1.
Очень сложно подобрать наряд для рабочей субботы, потому как формально, мы свободны от дресс-кода, но выглядеть нужно прилично (к тому, же у меня свои интересы дополнительно).
Провозилась все утро, нашла демократичную юбку и простой свитер, оживила все шейным платком цвета фуксии и мужественно, в дождливое утро, поехала в офис.
Все как я предполагала. Едва успела налить себе кофе и занять место у монитора - голоса, открывается дверь и входят: мой директор – Яков Алексеевич; собственник Алмаз и прилетевший с ним Метин.
У всех троих глаза округляются, медленно, но верно - понимаю, что одним махом целых три галочки, да какие там три -четыре, потому что мой шкурный интерес тоже в счет!
Здороваюсь, пожимаем друг другу руки (как же мне нравятся мужские рукопожатия!). Протягивая руку Метину, скромно опускаю глаза - на самом деле, улыбка у меня так широка, что мне стыдно, что ее обнародуют. Кое-как стягиваю губы, извиняюсь, говорю, что много работы и сажусь на стул, беру в руку чашку с кофе и отпиваю – как по мне, довольно деликатное окончание обмена приветствиями.
В чашке плавают мои улыбочки.
В самом глубоком шоке пребывает Яков Алексеевич - в субботниках ранее замечена не была, а тут такие неожиданные перемены.
Спустя минут 40 - проверив страницу на одноклассниках, почитав новости и заглянув на клавогонки.ру, иду на кухню, чтобы налить себе еще кофе. Тут меня осеняет - надо бы предложить чай-кофе мужчинам притаившимся в переговорной. Улыбаюсь собственной гениальности и стучусь к ним в дверь.
- Возможно, гости хотят кофе или чай? Да и вы тоже, Яков Алексеевич.
- Да им же нельзя, у них же рамазан, и я не буду, что их дразнить, но хочется, - пускается в рассуждения мой директор, - а черт с ними! Спрошу.
Спрашивает.
Они яростно кивают. И чай и кофе, и булочку. И жалюзи закрыть.
Пожимаю плечами и иду напрягать кофе-машину. Следом за мной входит Метин.
- Помогу, - улыбается он.
Говорит он по-русски. Расплываюсь в улыбке и пучу глаза (та еще картина, но это все от удивления)
- Ты что же русский выучил?
- Чуть, - и показывает мне большим и указательным пальцем насколько чуть, смеется.
Еще вижу, что он похудел и словно стал выше ростом.
На нем кашемировый серый свитер и демократичные джинсы.
- Холодно, - он ежится, - у нас лучше
- Ты что! Это потеплело, да к тому же отопление уже включили, - он смотрит на меня как-то странно, - ах да! Чуть! А меня понесло! Извини.
Он смеется, пожимает плечами и поворачивается к кофе-машине. Разливает кофе в чашки, которые я ему подаю, расставляю сахарницу и вазочку с печеньем, кладу ложки на разнос. Беру в руки, он же принимает его у меня и легонько касается моих ладоней - первое нелегальное касание - думаю я про себя. Открываю одну дверь. Затем вторую.
Мой прекраснейший директор предлагает присоединиться к переговорам. Киваю и занимаю стратегически изумительную позицию – мне видно все, а чтобы им посмотреть на меня, нужно повернуться. Нахально рассматриваю Метина. Он похорошел с последней встречи, и стрижка ему такая более к лицу, и седина в висках (правда она еще с прошлого раза) красит его, говорящая такая седина – «у меня в жизни кое-что было, о чем можно поведать» - это мне седина нашептывает. Я не участвую в их беседе – мало того, мне не интересно. Метин тоже молчит. По большему счету. Один лишь раз он поворачивается всем корпусом и подмигивает? (что?)
Он закидывает ногу на ногу и пьет уже давно остывший кофе. Рассматривает свои запястья (интересно, что он там ищет?) Снова поворачивается в мою сторону, улыбается. Жду еще пару минут и выскальзываю из комнаты переговоров. Сажусь за свой стол и перевожу дыхание, даже не так, восстанавливаю сбившееся дыхание, кажется. именно так бывало после километровой пробежки на уроке физкультуры. Набираю побольше воздуха, задерживаю …
У моего стола уже стоит Метин.
Черт! Откуда он тут взялся? Ходит тут, с мыслей меня сбивает…
- Ты вечером с нами едешь?
- Куда?
- На ужин.
- Какой ужин, я еще не обедала даже, - бурчу себе под нос.
- Ne?
- Ничего, - улыбаюсь
- Я все время помнил как ты выглядишь, - фразу говорит как-то особенно долго, умолкая после каждого слова, ловит взгляд, а я прячу.
- Анастасия! – доносится из переговорной начальственный бас, - Звезда моя! – (он до сих пор находит это очень смешной шуткой) – так и есть – хохочет.
Вхожу.
- Ты бы домой шла, какая уж работа по субботам, в понедельник и закончишь, обещаю, сдавать проект будешь не раньше среды. Поезжай, что выходной пропадает. Поди уже придумала себе тусовку, - подмигивает мне и жестом дает понять - пора, душеньке, домой и правда.
- До свидания! – жму Алмазу руку, он хитро щурится, думаю, с чего бы это. Все это не так важно. Домой так домой.
В дверях сталкиваюсь с Метином. Чувствую себя полнейшей дурой. Абсолютной. Самой крутой дурой среди дур.
- Пока, - говорю я ему.
