Бедный Азад, сам того не желая, ставший сегодня героем всех неприятностей, не знал, стоит ли ему улыбаться. Он поднёс к уху вновь зазвонивший мобильный телефон, выслушал кого-то и сказал в трубку: «Хорошо!»
– Они уже подъезжают к городу, мне пора в больницу, – объяснил он, обращаясь ко всем.
– Бог в помощь! Если что нужно – звони! – напутствовал его Салман муаллим. – Дай сюда свой отчет, а то потеряешь по дороге! – добавил он, на ходу отбирая у парня папку.
– Салман! Как тебе не стыдно отзываться так о женщине?! Ты же уважаемый человек! Какой пример ты подаешь молодежи! – с издевкой сказал Абульфат киши, подражая голосу Халилова. – Ну, как, Салман, разве ты мог предположить, что с тобой кто-то может так обойтись? Не переживай! В жизни все бывает! Никто не знает, что с ним произойдет завтра!
– Ты прав, Абульфат! Никто этого не знает! – согласился Салман с приятелем.
Насмеявшись вдоволь, они с группой мужчин спустились в столовую, откуда уже деловой походкой выходила Ганбарова. За ней, на ходу вытирая мокрые руки носовым платком, спешил толстяк Фариз.
После обеда Рахиля ханум стала еще злее и от этого еще больше придиралась ко всем. Она возвращала документы буквально из-за еле видимой помарки. Отчет одного из бухгалтеров, попытавшегося что-то сказать в свое оправдание, Ганбарова с такой силой швырнула на стол, что его листки разлетелись по всему кабинету. Салман муаллим после обеда не появился. Прием длился до восьми часов, после чего Ганбарова уехала домой, объявив, что оставшихся людей она начнет принимать завтра с восьми часов утра.
Однако на следующий день Рахиля ханум, наверное, впервые в жизни опоздала на работу. Она долго ждала машину, которая, почему-то, за ней не пришла. Позвонив к водителю домой, Рахиля ханум выяснила, что он давно уехал и ей пришлось добираться до
работы самостоятельно.Но это был не единственный сюрприз, который ожидал её сегодня.
Придя на работу с большим опозданием и поднявшись на свой этаж, она не обнаружила никого из тех, кто, по её мнению, во что бы то ни стало, должен был её дождаться.
Ганбарова прошла в конец коридора, открыла дверь в бухгалтерию и ни с кем не здороваясь с порога обратилась к Фаризу:
– Что происходит? Почему Назы нет на месте? И где вчерашний народ?
Фариз, странно улыбаясь, ответил, с наслаждением растягивая слова:
– Вчерашний и сегодняшний народ я уже принял с помощью сотрудников отдела. По мере того, как подходят люди, мы продолжаем вести прием. – Он театрально повёл рукой в сторону работников, перед некоторыми из которых, как она заметила, сидели представители из различных районов, но больше всего её возмутило то, что за одним из столов сидела её секретарь Наза.
– Кто вам дал право нарушать установленный порядок приёма и почему это Наза сидит здесь?! – возмутилась Рахиля ханум.
Услышав свое имя, Наза втянула голову в плечи. Ганбарова велела ей тотчас же встать и пойти открыть дверь приёмной, однако Фариз, бросив Назе: «Сиди, работай!», объяснил Рахиле ханум, что он действует по указанию нового начальника управления, и что ключ от ее кабинета тоже находится у него.
– Кстати, он просил вас зайти к нему сразу, как только вы придете! – еще больше улыбаясь, сказал Фариз.
– У нас новый начальник управления? – удивилась она, – почему я об этом не знала, а куда делся Аббасов? – спросила она.
– Аббасов назначен заместителем министра, а на его место назначен новый человек.
– Я его знаю? – поинтересовалась она у Фариза, сбрасывая шубу на стул.
Ей, признающей только авторитет руководства, было неприятно, что она опоздала в такой день на работу. Ганбарова быстро спустилась на третий этаж в приёмную начальника управления, помощник которого тут же открыл ей дверь в кабинет.
– Он ждет вас.
Этот день был явно не её! Войдя в кабинет, она от удивления застыла на месте: за столом начальника управления сидел не кто иной, как Салман Халилов и принимал чьи-то поздравления по телефону. Увидев вошедшую женщину, Халилов жестом пригласил её сесть и почти тот час же положил трубку.
– Вы такой дисциплинированный работник, Рахиля ханум, я был удивлен, узнав, что вы опоздали на работу, – сказал он, улыбаясь.
– Да, я сама соблюдаю дисциплину и требую того же от подчиненных, – ответила
Ганбарова, не поднимая головы, – а сегодняшнее мой опоздание связано с тем, что за мной не пришла машина, – продолжила она, внезапно осознав по какой причине это произошло.
– А разве вам по должности полагается служебная машина? – резко спросил Салман муаллим. – Насколько мне известно «Газель» принадлежит нашему Сумгаитскому подразделению, куда она и будет возвращена.
Рахиля ханум объяснила, что она пользовалась машиной с разрешения бывшего начальника управления Аббасова.
