Луч солнца, прорвавшийся сквозь тяжеловесную беловато-серую пелену облаков, весело пробежал по красным кирпичам старого дома, словно пересчитывая их, и проскользнул в узкую щель между заржавевшими и покрытыми пылью и копотью балконными прутьями.
Он, немного поиграв на гладких листьях стоящего на подоконнике фикуса, с интересом приостанавился на странице раскрытой книги и прыгнул мне на лицо, шаловливо защекотав меня по носу. Я, поморщившись, отмахнулась от него, но луч, как назойливая муха, кружил по комнате, заглядывая во все её, даже самые тёмные и дальние, углы и выуживая на свет Божий все мои тайны, запрятанные и позабытые, словно посмеиваясь надо мной. Он неистово скакал по стенам, везде суя свой донельзя любопытный нос, потом вдруг приземлился на сверкающий пыльной белизной подоконник, как будто ожидая чего-то. Я укоризненно посмотрела на него. Пятнышко света шевельнулось, нетерпеливо призывая меня присоединиться.
Что ж, светлячок, уговорил. Разве можно сопротивляться твоему игривому солнечному настроению? Я захлопнула книгу и закинула её обратно на дальнюю полку, где она благополучно простояла добрый десяток лет и где суждено ей терпеливо дожидаться, пока по любопытству или необходимости её не вытащат оттуда и не откроют снова, бережно сдув с неё накопившуюся пыль.
Распахнув дверь настежь, я вышла на балкон. Свежий, но всё ещё тёплый осенний ветер дул в лицо. При скрипе двери с карниза, испуганно хлопая крыльями, спорхнула взъерошенная хрипло каркающая ворона, проводив её взглядом, я свесилась вниз, облокотившись на ржавые перила.
Прямо подо мной проходит маленькая, совсем безлюдная улица, узкая и бесчисленные годы не подвергавшаяся ремонту, отчего в многоярусных дырах-ямах на асфальте посреди дороги застаивается вода, которую частенько разбрызгивают по обочинам проезжающие автомобили. На другой стороне улочки стоят обшарпанного вида гаражи, выкрашенные некогда яркой краской цвета морской волны, ныне осыпавшейся, облупившейся и поблекшей.
Рядом, на трубах проходящей тут же теплотрассы, лежат странного вида картонки, потрёпанный дырявый коврик и полосатый разодранный матрас, под которыми видны громоздящиеся там пустые пивные бутылки, пакеты, набитые мусором и заляпанный грязью сапог, почему-то, всего один. Всё это составляет имущество местного обитателя пустырей и помоек дяди Феди, или, как его называют жители окрестных домов, «Нашего Бомжа».
Война между дядей Федей и добропорядочными автовладельцами вкупе с дворником ведётся давно и без особого успеха. Главным образом конфликт начался из-за того, что местом своего постоянного и определённого жительства бомж выбрал именно эту трубу у гаражей, то есть место прямо под чутким носом их владельцев, что их не очень радует.
А посему бомжа шугали, его пожитки выкидывали и оттаскивали, но он упорно возвращался на прежнее место.
В данный момент его пустующий «насест» свидетельствовал о том, что дядя Федя отбыл для совершения ежедневного моциона по району. Недалеко от любовно собранной и разложенной им на трубах кучи мусора сидела странная компания, о чём-то увлечённо, даже несколько озлобленно, спорящих, подростков. Они стоят чуть в стороне от гаражей, оккупировав единственную скамейку, и изредка бросали подозрительные взгляды на крысиные норы под воротами гаражей.
Обмениваясь полужаргонными репликами, они иногда мрачно поругивались, отхлёбывали что-то из тех пресловутых жестяных банок, которые так часто можно видеть на пёстрых рекламных щитах, и затягивались едкими сигаретами, незаметно морщась, но всем видом стремились показать наслаждение процессом. Те же, кому одновременное отображение стольких различных сложных эмоций на лице не под силу, отворачивались, пытаясь это скрыть.
Появление в отдалении бомжа дяди Феди, явно довольного сегодняшним уловом, заставило мрачноватую протестующую против здорового и вообще человеческого образа жизни компанию поспешно удалиться на неопределённое расстояние.
Кажется, с моего балкона открывается не сильно привлекательный пейзаж, но если вглядеться вдаль, гораздо дальше гаражей и пустыря, можно увидеть голубое небо, завораживающее своей глубиной, даже когда оно затянуто серыми тучами.
Я не знаю, как я научилась летать, да это и неважно. Мне вспомнился мой первый полёт, когда во время сильнейшего грозового ливня меня словно неведомой силой вырвало из-за стола. И, с грохотом открыв дверь, я рванулась на балкон, позабыв на столе шелестящие бумаги. Дождь хлестал прямо по лицу, и вода заливалась в комнату, но, обуреваемая какой-то стихийной страстью, я запрыгнула на балконную решётку, жадно впитывая бешеный свист ветра, раскатистый грохот, непрерывно ослепляющее сверкание молний Ии ярость бьющего по мне ливня. И тогда…я вдруг поняла, что могу летать…Могу просто шагнуть вперёд и взлететь над этим городом, над этим замкнутым миром, что всегда было моей самой заветной мечтой! И с головой нырнула в эту неистово бурлящую стихию…
На крыше гаража напротив я вдруг заметила серебристо-чёрного, в упор глядящего на меня своими искрящимися всепонимающими глазами, волка. Он вытянул острую морду, слегка наклонив её на бок, словно рассматривая меня. Я в ответ тоже чуть заметно склонила голову набок. Волк призывно поскрёб лапой, потом шагнул вперёд и в два мягких прыжка очутился передо мной.
Хочешь, чтобы я пошла за тобой? Ясный утвердительный взгляд умных карих глаз зверя. Я слегка кивнула, и он, махнув хвостом, плавно заскользил в сторону заходящего солнца. Затаив дыхание, я встала на самый край, не задумываясь о равновесии. Вдох и…прыжок!
Течение ветра подхватывает меня и несёт следом за моим волком. А впереди – одно только безграничное небо.