Татьяна смотрела на круглую дверную ручку и морщилась от накатившего приступа изжоги. От чего её тошнит больше? От того, что вчера вечером запивала благородное красное вино бутылочным пивом. От того, что встала в четыре утра провожать мужа и влила в себя лошадиную дозу кофеина поверх вечерних коктейлей. Или от того, что это ручка двери в офис, милый офис.
- Вас, Татьяна Михайловна, начальство разыскивает, – укоризненно заявил Зулько в ответ на «Всем доброе утро».
- Так уж и разыскивает? – спокойно отозвалась Татьяна.
Она бросила сумку на стол, уселась и принялась разгребать утреннюю почту. Бросаться с низкого старта к соскучившемуся за ночь Лобову ей явно не загорелось.
А Зулько почему-то распереживался.
- Если бы вы приходили на работу вовремя, как это умудряются делать все сотрудники, мне бы не приходилось…
Татьяна кивала невпопад и не собиралась понимать трудности собственного микро-шефа.
Просмотрев почту, Татьяна достала из сумки журнал.
- Вы ещё журнальчики почитаете? Присмотрели удачную выкройку? – уже бесился Зулько.
- Нет. Я не умею шить. Только молиться и варить борщ на кухне. Босая. А выкройки мне ни к чему.
Татьяна без суеты достала из журнала лист А-4 и прогулочным шагом вышла из кабинета. Ничего никому не объясняя.
У лифта она остановилась. Нет, это, уже, не нормально. Это просто лифт. Вот. Открылся. Пустой.
Татьяна для верности зашла в кабину. Двери закрылась. Куда спешить? Уже некуда. Татьяна нажала на первый. Доехала. Потом нажала на последний этаж. На двенадцатый. Сейчас покатается и пойдет отдавать заявление об уходе Лобову.
На последнем этаже располагался рекламный отдел. Совместных дел у Татьяны с ними не было никаких. Она вообще бывала на этом этаже пару раз за всё время работы. А сегодня тут необычайно интересно. В огромном холле были расставлены декорации: пластиковые пальмы и пляжные атрибуты в виде больших зонтов и пластиковой мебели. Кругом постоянно перемещались люди – работники с этого этажа и девушки в купальниках – это вряд ли работники. Орущий фотограф компенсировал отсутствие шума прибоя и криков чаек. Для чего-то или для кого-то был создан максимальный эффект самой бурной деятельности. А идея, видимо, в демонстрации наработанных в поте лица рекламных сюжетов. Около прожекторов ближе к подиуму стояли мольберты-подставки с образцами рисованной рекламной мысли.
В этом приятном разноцветном хаосе Татьянин взгляд сначала зацепился за баскетболиста–охранника. Того самого. Он возвышался над суетящейся толпой, так как роста был всё же выше высокого, даже не среднего. Его черный строгий костюм хорошо контрастировал с белым шезлонгом, взятым из декораций для изображения лета и пляжа. А в шезлонге сидел Гриша!
Ну, надо же столько лет проработала рядом с волшебным лифтом, материализующим желания, а узнала только сейчас!
- Гриша! Ты тут что делаешь?
Татьяна побежала сквозь толпу. Баскетболист преградил ей дорогу, но она запросто отодвинула его. Гриша её уже увидел, он вскочил и приветственно протянул обе руки. И улыбался. Так, как будто тоже только и мечтал увидеть Татьяну. Громила-охранник отступил, давая дорогу, и за одно придвинул к шезлонгу пластиковый стул.
- О, Татьяна. Рад тебя видеть. Садись. Вместе посмотрим.
Гриша предложил Татьяне выбирать. Она уселась на стул, а Гриша вальяжно разместился в шезлонге.
- Сейчас тайм-аут, - комментировал беготню Гриша. - Там что-то не заработало. Подождем. Как твои дела, Татьяна?
- Всё хорошо, – спокойно улыбалась Татьяна. - Решила прогуляться. Вот несу заявление. Увольняюсь. Лучше пойду извёстку фасовать.
- А что твой шестеркин, не помог?
- Да ну его. Надо было переспать с начальником покрупнее.
- Давай со мной. Я крупнее, – оживился Гриша.
- Ты умеешь быть романтичным, – наигранно-сердито ответила Татьяна.
Хотя если бы он повторил, она бы точно сказала: «А давай».
- Я чтобы тебе планы не менять, – оправдывался Гриша.
К Гришиному шезлонгу подошли девушка в деловом костюме.
- Господин Хьюпшман, всё готово. Можно начинать?
Гриша кивнул, и суета вокруг мгновенно систематизировалась. На низком подиуме обозначилось некое действие, включился направленный свет. Начальник рекламного отдела, лично, взял гудящий микрофон и принялся пояснять, что они имели ввиду. Но не это заинтересовало Татьяну.