- Nereye?
- Мне пора домой, - растягиваю слова, затем растягиваю губы в улыбке.
Он выходит следом, помогает мне надеть пальто, подает сумку.
Очередное рукопожатие. Моя ладонь задерживается в его несколько дольше, чем положено.
Уже на улице, стоя на крыльце, достаю сигарету, прячу огонек зажигалки в ладонях, сложенных домиком от ветра, прикуриваю, несколько раз выпускаю дым. На глаза у меня наворачиваются слезы.
Точно от дыма, думаю я.
2.
- Анастасия! Ко мне зайди! – знакомый начальственный бас не признает никаких внутренних телефонов, любит он в кабинет по старинке зазывать, - Быстро!
Встаю и едва не бегу, не потому что такая исполнительная, а чувствую, новости для меня хорошие, голос хоть и громкий, но ласковый.
- Присаживайся, рассказывай, - улыбается хитро так.
- О проекте? Так на среду же договорились, сегодня вторник, но он почти готов, внесу парочку исправлений и на стол, у меня почти все, Яков Алексеевич, Вы же знаете - я очень ответственная, - напоминаю ему на тот случай, если запамятовал, да и не лишнее похвалить себя дополнительно, сами, ведь пока похвалят – заждешься.
- Какой проект? Ах, да-да, - припоминает, морща лоб, - нет-нет, я не об этом, я о турках.
Заливаюсь краской.
- Ой, Яков Алексеевич, Вы же чай почти допили, давайте я Вам горяченького приготовлю, - пытаюсь перевести тему, - А потом и проект обсудим. Угу?
- Та-а-а-к, турков проектом уже зовешь? А чаю не хочу, и так уже как аквариум. После. Значит так, точки над И я сейчас все расставлю – что там у кого за планы я не знаю, от работы со Стамбулом я тебя не отстраняю, но, ЗАМУЖ Я ТЕБЯ НЕ ОТДАМ! – кричит, спохватывается, наклоняется ко мне через стол и уже шепотом, - слышала?
- Слышала, - киваю много-много раз, чтобы поверил, - я, знаете, и замуж не хочу, мы же с Вами обсуждали тысячу раз, я работу люблю.
- Ну-ну. В пять выезжаем, работу доделай, чтобы без задержек.
- Куда выезжаем? – недоумеваю так искренне, но, кажется, не очень он в эту мою искренность верит.
- Ужинать поедем, - подмигивает, - все, свободна.
- Слушаюсь, Ваше Герцогство! – либезю.
- Ой, иди уже, - и в дверях, - но замуж не отдам, ясно?
- Ясно-ясно, чай не дура, - бурчу под нос.
Сажусь за свое рабочее место и улыбаюсь, как мальчик-Даун при виде шариков из моего прошлого.
В четыре они прибывают. Здрасте-здрасте. Метин улыбается мне разочек вскользь, и они исчезают в кабинете директора. Курят, пьют коньяк и ржут на весь офис – точно важное дело обстряпывают.
Едем мы на двух машинах – турки и переводчик на одной, я, коммерческий и генеральный на другой. Странной какой-то дорогой едем, точно, следы путают.
Ресторан, как и театр, начинается с вешалки – верхняя одежда сдана – проводят к столу. Стоим, какое-то замешательство, рассаживаемся, и я сижу аккурат напротив Метина.
Нервничаю. Чувствую себя не в своей тарелке, никак не могу выбрать, что бы мне заказать и официантка у нас какая-то дурочка. Но возникает тема общей знакомой – она выходит замуж, радуюсь, и становится уютнее как-то.
- Кто что пить будет? – вопрошает Яков Алексеевич.
Я сижу вообще молчу, какой там пить – после последнего корпоративна, когда, от чрезмерных возлияний, меня тошнило на ботинки коммерческого директора, больше такие вольности я себе не позволяю. Сижу, потягиваю приторный кизиловый компот. И чую, ну смотрит, ну просто глаз не сводит. Если честно, не очень уютно под таким пристальным наблюдением, ощущаю себя муравьем, над которым измывается мальчишка с лупой, а несчастный муравей корчиться в муках под жарким солнцем. Но, стоит отдать должное, как только я поднимаю глаза, или перевожу взгляд – Метин так ловко отводит свой и так невинно – Телевизор смотрю, любишь футбол?
- Люблю футбол, люблю.
Мужчины определяются, а мне приносят темное пиво (спасибо директору – удружил). Алмаз, по-моему, испытывает шок – огромная кружка с какой-то странной черной жидкостью в моих хрупких руках.
- Настасья, что это у тебя?
- Пиво, - я просто сама невинность, отвечаю как «лимонад».
- Черное? Пиво? Черное пиво? - и без перехода, - Дай-ка попробовать.
Пробует, к счастью, ему не нравится, потому как, если бокал он у меня изымет про то, что мне нужно новый никто и не подумает.
Застолье длиться второй час – обсудили и работу, и отдых, и места отдыха, и интересы, и увлечения. Слушаю, иногда вставляю свои ремарки – пятеро мужчин вежливо меня выслушивают, а Метин просто вот-вот лопнет от гордости.
- Насть, сходи, пожалуйста, принеси из машины мой ежедневник, - директор у меня мастак на поручения.
Укутываюсь в палантин, встаю.
- Ты куда? – в голосе Метина неподдельная тревога, привстает.
- Спущусь к машине, вернусь сейчас.
- Нет-нет, я с тобой.
