Из материалов открытого общества ловцов абсурда «Устами Кафки», объединенного с закрытым бойцовским клубом менеджеров старшего звена "Бойцовский Клуб Бей-Менеджеров". Абсурдисты ответственны за заумь и обусловленный ей малый тираж; данью славным традициям бойцовского клуба является способ распространения печатной продукции: по принуждению.
РОЖДЕНИЕ ДОСТОИНСТВА
Опыт исследования и отстаивания
см. также материалы «Воспитание достоинства», «Юность достоинства», «Отрочество достоинства», «Одиночество достоинства», «Потеря достоинства», «Возвращение достоинства» (вымышл., в действительности не существует). Собственное достоинство пока не тереби: перевести разговор на персоналии мы еще успеем.
Береги честь смолоду
или уже тупо
не парься
с этим
(граффити неизвестного качества)
Чувство собственного достоинства проявляется в человеке вместе с первым четко сфокусированным интересом к женщине, и очень часто им обусловливается: первый интерес – первый отказ, который, чтобы сохранить лицо, нужно принять с достоинством. Зарождение чувства собственного достоинства, как и всякий переходной процесс, вызывает мощные потрясения в среде, в которой он протекает, в данном случае, личности носителя достоинства. Первоочередной задачей носителя новорожденного достоинства является снижение напряжения в среде за счет расширения зоны протекания реакции, то есть распространения ее на возможно большее число окружающих носителя людей и превращения их из наблюдателей в участников, а впоследствии, и жертв рассматриваемого процесса. Эти люди, как правило, не заслуживают ни малейшего снисхождения, поскольку за время, предшествующее рождению достоинства, активно пользуются его отсутствием в своих невыразимых целях.
Основным литературным приемом ловцов абсурда является намек, диалектически связанный с единственным действенным практически способом распространения сочинений – прямой недвусмысленной угрозой жизни и здоровью будущего читателя и единомышленника. Поэтому, сделав в первом абзаце достаточно прозрачный намек (задание для самостоятельной работы: отыскать на предыдущей странице это место, крепко прижать пальцами строчки текста и попробовать читать дальше; выполнивший это задание должен понять, насколько тонкий, ненавязчивый, будящий фантазию намек удобнее, выразительней, да и точнее прямого, грубого, однозначно трактуемого указания; выполнивший это задание успешно, по-видимому, дебил; таких автор просит дальше не читать, забыть все виденное как страшный сон и жить безмятежно; тех же, кто остался, хочу предупредить, – мы ждем от вас соучастия, сотворчества, трудной, но необходимой совместной работы: один из самых эпатажных девизов одной из самых маргинальных групп нашего сообщества гласит «лови абсурд с нами, лови без нас, лови уже вместо нас – мы не железные»), автор (скобка уже закрылась, я возвращаюсь к основной мысли и жду тебя там, терпеливый читатель), так вот, автор полагает, что читателю довольно сказанного, чтобы догадаться: рождение достоинства происходит в романтические школьные годы, и воспитывать его приходится в характерных для этого этапа жизни нелегких условиях.
«Школа, школа, я скучаю…» по золотому веку, когда среднее образование не было средним и обязательным, а высшее – средним и необходимым, когда ученье светило исключительно немногочисленным бескорыстно стремящимся к истине чудакам, не сулило материальных благ и быстрого продвижения по карьерной лестнице, подобно меду привлекающих нынче толпы расчетливых дураков, охотно отбывающих положенный школярам срок и в согласии со зловещей закономерностью превращающихся по окончании обучения из дураков обыкновенных в дураков с инициативой. В далекие, безвозвратно ушедшие времена спокойной идиллии дураки с инициативой росли как сорная трава, то есть сами собой, а не штамповались на конвейере в промышленных масштабах. Они не учили подрастающие поколения своих единомышленников, а если и делали это, то исключительно кустарными методами, изолированно друг от друга: внутри отдельных ячеек общества – своих семей. Теперь же они могут заниматься этим в ячейках общественного сознания – учебных заведениях дружно и организованно, в строгом соответствии с положениями КЗОТа и нормами выработки. Дураки непрерывно организуются в систему, привольно расположившуюся внутри «образовательного процесса». К несчастью эта система является открытой, в результате чего в нее постоянно попадают все новые, и новые генерации несчастных, большинству которых предстоит по прошествии незначительного времени пополнить ее и укрепить своими телами. Среда, созданная в современной школе, чрезвычайно агрессивна по отношению к тем, кто не включен в систему. Достоинство в этой среде рождается трудно, сразу после рождения оно оказывается в полном одиночестве на голых скалах равнодушия, навылет продуваемых ледяным ветром зависти и злобы. Новорожденное достоинство очень слабо и слишком часто гибнет в младенчестве, но это не повод для сожалений, а основание для серьезного, пристрастного исследования.
