- Ох, боженька ж мой...- раздалось со двора.
Бог только поежился, ожидая продолжения. Ну, действительно, не вышло. Большой взрыв получился. Слишком большой. Вот сейчас мама и примет какое-то решение, думать о котором пока не хотелось.
А что? У всех богов есть матери. Так и пишут - богоматерь. И учитель рисования всегда становился у окна, когда мама провожала бога в класс, и вздыхал потом:
- Божественна, божественна...
И отец был бог. Он был просто всемогущ и всезнающ. Он ремонтировал мясорубки и телевизоры. Он несколькими движениями пилы и ножа из простой доски делал игрушечные сабли и пистолеты. А однажды приехал на побитой машине какой-то мужик в красном пиджаке, так отец выправил дверь и крыло одним молотком. Так выправил, что тот, в пиджаке, при всех поклонился и сказал:
- Ты - бог!
И денег еще дал.
Бог сидел на старом половичке, который связала крючком бабушка (ну, да, бабушка: раз есть мать и отец - обязательно должна быть бабушка!). Бабушка резала на длинные полоски старые трикотажные свитера, чулки, какие-то тряпки, связала их в одну длинную ленту, и вязала, вязала, вязала... Получались такие яркие круглые половички, которые потом дарили знакомым, потому что в доме уже не было видно пола.
Вот на таком цветастом потертом половичке он сидел и пытался смешать свет и темноту. Отец давно сделал все выключатели и розетки внизу, чтобы было удобно и большим и маленьким. Тем более, бабушку согнуло буквой "Г", и она не могла поднимать руки кверху, а щелкнуть по плоскому выключателю внизу ей было легко.
Сначала бог делал свет. Свет надо делать так: он сворачивал фольгу от конфет в тонкую трубочку, вставлял такие трубочки в розетку (тут главное - по одной вставлять, а то так шандарахнет, что нимб засветится, так смеялся папа, когда узнал о делании света), а третью такую трубочку-стержень бог кидал сверху. Яркая вспышка, искры во все стороны - как салют! И можно начинать с начала. Но фольга быстро кончилась, потому что обычно конфеты были в простых бумажных обертках с надписями, и теперь бог смешивал свет и тьму.
Он медленно и осторожно нажимал на клавишу выключателя, пока не раздавался щелчок, и не загоралась люстра. Свет! Тогда так же медленно он жал до щелчка и выключения люстры. Тьма! Никак не получалось поймать этот щелчок и посмотреть, а что там - посередине, когда уже не свет, но уже и не тьма? Еще раз: свет-тьма, свет-тьма, свет-тьма... Вот, получилось ведь!
Но тут за спиной с треском раздвинулись сделанные мамой из бусинок и кусков бамбука шторки, колышущиеся на летнем сквознячке и отгоняющие мух, цепкие пальцы больно схватили его за ухо и мамин голос - очень спокойный голос - произнес:
- А сейчас кто-то пойдет в чулан.
Он и пошел. А кто бы смог не пойти? Если за ухо? Бог - у него ведь тоже уши. Иначе чем ему слышать?
А ведь у него получилось смешать тьму и свет! Получилось! Клавиша выключателя стояла в среднем положении, щелчка не было, и не горела люстра...
В чулане было почти темно, и только сквозь щели в закрытых ставнях пробивались лучи света, в которых плясали пылинки. Пахло старыми тряпками и немного плесенью. А в углу под влажной тряпкой был тазик с глиной. Мама по вечерам лепила игрушки-свистульки, а потом, когда они обсыхали, их раскрашивали всей семьей и совали на противне в печь...
Бог сунул обе руки во влажную глину, оторвал кусок и стал жать, жать, жать, мять, мять, мять... Вот такой шар получился. Ну, не совсем шар, потому что без круга делал, но все равно такое округлое, с вмятинами и выпуклостями, размером с кулак. Бог подкидывал этот шарик вверх, а потом снова ловил. Подкидывал - и ловил. А потом раз - а поймать не удалось. Он не упал, наверное, а где-то там повис сам собой, крутясь в воздухе... Или упал? В темноте не было видно, и тогда бог стал водить руками, стараясь отыскать мягко и неслышно упавший куда-то глиняный шар.
Но тут дверь открылась и отец, смеясь, сказал из светлого коридора:
- Ну, выходи, творец всего на свете! Рассказывай, что за бигбадабум ты тут устроил...
Выходит, уже вечер пришел.
Бог молча прошел к умывальнику, помыл руки с мылом и даже сполоснул лицо, а потом сел на табуретку перед кухонным столом. Ему не хотелось ничего говорить, потому что как объяснить, чего оно так долбануло? Там всего-то и были, что селитра и фосфор. Вот и все, вроде. Но так тряхнуло, что по всему селу потом заполошно гавкали собаки.
Мама, для порядка хлопнув его по затылку открытой ладонью, поставила на стол миску с манной кашей и стакан вишневого красного-прекрасного киселя. И бог стал ложкой делать берега и проливы, а сверху заливать киселем, и получилась почти карта с морями и реками и даже какими-то фьордами. Но тут бабушка сказала, что едой играть нельзя, и пришлось быстро все съесть.
Бог ел и думал. Он придумал, как сделать, чтобы ожили игрушки, которые делала мама. Он теперь сам завтра слепит себе разных животных. И рыб слепит. И птиц. Только птиц придется лепить сидящих, потому что из глины крылья делать неудобно. А в конце он сделает людей. Главное, чтобы глины хватило, думал бог, укладываясь спать.
Впереди было еще много дней творения...