Дятел

Олег Савченко
Oleg Savchenko   

Стук дятла над головой – к счастью.
(Забайкальская народная примета).

        Игорь и Леночка познакомились, когда он учился в шестом классе, а она в пятом. Как и многие дети, они стали дружны, потому что дружили их родители. Отцы когда-то вместе служили, потом где-то что-то строили.  Потом они разъехались, а встретились уже семейными – с детьми.
        Игорь сразу взял над Леночкой шефство: катал на велосипеде, покупал учебники и приходил к ней раза два в неделю. Частой гостьей была у него и Леночка. Вместе им некогда было скучать: играли в разные игры, делали фотокарточки.
        Их взаимная привязанность не раз привлекала внимание школьников, но и Леночка и Игорь встречали это внимание с необходимым мужеством.
        Через несколько лет, когда они уже не могли представить себя друг без друга (ей исполнилось шестнадцать, ему – восемнадцать), возникла неожиданная размолвка. Фактически, они даже не спорили. Им хотелось быть вместе. Они страдали, но упорно избегали прямых встреч. Игорь винил Круглова – соседа Леночки, который вечно ей что-нибудь дарил. Леночка недоумевала, почему так происходит. И лишь взрослые, особенно мать Игоря, догадывались, что происходит с детьми на самом деле.
        Был, конечно, и школьный вечер, и Круглов, и повод для размолвки – пустяшный, но достаточно веский, чтобы они страдали. Но дело всё-таки заключалось в том, что должна была быть какая-то грань, отделявшая их детскую привязанность от того, к чему звала их юность.
        После злополучного вечера Леночку домой проводил Круглов, а Игорь твёрдо решил никогда с ней не встречаться и не замечать её. Но как не заметишь ту, дороже и прекраснее которой невозможно никого представить! К тому же учились они в одной школе и виделись чуть не каждый день. Но лишь здоровались, прятали глаза и пробегали мимо. Обоим было тяжело.
        Без Игоря новый товарищ скоро Леночке наскучил. Что-то говорит, а она не слушает, думает про Игоря. Стала появляться там, где легче попасть Игорю на глаза или просто увидеть его.
        У одноклассницы Нины окно выходило на сараи, где Игорь иногда рубил дрова. И вот, все игры с Ниной и даже домашние задания они теперь выполняли у этого заветного окошка.
        Игорь догадался или заметил, но пилил и рубил дрова теперь каждый день. Через месяц большой сарай был заполнен ими полностью, а печи дома лопались от жары. Попутно нажил себе прозвище "Дятел". Леночка нечаянно назвала его дятлом; подруга услыхала, и пошло – Дятел да Дятел. Впрочем, "Дятла" Леночка прилепила ему не зря. Дятел нравился ей. Было в этой птице что-то мужское, работящее, вызывающее уважение. Игорь и походил на дятла, когда рубил дрова.
        Однажды он увидел Леночку в кинотеатре с группой подружек, о чём-то весело жестикулирующих и кивающих на него. Думал, что опять дразнят, и немного рассердился. Это придало ему решимости, он подошёл:
        – Лен, отойдём немного! Мне нужно с тобой поговорить, – серьёзно произнёс он.
        Подружки как-то сразу смолкли, а Леночка пошла за ним. Некоторое время спокойно поглядывала на него, ждала. Игорь был высок, строен, по Забайкальски красив. Черты его русского лица крупные, размашистые, с лёгким признаком восточности. Его тонкие, юношеские брови резко выделялись на белом лице – белом не от нездоровья, а от того, что многие сибиряки его возраста имеют такие лица. Сейчас Игорь откровенно съедал её глазами, любуясь пухлыми щёчками и милыми, немножко смешными губками. Он был полон желания, расцеловать её прямо здесь, на людях, и боролся с этим желанием.
        Леночка почувствовала, что его молчание может прервать не начатый разговор, и выручила его:
        – Ты, почему к нам не приходишь, обиделся?
        Игорь радостно вспыхнул, услышав её родной голос, но пока не мог, не готов был ответить. Он влюблёнными глазами разглядывал её, радуясь близости к ней и чутко улавливая её особый тонкий..., нет, не запах, а какую-то её волнующую ауру взаимности, которой он наслаждался и ранее.
        – Потом, Леночка, – совсем смутился он.
        "Ох, Игорь! Ты ещё и ласковый!" – с тёплой насмешливостью подумала она, – "А ведь ты меня пожалуй, никогда ещё так не называл".
        – Нет, ты сейчас! – потребовала девушка.
        В её голосе послышалась тревога. Она не знала, будет ли у них это потом.
        – Потом, Ленок! – мягко попросил он и так нежно посмотрел на неё, что она зарделась, но вдруг успокоилась.
        Леночка давно заметила, что его присутствие, его голос сильно влияют на неё. Ей необходимо было слышать его. Она просто нуждалась, чтобы он говорил.