Вдумчивый читатель должен был догадаться, а остальным я вынужден объяснить, что по ходу изложения я несколько раз буду разделять весь массив читателей на две неравные группы: меньшинство способных понять, творчески переосмыслить и с пользой применить этот текст и остальных, которые меня не интересуют. Критерий деления всякий раз будет меняться. Но неизменным останется условие, согласно которому неспособные и слабосильные будут прекращать свое участие в нашем исследовании. До конца дойдут единицы. Прошу вас привыкнуть к этой мысли заранее. Вторая точка деления находится в конце предыдущего абзаца. Здесь мы избавимся от эгалитаристов, полагающих, что все люди равны и обладают равными правами от рождения, стихийных эгалитаристов, верящих, что человек – это звучит гордо, а также тех, кто просто ностальгирует по беззаботной и безответственной поре жизни, идеализируя все, что с ней связано. Я прошу всех, искренне возмущенных содержанием предыдущего абзаца, оторвать глаза от бумаги и раскрыть их на окружающий мир. Позу держать до первого изменения в сознании, происшедшего вследствие неумолимости логики наблюдений. Жду вас обратно с измененным сознанием – нескоро и немногих. Кстати, для тех, кто не нашел в тексте первую точку деления, – вы, по-видимому, безнадежны. Даже если я предложу вам не читать дальше и оставить нас, вы все равно не послушаете, так, по крайней мере, никому не пересказывайте мой текст, а когда, все же, будете это делать, то хотя бы не сопровождайте мои слова своими умными комментариями.
К слову сказать, весьма неудачным решением автора является соединение в тексте чисто технической информации – описания методики чтения текстов ловцов абсурда с, собственно, исследованием заявленной проблемы. Полностью сознавая как глубину своей ошибки, так и абсолютную невозможность что-либо исправить, приношу свои извинения тем, кого подобные промахи и упущения волнуют мало. Тем же, кто за убогой формой не может разглядеть ослепительно сияющих высот содержания, предлагаю пройти на выход.
Автор уже несколько раз гордо именовал сей труд (научным) исследованием, что подразумевает изложение обширного массива фактов, их обобщение, выдвижение оригинальной гипотезы, их объясняющей, с последующим ее экспериментальным обоснованием, сопровождающимся выводами, следующими из результатов эксперимента, и рекомендациями, следующими из выводов. Верхом абсурда, в особенности, после этого экскурса в методологию науки, будет построить исследование на единственном примере, демонстрирующем только один из возможных способов отстоять свое человеческое достоинство, без анализа эффективности этого способа. Поэтому, не теряя времени, перейдем к рассмотрению примера. Пример будет из личного опыта автора, поскольку собственная жизнь интересует его гораздо больше, чем чья-либо еще, и такого же искреннего интереса автор ждет от своих читателей.
