Петровичеана. Десятилогия. Том третий

       
       8. ПЕТРОВИЧ КАК МЦЫРИ.

       1

       Как бы не мечтал Петрович выстроить свою жизнь – в соответствии с праведными, бюргерском нормами – долго ему продержаться не удавалось…. Помимо множества мелких склок и скандальчиков, он, изредка, умудрялся вляпываться в какую-нибудь шумную историю. Однажды он встрял в настоящий вооружённый конфликт…. Но и здесь – он не ударил в грязь лицом, и вошел в историю как настоящий коммандос.

       Всё началось довольно безобидно…. К Петровичу приехал его друган Ренат из города золотоискателей Берёзовского, бывший его одноклассник. И они, по традиции изрядно выпив, поехали на Сибирский тракт, в общагу Лесотехнического института поискать и там Ренатова брата, чтоб превратив свой приятный тандем, в не менее приятное трио.
       Найдя брательника, они решили вернуться на Восточную, 20, ибо лучшего полигона для развесёлой пьянки, чем это пастбище идиотов, в городе просто не было. Приехав в общагу, парни быстренько расчехлились, и спешно приступили к делу…. Их объединяла одна, но пламенная страсть, поэтому они действовали слаженно, общими интересами…. Сначала ребята дружно попили, потом дружно поели, ну, а потом, и как полагается, громко попели…. А потом ещё раз попили… (хотя, вру, пили они непрерывно, при всех вариациях вечеринки)….

       Но этот мерный круговорот вскоре надоел собутыльникам, и перед ними со всей очевидностью встала извечная русская проблема: где взять баб? Она встала во весь свой гигантский рост, и висела над пьющими, как большое фиолетовое облако…. Наступила та критическая точка, когда уже и пилось как-то невесело, да и не пелось как-то не очень громко… Как орлы, лишённые небесного простора, парни машинально чокались друг с другом, и безучастно смотрели на холодные прутья своей незримой клетки. Срочно нужны были элементы традиционной природной стимуляции… Или – сублемации….
       - Петрович, ты хоть бы каких-нибудь баб сюда притащил! – Наконец решительно отодвинул в сторону свой стакан Ренат. – Что ж мы сидим тут одни, словно рыбаки на льдине? У вас что, в общежитии – бабы совсем перевелись?

       Братья выжидательно посмотрели на Петровича. Петрович задумался. Он, вообще-то, был не против баб, хотя и считал их - излишней деталью…. Его любимою песней была: «Из-за острова на стрежень, на простой речной волны….» И, в ту минуту, когда певец из репродуктора сообщал зачарованной публике о том, как грозный атаман: «За борт её бросает, в набежавшую волну….» – Петрович привставал со стула и делал характерный жест, имитирующий движение Стеньки. Он подражал атаману, выбрасывая в открытое окно общежития свою невидимую бабу…. Туда, к ошалело летящим по Восточной автомобилям…. Водители которых, будучи людьми беспринципными, несомненно, упавшую бабу подобрали б…..И использовали её по прямому назначению. По крайней мере – пока теплая….

       Таков был Петрович, в свои лучшие, пламенные годы. Мысленно выбросив Призрак Бабы, он чувствовал себя вольным стрелком, этаким гражданином мира, выдавившим из себя, наконец, сексуального раба

       * * *

       Сейчас Петрович оказался в двояком положении. С одной стороны, это были его друзья, и они молили его о бабах. С другой стороны, он боялся женского коварства, и ему всегда было жаль моющегося в ванной Ипполита, оказавшегося там по иронии судьбы. Это ещё раз доказывало, что все эти бабы – явление отнюдь не безобидное….
       Как показали дальнейшие события – он оказался прав в своих нехороших предчувствиях. Провидческий дар не подвел его и на этот раз. И ему пришлось дорого заплатить – за непослушание собственной интуиции. Так уж несправедливо устроена наша матушка-природа…. За баб всегда приходится платить, даже если на них не висит никаких ценников.

       2

       Когда он делился со мной откровениями, то для меня самого, как и для Петровича, оставалось загадкой – почему же, отправившись на поиски сабинянок, он оказался, вдруг, в семейной секции. Меня это приводило к нехорошим мыслям, вернее сомнениям, относительно его широко разрекламированной нравственности. Зачем ему понадобилось к семейным-то лезть? А, может, он классической литературы начитался? Типа мадам Бовари или Анны Карениной? Наверное, тут сокрыт некий прагматический интерес…. Ведь семейная женщина, лишённая всех благ, уединенно сидит в своей супружеской келье. И, отсечена сатрапом-мужем, от искрящегося внешнего мира. И пока он, этот деспот, насупив брови, ходит поодаль, она слезно мечтает о встрече с мужественным и романтичным избавителем.
       И вот, она, забитая и угнетённая, обнаружив в своем окне, там, за палисадником, гордый профиль Петровича, сразу же обманет злодея-мужа, и, размахивая косынкой, опрометью бросится в горячие дизайнерские объятия…. И помчится за ним осатанелою кобылицею – куда глаза глядят, прочь, вон – из постылого мужниного дома…..

       Представляя себе всё это, Петрович, облизываясь, брёл к семейной секции. Как ни крути, а определённый резон в таких умозаключениях есть…. Кое-кто, потом, обсуждая, случившийся в секции инцидент, выдвигал версию, что Петрович вовсе не баб искал, а очутился, чтоб найти конкретную женщину, которая должна была находиться там, в семейной секции…. Скорее – всего, у него был роман с кем-то из администрации общежития роман…. То ли с дворничихой, то ли с кастеляншей, а может – даже и с паспортисткой….Значит, он в эту минуту не за бабами охотился, а свою пассию по всему общежитию искал….. Вот и забрёл в семейную секцию…. Но, увы, там её, нашей искомой Петровичем героини – там не оказалось.
       Но зато там, в этой, тихой заводи, он неожиданно нарвался на вооруженный ОМОН. Петрович, конечно, был готов к любым схваткам и баталиям, но тут…. Тут, бляха-муха, перед ним стояли люди в форме, вооружённые автоматами…. Настоящими, не игрушечными…. Петрович много раз бился с людьми разных рангов и сословий, но вот с автоматчиками судьба его столкнула впервые…. И, он не был бы Петровичем, если б отступил….

       Дизайнер был здорово пьян был, поэтому сначала даже не поверил в представшие перед ним видения…. Подумал, что померещилось. Он протер глаза…. Но автоматчики не исчезали.
       Тогда он резонно предположил, что милиционеры, как и он, тоже пришли сюда за женщинами. Ведь каждый на свой аршин всё меряет…. Раз он пришёл, то почему бы и им не придти? Петрович озадаченно почесал затылок. Налицо была живая очередь. Он хмыкнул, и решил поступить сообразно ситуации…. Автоматчиков было двое и он пристроился сзади, третьим. Петрович справедливо посчитал, что, даже при таком раскладе – ему должно хватить…. Женщин в секции было гораздо больше трех штук, и ему – и при таком раскладе, всё равно хватало…. Хоть хромоножку какую-нибудь, хоть одноглазенькую, но всё равно – что-нибудь да дадут!

       3

       - Вы крайний? – Вежливо поинтересовался он у ближайшего автоматчика.
       - А ты кто такой? – Спросил у Петровича стрелок-патрульный.
       Мент, видимо, тоже чего-то не понял. Он не понял, что перед ним сам Петрович. Впрочем, я бы стал к нему сильно придираться. Мужик в Урае, которому Петрович в клочья майку изодрал – тоже ведь сначала не знал, что перед ним Петрович
       - Я Петрович…. – Сказал Петрович. – А вы, извиняюсь, крайний – за женщинами? И, подскажите, поскольку штук – в одни руки дают?

       Глупый автоматчик зачем-то попросил у Петровича «докУ-у-умент»! Петрович хладнокровно смерил его взглядом, и неторопливо поднёс к его носу мускулистую фигу. Он был родом с Нижней Туры, и там, таких слов – отродясь не слыхивали! И там, в этой Нижней Туре – никаких «до-Ку-у-у-у-ментов» - никогда и никому на руки не выдают…. Это город жил в другом временном летоисчислении. Это ж было – «Закрытое Территориальное Образование»! ЗАО! И, соответственно, люди там жили как при крепостном праве крепостные – безо всяких «до-Ку-у-у-у-ментов»… Ну, и прочей бюрократии.
       - Какой тебе ещё «До-куу-мее-нт», темнота? – Вздыбился Петрович. – Может тебе ещё анализы на яйцеглист сдать?

       И тогда милиционер решил побить Петровича. В общем-то дело это обычное. Человека без паспорта у нас обычно сначала бьют. Для выяснения личности. А когда уже личность установлена, просто бьют – как заново родившегося. Бьют – значит любят!.
       Но здесь речь шла о Человеке Вселенной. И Петровича такое развитие событий не устраивало. Битья не было в его сегодняшнем расписании. И тогда, Петрович, в качестве ответной услуги, – решил побить милиционера. А свои желания он обычно не откладывал в долгий ящик, и поэтому сразу перешёл к делу. А, вообще, это здорово, когда желания двух людей столь непостижимым образом совпадают!

