Эта командировка мне была особо интересна, - по ее результатам можно было судить, в силах ли мы, хоть в чем-то обойти «загнивающий капитализм». Кроме дипломата, со мной была сумка, где покоилась катушка со специальной нитью, которая по своим показателям была лучше итальянской, применявшейся на той фирме, куда я ехал. И, если все будет нормально, мы утрем нос «макаронникам», позволим той фирме сэкономить валюту и сами получим долгосрочный заказ с вытекающими последствиями в виде загрузки простаивавшего оборудования, премий и морального удовлетворения.
Отсутствие билетов в кассе нанесло удар по моей решимости и уверенности. Вот уж не думал, что в феврале я не смогу уехать в этот город центрально-черноземного района. Прошлым декабрем у меня не было никаких проблем, и я не только смог провести первые испытания, но побывал еще в местном драмтеатре, что стоит. как бы на одной из террас спускающегося вниз города. Был я и в парке у речки в центре города, где металлической иглой стоит памятник Петру 1.
Нет, любой ценой мне завтра нужно быть там! Включаю всё своё обаяние (ха, сейчас мне до пенсии год остался, а я и на школьных вечерах, когда был «белый танец», далеко не всегда был занят, так что, нужно думать, каков я сейчас красавец.) Тем не менее, бальзаковская брюнетка в кассовом окошке меняет выражение лица с каменно-непроницаемого на раздумчиво сомневающееся. Вдруг, на глазах помолодев лет на десять, выдает мне улыбку и, в приложение к ней, купейный билет. Счастливый, отлетаю от кассы, но до отправления поезда еще 20 минут, открываю дипломат, достаю из загашника открытку с цветами. Так, ну, думай, думай, надо что-либо не обязывающее, но приятное. Значит, улыбка и дорога, ну, пусть будет так:
Лишь поезд тронется в дорогу,
В окно приветливо помашем ,
И унесем с собой, ей-богу,
Улыбку на лице на Вашем!
Её удивление вновь сменяется улыбкой, при этом, она смотрится моложе не на десять, а на все пятнадцать лет. Вот и ладненько, мне хорошо, и ей приятно.
В последнем купе «моего» вагона, которое было закрыто изнутри, на одной скамейке сидели светленькая девушка лет 25 в пуховой куртке и двое подтянутых мужчин лет по тридцать. На мой полу вопрос: «Неужто до сих пор люди ездят в командировки?», мужчины переглянулись, и тот, что повыше, ответил: «Вообще-то, да. Но, как Вы могли купить билет, это место не должно быть продано?» Я игриво подтвердил, что это место никому и не продавалось, естественно, кроме меня. Эта тема была исчерпана, и мужчины стали выставлять на столик пакеты и банки, планируя по-хорошему подкрепиться. Дабы облегчить им эту работу, предложил девушке сесть со мной рядом. Она глянула на высокого, и, став уже моей соседкой, скинула куртку и оказалась в светлом свитере грубой вязки, обтягивающем крепенькую и ладную фигурку. Мои попытки разговорить девушку не имели успеха, она, или молчала, или отвечала односложно, все время глядя в окно. Высокий взял пластиковые коробочки с полуфабрикатами и отправился заливать их кипятком, сетуя, что за один раз все не принесет. Тот, что пониже, вскрыл ножом одну консервную банку, положил на столик и склонился над сумкой, доставая что-то.
Резкая боль в голове - и она куда-то полетела. Сквозь боль слышу злой хриплый возглас: «За дверь и закрой!», и тут же что-то холодное колет мою шею слева.Срывающийся мужской голос: "Ленка, не делай глупостей!" Опять надо мной этот хрип: "Скорей!" Теперь я только начинаю приходить в себя, - моя голова, едва не лишившись скальпа, крепко за волосы прижата к горячей груди, а левая девичья рука плотно лежит на моем плече и, видно, именно в её ладони сейчас тот широкий нож, которым только что вскрывали консервы. Ощущаю холодное лезвие на щеке. Не знаю, сейчас–то я все воспринимаю уже по-другому, а вот тогда… Опять умоляющий мужской голос: «Ленка, смотри!» и стук закрывшейся двери.
