Немец
* * *
Не знаю, почему у этого мальчишки была такая кличка? Знакомства как такого у меня с ним не было. Пацаны сказали: «Немец», – а почему, никто не знал.
Ту сторону улицы, на которой жил я, в основном занимали двух-этажные каменные дома. На противоположной стороне находились частные деревянные строения. В одном из них, небольшой приземистой избушке, проживал Генка Немец с матерью и младшей сестрой. Отца у них не было. Мать – неразговорчивая, тихая черноволосая женщина – старалась побыстрее миновать улицу и скрыться в доме. Дети тоже были тихими, забитыми. Как только появлялся кто-нибудь из этой семьи на улице, тут же ребятишки принимались кричать и дразнить их. Наверное, поэтому и не было у них друзей. Кстати, фамилия их была чисто русская – Черновы. Один или два раза играли мы с Гешкой в «немецком» огороде после того, как в нем была выкопана картошка, но игра проходила как-то вяло, скучно. Был в Генке какой-то комплекс, и играть с ним было неинтересно, хотя пригласил нас с Гешкой он сам, вероятно потому, что мы никогда не называли его Немцем. Вот и все знакомство. Необщительность Генки отталкивала, поэтому и не было у него друзей. Уже будучи парнем, узнал я, что познакомился Генка с компанией парней «тихушников», тех, которые отличались тихим, скромным поведением, а втихушку по вечерам обирали пьяных мужичков и людей, не умеющих постоять за себя. Вскоре залетел Генка. Отсидел полгода или год – и «покрутел». Но сильно крутым стать не успел, так как снова забрали его за убийство какого-то мужичка, которого «грохнул» Генка молотком, забрав при этом рубль пятьдесят девять копеек (а что еще можно было ожидать от пьяненького мужичонки, которому не повезло при поздном возвращении домой, и оказавшимся с проломленным черепом в привокзальном скверике). Приговорили «…за это циничное и омерзительное...», как утверждала местная газета, убийство Генку к исключительной мере наказания – расстрелу. И привели приговор в исполнение. Прошли годы. Недавно уже разговорились мы о Генке с хорошо знакомым мне приятелем, одно время знавшем его.
– Ты знаешь, Толик, Генка взял на себя вину других. У них уже были срока, и им светила «вышка», а Генке, думали, дадут срок, но не «вышку». «Паровозом» пошёл Немец.
Не убивал он того мужичка.
* * *
P.S. Уже после первых экземпляров книг, которые были изданы, можно сказать, кустарным способом, рассказ этот я дал прочесть сестре Геннадия. На чтение его не потребовалось много времени. Она с обидой заметила, что не был он уж таким «забитым», как я его показал. Ну что мне сказать на это? Может, и действительно были у него друзья из другого круга. И вполне возможно, что были. Но я-то пишу о том, что наблюдал. Я же и в предисловии отмечаю, что описываю события так, как видел я. Так что простите меня за это. Поймите только, пожалуйста, что главное, о чём я хотел сказать в этом очень коротком повествовании, – о несовершенстве нашей юриспруденции, непрофессионализме и продажности милиции. Вот с этим Вы, пожалуй, согласитесь.
И простите, что напомнил этим рассказом о трагической судьбе Вашего брата.