- Да-да, сходи с ней, конечно, чтобы сама там не бегала – уведут, она у нас девка видная, - проявляет заботу Яков Алексеевич.
Смотрю на него укоризненно. В каком свете меня представляет.
Стоянка у ресторанного скверика – замечаю там скамейку и предлагаю Метину посидеть немножко, подышать свежим воздухом. Мы присаживаемся, между нами остается еще много пространства. Удивительно теплый вечер как для последнего дня сентября. Воздух влажный и густой. Туман. Пахнет опавшей листвой.
- Очень люблю осень.
- Да, я тоже, - пью этот влажный воздух маленькими глоточками.
Достаю сигареты и закуриваю – с наслаждением. Первая за весь вечер. Просто, у нас уговор с директором – на переговорах я не курю. Не знаю почему, но он попросил, а я пошла на встречу. Да и для организма полезно. Любые переговоры сопровождаются алкогольными возлияниями – а алкоголь и никотин – мертвых мозговых клеток в два раза больше, да и похмелье потом тяжелее. Скверик – это вам не место для переговоров. Метин заговорщицки улыбается и тоже прикуривает. Так и сидим вдвоем, кутаясь в клубы дыма – влажного и густого, как и воздух.
- Настасья, - явно речь готовит.
- Тсс…Хорошо то - как, - предупреждаю, а то испортит.
Улыбается. Молчит. Думаю о том, что редко-редко случается вот так сидеть и молчать о чем-то на пару настолько глубоко. Ей-богу, ощущение, что именно этого мне не хватало так долго. Уходить не хочется, не смотря на то, что становится уже зябко.
- Холодно тебе?
- Угу.
- Пойдем?
- Нет, посидим еще.
Ему очень хочется меня обнять, он даже руку протягивает, но не осмеливается и кладет ее на спинку скамейки. Улыбаюсь. Мне хочется, чтобы он меня обнял. Он барабанит пальцами у меня за спиной. Отдергивает руку и встает.
- Пойдем, Настасья, запотеешь, - серьезный такой.
- Замерзнешь, а не запотеешь, - смеюсь я.
Застолье полным ходом, вижу на столе бутылку водки. Захмелевший директор уже готов хоть в пляс, по глазам видно. Около моей тарелки стоит рюмка, наполненная водкой. Ясно. Просьба о помощи.
Культуру питья я уважаю. Выпить могу достаточно много и, редко это заканчивается трагично для чужих ботинок (если честно, то только один раз и то, только потому, что пять рюмок текилы подряд после пива убьют даже опытного мексиканца). Главное, закусывать и держать интервалы. Мужчины мое «непьянение» и отсутствие танцев на столе ценят и относятся с благоговейным уважением. А я, в свою очередь, откровенно обожаю исключительно мужские компании, потому что мужчины, когда чувствуют себя свободно, не находятся под дамокловым мечем занесенным любимой женщиной над буйной головушкой – они другие. Настоящие. Их легко понять. Они раскрываются. И оказываются совсем не такими как мы, женщины, о них думаем. Проведя достаточно много времени в таких компаниях, я выучила назубок, когда нужно промолчать, а когда нужно, обязательно, вставить слово, когда нужно поддерживать, а когда порицать. Мне интересны их разговоры, их рассуждение, их логические цепочки, которыми они так гордятся. Я чувствую себя диверсантом в тылу врага. Разведчиком. Я с почетной миссией на Марсе. Честное слово, я не преувеличиваю.
Тост. Хоп. Аккуратно поддеваю оливку. Метин смотрит на меня ошарашено. Боюсь, что разочарование его не за горами – я люблю футбол, пью водку, не морщась, и курю, втихую, в скверике. Мой образ до «женщины мечты» не дотягивает по всем параметрам.
Вздыхаю, но ведь ничего не поделать.
Но что это? Я вижу в его глазах восхищение.
Фоном играет тихая, медленная музыка. Метин приглашает меня на танец. Ну конечно, легальные касания ладоней. Ладони у него сухие и теплые. Хорошо, терпеть не могу влажных. У меня есть один большой недостаток – в танце занимаю ведущую позицию, сразу. Это выше моих сил, ничего не могу с этим поделать. Но Метин справляется, говорит мне «тсс» и мы начинаем с другой ноги и он ведет. «Круто», - думаю я. Музыка бесконечна. За столом, вижу краем глаза, притихли, курят, смотрят на нас. И за соседним столиком тоже. Метин улыбается, а я прячу глаза. Мне безопасно. Легко. Приятно. Второй раз за вечер.
Нравится. Отдаю себе отчет, что мне нравится, очень нравится, чувствовать его ладонь, его руку у себя на спине, талии, слышать его дыхание и, клянусь, слышу, как бьется его сердце. Не в унисон с моим, конечно, ведь я законченный реалист и идеализировать не мое, но все же.
Все когда-нибудь заканчивается. Мы сидим друг напротив друга и перебрасываемся улыбками, как мячиком для пинг-понга.
А в голове у меня выстраиваются схемы – еще десять дней. Я могу показать ему Мой Город, таким, как его вижу я. И не важно, что набор моих турецких и его русских слов скуден. Это даже кажется преимуществом. Абсолютно серьезно я рассматриваю вариант нашей с ним встречи вне разговоров о бизнесе и вне людей, которые нас связывают. Нас, как две совершенно свободны от всего частицы. Мне смешно, страшно и удивительно тепло от закравшихся мыслей. Смотрю на него и пытаюсь угадать, о чем думает он.