- А чё это ты господин? И Хьюпшман? Ты тот самый Хьюпшман, которого все ждут?! А ты просто не от туда начал?! – почти возмущенно по нарастающей перекрикивала Татьяна рекламщика с микрофоном.
- Да. Да. Так интереснее, – хитро подмигнул ей Гриша не Гриша. - Я правильно начал! С рекламы и связей с общественностью. Сегодня подберемся к управленцам.
- А что это ты тогда Григорий? - больше поражалась открытиям Таня.
Гриша мгновенно встал, надел пиджак, висевший на спинке шезлонга. И слегка поклонился в сторону Татьяны.
- Георг Фон Хьюпшман. Разрешите представиться.
Вот так у них принято представляться.
Затем, спросив разрешение у онемевшей на тот момент от удивления Татьяны, опять повесил пиджак на спинку стула, и вернулся в шезлонг.
- Разрешаю, – протянула Татьяна через несколько секунд, хотя было уже не к месту.- Слушай. Никогда бы не догадалась. Ты американский босс?! У тебя совсем нет акцента. Если бы мне сейчас сказали угадать иностранца, из всего этажа я бы тебя последним назвала.
Гриша-Георг смущенно отмахнулся.
- Да, что ты. Я путаю. И вот это «ты», «вы» - у нас нет. И ещё окончания у вас сложные. А акцент - это мой дедушка строго следил. Он выгонял всех учителей русского языку. И потом выбрал для нас очень старинную даму. Она следила за произношением, учила нас писать, читать.
Девушка принесла два кофе. Георг передал Татьяне. Затем взял свое. Татьяне вдруг захотелось выпрямить спину, и как-нибудь по-особому взять чашку. Только она не знала, как правильно.
- Старинная дама была очень хороший учитель русского. А я, потом долго не мог отучиться писать в деловых письмах «Милостивый государь». А потом я приехал учиться в московский университет и узнал много новых слов, которые мы не учили с моей учительницей.
Георг виновато улыбнулся. Татьяна рассмеялась, но тут же перестала. Она теперь не знала, насколько это прилично - гоготать над шутками, когда рядом фон Георг.
- И сейчас. У нас дома, в Швейцарии, – продолжал Георг, - когда семья... Запрещается говорить на других языках. Только на русском. И вся прислуга должна говорить по-русски.
- У тебя дом в Швейцарии с прислугой. Бизнес в Америке. Зачем тебе эти российские реальности?
- Дедушка требовал, чтобы мы все ехали возрождать и помогать российскому бизнесу. – По выражению лица Георга и интонациям, было понятно, что четкого ответа на этот вопрос у него нет. - Папа хочет, чтобы, пока мои сестры здесь учатся, у нас был в России представительный бизнес. Я сам больше люблю фондовый рынок. Это по настоящему интересно. А здесь. Проблемы с персоналом, скидки на обязательное воровство, документы всегда исчезают, что-то всегда не работает. Наладить всё один раз и навсегда невозможно. Но всё не так плохо. Я теперь из нашего сибирского филиала. Там было вроде нормально, но стояли на месте. Я привез туда аудит, сменил персонал, где надо. Внешний менеджер разобрался с проблемами по ценообразованию. И у них начался бурный рост. У вас тут, примерно, похожая ситуация.
- Да,- быстро уловила знакомую тему Татьяна, - по омскому филиалу я несколько раз писала докладные и предложения, и в отчетах. Мы очень зависим от них. И в то же время получается, что мы в одном регионе, составляем друг другу конкуренцию по ценам.
Настало время удивляться Георгу.
- Точно. А мы так долго разбирались. Почему я не видел твои отчеты?
- Думаю, и не увидишь.
В этом Татьяна была уверенна.
Рекламное действо, на которое Георг мало обращал внимание, подошло к концу. Он встал. Подал руку Татьяне, одновременно перехватив листок с заявлением об уходе, лежавший у неё на коленях.
- Я это пока запрячу.
И сложил лист в карман. Затем развернулся ко всему рекламному подразделению, замершему в ожидании приговора.
- Всем спасибо, дамы и господа. Я немного не понял, зачем для рекламы в тяжелом машиностроении столько очаровательных леди в купальниках, но не могу сказать, что мне не нравится. Я доволен. Концепции мы ещё обсудим.
Двенадцатый этаж выдохнул и рассредоточился.
- Пойдем, - обратился Георг к Татьяне, - посмотрим на ваших гадюшки.
В курилке между шестым и седьмым нарастала нервозность.
- Рекламщики говорят, вызывают в кабинет, как школьников на экзамены. Беседуют. Этот Хьюпшман по-нашему без переводчика может. С ним бухгалтера и юристы из Москвы. И наше начальство. Ну, у них-то тылы прикрыты. Если что, виноваты будем мы. Стрелочники.
