Жрец материализовался ниоткуда. Ещё секунду назад его не было в коридоре гробницы, а сейчас он стоял, раздвигая своим жестким мускулистым телом сухой воздух подземелья. Стоял и смотрел на то место, где три тысячи лет тому назад на входе в погребальную камеру им был поставлен поворотный камень. Десять рабов подтаскивали тяжёлый монолит к нужному месту. Десять рабов держали камень, пока жрец творил над ним заклинания. Эти рабы, приговорённые к смерти за другие провинности, думали, что они помилованы. Но всем десятерым было приказано пройти полукруглым коридором слева от камня, и обратно они уже не вышли, потому, как они всего лишь получили отсрочку. Их жизни не должны были истратиться впустую. Им дали пожить до времени установки поворотного камня. Туда же, в погребальную камеру, отправился и надсмотрщик, не подозревавший, что его уличили в краже. И уже после того, как поворотный камень казнил виновных, только после этого жрец наложил ещё одно заклятие. Самое главное, ради чего поворотный камень был создан, ради чего одиннадцать человек заплатили свою последнюю цену. Но это заклятие ничего бы не стоило, если бы раньше, во время сотворения камня жрец не выполнил бы всех условий. Если бы хоть одно слово было произнесено не с той интонацией, если бы жрец не доказал бы всей своей жизнью свою праведность, если бы он хоть одной крошкой нарушил бы свой сорокадневный пост, поворотный камень времени остался бы просто камнем. Судя по тому, что три тысячи лет камень исправно делал то, ради чего был создан, всё было сделано правильно. Но в чём же ошибка? Почему сейчас гробница на месте, погребальная камера на месте, но всё, что лежало в ней, приманивая жадных до сокровищ расхитителей гробниц, исчезло? Да пусть бы все сокровища исчезли, испарились, растворились, аннигилировались, ведь они были только приманкой, пусть разрушилась бы гробница! Но камень! Он должен был остаться! Без него задуманное Вселенной не свершится. Почему он исчез? Ведь он был хитро вмурован в скалу, и его охраняло заклятие. Каждый, кто попытался бы что-то с ним сделать, выломать из гробницы или распилить на части, при первом прикосновении бы погиб на месте. Последний раз жрец наведывался сюда лет двести назад. И тогда камень стоял. И сокровища лежали. Только скелетов стало немного больше, как и должно было быть. Что же за грабители такие пошли, что могут выкрасть даже то, что защищает себя само? Где искать вора? Удастся ли вернуть украденное? А вдруг это вовсе не люди, или люди, имещие определённые цели? Если вор - человек, на знающий истинной ценности камня, то времени хватит, за это жрец не беспокоился. Он никогда не приходил в самый последний момент, а сейчас и вообще, можно сказать, внепланово. Лет на триста его бы ещё хватило. Важно найти след. И это, наверное, достаточно легко сделать. Найти в информационном потоке следы камня, скорей всего, не составит труда. А если камень украден узнавшими тайну, хоть их и не должно быть… Такое развитие событий может изменить ход времён и погубить Вселенную.
*****
Как же это произошло? Жрец провёл рукой по осиротевшей скале. За шесть тысяч лет она сроднилась с камнем, приняла его вибрации. Пальцы нашли наиболее отзывчивые места. Он встал к монолиту спиной, раскинул руки и стал вспоминать вместе со скалой. Сначала она показала ему то, что он и так хорошо знал, казнь провинившихся рабов. Потом чередовались похитители, казнённые камнем на месте, и визиты жреца, забиравшим результаты этих казней. А вот и последний эпизод. По коридору двигались трое: двое мужчин и женщина. Переговаривались они на старо-английском. Шедший первым мужчина, поравнявшись с проёмом, присвистнул. Все трое стали обсуждать, в каком порядке обследовать проход. Тут женщина заметила отверстие в стене, оставленное специально для такого случая. Оно было маленьким, при самом большом желании туда можно было просунуть лишь руку с факелом. Что они и сделали. Изумлению и радости их не было предела. В отблеске факелов их взорам открылись многочисленные сосуды, один нарочно был расколот и из него высыпались золотые украшения. Глаза у троицы загорелись. В проход они устремились, чуть не сталкиваясь между собой. Приманка была искусно выложена, сейчас мышеловка захлопнется. Поделом расхитителям гробниц. Мужчины по очереди протиснулись в узкий полукруглый коридорчик, вынужденные толкать поворотный камень, который бесстрастно делал своё дело, высасывая их жизнь. Женщина же замешкалась. Откидывая волосы она случайно зацепила серёжку. Та прочертила дорожку на пыльном каменном полу и улетела в дыру в стене, справа от полукруглого коридорчика. Она, не мешкая, полезла туда и, отодвинув какую-то заслонку, попала в ту же погребальную камеру, куда должны были попасть мужчины. Но один превратился в ничто, прикасаясь к поворотному камню, а второй, которого женщина узнала только по факелу и по шейному платку, выпал из коридорчика, хватая воздух беззубым ртом, и упал. Встать он не смог, парализованный не только недугом, но и страхом.