- Что? Настасья, что? – думаю, у него тоже скулы болят.
- Анастасия! Звезда моя! Что происходит?! – грозный рык слева
Я потеряла бдительность, перестала быть незаметной и к моему ужасу, Яков Алексеевич вспомнил о моем существовании.
- Нет, черти, ее вам не отдам, ишь улыбаются они тут, она мне самому нужна, таких, поди, поищи, - дифирамбы запел, значит скоро по домам разъедемся.
- Вообще-то, рабство, как впрочем, и крепостное право давно отменили, смею заметить, - урезониваю разбушевавшегося директора я, а коммерческий хохочет. Он знает – это наша любимая тема.
- А как же слово? Ты обещала не бросать нас!
- Я когда замуж там надумаю, то мужчина этот, руки и сердца просить поползет на коленях именно к вам, а вы уж и решать будете, так что не переживайте попусту, - ехидничаю.
- Лиса, ох и лиса.
Мне повезло – внимание мне уже не уделяют, и я с радостью возвращаюсь к игре в пинг-понг. Улыбками.
Расставались мы сложно, долго. Прощание затянулось на двадцатиминутное поглощение прохладного воздуха огромными глотками. Мысль о том, что мы с Метином разъедемся в разные концы огромного города, почему-то, невыносима. Что он где-то там будет лучиться своими улыбками.
- Настасья, завтра – нет, в четверг, правильно? – с каким же трудом ему даются слова, - в четверг ты и я и город. Хорошо?
- Хорошо! – пожалуй, слишком оживленно, но я честно старалась, я сдерживаюсь едва-едва, хочется крикнуть «Ю-Ху» или что-то в этом роде, как в детской мультяшке. Он читает мои мысли, просто читает мои мысли. Или же мы мыслим с ним в одной плоскости. Он пожимает мою руку, слегка. Но я готова осесть на землю у его ног.
Яков Алексеевич приглашает меня в машину. Достаю телефон, посмотреть который час. Почти час ночи. И первое октября, уже первое октября. Какая хорошая осень.
И только дома вспоминаю, что мы не обменялись номерами телефонов. Но я уверенна, что Метин найдет возможность узнать десять цифр.
3.
С Метином мы встретились у станции метро «Арбатска». Ничего умнее он не придумал, как взять с собой переводчика.
- Ведь нам хочется поговорить, а наши познания в языках так скудны, - перевел мне парень слова Метина.
Так мы и гуляли втроем – я, Метин и переводчик с длинным замысловатым именем, которое я тут же и позабыла, а переспрашивать нашла не приличным.
Прогулялись по Арбату, Старому и Новому. Посидели в Спорт-баре. Выяснилось, что Метин терпеть не может японскую кухню, которую я просто обожаю, не смотря на то, что то, что готовят в Москве японской кухней назвать очень сложно. Заглянули в атмосферную французскую кофейню, выпили по чашечке кофе и съели по парочке восхитительно-вкусных пирожных.
Говорили мы мало, переводчик был лишним. К тому же очень сложно общаться через третье лицо, как ни старалась я абстрагироваться и воспринимать его слова, лишь как фразы Метина, тем не менее, чаще смотрела на него. Настроение как-то совсем испортилось, и прогулка получилась вымученной, с налетом грусти. Очень хотелось домой. Лечь в горячую ванну и раствориться в воде, да так, чтобы впитаться в стенки эмалированной емкости. Чтобы большим пальцем ноги закупоривать кран с водой. Добавить ароматических масел. Свечи зажечь, в конце концов. И бокал вина, а лучше два. И легкую музыку. Любимый Portishead, например. И дело было не в погоде, и не в Метине, и, даже, не в переводчике. Просто, как-то так случилось. Я много думала, о том воодушевлении, что охватило, когда я узнала, что он летит, когда мы сидели друг напротив друга и улыбались, когда танцевали или, когда он пожимал мне руку, лишь слегка касаясь пальцев. Думала о том, какие перемены это может принести, и так ли мне они нужны. Перемены. Нет, скорее нет, чем да. Я не трус, нет-нет. Я выросла. И не стану больше менять страну, как делала дважды. Мне нравится мой образ жизни, мне нравится, что даже моя работа подстроена под меня. Нравится, что я могу бить баклуши, когда у меня именно такое внутреннее состояние, нравится, что моменты аврала совпадают именно с тем настроем, когда готова творить, горы ворочать, нравится место, в котором живу, нравится вид из окна, дорога домой через парк, нравится, что подняв голову я вижу пролетающие в небе самолеты, а не звезды. Нравится консьержа, что улыбается всякий раз, как мы входим в подъезд. Нравится дочкина школа и ее первая учительница, нравится, что семья моя совсем рядом, нравится сидеть с ними вечерами, потягивать вино и вести длинные пространные разговоры. М. нравится мне гораздо меньше. И никогда я не променяю мою нынешнюю жизнь на что-то неизвестное, на другую страну, другую культуру, другую веру, другой город, даже если море будет плескаться у крыльца моего дома и на день рождения мне подарят Порше.
Мы переместились в Нескучный Сад, правда, перед этим я все же провела им экскурсию по местам боевой славы и долго рассказывала о Кремле, о том, что едва не в каждом древнем городе имеется свой Кремль, рассказала о Ленине, коммунистическом строе, об огромном СССР, о Горбачеве и путче в 1992 году. О малиновых пиджаках, о смене приоритетов и ценностей. Мы бросили по монетке. Неряшливо одетые мужчина и женщина тут же их подобрали.