Лобов, решив быть ближе к народу, тоже курил в отведенном для этого месте.
- Где у нас Татьяна Михайловна? Почему я не могу её найти?
Лобов за руку поздоровался с Зулько.
- Сам не знаю, – ехидно отозвался Зулько. - Сам не могу застать её на рабочем месте.
- У неё совсем другое место рабочее, – добавил кто-то.
По курилке пошел шепот комментариев. Лобов молчал и снисходительно ухмылялся.
Высоким гостям был выделен лучший кабинет с работающим кондиционером, недавно постиранными шторами, старой добротной мебелью, от которой не воняет пластиком и новыми креслами с полным набором колесиков на ножках и подлокотников. В общем, всё, что смогли.
Лобов, улыбаясь, бодро зашел в кабинет. Поздоровался.
За большим столом прямо напротив входа расположились специалисты из Москвы, насколько Лобов их знал, бухгалтера и аудиторы. Сам Хьюпшман бросался в глаза своей нерусской жизнерадостностью и отличного кроя пиджаком. По правую руку от Хьюпшмана сидела Татьяна.
Лобов перестал улыбаться и поздоровался ещё раз. Отдельно. С Татьяной.
Татьяна ответила. Может, он для этого искал её всё утро. Пожалуйста. Персональное приветствие.
Здравствуй, Константин Сергеевич. Здравствуй, дорогой. А что это у тебя с мордочкой. Нет, этого она не говорила.
- Господин Лобов, – после паузы вступил Георг. - Извините, что сразу начну с вопроса. Вы не могли бы объяснить, почему я не смог найти отчёт одного из ваших ведущих экономистов.
Лобов стоял по центру растерянный или даже немного разочарованный, будто вытащил единственный экзаменационный билет, который не учил.
- Я хотел сейчас вам лично передать. Специально. Татьяна Михайловна там излагает… И прилагает… Очень интересно, – вспоминал правильный ответ Лобов.
- Хорошо. Очень хорошо. Давайте лично, – согласился Георг.
Лобов внимательно посмотрел вокруг себя. Отчета не было.
- Ой, я, кажется, его забыл, – как взаправду удивился Лобов. - Можно мне выйти? Я сбегаю. Я принесу.
- Ждем с нетерпением, – повелел Георг.
И Лобов бросился в коридор, как будто за отчетом послали ещё человека. На перегонки. Кто первый принесет, тому и работать начальником дальше.
Пятница близилась. Егор и Волобуев продолжали репетировать в кружке народного творчества, коим стал на время егоровский гараж. Петь решили вместе. Хором. Не так страшно и не так позорно.
Я не умею меняться
Я понимаю, я должен
Забыть тебя и расстаться
С мечтою стать тебе нужным
- Перерыв, - выкрикнул Егор.
- Дольше трех песен подряд гитару не удержу, – признался Волобуев.
- Хорошо. Тогда одну медленную и две коротких. Долбаем до пятницы, больше ни на что не распыляемся.
Зазвонил телефон. Но пока Егор перебирал все свои мобильные по карманам, ждать ответа устали.
- У тебя два телефона? – поинтересовался Волобуев.
- Да не два. И не три, наверное.
- Одолжи мне. На время. Только с номером. С таким тарифом, чтобы в Москву и из Москвы можно было звонить. Не хочу, чтобы мои знали. А то мой мобильный в основном у Катьки, а на домашний не хочу.
Егор бросил сворачивать кабель от инструментов и подкрался к Волобуеву. Нежно, но настойчиво обнял его сзади. За талию.
- Ты нас не компрометируй, противный. Ты ж моя любовь, долгожданная. Тайный номер. Москвичку завел?
Волобуев отбивался от нежностей.
- Ну, ну что за тайны от членов коллектива? – капризно напевал Егор и лез целоваться. Когда, наконец, отстал, пошел, вынул из внутреннего кармана куртки телефон и бросил Волобуеву на диван.
- Бери хоть бы этот. Зарядку занесу потом.
Но это не означало, что Егор смирился с неведением.
- Мне нужен. Я на передачу написал. Хорошо бы съездить в Москву самому. Но. Они перезвонят. Надо только номер сообщить, - конкретно ответил Волобуев на вопросы Егора, не стихавшие всё время, пока они сворачивали репетиционную деятельность.
- Что за передача? Минута славы? Старик, мы на лотереи полагаться не можем.
- Жди меня.
- А кого ждем?
- Я мать свою хочу найти.
Егор развернулся и посмотрел в лицо Волобуеву. Он больше не шутил и не хихикал.
На правах лучшего друга Егор уже слышал эту историю. Бывший детдомовец Волобуев не первый раз планировал искать свои корни. Вот только зачем, Егор не понимал ни тогда, ни сейчас. Так как в прошлые разы эта тема всплывала в основном в состоянии алкогольного опьянения и не закрывалась никакими выводами, Егор посчитал, что сейчас самое место и время раз и навсегда отговорить друга от этой дурацкой затеи.