        – Вчера ходил куда? – чтобы не молчать спросила она.
        Он кивнул:
        – Да, ходил. А ты видела?
        – Нет, девчонки рассказывали сейчас.
        Леночка вспомнила, как его передразнивали, и улыбнулась.
        – Это я на Кручину, – заулыбался и он.
        Желанный, но как бы ничего не значащий разговор, был полон для них особого смысла. Разговаривать так, как они разговаривали месяц назад, весело болтая о пустяках, делясь случайными впечатлениями, они не могли уже. Такой разговор просто не выходил. Но и слов, которые могли бы выразить их теперешние иные мысли, иные чувства и ещё что-то новое в их взаимоотношениях – этих слов вообще в природе не существовало. Потому что всякое слово про любовь, о которой они догадывались, было старое слово, порядком избитое и для передачи их нового состояния не годилось.
        Оба очень хотели, чтобы их размолвка кончилась, но договориться о свидании ещё не могли. Свидание – это... что-то слишком взрослое. Они придумали каждый своё: она – заманить его после кинотеатра домой. Он – позвать её на Кручину, которую давно мечтал показать ей.
        – В воскресенье пойдёшь со мной?
        – Куда? На твою Кручину? – удивилась Леночка.
        Он кивнул.
        – Это же так далеко, – покачала она головой.
        – Далеко, – согласился Игорь, – Но ты неплохо ходишь на лыжах, так что...
        – Ну, уж, хожу! – возразила Леночка. – С горки катаемся.
        Игорь не раз катался с этих "горок" вместе с ней. Это были длинные прямые просеки, которые спадали с вершин некоторых окрестных сопок. Леночка неплохо каталась по этим крутым просекам на лыжах.
        – А туда вся дорога – то на горку, то с горки! – оживился он, – Знаешь, как интересно?
        – Да, ты рассказывал, – озабоченно произнесла она.
        – И звал! – добавил он.
        – И звал, – сказала она смеясь.
        Ей было приятно, что он опять зовёт, и интересно, и она понимала,  теперь нужно пойти. Но в такую даль? Он, видно, не представляет, какое это испытание для неё.
        – В общем…, пойдём, если мама…, – взвешено согласилась она.
        – Уговорим маму! – негромко воскликнул он. – Сам уговорю, когда увижу.
        Леночка кивнула. Она не сомневалась, что он уговорит, кого захочет, но решила помочь ему.
        – Сегодня, после кино ты ведь будешь у нас? – осторожно спросила она.
        – Конечно.
        – Вот! – выдала свой восторг Леночка, – А то она спрашивает, куда я тебя дела?
                •
        Леночка стала сибирячкой лет десять назад и не походила на своих подружек. Она была меньше их, казалась хрупкой, но была достаточно хорошо развита, любила бег, коньки и лыжи.
        Гладко расчёсанные тёмные волосы с чёлкой, прикрывающей лоб, спадали вокруг её симпатичной головки. Они с мамой подрезали их, когда было нужно, и чуть подкручивали кончики внутрь. Школьная, простенькая причёска делала её совсем подростком, но очень шла ей. После размолвки с Игорем, Леночка неожиданно потребовала от мамы придумать что-нибудь более взрослое. Они придумывали каждый вечер, применялись так и этак, но ничего нового изобрести, пока не успели.
        Большие серые глаза её, такие обыкновенные, были то весёлые, то грустные, но всегда по-особому внимательные и, как бы составляли часть её характера. Леночка могла веселиться, играть вовсю, но вдруг, в разгар игры замечала что-то, и взгляд её внимательных умных глаз становился пристальным, глубоким.
        Эта привычка, прерывать игру и задумываться, сводила Игоря с ума. В такие мгновения он любил её без памяти, но должен был скрывать свои чувства и терпеливо ждать, пока она "надумается" и продолжит игру. Ведь отношения их, условно, были детскими. И эта неосознанная условность руководила ими. Они взрослели, но должны были до поры оставаться детьми, что давало им возможность быть вместе.
        Для Леночки эта условность означала формальное равенство всех её друзей. Предпочтительность Игоря приходилось как-то сглаживать, чтобы не вызвать иронии у сверстников.
        Игорь не понял её поведения на вечере и своей откровенной ревностью, хоть и доставил ей несколько приятных минут, всё же сделал то, к чему Леночка была ещё не готова – показал, что уже относится к ней, как к невесте.
        Первая реакция Леночки была: "Подумаешь!"
Но потом она вдруг загрустила и забеспокоилась, что он и вовсе не подойдёт к ней. Ведь для мальчишек, она знала, самое страшное, что может произойти, так это неверность их девчонок.
        После того, как Игорь пригласил её на Кручину и уже был у них дома, она заметно повеселела и не думала о своём обещании в те два дня, что оставались до воскресенья. Один раз вспомнила, когда увидела его – он колол дрова; другой – в субботу вечером, когда после стирки и купания мама сказала, что он приходил и забрал лыжи поправить крепления и натереть лыжной мазью. От такого известия на Леночку вдруг напала хандра. Идти зимой в тайгу ей уже расхотелось, но мама заставила её всё приготовить с вечера.
