Из старых журналистских блокнотов
Свои дела в Туруханске мы давно закончили, командировки отметили, но улететь третий день не удавалось. То не принимал Красноярск, то здесь нелетная погода. Коротая время, командированные дни и ночи играли в преферанс, резались в дурака. Из аэропорта не отпускали – синоптики ожидали улучшения погоды с часу на час, и так почти неделю. Двухмесячной давности журналы, зачитали до дыр, никого не интересуя,они валялись в креслах и на полу.
Я с фотокорреспондентом нашей газеты Лешкой Лукиным возвращался из командировки по оленеводческим колхозам и теперь, переполненный впечатлениями, торопился к письменному столу. Иные умеют писать в любой обстановке, мне в аэропортовской сутолоке не хотелось даже вытаскивать блокнот. Без дела мы с Лешкой слонялись по залам и уже знали всех, кто, куда и откуда летит.
Познакомились и с Аллой Кусовой, собиравшейся в отпуск на материк. Он, естественно, был и под нами, но северяне материком называют все, что западнее и южнее Красноярска. Когда в ресторане она сняла шубу, мы увидели отлично сложенную девичью фигуру, с параметрами манекенщицы. А лицо… Лицо несло отпечаток перенесенных испытаний, нелегкой жизни в Заполярье, и, казалось, принадлежит другой женщине. Понять, сколько же ей лет, невозможно. Темно-каштановые, с проседью волосы обрамляли веснушчатое лицо с молодыми глазами. По-своему она была красива. Собеседников привлекали ее обаяние и улыбка. Она работала где-то в глухомани медсестрой или фельдшером, мы с Лешкой не поняли. Нас интересовали ее рассказы, на которые она оказалась мастерицей. Историй знала столько, что позавидовал бы самый болтливый рассказчик. Один из ее рассказов, я потом напечатал в нашей газете.
— Сама - то замужем? – поинтересовался я, когда мы устали от ее баек о разных людях.
— Не встретила сильного человека.
— Достойного, хотела сказать, – интересного? – переспросил Алексей.
— Интересного, само собою разумеется, сильного человека. Такого, за которым была бы готова бежать на край земли.
— На край земли? Тебе не семнадцать, мечтать о принце и алых парусах, – вставил я.
— Сильные нынче вывелись, остались одни бродяги – романтики, у которых кроме рюкзака ни кола, ни двора.
— Эх вы, а еще журналисты! Не повезло вам, если не встречали настоящих мужиков!
Не знаю, чем бы закончился спор, она уронила сумочку и рассыпала по полу разную мелочь. Мы с Алексеем принялись помогать ей, собирая помаду, карандаши, расчески и прочие принадлежности дамской сумочки. Алексей поднял аккуратно сложенную газетную вырезку, и, не заботясь о приличиях, развернул ее.
— О, да про тебя в газетах пишут!
— Отдай!
Лешка принялся читать вслух. «Самоотверженный поступок молодой акушерки».
— Совести нет! Отдай! – она решительно бросилась вырвать газетный листок из рук Алексея. Он понял, что дорожит им, пожалел и отдал.
— Про медицину, операции, не люблю читать.
Алексей не переносил медицинские темы, не мог снимать в стоматологическом кабинете, тем более в операционной. Не выносил вида крови. А меня заинтересовало, что писали в газете про нашу случайную аэропортовскую знакомую, и я попросил разрешения прочитать. Алла долго отнекивалась.
— Из этой заметки ничего не поймешь. - Всё же протянула мне небольшую вырезку из газеты.
«Молодая акушерка, комсомолка Алла Кусова спасла жизнь новорожденному после наступления клинической смерти матери…» – начал я читать,легко догадавшись, что вырезка из «Медицинской газеты».
— Ты, оказывается герой! – я вернул листок.
На нашу просьбу рассказать, почему умерла роженица, она продолжала отнекиваться, ссылалась, что истории уже год и возвращаться к ней не хочет. Из короткой заметки я понял,случай сенсационный и пожалел, что без подробностей и объяснений. Схватил ее руку с листком.
– Не отпущу, пока не расскажешь.
Когда Алла сдалась и всё же дополнила историю подробностями, понял, какого сильного человека ждет и еще не встретила. Такого же, как сама.