В одной самой обычной школе, с незапамятных времен блюдущей свои неизбежно уникальные в силу чудовищной изощренности традиции и чтущей принципы мирного сосуществования обучаемых и обучающих, в числе прочих реализовывался на практике так называемый «принцип дополнительности насыщения», согласно которому до определенного возраста (класса, кажется, до третьего) мозг и желудок обучаемого следует питать согласованно, дополняя вербальный акт передачи знаний невербальным поощряющим подкреплением. Традиция, реализовывавшая этот прекрасный гуманистический принцип, предписывала в строго определенные часы доставлять организованные группы юных потребителей в школьную столовую, где их традиционно ждала разложенная на табльдотах порционная снедь. Кроме того, эта традиция предписывала мобилизовывать часть обучаемых старшего возраста, не занятых непосредственно в потреблении, для выполнения мелкой работы по школьной столовой, как то: накрыть на столы, разлить, раздать, убрать грязную посуду. Прекрасная и гуманистическая традиция, приносящая огромную пользу тем, кто связывает свое будущее со сферой обслуживания. Остальные члены добровольного общества содействия развитию навыков официанта при непосредственном контакте с подобного рода традицией разделяются на две неравные части. Большинство ведет себя вполне индифферентно, поскольку относится к трудовой повинности как к возможности вполне законно слинять с какой-нибудь нуднятины (питались малыши на переменах, следовательно, обеспечивать их питание нужно было в перерывах между переменами, которые приходились в точности на часы школьных занятий), меньшинство же расценивает навязываемую доктрину как намеренно задевающую честь и достоинство личности. Обычная для таких случаев проблема состоит в том, что в школе к общественно полезному труду человека привлекают, как правило, до проявления у того чувства собственного достоинства. И непосредственно в момент рождения достоинства возникает абсурдная ситуация: еще вчера ты в кругу избранных (случайно) сотоварищей авторитетно заявлял: уж лучше грязные тарелки, чем ОБЖ, а сегодня твердо знаешь, что это вообще несоизмеримые категории. И не было никакой ломки ценностной системы. Просто сегодня произошло непоправимое. Наконец-то, произошло непоправимое: ты причастился горькой истине, стал другим. Это – весна, Маугли. И это полный абсурд: частица нового, частица завтрашнего дня (не хорошего и не плохого, а просто нового) связана реакционными производственными отношениями. Как разорвать эти отношения, сохранив прежние человеческие отношения с теми, кто плещется в том же самом, – своими сотоварищами? Спешу погасить священный пыл непримиримых (это не точка деления – непримиримые нам еще понадобятся): в рассматриваемый период жизни не следует быть слишком строгим к своим ровесникам. Не все пробуждаются одновременно, кто-то созревает раньше, кто-то позже. Поэтому не нужно никого торопить и самому спешить с выводами относительно общих законов мироустройства и их отдельных частных случаев. Конечно, многие люди, будучи предоставлены сами себе, не пробуждаются вовсе, но это уже следующая задача, и на ее решение отводится гораздо больше времени – вся жизнь.
Первый принцип ловцов абсурда гласит: «в борьбе с абсурдом действенным оружием является только абсурд». В рассматриваемом случае абсурд имеет искусственное происхождение. Он рукотворен, его демиурги, жрецы и адепты хорошо известны. Они не прячут лиц и не скрывают имен. В приложении к ситуации публичного рукотворного абсурда первый принцип формирует следующую программу действий. Что бы тебе ни было нужно, не проси, не предлагай, не требуй, не взывай к разуму, логике и объективности. Относись с уважением к своему времени и не трать его впустую на орошение солончака: никакие рациональные методы здесь не действуют потому, что они рациональны только в твоем представлении. Приготовься к трудностям: проблему придется решать в общем виде. Для этого нужно составить модель абсурда и, задавшись требующимся тебе выходным материальным результатом модельной системы абсурда, рассчитать оптимальное входное воздействие на систему, приводящее к этому результату. Искомое входное воздействие, или возбуждение наверняка окажется абсурдным. Поэтому во избежание перегрева мозга не пытайся его осмыслить. Просто примени его и знай, что в логике системы абсурда оно и осмысленно, и значимо.