        – Пусть покатается, хорошо по воздуху, – говорила она отцу, – засиделась с книжками, прозрачная вся.
        Говоря так, она, конечно, очень беспокоилась за дочь, но не меньшее беспокойство ей причинила их временная размолвка. Она знала, что у Любы – мягкой и умной женщины – спокойный и добрый муж, и такой же хороший, добрый сын.
        Она не раз понимающе переглядывалась с мужем, отцом Леночки, умиляясь добрыми играми подрастающих детей и радуясь их созревающему чувству взаимности. О лучшем зяте, не надо было и мечтать. Она, без обиняков готовила дочь замуж именно за Игоря. Но, ни кто кроме неё одной этого не знал:
         «Конечно, – вздыхала мать, – Никто не знает, что у них будет? Да и будет ли?  Неизвестно! У Игоря ведь ещё институт… или армия…. И дочке всего шестнадцать. И что их ждёт?»
        Игорь пришёл в начале девятого. Поставил все лыжи и палки возле крыльца в снег, обмёл веником сапоги и ввалился в прихожую вместе с клубами морозного пара.
        Леночка была уже на ногах. От вчерашнего каприза не осталось и следа. Она налила в термос горячий кофе и вскоре оделась. Оделась на мороз, как всегда одевалась кататься на лыжах: свой любимый вязанный пуховый костюм, мамин полушубок, шаль, меховые рукавички и большие лыжные ботинки, больше чем ей было нужно, но зато с толстой цигейкой внутри, и потому тёплые. Сбоку под коротким полушубком, на блестящем ремешке висел цветастый китайский термос, выглядывающий из-под полы. Прижатый в удобном месте,  он не мешал при движении.
        Вышли часов в девять. Солнце взошло, и морозный туман стал от этого белый и ясный, как молоко. Было видно, что день наступил яркий, солнечный, но за туманом в пяти шагах ничего не было видно. Сквозь него всё же угадывались задымлённые кирпичные дома Николаевских времён и новые, брусчатые "финские домики", которыми, в основном, был застроен посёлок.
        Спустились по косогору к железнодорожной насыпи, прошли под мостом. Потом спешились и по льду Ингоды перешли на другой берег, встали на лыжи и вскоре вышли на свежую, но хорошо накатанную лыжню, где сразу прибавили шаг.
        Через некоторое время туман рассеялся, а Леночка стала замечать, что привычный рисунок сопок и тайги меняется, хотя и сопки те же; и хорошо заметное из посёлка, выщербленное молнией дерево то же самое. Пока лыжня оставалась хорошей, Леночка шла впереди, и ей было приятно, что Игорь неизбежно смотрит на неё, и немножко было неловко, и она ещё старалась идти красиво. Но потом, вдоль правого берега, потянулась старая, заледенелая лыжня и, чтобы не карябать лыжи, Игорь пошёл вперёд, прокладывая рядом новую.
        Чем дальше уходили они от дома, где оставались знакомые Леночке места, тем тревожнее становилось перед чем-то таинственным, неизведанным, куда они погружались всё глубже. Она стала попадать в непонятную зависимость от Игоря. Выражалось это в том, что с расстоянием, ей всё нужнее были его взгляд, улыбка, и всё ближе хотелось быть к нему. Если он долго не оборачивался, она начинала нервничать, сердиться на него за то, что они идут и идут, а он не объяснит толком - куда и зачем, и для чего ружьё, поблескивающее воронением на его спине. Иногда раздражение её становилось столь сильным, что она, мысленно называла его Дятлом, с наслаждением прибавляя ещё и "противный", и злорадствовала, что он не догадывается об этом.
        Вместе с тем, столь глубокое уединение с юношей, который ей нравился давно и, который вдруг охладел к ней, вызвав в душе смятение и ворох различных предположений; уединение с ним было заманчивым и многообещающим.
        Она шла с пылающими от крепкого мороза щеками, разгорячённая ходьбой и уставшая от противоречивых мыслей. Шла и не знала, правильно ли делает, что идёт сейчас с ним?             Конечно, ей было хорошо, что он рядом – её Игорь, высокий и красивый, дружить с таким парнем хотели бы многие девчонки в школе – она это знала. Но вот, если бы её позвал в лес кто-нибудь другой, Саня Круглов, например; пошла бы она или нет? И Леночка начинала сравнивать, как всегда сравнивают девушки, находя больше хорошего у того, кого любят и с кем в это время находятся.
        Когда проходили у подножия громадной сопки, Леночка глянула вверх и остановилась поражённая. Эта сопка, такая красивая из посёлка, на противоположном склоне была обезображена пожарищем.