Еще секунд 10 я «млею» в жарких объятиях, но волосы с головы уже не рвутся, да и на шее я не чувствую железного холодка. Затем меня резко отталкивают и грубо: «Защелку!». Вообще-то, отказывать в женской просьбе неэтично, даже если она и высказана в нетрадиционной форме. Итак, дверь зафиксирована дважды, что теперь? Сажусь у двери на противоположную скамейку от Лены, ну, вот она мне и представлена. Напряженная злая маска сходит с ее лица, теперь на нем, скорее, растерянность, хотя складка меж бровей говорят о решимости. Но, к чему? Показывает мне, чтобы я отсел к окну. Ну, как даме отказать, вот я уже напротив неё. Так, похоже, Геннадий (высокий) вернулся с готовым первым блюдом - за дверью слышны объяснения. Невольно улыбаюсь, представляя, как он стоит и в руках у него пластмассовые коробочки, полные кипятка. Теперь он начинает увещевать «властительницу моей жизни», так это сейчас следует понимать? Не сводя с меня глаз, она резко и не очень деликатно отвечает (самый мягкий перевод - «Отцепись!»). Давненько я уже не был объектом столь пристального внимания со стороны молодой девушки (женщины). Увы, создавшаяся ситуация не дает мне возможности полностью насладиться этим ощущением. Геннадий спрашивает меня, как дела, отвечаю, что все в порядке, и прошу пока не дергаться.
До следующей остановки час с небольшим, теперь начинаю я: «Ну, и что ты думаешь делать?» - «Не ваше дело!» (раз на Вы, уже хорошо), «Откройте окно…пожалуйста!» Достаю из переданного мне дипломата маленькую отвертку, нет, она здесь не поможет, отвернуть мощные винты и опустить окно я не смогу. Смотрю на мощный ножик в ее руке, она отрицательно качает головой. «Тогда выбивайте окно», берет свою куртку и начинает ее надевать. Смотрю не её осенние туфли, а за окном снег все метет. Показываю, докуда ей будет снег за насыпью и объясняю, что она будет чувствовать в своих колготках уже через 30 метров после того, как выберется из сугроба. Она оценивающе смотрит на мою талию (в вагоне тепло, так что я без пиджака) и опускает взгляд ниже до ботинок. Э, нет, хорош же я буду в трусах и носках у разбитого окна, а она поскачет ночью в моих ботинках и брюках по снегу? Что мне прикажете делать завтра на вокзале? Хорошо, допустим, куплю я тренинги и тапочки, и, что, буду в таком виде на испытаниях в цехе, а потом пойду к главному конструктору? К тому же, и денег на обратную дорогу не хватит. Нет, этого нельзя допустить. «Ты не особо-то спеши за окно! Только в кино у актеров все здорово получается, а здесь комбинированных съемок нет, и мешки с поролоном под окном не лежат. И дублерши-каскадерши у тебя тоже нет, так что 70% за то, что ты сломаешь ногу или голову. Да и то, как только ты окажешься там, твои «друзья» - показываю на дверь - тут же по рации от бригадира свяжутся с ближайшими станциями, и начнется на тебя облава. По путям тебе никуда не деться, а по такому снегу ты и километра не пройдешь». Говоря это, я все-таки освобождаю полстолика от продуктов, становлюсь на свой диванчик и потихоньку стукаю ногой в окно. Да, это не обычное оконное стекло, но я и не слишком усердствую. «Подожди… те». Голос потерянный и тусклый. «Ну, Вы и зануда! Как только с вами жена живет? Так бы, сбежала я, ну и что, что поймают! Дали бы лишних два года за побег, зато я в зоне была бы королевой, а так…» Я ей: «Да брось ты! Наслушалась рассказов своих дружков. Пусть они там и сидят королями. И так тебе в ватнике в зоне сколько лет маршировать, да рабочие рукавицы строчить придется, вместо того, чтобы жизни радоваться. Ты посмотри на себя! Тебе парням бы головы крутить, да дочку родить, такую же ладненькую, как ты!» Она вздрогнула и бросила нож к двери. Совсем другой, просительный голос: «Посидим еще 10 минут, пока я свободная, а потом откроете». Она сложила руки на уголок стола, опустила голову, плечи её затряслись, и раздались детские всхлипывания. Я сел рядом, погладил её по светлым спутанным волосам, она тут же уткнулась мне в плечо, и за эти минуты узнал я историю её жизни, и любви, и преступления. Думаю, ни дознавателям, ни на суде она не скажет всего, что сказала мне. Но это - её дело. Она успокоилась, но глаза были припухшие, по щекам размазана тушь с ресниц, нос красный. Я двинулся, было, открывать дверь, - «Ой, подождите!» Женщины - есть женщины. Увидев в дверном зеркале, как она выглядит, тут же вытащила из кармана куртки пакетик. Еще через несколько минут напротив меня сидела симпатичная девушка с яркими губками, аккуратным румянцем и умело подведенными тенями. А, то, что глазки были слегла припухшими на её круглом личике, выглядело даже интригующе и томно.