- Теперь что мое желание не сбудется? – спросил Метин посредством переводчика.
- Сбудется, монетка ведь успела упасть, - рассмеялась я.
Гуляя по Нескучному Саду, я думала не о тех, кто шел рядом, а о своей первой любви, о том, как мы сидели на деревянном помосте ночью, пристроившись на прогретых за день деревянных досках, пили дорогущее французское вино и говорили о Сартре. В то время я была им увлечена без меры, а Илия терпеть его не мог, называя занудным и скучным. И спорили до хрипоты. А потом, запив спор вином, целовались, пока не наступил рассвет, и Москва-река не окрасилась в светло-розовые оттенки, и казалось, что это не грязная река в центре мегаполиса, а волшебная речка, исполняющая любые желания.
М. не задавал мне лишних вопросов, а, так же как и я пинал желтые и красные опавшие листья носками туфлей и был погружен в собственные мысли не меньше моего. Лишь переводчик не находил себе места от невостребованности, видимо, и то и дело выдергивал нас из глубин замечаниями касательно того, что было вокруг.
- Мне не нравится Москва, - сказал М. и, подобрав кленовый лист, стал рассматривать прожилки на свет.
- Почему? – спросила я из вежливости, хотя ответ был ясен – вместо моря у крыльца грязная река.
- Люди. Смурые. Холодые. Смотрят под ноги. Никто не улыбается. Все озабоченны, озадаченны. Словно и не мир вокруг, а ямы с копьями – оступился, и нет тебя, - М хмурит брови и внимательно наблюдает за переводчиком, пока тот вещает, кивает утвердительно.
- Как же ты, верно, подметил, М. – улыбаюсь я, - ты прочувствовал город с первого раза. Увидел его именно таким и другим он для тебя не будет. Для меня же он иной – город который поздно ложиться и поздно встает, город в котором я не испытываю страха, город, в котором ритм жизни ощущается как нигде больше, город в котором твои сны такие же яркие и быстрые, как и твои дни, город в котором ты даже обедаешь наспех, чтобы успеть все. Город в котором миллионы людей, и ты среди них один. Город, в котором, поймав случайно одиночество, ты крепко держишь его за хвост, чтобы хоть иногда насладиться им. Город в котором шум моря заменяет шум в метро, город в котором, сидя на лавке, на любой оживленной станции метро голова кружиться уже через десять минут от количества проходящих людей. Город, в котором никто не судит, потому что все равно.
- Я бы не смог так жить. Это не мое. Я люблю море и размеренную жизнь. Люблю вставать рано. Завтракать в тишине пустой фабрики. Люблю призыв к совершению намаза, 5 раз в день. И пусть я не делаю этого, но мне нравится ощущать себя причастным. Честно, я жду, пока вернусь домой. И, думаю, что больше не хочу приезжать в Москву. Мне она не нравится. Ты, правда, не стала бы уезжать от сюда?
- Правда, - кивнула я, - это мой дом.
М. вздохнул и вручил, улыбаясь, букет из кленовых листьев, который успел собрать, ! пока мы гуляли.
- Но тебе ведь понравилось в Стамбуле? Приезжай в гости в любой момент, когда захочешь, я покажу тебе красивые места и расскажу много интересного, - М. взял меня за руку и заглянул в глаза, - Приедешь?
- Приеду, - глаза мои улыбались, - М., не забывай, меня никто не отстранял от работы со Стамбулом.
- А мой русский станет еще лучше! – смеется.
- Особенно с переводчиком, - парирую я, - как, в прочем, и мой турецкий.
Мы расстаемся легко, на светлой ноте, обмениваясь легкими полуулыбками, слегка касаясь ладоней друг друга, мы обнимаемся как старые добрые друзья, я целую М. в щеку, он улыбается и целует тыльную сторону моей ладони. М. садится в машину и уезжает, а я, сжимая в руках маленький букет из кленовых листьев, иду по шумному проспекту, глубоко вдыхая влажный густой воздух.
5.- 18:25, регистрация за два часа, в 16:25 необходимо быть в аэропорту. Уже 15, можно я поеду?
- Это ты так у меня так опрашиваешься? – ошалел коммерческий.
- Хотите я за свой счет напишу? – спрашиваю компромиссная я.
-Нет, не хочу, - постукивает по столу ручкой, - Есть кому отвезти или водителя дать?
- Дайте водителя, сегодня пробки весь день 7 балов. Ох, как бы не встать, - сокрушаюсь я.
- Ну, встанешь – самолет пропустишь, - смеется, - ладно, извини, не буду больше, лети, стрекоза, важно чтобы ты была счастлива.
- Ой, спасибо вам! – губы мои расплываются в улыбке, благодарной и широкой.
- Ю.Н. сама скажешь или мне сказать? – останавливает меня в дверях
- Сама скажу.
Вхожу в кабинет директора, присаживаюсь на краешек стула.
- Ну-ну, Анастасия, и что это мы с чемоданом на работу ходим?
- Решила полететь.
-Может и правильно. А эпопея с цветами закончилась? А то я уж планировал переквалифицироваться – очень удобно – ! тот же поставщик, только товар другой, правда, условия максимально выгодные, одна беда – продукция скоропортящаяся, но если сливать по-быстренькому, цену не завышать, демпинговать даже, кто бы что ни говорил…
- Я пойду уже? – что-то его не в ту степь понесло, директора моего.