– А Наза? Как вы могли выпускницу с «красным дипломом» держать за секретаря в несуществующей приемной?! – гневно спросил он. – Кто вам это позволил? Теперь я у вас спрашиваю: «Кто вы такая?»
Ганбарова молчала. У неё вдруг закололо сердце, и закружилась голова, по телу прошёл озноб. Усилием воли она взяла себя в руки, понимая, что её подобное состояние нервного происхождения. Ей было обидно, что она была не в курсе ожидаемой и происшедшей смены руководства. Она всегда предполагала, что у неё хорошие связи и верные источники информации, которые давали ей возможность, как говорится, держать «руку на пульсе», обо всём заранее ставили её в известность, что помогало ей чувствовать себя надежно и избегать неприятных моментов в работе.
– Почему меня не предупредили, что в министерстве произойдут такие изменения, – думала она, – ведь если бы я знала об этом заранее, то не оказалась в такой нелепой ситуации.
Эта молодая женщина даже сейчас не могла понять, что на самом деле привело её к такому концу.
Салман Халилов смотрел на сидевшую перед ним Ганбарову и, будучи от природы добрым человеком, даже несколько жалел её, так как знал, что если мужчине с паршивым характером жить трудно, то, что говорить о женщине. Но он был хорошим руководителем и был глубоко убежден, что такому человеку, как Ганбарова, нельзя доверять даже самый маленький коллектив. Халилов со вчерашнего дня обдумывал, как он должен поступить с этой зарвавшейся женщиной. И вовсе не потому, что он хотел отомстить ей за то, как она с ним обошлась, а для того, чтобы указать ей на свое место, чтобы она (да и другие, если они есть) поняли, что хамство не остаётся безнаказанным, что каждый человек, кем бы он ни был, обязан уважать другого человека.
Ганбарова сидела на стуле, опустив голову, и теребила в руках носовой платок. Она была уверена, что Халилов сейчас предложит написать ей заявление об уходе, и мысленно была готова к этому. Действительно, в голове новоиспеченного директора мелькнула такая мысль, но мгновенно была отброшена, так как простое увольнение Ганбаровой не дало бы нужного эффекта. Здесь было необходимо неординарное решение, которое носило бы и воспитательный характер, и элемент наказания. Молчание Халилова несколько затянулось, поэтому Рахиля ханум, предположившая, что директору неудобно сказать ей о заявлении, обреченно произнесла:
– Если вы мне дадите лист бумаги и ручку, то я тут же напишу…
– Ни в коем случае, – перебил её Халилов и, наблюдая за тем, каких усилий стоили эти слова Ганбаровой, внезапно решил, как ему поступить с ней. – Вы, по - прежнему, остаётесь начальником отдела с правом осуществления общего руководства и контроля. Фариз прекрасно справляется со своими обязанностями, причем, не нагнетая обстановки, – продолжил он, сделав ударение на последних словах. – Вы, наверное, обратили внимание, что в коридоре нет никакой очереди. За час он вместе с отделом успели принять огромное количество людей. Вы будете лишены только нескольких привилегий, которые сами себе и придумали. С машиной и секретарём, я думаю, всё ясно. Остаётся ваше рабочее место. Оно остаётся прежним, однако в одной комнате с вами будут сидеть семь человек, а в бывшей приёмной – шесть. Короче говоря, все будет так, как было до вашего назначения завотделом. Если у вас нет вопросов, то можете быть свободной.
Ганбарова поднялась со стула и пошла к двери.
– Одну минуту! – остановил её Халилов, – вернитесь, пожалуйста! – Он достал из ящика какую-то папку и протянул подошедшей к столу Рахиле ханум: – Возьмите! Это отчет Азада.
Медленно поднявшись на свой этаж, Рахиля ханум увидела, что дверь её бывшей приёмной открыта настежь, и сотрудники отдела под руководством Фариза затаскивают в неё столы и кресла, заносят аппаратуру. Через несколько минут её просторный кабинет напоминал муравейник. В конце месяца в управлении всегда была запарка, поэтому, быстро устроившись, все тут же включались в работу.
Рахиля ханум сидела за своим столом. Впервые за долгое время она не знала чем ей заняться. К тому же её всё раздражало: и шелест бумаг, и щелканье калькуляторов, щелчки степлеров, и телефонные звонки, и светящиеся экраны компьютеров и, конечно, сами сотрудники, которые как-будто не замечали присутствие некогда грозной начальницы. Ганбарова была подавлена. Подошел Фариз, дал ей несколько бумаг. Она подписала их, не глядя. Ей было очень трудно, она чувствовала себя одинокой, несмотря на то, что была
окружена таким количеством людей.
– Как интересно устроен человек, – подумал она. – Сегодня я лишена только некоторых привилегий, а подчиненные меня уже не признают.
Внезапно она осознала, что ей даже поделиться не с кем, что за многие годы она ни с кем не подружилась, что у неё нет никого, кому она могла бы, как говориться, «поплакаться в жилетку».
