Глава X
Мария прилегла на свою старую девичью кровать в своей комнате в родительском доме. В былые времена подобное бесполезное времяпровождение было бы не допустимым в хозяйстве, руководимом Элеонорой Валениус. Ныне же, ввиду беременности старшей дочери – а дитя должно было появиться на свет через месяц – полтора, фру Валениус допустила некоторое послабление в заведенном когда-то укладе жизни.
Мария жила с родителями с начала июля, то есть с того времени, когда Юрий Михайлович Карташев, приехав в отпуск, привез известие, которого Мария ожидала с тяжелым сердцем. Она была уверена, что Веселин погиб. Много раз она почему-то представляла себе его лежащим на поле боя с пикой в груди – почему именно с пикой, этого она и сама не знала. Может, запомнились пики в руках турецких солдат тогда в Софии, когда была там проездом в Белград. Она прямо видела, как эта пика пронзила грудь Веселина, и как он лежал теперь на спине, широко раскинув руки, глядя в небо потухшими навсегда глазами.
Ни в каком другом случае, ни по какой другой причине Веселин не заставил бы свою несчастную жену так долго и напрасно ждать известия от него, хотя бы пару слов на клочке замусоленной, грязной бумаги. Если не по почте, так с кем-нибудь, через кого-нибудь. Но почему же Юрий Михайлович в своих письмах к Ларисе ни разу не упомянул даже имени Веселина? В душе Мария сомневалась, что муж Ларисы Константиновны ничего ей не написал про своего друга. Марии представлялось, что Лариса знает больше, чем говорит, но не говорит этого по какой-то причине. В дружелюбии Ларисы появился какой-то новый оттенок, объяснить который ей пока не удавалось, и который ее немного пугал.
В конце концов, Карташев вернулся, и Мария смогла узнать правду. Правда заключалась в том, что Веселин Дражич, воспользовавшись ночной темнотой и статусом офицера, освободил из-под стражи пленного турецкого полковника, тяжело ранив при этом часового и не очень тяжело дежурного офицера. После этого сам бежал вместе с турецким полковником. Через некоторое время капитан Дражич вышел к сербской военной части, в изорванном мундире, имея несколько сабельных и огнестрельных ран. К этому времени раненый часовой скончался от раны полученной от капитана Дражича, усугубив вину последнего. В настоящее время капитан Дражич в лазарете, но под охраной, ведется следствие, которое может при неблагоприятных обстоятельствах закончиться смертным приговором, по условиям военного времени.
Карташев также сообщил, что как только состояние капитана Дражича позволит перевозку его на длительное расстояние, он будет переведен в Петербург, куда будут отправлены и материалы следствия. В Петербурге он будет содержаться на офицерской гауптвахте вплоть до суда и вынесения приговора.
Несколько недель прошли в бесплодных попытках связаться с Веселином по почте. Скорее всего, он даже не получал в своем лазарете этих писем, будучи под стражей.
Получив через Юрия Карташева верные известия о том, что мужа повезли в Петербург, Мария поехала в столицу. Вершинины встретили ее участливо, особенно Полина Владимировна. Антон Савич же от участия в судьбе своего бывшего подчиненного на данном этапе устранился, махнув на все рукой и даже не заговаривая на эту тему.
Встретиться с Веселином по прежнему не удавалось. Все эти хлопоты, а главное переживания привели к тому, что беременная Мария почувствовала себя настолько плохо, что Вершинины, снабдив бедняжку деньгами, отправили ее в Гельсингфорс, к родителям.
Эрик Валениус, против всяких ожиданий, развил бурную деятельность по спасению зятя, которого он никогда в жизни не видел. В первую очередь он обратился к барону Стенмарку, сына которого он продолжал обучать математике. Барон внимательно его выслушал и пообещал всяческое содействие через свои связи в Петербурге. Но как показалось Валениусу, обещанием дело и ограничилось.
Кроме этого герр Валениус начал переписку с капитаном Карташевым, который находился в Петербурге и имел возможность получать сведения о ходе следствия. Совершенно непонятное преступление, не имевшее объяснений, поставило следственную комиссию в тупик, тем более на фоне безупречной службы и предыдущих подвигов, которые, без сомнения, будут учтены. Осложняется же все дело тем, что сам Веселин Дражич очень бессвязно и непонятно излагает причины, побудившие его к такому воинскому преступлению. Есть подозрения, что рассудок капитана Дражича помутнен.
Немного посомневавшись, Эрик Валениус написал своему второму зятю, Александру Гавриловичу Еланскому, изложив суть дела и посетовав на безрадостное положение Мадлен. Ответа от Еланского не последовало. Можно было сказать, что ни на одном из направлений деятельности Валениуса успеха не наблюдалось.