- С водителем едешь?
- Угу.
- Хочешь я отвезу? – прилег грудью на стол, в глаза заглядывает.
- Нет-нет, я с водителем! – испуганно едва не кричу.
- Хорошо. Когда вернешься?
- В понедельник как штык на работе, даже без опозданий!
- Ты аккуратно там, Насть, - стеб окончен, глаза директора даже не улыбаются, - но если что случиться, мало ли что может в жизни быть – мы у тебя есть!
- Я знаю, спасибо, - так растрогалась, что едва не прослезилась.
Вышла из кабинета, аккуратно закрыла дверь и побежала искать водителя.
Чай пьет в переговорной.
- Сергей, мы во второй Шарик за сколько доедем? –скороговоркой вопрошаю я.
- А сколько времени есть? -водитель тщательно переж! евывает печень.
- Чуть больше часа, - переминаюсь с ноги на ногу.
- Ну так что стоишь? Нам выезжать пора!
Бегу к столу, гашу компьютер, накидываю пальто, обматываю вокруг шеи шарф, беру за ручку чемодан, выкатываю из комнаты, Сергей подхватывает его и мы втроем, я, водитель и чемодан, едва не кубарем спускаемся по ступенькам.
За время дороги были съедены под чистую все ногти.
Но мы успели!
Прощаюсь с Сергеем и, волоча чемодан, бегу к стойке регистрации. Людей на удивление много. Становлюсь в очередь, перевожу дыхание.
Первый, второй, третий этап.
Дьюти-фри. Покупаю себе маленькую бутылочку коньяка. Сворачиваю с бутылки крышку, как голову, все еще дрожащими руками. Отпиваю глоток. Чувствую, как горячая жидкость приятно растекается внутри. Еще глоток. Еще. Руки перестают дрожать. Еще. Мысли формируются в стройные ряды. Чтобы не анализировать, встаю и иду к прилавкам с косметикой, выбираю карандаш для глаз, блеск для губ нежно-розового цвета, и флакон духов – новый аромат, порадовать себя, баночка крема, мой уже зак! ончился. Расплачиваюсь и ухожу, улыбаясь милой девушке продавцу. Курю, и мне словно чего-то не хватает – так и есть – билет, я оставила его на прилавке. Сердце стучит часто-часто, бегу, сломя голову. Вот он мой билет! Лежит! Миленький!
Зажимаю крепко в руке.
Хоть бы уже поскорее сесть в салоне самолета, надеть наушники и посмотреть фильм, или слушать до одури турецкую музыку. Взлететь и посмотреть на город сверху вниз. Листать журнал, купленный в аэропорту. А лучше всего было бы уснуть. И проснуться от легкого прикосновения стюардессы – мы снижаемся.
Наконец-то, последний контроль и все пассажиры проходят в салон самолета. Я люблю летать.
Мое место у окна. Сажусь и тайком достаю бутылку коньяка – глоток – тепло. Откидываюсь в кресле.
Этот полет – правильный поступок. Становится легко. Закрываю глаза.
Все атрибуты, все ритуалы разовой жизни над землей, вызывают дикий восторг. Я люблю летать, люблю самолеты, перелеты и все что с этим связанно. Моя мечта – ! один раз в жизни посидеть в кабине пилота, но ни одного знакомого пилота, к которому можно было бы пробраться в кабину у меня нет. Тем не менее, достойно соблюдаю простейшие ритуалы для пассажиров – смотрю фильм, слушаю музыку, опускаю столик, с удовольствием поглощаю еду из маленьких емкостей, пью соки и вино, и кофе – обязательно – отвратительный, растворимый кофе из маленьких, неудобных чашечек белой пластмассы. Пристегиваюсь, когда загорается табло и мужественно не курю во время полета. Беру конфетки на взлете, увлекаюсь предложенной газетой, смотрю в иллюминатор по рекомендации капитана корабля, когда он объявляет, что мы пролетаем над чем-то удивительно красивым. Отключаю мобильный телефон как только сажусь в кресло и не включаю пока шасси не коснуться земли. Чувствую себя при этом, причастной к огромной тайне, объединяющей всех пассажиров и экипаж авиалайнеров. Единственное, чего никогда не делаю – не аплодирую при посадке. Атрибут перенятый из американских фильмов и насквозь фальшивый.
Возможно, мне бы хотелось жить, не сходя с ! трапа самолета.
Из меня бы вышла хорошая стюардесса, жаль я не задумывалась об этом тогда, когда могла осуществить свое желание. Перелетала бы из города в город, сменяла с легкостью часовые пояса, не смотрела восторженно в иллюминатор и, возможно, мне бы однажды разрешили присутствовать в кабине пилота во время полета.
Увлекшись мыслями о полетах, нафантазировав себе, как в следующей жизни, при условии, всамделишности реинкарнации, я буду летчиком-испытателем. И мертвая петля будет для меня плевым делом. И адреналина не будет хватать по самую завязку,я уснула.
Разбудило легкое прикосновение соседа к моему плечу. Стюард стоял рядом и спрашивал не надо ли чего. Благодарно улыбнувшись отрицательно покачала головой и протянула наушники.
