Лиля пришла в субботу днем, грустная, продрогшая, в припорошенных неожиданно ранним осенним снегом мехах… М-да… Что-то слишком романтичный образ получился. Лилька была замерзшая, злая и мокрая, словно на неё вылили ведро воды. Бывшие локоны свисали измученными прядями вдоль лица. Она стояла нахохленная, с хмурым лицом, сжавшись, спрятавшись сама в себя. Скрещенные высоко на груди руки сжимали любимый красный клатч.
Я, распахнув дверь, неторопливо её рассматривала. Лилька, глядя исподлобья и отбивая зубами дробь, неодобрительно-вопросительно взирала на меня.
- Ввсё? Тты впустишь мменя нак-конец…
Я засуетилась – не часто её такой увидишь.
- Да, Лилечка, конечно!
Лилька вошла. Не переставая дрожать, она плюхнулась на Манькин стульчик в прихожей и стала стягивать сапоги.
- Может тебе воды? Или чаю?...
- Водки, – огрызнулась Лилька, - в стакан…
Ну, водки так водки. Я принесла. Картина не менялась: Лилька продолжала сидеть в одном сапоге, отчаянно дрожа всем телом.
Я опустилась на пол, сняла с Лильки второй сапог, засунула её ледяные ноги в свои зимние тапочки. Потом разняла Лилины руки, продолжавшие сжимать сумочку-конверт, вытряхнула её из мокрой дошки, подняла и проводила в кухню. Поскольку только там и было тепло. В остальной квартире было сыро и холодно – отопление ещё не дали, а обзавестись электрообогревателем все как-то не получалось.
С клатчем в одной руке и стаканом в другой Лилька сидела на диване и молча пялилась в пол. Пока она оттаивала, я успела заварить чай, вытащить из духовки шарлотку, рассказать почти все новости за последние два дня, что мы с ней не виделись.
- Ты будешь сегодня говорить?
- Да.
- Говори.
Лилька помолчала.
- Я – самая несчастная баба в мире…
Мне предстояло отложить все дела и слушать очередную исповедь подруги. Наверное, на то подруги и есть. Я не в претензии. Я всегда рада помочь. Сегодня она, завтра, может быть, я. Хотя в Лилькиной ситуации – вряд ли. Если она говорит, что несчастна – значит это серьезно. Когда она несчастна, она болеет по-настоящему, как нормальные люди болеют, например, гриппом – с ломотой в теле, температурой, соплями, депрессией. Сегодня она несчастна. Потому что её покинула любовь.
За свои 36 лет Лилька не раз побывала замужем. А уж сколько было романов – не счесть. Это не прихоть, это – необходимость, жизненная, насущная. Любовь Лиле нужна была как воздух. Что женщина без любви? Грусть…
- Знаешь, Марусь, когда она во мне, я чувствую её всем телом. Она живет вот здесь, - Лиля взяла мою руку и поднесла к солнечному сплетению, - чувствуешь? Холодно… Это потому, что сегодня здесь пусто. Выдрано с корнем, вытоптано, загажено… Принеси градусник.
Я потрогала Лилькин лоб – холодный. Зачем ей градусник. Сходила, принесла. Через минуту градусник запищал, и Лиля протянула мне его:
- Взгляни. Там будет 34. Ну, может, 35.
Зная Лилю, я почти никогда не удивляюсь тому, что с ней происходит. Но на градуснике было действительно 34.
Лиля, забившись в угол дивана, все с тем же, но понемногу пустеющим стаканом, продолжала.
- Я так больше не могу. Мне плохо. У меня всё болит. Такое ощущение, что я медленно умираю. Ты не понимаешь. У тебя такого никогда не было. – Она сглотнула слезы. - Понимаешь, ну как тебе объяснить… Вот, совершенно случайно, вдруг, заговаривает с тобой мужчина, он хорош собой, ты ему нравишься, ты поднимаешь на него глаза, и понимаешь – это Он, и вот тут в организме начинают происходить самые немыслимые химические реакции. Вот здесь - становится очень тепло. Это тепло перерастает в жар, пронзает тебя насквозь, выходит на спину и поднимается к мочкам ушей, и они краснеют. Потом тепло бежит по рукам и ногам, начинает покалывать кончики пальцев. Он думает, что ты смущаешься. Но не догадывается, что это рождается любовь. Плевать – взаимной она окажется или нет. Я люблю её любой. Это как ребенок, которого будешь любить любым, потому что он твой.
Лиля вздохнула.
- Мне нужна любовь. Иначе я умру. У меня остановится сердце, околеют руки, ноги, я засохну, завяну… Марусь, что мне делать?
Что я могла ей сказать.
- Жить, что тут можно ещё делать. – Мне было немного смешно и неловко, словно я веселилась на чужих похоронах. У человека вселенское горе, а я еле сдерживаю улыбку.
- Без любви??? – Лилька смотрела так, словно я советовала ей пожить без воды, воздуха и прочих необходимостей. – Ты понимаешь, что ты говоришь?! – Лилька вскочила на колени, отдернула занавеску на окне и схватила горшок с геранью.
- Мещанка… Давай, я вытряхну вот эту пошлость из горшка, она будет жить?
- Ну, ты хватила! – Я попыталась забрать цветок.
- Вот и я не буду. Отстань! Ты его поливаешь, холишь и лелеешь, что бы он у тебя не зачах. А я???
- Тебя тоже полить?
- Ты не выставишь его зимой на снег… - Она продолжала тянуть на себя горшок.
- Тебя что, на снег выставили? – Я тянула на себя. – Да оставь ты цветок в покое!
- Ты не подаришь его и не выкинешь просто так!
- Значит, тебя подарили или выкинули? Просто так…
- Ты его любишь, потому он и жив!
- Тебя я тоже люблю!
- Дура! при чем тут ты!
Тут я неожиданно выпустила из рук горшок, и он полетел прямо в Лилю. От удара цветок выпал из горшка, осыпая Лильку лепестками, ломаными листьями и землей.
В дверь позвонили.
- Привет. Эта сумасшедшая у тебя?
На пороге стоял запыхавшийся Игорек, муж Лильки.
- Ты представляешь, я машину ставить пошел, переоформлял абонемент, прихожу, её… нет…
Игорек дошел до кухни и увидел заплаканную Лильку, в земле, в розовых лепестках, пытающуюся запихнуть обратно в горшок потрепанную герань.
Игорек молча присел рядом, улыбаясь, долго смотрел на Лилю, потом с необыкновенной нежностью гладил её по голове, как ребенка, вытаскивая из непослушных пушистых волос лепестки.
- А я думала, что ты больше не придешь…