       Милиционера, судя по всему, это тоже устраивало. Поэтому, возбуждаясь от страсти, он вцепился в Петровича…. А Петрович – не деликатничая, вцепился в китель милиционера! Обычно – он милиционеров не бил! По крайней мере, раньше, я об этом не слышал. А тут чо-то его на свежатинку потянуло…. Ну и слились они в жарких объятиях…. Это напоминало известную скульптуру Родена «Вечная весна», где один, нагибая другого, нежно тянет губы для страстного поцелуя…. И тут, как всегда, вмешался третий…. Может, он приревновал своего напарника к Петровичу, а может – и сам Петрович в нём пробудил какую-то лиру…. Третьи – они вечно вмешиваются…. И тем самым рушит неокрепшие чувства…. Ну и рубка пошла уже не на шутку. Словом, всё было высоко и трагично, как всякая первая любовь…. По крайней мере – именно так мне всё это видится..

       4

       Сам Петрович, как уже сказано, был зверски пьян, и увертюру этой истории помнил плохо. Но, несмотря на отбитую память, он возмущенно отказывался признать факт своего стояния в очереди за бабами, кидаясь на меня – как на того автоматчика.

       - Не вставал я в очередь! Не неси всякую ерунду! – Возмущенно кричал он, поднося к моему носу конструктивный дизайнерский кукиш – Напишешь, дурак, а мне потом лет пять лет перед людьми оправдываться! Не вставал я в очередь!
       - Как не вставал? – Делая тупое лицо, в седьмой раз переспрашивал его я. – По талонам, что ли отоваривался? Раз без очереди?
       Мне было очень важно вывести его из себя, и тогда б он мог сгоряча выдать мне всю правду. А правда для биографа – самое важное. Но он держался стойко, и правду не выдавал. Но я методично вел его по намеченному лжедетекторному маршруту:
       - Не вставал, говоришь? Нет? Ах, сволочь, значит, ты без бабу очереди захотел? В обход, из-под прилавка? – Расшатывал я его, как опытный дзюдоист.
       - Да, нет же, нет….– Он вытирал пот со лба, – Наташку я там искал…. Наташку, па-ни-маешь? Па-ни-маешь? На-та-ш-ку! – В его открытых глазах стояли слёзы.

       «Уведите!» - Хотелось крикнуть мне в коридор, и нажать секретную кнопку. Но уводить Петровича было некому, поэтому мне приходилось терпеть гада. Я методично записывал его показания. Время от времени мне приходилось задавать ему наводящие вопросы, что, кстати, противоречило 122-й статье УПК. Но, победителей, как вы знаете – не судят….
       - Значит, вы искали там Наташку…. – Постукивая по столу карандашом я пристально глядел на него…- Ладно, так и запишем….Наташку… – Начал я, повышая голос.

       Потом, согласно сюжету, я должен был на него наорать. Я так и сделал. Скрипуче приотрыв сейф, я бросил на стол наградной «парабеллум», и, чуть привстав, заорал на него:
       – В очереди он не стоял! Нет, вы только посмотрите на него! А кто стоял – Пушкин что ли? Или Андрей Болконский, проходящий по нашим ориентировкам как «Князь»? Они, значит, стояли, а ты, панимашь, – не стоял? Ты – без очереди! В Дантеса поиграть захотелось ? Отвечайте, Петрович! Что – вы – делали – в – семейной – секции? Отвечайте, или я лишу вас свидания с женой!

       Он, раздраженно махнул рукой и, нервно закурив, начал излагать свою версию событий. Иногда он истероидно хватал с моего стола стакан с водой и его зубы дробно стучали по краешку стекла…. И он, содрогаясь, начал свой рассказ. Так, шаг за шагом, восстанавливалась покрытая тленом историческая правда.
       Согласно его путанному признанию, в доме № 22, стоящем вплотную к нашему общежитию в тот вечер произошла грандиозная драка…. Как полагается, с поножовщиной. И кто-то кого-то там ножичком зацепил…. Ну, и соответственно, к месту происшествия тут же прибыли менты. Причем не какие-нибудь вохровцы с колотушками, а самый что ни на есть СОБР. Мужественный и боевитый. И, разумеется, при автоматах…. Изыскав скверный домишко вдоль и поперек, милиционеры направились к общежитию САИ. Домику, скажем, тоже – не самому тихому в районе.

       5

       И вот, держа свои «шмайсеры» наперевес, они стали прочесывать Главный Корпус…. На Восточной, я имею ввиду, главный…. С точки зрения преступности. Им нужен был серийный убийца, но ничего подходящего, увы, не попадалось…. Навстречу брели тщедушные миролюбивые ботаники в очках…. Не было достойного типажа. Сюжет с захватом хирел на глазах. Но бойцы правоохранительного фронта, не отчаивались…. Согласно классике детективе, они настороженно поднимались по лестнице, исследуя каждый закуток. И вслушиваясь в каждый подозрительный шорох….
       Но тут, они услышали не то чтобы шорох, а даже вопли… Густо перемешанные с отборной бранью…. И особым, нижнетуринским акцентом….. Вот это как раз и было то – что нужно милиционерам. Вцепившись в рожки автоматов, они бросились вперёд. И с ходу вломившись в кипящую секцию…. А там, как вы понимаете, в это время, бушевал Петрович…. Впрочем, он был пьян и кроме кипения ничем другим и не мог заниматься.

       Ну вот, здесь они и сошлись…. Простой уральский парень и закованные в доспехи тевтонские псы…. Одним словом, лёд и пламень…. Холодноголовые наследники Феликса Эдмундыча и наш горячеголовый Петрович. И никто не захотел уступать. За ментами стоял закон и абсолютистское государство, а за Петровичем – мировой дизайн с его железобетонным правилом: «Мой закон внутри меня!»
       Так что в этой точке, насчёт схватки, наши мнения с Петровичем сходятся: да, схватка была! Да ещё какая!

       Они сцепились. Как Мцыри с барсом. В узкой секции, в своих родных кущах, разъяренный Петрович чувствовал себя как дома. Мат и грохот стоял неимоверный. Самой занятной особенностью этого конфликта стало то, что Петрович умудрился выбить у своего противника автомат…. А, выбив, перенаправить его на врага, и несколько раз нажать на спусковой крючок…. Но, автомат, слава Богу, был отключен…. Или, выражаясь сухим военным языком, «оружие стояло на предохранителе». Поэтому роковых выстрелов в тот вечер не прозвучало. Между тем, враги, имея численное превосходство в живой силе, кинулись с двух сторон на мужественного уральского батыра. Петровича. Один из них умудрился сбить Петровича с ног. Тогда, падая, Петрович, успел ещё несколько раз нажать на курок. Ну а дальше пошла сплошная рукопашная.
       Более того, когда милиционер оседлал бьющегося в ярости Петровича, то ещё раз направил оружие на него, прямо в грудь, давя и давя на немую гашетку…. Стоящий рядом напарник аж затрясся в оцепенении, потеряв самообладание…. Тогда милиционеры были более тепличными, и пристрелить человека считалось чем-то нехорошим, из ряда вон….

       * * *

       На шум сбежалось невидимое количество народу…. Включая любящую Петровича комендантшу Людмилу. Она, до этого, уже не раз самолично бухала с опальным дизайнером, и часто брала его под свою защиту. Как известно, настоящие собутыльники, друзей не предают…. В этом, кстати, их коренное отличие от политиков.
       Милиционеры, подвергаемые жесткой обструкции толпы, всё же умудрились надеть на Петровича наручники. Он продолжал буйствовать и кипеть, однако силы оставляли его. Это напоминало сцену пленения революционеров из романе Горького «Мать».
       Про неё, кстати, Петрович очень часто упоминал, пока ему закручивали руки. И вот - скованный, но несломленный он предстал перед народом. И смотрелся достойно, несмотря на выбитый в схватке зуб и подраненный глаз. Он знал: теперь, там, у него на родине, в славной Нижней Туре – он станет чем-то вроде национального героя! Там, у них, мужчину с целыми зубами, вообще за человека не считали! Теперь он мог с честью возвращаться на свою малую родину. А то, что зуб выбит в поединке с милиционерами, сразу гарантировало ему звание Почетного гражданина Нижней Туры. И, может быть, даже и братского Качканара.

       6

       Одним словом, славная общаговская мясорубка завершилась тем, что экстремиста Петровича обуздали, скрутили, воздев на него наручники…. Естественно, к месту бойни прибывал народ…
       Меж тем, встал закономерный вопрос – а что делать с пленённым? Народ шумел и требовал отпустить…. Страсти накалялись. Назревал бунт…..

       Милиционеры тоже нервничали: во-первых, всех, как говорится, не перевешаешь, а во-вторых, формального повода делать из Петровича – не было…. По сути, это был просто бухой студент, шарахающийся у себя в общежитии…. И ничего противоправного изначально не совершивший. А то что милиционера, в приступе пароксизма пристрелить хотел, так с кем не бывает? Как не крути, а Урал извечная ссыльная местность и тут у всякого сильны гены демидовских каторжан…. Ну не пристрелил же, в конце-то концов! Зато парню – вполне реальный зуб вышибли… У него, может, зачет через два дня – и каково ему – без зуба? Гранит науки надо грызть, а не обсасывать!