Егор специально отобрал у Волобуева чехол от гитары и усадил в кресло. Поговорить.
- Знаешь, Вова, ты меня прости, но, судя по твоей внешности, родители у тебя могли быть очень маргинальными личностями. Представляешь, что ты можешь выяснить! А главное зачем?! Объясни мне!
- Врачи говорят, позвоночник мой – совсем дерьмовый, – спокойно ответил Волобуев. - Через год, может, и ходить толком не буду. А я мечтал её найти. И чтобы увидеть лично. В глаза ей глянуть. Не просто разузнать, что где-то живет такая.
- Зачееем, Вова?! – почти кричал Егор. - Какие претензии через столько лет? Или ты думаешь, что нам всем золотые ложки с манной кашей во все дырки пихали. Да у нас у всех детство было вряд ли лучше приютского, может и хуже.
- Ты этого никогда не поймешь. Я не в смысле, что у тебя не хватит… В смысле ты жил в семье, в доме. А я до четырнадцати лет никогда не ночевал в комнате, где меньше двадцати человек. Меня в училище сто раз обворовали, пока я научился дверь в комнате закрывать. Потому, что до этого у меня нигде не было дверей с замками. Я не знал, как чай заварить. Была бы хоть плохая семья, хоть недолго. Хоть бы, сука, попробовала. Нет. В роддоме отказалась. Меня никто не усыновил. Никто ни разу не забрал на выходные. Я ни разу не говорил со взрослыми. Так по душам, или что-нибудь разрешить неясное, объяснить.
Может, Егор и не мог до конца понять эту инстинктивную программу поиска. Но всерьез боялся, что его друг доведет дело до конца. Боялся за Волобуева. Какой бы ты не был сильный и квадратный, есть вещи, которые лучше никогда не пережить. И это, как раз, тот случай.
- Я тебе открою тайну, которую, может, не знают дети из приюта. Я до девятого класса жил с родителями. С детства. С рождения. Мне ни разу в голову не пришло поговорить с ними по душам. И ни кому не приходит. Ты ничего не лишился. Ты по телевизору насмотрелся на эти воссоединения, слезы, сопли. «Меня мама подкинула папе, а папа бросил у пивного ларька, я подрос и ищу их простить и обнять». Так это актеры, Вова. Это подставы. Кино. В жизни совсем не факт что она тебе обрадуется.
Волобуев вроде и не слышал Егора. Он встал и пошел переодевать концертный комбинезон – плод дизайнерской мысли Леры. Нет, он услышал. Но не хотел, чтобы Егор видел сейчас его глаза. Не обрадуется ему мамаша? А он и не собирается никого радовать! Он ищет её, чтобы встать перед телевизионной камерой и громко, на всю страну сказать: Смотри, сука. Не нужен я тебе был. Выкинула. Ни разу не спросила, живой я или сдох. А вот, не сдох. И я тебя, сука, не прощаю и не собираюсь обнимать. Живи дальше, наслаждайся.
- Еж, - повернулся Волобуев к Егору, - всё равно лучше петь не научимся. Час больше, час меньше. Я сегодня Дашку чужим людям подкинул. Пошли пораньше.
- Да пошли. Что проходная, что ли.
Волобуев посчитал, разговор закончен. Но Егор чувствовал, что не убедил. Он мысленно подбирал слова. Как сказать этому дураку, чтобы он понял – не надо этих бомб про кухонный стол, не надо рвать себе сердце. Это будет больно. И Егору будет больно за друга. Да и не известно, так ли не повезло Волобуеву остаться без попечения родителей.
Давно, дело было сразу после армии, Егор приехал в родную деревню. Формальный повод – решать, что делать с домом, оставшимся им с сестрой в наследство от спившихся родителей. Но дом – это ерунда. Егор приехал мстить. Продуманно и запланировано.
Сейчас трудно было поверить, но в детстве Егор был ужасно тощим. И мелким. Полтора метра сухостоя. Поэтому в школе его травили. Конкретно! После восьмого он не остался в школе и не пошел и в местное училище. Уехал в город. С собой заточку взял. Решил, если на новом месте такое же начнется, лучше сядет, а больше издеваться над собой не даст. Но в шараге, как на подбор, все оказались такие же мелкие и тощие. Нормально. Закончил. Отслужил тоже без приключений. И поехал на родину. Убивать тех козлов, которые над ним в детстве измывались. Серьезно. Продумал, как и чем. И приехал.
