Вадим Майер хорошо устроился. Пока его друзья бегали в панике, ища способы откосить от армии, Майер жил, не тужил и ничего не боялся. Ему повезло иметь мать-сердечницу, инвалида первой группы. Работать она действительно не могла. Но за собой поухаживать ей было не в тягость, а чаще всего по своей материнской привычке она обихаживала и Вадима. Конечно, случались приступы, но они быстро проходили, часто даже скорую вызывать не надо было. Но матушка всё равно требовала, чтобы Вадим звонил по 03. Когда она шла на очередную ВТЭК, все эти вызовы могли пригодиться. Вадим давно подозревал, что мать умело симулирует своё заболевание. Предпосылки у неё, конечно, были. И приступы случались по-настоящему. Но серьёзного ничего не было, она не синела, не задыхалась, просто говорила, что не может шевельнуться, так колет. Перед ВТЭК она вставала рано, чего-то мудрила на кухне. Варила какие-то отвары, смешивала их, пила. Каждый раз инвалидность оставляли на месте. Вадим приводил её еле живую в поликлинику, усаживал в очередь и только в эти дни ему было страшно за мать. Казалось, обратно ей уже не дойти. Но ничего, доходила, а там словно преображалась. Снова начинала порхать как птичка и раздавать ценные указания. Сначала одному Вадиму. А потом у него появилась Светка, и указания посыпались на неё. Это свари, там подмети, в магазине купи то, и смотри, чтобы оно было таким, а не эдаким, и чтобы тебя не обманули... Занудствовать она могла долго. В невестке ей больше всего нравилось, что та работала на мясокомбинате и таскала оттуда ежедневно по хорошему куску мяса. Невесткой, впрочем, Светка ещё не была. О свадьбе Вадим не заговаривал, а когда она делала робкую попытку завести разговор об этом, он отшучивался. По всей видимости, испытательный срок перед свекровью ещё не кончился. А сколько он может тянуться?
Конечно, молодые предохранялись. Ребёнок в интересы Вадима не входил совершенно. Да и в Светке то он по большому счёту вовсе не нуждался. При случае он легко мог гульнуть налево, хотя никаких особенных мужских способностей за ним не водилось. Секс он понимал как возможность получить разрядку. Что там чувствует партнёрша его совершенно не касалось. Всё всегда происходило по однажды заведённому порядку. В темноте под одеялом он занимал доминирующее положение в рабоче-крестьянской позиции и начинал скучно и монотонно шуровать своей дубиной, которой сдуру гордился. Однако сделать приятное ею он не мог в силу отсутствия желания что-либо совершать. Светка по младости лет и полной наивности ещё не понимала, что можно и лучше. Майеру она досталась невинной, а изменять ему она и не думала. Светка приехала в Питер из провинциального городка, почти из деревни. С ходу поступила в педагогический институт, хотя многие ей пророчили неудачу: - Там и городские то годами поступают. Пока на лапу не дадут, ни за что не пройдут, разве что на платное.
Хорошо, что Светка не очень то прислушивалась к таким разговорам. Сколько бы ни было на свете несправедливости, она в неё не верила. Во многих отношениях она была сущим ребёнком. Эрудированная, прочитавшая тонны литературы, многие книги неоднократно, в житейских вопросах она оставалась полной дурочкой. Приготовить и постирать она конечно умела, а вот во взаимоотношениях между людьми Светка не разбиралась совершенно. Верила она им безоговорочно. Человек её уже обманет десять раз, подставит под неприятности, а она всё ему оправдания ищет, не со зла он, что-то ему помешало.
С Вадимом они познакомились в общежитии. Пьян он был тогда безмерно. Впрочем, для него это было обычное состояние. Пил его отец, пил брат, пока они не погибли из-за аварии. Вадиму тогда повезло, отделался сломанной рукой. Поддавшие были все трое. За рулём сидел Вадим. В общем-то и не очень он был виноват. Его МАЗ хоть и пустой, но всё равно быстро остановиться не сможет, и маневренность у него не ахти какая. А тут с боковой дорожки вдруг вынырнул фордик. Мартышка за рулём поправляла заколку на сидящей рядом с ней подруге. МАЗ, идущий по главной, она почему-то проигнорировала, наверное, не видела совсем или расстояние правильно не оценила. Вадим с детства отличался быстротой реакции и то, что он сейчас был пьяным, уравняло его с большинством водителей. Он дал по тормозам и одновременно вильнул в сторону. Но скорость то была за сотню! Форд задели совсем чуть-чуть, он улетел в кювет и там перевернулся. Пьяный в зюзю брат, безвольно сидящий рядом с Вадимом, разбил своей головой оба стекла, ветровое, а потом и боковое. Отец, дрыхший сзади, вылетел через разбитое стекло на асфальт прямо перед мордой машины. Порезался, ударился здорово, ногу сломал. Но опыт есть опыт. Он самый первый начал соображать. Всё-таки тридцать лет за баранкой. Вадим сначала дёрнулся было к отцу, но тот пресёк его попытку вылезти из кабины.