       Все были, естественно, за Петровича…. И тут надо заметить, что вопреки стереотипно-ироничному отношению к богеме, архитекторы – это далеко не амёбы….И, несмотря на явное численное превалирование женщин в институте – народ чрезвычайно скандальный и боевитый…. Они, несмотря ни на что – своих просто так не отдадут…. Тому есть масса примеров. В-общем – лучше не связываться….
       И оттого выдернуть Петровича из стен общежития – было делом абсолютно утопическим. И, милиционеры, под давлением бушующей общественности, осознали, что они сами – малость перегнули палку.
       Процесс пошёл по дипломатическому руслу. Власть и народ начали искать компромисс. На недолгом народно-милицейском вече было принято устраивающее всех решение: решение: доставить Петровича по месту его постоянного пребывания, в комнату 906. Наручники, во избежание дальнейших эксцессов, с шумного дизайнера решили пока не снимать…..

       * * *

       Его вели по общаге как забытого Богом арестанта – по знаменитой Владимирке…. Женщины бросали Петровичу узелки с хлебом… Первокурсники и рабфаковцы плакали, глядя на его обветренное, заросшее лицо, его впалые щёки…. Все они мечтали об одном: что когда вырастут, и защитят диплом, они вот так же, как и этот истерзанный скиталец, станут дизайнерами…. И их тоже будут водить – под стволом автомата, в наручниках, в полосатой робе…. Неумолчный кандальный звон был слышен на всю общагу…. Вели Петровича….

       7

       Закончив свой рассказ, Петрович замолчал. Потом, сглотнув слюну, попросил папиросу. Я открыл стол и бросил перед ним пачку «Герцоговины Флор». Он, трясущимися пальцами, вынул папиросу и нервно закурил. Чувствовалось, что горькие думы теснят душу этого недюжинного человека.
       - Скажите, что же теперь со мною будет? – Спросил он, с тревогою глядя мне в глаза. В его глазах застыл страх ожидания.
       - Ничего! – Сухо ответил я ему, и, вытащив, из стола бланк пропуска, размашисто расписался в нужной графе. – Идите Петрович! Вас ждёт жена на проходной…

       Он взял пропуск и стал разглядывать его.
       - Так я свободен? – Его голос дрогнул. В глазах показались слёзы.
       - Свободны! Но до тех пор, пока вами снова не заинтересуются….

       Он поднялся со стула и на негнущихся ногах пошёл к дверям кабинета. Он всё ещё не верил….
       Потом, взявшись за ручку двери, он обернулся ко мне, глядя невидящими (мутными рецидивистскими глазами) старческими глазами:
       - Но, поймите, они ведь тоже виноваты! Им бы взять, да и по-хорошему уйти!
       «Ну как же, голубчик, - подумал я, - это тебе сейчас – легко об всём этом рассуждать! Но мы-то знаем, каким буйным ты бываешь, если выжрешь натощак поллитра водки!»
       Как уже сказано выше, там где оказывался пьяный Петрович – там и шумный кипеж был неизбежным и закономерным явлением органичным

       - Идите! – Отчужденно сказал я, уткнувшись в бумаги. Наломают дров, а потом ищут крайних.
       Дверь за Петровичем затворилась. А я, открыв свой служебный сейф, бросил туда так и непригодившийся мне «парабеллум». Гад ушёл живым, чтоб вновь коптить безоблачное уральское небо и отравлять жизнь своим мирным согражданам. Зато ещё один этап в биографии Петровича, создаваемой по заказу Института мировой криминалистики в Женеве, был завершен. Оставалось зафиксировать на бумаге ещё две-три вехи из жизни негодяя, и многотомный труд уйдет в анналы богатого дизайнерского наследия.
       .
       
9. ПЕТРОВИЧ КАК КОВБОЙ ИЗ ПОСЫЛТОРГА.

       1

       Всё началось с того, что Петровича попросили придти на вахту. Он с содроганием спустился туда, ожидая выселения, но ему всего лишь вручили записку.
       В записке сообщалось, что на его, Петровича, имя, в аэропорту Кольцово лежит посылка, доставленная курьером из города Урай Тюменской области…. И что ему, Петровичу, надлежит немедленно прибыть в названный аэропорт и истребовать бандероль. А она, как сообщалось в тексте, в данный момент нелегально хранится у служащей аэропорта, на шестой стойке регистрации.
       Из подписи «Мартын», стоявшей в конце телефонограммы, Петрович догадался, что население Урая выслало ему гуманитарную помощь. А Мартын, проезжая Кольцово транзитом, оставил ему гуманитарный груз, подкупив авиаслужащих девиц бутылкой шампанского или коробкой конфет.
       Петрович вздохнул с облегчением. Посылка – это лучше выселения. Ну, лучше, то лучше а в Кольцово надо было как-то добираться. А это – не ближний свет, тем более для студента.
       Поднимаясь по лестнице, Петрович мучительно размышлял – как же ему добраться до далёкого Кольцова? Завтра наступало 1-е Мая, День солидарности трудящихся, и Петрович, соответственно, чувствовал себя трудящимся. А трудящиеся, как известно, от провианта не отказываются….
 
       Но ему вновь подфартило. Буквально через пять минут, после того как он поднялся к себе в комнату, в его дверь неоднократно и настойчиво постучали. Вообще-то в общаге в двери никто и никогда не стучал, а входили так, сразу. Стук по дереву здесь считался знаком дятла, а дятлом быть никто не хотел. Поэтому входили так.

       Почуяв неладное, Петрович на цыпочках подкрался к двери и прислушался. Ближе к диплому он стал пуглив, и перспектива ещё одной встречи с автоматчиками или системой залпового огня «Град» его не радовала.
       За дверью была гробовая тишина.
       «Кто там?» разделяя каждое слово нежно пропел Петрович, взяв с кровати рейсшину и держа её наотмашь, как шашку.
       - Открывай сука! – Раздалось из-за двери….

       «Хм!» - Подумал Петрович. В воздухе неуловимо запахло сталинским 37-м и узкоколейками Колымы.
       - Ну кто там? – Упавшим голосом почтальона Печкина ещё раз переспросил Петрович, держась за сердце. И пискляво добавил: - Что вам, сказать что ли трудно?
       - Открывай, сука тебе сказали! Поговорить надо! – С комиссарской интонацией сказали из-за двери.

       Где-то позади басовитого звучал и женский голос
       - А сколько вас там? – Логично поинтересовался Петрович.
       - Трое!
       - Вот и поговорили б меж собою! – Сказал Петрович и тихо отошёл от двери, давая понять, что разговор окончен.

       2

       Но, вместо того чтоб поговорить меж собой, незваные гости начали ожесточено тарабанить в дверь. И о чём-то шумно совещаться меж собой.
       – Открывайте, Петрович! – Раздался из-за двери нежный женский голос. – Не бойтесь! Это из кожно-венерологического диспансера! Ничего плохого мы вам не сделаем! Нам нужно только взять у вас мазок! Мы собираем мазки у всех великих художников Урала! Скоро в Екатеринбурге откроется Музей Мазка, и без вас экспозиция будет ущемленной! Не жмитесь, Петрович, не обедняйте своим отказом Большую Уральскую коллекцию! Если вам страшно, просто просуньте ваш фаллос в щель, а мы уж тут сами справимся!

       - А кто ещё сдал? – Настороженно спросил Петрович, приблизившись к двери. – Малков сдал?
       - Да, да, сдал! – Ответила коллекционерша. – И Малков сдал, и Голиздрин сдал…. Со дня на день ждем бандероль от Пирожкова, из Парижу… А завтра к нам Чесноков вместе со Снежиком приезжают! Не жмитесь, Петрович, сдайте нам ваш мазок!

       «Хм…. - Подумал Петрович. – Складно-то как чешет!»
       Но сомнения не отпускали его…. С другой стороны, ему хотелось попасть во Всеуральскую коллекцию Мазка. Это однозначно повышало его творческий рейтинг, и сулило большие заказы. Он сразу становился элитным художником. Он и сам об этом, в последнее время, часто подумывал. Однако, его по-прежнему терзали смутные подозрения. Он неоднократно бывал в кожно-венерологическом диспансере, но о формировании каких-то коллекций речь пока не шла. Все дело ограничивалось только тридцатью уколами в пенис. Тут могла быть и полстава. Открываешь женщине, в комнату вбегает сборная Австралии по регби.
       - А ты паспорт под дверь просунь! Тогда я тебе открою! – Догадавшись, с ухмылкою сказал он.
       За дверью энергично зашептались. Потом послышалась звучная оплеуха.
       «Щас, щас, просуну! Только больше не бейте!» – Послышался чей-то знакомый голос.
       «Суй, я сказал, быстрее! – Вновь забубнил сердитый комиссарский бас. – Будешь у меня ещё тут рассуждать, людоед чёртов!»
.
       И сейчас этот бас тоже показался Петровичу – страшно знакомым. Где-то он его стопудово раньше слышал. Дизайнер напряг память. Ага, точно, вспомнил!
       «Сэнди! – Выплыло в голове у Петровича. – Точно, точно, Сэнди! Это он по уху сейчас Патютьке саданул! Это ж его почерк – сразу по уху бить!»
       И Петрович привычно почесал левое ухо. Они с Сэнди в прошлом сцеплялись не раз.
       Под дверью, между тем, зашелестело. Из-под неё, дергаясь, выползли развернутые странички чьёго-то паспорта. На водяных линиях виднелся лиловый штампик прописки с рукописным текстом: «г.Чайковский»… Потом зацепившись за край двери, страница затопорщилась и обнажила другую, с вписанными туда двенадцатью детьми.
       Причем в графе, где была означена дата рождения первого ребёнка, стояло: «1908 год. III съезд РСДРП».