- Деревня – как после ядерного взрыва, - рассказывал Егор, пока они с Волобуевым шил домой от гаража. - Все что можно отвинтить свинтили, что не свинтилось, с корнем выдрали. Дома брошенные. Семьи странные. Живут кто с кем и все со всеми. Дети малые от родителей уходят, объединяются в стаи и живут сами по себе. На улицах – старше семи лет – ни одного трезвого. Выяснил. Из моих однокласничков живых отсталость трое. Остальные сами спились или по пьяни в драках поубивали друг друга. Кто-то уже скололся. Тогда это только начиналось. Несколько в армии погибли. Остался Юрик, который после передоза бегает по деревне слюни по ветру, ни черта не говорит и ссытся. Еще один с черепно-мозговой комиссовался, еле ноги волочит. И Паша Речкин, этот на голову здоровый, только без пальцев на руках. Провода воровал и сжег. И вот я подумал. Я счета приехал предъявлять, а мне им надо в ноги поклониться. Если бы я из-за них не уехал, в лучшем случае был один из этих трех. Ты понимаешь к чему я это всё, Бован?!
- Понимаешь, понимаешь. Да, что думать. Ещё не найдут никого. Там миллионы запросов. Я ведь Волобуев, потому что детдом был в Волобуевке. Не найдут ещё ничё. Пошли. Там Дашка у соседки сидит.
Всё-таки ушел от темы. Опять ни до чего не договорили. Дашка, Дашка. Эта кукла нигде не пропадет!
Раньше Волобуева забирать Дашу пришла Катерина. Случился редкий день, когда она могла видеть детей не спящими. И вот довольная Даша уже летела обнимать маму, которая не решалась пройти дальше порога Аниной квартиры.
- Мама, посмотри. Это я сама. Почти всё делала. А ещё у тети Ани тут бабочки живые живут. Во там смотри.
Больше бабочек Даше хотелось показать рукотворный плакат -открытку, которую она с Аней соорудила из листа ватмана и предоставленных в её распоряжение богатств. Кое-что было нарисовано, кое-что сделано в виде аппликации из тряпочек, макарон и блестящих пуговиц. В верхнем углу красовалась подпись Дашиной рукой – «Открытка для папы, мамы и бабули от Даши». Ниже «и Денису».
- Давай, собирайся. Пошли домой. Уже замучила тетю Аню. – А Катерина взяла подарок как-то, между прочим, и даже не сказала как красиво. - В кое-то веки полдня свободных. Хоть с ребенком побуду. Она вас не очень достала?
- Ну, что вы. – Возвращала внимание к открытке Аня. - У вас такая одаренная девочка. Вы посмотрите, как цвета подобраны.
Катерина с гордостью посмотрела на кусок ватмана.
- И читает бегло. И такие стихи. Чувствует и размер, и смысл. И на такие темы рассуждает. Мысли формулирует.
Аня оставалась учительницей. Младших классов.
- Это да. Школа стонет от этого мыслителя. Ей на уроках скучно, так она учительницу изводит своими рассуждениями и вопросами.
- Так это же хорошо. Надо заниматься.
- Нет. Пока старший не поступит, два гимназических класса мы не потянем.
- Я всё, – подбежала Даша с пакетом в одной руке и любимым лысым монстром в другой.
- Говори спасибо и до свидания.
У Вадима шел более-менее стандартный рабочий день. Колёса крутились, мебель строгалась, деньги липли к деньгам. Вадим пытался разобрать вечный документальный завал на рабочем столе, а Лена всё подтаскивала и подтаскивала новые бумажки на подпись.
- А это ещё что за базарные расходы? – вчитался Вадим в один из документов.
- Так презентация была. Думаете, Вадим Александрович, народ собирался на ваши новые магазины смотреть? Народ идет на банкет.
- А поменьше нельзя было? – качал головой Вадим.
Хотя. Вопрос пустой. Можно было поменьше. Можно было в три раза больше. Когда народ идет на презентацию, никто реально не собирается увидеть то новое, что им хотят представить. А многие и повод знают плохо. Люди идут на стол. На фуршет. Вот сначала накорми-напои, а потом и презентуй, что там твоей больной душе угодно.
И тут у Вадима родилась одна гениальная идея.
- Точно. Мне нужна презентация. Лена организуй мне презентацию в честь нового магазина.
Лена отошла на шаг от шефа. Это чтобы его лучше видеть. И с подозрением заглянула ему в лицо. А затем несмело кивнула на пачку счетов у него в руках.
- Босс, была уже презентация. Как раз по поводу открытия нового магазина. Вот. Видите. Уже всё что могли, презентовали.
Вадим глянул на бумажки, как будто информация была для него новостью. И опять на Лену.
- Да, это не важно. Была по поводу открытия, а теперь сделаем в честь первого покупателя, или десятого. Или ещё чего. Сама же говоришь, людям всё равно, был бы банкет.
Лена секунду помолчала, внимательно разглядывая шефа.
- А что в театр? Она не согласилась?
