Точка отсчета

Владимир Макаревич
Точка отсчета


       
       Я - счастливый обладатель дорогущей трехкомнатной квартиры. Столичной. Еще новые, неопаленные подъезды, еще опрятный лифт. Гладко выкрашенные новомодные разноцветные фасады. Одинаково застекленные балконы, широкие лестницы.
       Я засыпаю в собственной спальне, на зависть всем. Непростительная роскошь - отдельная комната для кровати, отдельная комната для единственного ребенка, отдельная комната для телевизора.
       Шестой этаж из шестнадцати. Сказка: не слишком высоко, чтобы протекало; не слишком низко, чтобы лилось из канализации. Если сломается лифт, то, в принципе, и пешком спуститься можно, да и подняться, в принципе.
       Я живу даже не за кольцевой. Из окна - живописный поток машин на незасыпающем проспекте, а если хорошо присмотреться то там, на юго-западе, среди таких же шестнадцатиэтажек, как моя, за небольшим литейным заводом, можно увидеть парк с маленьким фонтаном (фонтан видно только в бинокль). Туда можно попасть, если проехать всего одну остановку на метро или три на троллейбусе. Туда и обратно всего минут за сорок. За те полгода, что мы живем здесь, мы с дочкой там даже один раз были и видели этот фонтан.
       Район отличный. Как-то даже не очень густо заселенный, так что если во дворе своего или соседнего дома машины не поставишь, то где-нибудь на дороге через полкилометра место обязательно найдется. Много магазинов, и если не ходить туда сразу после работы, то там почти нет очередей. Как говорят - вся инфраструктура.
       И даже не жалко потраченных Н-сот тысяч условных единиц, собранных с миру по нитке в долг, который будет отдавать и моя дочь и ее возможные дети. Но ничего, дом вроде добротный, и ей хватит. Зато закрепились в столичном регионе. А ведь еще и тридцати-то нет. Красиво.
       Но вот что-то не спится в собственной спальне и в голову лезут какие-то глупые мысли. И ведь вроде все есть, а неспокойно. Ведь все удобно, вот и ремонт сделали, и карнизы, и мойки, и шкафы, мы этим жили, и этому радовались, а опять неспокойно. Ведь раз у меня это есть, то я чего-то да стою, чего-то да добился. А все равно неспокойно. А чего неспокойно-то, живи и кредиты выплачивай. Радуйся. Будь счастлив. А нет.
       Ворочаюсь. Жена говорит, что у меня сон неспокойный. Но недавно я понял, в чем дело.
       Это понятие сначала имело образ некого серого облака, пелены - руку тянешь, что-то пытаешься нащупать. А как дотянешься - раз и нет образа.
       Когда я видел Васю или Петю, приветливо улыбался Марине, звонил Вале, мне было стыдно говорить о моем квартирном положении, я как будто имел то, чего явно не заслуживал. И здесь я мог бы считать, что у меня все отлично и быть счастливым.
       Но счастье мое сломал глянцевый журнал "Плейбой". Хотя конечно, не он. Он лишь развеял ту пелену вокруг моего образа несчастья, давно находящегося во мне.
       С первой по последнюю страницу он был заполнен звездами и, конечно же, дорогим гламуром, откровенным глянцем.
       Привычно пышногрудые молоденькие девушки недвусмысленно подмигивали подтянутым остробородым джентльменам. Они все одевали "версаче" (пусть это даже были одни трусики), пахли "шанель", пили "мартини", ездили на "феррари", звонили друг другу по "верту", точно во время "бретлинг". Я не просто называю эти марки, я экономлю страницы бумаги на их описание. Эти слова сейчас такие же емкие и такие же абстрактные, как, например, понятия "философия", "бытие", иногда даже "любовь".
       Но дело не в этом, а дело в том, что здесь не было ни Пети, ни Васи, ни тем более Вали. Но здесь был я. И были они. Эти Герои.
       И я решил расположить себя в иерархии знакомых мне людей. А для этого я попытался вспомнить всех, кого я знаю. Но что значит знаю?
       Я вспомнил около двухсот знакомых по школе, институту, работе, просто соседей. Но потом я подумал, кого я еще знаю, и почему-то в голову мне лезли одни "звезды". Я решил посчитать сколько их. Звезды эстрады, звезды телевидения, звезды экрана, звезды политики, олигархи. Международные звезды.
       Я взял диск со сборником популярных песен. Более ста артистов и всех их я примерно представлял, более того, я не нашел там еще очень многих, которые мне нравились. Т.е. этих не меньше трехсот, а может и больше. В телевидении по пять ведущих и обозревателей на каждом канале, которых около штук пятьдесят. Звезд экрана просто тьма тьмущая. Олигархов не меньше сотни. А еще общемировые звезды. Итого, думаю, - значительно более тысячи.
       И я взял и соотнес себя с этим списком. Где я в нем? Ну, пусть, я лучше всех моих реальных знакомых (и то, конечно, не всех),но глупо полагать, что я "выше" телезвезд или, например, олигархов.
       Известно, что счастье - понятие относительное. Т.е. относительно себя или относительно других, причем первое субъективно, а второе объективно. А мерило выдумано не сегодня и не нами. Минимальная планка счастья это то, что у русских называется "не хуже людей", а у американцев - "средний класс". Значит хотя бы где-то посередине. Но тысячный из тысячи двухсот, даже с огромной натяжкой не может быть названо серединой, - это почти в конце. Вердикт - неудачник. База сравнения самая обычная. Счастья нет.
       И чтобы стать счастливым надо переместиться еще на триста мест, - стать хоть какой-то пусть даже захудалой звездой.
       Но самое страшное то, что также соотносят себя, пусть кто-то и подсознательно, все люди. А значит на триста вакантных мест на постсоветском пространстве не менее пятидесяти миллионов претендентов. Это если не считать детей, стариков и беременных женщин, занятых заботами о будущем своих детей. Сто семьдесят тысяч к одному. Конечно, это приблизительно, и, может, я ошибаюсь в разы в ту или иную сторону, но порядок, к сожалению, остается тот же. Шансы ничтожно малы.
       А еще: если я не попаду в эти триста мест, то буду ли я авторитетом для своей дочери, или она тоже будет считать меня неудачником? У нее ведь будет такой же круг "знакомых людей".
       Что же делать?
       Есть такой край - Чукотка. Край огромный. Есть в нем коренные жители, хозяева тайги, которые не знают, что у них есть влиятельный губернатор. Они верят и умрут с правдивой для них верой, что они единственные и самые лучшие, а потому они могут судить себя лишь относительно себя. Для них субъективное совпадает с объективным. Самоуважение через неведение. Неведение того, что их губернатор знает, что он почти единственный и почти самый лучший и почти может мерить себя лишь относительно себя. Так кто из них счастливее?
       ... Вчера я дешево продал свой телевизор. Выкинул все глянцевые журналы, освободив тем самым место под классиков. Классики безопасны, классиков уже нету. Сегодня я хочу мерить себя относительно себя.

Июнь 2007-го