когда она клятву давала, что её семья никогда не будет голодать. Только для неё самым страшным был голод, а для меня внезапная старость с перспективой умереть в любой момент. А сейчас я думаю, может это и к лучшему, что тебя не было со мной. Иначе бы я расслабилась, думая, что ты мне поможешь. А всё надо было делать самой. И злость пополам с отчаянием, знаешь, наверное, правильные эмоции. Я ведь даже деньги научилась зарабатывать. За это время три профессии перепробовала. Знаешь, сколько у меня в некоторые дни выходило? Заметь, неквалифицированным трудом, я ведь старухой была, устроиться никуда не могла. - Ну, рублей триста, наверное, потолок.
- А вот и не угадал. Сначала до двух с половиной тысяч доходило в удачные дни. Был, правда и пустой день. На дорогу потратила больше, чем заработала. Я, конечно, понимаю, что у профессора бывают такие гонорары за консультации, но не каждый же день. А позже у меня и больше стало выходить, только я ещё не полностью деньги получила. За три недели, что тебя не было, я тысяч сорок пять заработала. Столько мне и не снилось, пока я врачом в поликлинике трубила. И на погашение кредита хватило, и детям отправила, и на себя могла позволить потратить.
- А на что, позвольте узнать? – Лешка не удержался от своего обычного ехидства.
- Как на что? А по мне разве не видно?
- Видно, что ты лет пятьдесят сбросила. Но ведь не пластическую же операцию ты делала?
- Нет, конечно, - фыркнула я. Буду я ещё на такую ерунду деньги тратить. Мне ведь кардинальное решение проблемы было важно, а не просто выглядеть получше. Йога, ай-ки-до, фитнесс, БАДы, дорогая (относительно конечно) косметика, косметический салон, твой любимый ДЭНАС, структурированная вода. А самое главное, мысли по полочкам разложила. Я столько за это время передумала, ты не представляешь.
Рассказывать я могла бы ещё долго. Про Серёженьку я, конечно, не упомянула. Вроде бы как изменила мужу. Ну и что с того, что я на тот момент считала себя брошенной. Пришёл ведь, в конце концов. Стремился сюда. Вовремя он, конечно, заболел, да с кем не бывает. Но, странное дело, сейчас меня к Лёшке совсем не тянуло. Казалось, такая любовь, мечта всей моей жизни. Двадцать лет он для меня был Богом. А сейчас… По большому счёту его и упрекнуть не в чем, а… Мне к нему даже прижаться не хочется. Раньше я утыкалась ему в подмышку, и больше мне ничего не надо было, а теперь? Или я свою вину перед ним чувствую? Поэтому он мне чужим кажется? Или, наоборот, я уже тогда, в машине чувствовала, что Лёшик мне становится чужим, только верить тогда в это не хотела?
Ночью я радовалась тому, что Лёшик сейчас настолько слаб, что никаких поползновений в мою сторону не делал. Я не была уверена, что не оттолкнула бы его. Любовь прошла, завяли помидоры? Интересно, при чём тут помидоры? Всё, на что меня хватило, это позволить ему обнять меня. Да что же это такое со мной происходит? Мой мужчина, мечта всей моей жизни, мой кумир, мой почти муж лежал рядом со мной, а у меня никаких чувств к нему! Куда они все делись? Я ведь любила его! Я так долго его любила! И обрела. А сейчас опять потеряла. Потеряла в своей душе. Всё! Нет его там больше. Испарился. Ушёл. Исчез. И произошло это потому, наверное, что я подумала про него как про предателя. Про предателя, который бросил меня справляться одну. Лучше бы он тогда не приезжал из командировки! Не знал бы он о моей ситуации, я бы тихо - мирно врала бы ему по телефону о том, что у меня всё хорошо. Потом бы он приехал и о моих приключениях узнал бы из моих рассказов. И не верил бы мне. А фотографии, которые я сделала на мобильник, считал бы фотомонтажом или художественной постановкой с применением грима. Ну почему он не поехал на похороны в деревню напрямую, не заезжая домой!? Я знаю, почему пропала любовь. Это нормальная защитная реакция. Уж коль я считаю его предателем, как я могу любить такого плохого человека? Никак. Всё! Отношение изменилось. И обратно его, прежнее отношение, боюсь, не вернуть. И ничего случайного не бывает. Если он заболел, то на самом деле это просто оправдание тому, что он боялся меня на тот момент. И, кажется, до сих пор боится.
