Глава четвертая

Олаф Тюккинен
У Кати Лисичкиной была очень подходящая ей фамилия. Рыжие волосы, веснушки на щеках и остренький любопытной нос – ну самая, что ни на есть, лисичка. Даша так её и звала – «Лиса».
Выполнив все свои домашние дела, Катя поспешила в гости к подружке. Остановившись на пороге квартиры Чашкиных, она трижды нажала на дверной звонок. Это был их условный сигнал. Услышав три коротких звонка, Даша точно знала, что пришла Катя. Таким же условным сигналом пользовалась и она.
- Дзинь-дзинь-дзинь. – Катя повторила сигнал, так как никто не отозвался. За дверью было по-прежнему тихо.
- Хм. Интересно. И где же Чашка? Долго мне тут стоять? – В недоумении топталась перед дверью Катя.
Но «Чашка», то есть Даша Чашкина, к двери не подходила. Катя сердито ткнула указательным пальцем дверь, как будто это дверь была виновата в том, что никто её перед Катиным носом не отворил. Дверь от толчка неожиданно поддалась внутрь, оказавшись открытой.
- Ничего себе! – Подумала Катя, - Почему это, интересно, сегодня у Чашкиных «День открытых дверей»?
- Здравствуйте! – громко сказала она в неосвещенную глубину прихожей, чтобы привлечь к себе внимание, - А у вас тут дверь открыта!
Кате снова никто не ответил. Загадочная квартира Чашкиных упорно продолжала хранить молчание.
Ну и дела... Судя по всему, Кате нужно было развернуться и идти восвояси, но в короткой схватке робости с любопытством победило любопытство, и Катя, прикрыв за собой входную дверь, вошла в квартиру.
После короткого исследования стало понятно, почему ей никто не открыл. В прихожей, в комнатах и на кухне никого не было. Ванная комната, балкон и туалет тоже не подавали признаков жизни. Катя уже собиралась уйти, и решила ещё раз заглянуть в Дашину комнату, чтобы в последний раз попытаться обнаружить хоть что-то, что поможет объяснить происходящее.
- Даже Лакрицы нет. Странно, - озадаченно оглядывая комнату, подумала Катя.
Внезапно её внимание привлёк холст лежащий на полу. Собственно холстов, разбросанных по полу, было три: один был абсолютно чистый, на другом был, уже известный, пруд с одноглазым лебедем, а на третьем… На третьем было нечто удивительное, что и приковало к себе взгляд Кати. На холсте был нарисован холм, покрытый зеленой шелковистой травой, а на самой вершине холма сияющей зубчатой короной возвышался белокаменный дворец. От больших двустворчатых ворот дворца в самый низ картины, практически обрываясь у её нижнего края, шла мощёная серым булыжником дорога.
- Вау! – вырвалось у Кати, - Вот, Чашка, даёт. Неужели сама нарисовала?
В ту же секунду ей вдруг захотелось прикоснутся к нарисованной траве, так натурально она выглядела. Вытянув указательный палец, она коснулась картины. Но привычного ощущения, как бывает от прикосновения к холсту или бумаге не произошло. Катя почувствовала сначала лёгкое покалывание, а потом палец неожиданно провалился в картину почти полностью, так, как будто это была не картина вовсе, а что-то совсем иное, рыхлое и обволакивающее.
- Ой! – испугалась Катя, - Проткнула! Испортила! – проносилось у неё в голове.
Катя отдернула руку и принялась осматривать палец. Но палец был как палец, сгибался и разгибался, и следов на нём никаких не осталось. На картине тоже было всё по-прежнему, ни дырки, ни вообще никаких следов от пальца.
- Хе! – Катя была в недоумении.
Но Катя была бы не Катя, если бы не захотела снова прикоснуться к необычной картине. Зажмурив боязливо один глаз, и прищуриваясь вторым, чтобы не промазать, медленно и осторожно она стала приближать руку к картине. Снова появилось покалывание, потом исчезло, когда пальцы коснулись картины и затем Катя, сделав отчаянный вдох, погрузила всю ладонь в нарисованный пейзаж. Внезапно она ощутила, что её будто засасывает в картину, так как будто кто-то схватил её за руку с той стороны картины и тянет на себя. Катя попыталась вытащить руку, но притяжение от этого только усилилось и рука погрузилась сначала по локоть а затем и до плеча. Борьба была неравной и закончилась неожиданно быстро – через несколько секунд любопытная Катя полностью всосалась в картину.