- Нет, - грустно и честно ответил Вадим. - Позвонила, сказала не пойду. Какое-то дело важное. И именно в пятницу.
- Так, может…- с надеждой начала Лена.
С надеждой на другие варианты. Нет, у шефа кладезь гениальных идей. А кому поручат сейчас все это организовывать? Угадайте с трех раз.
- Мне нужна презентация! – отрезал Вадим - К выходным. Давай в воскресенье!
- Сделаем, – смиренно выдохнула Лена.
- Распечатай мне приглашение.
Он издевается – спрашивала и отвечала про себя Лена.
- Где я его возьму?!
Но Вадим посмотрел на неё снизу вверх. Жалостливым невинным взглядом. Как только он это умел.
- Ну, одно. В старом макете поменяй текст. А я отвезу. Лично.
Вадим выходил из лифта, когда услышал голоса на площадке шестого этажа. Мужской и Анин. Он быстро свернул на лестницу и прислушался. Подслушивать было нечего.
Аня сказала: «Часа два назад забрала». Мужской голос сказал, что это хорошо и поблагодарил Аню. За то, что выручила. Дверь закрылась. Вадим ждал в засаде. Мужской голос тяжелой шаркающей походкой приблизился к пролету, но по лестнице не пошел. Вадим слышал, как поехал на один этаж лифт, и как хлопнула входная дверь в квартире под Аниной. Значит друг семьи, сосед. Мать его. Чтобы узнать обладателя баритона Вадиму хватило взгляда вскользь. Это уличный лось. С доставкой на дом. По-соседски. А потом ещё и благодарит. Удобно устроился. Ничего, разберемся.
Вадим сел на ступеньки, зачем-то достал приглашение на презентацию и долго рассматривал его. Потом резко встал и решительно двинулся к двери Аниной квартиры. Подошел почти в плотную. Вот он, совсем близко. Он трогает бронзовую шляпу гвоздика вколоченного в зеленую дерматиновую обшивку двери. Надо же, а раньше он не заметил, что дверь зеленая. Дерматин старый. Трескается. Давно надо менять. Сейчас больше не оббивают двери. Проблем нет. Купи, какая нравится, и ничего менять или оббивать не надо. Почему это важно? Он слышит её песочные шаги. Может кот. Нет, это Аня. Она вся такая мягкая, уютная. Круглолицая. А на висках меленькие пушистые завитушки пшеничных волос. Зачем она пытается спрятать их всё время. Может, думает, что с ними она смотрится слишком молодо. Она ведь учительница. Ей нужен вес и солидность. А где их взять, когда выглядишь как ангел.
Вадим простоял, почти прижавшись к Аниной двери какое-то время. Развернулся и ушел.
Волобуев, выяснив, что Дашку уже забрала от соседки жена, отправился домой.
- Будет покой в этом доме? Мать пришла, ушла. Потом с Дашкой пришли и тут же ушли. Бабушка только что прилетела и улетела. Я только сяду, вот, пожалуйста, ты пришел. А Денис всем швейцар. Без чаевых. – Сердитый Денис скользил по полу вязаными носками.
- Одень тапки. И не ворчи, – отозвался Волобуев. - Дашка мать гулять потащила?
- Наверное.
Денис уже вернулся за компьютер.
Правильно, маманя лучше раскручивается на конфеты.
Волобуев с удовольствием растянулся на полу в комнате. Трехминутная горизонтальная медитация.
Сработал условный рефлекс домохозяйки. Волобуев расслаблял больную спину, и попутно собирал мусаринки с ковра. Когда набралась полная ладонь, он встал и подошел к окну. Вытряхнуть мусор в форточку.
Во дворе Даша пыталась втянуть маму в подвижные игры. Волобуев посмотрел на это секунду и пошел одеваться.
- Пап, ты куда?
- Пойду маму сменю. Пусть дома отдохнет. Ты не хочешь матери помочь? С сестрой погулять, а то не вылезаешь из-за компьютера.
- Я сегодня вылезал. Я недавно пришел. Она же гуляет, а не работает. Она отдыхает. Что помогать-то?
Да, с Дашей это сплошной отдых.
Вадим застыл на мгновение, когда его машина появилась в поле зрения. На капоте столовалась банда голубей, явно намеренно прикормленных семечками. Вадим криво ухмыльнулся. Ну, надо отдать должное изобретательности. Это не банальная царапина. Приближение человека спугнуло наглых птиц. Вадим сел в машину. Включает дворники, чтобы протереть загаженное стекло. Раздался треск и скрежет. Быстро выскочив из машины, Вадим убедился, что это только первая часть диверсии. «Дворники» были приклеены суперклеем. Один намертво, другой немного двигался и царапал засохшим клеем стекло. Вадим уже со злостью достал тряпку, и начал тереть стекло вручную. Задействовались и рукава пиджака. За полторы тысячи баксов.