       У Петровича захватило дух от радости и он пинком вышиб обратно…. Это были Сэнди с Патютькой, его старинные корефаны.
       «Не принимает! – Раздалось из-за двери. – Может у тебя паспорт мятый? А другого-то нет?»
       «Щас! – Глухо пробасили за дверью. – Ты ему ещё аусвайс немецкий просунь! Что ты в полицаях при немцах служил!»

       3

       Петрович не выдержал и широко распахнул дверь. Она, кстати, была незаперта. Как и все остальные двери в общаге.
       На пороге стояли известный краснотурьинский аферист Сэнди и доблестный рыцарь Патютько, отмеченный случаями людоедства в общежитии. За ними возвышалась штабная девица Надька, имеющая статус местной Аньки-пулеметчицы.
       - Собирайся, Петрович! – Радостно сказал Петровичу Патютько. – Щас мы поедем бухать и решили взять тебя с собой! Собирайся, сволочь, я из-за тебя уже по уху успел схлопотать!
       Ухо у Патютьки, и в самом деле, горело. Патютько год назад закончил институт и жил в городе с оперным название Чайковский.
       «Да, не зря же мне мысль про опера сразу в голову пришла!» – Подумал Петрович, посмотрев на кожаный плащ Патютьки и вспомнив ожесточенный комиссарский стук в свою дверь.
       - Собирайся! – Ещё настойчивее сказал Патютька. – Поедем к Сэндиной тётке на Уктус! Завтра Первое мая, и мы, как солидарные трудящиеся, должны по-человечески встретить этот праздник!
       Надька сняла со спинки кровати теплые шерстяные рейтузы и решительно протянула Петровичу:
       – Одевайся, Олег! У нас мало времени! Поехали быстрее!
       На улице было прохладно и Петрович охотно влез в шерстяные рейтузики.

       Через пять минут они спустились на вахту. И тут Петрович вспомнил про посылку.
       - Слушайте, у меня ж посылка, на моё имя, в аэропорту лежит! Надо съездить, её забрать! Это мне из Урая на праздник прислали!
       - Съездим! – Деловито сказал Патютько. – Щас съездим и заберем! У нас тачка внизу, уже под парами стоит!
       Он был уже дипломированным архитектором, и имел устойчивое жалованье. Судя по всему, он и спонсировал эту поездку.
       Однако, дело тут было и в другом. В архитектурных ВУЗах издревле существует институт рабства. Примерно за полгода до защиты диплома выпускник набирает себе кучу помощников-сподвижников, которые, по сложившейся здесь традиции, скопом помогают ему делать диплом. Или, наоборот – он помогает им – делать ему диплом.
       Они, эти самые «рабы», как голодная саранча хором налегают на это делом и диплом, как набуханный дрожжами хлеб, растёт прямо на глазах. Таким образом, рабы помогают не только дипломнику, они ещё и помогают родной Альма-матер выплюнут свой недоношенный плод, освобождая выход (место) другим, вызревающим в её чреве эмбрионам.
       Вот их, всех этих добровольных повитух и акушеров, и называют «рабами». Это уже устойчивый лингвистический термин, и по-другому не скажешь. А явление – не отменишь. Таким образом архитектурный институт – одно из немногих мест на Земле, где сохранилось рабство. Вот такое позорное пятно на карте на карте нашего современного общества.

       Зато в конце всей этой эпопеи, сразу после защиты диплома, восторженный дипломник заливает в глотки своих крепостных немерянное количество спиртного. И сует туда же – немеряное количество антрекотов, эскалопов, колбас и прочей снеди.
       А вот – Патютько – не совал. Он убёг. Получив долгожданный диплом, он сбежал, оставив своих рабов ненакормленными и трезвыми. Тем самым подло обманул своих крепостных, как владелец дипломно-бутылочно-продовольственной пирамиды. Фундамент – в виде диплома сохранился, а вот остальная, дивидендная надстройка – рассыпалась.

       * * *

       Ну а так как всякий преступник неизбежно возвращается на место своего преступления, этой участи не избежал и Патютько. Он вернулся…. И, пойманный бывшими рабами, был вынужден организовать им застолье по высшему классу. Что он сейчас и пытался сделать. Он там и сказал Петровичу:
       - Я приехал «проставиться»!

       4

       Петрович был не против. Он знал, что врагам никогда не надо показывать своих истинных намерений, и, будучи выходцем из кулацкой семьи решил вместе со всеми, как ни в чём ни бывало, участвовать в рабочее-крестьянском празднике. Что б его тоже сочли рабочим или крестьянином. У них, у кулацких гидр, такое бывает.

       Что касается Патютьки, то, видимо, совесть заела парня, и он прибыл в Свердловск «ставиться». То есть – компенсировать своим обманутым вкладчикам их моральные и интеллектуальные, а, главное, нравственные затраты. То есть грядущий праздник обещал быть нравственным.
       Поэтому Патютько и получил от негодующего раба Сэнди традиционный удар по уху, и поэтому он так рвался немедля напоить всех присутствующих. Он был мало-мальски знаком с историей и боялся восстания рабов. Все тираны и мошенники страшно боятся народного гнева. Даже, те, что живут в городе с поэтическим названием Чайковский.

       * * *

       Сообразительный Петрович, быстро въехав в ситуацию, громко сказал:
       - Дак может, выпьем сначала! Как-то не с руки на сухую-то ехать. Горло зудит!
       - Поехали, поехали, Петрович! – Спешно осадил его Патютько. – Поехали в аэропорт, а там, где-нибудь по дороге, возьмем!
       Но вот тут возникла небольшая заминка. Надька, почуяв недоброе, стала уговаривать бабушку-вахтёршу поехать с ними. Она вдруг осознала что едет совершенно, одна невесть куда с тремя буйными мужиками, побоялась. Хоть она и была покрепче любого Боливара (в чём Петрович убедился позднее, став её наездником), но двоих для неё было многовато…. А уж тем более – троих…. Учитывая, что все трое – отъявленные мерзацы и головорезы, Надька заподозрила, что они начнут до неё домогаться, и решила прихватить дублершу, которую, в случае чего, можно было подсунуть сгорающим от вожделения собутыльникам. А так как все доступные девицы в общаге разъехались на праздники, или шарахались по предпраздничному Свердловску, то взять в качестве напарницы было некого. На шураевскую тётку-педагога она не очень-то надеялась и решила прихватить с собой, то, что было под рукой, то есть бабулю с вахты. Прозорливо решив, что пьяным мужикам, если что, сойдёт и бабуля, она начала уговаривать общаговскую пограничницу поехать с ними.

       Ничего не подозревающая бабка, резонно решила – а чего б не побухать с ребятами на халяву, тем более, что можно попросить посидеть на вахте какую-нибудь целомудренную студентку-первокурсницу, что нередко делалось и раньше. Что касается Надькиной логики, то она была такова: пьют её компаньоны обычно помногу, до усрачки, а привлекательность женщины, как известно, напрямую связана с количеством выпитого. То есть – чем больше выпито, тем краше дама. Соответственно, возраст кандидатки и другие параметры тут особой роли не играли. Всё определялось только количеством выпитой водки. А пили кореша немало, значит – им сгодилось бы всё. Но бабушка оказалось бы пятой – по числу пассажиров, а в «Волгу» помещалось только четыре. Догадливая Надька предложила ей залезть в просторный багажник, однако ехать в уютном багажнике бабка отказалась.
       - Радикулит у меня, милочка! А так бы я завсегда!
       
       «****ь, а ведь придётся одной с ними ехать! Ладно, поеду, а там что-нибудь придумаем!» - Подумала отчаянная Надька. Оставаться в полупустой общаге было ничем не лучше. Тоска, холод, и ползающее по кухне тараканы…. Нет уж – лучше к тётке, в компании постылого скандалиста Петровича и афериста Патютьки.

       5

       Сама Надька была в короткой замшевой курточке и ослепительно белых колготах. И, соответственно, смотрелась весьма сексапильно. Её лодыжки и бёдра сверкали как две длинных люминесцентных лампы и всем немедленно хотелось содрать с них синтетическую оболочку, и примкнуть к вожделенному женскому теплу. Даже индифферентный к репродуктивной деятельности Петрович начал загадочно коситься на неё. Не говоря уже о вечном порнострадальце Патютько. Сэнди же всегда был сторонником массовых культурных акций, и любой намек на групповой секс воспринял без колебаний. Это б, без сомнения, было коллективное мероприятие и она, безусловно, сплотило б коллектив. По крайней мере – он так считал, тоже поглядывая на Надьку, а особенно её выпирающие из под курточки ягодицы.