В кабинет вошёл Сабир, экономист из соседнего отдела и сообщил, что сегодня утром умерла жена Азада. Все, почему-то, посмотрели в её сторону, а, может, Рахиле ханум это показалось. Сабир сообщил, что у Азада осталось трое малолетних детей и мать-инвалид. На ходу было принято решение пустить подписной лист. Деньги собирала Наза, которая тоже сидела на своем бывшем месте, но теперь она делила кабинет с тремя другими сотрудниками и в качестве бухгалтера, чему была бесконечно рада.
Печальная весть распространилась очень скоро. В течение дня к Назе постоянно подходили люди, приносили деньги, кто, сколько мог, предлагали помощь.
Азад работал только третий год и был одним из самых молодых экономистов управления, но с первого же дня все полюбили его за добрый, покладистый и весёлый характер. Впрочем, как показала практика, и специалистом он оказался прекрасным. Все близко к сердцу приняли беду молодого мужчины. По указанию Салман муаллима был выделен автобус, который должен будет повезти всех желающих лично выразить соболезнование Азаду. Владельцы автомобилей собирались ехать колонной вслед за автобусом. На часть собранных денег было решено купить продукты. Даже, несмотря на сильную занятость, сотрудники все время говорили об Азаде и его семье.
Наблюдавшая за всем этим Рахиля ханум была поражена поведением сотрудников и, особенно, Назы. В течение прошедших трёх дней никто с ней даже словом не обмолвился, а Наза, обошедшая со списком все кабинеты, так и не подошла к Ганбаровой. И именно это ей было больше всего неприятным.
– Идиоты! Можно подумать, это я виновата в смерти его жены! – возмущалась она про себя.
Постепенно, шаг за шагом Рахиля ханум стала чувствовать себя очень неудобно, она стала ощущать себя лишней в коллективе, и это чувство ежеминутно росло и укреплялось в ней. Она стала осознавать, что никому не нужна, что её не что не любят, её даже не уважают, и ей было странно, что раньше она этого не замечала. И если прежде, она не придала бы этому никакого значения, то теперь она понимала, что не сможет оставаться работать вместе с людьми, которым её существование было безразлично. Ведь она большую часть времени проводила в управлении! Да! Не увольняя её, Салман Халилов знал, что делал! Он дал возможность Ганбаровой почувствовать, как к ней на самом деле относятся подчиненные.
Рахиля ханум с большим трудом продержалась четыре дня. В пятницу все говорили о предстоящей поездке в Товуз, и никто даже ради приличия не поинтересовался, поедет ли она со всеми. Её просто не замечали!
Последние дни её мучили спазмы: в горле как-будто стоял комок, который осложнял ей дыхание и речь. Она принимала какие-то лекарства, периодически пила чай, воду, понимая, что всё это не поможет.
В конце рабочего дня она написала заявление об уходе, затем достала из портмоне двадцать долларов, положила их в конверт, просмотрела ящики стола, захватила какой-то милый сувенир и направилась к выходу. У стола Назы она задержалась:
– Доложите это к общей сумме, – сказала она глухим голосом, протягивая конверт ошалевшей от её поступка Назе.
– Спасибо, – ответила бывший секретарь.
Не скрывали удивления и сотрудники управления, свидетели этой картины.
Ганбарова спустилась в приёмную. Дверь в кабинет Халилова была приоткрыта. Она заглянула в неё и увидела, что, кроме Халилова, там находится и Абульфат киши. Она хотела было закрыть дверь, но Салман муаллим, заметивший её, попросил зайти.
– У вас ко мне есть вопросы? – спросил он, увидев резко изменившуюся Ганбарову.
– Да, один, – произнесла она, протягивая ему заявление.
– Что это? – Халилов развернул листок, пробежал его глазами и сделал вид, что удивлен.
– Здесь написано «по семейным обстоятельствам», – сказал он, постучав пальцем по заявлению, – но мы с вами знаем, что это неправда. Я хотел бы знать истинную причину вашего желания уйти с работы.
– Я вас очень прошу: подпишите, – проговорила Рахиля ханум, с трудом сдерживая слёзы.
– Объясните…, – Салман муаллим не успел завершить фразу, так как Рахиля ханум внезапно сильно разрыдалась.
Слёзы рекой текли из её глаз, очки с намокшими стёклами сползли с носа. Она безуспешно пыталась найти в сумке носовой платок.
Салман муаллим и Абульфат киши несколько секунд оторопело смотрели на плачущую женщину, и внезапно оба бросились её успокаивать. Абульфат киши дал ей свой носовой платок, Салман муаллим пытался напоить её водой. Рахиля ханум сняла очки. Без них она казалась жалкой и беспомощной. Мужчины пододвинули стулья, сели возле Ганбаровой и с умилением смотрели на неё.
– Подпишите, – говорила она, сквозь слёзы, – вы преподали мне хороший урок.
– Ты смотри – плачет! – радостно говорил Абульфат киши, – а я думал, что она только приказывать умеет!
– Поплачь, дочка! – сказал Салман муаллим, – раз плачешь, значит не всё потеряно! Слёзы – главное оружие и защита женщины. Говорят, Ганбарова всё-таки уволилась из управления и сейчас работает в другом месте. Весёлой и общительной она не стала, но людям
больше не хамит.