        Из ослепительно белого снега, искрящегося на солнце морем фиолетовых брызг, торчали чёрные, обугленные и неодинаковые по высоте пни, словно памятники на месте гибели высоких деревьев, и после смерти не пожелавших лечь на землю, склониться перед огнём. Пожар, очевидно, был погашен сильным и продолжительным ливнем; и они стояли теперь этими огромными, наводящими мрачные мысли корягами.
        Леночка смотрела на это кладбище и не замечала белого, звеневшего тонкой струйкой покоя, в котором даже собственное дыхание казалось громким. Она остановилась, переводя взгляд с одного склона на другой, и в её воображении рисовалось свирепое, стонущее пламя, оранжевыми языками жадно лижущее всё вокруг. И треск, и глухое уханье падающих сосен, и клубы удушливой, чёрной гари, заполнившей всю окрестную тайгу… - всё это предстало перед ней столь отчётливо, что Игорю пришлось позвать её. Она с трудом оторвалась от жуткой картины и пошла за ним. Однако долго ещё оглядывалась на пожарище, видневшееся за деревьями, от которого почему-то не хотелось уходить.
        Тем временем они вторично перешли Ингоду и круто забрали вверх. Идти в гору на лыжах тяжело и жарко. Уже минут через пять нужно снимать рукавички, расстёгивать полушубок. К тому же, надоедает всё время смотреть под ноги. Одни только корни и снег, немного кустиков, немного камней и опять снег, снег. Леночка не добралась ещё и до средины склона, как почувствовала себя совершенно разбитой. Она не видела смысла в том, что он повёл её в такую даль. Сказать всё что нужно, объясниться он мог давно уже. И ни кто бы, не помешал. Тут ведь нет никого.
        – Игорь, а чем отличается твоя Кручина, допустим, от Никишихи? Зачем мы туда идём? – спросила она, когда они остановились.
        Игорь понял. Никишиха была ближе.
        – А чем ты от других девчонок отличаешься? – ласково улыбнувшись, переспросил он, и нежно посмотрел на неё. – Так и Кручина.
        У Леночки от его ласкового взгляда замерло сердце: "Началось! – подумала она. – Интересно посмотреть, с чем ты меня сравниваешь?"
        Она вдруг решила, что пора спросить о своём:
        – А почему ты к нам целый месяц не приходил, обиделся?
        – Ну, почему обиделся? – помрачнел он.
        – Ну, всё же, почему? – допытывалась она.
        Игорь умолк. Ещё вчера, наедине с собой, он сердито решил при случае сказать ей всё, но сейчас не мог этого сделать – столько тревоги, грусти открылось ему в её серых, блестевших глазах, отороченных пушком серебристого инея на ресницах.
        – Вон твой дятел, – сказал он только, провожая глазами яркую птицу, со свистом резанувшую крылом морозный воздух. – А Тебя в тот раз с вечера Круглов провожал?
        – Да, – ответила, было, Леночка, но тут же спохватилась. – То есть, нет! Как провожал? Просто Саня наш сосед. Ты ведь знаешь?
        – Знаю, – кивнул Игорь и уставился на кончики лыж.
        – А сам ушёл, – с укором продолжала она. – Я тебя искала, а ты даже не попрощался.
        – Ты ведь со мной танцевать не захотела, – хмуро сказал Игорь. Наверное, помешал тебе с Кругловым…, – он не договорил.
        – Ой, Игорь! Ну, зачем ты…? – нетерпеливо и немного испуганно возразила ему Леночка. – Ты так. Ну, мы с тобой дружим, а он просто товарищ. Понимаешь? Ты был занят радиоузлом, – убеждала она, – а я ждала, вот придёшь, вот придёшь! А Саня – пойдём, да пойдём. А потом, ты подошёл во время танца. Мне же неудобно было его оставить, и тебя обижать не хотелось. Понимаешь, Игорь?
        – Понимаю, – глухо ответил он, вспоминая тот вечер. Тогда и в самом деле барахлил школьный радиоузел, музыка прерывалась, и пришлось немного повозиться, чтобы наладить всё.
        Она видела, что он ревнует, ей было весело и жаль его. Однако между ними такой разговор возник впервые, отчего по всему её телу разливалась странная, пьянящая слабость, от которой даже говорить было трудно и приходилось захватывать морозный воздух ртом, чтобы окончить фразу. Веселый и умный парень, каким она знала его до сих пор, он вдруг закапризничал, как трёхлетний бутуз. Это было до того забавно, что она тихо засмеялась, не сводя с него влюблённого, почти материнского взгляда.
        – Игорь, ты маленький?
        – Почему? – не понял он. Но, встретившись с ней глазами, смутился и засобирался идти дальше.