       Надька с вышла на улицу и нервозно завертелась у открытой дверцы машины. Маниакальный Патютько, словно прочитав её мысли, быстренько впихнул её в салон автомобиля, приказав шоферу прикрутить её к сиденью ремнём безопасности. Таксиста пока ещё не били, поэтому он с удовольствием выполнял указания главенствующего Патютьки.
       Наконец, все влезли в салон, и авто тронулось.
       - К тётке, на Луганскую! – Скомандовал Сэнди. И зачем-то добавил. – Она у меня педагог….
       Все сразу вздрогнули. Всех, конечно, тянуло к домашнему теплу, однако настораживало неизвестное слово «педагог». В нём слышалось что-то зловещее….

       Машина катила вниз, по улице Короленко. Дискуссии по тётке решили временно отложить. Тем более, что Петрович напомнил, а Патютько подтвердил: сначала аэропорт!
       Немного посовещавшись, все дружно решили – надо выпить. А там сознание – само собой прояснится и что-нибудь подскажет. Это и в самом деле, универсальный рецепт: выпивка, она, любую озадаченность – как рукой снимает! Неразрешимые доселе задачи сразу решаются сами собой, а вековые проблемы щёлкаются как орешки. Поэтому непьющие люди так злобны и угрюмы – им неведом этот прекрасный алгоритм. Перед ними масса патологически неразрешимых задач.

       В-общем, всех потянуло на алкоголь. Их, кстати, всегда туда тянуло, как машину с неправильно отремонтированным кузовом…. Но, так как их такси неслось к аэропорту, надо было просто заскочить в магазин, по маршруту…. Попросив водителя остановиться, Патютько сбегал ближайший гастроном и приволок сумку с шестью бутылками шампанского…. Столько в сумку вошло. Вообще-то, обычно они пили водку, но в компании была дама и водку решили оставить на потом. Дама безгласно определила выбор напитка.

       Зато теперь понадобились стаканчики. Не пить же шампанское из горла! Тем более в кампании с девушкой с люминесцентными ногами.
       Это сейчас пластмассовая посуда продаётся на каждом углу, а тогда найти стакан было большою проблемой. Изобретательный Петрович предложил заехать в аптеку и купить там какие-нибудь мензурки, колбы или реторты. Идея всем понравилась, и такси закружило по пригородным улицам в поисках аптеки. Вскоре аптека была обнаружена. С фонарём и ледяною рябью холодных луж.
       Петрович с Патютькой вышли.
       - Если стаканчиков не будет – клизму купите! Если что – через клизму будем закачивать! – Крикнул, им приоткрыв дверцу, в спину Сэнди.

       Шофер с недоумением обернулся на него. Несмотря на свой большой водительский стаж, он никогда ещё не поглощал шампанское посредством клизмы.
       «А что, это оригинально! Не один механик не унюхает! Не полезет же он ТУДА! – Подняв брови размышлял старый волк уральских дорог. – Надо будет обязательно попробовать! – Решил он про себя. – Сядешь вечером футбол посмотреть, причём не просто сядешь, а на клизму, – и лови себе кайф! И, главное, - ведь жена ни о чём не догадается! Лишь бы не перебрать, чтоб пузыри из горла не пошли!»
       Надька же молча смотрела в окно и с опаской думала о том, что же будет с нею, если эти кобели нажрутся. Тут никакая отмазка про критические дни или застарелый сифилис не поможет. Она очень надеялась на тётку-педагога.

       Больших стаканчиков в аптеке не оказалось, пришлось взять маленькие. Пока разливали шампанское – залили все штаны и весь салон. И, конечно, напились шампанским до одури, ещё не доехав до аэропорта. В аэропорт они прибыли уже пьяными. Петрович, шатаясь, покинул автомобиль и отправился в зал ожидания, за своим северным подарком.

       6
       
       Посылку он получил без особых заминок. Спустя пять минут он вышел из здания аэропорта с большим ящиком в руках, и бухнулся на заднее сиденье. Ящик тут же вскрыли. Там оказалось несколько металлических емкостей с дефицитным ананасовым соком, банки с перловой и рисовой кашей, несколько брикетов сливочного масла, груда носовых платков и толстая книжка о вреде алкоголизма. Там же говорилось и о психических заболеваниях, неизбежно сопутствующих алкоголизму. По углам лежали темные куски хозяйственного мыла.

       Мыло Петрович подарил таксисту, а сок раздал своим товарищам. Книжку и мясные консервы он решил оставить тебе. Последнее для еды, а первое для замены туалетной бумаге, с которой тогда была большая напряжёнка, а газет Петрович принципиально не покупал.
       Вскоре желтый болид влетел в город. К тому времени бедная машина была полностью залита липким спиртным и истыкана окурками, как тело истерзанного фашистами красноармейца. Таксист молил судьбу только об одном – побыстрее бы вся эта шобла покинула его автомобиль.

       Петрович, между тем, развеселился – он то кидался на Патютко, то бодался с Сэнди, то щупал белесые ляжки Надьки…. Когда он лапал её, он изрядно мешал таксисту управлять автомобилем, от чего машина нещадно виляла, и дважды едва не въехала в столб. Другие парни тоже не оставались в стороне:
       Сэнди, для гармоничного равновесия, пытался ударить Патютььку по второму, дальнему уху, а Патютька, пытаясь охладить пыл наглеца, взбалтывал бутылку и наплавлял на него шипучую струю шампанского. То есть в салоне было очень живо.

       Все чувствовали себя как дома, и лишь таксист отчего-то грустил. Ему было всего сорок пять, и он уже нынешним летом планировал перебраться к своему дядьке в Воронеж. Теперь же, судя по ситуации, ему светило переехать на Широкореченское кладбище. И уже без вещей. Мечты о лете казались далёкими и несбыточными, и дожить даже до завтрашнего утра ему казалось уже чистейшей утопией. Старуха-смерть в виде беснующегося на заднем сиденье Петровича занесла над ним свою остроотточенную косу..
       «Да-да, выбраться отсюда живым – это уже счастье!» – С тоскою думал он сжимая непослушный руль.

       Наконец, они доехали до Луганской. Но не до тёткиного дома. Теткин дом стоял где-то там, глубоко во мраке, в полутора километрах отсюда. И до него следовало ещё добраться…. Или доползти. Дальше была уже не дорога, а обычное непаханое поле. Тётка, сволочь, умело изолировалась и от племянника, и от его жизнерадостных друзей. Бездорожье отдаляло её счастливое избавление от горестных житейских мук.

       7

       Друзья вышли из салона наружу и задумались. Теперь, жёлтому вездеходу предстояло сразиться с этою целиной. Однако, его пилот оказался саботажником. Водитель попинал ногою влажный грунт, и вынес свой вердикт:
       - Машина тут не пройдёт!
       Присев на корточки он подумал ещё несколько секунд и ещё раз подтвердил свои выводы своим стихшим пассажирам:
       - Тут только на «Каматцу» можно проехать! И, чтоб гусеницы – выше головы были! – Он сплюнув на горку склизистой глины, высящейся у его ног. – Бля буду, тут даже танк застрянет!
. Он служил в танковых войсках и прекрасно понимал: здесь даже танк увязнет! Не говоря уже – о его повидавшей виды «Волге».
       - Слушай, а если машину как следует разогнать? – Разгорячено предложил Сэнди. – Раскочегарить её до ста пятидесяти, а там она, и на брюхе проскользнет! Вон, самолёты у нас – постоянно за взлётную полосу выкатываются.
       - А обратно? А обратно-то как? Мне ж ещё в парк ехать надо! – Горячился таксист, – кто меня потом вытаскивать будет?!
       - Слушай, а зачем тебе в парк? Завтра праздник, поживёшь с нами у моей тётки! – Нашёл выход Сэнди. – Тётка у меня как раз твоих лет, вот вы и обручитесь! А ближе к лету, как тут всё просохнет, уедешь в свой парк! Порядочным семейным человеком.

       - Слушай, а давай мы ей под задок шампанское привязем? – Вмешался в разговор Патютько. – Может она на реактивной тяге пройдёт? Как корабль на воздушной подушке! У нас там, в сумке, ещё пара бутылок осталось!
       - Не-е-е-е…. Я не поеду! – Взмолился таксист. – Спасибо за приглашение, но я не поеду! А шампанское лучше к себе привяжите. И – дуйте по этой целине – на вашей реактивной тяге! Главное, чтоб вас куда-нибудь в Арамиль не занесло…. Даже ракеты иногда падают на чужую территорию.
       - Слушай, а давай я за руль сяду? – Подскочил к таксисту Петрович. – Ей богу, я проскочу…. А вы меня вчетвером сзади подталкивать будете. У меня кроссовки летние, у меня хронический остеопороз, мне врач ноги в тепле велел держать! А у тебя в машине сухо!
       - Ладно, идёт! – Коротко сказал таксист и призадумался. Судя по выражению его глаз, он нашёл какое-то спасительное решение.. – Давай я тебе машину как следует разверну, а потом ты на моё место, за руль, сядешь!