- Амалия, - прошептал он, - Амалия, что со мной?
Что с ним? Амалия ничего не понимала. Таких древних стариков редко можно встретить. Щёки ввалились, морщинистая кожа плотно обтягивала череп. Над ухом торчали какие-то наросты. Ноги были, как спички, высохшие и недвижные, а костлявые руки скребли по каменному полу. Ногтей на пальцах практически не было.
Как? Как человек за минуту может превратиться в древнего старика? А Филипп? Где он? С ним-то что произошло?
- Шарль, это ты? – еле вымолвила женщина.
- Не знаю, я ничего не знаю, может уже и не я, - прошептал старец.
- А где Филипп?
- Он шёл передо мной. Поищи, может он тоже где-нибудь лежит.
Амалия обошла с факелом всю погребальную камеру, автоматически отмечая попутно, где что лежит. Нет, Филиппа нигде не было.
- Амалия, болит, ой, как болит. Живот, меня аж переворачивает от боли, - причитал несчастный, ничего не понимающий Шарль.
Тут только Амалия заметила, что живот у Шарля раздуло, как у трёх беременных женщин. Он только слегка был прикрыт распахнувшимся плащом. Такое уже она уже видела. Там плескалась вода, которая не могла выйти. И если лекари прокалывали живот и выпускали оттуда воду, она набиралась снова. Люди проводили в страшных мучениях несколько месяцев и молили о смерти.
- А-а-аааа! – вопил Шарль, больно, как больно.
Амалия стала ходить по камере, оглядывая её содержимое. Наконец она нашла то, что хотела. Тяжёлый металлический ларец с ручкой. С усилием она подтащила ларец к орущему Шарлю и с силой опустила ему на голову. Череп раскололся, и Амалия сначала отвернулась от неприятного зрелища, а потом начала с любопытством рассматривать раскиданные мозги. Надо же, от бычьих почти ничем не отличаются!
Потом она заглянула во все открытые сосуды. Часть вещей она положила в мешок убиенного Шарля. Потом Амалия подошла к поворотному камню, перекрывавшему полукруглый коридорчик, и стала внимательно изучать иероглифы на нём. По всей видимости, она поняла смысл написанного. Попробовала толкнуть камень в обратную сторону. Сначала камень поддался ей, а потом как будто во что-то упёрся, и его отбросило обратно. Это нисколько не смутило женщину. Она ведь только проверяла, поворачивается ли камень. Пока она не проэкспериментирует на ком-нибудь, мимо камня сама она проходить не будет. Толкая мешок впереди себя, она выползла тем же путём, которым пришла сюда. Посидела, прислонившись к стене, подумала, и удалилась, не забыв прихватить с собой мешок, набитый сокровищами.
Скоро жрец увидел её снова. Она вела красивого рослого мужчину, возбуждённо ему что-то рассказывая, и временами ласково приникая к нему. Она дала ему полюбоваться на сокровища через окошко, а потом жестом пригласила его в убийственный коридор. Потом она немного постояла, прислушиваясь, у окошка. Звуков никаких не доносилось. Как и Филипп, мужчина был высосан камнем до конца.
В следующий раз женщина появилась с кирками и ломом. Демонстрируя почти мужскую силу, она начала разбивать цемент, который держал камень в скале. Жрец застонал. Вот она, ошибка. Когда он творил заклинание, которое должно было убить всякого, кто посмеет выломать камень, или попытается пролезть в лаз, он явственно представлял мужчину. Он и подумать не мог, что камень попробует украсть женщина.
*****
Жрец не видел, что происходило до того, как в фальшивую гробницу спустились люди. Скала не могла показать то, чего не видела сама. Не могла она и показать, куда увезли камень. Для этого женщина уже позвала рабочих, которые волоком протащили его по коридору и с огромным трудом, при помощи блоков, вытащили его на поверхность. Но если бы он мог проследить события, то увидел бы, что было накануне, и тогда он не удивился бы хладнокровию дамы.