Рассмотрим теперь механизм выполнения этой программы в конкретной проблемной ситуации. Следуя второму принципу ловцов абсурда: «чем меньше фактов в тексте, тем лучше работает фантазия читателя», опустим тривиальные детали вычисления входного возбуждающего воздействия и перейдем непосредственно к его применению, но с непременными лирико-философско-медитативными отступлениями. Итак, представим себе такую мизансцену. Взвод добровольных помощников приведен в пустую столовую и уже готов начать суетиться. Будущим центром реакции является булькающая неаппетитным варевом большая кастрюля, с величайшими предосторожностями снятая с плиты, перенесенная в геометрический центр помещения, установленная на полу на специальной подставке и ждущая только того, что из нее начнут зачерпывать половниками, разливать по тарелкам и разносить по столам. Перед кастрюлей, сохраняя ее в поле зрения, реет несколько представителей школьного маленького начальства: они прекрасно понимают, что именно здесь все скоро и начнется, и не хотят ничего пропустить. Вообще, маленькое начальство обожает пристально наблюдать за тем, как выполняются его распоряжения. Упаси бог, не из праздного любопытства и, конечно же, не из желания примазаться к результатам чужого труда или просто действовать на нервы своим подчиненным время от времени кого-нибудь из них останавливают для короткой беседы на предмет правильности понимания масштаба стоящих задач. Чистота намерений маленького начальства лучше всего подтверждается тем, что его ни в какой мере не интересует результат работы подчиненных ему исполнителей. Процесс, вечный процесс. Работа же самогО маленького начальства, по его собственному разумению, как раз, обязана «давать результат». Результатом является огонь энтузиазма, зажженный маленьким начальством в умах работников, и мегалитических размеров скрижали из ценных пород камня, покрытые плотным ковром каллиграфически выведенных заповедей (например, «ну, заложи, блин, ближнего своего»), девизов (пример из жизни: «отлученный от соска поросенок гибнет») и лозунгов – здесь форма стандартная: «…изм не пройдет – нужно смазать и с силой пропихнуть». Лучшего надгробного камня для подобных людей нельзя и представить: от греха подальше препятствию, мешающему возвращению зла в этот мир, лучше быть потяжелее. Поговаривают, что автора девизов «Свободная касса :-)» и «Спасибо, что без сдачи :-))» закопали под таким камнем живьем при большом стечении народа (улики против исполнителей, к счастью, не были обнаружены). Это прекрасное частное решение, будучи распространенным на все наличествующее маленькое начальство, всех чиновников и администраторов – весь этот конгломерат, старательно, трудолюбиво, целеустремленно и с фанатичной верой в свои силы смешивающий понятия «оставить след» (в истории) и «наследить» (на чужом дорогом ковре), наконец, избавило бы аборигенов планеты Земля от постороннего вмешательства в их жизнь. Препятствием к осуществлению этого плана является отсутствие достаточного количества камня для скрижалей. Если всепланетная концессия по заготовке камня (вот оно – «общее дело»!) когда-нибудь и будет организована, это гигантское предприятие наверняка привлечет огромное количество новых чиновников, которые ринутся организовывать небывалый, доселе невиданный «проект». Новые чиновники потребуют новых скрижалей, и нынешнее хрупкое равновесие в системе будет моментально нарушено новообразованным интенсивным процессом с выраженной положительной обратной связью.
Для обуздания паразитов разума приходится применять менее радикальные методы, которые хоть и не дают возможности полностью купировать деятельность этого вредоносного племени, но, по крайней мере, делают его поведение относительно предсказуемым. Для достижения этой цели изначально аморфную биомассу чиновников структурируют, выделяя уже упоминавшееся маленькое начальство, или менеджеров младшего звена, а также менеджеров среднего и старшего звена и вводя отношения подчинения между ними, каковые отношения должны занимать большую часть их рабочего и (от греха подальше) личного времени. Функции в иерархической системе начальства, призванной руководить каким-нибудь не полностью бесполезным делом, например, производством, распределяются следующим образом. Маленькое начальство занимается материальными средствами производства, коими в их представлениях являются энтузиазм работников и их же тупая готовность следовать самым идиотским указаниям своих вождей. Управляемые умелыми руками маленького начальства две эти стихии уравновешивают друг друга, создавая столь ценимую чиновниками стабильность. Среднее начальство состоит из профессиональных гуманистов, «странствующих в человеческом». Оно тащит на себе большую часть служебных интриг, заговоров, наветов, подсиживаний. Среднее начальство неустанно наполняет жизнь маленького начальства деятельной суетой, применяя к тому методы «вызывания на ковер», «вставления фитиля», «сгибания в бараний рог» и натягивания разных органов друг на друга. Менеджеры же старшего звена существуют не в материальном и не в человеческом, а в идеальном мире абстракций. В массе своей это тихие и безвредные маниловы. Их задача время от времени выдумывать прожекты, сулящие неиссякающий поток благ буквально всему человечеству и упирающиеся исключительно в мелкие технические проблемы вроде принципиальной невозможности вечного двигателя. Эти почти идеальные, в смысле, бесплотные прожекты, разумеется, никогда и никем не выполняются, однако бодрый, оптимистический отчет о выполнении каждого прожекта в соответствующее время кладется на стол топ-менеджера менеджером среднего звена, ответственным за выполнение.