Нервная дрожь снова завладела мной. Стала догрызать ногти, недоеденные в машине по дороге в аэропорт. Хотелось, чтобы самолет развернулся и отнес меня обратно, домой. Так ли верно решение, что я приняла, так ли оправдан соверше! нный поступок? Правильно ли поступила, прилетев. Возможно, в этом заключен какой-то подвох. Возможно, он уже передумал, не рад меня видеть, не приедет встречать в аэропорт, а я со своими познаниями в языке даже до гостиницы не доберусь. Да и нужна ли мне эта поездка в гостиницу? Достала из сумки заветную бутылку, приложилась к горлышку, ощутила разливающееся тепло. Успокоила себя мыслью, что, если так почувствую, если так захочется, обменяю билет и улечу в Москву сегодня же! Дышать стало легче.
Как выходила из самолета, как принимала чемодан -помню смутно. Долго искала обмен валют, чтобы заполучить немного местных денег. Купила себе баночку кока-колы, выпила ее стоя в уголку с огромным удовольствием. Собрала силу воли, намотала ее на кулак, чтобы не смылась и, на подкашивающихся ногах, волоча за собой чемодан пошла в сторону выхода.
-
Выйдя из здания аэропорта, пристроила свой чемодан в уголке, присела на него и достала сигарету. Закурила. Старательно пускала кольца. Получилось целых пять подряд. Посчитала это хорошим знаком и выбр! осила окурок в урну. Осмотрелась. Никого мало-мальски похожего на Метина в радиусе досягаемости не обнаружилось. Вздохнув, достала мобильный телефон и принялась вдумчиво смотреть на маленький экран, словно, пытаясь его запрограммировать на нужный звонок. Одна беда – номера Метина я не знала. Не удосужилась. Погода располагала к ожиданиям, правда, не слишком затянувшимся. Хотелось вытянуться на гостиничных простынях и выпить вина.
Помнится, как-то в Тюмени, мне пришлось ждать такси у здания аэропорта в течении часа, температура воздуха составляла -3 градуса. Одета я была в замшевый пиджак, и грел меня, по хорошему, только палантин цвета свежей травы. И людей не было, все разъехались, а я замешкалась с чемоданом и взять такси не успела – пришлось вызывать из города. Только один таксист на загаженной семерке яростной атакой пытался сломить мое сопротивление и раскошелиться на 100 долларов за поездку. А я уперлась. Должна ведь быть у людей хоть какая-то совесть. И бодренько! отплясывала под задорный рэп группы «Кирпичи», выстукивая дробь зубами в такт.
Кто-то легонько коснулся моего плеча. Оборачиваюсь – турок, молодой и симпатичный.
«Начинается!» - подумала я, и, в общем, зря.
- Вы Настасья? – парень мило улыбается и не внушает страха или опасений.
- Я- Настасья, - улыбаюсь, осторожно, в ответ.
- М. приехать не смог, я за вами, отвезу в гостиницу, М. уже туда подъедет, - сконфуженно вещает мне симпатичный турок, - он очень извиняется, очень, Настасья, так жаль, что так получилось.
- Да ничего страшного, - качаю головой я, - главное, что за мной приехали.
- Совсем не страшно? И вы даже не расстроены? – парень удивлен, кажется.
- Ой, нет, - спохватываюсь я, - конечно расстроена, но у него, по-видимому дела, только это помешало, я просто все понимаю, да-да.
- Славно! – радуется парень,- Пойдемте к машине, она вон там, – взмах рукой в сторону парковки.
Подхватывает мой чемодан и твердой походкой идет в указанную сторону. Плетусь за ним, с трудом переставляя ноги. Мне странно, не приятн! о, что Метин сам не приехал в аэропорт. Чувствую себя лишней, не нужной ни городу, ни вот этому парню, ни человеку оплатившему мой перелет и проживание.
Черный БМВ. Купе. Все как я не люблю: пафосный рев мотора, резкие повороты, приоткрытое окно, в которое залетает шум, визг и и скрип.
Вид за окном, тем не менее увлекает, отвлекаюсь и начинаю получать удовольствие, потому что мне чертовски нравится Стамбул. Грущу о забытом дома фотоаппарате. Сколько прекрасных кадров я потеряю?
Подъезжаем в отелю. Прохожу в холл и сажусь в огромное кожаное кресло, зову официанта и прошу чашку горячего шоколада. Турок, тем временем, оформляет документы, получает ключи и отсылает в номер мой чемодан. Закончив, присаживается в кресло напротив и сконцентрировано осматривается.
- Как вас зовут? – вспоминаю о приличиях.
- Тарик, - улыбается он и протягивает руку.
У него звонит телефон. Он говорит по-турецки, я не понимаю ни слова, естественно. Хотелось бы мне знать о чем они бо! лтают, вот так запросто понимать, а не оставлять это тайной за семью печатями.
- М. звонил, переживает очень, он в дороге уже, минут через 10 будет, - отчитывается.
«Вышколенный, как все они», - думаю я.
- Тарик, я могу подняться в номер? Хотелось бы сменить одежду, а вы бы М. здесь дождались, я быстро спущусь, - выдерживаю его недоуменный взгляд.
- Да-да, спохватывается он, конечно, М. только через минут 10 приедет.
Когда это он видел, чтобы девушка за 10 минут переодеться успела, ухмыляюсь про себя я. Забираю у него ключ и иду к лифтам. Мне смешно и нелепо. Не могу определить каково больше.