Рассказ произвел сильное впечатление на Лешку.
— Попробуй, старик, сделать рассказ или очерк, – предложил он.
Тогда я не был уверен, напишу ли что-то. Почему корреспондент «Медицинской газеты» не раскрутил сюжет, было понятно. В 70 – е, позже названные годами застоя, цензура не позволяла журналистам отравлять трагическими событиями радостный настрой читателей страны победившего социализма. Много лет спустя, когда не стало цензуры, просматривая старые блокноты, я наткнулся на историю Аллы. По памяти восстановил её рассказ.
...Ненец Каюн в последний раз обошел упряжку, проверил ошейники у собак и вошел в дом.
— Ну, прощевайте! Поехал я, Алла. Письмо будешь передавать?
Алла дописала последнюю строчку, запечатала конверт и отдала Каюну.
Вскоре все обитатели фактории – Егор Васин, жена его Вера и Алла махали руками вслед удаляющейся упряжке Каюна. Хозяева вернулись в избу, а Алла все стояла и смотрела на быстро уменьшающуюся в серой дымке точку. С ней для Аллы прерывалась последняя связь с Большой землей. Две сотни километров тундры, пересеченной десятками безымянных рек и речушек, которые вот – вот проснутся от зимней спячки и образуют непроходимые болота, отделяли ее от почты и телефона.
По срокам, через три – четыре недели, у жены заведующего факторией роды, тогда тундра станет совсем непроходимой. Вот акушерку и прислали так рано. Когда вскроется Тазовка, за Аллой придет катер. Только когда это будет! Выждав, пока упряжка слилась с бесцветной массой неба, Алла вытерла набежавшую слезу и вернулась в дом. Плакать не с чего, сама вызвалась.
На фактории радушно встретили девушку, и через день она стала родной. С утра до вечера, или точнее с девяти и до девяти, потому что вечера не было, а всегда стоял день, она строчила на машинке детские распашонки и помогала хозяйке на кухне. Иногда уходила с Егором на охоту недалеко от дома. Перед скорой навигацией патронов не жалели и Алла научилась метко стрелять. Два выстрела из трех приносили удачу. Стреляли больше уток. По два десятка селезней приносили. Васильич потрошил и солил их, словно селедку в бочке.
Шли дни, незаметно все хозяйство перешло в руки Алены, как хозяева звали Аллу. Вере становилось все тяжелее хлопотать по дому, и она радовалась помощнице, которая охотно делала за нее всю работу по дому. Жизнь шла размеренно однообразно и сытно. Продуктов на фактории оставалось еще много, и перед навигацией их тоже не экономили. Размеренная однообразная жизнь взорвалась недели две спустя. Запил Егор. Первый день побуянил немного и уснул, на второй схватил ружье, начал палить в потолок и стену, гонять женщин, приговаривая:
— Перестреляю! Всех перестреляю, изменники! Думали, я все забыл, успокоился? Ничего я не простил.
С трудом женщинам удалось отобрать у него ружье и убежать в тундру. Но, далеко ли убежать хозяйке в ее положении? Попрятались за соседними строениями – складами. К счастью, Егор вскоре свалился и уснул.
— Ты не бойся его, постращает – постращает, и забудет. Проспится и пройдет у него, – успокаивала Вера напуганную Алену. — В этот раз он еще ничего, а бывает… Покажется на крыльце люди с автоматами, за ним пришли. Или другая какая чертовщина померещится… Кричит: не возьмете! Хватает ружье и палит во все стороны. Военная юность на Украине, оккупация, какие-то воспоминания, – не хочет рассказывать. По три дня пряталась, боялась войти в избу.
— И часто на него находит? – испугалась Алла.
— Да нет, не бойся. Как напьется сильно. Чаще перед навигацией или к концу лета, когда на фактории полно приезжих. Целый год один да один, я ни в счет, – со мной не выпьешь по - настоящему, не поговоришь по-мужски, а тут люди приехали. Каждый желает отблагодарить, приглашает выпить. Местные, знаешь, как пьют! Вот и выпивает за компанию, а меру мужик, разве знает... Тебя не тронет, не бойся!
— Он в меня стрелял, до сих пор не отойду от страха. Мог ведь убить.