Маленькое начальство – единственный уровень чиновничьей иерархии, общающийся с живыми людьми и даже вступающий с ними в производственные отношения. При этом оно сплошь и рядом пытается переносить на людей привычные в чиновничьей среде модели и стереотипы поведения, интерпретируя самые незначительные действия своих контрагентов причудливым до абсурда, плохо поддающимся формализации образом. В неконтролируемом виде это явление может привести только к более или менее забавным, но всегда бесполезным казусам. Поставив же его на службу человеку, можно получить очень интересные результаты в многообещающей области программирования поведения квазиразумных систем и организмов. Действительно, зачем воевать с големом, если можно просто поменять ему программу и заставить приносить пользу? Кстати, големы, гомункулусы, кадавры, или, в более понятных вам терминах, чиновники, администраторы, клерки, мэнэгеры, если, вдруг, почему-либо, вы нас еще не покинули, наши бойцы заждались вас в клубе.
Итак, мизансцена описана, необходимые теоретические выкладки сделаны. Эксперимент, блестяще подтвердивший теорию, длился не более пяти секунд. Я взял чистую ложку. Ступая твердо и уверенно, подошел к общей кастрюле, расположившейся, как я уже говорил, в виду маленького начальства (если быть предельно точным, то это маленькое начальство расположилось в виду кастрюли, но две эти диспозиции идентичны, что называется, с точностью до обозначений). Размешал содержимое. Зачерпнул полную ложку бурды и храбро выхлебал бурую взвесь без остатка. Громко и внятно произнес, – «соли мало». И, внимание, – кульминация: обтерев ложку салфеткой, засунул во внутренний карман пиджака. Подчеркиваю, во внутренний, – это важно. Ложка, помещенная на всеобщее обозрение в, скажем, нагрудный карман, моментально превратила бы все представление в бурлеск: очевидно, что она не находится там постоянно, – это было бы замечено. Стало быть, все представление – розыгрыш, дешевый эпатаж, который не следует принимать всерьез. Пугающая же неизвестность кармана внутреннего, из недр которого может внезапно появиться все, что угодно, вплоть до головы Медузы и так же внезапно исчезнуть, не оставив улик, своевременно выйдя на авансцену, стала финальным мощным аккордом, создавшим законченный макабр. Ложка, на глазах трепещущей публики канувшая во чрево внутреннего кармана, произвела эффект, сравнимый с эффектом свиста ножа гильотины, внезапно разрезавшего тишину зала судебных заседаний перед оглашением приговора, тихого шепота ночного кладбищенского ветра, дохнувшего на ухо одинокому путнику «memento mori», тяжелого, из-под нахмуренных бровей взгляда бездны, вконец раздраженной полным к себе невниманием. Короче говоря, публика начала сильно нервничать, а все из-за одного маленького, но точно выбранного обстоятельства места. Поэтому позволю себе повториться: внутренний карман – наилучшее вместилище и для ложки, и для фиги, и для множества других полезных мелочей.