Шестой этаж. Открываю дверь, зажигаю свет. На столе корзина с фруктами, букет одурманивающее пахнущих лилий и бутылка шампанского. Два бокала. Смеюсь. Как же он самонадеян! Открываю бутылку, по краешку наливаю в бокал. Чокаюсь с отражением в зеркале, отпиваю и падаю, на огромную, двуспальную кровать, с размаху, не боясь, что она рухнет. Пересчитываю плитки на потолке и с чувством выполненного долга распаковываю чемодан. За переодеван! ием и сборами пол бутылки как и не было. Пузырьки шампанского дурманят мозг, жизнь становится ярче, происходящее окрашивается в радужные тона. Наношу помаду и выхожу в коридор, громко хлопнув дверью.
В холле Тарик и М. довольно мило беседуют за чашечкой кофе. Заметив меня, умолкают, Ме. расплывается в улыбке, встает и протягивает ко мне обе руки, берет мои ладони в свои и целует. Сначала левую, потом правую. Целует трижды в щеки, щекоча дыханием, сначала левую, потом правую, и еще раз левую. Я смеюсь и пожимаю его руки. Отстраняюсь и сажусь в кресло, напротив. Мне срочно нужно получить свою порцию личного, неприкосновенного пространства, пока ноги мои не подкосились и я не обмякла с позором на глазах у всех.
М. что-то говорит Тарику, Тарик кивает.
- Настасья, он просит прощения, что не смог приехать в аэропорт, что не смог встретить.
- Ничего, - улыбаюсь, - но мне очень понравился презент в номере. Кстати, лилии дарят на похороны. Или у вас не так?
Тарик ! переводит. М. меняется в лице. Улыбка исчезает, он озадачен. Смущен и растерян.
- Настасья, прости!
- Ты же не знал! Зато какой у ни аромат! И шампанское очень хорошее. Спасибо, приятно очень. Не ожидала.
- Это не все, я много чего приготовил для тебя, - переводит Тарик слова М.
Я прошу заказать еще шампанского.
Пьем я и М., Тарику даже бокал не принесли.
- Тарик, почему ты не пьешь? Тебе не нравится шампанское? Мы можем попросить то, что ты любишь, - я пытаюсь заступиться за парня, потому как прекрасно знаю о причине, по которой он не пьет. Чаще всего им даже есть не положено. Как прислуге, которая ждет, пока хозяева отобедают и позволять унести объедки на кухню.
- Я за рулем, мне нельзя! – чеканит он.
-Но М. ведь тоже за рулем! – парирую я, по всей видимости, безуспешно.
- Но М. мой начальник, а не наоборот.
Понимая, что не должна вмешиваться закрываю эту тему, в конце концов – это не моего ума дело кто кому подчиняется и кому что можно, а что нет.
М. же хмурится и спрашивает не устала ли я, не хочется ли м! не прилечь? Или, возможно, я бы не была против, если бы мы поехали и поужинали. Соглашаюсь, конечно же.
Тарик садится в мерзко-пафосный БМВ. М. же, взяв меня под локоток, проводит к своей машине, открывает дверь и помогает устроиться. Обходит машину и садится сам. Мы выезжаем со стоянки и продвигаемся в сторону города. За окном проносятся освещенные дома, вдалеке виднеется море, темное и прохладное. М. взглядом просит разрешения включить музыку, я киваю. Обволакивает «People are stranger» в исполнении Джима Моррисона. Только что этот турок купил меня с потрохами. Смотрю в окно и улыбаюсь, в который раз. Мир раскрашен в радужные тона и виной тому вовсе не пузырьки шампанского.
Прошло уже больше года, с того момента, как у истории про турецкого подданного выросли ноги.
У всякой истории есть продолжение. Или конец. И у этой есть.
Конец.
Обоим было понятно, что терять свой мир совершенно не расположены.
По сколько, умственными способностями не были обделены оба – вывод был сделан быстро и безболезненно. К чему рассказывать сказку, конец которой очевиден для на с обоих?
Достаточно было попробовать нарисовать картинку, в которой одному придется пожертвовать своим привычным окружением, предпочтениями, близкими.
Как тот, кто переезжал великое множество, раз могу сказать, что каждый переезд – маленькая смерть. Кто знает, где наступит предел?
Мы даже не обсуждали эту тему – все очевидно.
Эйфория. Легкое головокружение. Погружение. Взаимный интерес. И все. Стоп-кадр!
Выныриваем. Медленно, чтобы не задыхаться, чтобы не испугаться. Чтобы размеренно. Чтобы как взрослые. Чтобы без лишней боли.
И мы вынырнули.
Обнялись.
И разошлись.
Каждый своей дорогой.
У судьбы свои правила. К чему с ней спорить? Чтобы потом, глотая слезы, убедиться, что она была абсолютно права?
Я не верю в любовь на расстоянии.
Не верю в любовь-самопожертование. Пожалуй, я много видела, чтобы отвергнуть для себя подобные варианты.
Вот и все.
Конечно, мы помним, когда у нас дни рождения и шлем, поздравительные открытки с огромными, яркими, потрясающими воздушными шарами. Такими же яркими, как промелькнувшая между нами искра.
Однажды он написал: «Я скучаю по тому, что могло бы еще с нами случиться. Скучаю по времени, которое мы так и не ухитрились украсть…»
И это сладкая грусть. Грусть без боли, по тому приятному, что могло бы быть. Могло, но не случилось.
Мы – это один и один, но не двое.
Я знаю, что у него все хорошо. А он знает, что все хорошо у меня. Мы поступили по взрослому.