        Вскоре трудный подъём кончился, и перед ними открылась широкая каменистая гряда из сланцевых валунов, больших и неровных. Камни громоздились друг на друга, как если бы их добывали в каменоломне, а потом ссыпали здесь широкой лентой, как попало. Она простиралась, эта гряда, и вправо и влево по вершинам близко расположенных сопок, обозначая собой линию хребта – водораздела. Покрытая снегом, она делила тайгу надвое; и сосны на той стороне представлялись отсюда противоположным берегом.
        Ребята сняли лыжи, положили их на плечи и осторожно ступили на камни. Идти по камням было неловко. Они качались под ногами, и можно было соскользнуть в заснеженные провалы между ними. Игорь шёл рядом с Леночкой и всё порывался помочь ей, но лишь морщился, когда она балансировала, теряя равновесие. Он почему-то не решался подойти к ней ближе и взять за руку, как раньше. Она вдруг стала для него, как бы возвышенной и недоступной. Или недосягаемой? Ещё бы! Ведь это была не та, давно знакомая девчонка, с которой он дружил. Это была волшебница красоты, неожиданно завладевшая его сердцем. Но вот она плюхнулась, загремев лыжами, и он бросился помогать ей.
        Леночка быстро поднялась. Игорь пытался отряхнуть сухой снег с её распахнутого полушубка и пухового костюма, но и она боялась его прикосновений и потому шутливо ударила его по руке и побежала, смеясь и легко прыгая по громыхающим булыжникам. Ей вдруг стало весело, что он так, по-взрослому нежно, к ней относится.
        Игорь вначале замешкался, поднимая лыжи, но потом бросил их и пустился следом. В какое-то мгновенье Леночка оглянулась и не узнала его. За ней, разметая сапогами снег, мчался большой, сильный, и совсем взрослый человек. Леночка перестала смеяться и прибавила шаг. Потом, уже робко, оглянулась вновь.
        Почти незнакомый огромный парень в распахнутом ватнике быстро приближался, ловко перепрыгивая через расщелины. Лицо его было сосредоточено. Он не играл. Вот что повергло её в смятение – он не играл! Леночка побежала изо всех сил, и ей сразу стало трудно. Снег, камни, обжигающий горло, плотный морозный воздух и, наконец, ставшие тяжёлыми лыжные ботинки утомили её так, что хотелось упасть ничком в колючий снег и остудить им пылающие щёки.
        Она бежала, не разбирая дороги. Проваливалась между камнями, и не обратила внимание на ушибленное где-то колено…. Бежала, гонимая скрипом из-под сильных ног Игоря, гонимая почти ужасом! Добежав до ближайшей сосны, Леночка в изнеможении прислонилась спиной к её шершавой коре и повернулась лицом к Игорю.
        "Не подходи ко мне!" – глотая слёзы, хотела крикнуть она, но не успела. Он не дал ей отдышаться. На миг увидел перед собой расширенные и влажные глаза Леночки, её реснички, ещё державшие слезинку, пухлый, приоткрытый от трудного бега рот, губы... И вдруг прижался к этим губам в решительном, но по-мальчишески осторожном поцелуе. Леночкины руки поднялись, было, отстранить его, но она вдруг поняла, почувствовала свою женскую власть над ним. Руки непослушно скользнули вверх, мягко обняли его шею, потом забрались под шапку, неловко уронили её, и долго гладили тёплую голову с индевеющими, жёсткими волосами.
        Через некоторое время Игорь слегка отпрянул, продолжая обнимать её и, прижимая к дереву, стал смотреть в лицо. Раскрытый в бессильной улыбке, рот Леночки учащённо и горячо дышал, а глаза смотрели ласково и спокойно.
        – Любишь? – тихо спросил Игорь.
        Она кивнула и вдруг припала к нему, застыдившись своего признания.
Игорь взял в руки её голову и, поворачивая, стал смелее в этот раз, целовать глаза, щеки, шею. Потом вновь осторожно прижался к губам, дрожа от волнения, не веря своему счастью.
        – А почему убегала? – наконец спросил он.
        Леночка пожала плечами и улыбнулась. Игорь взял её руки, прижал ладонями к своим щекам и некоторое время нежно возился с ними, то, согревая их дыханием, то, сворачивая в кулачки и всё время целуя.
        – Замёрзла? – наконец спросил он.
        – Нет, ты замёрз, – ответила Леночка. – Дрожишь?
        – Это не от холода, – засмеялся Игорь.
        – Всё равно, – возразила девушка.
        Так продолжалось, пока они действительно не почувствовали холод. Вспомнили о термосе, и выпили несколько глотков горячего напитка.
Игорь сходил за лыжами. Ребята встали на них, молча застегнули крепления и, избегая смотреть друг на друга, пошли у гряды, чуть ниже её.
        Вскоре они оказались на звериной тропке, идущей вдоль хребта. Игорь опять шёл впереди, а притихшая, смущённая случившимся Леночка – по его следу. Ей вдруг захотелось подумать, разобраться в происходящем. Она  не могла понять ни своего неожиданного испуга, ни своей, не менее неожиданной покорности, ни волшебства поцелуя, принёсшего ей счастливое успокоение.