В заботах по хозяйству, время шло незаметно и пополнение семьи Васиных ожидалось уже со дня на день.
— Э…Сын бы, – мечтательно говорил Васильич, поглаживая жену по животу и прислушиваясь к его шевелению.
— Дочь будет. Дочь, слышишь, как стучит, и живот круглый, – говорила жена. — А ты, Алена, что скажешь?
— Не знаю. По народным поверьям – дочь.
— Я и говорю.
Алла давно приготовила все необходимое, каждый день стерилизовала свой нехитрый инструмент. У радио приемника сели последние батарейки и карты оставались единственным развлечением. Играли в дурака и очко. Часто выигрывали женщины, и тогда Егор сердился.
Наконец по всем по подсчетам пришло время рожать. Алена не отходила от роженицы, как могла, старалась облегчить ее страдания. Хозяин мастерил новую люльку, ту, что сделал раньше, забраковал. Алена была рада, что Егора подолгу нет в избе, не стоит над душой, спрашивая: скоро ли?
Алла сделала очередной обезболивающий укол и, увидев, что Вера успокоилась, села передохнуть. Вдруг дверь из сеней шумно отворилась, и в комнату ввалился пьяный Егор. Он сердито посмотрел по сторонам, остановил взгляд на Алле.
— Они подослали тебя! Я все равно не дамся, и не старайся. - Говорил совершенно серьезно, покрасневшие глаза пылали злобой, и Алену пронзил страх. — Опять напился!
Неожиданно он рассмеялся, подошел к уснувшей жене и поцеловал ее в лоб. У Алены отлегло от сердца – выходит, пошутил, а она испугалась. Вера спала или делала вид, что ничего не слышит.
— Вали отсюдова! – повернулся он к Алле. — Зря стараешься, я ничего не скажу и не пойду с вами. Дудки! Нашли дурака! – Заговорил отрывисто Егор. Алена посмотрела на него. Небритое лицо, воспаленные глаза пугали. Она вышла в свою комнату и прикрыла дверь. Никакого запора не имелось. Чтобы успокоится, раскрыла книгу, но строчки прыгали перед глазами, сама продолжала дрожать.
Из горницы раздался звук падающего тела, затем непонятные звуки, напоминающие храп. Алена прислушалась и приоткрыла дверь.
Не сразу поняла, что происходит. Егор навалился на распростертую на полу жену и душил её. Вера не сопротивлялась и хрипела. Не раздумывая, Алена бросилась на Егора, откуда только хватило решимости! Обхватив сзади за шею, пыталась оторвать от жены. Но где ей справится с семипудовой тушей! Она пыталась оттащить его, а Егор, не замечал действий хрупкой девчонки. Роженица молчала, Егор не разжимал свои ручища вокруг горла жены. В конце концов, ему надоели кулаки Алены и, отпустив жену, повернулся, в упор уставился на неожиданную защитницу. До этой секунды Алена не думала о себе и лишь сейчас по-настоящему испугалась. На нее смотрели страшные, налитые кровью глаза зверя, к лицу двигались его огромные лапы. Она вскрикнула, интуитивно подалась назад. Тысячи мыслей мгновенно рождались и гасли в мозгу, а руки Егора приближались. Отступать дальше было некуда, Алена оказалась в углу между печью и стеной. Понимала, еще несколько секунд и его ручища сомкнутся вокруг ее горла. Все кончено. Он задушит. Обезумевшего человека, превратившегося в зверя, ничто не остановит. Она чувствовала горячее дыхание водочного перегара, сопение, видела перед собой одно мокрое потное лицо. Тело ее онемело под страшным гипнозом. Работал еще только мозг. С космической быстротой вертелся калейдоскоп мыслей – неужели это смерть? Увидела маленький беленький домик на берегу Ишима, звучала музыка. Алла явственно услышала «Школьный вальс», потом наступила ночь. Черная южная звездная ночь, переливающийся свет волн. Они плескались перед самыми глазами, и стоило протянуть руку… Но руки не слушались. Вместо волн злые глаза мужа: никуда не поедешь! Словно завершая круг воспоминаний, Федины глаза налились кровью, и вдруг она поняла, перед ней не Федя, – муж – алкоголик, которого вынуждена была оставить. Это Егор, его глаза приближались все ближе, а горячие руки уже обхватили горло, давили, дышать становилось все труднее.