- Вовка живой?
Вадим повернулся к брату. Никаких повреждений на том не было. -Наверное потерял сознание, - подумал Вадим. Схватил его за руку и почувствовал, что она какая-то не такая. Чересчур вялая. Дёрнулся искать пульс. От волнения никак не мог найти нужное место на руке. Пульса не чувствовалось. Решил, что не там ищет. Стал искать на шее сонную артерию. Там тоже пульса не было.
- Батя, я пульса не могу найти! Что делать?
- Ищи лучше.
Повозившись ещё несколько минут, Вадим сдался.
- Кажется умер! – заорал он отцу в ужасе.
- Спокойно. Точно умер?
- Да-а!
- Тогда сажай его на своё место.
Вадим привык слушаться родителей. Обычно в доме командовала мать. Мужа она сразу после замужества заткнула за пояс, или подсунула под каблук, кому как больше нравится. Но сейчас отца надо было слушаться хотя бы потому, что тот знал, что делать, в отличие от Вадима. У того все мысли спутались, голова совершенно не соображала. Скажи ему отец толкать машину, он попытался бы сдвинуть её с места. Механически он перетащил одной рукой тело брата на своё место, а потом спустился к отцу. Как оказать тому помощь он тоже не соображал. На его счастье подошла встречная машина. Из неё вылез дальнобой, попросил подстилку-брезентушку. Вдвоём они перевалили на неё отца и оттащили его в сторону. Его состояние не внушало опасений, порезы кровоточили не сильно, а с ногой им ничего было не сделать. Надо было ждать помощь. Они пошли смотреть, что там в легковушке. Машина лежала кверху колёсами, но целенькая. Мужики подбежали к ней, с силой открыли одну из дверец. Две девицы живые, но, к счастью Майеров, без сознания, были извлечены ими без особого труда. Если бы они могли реагировать на происходящее, неизвестно, чем бы закончилось дело. Не исключено, что Вадим пришиб бы горе-водительницу. На первый взгляд, ничего серьёзного с ними не случилось. Девчонок вытащили на траву и помощник пошёл к своей фуре.
- Через десять километров пост ГАИ, вызову подмогу.
- Спасибо, друг.
Вадим остался дожидаться гаишников рядом с отцом. С виновницами аварии он и близко не хотел находиться. Отец мучался молча. Смерть старшего сына ещё не была им осознана. Но действовал он правильно. У младшего не было прав, так как ему ещё не было восемнадцати. А если бы признали виновным в аварии его, то был бы потерян и второй сын. Мотание по зонам радости в семью бы не принесло. Если уж один погиб, то вину за случившееся надо попытаться переложить на него. Пусть хоть второй останется. Шанс небольшой, любой дотошный следователь разберётся, что к чему по характеру травм, но он есть.
Вадиму повезло. Следователя предложенная обоими Майерами версия устроила. Вникать в заключение паталогоанатома и рисунок разбитых стёкол он не стал.
Зина Майер держалась всё это время за сердце и причитала, что следующей хоронить будут её. Но она ошиблась.
Отец быстро шел на поправку, ушибы и порезы зажили, нога, несмотря на солидный возраст, срасталась быстро. Ему назначили день выписки, и накануне пригласили в процедурную для снятия гипса. Стоило ослабить повязку и раздвинуть гипсовую лангету, как Майер старший судорожно хватил воздух ртом, и кулём повалился на топчан.
Последующее вскрытие показало, что на месте травмы у него образовался тромб, который пря снятии повязки сорвался и закупорил магистральный сосуд. И через месяц после первых похорон состоялись вторые. В квартире постоянно плавал запах корвалола. А вот как мать его пила, Вадим так и не увидел.