        Теперь путь не казался ей таким уж трудным, хотя они довольно долго: то скатывались по пологим склонам, то преодолевали длинные подъёмы. А иногда забирались в такую чащу, что, хоть и солнце, день казался пасмурным. Потому и настроение Леночки становилось пасмурным. И приходили в голову пасмурные, усталые мысли и невыгодные для них обоих сравнения.
        Ну, чем отличается её дружба с Игорем от дружбы других девчонок с мальчишками? Все так дружат, а потом говорят об этом. Она пошла с Игорем в поход. Но многие девчонки ходят с мальчишками в лес – за грибами, за ягодами. И даже с ночевой, на рыбалку, ходят. Она сегодня с Игорем целовалась, но девчонки всегда уходили из посёлка гурьбой, а потом уединялись с мальчишками целоваться. И, как все мальчишки, её Игорь будет теперь всем своим видом показывать, что между ними ничего не произошло. Вот он идёт доволен. Его любят, цель его достигнута, но ведь он совсем не думает, какой ценой для неё.
        Леночка начинала чувствовать такую усталость, что не хотелось больше никуда идти. Игорь же совсем её не жалеет, всё ведёт и ведёт.
        "Нет, значит, это у него ещё не любовь, – рассуждала Леночка. – Мама говорила, что любит, или нет, легко узнать. Если не любит, то и пожалеть не догадается. А я его? – неожиданно спросила себя Леночка, когда они взошли на плоскую, солнечную вершину. – Я, наверное, люблю. Потому что хотела с ним встретиться. Так? И к "чёрту на куличики" – на эту Кручину с ним пошла. Другие-то девчонки не больно зимой расхаживают... а какой он, оказывается, нежный - с ума сойти! А улыбка? За одну его ехидную улыбочку на всё пойдёшь... Но так, наверное, нельзя. Он ведь мальчишка! Что они с нами делают – ужас! Пусть ведёт, куда хочет, лишь бы пожалел потом", – решила Леночка.
        Она не чувствовала себя больше капризной принцессой, которой всё дозволено. Нет, теперь всё. Как Игорь, так и она. Он знает, что делает – этого для неё вполне достаточно: "Хотя, наверное, так нельзя? – Спросить бы маму..."
        Вот он остановился на крутом склоне горы, поросшей редким сосняком. Что ж, и она станет рядом. Он смотрит вниз, и она оглядывается вокруг и видит, как ослепительное зимнее солнце разбросало по снегу тысячи пятен и брызг, пробившегося сквозь зелёную хвою света.
        Глянула на широкую просеку, круто сбегающую вниз между скалами, белым искрящимся полотном, Перевела взгляд на скалы, нависшие над замёрзшей рекой. И вдруг поняла, что они с Игорем достигли, наконец, того, ради чего столько шли сегодня.
        – Игорь, а это "Кручина?" – спросила она просто.
        – Как ты догадалась? – вспыхнул он, – Она самая!
        Кручина и в самом деле стоила, чтобы к ней так стремиться. Даже самая буйная фантазия не сможет воссоздать нагромождение скал, обрывов и сопок-гор, обступивших со всех сторон узенькую ленту реки.
        Безмолвное величие, среди которого они оказались, поразило Леночку. В ушах ещё стояло, сопровождавшее их на всём пути, скрипящее шелестение сухого снега, шум ветра на спусках и шум собственного дыхания на подъёмах. И вдруг тишина, царящая здесь! Казалось, что жизнь уснула, замерла в этом океане солнца, скалистых берегов и необыкновенных голубых просторов.
         «Тишина, какая тишина! – вздохнув, подумала девушка. Но что это? Её слух уловил донёсшийся откуда-то издали – снизу, едва слышимый перестук дятла, милого её сердцу лесного плотника. А вскоре она разглядела и его самого.
        Там внизу, на высокой сосне, крепко опершись хвостом в ствол, упрямо долбил он свою шишку – еле различимый отсюда. "Тук-тук, – неслось по тайге, – Тук тук-тук!" И этот слабый, но хорошо слышимый звук, только подчёркивал величие торжествующей тишины.
        Леночка внимательно посмотрела на Игоря. Он держал в одной руке шапку, запустив пятерню другой в свой жёсткий, лохматый чуб, зачем-то разлохмачивая его ещё. Волосы, покрытые морозной сединой, таяли от прикосновения горячей руки. Он смотрел вдаль и словно забыл о ней.
        Это немного обескуражило её. Ведь она впервые так далеко в тайге. Нет мамы, подружек…, нет вообще никого, кроме Игоря! Это было до того странно, что она не знала, как ей быть. Поэтому стояла, вслушиваясь в тишину, и терпеливо ждала. От бездействия и странного молчания Игоря становилось жутковато. То чудилось, что кто-то притаился в багульнике, распростёртом на склоне среди старых, толстых сосен; то она тревожилась, что Игорь ринется сейчас по головокружительной просеке и разобьётся о скалистые выступы, чернеющие из-под снега. Леночка узнала их. Игорь прежде называл их "подснежниками".