Вадим швырнул тряпку в голубей и направился обратно. В подъезд.
Волобуев вызвал лифт. Кнопка не загоралась. Минут пятнадцать назад он поднимался на лифте. Но теперь перебои редко, но регулярно случались в их подъезде. Волобуев махнул рукой на нераскрывшиеся двери и медленно пошел по лестнице. Странное дело. Спускаться с больной спиной гораздо тяжелее, чем подниматься. Хотя и подниматься тяжело.
Вадим вбежал в подъезд и встал, нервно переминаясь с ноги на ногу в ожидании лифта за спиной молодой женщины. Та прижалась ухом к рыжей пластиковой обшивке и крикнула в черный шов дверей.
- Вы из какой квартиры?
- Я не могу выйти. Я застрял. Вызовите лифтеров. – Отвечал голос из лифта. - Я здесь просто. Я не из этого дома.
- Ты в чем одеты? – серьезно поинтересовалась женщина.
- В джинсах и джинсовой куртке, – насторожился голос.
- Вот снимай куртку и вытирай.
- Что?
- Что сделал, то и вытирай.
- Тут так и было. Вызовите лифтеров. Или спасателей, – видимо понимая о чем речь, отвечал голос.
Лично Вадим, наблюдавший это странный диалог, ничего не понимал. Но не вмешивался. Здесь он уже встречался со странными попутчицами. А может у них в этом подъезде гнездо.
- Там в стенке датчики. Где, не знаю. Пока пол не будет сухой, как был, лифт не поедет.
Вадим не стал ни вникать, ни дослушивать. Пошел пешком.
Они встретились между третьим и четвертым.
- Что ты, как баба, мне мелкие пакости устраиваешь. Хочешь разобраться. Давай! – прямо обрадовался Вадим. На ловца и лось.
Он подскочил к Волобуеву и резко прижал к подъездной стене.
- Мужик, нету денег. Не дави, спина больная, – Волобуев морщился от слишком резких движений.
-У тебя денег нет. Может тебе денег дать?
Вадим отпустил добычу и полез во внутренний карман пиджака. За бумажником. Пользуясь моментом, Волобуев оттолкнул его и хотел бежать по лестнице. Ну, бежать – это громко сказано. Сделать несколько быстрых шагов и схватиться за перила обеими руками, чтобы не упасть от нарастающего приступа боли.
Да ещё и этот придурошный анти-грабитель уцепился якорем за куртку.
- Стой, куда? – кричал Вадим.
Он и так проигрывал в росте Волобуеву, а теперь тот ещё смог ускакать на несколько ступеней выше. От импульсивных неловких движений Вадим чуть не потерял равновесие. Но все преимущества врага компенсировали решительность и агрессия Вадима.
- Что, больше нравится чужие машины портить втихую. Она будет моей. Я не знаю, что я сделаю. Я её всю жизнь искал. Я тебя, лось, в панель закопаю!
Волобуев, задыхаясь, поднял удивленные глаза на Вадима.
- Да не брал я твою машину. О чем ты вообще?!
Они сидели на бетонных ступеньках между третьим и четвертым этажом. Волобуев хлопнул по плечу Вадима.
- Анюта? Одобряю, старик. Красавица. Без всяких этих. «Ой, да я королева… а вы тут все…». За дедом сколько ухаживала. А дед Миша ей даже не родной был. Это его сын женился, значит на Анькиной матери. Где-то. В другом городе живут. А Аньку они после школы сюда прислали. Учиться, значит, и за дедом смотреть. Дед тогда, помню, уже и во двор не выходил. А потом ничего, помаленьку. Ему полегче стало, с внучкой. Вообще, мощный был дед. Его здесь все любили. Помер. Уже больше года, наверное. А Анька хорошая девушка. Учительница. С жильем отдельным. Ближайшие родственники в другом городе.
- Не знаешь, у неё кто-нибудь есть? – Вадим прятал глаза. Будто боялся, что Волобуев разболтает всем в классе - Вадик хочет дружить с Анькой и расспрашивает про неё.
- Я её вообще плохо знаю. Вот ты видел, я её просил с младшей посидеть. Ну, так, ещё, они нас периодически топят. И раньше, и сейчас.
Недоразумение с мнимой конкуренцией было быстро выяснено. Не ясным оставалось одно. А кто тогда портил машину? Версия с ревнивым соперником отпадала.
Наблюдательный пункт устроили на балконе Волобуева. Оттуда был отличный обзор. Площадка с машиной Вадима просматривалась полностью, но для верности Волобуев не поленился достать с антресолей оптику.
- Ах ты ж, алькайда престарелая. Это же тёща моя! – комментировал Волобуев, глядя в бинокль.