Как ни странно, оттого, что семья уменьшилась наполовину, хуже никому не стало. Зинуля одним махом лишилась двух запойных пьяниц. В старшем сыне, к тому же, часто просыпалась агрессивность и он мог поскандалить. Руки, правда, на мать не поднимал. Теперь скандалить было некому, Вадим с раннего детства отличался покорностью. Силушки у него будь здоров, из магазина притаранит совершенно неподъёмные сумки. Стирать и готовить надо было теперь в два раза меньше. Зинуля даже умудрилась выхлопотать себе пенсию по потере кормильца, как вдова, находившаяся на иждивении у мужа. Пенсию по потере кормильца стала получать и дочка Вовки. И каким-то странным образом она была больше, чем алименты. И нервы никто теперь бывшей Вовкиной жене не трепал, ведь жили в одном дворе, как без этого. По пьяни Вовка проведывал дочку. Разбуженная посреди ночи, она ревела от страха.
А больше всех в выигрыше оказался Вадим. Он оказался единственным кормильцем матери-инвалида, и ему полагалась отсрочка от армии. Он и не чаял от неё отвертеться. Денег на покупку белого билета в семье не было. В институт он и не собирался. А тут вдруг такое счастье привалило. Он и расслабился. Пил в традициях своей семьи много, гулял по девочкам и думать забыл про то, что есть в российской действительности такое понятие, как армия, своеобразный натуральный налог на мужское население страны.
Светка ему очень удачно подвернулась. Готовая на самопожертвование умная эрудированная девочка впервые в жизни встретила хоть какую-то, но всё-таки мужскую ласку. Тогда, когда она встретила Вадима, он был в плачевном состоянии. Губа рассечена, бровь разбита, под глазом наливался фингал. Красавец ещё тот. Ну как же ей было не помочь? Промыла, залила йодом. Спать уложила на своей койке, а сама всю ночь реферат строчила. Утром, проспавшись, Вадим присмотрелся к Светке и решил за ней приударить. Считалось, что именно ради неё он бросил пить. Изредка позволял себе немного пива, и всё. Светке это очень импонировало. То, что это может быть временным явлением, до неё не доходило.
А потом Майер её к себе домой перетащил. Она возьми и согласись. Думала, дурочка, что дома лучше, чем в общаге. Со Светкой Вадиму было удобно. Всегда под рукой, не надо шариться по дискотекам и общагам, подлаживаться, уговаривать, как постороннюю девицу.
Зина сначала ходила, поджав губы, очень она была недовольна, что её монаршего благословения не спросили. Но потом поняла, что Вадька официально на ней жениться не собирается и успокоилась. Ей, Зине, только польза от того, что Светка появилась в доме. И поесть приготовит, и постирает вместо неё. И попилить есть кого. Бабкам соседкам на нерадивую пожаловаться. А делала она это тонко. Нахваливает, нахваливает, а под конец возьми и скажи что-нибудь вроде: - Ну что поделаешь, крахмалить молодые уже так не могут, как мы. Руки у них уже не те. Старательная девочка, я уж ей говорю, брось кровь от месячных отстирывать, уже не отстираешь, а она всё трёт и трёт, до дыр простыню протирает. Бабки охали, вздыхали. Вспоминали, как они провели свою молодость под бдительным надзором свекрови, которая не выговаривала ласково, как Зина, а лаялась так, что на всю улицу было слышно. Уж они то стирали, пятнышек не было. И пылинок в доме не найдёшь. Не то что нонешние. Им бы только каблуки нацепить, срамной юбкой слегка прикрыться и идти развратничать. Зина им поддакивала и гнула свою линию, хорошая девочка, да, хорошая, никому не дам в обиду. Ну и что, что шарлотка у неё подгорает, а мясо сухое. И не спорьте, я то знаю, что хорошая, пусть иногда и оставит за собой постель неубранную. Неважно, что сынок дрых после того, как она в институт убежала, про это молчок. В целом Зина была довольна. Единственное, что смущало её, Вадим явно попадал под Светкино влияние. Без собственного царя в голове, привыкший подчиняться чужой воле, он потихонечку начинал воспринимать мысли, закладываемые Светкой в его тупую голову. И будь Светка более властной натурой, она начала организовывать бунт против матери. Но ей и в голову это не приходило.