        Тревоги её утихали, даже растянутые лыжами ноги болели меньше, когда она смотрела на него. Лишь бы он скорее заговорил! Но он упорно молчал, что было так непохоже на него, её старого знакомого мальчишку. С ним действительно что-то происходило. Он, видно, тоже стал сегодня каким-то другим: старше, умнее что ли. Но она видела – другим.
        Игорь смотрел на знакомые ещё по отцовским походам места и не узнавал их. Не просто лес, не просто природа, как он привык её понимать; тут было царство света и голубых теней. Тут была симфония жизни, звучавшая во всём блеске всех своих противоречий: нежная морозная дымка вдали и острые очертания скал над Кручиной; безбрежный таёжный массив и одинокая сосенка над обрывом; маленький, трепещущий огонёк – его Леночка и океан морозного солнца, которому она бросила вызов, появившись здесь.
        Своим отношением к виденному Игорь постепенно увлёк и Леночку. И её охватила серьёзная торжественность, которая смешалась с детским представлением о тайге, где с людьми случаются необыкновенные истории, где цепкий мороз сковал, омертвил всё живое.
        Она, было, собралась что-то ему сказать, как вдруг раздался резкий, словно выстрел, и одновременно какой-то скрипучий треск дерева, возле которого она стояла. Он прокатился – этот треск по долине, эхом отразился ото льда замёрзшей Кручины, от каменных, обрывистых берегов и неожиданно замер, поглощённый хвоей. Где-то вверху, осыпая снег, прошелестела белка…, и снова, чёткий стук дятла, аккомпанирующий тишине.
        Игорь успел заметить, как испуганно вздрогнула девушка, и понимающе улыбнулся. Леночка облегчённо вздохнула. Если бы он знал, как дороги ей сейчас его редкие улыбки!
        Нет, не мёртвая тишина пустыни окутала всё вокруг, не холодное, леденящее душу, солнце озаряет тайгу ослепительным блеском. Тут просто такая жизнь – без суеты, без спешки…, жизнь трудная и прекрасная, рассчитанная на века.
        И в её душе возник необъяснимый восторг от всего происходящего; и лавина чувств – вдруг нахлынувших…. Она не хотела их больше сдерживать. Пусть её услышат здесь, в тайге: и эти сосны с грубой корой, и тот дятел, что стучит по своей шишке, добывая зимний корм, и Игорь, и ещё кто-то таинственный, кто прячется в багульнике. Она сняла рукавички, бросила их в снег, и, сложив руки рупором, звонко закричала:
        – Э-ге-ге-гей-и-и…!
        – Э-и-и…, Э-и-и…, – вторило эхо голосом, таким же серебристым, как у Леночки, но это был не её голос. Усиленный и повторённый множество раз, он приобрёл фантастическое звучание.
        – Нравится? – спросил Игорь, любуясь её восторженным видом.
        Леночка моргнула заиндевелыми ресницами:
        – Очень!
        Но тут удивлённый взгляд её скользнул мимо Игоря, остановился на чём-то, потеплел, стал ласковым и заискрился молчаливым смехом. Игорь оглянулся.
        Из зарослей багульника нехотя выпрыгивал по затвердевшему насту большой белый заяц. Он сделал несколько прыжков к просеке и остановился, двигая длинными ушами, словно локаторами, прислушиваясь к людям. Чёрные глаза его насторожено блестели.
        Леночка никогда не видела настоящего, живого беляка в тайге зимой. Затаив дыхание, смотрела она на него и всё прекрасное, виденное сегодня, весь восторг, вся любовь к Игорю неожиданно сосредоточились на нём. Зайчище, вдруг, показался ей таким домашним, таким ручным, что она чуть не позвала его.
        Игорь отметил про себя плотную, пушистую заячью шёрстку и, уже кладя левую руку на цевьё двустволки, висевшей за правым плечом, сказал вполголоса:
        – Хорош! Отъелся косой.
        А в глазах, уже отмерявших расстояние, мелькнул и погас алчный огонёк. И Леночка увидела, как он – её добрый, хороший мальчишка, стал медленно снимать с плеча ружьё, не отрывая взгляд от жертвы. Леночка представила, будто Игорь уже выстрелил, а зверёк перевернулся, упал в снег. Лишь когтистая лапка ещё продолжала разжиматься, оставляя последний, неровный след.
        – Что ты? Не надо! – с мольбой в голосе воскликнула она, и вся подалась к Игорю.
        Он посмотрел на неё, как бы спрашивая: "Почему не надо?" – И ничего, кроме недоумения, в его взгляде не было.