В песках стояли палатки. Кто-то копошился около огня, а широкоплечий мужчина и высокая женщина сидели немного поодаль. Женщина вздохнула.
- Что, милая, устала? – с участием спросил мужчина.
- Да, что-то в этом сезоне меня жара мучает сильнее обычного. Уже месяц, как приехали в Египет, а я всё никак привыкнуть не могу, - женщина лукавила. Она прекрасно знала, в чём дело. Но говорить об этом пока не хотела. Она любила раскопки, любила всё делать своими руками. А узнай её муж, что она беременна, то, не ровен час, отправил бы её в Англию. Амалии же казалось, что на ближайших два – три месяца её хватит. В прошлый сезон она нащупала место, где могло быть что-то интересное, и поэтому они прямиком отправились именно сюда. И не зря. В первый же день раскопок они наткнулись на стену гробницы. Наполовину высеченная из скалы, наполовину сложенная из камней, она была очень необычной. Конечно, они не раскопали её до самого основания. На это ушло бы несколько лет. А этого они не могли себе позволить. Чем дольше они возились бы с одной гробницей, тем больше шансов что кто-нибудь наткнулся бы на них. И закончилась бы такая встреча плачевно. Либо их убили бы и разграбили гробницу сами, либо донесли бы на них властям Египта, и тоже ничего хорошего из этого не получилось бы. Им надо было действовать быстро. Приехать, найти, раскопать, взять, погрузить на верблюдов, вывезти из страны. Туда, где за египетские сокровища дадут хорошие деньги. Жаркое египетское лето не позволяло работать на раскопках. В это время они продавали найденное и отдыхали. Амалии порой отдых надоедал настолько, что она рвалась в пустыню, копать, копать, копать. Она ещё не нашла самого главного. Чего – Амалия не знала. Но что ничего особо выдающегося они ещё из Египта не привезли, это знала хорошо. Про возможность родить ребёнка Амалия и Винсент забыли уже давно. Они уверились, что бесплодны. Во всяком случае, так думала Амалия. Винсент же в своей бесплодности сомневался, так как его подружки время от времени ему сообщали, о том, что понесли от него. Врали они или нет, его особо не интересовало. Может отец и не он, но ему проще было загнать какую-нибудь египетскую побрякушку подороже, и обеспечить своей пассии безбедную жизнь на несколько лет, чем спорить с ней. Не ровен час, разгорится скандал и Амалия узнает про измену. Когда-то, двадцать лет назад они уговорились, что до тех пор, пока оба не придут к мнению, что им надо расстаться, изменять друг другу они не имеют права. Иначе обманщику смерть. Винсенту уже давно жена стала безразличной, но разойтись с ней? Это было бы безумием. Добровольно расстаться с курицей, несущей золотые яйца? Что он заработает без неё? Ведь их успешная жатва на египетской ниве без Амалии не была бы столь успешной. Ни одна известная экспедиция не могла похвастаться тем, что в каждый сезон ей было что копать. И не просто копать, а ещё и с нужной стороны. Только Амалия могла найти вход в любую гробницу под любым слоем песка. И никогда не случалось так, что она приводила их к пустым залам. Амалия всегда находила богатые места. И денег у них было уже более чем достаточно. Но лишних денег, как известно, не бывает, и они снова и снова трудились в поте лица. Одержимые, одним словом. Особенно леди. Амалия даже ездила на лекции Шампольона, расшифровавшего иероглифы Розетского камня. И последние несколько лет она достаточно успешно переводила некоторые надписи. Сейчас её тянуло на раскопки ещё сильнее, чем обычно, ведь она могла прикоснуться ко многим тайнам, которые раньше были спрятаны от неё неизвестными письменами. Сейчас же дверь в неизведанное начинала приоткрываться. бросать такие перспективы из-за ребёнка? Амалия уже давно смирилась с тем, что у неё не будет детей. Беременность на тридцать пятом году жизни пугала её и она уже не была уверена в том, что так уж хочет этого ребёнка. Амалия перебрала в уме все возможные причины, почему вдруг после двадцати лет брака в ней что-то изменилось. Но ничего придумать не могла. Ни в какие паломничества она не отправлялась, да и вообще, особо религиозной она никогда не была. Врачей она избегала, да с её