Если уж Зина была довольна, то Вадим и подавно. И статус у него теперь более солидный. Почти что женатый. И штампом в паспорте не обременён, и все удовольствия семейной жизни при нём. Но через несколько месяцев семейная жизнь была здорово осложнена одним неожиданным обстоятельством. И как эта дура умудрилась залететь! Вадим злился на неё, хотя точно знал, что виноват был сам. Вернувшись крепко подшофе заполночь с мальчишника, он взял спящую Светку, никак при этом не предохраняясь. Та спросонок и сообразить ничего не смогла. А через две недели она забеспокоилась. Всё пересчитывала числа в календаре. Очередных отметин в нём так и не появилось. Какое-то время Вадиму нравилось чувствовать себя будущим отцом. Но как только мать узнала про залёт, она быстро наставила его на путь истинный. И он поговорил со Светкой. Попросил её сделать аборт. Та ни в какую. Обиделась, сказала, что сама воспитает. Собрала вещички, и ушла обратно в общежитие. Через неделю Вадим нарисовался с кульком конфет. Явился мириться. Они сели, попили чайку, и у Светки вдруг резко схватило живот. Вадим суетился рядом. Сбегал вниз к вахтёрше, вызвал скорую. Светку увезли с угрозой выкидыша и в ту же ночь выскребли на живую, без наркоза. Та только кусала губы от боли. А рыдала до выскабливания и после, а во время операции ни-ни. А в приёмном покое ей ещё учинили допрос с пристрастием, не злоумышляла ль она против плода, не сотворила ль чего. Она посмотрела на фельдшерицу дико, как на последнюю дуру. У человека тут трагедия, ребёнка потерять может, а они тут с глупыми предположениями лезут. Наутро соседки по палате ей на пальцах объяснили, что на самом деле всё к лучшему. Ребёнок зачат от пьяницы, отца у него не будет, у самой Светки ни гроша, жилья нет. Ну куда ей ребёнок? А так всё само собой к лучшему разрешилось. А она не внимая увещеваниям, переживала. И вдруг задумалась, почему её скрутило при Вадиме. Вспомнила, как её однажды остановила женщина, гуляющая во дворе с ребёнком.
- Познакомиться хочу, мы с тобой вроде, как родственницы. Она вот тебе племянницей может быть, - показала она на девочку. Оказалось, что это бывшая жена Вовки, брата Вадима. Она пригласила Светку к себе домой, усадила чаёвничать. Рассказывала она Светке странные вещи. Верилось от силы наполовину. Дескать Зинуля баловалась чёрной магией. Отворожить, приворожить, порчу навести и тому подобное. Светка в чертовщину не верила, так уж получилось, что выросла закоренелой материалисткой. Но вспомнила, что однажды, перебирая свои вещи, отложенные до следующего сезона, укололась невесть откуда взявшейся иголкой. В доме Вадима и его матери она ещё ни разу не бралась за шитьё и откуда она могла взяться, непонятно. А по Ириным словам выходило, что иголки в чужих вещах - любимый Зинулин репертуар. Ещё легко она может подсыпать могильной земли кому-нибудь под порог. А Ире про Зинулины проделки рассказывала бабка из деревни, откуда Зинуля родом. Ездили они все вместе туда на заготовки на Вовкином грузовике.
Только Ирка поверила быстрее, многое из бабкиных слов сходилось с действительностью, которая раньше никаких объяснений, кроме случайных совпадений, не имела. А Светка ещё очень мало жила с будущей свекровью и ничего приметить не успела, а может мало анализировала. Вадима Ира старалась не трогать, хоть и знала, что тот парень никчёмный. Но ведь если девчонка думает, что влюблена, её всё равно не переубедишь. А так, глядишь, задумается из-за свекрови.
Светка ушла от неё в недоумении, как всему этому верить. Но в чём-то Ирины слова были вполне убедительными. Потом она забыла про эту встречу. Утром Светка убегала в институт, оттуда на работу. Домой возвращалась поздно и Иру больше не встречала.