В момент, когда ложка была зафиксирована во внутреннем кармане, действие, уверенно развивавшееся по восходящей, достигло пика, который должен был вызвать у зрителей эмоциональную реакцию, свидетельствующую о том, что реприза «прошла». Для того, чтобы оценить комизм происходящего, необходимо и достаточно, во-первых, обладать минимальным чувством юмора, во-вторых, крупицами мозга понимать, что капля гордости школьных кашеваров, которую я унес в клювике, никак не может быть самоочевидной ценностью, а желание ее получить первопричиной, следовательно, нужно искать другую – трезвую, рассудочную, вескую причину, в-третьих, знать, что от людей, поставленных в не вполне комфортные условия, следует ждать более или менее остроумных эскапад и, в-четвертых, не трястись в постоянном страхе, ожидая репрессий со стороны вышестоящего начальства за действительные или мнимые проступки (трястись не следует хотя бы потому, что репрессии в среде чиновников случаются исключительно плановые, а для плановых репрессий нужна не причина, а повод; так, не все ли равно, за что получать, ведь получать все равно придется). Если хотя бы одно из перечисленных условий не выполняется, маленький начальник, видя явное отклонение от привычной действительности и будучи не в силах его осмыслить, склонен искать объяснение простым и понятным (ему понятным!) способом. В свете сказанного вполне логично, что едва я засунул ложку в карман, поднялся страшный визг. Сто тысяч ножовок одновременно вгрызлось своими зубьями в стекло ста тысяч тарелок, сверла ста тысяч бормашин, раскручиваясь на ходу, вонзились в корни ста тысяч зубов, причем, корни, судя по характеру звука, оказывали упорное сопротивление и без боя не сдавались, сто тысяч необычайно горластых кошек провалилось в одну и ту же водосточную трубу. Просто поразительно, как весь этот оркестр смог разместиться в гортанях трех субтильных дамочек. Я часто размышляю над этим феноменом, но не могу найти сколь-нибудь удовлетворительного ему объяснения. Стыдно признаться, но по первости мне, вообще, показалось, что Страшный Звук рождается непосредственно у меня в черепной коробке, и она вот-вот лопнет, не выдержав огромного давления изнутри. Хорошо, что дальнейшие события, развивавшиеся, надо сказать, с головокружительной скоростью, помешали этой трусливой мыслишке пустить в моем сознании прочные корни. Источники апокалиптического визга, конечно, не были вполне уверены в том, что перед ними спонтанно материализовался тот самый зловещий, облепленный мириадами исключительно болезнетворных бактерий и вирусов, распространяющий все известные и неизвестные науке хвори, несущий за собой шлейф потрясающих своими жестокостью и цинизмом отравлений и расстройств желудка суповой прибор, образы которого уже давно преследуют их в провидческих кошмарных снах. Суповой прибор, который по их обоснованным подозрениям, конечно же, должен был находиться где-то неподалеку, но разве мог даже самый изощренный и подозрительный ум предположить, что эта бомба тикает в такой головокружительной близости, что ее сжимает столь безжалостная рука. Кто дерзнул бы оценить, выражаясь юридическим языком, количество эпизодов или, выражаясь по-человечески, прикинуть, сколько раз я успел открыть сей ящик Пандоры, выпуская зло в беззащитный и доверчивый мир. Нужно откровенно, без всяких околичностей и экивоков признать: они, действительно, не были уверены ни в разрушительных возможностях прибора, ни в моей злонамеренности, ни даже в моей преступной халатности. И именно эта неуверенность их и бесила. В таком виде делу, безусловно, нельзя было дать официальный ход. Только представьте очередное заседание педсовета или даже просто классное собрание, посвященное «недопустимости ношения столовых приборов в одежде, что имеет место среди некоторых учеников нашего класса», и тому, какая от этого ношения случается негигиеничность, смущающая умы и влекущая оргвыводы. В то же время, никто из маленького начальства не хотел и дальше искушать судьбу: если бы этот номер, «поимев бесспорный успех», вдруг повторился на глазах другого маленького начальства – побольше, могло не поздоровиться уже им – Призванным Доглядывать, ну, и, вообще, держать руку на пульсе. Ибо нет для чиновников ничего приятнее, чем на гладком, ровном фоне плановых репрессий устроить несколько внеплановых. В случае провала и собрание проходило бы в другом месте, и тема его звучала бы иначе. Не хватает фантазии вообразить, какое название получило бы это театрализованное представление, но пролог его был бы примерно таким: «…на отдельных участках ответственности, вверенных отдельным нашим коллегам, которых вы все давно и хорошо знаете, случаются инциденты вопиющего, антисанитарного толка…». Проблемная ситуация, что