       После чего он прыгнул в машину, шумно развернулся. Петрович отдал бутылку с шампанским Патютьке и стал разминать суставы рук, готовясь покорять целину. Однако это оказалось излишним, так как таксист изо всех сил газанул и уехал. И ещё обдал при этом весь творческий квартет жирными кусками грязи. Уехал, скотина, насовсем. С шестью кусками подаренного ему хозяйственного мыла. И пятнадцатью литрами бензина залитыми ему Патютькой, по дороге в аэропорт. Уехал, не получив с них ни копейки наличных денег. Видимо, он посчитал, что так ему все же выгоднее, чем обручаться с тёткой-педагогом.
       - Там наше шампанское осталось! – Выдохнул Сэнди, глядя вслед исчезающим огонькам.
       - Ерунда, там всего бутылка, а вторая-то у меня – Сказал Патютька. – Не беда, ещё купим! Невелика потеря! Жаль, мы ему морду не успели набить! Считай зря съездили! Ну, что пошли пешком?
       - А как я здесь пройду?! – Взбеленился Петрович. – У меня ж кроссовки летние! А тут и в самом деле – на тракторе не проедешь! Вы-то все – в сапогах, вам и рассуждать легко!
       - Ерунда! – Сказал Патютько. – Сэнди перенесёт меня, там, где лужи, а Надюха перенесёт тебя! У тебя характер лёгкий, она справится! Вон, в древнем Риме, женщины мужей в одеялах выносили! Жаль кстати, что мы с собою одеял не прихватили…. Можно было б и тут переночевать. Нахрена нам эта тётка? У нас своя тётка есть!
       - Меня уже один раз в одеяле выносили! Хватит! – Обидчиво сказал Петрович. – Я больше не хочу…. Потом опять, с мордой панды, по улице ходить! Не хочу!
       Надька тоже не хотела оставаться тут. Готовить пищу и утешать Патютьку в его горе. Вдали заманчиво светились тёплые огоньки цивилизации. Там было тепло, и там, грохоча ухватами, по избе металась тёплая и спасительная тётка….

       * * *

       - Пошли, Петрович! Я тебя перенесу! – Положила свою тяжёлую ладонь на тщедушное плечо Петровича Надька. – Характер у тебя, и в самом деле, легкий, как-нибудь справимся!
       Сейчас ей важно было приобрести союзника. В Архе было неписанное правило: тот кто первым овладел женщиной, имел все эксклюзивные права на неё в течение недели. Если иное не оговаривалось заранее. Иного пока не оговаривалось. И Надька решила воспользоваться этим правовым вакуумом. Лучше отдаться аборигену и земляку Петровичу, чем вынашивать мальца от саама Сэнди или многожёнца Патютьки. Таковы были суровые реалии стоящего перед нею выбора.

       8

       «Пошли!» - Выдохнул Сэнди, и все дружно тронулись. Они с трудом продирались через эту непролазную хлябь, шумно чавкая по весенней распутице. И, что гораздо ужаснее – их путь лежал в кромешной темноте. Если где-то попадались большие лужи, - то Патютько взбирался на Сэнди, а Петрович на преданную ему Надьку. Но, на четвертой луже, Надька поскользнулась и упала. Она подломилась словно подстреленная жеребица, и рухнула вперед, на все четыре ноги, упав брюхом в склизкую глинистую грязь.
       Когда Петрович почувствовал, что стремительно летит куда-то вниз, он еще крепче сдавил Надькину шею и судорожно подумал: «Слава богу – падаем физически, не нравственно!» Нравственного падения он бы не перенёс.
       В голове его тут же промелькнули какие-то несуразные мысли о лебединой верности, и неотвратимой погибели вместе, вдвоем.

       Надька же, упав с размаху в лужу, стала громко ругаться, кляня всех вокруг и в первую очередь Петровича. «Загнал бабу! – Подумал Петрович. – Как Печорин своего коня, загнал….»
       А может она, эта легкомысленная профурсетка, не выдержала груза семейной жизни? Об этом Петрович тоже подумал лежа сверху на Надьке, которая пыталась выбраться из под него, стараясь не захлебнуться….
       - Всё больше не могу! – Ещё раз приподнявшись, прошептала Надька. – Хоть убей меня – больше не могу!
       - Ну что ты, Надежда…. – Спокойно возразил лежа на ней Петрович. – У любого из нас – просто неисчерпаемые возможности! Просто мы о них не догадываемся! Ты же знаешь старое правило: «Лошадей на переправе не меняют!» И я тебя ни на что не променяю. Ты ж ведь теперь – мой компас земной! Теперь, кроме тебя, мне никто не нужен!
       И тут же, в доказательство своих слов, он хотел овладеть Надькой, закрепив эксклюзивное право. Однако он был не рептилией, и обстановка не располагала. И ещё он постеснялся Патютьки, приехавшего из города с интеллигентным названием Чайковский. Сам же Патютько в этот момент ехал верхом на Сэнди, и не видел что соседская повозка перевернулась.

       Сам Сэнди упал на седьмой луже. Только, в отличие от Надежды, он упал не вперед, согласно канонам, а поскользнувшись и замахав руками… он завис в пространстве… - после чего опрокинулся на спину. Балласт в виде Патютьки сыграл свою губительную роль, и мужественный Сэнди подмял своего несчастного всадника. экипаж рухнул в промозглую слякоть.

       * * *

       Когда они явились к тётке – они были грязными как свиньи…. Надька, в своих бывших белых колготках – сразу же полезла в ванную…. Петрович, сорвав шпингалет, полез за ней…. Сэнди, обидевшись, что массовое мероприятие опять проводят без него, вломился в ванную вслед за Петровичем….
       Патютько, оставшись один, испытал сильный приступ агорафобии, и, испугавшись, тоже побежал в ванную…. Тётка-педагог, увидев всё это – сразу же бросила свои ухваты, и, побежала на выход. Однако хитрый Петрович предусмотрительно закрыл дверь на ключ, а ключ спрятал. Тогда тётка, выпрыгнув в окно, умчалась в ночную темень….
       Она, как многие педагоги, увидев раскручивающийся на её глазах разврат – не захотела поступаться принципами….. Надька же, вырвавшись из рук осатанелых маньяков, вылетела из ванной в коридор, и оставляя лужи, бросилась вслед за тёткой, в распахнутое ночное окно…. Она никому не хотела передавать эксклюзивные права на извалянное в глине туловище…. Два года назад по Свердловску прошёл слух, что её видели где-то в районе Хабаровска…. А тётку – ту ищут до сих пор….


       10. ПЕТРОВИЧ КАК ИРРИГАТОР ДАЧНОГО РАЗВРАТА.

       1

       Позднее, спустя пару лет, мне вновь довелось вновь увидеться с Петровичем. Он, вопреки всякой логике, был уже семейным человеком, но женщины, как и прежде, его не интересовали. Он был занят более глобальными вещами. Дизайнер соучаствовал в строительной деятельности, и как всегда был лих и активен на этом, новом для себя поприще. Благодаря ему, на карте Екатеринбурга, появилось несколько изящных высоток. Потом он организовал небольшое рекламное сообщество.

       Мы, как полагается старым корешам, сели, выпили, и решили в ближайшие выходные по-человечьи отдохнуть на его даче.
       - У наших двоих ребят будет день рождения…. – Твёрдо сказал Петрович, отставив в сторону свой стакан, – вот мы все вместе соберемся, и, как следует, отметим это дело. Там будут только интеллигентные люди…. Я решил поменять свой жизненный вектор…

       Я содрогнулся от услышанного. Семейная жизнь поставила этого человека в жесткие нравственные рамки. Таким я видел его впервые. На столе, справа от дизайнера, лежала толстая книга с надписью «Катехизис. Вопросы и ответы вечного бытия»….
       «Нашими» Петрович называл своих коллег-подчинённых, вместе с которыми он трудился на ниве рекламного творчества. Они верстали вывески и щиты, украшающие уральскую столицу. Это были славные, тихие ребята, особенно когда они были в сознании. Но это было редко. В рабочие дни они вершили свой рекламный труд, а на выходные дружно ходили в походы. Что они там делали – я не знаю. И, наверное, лучше и не знать. Мне и дня рождения с этими интеллигентными людьми вполне хватило. Я думал – он станет днём моей смерти. Однако я выжил, и, благодаря этому могу коротко поделиться с вами описанием этого дачного празднества.

       Я, собственно, это сразу предчувствовал. У меня ещё в городе зародились нехорошие мысли. «А не скорбны ли они головой, все эти туристы, особенно, когда выпьют? – Думал я. – Петрович-то тоже, на трезвую голову тих и нелюдим! Ну, чисто монах! Как бы мне боком не аукнулась – дачка-то эта!»
       Я знал, что у многих туристов вековая скорбь быстро трансполируется в такую веселуху, что потом волосы дыбом встают! Сходив заранее в страховую компанию и, сделав документ, стал ждать выезда на дачку. Теперь, мои наследники, если таковые вдруг обнаружатся, могли получить, на память обо мне пару полуистёртых джинсов, и несколько залатанных рубашек…. Но это лучше чем ничего….