Мы лежали в том же положении, что и перед его отъездом. Простыня снова была скинута в ноги. И я снова видела себя всю. День и ночь! Тогда тело старухи, сейчас – молодой девушки. Последний раз я была такой за полгода до родов.
Видно, Лёшик что-то почувствовал. Он совершенно не удивился, когда я завела разговор на тему, что ему надо бы перебраться к себе. Я понимаю, что квартира сдана и людей на улицу не выгонишь. Поэтому не возражаю, чтобы он пока пожил у меня. Но в качестве друга, а не мужа и любовника. Лёшик вздохнул, как собака, которой хозяин приказывает оставаться на месте, пока он ходит по магазину.
- Алин, я всё понимаю. Я виноват перед тобой. Даже если бы со мной ничего не случилось, я не знаю, чем бы я тебе мог помочь. И хоть ты сама говоришь, что при мне у тебя так хорошо не получилось бы, всё равно, прости меня. А глаза я тебе мозолить не буду. Перееду пока к матушке. Квартира двухкомнатная. Потерпит. Она пока, после похорон, со мной не разговаривает, но мне и проще так, чем каждый день из-за всякой ерунды с ней ругаться. Прости меня.
Занавеска колыхалась от ветра, иногда порывами её отбрасывало от окна, и тогда она взлетала на половину своей высоты и оказывалась между нами. Вот и развод. Не успели даже свадьбу сыграть. Как детям объяснить, что папа не состоялся? Они ведь уже и привыкать стали.
- Леш, мне тебя прощать не за что. Я тебя ни в чём не виню. Отзвонись ты, скажи, что заболел, может, всё было бы по-другому. Мне жаль. Ведь такая любовь была. И как быстро она закончилась. Ты ведь тоже ко мне сейчас не подходишь. Значит, тоже разлюбил?
Опять вздох.
- Я, кроме вины перед тобой, больше ничего сейчас не чувствую.
- Знаешь, Лёш, не сокрушайся ты так. Может, оно всё и к лучшему. Во-первых, при тебе у меня такого результата могло не быть. У меня же все системы работали в аварийном режиме, потому и получилось. (О том, как я сбросила последние пятнадцать лет, я опять предпочла умолчать). Да и неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы даже ты отзвонился. Да, мы бы с тобой сейчас не расстались. И, может быть, даже свадьбу сыграли бы. Какое-то время мы мучились бы с тобой оттого, что не понимали бы, куда делась любовь. Но против законов природы не попрёшь. Представь себе, что я сходила в другую жизнь. То, что я была старухой, это бесследно не сотрёшь. У меня сознание сейчас другое, а к этому ни ты, ни я ещё не привыкли, и, вероятно, никогда не привыкнем. Ты помнишь меня своей студенткой, а я тебя своим учителем. Я сейчас старше тебя. Я прошла до девяноста шести и обратно. Я старше тебя на столетие. И не вина твоя тому виной, что мы расстаёмся. Прости за каламбур в столь трагический момент. Всё происходит так, как должно быть. И я искренне желаю тебе счастья, в том числе и в личной жизни. И у тебя оно ещё будет.
Лёшка опять вздохнул, глядя на меня глазами собаки, не понимающей, почему хозяин её не наказывает за провинность, - Алиночка, спасибо тебе за то, что ты пытаешься меня приободрить. Я тебе тоже желаю встретить того, кто тебе покажется достойным тебя.
- Вот именно, что покажется. У меня то как раз неизвестно, что будет. Мне ведь теперь даже шестидесятилетние кажутся несмышлёнышами. А у меня ещё и тело молодое, чисто в физическом плане мне двадцатилетнего подавай. Но они же для меня вообще воспитанники ясельной группы детского сада.