Мария со вздохом повернулась на кровати на другой бок. Ребенок в утробе серьезно потяжелел за последнее время, так что чувствовалось уже, что появление его на свет дело скорого времени. Господи, думала Мария, в какое время и при каких обстоятельствах дитя явится в мир! Практически это уже была сирота. Мария знала, что единственной альтернативой смертной казни была бы каторга и ссылка в Сибирь, что само по себе тоже означало бы для ее мужа более чем тяжелые испытания, страдания в нечеловеческих условиях.
С нижнего этажа раздались голоса. Было слышно, как открылись и закрылись двери, кто-то разговаривал. Мария села на кровати. Если бы у отца было что рассказать по поводу Веселина, то он, конечно, сразу поднялся бы к ней. Конечно, в последнее время она привыкла к тому, что отец все время говорит, ну-ну, посмотрим, что можно еще сделать, и что ничего не происходит, но приговора еще не было, надежда на что-то еще оставалась.
Шаги заскрипели по деревянной лестнице. По шагам Мария поняла, что это отец. Через мгновение он легко постучал в дверь и заглянул внутрь. Он старался ступать как можно легче и, улыбаясь, глядел на Марию, на лице которой застыло выражение жалобного ожидания.
- Ну вот, доченька. Сегодня твой старый папа кое-что успел. Господин барон Стенмарк озадачил моими проблемами государственного советника графа Воронцова Андрея Яковлевича. Со слов господина барона, граф выслушал его очень внимательно и обещал содействие. Кроме этого, он дал совет, который может дать результат, но это может потребовать мужества именно от тебя моя маленькая Мадлен.
- Вот как, папа?! – Вздохнула Мария. – Я готова на все. Сделаю все, что угодно, если это только поможет Веселину.
- Это очень правильно, доченька. Дело вот в чем. Тебе самой нужно обратиться с прошением к императору. Это единственный человек, который может своей властью помиловать Веселина. Граф Воронцов записал уже тебя на аудиенцию к императору. Происходит это так. Никакого конкретного времени не определено, ты должна быть в комнате ожидания несколько дней подряд, начиная со следующего понедельника, и сколько продлится ожидание не известно. Только если назовут твое имя, то тут надо входить. Никуда отлучаться нельзя, потому что если тебя не будет когда назовут имя, то все, надо будет записываться снова, а получится это или нет, не известно. Сможешь ли ты все это выдержать, да еще после дороги в Петербург? Рискнешь попробовать?
- Конечно, милый папочка, конечно, я поеду! Я готова вытерпеть, что угодно, хоть в пасть к дикому зверю, лишь бы что-нибудь получилось.
- Ну-ну, доченька! Какой же это дикий зверь? Напротив, император Александр очень благосклонен к женщинам. Ну, а в твоем положении, в черных одеждах, со слезами, ну не прогонит он тебя. И граф Воронцов так же считает. Полина Владимировна Вершинина уже ждет тебя в гости, на время, пока ты не получишь аудиенцию у императора.
Несмотря на свою внешнюю решимость и мужество, Мария внутри дрожала как осиновый лист, ожидая свое очереди в мрачноватой зале ожидания Зимнего Дворца.
На пути в залу ожидания она прошла бесконечные коридоры, удивляясь неслыханной роскоши интерьеров, по пути встречала ужасающее количество разодетых в пух и прах лакеев, таких важных и гордых, что никто из них не удостоил Мадлен ответом на вопрос, куда ей идти. Все, что они себе позволяли это небрежным жестом указывать направление дальнейшего движения.
Ожидавших аудиенции было удручающе много – были непринужденно ведущие себя, вероятно достаточно знатные особы, были военные в красивых расшитых мундирах, были и такие, которых, по разговорам пригласил сам император. Несколько скромно одетых мужчин, пара женщин в темных одеяниях и сама Мария составляли абсолютное меньшинство.
Эти люди почти не разговаривали между собой, и уж конечно не шутили, и не смеялись, как вышеупомянутые знатные особы. Они просто ждали, час за часом, терпеливыми взглядами провожая очередного счастливца, которого вызывали пред очи самодержца. Мария отметила про себя, что и знатные персоны, услышав свое имя, побирались, подтягивались, приглаживали волосы, вообще суровели видом, и одновременно приобретали отчетливый налет подобострастности. Один за другим приглашенные проходили через широко распахнутые лакеями двери в другую залу, где опять ожидали приглашения, но уже конкретно в приемный кабинет императора, куда просителя отводил специальный человек.