А сейчас тот разговор всплыл в памяти. Ведь Вадим пришёл мириться тогда, когда Светка сообщила ему, что после рождения ребёнка на алименты она всё-таки подаст. И на следующий день он уже стоял перед её дверью. И конфетами он угощал её уж больно старательно, а сам их, кажется, так и не поел. И живот у неё схватило сразу же после чаепития, поговорить они так и не успели. Выходит, конфеты были заговорёнными? Или напихано в них было чего-нибудь? Но ни одно лекарство не даст такого быстрого и верного эффекта. Вон сколько девчонок мучаются из-за нежелательной беременности. Так конфетку бы съели и всё, проблема решена. Выходит Светкиного ребёнка убила Зинуля? А Вадима послала якобы для примерения, а на самом деле для убийства? Знал он, зачем мать его подослала или был слепым орудием? До завтрака Светка ворочалась в постели, обдумывая ситуацию, и всё больше убеждалась, что без Зинули не обошлось. Свекровь с водянистыми бесцветными змеиными глазками вполне была способна на такое.
А после обеда с букетом цветов объявился её милёнок. Цветы Светка приняла и тут же рывком бросила на пол. Глядя Вадиму в глаза она чётко произнесла: -Убийцы.
Вадим опустил голову. Значит знал. Светка развернулась и пошла в палату. У двери она взглянула на своего бывшего и коротко бросила: -Вам воздастся!
И воздалось. Зинулю в тот же вечер увезли с инсультом. Через пару месяцев её выписали, ничего не соображающую, писающую под себя. Кормить приходилось её с ложечки. Тогда Вадим узнал, почём фунт лиха. Была бы Светка, заботу о свекрови пришлось бы взять на себя ей.
- Не вовремя, не вовремя, угораздило же с ней разойтись,- думал Вадим. А на поклон уже не пойдёшь.
И всё-таки ему пришлось пересилить себя и пойти ещё раз к Светке. Зинуля мучила сына недолго, через два месяца она умерла. Вадим вздохнул с облегчением. Но радовался он рано. Весной пришла повестка из военкомата. Он расписался за получение, а у самого сердце ёкнуло, хоть и с бодуна был. Теперь отсрочки не будет. И как он про армию то забыл? Совсем глаза залил. До призыва ещё время есть. Беременная жена тоже ведь подойдёт для отсрочки. И он поехал в Светкину общагу.
Разговаривать с ним Светка не стала. Вадим попытался её караулить на входе, но тут к нему подошли двое крепких ребят и доходчиво объяснили, что в местах, где может бывать Светка, ему лучше не появляться. И он сдался, махнул на всё рукой, и позволил себя забрить. А в армейской жизни ему неожиданно повезло. Служить его отправили в часть, расположенную относительно недалеко от Питера, под Приозерском. И знакомые к нему иногда наезжали, благо в самоволку смотаться можно было легко. И сам иногда в увольнительную ездил. Уже совсем чуть-чуть до приказа осталось. С командиром повезло. Сам не дурак выпить, сквозь пальцы тот смотрел на то, что частенько попахивало от рядовых перегарчиком. По этому поводу строгостей не было. В чистоте казарму, конечно, приходилось содержать. Но в других местах, говорят, и похуже бывает. Кормили неплохо. Чего ещё солдату надо? Девочек не мешало бы. Ну так в самоволку слетай, и подцепи какую-нибудь кралю, кто тебе не даёт? Военная служба, конечно, не санаторий. Но тягот особенных Вадим не ощущал. А тут перед самым дембелем командир халтурку подкинул, вместе с другим парнем из Рязанской области они возили какие-то ящики на остров. Ясное дело, воровал командир, но парням то от этого не хуже. Майор машину к берегу подгонит. Парни перекидают ящики на катер-аэробот. С ветерочком прокатятся по Вуоксе. Позагорают на майском солнышке. А на острове их уже майор поджидает. Они ящички сгрузят, немножко вглубь отнесут, а он уж сам их куда-то оттаскивает. А их с Петрухой сразу же отправляет, видно не хочет, чтобы они знали, где он эти ящики хранит. Обещал при увольнении деньгой побаловать, аж по двести баксов на рыло. Чего тут не потаскать? Служба то идёт. Вот и сейчас Петруха носит первую партию ящиков, а Вадим караулит вверенное ему армейское имущество, то бишь катер. Солнышко пригревает, хорошо! Можно и прилечь на носу. Не успел Вадим расслабиться, как почти под самым ухом заорали.
- Эй, служивый, не подскажешь, что это за катер такой странный, никогда таких не видел.