Вдруг по телу пробежала электрическая искра, рожденная импульсом самосохранения, руки наполнились силой и движением. Упершись одной рукой в грудь Егора, Алла нащупала на печи кольцо конфорки. Подняла его, и, невесть откуда взявшейся силой, опустила металлический круг на голову сумасшедшего. Тот пошатнулся, отпустил руки и рухнул на пол.
Хозяйка по-прежнему лежала без движения. Алена, вернувшись в горницу, взяла ее руку, пульса не было. Отбросив одеяло, принялась делать искусственное дыхание. Ничего не помогало, дыхание не возвращалось, открытые глаза смотрели испуганно и неподвижно, а живот шевелился. Преодолев ужас, закрыла ей веки. Живот снова шевельнулся.
— Ребенок жив! – пронеслось в голове.
Трясущими руками взяла спирт, начала натирать зачем-то живот. Что хотела делать, сама пока не знала. Как делают кесарево сечение на учебной практике видела неоднократно, но сделать самой, да еще на умершей… А может и не умершей. Скальпель тем временем что-то резал. Что – не понятно, – тело той, что еще недавно была Верой, или руки Алены. Боли не чувствовал никто. Одна мертва, вторая тоже ничего не чувствовала, поглощенная одной мыслью – спасти этот шевелящийся внутри комочек.
— Неужели не выну? Ведь задохнется сейчас… Мысли беспорядочным вихрем проносились в голове. — Осталось так мало! Только бы не дрожали руки! Она молилась. — Ну, успокойся.
Дважды делала разрез и останавливалась, Скальпель не слушался. Прибывала кровь, и все тонуло в красной липкой массе. Толчки в безжизненном теле, то нарастали, но снова смолкали, и она подумала, что ребенок захлебнулся, задохнулся. Время остановилось, и Алена не знала, сколько длилась эта борьба за спасение жизни младенца. И все-таки она добралась до маленького окровавленного безжизненного человечка. Руки делали все автоматически. Перерезала и перевязала пуповину, прижгла. Человечек не подавал признаков жизни.
— Делала, кажется, все правильно… Алена принялась двигать игрушечными ручонками и ножками ребенка, складывала как резиновую куклу. — Неужели все старания напрасны? – Снова и снова разводила крошечные ручонки и вдруг, о чудо! Маленький человечек зашевелился, издал тихий стон и закричал. Великое и вечное чудо природы свершилось! На земле появился новый человек. Девочка.
Алена обтерла ее влажной тряпкой, запеленала и теперь, наконец, пришла в себя. До этого мгновения весь мир был в этом существе, которое никак не желало проявлять признаки жизни. Алена увидела неподвижную хозяйку с вывороченными внутренностями, утопающую в бурой слизи. Алена закрыла ее одеялом и повернулась к Егору. Он еще не очухался и лежал неподвижно. Она подняла голову, он не шевелился. Достала нашатырь и сунула ему в нос – бесполезно. Неужели ее удар железным кольцом был настолько силен, что повалил огромного мужика? Егор был мертв. Силы оставили ее и Алла упала. Рядом или даже на него.
Когда пришла в себя, сознание работала нормально, она все вспомнила. Бросилась к девочке – та жалобно стонала. Алла взяла ее на руки и принялась укачивать. А человечек не унимался, человечек звал мать. Алена сбегала развести сухого молока. Но как дать молоко существу, что еще не касалось груди матери? Алла разжала ротик, влила несколько капель. Девочка закашляла, потом, испугавшись дальнейшего, смолкла.
Три недели оставалась Алена одна с малюткой затерянная в тундре. Она совала девочке свою грудь и сверху лила молоко. Девочка довольно чмокала и не понимала обмана. Потом вскрылась Тазовка, на факторию приехали люди. Суровые и сильные, много повидавшие на своем веку, рассказу Аллы долго не хотели верить. Приехали следователь, эксперты.
...Когда разобрались, в «Медицинской газете» и появилась короткая заметка в десять строк о молодой акушерке, комсомолке Алле Кусовой, спасшей жизнь ребенку. Подробности автор не сообщал, советскому читателю не полагалось знать все сопутствующие ужасные события.