Первый день прошел в пустом ожидании. Ее не вызвали. Когда распорядитель объявил аудиенцию на сегодня оконченной, она обратилась к распорядителю с вопросом, записана ли она на завтра. Распорядитель произнес « Мария Дражич», глядя в потолок, затем вернул взгляд на Марию и пониженным голосом произнес, что граф Воронцов доложил суть дела императору и тот, в свою очередь изучает этот вопрос для себя.
- По моему мнению, вам нет нужды отбывать здесь эту тяжкую повинность как минимум до четверга. Князь Одоевский заболел, я запишу вас вместо него. К четвергу, насколько мне стало понятно от государя, ваш вопрос будет уже им рассмотрен.
Мария покинула дворец обнадеженной, в немного приподнятом настроении. Вопрос о приеме ее государем решен, а она постарается убедить его помиловать Веселина. Он, государь, должен понять, что капитан Дражич, даже если заслуживает наказания, то не такого сурового, как смертная казнь.
С трудом дождавшись четверга, Мария как на иголках сидела на стуле в зале ожидания Зимнего дворца. Она напряженно вслушивалась в голос распорядителя, но всякий раз кто-то другой проскальзывал в распахнутые двери.
Свершилось! Почти под конец приема раздалось заветное - «Мария Дражич!», и Мария сжавшись внутри от напряжения в один маленький комок, на плохо слушающихся ногах проследовала за лакеем. Подойдя к распорядителю, она почувствовала приступ внезапной дурноты, что, вероятно, отразилось на ее лице. Распорядитель участливо склонился к ней, слегка дотронувшись до локтя. Справившись с собой, Мария поспешила успокоить его:
- Благодарю вас, я в порядке. Я справлюсь.
Еще мгновение и Мария упала на колени перед самодержцем всероссийским, великим князем финляндским, царем польским и прочая, и прочая, и прочая. Перед ней стоял император Александр Второй. Мария услышала призыв немедленно подняться с колен, но прежде, чем она успела выполнить это повеление, император наклонился к ней и осторожно помог подняться. Затем, взяв Марию под локоть, император подвел ее к богатому креслу.
- Ну вот, мадам, будьте добры, присядьте и успокойтесь. Я нисколько не страшен и не опасен.
Голос царя был мягок, добродушен и даже ироничен, что позволило Марии осмелиться взглянуть в его лицо. Перед ней стоял высокий мужчина, одетый в мундир, красивое лицо украшено пышными бакенбардами. Мария обратила внимание на его взгляд. Это был взгляд человека, привыкшего повелевать, и привыкшего к тому, что его повеления неукоснительно выполняются.
Когда Марию потом спрашивали, каков из себя государь она могла только вспомнить статную фигуру, бакенбарды и глаза, которые могли то сверкать холодным льдом, то излучать человеческое тепло и доброту.
- Ваше Величество, я…
- Ну-ну, продолжайте, будьте добры. Не бойтесь, - Александр заметил, что Марии не хватает духу начать, и что она пытается глубоко вздохнуть.
Через мгновение Мария начала говорить. Конечно, она обдумывала каждую фразу, каждое слово, которое произносила перед монаршим лицом. Она сразу позабыла все повторенные с отцом учтивые фразы, следила только, чтобы ее французский не дал сбой, как это иногда бывало при сильном волнении. Она говорила о своей преданности престолу, о своей семье, о ребенке, который должен скоро появиться на свет, и не заслужил доли сироты. Наконец она говорила о Веселине Дражиче, о том, что это храбрый офицер, преданный России, и что она не понимает, что произошло в далеком сербском селении, что подвигло капитана Дражича на это недопустимое действие. В любом случае, она уповает только на справедливость расследования всех обстоятельств и на высочайшую милость со стороны Его Величества в решении судьбы ее мужа.
Под конец своей речи Мария не выдержала и зарыдала. После нескольких учтивых слов успокоения со стороны Александра, она справилась с собой, промокнула глаза платком, и встала перед царем, потупив взор. Император протянул ей руку, и произнес:
- Ну что ж, мадам. Я выслушал то, что вы имели мне рассказать. Я обещаю окончательно разобраться с этим вопросом. Но только разобраться. Окончательное решение будет принято по результатам работы следствия.
Произнеся это, государь хотел отпустить ее руку, но Мария, с неожиданной для себя смелостью воскликнула:
- Ваше Величество! Вы самодержец, вы можете решить любой вопрос, любое дело так, как вам будет угодно… будьте милосердны!
- Довольно, мадам! Я вас выслушал. До свидания!
Александр почти вырвал руку и повернулся к Марии спиной. Аудиенция была закончена. Мария склонилась в настолько низком книксене, насколько позволяло ее положение, несмотря на то, что император не обращал больше на нее внимания, и вышла из кабинета. Она злилась на себя. Она посмела разозлить царя, он был раздражен в конце разговора. Смогла ли она помочь Веселину?