Вечер. Оранжевое солнце апельсином закатилось за горизонт. Темнеет.
На скамейке у чьего-то подъезда сидит человек. Совсем молодой еще парень лет двадцати пяти - двадцати семи. На шее – профессиональный фотоаппарат. В руке зажата начатая бутылка дорогого красного вина.
- Слава? Славка! – подхожу, сажусь рядом. – Слав, ты чего? Где Наташа?
Парень делает большой глоток из горлышка бутылки. Руки давно заученным движением поворачивают объектив; щелчок – и на экранчике появляется привычный пейзаж дворика в окружении серых девятиэтажек.
- Слава… не пей больше, - прошу, отбирая вино. – Ну так где женушка-то? Вы же вместе всегда ходили, как же она тебя отпустила напиваться в одиночестве?
Где-то за крышей дома напротив зарокотал приближающийся гром. В воздухе запахло влагой. Славка посмотрел на меня абсолютно трезвыми, но какими-то пустыми глазами:
- Нет ее. Совсем нет…
- То есть как… - опешила я. – Только не говори, что она…
- Да тьфу на тебя, - перекрестился парень. – Нет, конечно. Для меня ее нет. Понимаешь? Не могу любить человека, который эту самую любовь продает. Грязно, за гроши, мелкие монеты, расшвыривая под ноги прохожим… Не-мо-гу.
- Да ладно, помиритесь еще! – присвистнула я с глупым видом знатока.
Славка поморщился:
- Как тебе объяснить? Ты же всегда понимала… Ну, когда человек умирает в твоих глазах, теряет не только уважение, признание, но и свою ценность. Ценность своей жизни, ценность как человека, как личности. Это не разочарование, потому что не равнодушие. Это не ненависть, потому что не желаешь зла. Это пустота. Это страшно…
Еще щелчок. На переднем плане – девушка с ярким зонтом.
- Вот так сидишь, смотришь, как кино, свою жизнь, и ты одновременно и актер, и режиссер, и сценарист. А потом – раз, и узнаешь, что сам себе эту сказку придумал, и от прошлого остались только старые снимки…
Мелкие капельки запутывались в волосах, медленно шагали по рукаву куртки, гладили лицо холодными брызгами. Мы сидели – двое – совсем рядом, но на разных полюсах планеты. Я не могла понять, как же это – после такой любви, которой завидовали все институтские, после страсти, которой можно было зажечь огонь костра, нежности и заботы … просто потерять. А он, Славка, пил вино и ловил губами дождь.
- Знаешь, а ведь говорят, что та пустота, которая остается после обрушения очередной иллюзии, и называется свободой. Ан нет, запутался я. Вроде и хочется сорвать сейчас вон с той клумбы астрочку, она влагой пахнет, пойти Наташке подарить, и чтобы все – как прежде… Но не могу.
Сухой усталый взгляд, и опять – глоток. Сколько их еще будет, таких глотков… Сколько будет девушек с зонтиками, сколько дождей. Главное – чтобы было, а остальное… переживем. Да, Славка?