Худощавый некрупный мужичонка тихо подплыл на байдарке. Вадим, недовольный, что к нему так незаметно подкрались, грубо ответил: -А тебе какое дело, это военная техника. Секрет.
- Ага, всё ясно, секрет Полишинеля, - пробормотал Гришаня.
- Чего? Про шинели никаких секретов нету, - буркнул Вадим.
- Да ты не злись. Хочешь тебя сфотографирую на борту. Я профессиональный фотограф, потом эти снимком гордиться будешь.
Вадим замялся.
- Не положено.
- Что не положено?
Не положено гражданским фотографировать технику без разрешения начальства.
- А вы что, сами никогда не фотографируетесь рядом с техникой и потом эти фотки не посылаете домой?
Вадим смутился.
- Посылаем, конечно.
- Ну вот видишь, а говоришь не положено. Разреши, будь ласков. И ты доволен останешься. Я тебе свой телефончик оставлю, будешь в колыбели трёх революций, позвонишь. Или хочешь, скажи номер части, я тебе туда перешлю.
- Да нет, лучше телефончик, у меня приказ скоро. А я сам питерский. Приеду домой, позвоню.
Гришаня начал выстраивать сцену, ставил парня то на нос катера, то на корму. Отщёлкав с десяток кадров он остался доволен.
- Перекусить бутербродами не хочешь? – спросил Гришаня парня напоследок.
- Не откажусь, с достоинством ответил тот и пригласил его на катер. Там они уселись рядышком на ящики. Тут же положили фотокамеру. Бутерброды у Гришани оказались вкусными, с копчёной колбасой и с красной рыбой.
- Деликатесы, - восхищённо зацокал языком Вадим.
- Так как всё-таки катер то называется?
- Аэробот. Относительно новая разработка, может пройти и по воде, и по болоту.
Поели, поболтали о том, как служба идёт. Гришаня вытащил свой неизменный блокнот, размашисто написал на выдранном листе свой телефон и, не забыв фотокамеру, отчалил.
Мурлыча от удовольствия, полученного от вкусной еды, Вадим улёгся на ящиках. Но не надолго. Почти сразу вышел из леса Петруха и Вадиму пришлось тащить к майору вторую партию ящиков.
А потом майор, против своего обыкновения, не отправил их как раньше, а приказал дожидаться его на борту. Отсутствовал он долго. Видно, далеко таскал ящики. А на самом деле, Пастушенко не хотел прикасаться к ящикам вообще, боялся за своё драгоценное здоровье. Облучаться ему точно не хотелось. Поэтому своё общение с ними он свёл к минимуму. Парней заставлял подносить их почти к хранилищу, быстро перекидывал их в укрытие и уносил оттуда ноги. И сейчас он гулял по острову подальше от смертоносных зарядов, чтобы парни думали, что он их таскает куда-нибудь далеко, на случай, если им вздумается искать схрон. Приняв усталый вид, какой и должен быть при перетаскивании десятка тяжёлых ящиков, он вскарабкался на катер. И первое, что ему бросилось в глаза, белый листок с телефоном, лежащий на сиденье. Посмотрел внимательно, запомнил цифры и только тогда грозно спросил:
- А это ещё что за мусор на судне?
Вадим побледнел и запинаясь начал рассказывать про мужичонку, который попросил разрешения сфотографировать катер. Майор начал соображать, с ящиками или без фотографировал мужик аэробот. По всему выходило, что с ящиками. Улика. И ещё какая улика. Парней через несколько дней он пришьёт, с их стороны опасность не угрожает. Ящики всегда накрывали брезентуом. По дороге никто их увидеть не мог. Но откуда взялся этот чёртов фотограф, какая нелёгкая его принесла?
Рядового он ругать не стал, сделал вид, что ничего особенного не произошло. Хорошо, что тот телефон не убрал в карман, а то было бы всё шито-крыто. Теперь необходимо разыскать фотографии. Если удастся выбраться сегодня в город, то достаточно будет засветить плёнку. А если он успеет её проявить, то надо будет фотографа убирать. А-а, семь бед один ответ, он всё равно ящики видел, убирать по-всякому надо. Свидетели ни к чему. Надо придумать дело в городе. Новых вводных ему только не хватало. Так хорошо была спланирована операция. И тут на тебе, принесла нелёгкая!