       * * *

       Наконец, час «Х» пробил, и мы поехали на дачу. Наша дружная компания состояла из парочки дам и пятёрки весёлых парубков. Пока их безумие ни в чем не проявлялось: они не выпрыгивали на ходу машины и не отбирали на ходу у водителя руль, как это принято у туристов. Это вселяло в меня оптимизм, и я даже укорил себя, что очернил безосновательными подозрениями этих славных ребят.

       Имена девиц я не запомнил (да это и ни к чему; такие вещи – лучше сразу забывать!), а вот из гогочущих присутствующих заметил энергичного и горланистого Женя Агалака, крепкого массивного сварщика Володю, и оптимистично ржущего пожарника Филю, несущего в своих глазах огоньки незатухающих пепелищ. И ещё с нами ехал бледный и томный юноша, эскизный творец и художник, лениво обнимающий свою романтическую невесту. Всё это было очень трогательно, и я невольно проникался духом надвигающегося празднества.

       2
       
       Вскоре, преодолев железнодорожный переезд, наши тачанки вылетели к окраине небольшой деревеньки, и придорожный указатель сообщил нам, что мы прибыли в населенный пункт со странным названием Поварня. Он, как я узнал позднее, был разделен надвое границею двумя прилегающих районов, то есть одна половина деревни здесь принадлежит белоярским помещикам, другая – сысертским. Пограничных столбов мы нигде не обнаружили, и межи посередине деревни – тоже не было..

       Как только мы приехали, все гости, дружно вынув из баулов разнообразную снедь, уселись за широкий дощатый стол…. Праздник начался без торжественных речей и ненужных предисловий. Просто откупорили водку и начали пить. А изредка, в перерывах – поглощать еду, на которую никто особо не обращал внимания. Всех интересовало питьё.

       Кроме меня никто не ел; все пели песни и вели светские беседы. Девицы щебетали, кавалеры ухаживали, словом всё происходило согласно неписанному протоколу. Но, соразмерно выпитому, протокол начал меняться, уходя в новое русло. Прошло ещё полчаса и я понемногу начал погружаться в атмосферу наших славных студенческих лет.
       Все вокруг галдели и орали, и никто не слушал своего собеседника. Если же в ходе дискуссии у кого-то не хватало аргументов, то в оппонента швыряли горячей картофелиной, или, перегнувшись через стол, лупили тупаря, прямо по башке, палкою сервелата. Словом, обстановка оживилась, и я чувствовал себя как некогда на Восточной. Правда, изредка я сожалел, что у меня на голове нет шахтёрского или танкового шлёма. Они бы тут явно не помещали. Потому что мои новые друзья, уже ленясь привставать, просто начали швыряться солеными помидорами и маринованными огурцами. И вообще – всем, что оказывалось под рукой…. Я встал со скамьи и убрал подальше лежащий у печи топор.

       Потом, после небольшого затишья, в ход пошли скабрёзные анекдоты, прерываемые шумными синкретическими плясками, и визгами – как на гульбище алеутов или орочей….. Ну а потом они снова стали швырять друг в друга уже поленьями и табуретами. Параллельно вокруг меня люди начали бороться, бодаться, тискать хихикающих девиц. То есть события стали закручиваться в неуправляемый водоворот. Кто-то кого-то ударил по башке табуреткой, а кто-то позади меня хотел засунуть чью-то голову в кастрюлю с варящимся на плите супом. Причем, не отделяя её от туловища. Топор-то я спрятал.

       Мне это напоминало всемирный конгресс колдунов и ведьм. Казалось, вот-вот, и они, вооружившись ухватами, начнут засовывать друг друга в печь, или лечить друг другу грыжи. Чтоб избежать этого душераздирающего зрелища я тихонько ушел в соседнюю комнату. Света здесь не было, и лишь узкий луч, проникающий сюда из приоткрытой двери, помогал мне кое-что разглядеть в полумраке. Впрочем, мне было так даже уютнее, и я, благодаря судьбу, стал любоваться в окно нависшими над Поварнею звёздами.

       Дикие вопли от туристского сообщества доносились и сюда, но, мне казалось, здесь я – в относительной безопасности.
       Вскоре вся банда рассредоточилась, о чем мне сообщили хлопающие отовсюду двери. А спустя несколько минут ко мне в комнатку вплыла вдрызг пьяная девица и, встав на четвереньки, не без труда вползла, на стоящую у стены раскладушку. Другие отроки, тоже начали слоняться повсюду, пытаясь найти себе развлечение. А нет, так запастись на ночь тёплыми одеялами.

       3

       Тут и какой-то пьяный юноша забрел в наш сумрак моего убежища, и, приглядевшись, наполз как сонная гусеница на лежащую на раскладушке девицу. Глядя, как это членистоногое покрывает пядь за пядью недовольно мычащую соплеменницу, я с некоторой завистью подумал, что на его месте мог быть и я.
       Девица, между тем, начала громко материться, а членистоногий попытался нейтрализовать её шумный репродуктор поцелуями. Чтоб, постепенно побудить её к репродуктивной функции… Судорожная рука солитера сползла к ширинке и оттуда послышался легкий треск расстегивающейся молнии. Мое присутствие ничуть их не смущало, ибо они, как снежные люди, выросшие в лесах, должны были размножаться и в неволе.

       Но, в самый неподходящий момент, сюда заглянул и качающийся увалень Володя. Качаясь, как медведь-шатун и не найдя приложения дремлющим силам; он, вдруг, заметил двух своих коллег мирно лежащих на раскладушке. Девушка, закинув голову, смотрела в потолок, а юноша лениво целовал её, эпилептически подёргивая головой, словно кобель, отыскивающий в густой шерсти подружки, рыскающих там блох. Все монотонно шло к спариванию.

       Володя, поняв, что судьба дает ему шанс, решил превратить назревающее спаривание в страивание. То есть – стать третьим, как это принято в нашем отчестве.
       Он подошёл поближе к глистообразным влюбленным и коршуном рухнул на них. После чего все трое живо забились в конвульсиях, словно оживший сэндвич. Композиционно всё получалось так, будто б интеллигентный юноша снашается с девушкой, а Володя трахает зазевавшегося юнца. Если отбросить излишнее ханжество, то вся эта любовная триада смотрелась впечатляюще. Особенно, учитывая, что вес сварщика Володи раза в два превышал суммарный вес пронзённой им парочки….
       Парочка, задыхаясь, хрипела…. Сам секс, для нижних жильцов, как-то сразу отодвинулся на второе место. На первое вышло желание выжить под жирною тушею сварщика. Он же, вцепившись своими ручищами за алюминиевые трубки раскладушки, продолжал вдавливать несчастную парочку в чрево раскладушки.
       Бедная раскладушка не выдержала такого насилия над собой, и, захрустев своими алюминиевыми суставами, с грохотом развалилась. Шумно лопнул затрещавший пулемётной очередью брезент…. Кто-то шумно пукнул, и все это копошащееся трио рухнуло на пол, окончательно разрывая ткань алькова. Десятки нервно сверкающих пружинок задергались, затрепыхались словно стая килек попавших в сеть…. И, со звоном покатились по полу…..
       Теперь вся гомо-гетеросексуальная группа оказалось на грубом дощатом полу, между истлевшими островками древнего линолеума. Они беспомощно бултыхались в пленившем их трубчатом периметре раскладушки, И теперь, они, словно попавшие в аквариум рыбки были жить одною триединой судьбой.

       4

       Разочарованный в любви юноша пытался выпутаться из брезента, однако это ему никак не удавалось, и он ещё больше запутывался там, словно птица в силках…. Володя, этот откормленный боров, толстым задом оттеснил своего немощного конкурента и быстренько занял вожделенный плацдарм, пытаясь овладеть девицей, пока его противник трепыхался на полу спеленатым судаком.

       Сварщик, как победивший в борьбе за самец, уже подмял пол себя мычащую девицу, и готовился всадить ей по самые бакенбарды, Холка на загривке у Володи встала словно шерсть у боевитого вепря и он был в микронах от сочленения своего нержавеющего электрода, с лобковую костью девицы. И тогда б, раскаленною лавой, на землю б хлынул его анионовый поток…. По раскрасневшемуся лицу сварщика было видно, что ему всё равно – кем овладевать, и подсунь ему в эту минуту соседскую хавронью, или кобылу – он бы, с не меньшим энтузиазмом, оплодотворил бы и их. Однако – не сложилось…. Ни с кобылою, ни с девицей….