здоровьем они ей ничем помочь не могли. Тяжело лечить безмерно здоровую женщину. Сначала пришлось бы ей что-нибудь нарушить. У неё даже голова никогда не болела. Неоднократно падая с лошади она ни разу не сломала себе ни руку, ни ногу. Её как будто кто-то хранил. Когда у рабочего отскочил нож, коим он пытался отковырять кусок дерева, именно в этот момент Амалия нагнулась, и нож пролетел по тому месту, где только что была её шея. Зато не повезло другому рабочему, нож легко вошёл ему в левый глаз. Повезло, что нож летел под углом и уткнулся в кость глазницы. Пройди он на полдюйма дальше, пришлось бы копать могилу. А так всего лишь окривел. Одним одноглазым на свете стало больше. Винсент тоже был здоров, но у того случались мелкие проблемы. То после бурного возлияния наутро голова болит, то живот прихватит. Понятно, что после обильного обеда, но у его жены такого никогда не случалось. Может, она просто поумеренней была? И ведь выдерживала те же нагрузки, что и мужчины. Иной раз египетские рабочие не могли с ней сравниться в выносливости. Спрашивается, кто тут местный? Кому, как не египтянам показывать чудеса при передвижении по пустыне и при бесконечном перетаскивании корзин с песком? Но нет, Амалия не делала себе поблажек, и работала не просто наравне со всеми, а ещё и задавала темп. Винсент всегда поражался её способностям. Уж он то знал, что у неё было прекрасное женское тело, со всеми нужными округлостями. Жилистой она не была. И похожей на балаганного силача тоже. Прекрасная женская фигура, недаром на балах на неё заглядывались многие мужчины. Ветер пустыни не иссушил её лицо, и со своим тонким станом выглядела она лет на десять моложе. Подводили немного опалённые солнцем руки, там где заканчивались рабочие перчатки, но это было поправимо. Просто бальные перчатки она выбирала подлиннее. Но в пустыне Амалия бросала замашки леди, и становилась одержимой.
Сегодня она тоже вымотала всех, работали до сумерек. А сейчас говорит, что устала. Винсент её не понимал. Ну, закончат они раскопки на неделю позже, чего надрываться то? Но в глубине души он понимал, что жена права. Надо быстрей, чтобы не было никаких неожиданностей. Несмотря на то, что Винсенту всегда требовалось разнообразие и он периодически заводил интрижки на стороне, пользуясь отлучками по делам сбыта, Амалией он по прежнему восхищался. Если бы она ещё и могла бы закрыть глаза на его похождения, то вообще была бы золотой женой. До сих пор у них ещё бывали бурные ночи. И заслуга в том была не его. Но всё равно, муж с женой – это скучно. Вот бы ещё одну девочку в постель. Или мальчика. То-то бы они покувыркались бы втроём. Но предложить такое Амалии? Для этого надо быть самоубийцей.
Кстати, по поводу мальчика… Тот молодой египтянин, которого они наняли в последней деревне, ведёт себя довольно странно. Всегда все передают друг другу корзины, и ничьи руки при этом не соприкасаются. А сегодня он стоял в цепочке перед Винсентом и несколько раз их руки соприкоснулись. И смотрел он при этом как-то ну очень ласково. Может разнообразить супружеское меню хоть таким образом? Женщин здесь нет. Амалия вряд ли что-нибудь заподозрит, ей ведь не к кому ревновать. Винсент даже похолодел. Никогда раньше он не осмеливался даже думать в её присутствии об измене. Все его похождения случались далеко от дома, и всегда после этого он принимал ванну. Но чем опаснее, тем слаще. Надо уложить её спать, а самому под предлогом обхода лагеря, пойти к палатке Абу и посмотреть, какая у него будет реакция. В мужской любви Винсент не очень то искушён. Так, случалось пару раз, но выпито тогда было столько, что наутро он с трудом припоминал факт однополой любви, а раз так, то и думать об этом нечего. Но здесь в пустыне так скучно! Почему бы и не попробовать ещё раз, если, конечно, он не ошибся, и мальчик действительно с ним заигрывал.
- Милая, давай-ка ты ляжешь спать, а я ещё немного посижу, потом обойду лагерь, всё проверю и присоединюсь к тебе. Хорошо? – стал он претворять свой план.
Амалия ничего не заподозрила.
- Хорошо, я действительно хочу спать. Но ты не задерживайся, тоже ложись поскорее.
