Некрасивая девочка с щедрой россыпью веснушек на лице и рыжим маревом волос смотрит зачарованно на фарфоровое тельце куклы, лежащее на ее ладошке. Бережно и любовно гладит ее фиолетовое платье, проводит указательным пальцем по вороново-черным волосам. Затем девочкины глаза останавливаются на куклином лице – ровном и белом, как нетронутый лист бумаги. Точнее, на том месте, где должно быть лицо – оно еще не нарисовано.
«Сейчас, сейчас я тебе личико нарисую…. Ты только не дергайся, потерпи. Будет очень здорово, вот увидишь».
Тонкая кисточка касается сначала алой краски, затем - точеного личика куклы. Маленькая художница, нахмурившись, закусив нижнюю губу, рисует тонкую ниточку рта. Потом осторожно рисует и крохотные лепестки губ.
«У тебя они будут пухленькие, ты же не против, правда? А то я терпеть не могу тонкие губы, они еще так кривятся противно… Фи!»
Алый ротик уже улыбается на белоснежном лице. Он никогда не сожмется, не изогнется презрительной дугой. И уж он точно никогда не произнесет слова «рыжая гадина»…
Затем, слегка поколебавшись, девочка опускает кисточку в фиолетовую, в тон куклиного платья, краску.
«Глаза я тебе вот таким цветом нарисую… И реснички – тоненькие, как паутинки.» Острый язычок кисточки аккуратно выписывает длинные изгибы ресниц. Одна…Вторая… Наконец, закончив, девочка откладывает кисточку, и ее внезапно потеплевшие глаза смотрят в глубину фиолетовых звездочек куклы. Эти глаза всегда будут улыбаться – чуть ласково, чуть насмешливо- только ей. Только ей одной…
На переносицу тоненькой ниткой ложится маленькая лукавая морщинка. Над верхней губой расцветает родинка. Слегка поддернуть вверх уголки губ.. Вот так..
Наконец, кисточка отложена. Рыжая смотрит на лицо своей новой подруги, и ее собственная курносая мордашка светлеет, расцветает, становится нежной и почти красивой.
»Вот теперь привет… По-настоящему. Я так рада тебе.. Давай тебя будут звать Марта. А меня зовут…»
-Мира! Мира, ну сколько можно ждать! Ужин стынет!
Мама осекается, увидев дочь, стоящую на коленях перед очередным своим сокровищем. Вздыхает и окидывает взглядом комнату. Столик. Книжные полки. И везде – куклы, куклы, куклы…
-Мира, ну что такое… ты ведь уже большая девочка, скоро 13 лет, а ты все в куклы играешься. Не надоело тебе?
Мира, уставившись в пушистый ковер и, одев на лицо маску безразличия, дергает круглым плечом. Мол, нет, не надоело.
Мама, слегка поколебавшись, решает сменить тактику. Заходит в комнату, садится на ковер рядом со своей рыжеволосой кукольницей и осторожно начинает:
-А ты знаешь, тети Ингина Зоська окотилась. Хочешь, возьмем котенка?
-Нет,- Мира слегка морщится.- Ну зачем… Будет прыгать везде, всех моих кукол посшибает.
-А почему ты не позовешь никого из класса посмотреть на твоих кукол? – мама не сдает своих позиций. – Они, наверное, и не знают, что ты таких красавиц делаешь. Вдруг им понравится, они захотят с тобой дружить…
-Мам, да зачем.. Они все скучные и глупые. Только и знают, что дразниться.
-Да что вообще такое!- мама не выдерживает, срываясь на беспомощный, отчаянный крик. – Остальные девочки как девочки, у всех друзья, увлечения нормальные, мальчики... Одна ты сидишь дома целыми днями и на кукол своих любуешься. Почему ты так в них вцепилась? А?
Мира молчит, глядя в пол. На лице у нее сосредоточенно-неприступное выражение. Не сдаваться. Умереть, но не отступить.
Мамино лицо вдруг становится бесцветно-усталым. Она встает и, бросив нарочито безразличное «ужин на столе», выходит из комнаты.
Мира провожает ее глазами. Потом переводит взгляд на своих кукол – фарфоровых, тряпичных, пластилиновых, покупных, самодельных… И тихо отвечает – то ли им, то ли самой себе:
-Потому что они всегда будут такими, какими я их сделала. И никогда не превратятся в предателей и обманщиков.