и говорить. Однако решение было найдено мгновенно. Чиновники, вообще, этим отличаются: решения принимаются с такой скоростью, что всякий беспристрастный наблюдатель скажет, – пройти через мозг озвученная мысль (квазимысль?) никак не успевала. Нужно ли говорить, что решением маленького начальства мне категорически запретили приближаться ко всему, что как-либо связано с приготовлением еды, ее потреблением, утилизацией отходов или же трапезой как церемонией. Меня не только отгородили от этого пласта человеческой культуры железным занавесом, но и поставили этот занавес охранять: видите ли, первоклашки, за желудочное счастье которых мы в тот момент, собственно, жили и боролись, никак не могли взять в толк азов культуры питания по-чиновничьи. В особенности трудно им давался догмат, согласно которому и принимать пищу, и, тем более, входить в столовую следует строго организованно – в составе своих бригад (пардон, классов). Всякий раз, оставшись без присмотра, маленькие голодные бесенята норовили изобразить миграцию леммингов через Ходынское поле. Следовательно, кто-то, стоящий над схваткой, кто-то, воплощающий Суровую Справедливость, кто-то независимый, беспристрастный и сведущий в высшей целесообразности, кто-то с холодной головой и черствым сердцем должен был до поры до времени удерживать страждущих киндеров по ту сторону Бифроста, полагаясь не столько на действенность уговоров (какие уж тут уговоры?), сколько на крепость запоров и уважение к силе. Официальное назначение на должность было произведено со скоростью отсутствия мысли. Вся церемония не заняла и трех минут. Обычные для таких случаев речи присутствовали, но были непривычно коротки и, почему-то, носили характер инвектив. Помимо всех прочих горьких слов мне было сказано, что на новом ответственном посту у меня будет достаточно времени, чтобы поразмыслить о своем поведении. Интересно, какой кретин первым решил, что размышлять – это наказание?
Сочтя приобретенную социальную функцию этически приемлемой, я совершенно потерял интерес ко всему, что происходило непосредственно в стенах кухмистерской, и, в самом деле, принялся размышлять. Именно так, подпирая плечом закрытую дверь манноприемника, мурлыча в усы «ну, не бросай меня в терновый куст, уу-еее!» и вяло переругиваясь с тесно обступившими меня младшеклассниками, я сделал важнейшее, просто поразившее меня в первый момент открытие: сбившиеся в кучу, подстегиваемые голодом, нетерпеливо переминающиеся с ноги на ногу и толкающие друг друга локтями маленькие дети, несмотря на неблагоприятный эмоциональный фон и объективный дискомфорт, воспринимали человеческую речь, к ним обращенную, гораздо лучше, чем сытые взрослые чиновники со стеклянными, смотрящими всегда мимо тебя глазами. У детей же даже зрачки, черт возьми, расширялись, когда мне случалось высказать какую-нибудь особенно интересную мысль. Внимание, я подхожу к сути. Вся без изъятия суть этого документа заключена в последнем абзаце. Остальной текст, являющийся вполне типичной реализацией эзопова комплекса и неудачной попыткой облегчить графоманский зуд в кончиках пальцев, можно было бы смело вымарать, если бы не настоятельная необходимость выбирать человеков. Мое положение члена общества ловцов абсурда вменяет мне в обязанность вербовать достойных кандидатов, где только возможно. С целью отбора достойных и была создана искусственная полоса препятствий в виде текста. Итак, мои будущие коллеги, единомышленники, оппоненты, товарищи по несчастью, соучастники и, может быть, будущие «дожившие до победы» – все, дочитавшие до конца, знайте и помните! Знайте, что вы прошли испытание и отобраны для построения царства Разума и Справедливости на Земле. Отныне двери нашего общества открыты для вас потому, что вы этого достойны, а еще потому, что в других местах вы будете изгоями. От вас теперь многое зависит. Помните о своей ответственности и помните суть. Конечно, не как Отче наш. Просто, помните, что суть существует.
Создание мощного, эффективного, живучего человекообразного Голема требует значительного времени. Дождитесь, пока он себя сконструирует, обрастит мясом, вооружит и заправит, и только тогда, когда он полностью готов, пробуйте перепрограммировать его. Искусный и терпеливый ловец абсурда будет вознагражден мощной боевой единицей, отличным подспорьем в борьбе, позволяющим осуществлять по-настоящему макроскопическое воздействие на негативные социальные явления. Человеков же необходимо вызволять из разрушающих личность структур и механизмов так скоро, как это возможно. Сейчас спасать их поздно, а дальше будет только позднее. Помните, надеяться нам решительно не на что, а просто ждать уже нельзя вовсе.
Все давно взвешено и сочтено,
Так что, промедленье равнодушию равно.