Винсент проводил жену до палатки, подождал пока она разденется, поцеловал её, пожелал спокойной ночи и отправился на поиски приключений.
*****
Амалия проснулась и рывком села. С чувством времени у неё всегда было всё в порядке. Прошло уже часа два, как Винсент проводил её в палатку, но его рядом не было. Что с ним могло случиться? Амалия быстро оделась в потёмках и выползла наружу. В лагере было тихо. Изредка из какой-нибудь палатки доносился всхрап, и тут же прекращался. В этот раз им повезло. На третий сезон они уже спрашивали при найме, свойственно ли работнику храпеть, но то ли их обманывали, то ли храпуны и на самом деле не знали о своей скверной особенности, но случалось такое, что весь лагерь не мог нормально выспаться из-за одного храпуна. Сейчас было практически тихо. Где же муж? Может сидит и разговаривает с кем-нибудь? Амалия стала осторожно обходить лагерь. Зрение у неё было не очень хорошим, она часто читала лёжа в палатке при свете свечи, но в темноте Амалия видела намного лучше, чем люди с орлиным зрением. У костра сидел дежурный, но он не услышал мягких шагов Амалии, и та не стала его окликать. Не рассказывать же всем, что муж куда-то делся. Сначала она выяснит всё сама, а потом уж подумает, привлекать ли рабочих. Амалия отошла немного от лагеря и стала обходить его расширяющимися кругами, ориентируясь по костру и тщательно прислушиваясь к звукам пустыни. Ночь была безветренной и любой звук был слышен очень хорошо. Даже отойдя на значительное расстояние она временами слышала потрескивание костра. А вот и ещё какие-то звуки. Амалия развернулась спиной к костру и пошла в том направлении, откуда она что-то услышала. Довольно скоро ей показалось, что она слышит чьё-то прерывистое дыхание и стон.
- Винсент? Ранен? – подумала она, но не побежала и не закричала. Долгая жизнь в пустыне приучила её к осторожности. Ещё тише стала она продвигаться вперёд. Наконец она подумала, что у неё галлюцинации. Звуки были такими, какие могли раздаваться только из их с Винсентом палатки. Других женщин в лагере не было. Но и сомневаться не приходилось. Вот такое знакомое приахывание её мужа и тоненький голосок, стонущий в экстазе.
- Что за бред? Кто тут может быть? – шаги её стали плавными. Но она напрасно беспокоилась. Её никто не услышал бы. Амалия подошла на расстояние вытянутой руки, так что её глазам в сумраке открылась мерзостная картина. Ей повезло, что она не всё видела, но курчавая голова стоящего на четвереньках мальчишки была хорошо видна с того места, где она стояла.
Сначала она хотела наброситься на мужа и убить его, но у неё кроме кулаков ничего не было. Хоть Амалия и была ошеломлена, но она сообразила, что Винсент намного сильней, да ещё у него и сообщник имеется. Убить! Убить подонка! Сотворить такую мерзость! И как давно он это проделывает? Неужели он сначала вот так с мальчишкой, а потом как ни в чём не бывало идёт к ней и выполняет свои супружеские обязанности? Какая гадость! Амалии хотелось скорей убежать и не слышать самозабвенного пыхтенья, но вдруг она поняла, что ей интересно. Она отошла на такое расстояние, когда ещё что-то можно было разглядеть и села на песок. Эмоций больше не было, Винсент был для неё уже мёртв. Осталось только придумать, как его убить, чтобы никто из рабочих ничего не заподозрил. А вдруг они все его любовники? Если кто-то заподозрит, что Винсента убила она, то ей не сдобровать. Но она что-нибудь придумает. Ведь она в лагере самая умная. Даже Винсенту до неё далеко, куда уж неграмотным рабочим! Конечно, ещё остаются французы, с которыми они уже работают несколько сезонов, но и тех можно обмануть. И Амалия стала представлять, каким способом можно отомстить неверному мужу. Двадцать лет она никого не убивала и думала, что стала почти безгрешной. Бессовестный Винсент, снова толкнул её на убийство. Двое пыхтящих перед ней мужчин испытывали блаженство от соития, а жена одного из них всего в паре шагов наслаждалась картинами убийства мужа-прелюбодея. Когда Винсент закричал, Амалия поймала себя на мысли, что любовь с женщиной она, скорей всего, ему бы простила. Но мерзостное слияние с мужчиной – никогда!