Скифская Ваза 2 часть. 7 глава

Александр Чушков
7

- В одной моей старой книге есть такое место, - он нахмурился, вспоминая: - "...о скитаньях вечных и о Земле... Кто владеет Землей? И для чего нам Земля? Чтобы скитаться по ней? Для того ли нам Земля, чтобы не знать на ней покоя? Всякий, кому нужна Земля, обретет ее, останется на ней, успокоится на малом клочке и пребудет в тесном уголке ее вовеки..."
Рэй Бредбери

До самолёта на Москву оставалось чуть больше часа. Вещи уже были сданы в багаж, и Андрей Николаевич прогуливался между берёзок, что росли неподалёку от здания донецкого аэропорта. Весна в этом году выдалась поздней, и день был пасмурным и прохладным, но почки на деревьях уже набухли и готовы были распуститься по первому сигналу солнца.
- Здесь летом хорошо, - сказал Лёха, стоявший на асфальтовой дорожке, ведшей к гостинице «Полёт», - розы цветут.
- Розы – это хорошо, - согласился Андрей Николаевич, - роз мне будет не хватать.
Они поравнялись и пошли по тротуару вместе. Ветер был ещё достаточно холодным, и Андрей Николаевич поправил ворот свитера.
- А на Мальте, что роз нет? – спросил Лёха.
- На Мальте розы есть, но не такие, как в Донецке.
- Зато на Мальте море, тепло. Там уже наступило тепло?
- На Мальте всегда тепло. Прогреемся с тобой, Алексей Иванович, полежим на солнышке, поплаваем в море, подумаем, что дальше делать.
Лёха в ответ проворчал что-то невнятное.
- А ты представь, когда-то на всей Земле был такой климат, как на Мальте, - сказал Андрей Николаевич, - даже на полюсах. Везде тепло.
- Это когда раньше?
- Когда на Земле динозавры жили. Их ведь сейчас по всему земному шару находят, даже на крайнем севере и чуть ли не в Антарктиде. А динозавры – это животные не теплокровные, они только в тёплом климате жить могли. Тогда вообще на Земле всё по-другому было. Съедобные растения сами росли в огромном количестве, ничего специально выращивать не надо было. Слышал такое выражение: «потерянный рай»?
- Слышал, «золотой век» - это оно?
- Оно самое.
- И куда всё делось? Катастрофа? Ледниковый период?
- Точно не знаю, но в этом был как-то замешан змий. Что-то люди с ним намутили, и Бог наказал и их и змия. Людей из рая изгнали, а змия лишили ног. То есть, были прямоходящие динозавры, а стали – гады ползучие. Ну и человек тоже круто попал: хлеб свой в поте лица теперь добывает.
Лёха тяжко вздохнул, и спросил Андрея Николаевича:
- И что, больше никакой надежды?
Андрей пожал плечами.
Они обошли вокруг берёзовую рощу и вернулись к автомобильной стоянке. Чирков осмотрел площадь перед аэровокзалом, выискивая кого-то среди людей.
- Пошли, Николаич, на регистрацию, - предложил Лёха, - что-то мне неспокойно.
- Да ладно, - равнодушно произнёс Чирков, - ничего с нами не станет. А если захотят арестовать, то они и с самолёта нас снимут.
- Всё равно, мне по ту сторону таможни будет как-то спокойнее.
Чирков снова пожал плечами.
- Если хочешь – иди, - сказал он Лёхе, - я потом подтянусь.
- Ждёшь кого-то? – предположил Лёха.
Андрей кивнул головой.
- Бабу? Не придёт. Если сразу не пришла, значит, теперь уже не придёт.
- Она обещала, - ответил Чирков.
Лёха презрительно фыркнул – нашёл, чьим обещаниям верить.
- А я всё равно буду ждать до последнего.
- Она-то тебя до последнего ждать не будет.
- Ты откуда знаешь?
- Да знаю я их – все бабы одинаковые.
- Не все, - не согласился Чирков, - я бы даже сказал, что все они разные, как розы.
Лёха прогудел какое-то «угу», потом его лицо приобрело сосредоточенный вид, и он тихо произнёс:
- Всё бля, съездили на Мальту.
Андрей Николаевич оглянулся и увидел идущего к ним милиционера.
- Добрый день, - поздоровался милиционер, - можно ваши документы?
Лёха, недовольно поморщившись, полез за своим загранпаспортом, Чирков спокойно достал удостоверение депутата донецкого горсовета.
- Что это вы, Андрей Николаевич, за границу собрались? – поинтересовался милиционер.
- Собрался.
- В отпуск, или насовсем?
- Как получится.
- И куда, если не секрет?
- Не секрет, на Мальту.
- Мг, - произнёс милиционер, - что ж вы не могли куда-нибудь попроще? В Англию, например.
- Нельзя мне в Англию, - ответил Чирков, - я в Англии в розыске.
- Даже так? – удивился милиционер, - и за какие такие грехи?
- За отрицание холокоста, - спокойно ответил Чирков.
- Мг, - снова произнёс милиционер, затем вынул из кармана носовой платок и высморкался.
- Товарищ Чижик, вам не с кем больше поговорить? – спросил Чирков милиционера.
- Есть, - серьёзно ответил Чижик, возвращая Чиркову и его товарищу документы, - счастливого пути, - пожелал Чижик и удалился.
Лёха и Андрей Николаевич долгое время стояли молча, затем Лёха поинтересовался:
- Слышь, Николаич, а что это за преступление такое: отрицание холокоста?
- Ну, помнишь, Гитлер евреев убивал?
- Да нет, что такое холокост, я знаю…
- Так вот я позволил себе публично отрицать факт холокоста.
- И что, в Англии за это сажают?
- Не только в Англии. Тебе, Лёха, повезло: ты родился и вырос в свободной стране.
- Да уж, - вздохнул Лёха, - и где она теперь эта свободная страна?
Он какое-то время молчал, затем с сожалением произнёс:
- Бежим с тобой, как крысы.
- Если крысы бегут с корабля – быть кораблю в беде, - ответил Чирков строчкой из песни.
Они снова какое-то время молчали, пока Лёха не сказал с возмущением:
- Не, ну ты смотри, как эти жиды устроились?! Холокост отрицать нельзя?! Я бы не то, что отрицать, я бы им его ещё и повторил.
- Что ты так?
- Не, ну ты подумай, русских сколько в войну погибло, украинцев, белорусов, этих – югославов, самих немцев! Японцы как пострадали, а отрицать нельзя только холокост! Не люблю я их, сам не знаю почему, а не люблю. Оранжевых не люблю и евреев. Хотя, евреи почти все – оранжевые.
Чирков проводил взглядом отъезжающий троллейбус и снова принялся всматриваться в лица людей на площади. Подъехала очередная «Газель», из неё вышли пассажиры. Снова нет. Нет, и не будет.
- Пошли, Николаич, уже посадку объявили, - сказал Лёха.
- Пошли.

Ольга смотрела в небо, пытаясь разглядеть самолёт. Пассажирский лайнер, раскинув блестящие крылья, по кривой линии устремлялся ввысь. Может, это был совсем другой самолёт, а может, что и тот самый. Красивая стальная птица улетала в другую страну, в другую жизнь, унося с собой частичку её сердца, так и не ставшую её судьбой.