Вот теперь уже дверь была открыта. Мужчины молча (!) заняли свои места справа и слева Лены. Я нарушил молчание: «Чай все будем пить? Сейчас принесу». Ужин прошел бесподобно, все были деликатны и вежливы. Единственная странность (если смотреть со стороны) - за все время ужина, ни у меня, ни у Лены нож в руках не побывал, так как предупредительные мужчины сами готовили нам бутерброды. Пока Геннадий провожал Лену, чтобы она помыла руки, Василий рассказал, за что её взяли*. Поведал Василий и о том, как сбежала она из зала суда, и как её «рассчитали» и, действительно, нашли в Курской области, где у матери была её трехлетняя дочь (теперь-то мне понятно, что это она вся вскинулась, когда я говорил о ребенке). Вот и съездили они в Курск в «командировку» за ней, а теперь осталось 7 часов, чтобы «сдать» её под расписку, слава богу!
Только лишь стол уже был совсем освобожден, Геннадий достал бумагу, ручку и начал писать протокол. Лена помрачнела. Когда мне было предложено назвать себя, я сделал удивленное лицо: «Какое нападение, какая попытка к бегству? Вы пошли курить, а мы с девушкой поговорили по душам (чай, дело молодое), ну, а дверь изнутри закрыли, чтобы Вы не мешали. Нож? Ну и что? Вася уронил нож на пол, когда открывал консервы, тут Лена подняла его и сказала: «Ну, погоди!» Это из мультика про волка. А Вася вдруг выскочил в коридор и дверь захлопнул. А что у меня царапина на шее, это уж совсем личное, когда с молодой горячей девушкой обнимаешься, мало ли что бывает? Так ведь, Лена?» Геннадий начал, было, с нажимом говорить, что их двое свидетелей, да и проводник в курсе. Пришлось отрезать, что без моих показаний это все – «А-ЛЯ-ЛЯ», а было только то, что я сказал. И вообще, я подписывать ничего не буду и больше разговаривать на эту тему не намерен. Лена повеселела, Геннадий, кажется, тоже довольный таким исходом дела, быстро убрал бумаги. Заснул я не сразу, и кожа на голове еще саднила, да и царапина на шее чувствовалась. Хотел бы я посмотреть, а заснули бы Вы сном праведника при таком раскладе дел?
Утром я открыл глаза, когда состав уже подходил к перрону. Мои попутчики уже были одеты и сразу же тронулись к выходу. Наблюдательный человек обратил бы внимание на то, что запястья Лены и Геннадия находятся очень близко, будто у молодой парочки, что боится отпустить друг друга. И только профессионал заметил бы серо-коричневую (не блестящую!) цепочку, соединяющую их руки. Лена повернулась в дверях ко мне и махнула свободной рукой: “До свидания! Спасибо!” Не знаю, когда будет это свидание, если только оно будет.
А командировка моя была успешная, так что, до сих пор наше оборудование работает, нитка крутится, и каждый месяц за ней приходит машина из того города. Кстати, используется она в холодильниках известной марки, так что, если я захожу иногда в магазин бытовой техники, меня так и тянет слегка хлопнуть по корпусу одной из моделей и процитировать про себя Маяковского: «Радуюсь я, это мой труд вливается в труд моей республики». Впрочем, скоро я не буду иметь никакого отношения к этому вопросу, - в марте я перехожу на другую работу.
11 февраля 2003 г. Москва – Сергиев Посад – Москва.
* Обычная история, - дневной звонок в дверь квартиры. В глазок видна молодая девушка с какой-то просьбой. А, когда дверь открывается, влетают двое парней в масках, хозяйку (бабульку, дедульку, школьника) со скотчем на губах закрывают в ванной, а через десять минут входная дверь уже захлопывается за ними.
Впрочем, подробней об этом, возможно, будет в рассказе «Ленина история»