       Девица завизжала, её целомудренный визг разнесся над мрачным уральским небом – от Ивделя до Алапаевска. Этот крик был услышан, и вместо огнедышащей спермы в комнату хлынули страждущие до зрелищ туристы Петровича. Увидев небывалый разврат, они пришли в неописуемый восторг, и стали стаскивать Володю с девицы, обильно награждая неудавшегося маньяка оплеухами и тумаками. На пинки они тоже не скупились. Причем, чаще всего они промахивались, и смачно заезжали по роже, – то непрерывно визжащей девице, то её худощавому кавалеру. Смачные шлепки раздавались со всех сторон, бедный юноша, оказавшийся посредине этого эротического сэндвича, получал по полной, и был уже не рад своей внезапной популярности. Я думаю, охоту к сексу ему отшибли надолго… Девица же орала так будто б ею пытался овладеть не наш отечественный сварщик, а какой-нибудь африканский слон.

       Сам же Володя, непостижимым образом уворачивался от этой кулачной картечи, и мыча продолжал рвать кофту на бьющейся под ним девице. Наконец кто-то додумался сбегать на кухню за большою сковородой и с размаху ****анул сварного по его чугунной башке. Эхо ударов гулко прокатилось над Поварней….
       Сварной сразу потерял координацию, чем сообща воспользовались его коллеги… Они всем колхозом подтащили его к стене, вместе с зажатой намертво в его объятиях девицей, и, что есть сил, – саданули пучеглазою мордою о стену…. Дача страшно содрогнулась, и я думал – она вот-вот рухнет. Лишь тогда Володя ослабил свою хватку, и выпустил из ослабевших рук визжащую девицу. А сам пополз, скребя когтями дощатый пол, как астронавт с внезапно лопнувшим скафандром….
       - ****ь, убью, твари! – Хрипел сварщик, уползая в сторону кухни, в чем я нисколько не сомневался. Его разросшийся до размеров автоантенны член с треском вздыбливал линолеум, оставлял глубокий след на дощатом полу….
       
       5

       Потом все постепенно перебрались на кухню, где состоялось большое и крикливое судилище друг над другом, похожее на загнанный в амбар Нюрнбергский процесс.
       - Сука! – По-горски кричал Агалак на качающегося мутноглазого Володю.
       Сварщик в ответ нечленораздельно мычал, и, как я потом понял, он мучительно ловил морду Агалака в свой покореженный сковородою прицел.
       Когда же, наконец, желанная цель попала в паутину его перископа, он молниеносно среагировал и смачно всадил Агалаку подскулятину…. Тот сразу перешел в состояние невесомости, и снеся пару стульев, закончил свой полёт на холодильнике «Саратов», с жалостливым уханьем уложив его набок. Все заверещали как стая гагар на птичьем базаре, и шумно захлопав нелетучими крыльями шумно устремились на крыльцо. Там кровавая драма продолжилась.

       Толстый Володя, в отместку за прерванный репродуктивный процесс, бил всех, кого попадя, и его жертвы отлетели в разные стороны как воздушные шарики. Но, быстро очнувшись в снегу, контуженные воины приходили в себя, и вновь кидались на Володю. Увалень отбивался как мог…. Прицепившиеся к его свитеру пружинки от раскладушки, трепыхаясь в свете фонаря, сверкали, словно серебристые пиявки. Сварного спасало то, что изредка, для разнообразия, нападающие изо всех сил заряжали по роже друг другу… И неистовая драка возникала уже между ними…. А потом снова принимались бить Володю…. Словом всё было очень славно и хорошо.

       Жаль, что присутствующих не было ни одного дантиста. Он бы, не теряя времени даром, бегал среди дерущихся и рассовывал им свои визитки. Я был убежден, что славный рекламный коллектив завтра же полным составом отправиться в ближайшую стоматологическую клинику – вставлять себе новые зубы…. Все бились честно принципиально, и никто не хотел отступать. Ни один из них не мог поступиться своими рекламно-нравственными принципами.

       И тут, под самый занавес побоища произошёл классический, я бы даже сказал образцово-показательный эпизод. Пожарник Филя, как истинный огнеборец, ходил с блаженным лицом между дерущимися и разнимал их…. При этом он широко расставлял руки и напоминал психа, изображающего дельтаплан. Драка, между тем, понемногу стала стихать и осталось поставить в ней эффектную финальную точку.

       Женя Агалак, похожий на взвинченного абрека, решил взять эту миссию на себя. Подойдя поближе к сварщику Володе и широко размахнувшись, он хотел что есть вонзить свой кулак в ненавистную рожу врага. Однако, осеменитель раскладушек, несмотря на массивную комплекцию, вновь оказался ловок, и, пригнувшись ушёл, от разящего удара) заслуженного возмездия. Могучая инерция понесла Женю вперед, и его разящий удар ушёл вправо, где пришёлся точно в челюсть блаженному миротворцу Филе. Филя, с грохотом круша ажурные перила, перевернулся через них, и, выбросив в небо сверкнувшие ляжки, ушел во тьму. Все помчались к перилам и стали смотреть – а где же наш Филя? Фили нигде не было. Пожарная охрана страны Отчизны понесла невосполнимую утрату. Однако, приглядевшись, присутствующие заметили в огромном сугробе, возникшем после чистки крыльца и тротуаров, две мужских ступни 46-го размера.
       Кто-то предположил, что это и могут быть останки пропавшего брандмейстера Фили. Мы стали энергично дергать за ботинки, и так, шаг за шагом, вытянули из сугроба заснеженное туловище пожарного. Холодный уральский климат не дал ему разложиться.... В отличие от детёныша мамонта, извлеченного из вечной мерзлоты, Филя ещё дышал. Через пару минут он начал даже что-то мычать. Вскоре, окончательно оттаяв, он пришёл в себя и начал говорить по-человечески.
       После того, как ему подали стакан водки парень полностью восстановился и стал вспоминать детали своих коматозных сновидений, навестивших его во время недолгой клинической смерти. Потом он, по-прежнему блаженно улыбаясь, забился в угол, и что-то с улыбкою бормоча, стал неудержимо пить водку….

       6

       Тут все вспомнили и об внезапно исчезнувшем хозяине. Хозяин, как выяснилось позже, увидев побоище, завёл свою несчастную «Оку» и поехал на ближайшую свиноферму. Правда, для всех осталось загадкой, что он хотел привезти оттуда своим коллегам – свиней или свинарок? Сам Петрович позднее объяснил свое авторандеву впечатлениями от фильма «Особенности национальной охоты», и тем, что жирные лытки свинарок громоздились в его пьяном мозгу…. Вот вам и монах!
       Однако, не проехав и двухсот метров, он зарылся на своем болиде в огромный сугроб, и, выбравшись оттуда, прихрамывая, поперся за подмогой. Все дружно двинулись на спасение, и вскоре механизированная куропатка была высвобождена из снежного плена….

       Мы, бережно неся её на руках, доставили несчастную «Оку» во двор дачи…. Несгибаемый Петрович брёл сзади как вождь гуннов, и сурово взирал на спящий посёлок. Кроткая и тихая Поварня дышала в ночное небо своими печными трубами и даже не подозревала, какие драмы разворачиваются на её околицах.
       И только безмолвные звёзды попеременно мерцали своим голубым светом и, как мне казалось, горько сожалели о том, что не могут принять участие в этой безумной вакханалии далёких землян….

       * * *

       И тут – где-то далеко, за чёрною линией лесов, разнесся гул локомотива…. До станции от места кровавых битв было порядка пятисот метров…. И я побежал…. Сзади меня раздались истошные крики, и со свистом пронеслось несколько поленьев. Но меня уже ничто не пугало. Я хотел жить, и инстинкт самосохранения гнал меня вперед… Я, проваливаясь в снег, бежал к станции сквозь глубокие сугробы.
       Когда над лесом заиграл луч прожектора, мне оставалось около пятидесяти метров… Это оказался товарняк, и он, сбросив ход, неторопливо скользил через наросты станционных домиков.

       Я, спотыкаясь, взобрался на железнодорожную насыпь, и, судорожно вцепился в поручни одного из последних вагонов. Затем, переводя дух, поднялся на площадку. Здесь, сняв ботинки, вытряхнул из них килотонны снега…. После чего – снова натянул их на сырые ноги…. Я был готов на все что угодно, на любые лишения, лишь бы не оставаться здесь, среди озверевших рекламщиков-туристов.

       Напоследок я поднял голову и осмотрел сиротливые силуэты Поварни, с несколькими висящими над деревнею огоньками…. Там, вдали, на снегу около плетней и амбаров, копошились маленькие, фигурки людей, напоминающие стаю свихнувшихся мух… Видимо они опять кого-то там били…. Насколько мне позволяло увидеть зрение, и, судя по отдаленному сухому треску, бойцы рекламного спецназа принялись выламывать сухие жерди из деревенских изгородей….
       «О, это будет массаж «по-поварненски» - фирменное блюдо рекламной конторки Петровича!» – Подумал я. – Жаль, но я не смогу принять в нём участие!»

       Черная анаконда состава вытягивалась на северо-восток... Она ползла сквозь снежные долины в направлении Свердловска. А там, за лесом, вдали – уже отыгрывало по небу марево большого мегаполиса. Товарняк набирал скорость, и машинист умело вел свой состав туда, где было сухо и тепло, и где хотя бы временно отсутствовали интеллигентнейшие умы современности, составляющие становой хребёт рекламной фирмы Петровича….. И уже этим я был счастлив….