        Заяц, между тем, услыхав возглас, неспешно проковылял через просеку, удаляясь от них. Игорь заметил это, вернул на плечо ружьё, а в следующее мгновение, сделав несколько упругих шагов, с силой оттолкнулся палками, бросил их и, стремительно набирая скорость, понёсся по просеке вниз.
        Беляк, вначале небыстро - почти лениво, прыгая то вправо, то влево, двигался в прежнем направлении, чтобы скрыться на всякий случай в чаще. Ему сподручнее было бы удирать вверх, но охотник оказался выше. Стараясь отогнать его от кустарника, Игорь пошёл наперерез. И зайцу, почуявшему, наконец, погоню, ничего не оставалось сделать как, совершив огромный прыжок, кубарем покатиться прямо под уклон.
        – Ага... а! – заорал Игорь, ликуя и пританцовывая на лыжах.
        Леночка, широко раскрыв глаза, смотрела на них. Впереди белым комом, поднимая снежный, пушистый вихрь, кувыркался заяц. За ним всё быстрее спускался Игорь.
        Минуту назад Леночка пришла бы в ужас, увидев своего друга почти падающего с этой страшной кручи. – "Неужели он будет стрелять?" – думала она теперь. Ей пришла в голову странная загадка: если Игорь зайца убьёт, то их дружба кончится, а любовь пройдёт. И от этой её загадки стало так тоскливо, что она не знала, куда себя деть.
        Игорь благополучно миновал один "подснежник" потом другой. Потом, не снижая скорости, привычным движением сорвал с плеча ружьё…. "Почему же ты не сворачиваешь?" - шептала Леночка зайцу. Она вспомнила его мордочку, к которой хотелось прижаться щекой и вдруг против воли, бросилась вниз.
        Резанувший по лицу морозный ветер и замершее от головокружительного полёта сердце, сразу вернули Леночку к мысли о страшном спуске. Вначале она растерялась. Ей никогда не приходилось летать почти отвесно, да ещё по собственному желанию. Но впереди, в бешеном слаломе нёсся Игорь. И его упругое, сильное тело, словно пружина, сгибалось и разгибалось вправо, влево, выше, ниже - каждый раз принимая точное, рациональное положение.
        Это помогло Леночке. Она взяла его лыжню и, не чувствуя больше страха, поворачивала и поворачивала, уклоняясь от почти неизбежного удара: то о толстый ствол дерева, то о крупный осколок скалы, словно нарочно возникавшие на пути.
        Игорь, достиг более пологого спуска, и почти догнал беляка. Он резко затормозил, подняв веером фонтан снега из-под лыж. Он уже присел на одно колено, взводя курки тульской двустволки, когда мимо пронеслась Леночка. Она повернула к нему испуганное лицо, пытаясь что-то крикнуть, но потеряла равновесие и упала в сугроб, ломая наст и теряя палки.
        Оцепеневший, было, от неожиданности, Игорь бросил ружьё стволами в сторону и, сойдя с лыж, подбежал к ней.
        – Ты чего, Лен? – спросил он, подняв её из сугроба. Его вопрос прозвучал так, будто он лишь удивился её появлению. – Ты не ударилась?
        Леночка покачала головой, хотя ей при падении так крутануло ногу, что она опасалась – не случился ли вывих.
        Но нет. Кажется всё нормально! И вот она уже стоит перед ним – такая милая, растрёпанная падением, со сдвинутой как-то неловко вбок шалью. Вся в снегу, набившимся за воротник полушубка, под рукава – вся вываленная в нём, без рукавичек, с горящими от мороза руками, лицом, покрасневшим до степени мака... Стоит, поглядывая на него с глубоким укором, больная от усталости – его неповторимая, его единственная. Такая маленькая и беззащитная, но готовая самоотверженно бороться за любовь, за жизнь.
        Игорь глянул вверх на отвесный каменистый путь, проделанный Леночкой. Представил, как она могла разбиться о первый же выступ, и содрогнулся. Он вдруг поймал себя на том, что до этих пор совсем не щадил и не берёг её.
        Отчаяние исказило его лицо. Как он мог – такой большой, сильный, заставить её страдать, рисковать её жизнью, здоровьем? Как он мог не послушать её девичьего сердца – умного и любящего? А ведь мечтал защитить её от всех невзгод.
        Игорь порывисто обнял Леночку, стал целовать её, не стесняясь мальчишеских слёз, а потом произнёс тихо:
        – Прости, Леночка! Прости меня, хорошая!
        Леночка ничего не ответила. Она молчала у него на груди, потрясённая, притихшая и счастливая. Она молчала. За неё громким, четким стуком ответил, оказавшийся над ними и ни кем не потревоженный дятел.


Ещё: • Антошка, дай Инне поиграть! - рассказы, 19.09.2008 23:08  http://www.proza.ru/2008/09/19/536

Или начните читать познавательную повесть: "Нелька, Сашенька и другие Гл.1 Наконец-то дома!"  http://proza.ru/2008/10/15/170