Вадим тоже это видел. Пожилая женщина подкралась к машине, и с трудом нагнувшись почти до земли, из пластиковой бутылки разлила под задними колесами масло. Выпрямилась, довольная, и весьма шустро отбежала. Усевшись на лавочку поодаль, теща достала из кармана книжицу и внимательно стала читать. Волобуев смог увидеть название на обложке - «Автопакости».
- Чем я её разочаровал?! – недоумевал Вадим.
Хмурый Волобуев вдруг резко повеселел, глаза его загорелись. Он оставил Вадима на балконе наблюдать за изощренными издевательствами над его черным Поршем, а сам убежал. Через минуту вернулся и чуть ли не за шиворот втащил Вадима в квартиру, крикнув на ходу:
– Пошли, есть идея. Денис, сюда! Поможешь!
Денис подробно расспрашивал бабушку, что ему поесть на обед. Такой важный вопрос надолго отвлек диверсантку. К тому же Денису удалось развернуть её так, чтобы полностью исключить обзор машины. В это время Вадим, пригнувшись, перебежками, добрался до задней дверцы, и забросил на сидение самодельный динамик. Потом оба отступили за кусты около дороги. Там их уже ждал Волобуев. Он бережно прятал от ветра под полами куртки микрофон.
- Жалко, слабоват, – посетовал Волобуев. - Ну, ничего. Ты окна приоткрыл? Только ты говори. Вдруг она мой голос узнает. И закрывай от ветра, а то фон будет.
Теща, закончив давать Денису наставления с обедом, убедилась, что внучек ушел, и вообще лишних глаз вокруг нет. Она вплотную подошла к машине Вадима с очередным вредоносным рецептом из хулиганской книжки.
- Давай трогай меня, шалунья – нежно, но настойчиво произнесла машина.
Тёща отпрыгнула.
- Ну что же ты? Киска моя.
Постояв немного, ошарашенная женщина решила что у неё первый в сезоне солнечный удар всей головы и стала разворачиваться в сторону дороги для отступления. Плавно, чтобы не расплескать перегретый мозг. Крышу-то сорвало.
- Куда ты, моя шалунья? – не унималась машина.
Любопытство перевесило даже подозрения на сумасшествие. Тёща вытянула шею в сторону Порша.
- А ты кто такой?
- Я работаю на своего хозяина. Я новый электрослужащий. Послушный и исполнительный. Ты мне нравишься. А мой хозяин нет.
- Сволочь он! – стала спорить с автомобилем тёща. - Вползает в семью, сволочь. Детей отца лишить хочет.
- Он меня никогда не царапает. Ударь меня, госпожа. Зови меня – мазохист. Бибикин. Мне нравится, – томно вещал голос.
Тёща с досадой плюнула в сторону машины. Сам, сволочь такая, извращенец. И машину такую же нашел.
Недалеко, за предательски лысыми кустами, стоял Волобуев.
Чтобы говорить в спрятанный у него за пазухой микрофон, зарылся в его куртку с головой скрюченный в двусмысленной позе Вадим. Иногда он выпрямлялся, чтобы глотнуть воздуха. Он задыхался от смеха. Все хохотали безудержно, взахлеб.
Денис всё время хотел что-то предложить, но, слышал этот диалог тёща – Порш, не мог выговорить ни слова. Он подходил и тут же отбегал в сторону, чтобы его хохот не попал в динамик, и не разрушил серьезность намерений мазохиста Бибикина.
- Черт. Боком повернулась, вообще не слышно, что говорит, – успевал следить за обстановкой Волобуев.
- Да и так почти не слышно, – перевел дух Вадим.
- Отходит, давай подзывай!!
Увлеченные они не заметили, как со стороны остановки подошла Татьяна.
- Привет, пацаны, – поздоровалась она со всей компанией. - Вадик, а ты меня ждешь? Ты ко мне?
- Привет Татьяна. Ага, здравствуй. Ты с работы? Я, да. То есть, нет. Я сейчас, – хором, наперебой отвечали Волобуев и Вадим, попутно стараясь загородить Татьяне обзор с плюющейся на заднем плане волобуевской тёщей.
Татьяна с недоверием оглядела мужчин.
- Ну, заходи. Как наиграешься.
И пошла к подъезду.
На секунду Вадим вспомнил, зачем он вообще сюда приехал.
- Вова, – спросил Вадим, явно надеясь на честность, - со стороны мы хоть на пять секунд выглядим как нормальные?
- Неа, – замотал головой Волобуев. - Давай дальше глумиться?
- Давай.
Аня открыла дверь Татьяне.
- К тебе приходил? – спросила та с порога.
- Кто?
- Твой.
- Кто?
- Конь в пальто.
- В каком?
Заглючило соседку.
- Внизу Вадим. С Вовкой во дворе играется.
- Там Вадим? Он приехал?
- Ты сегодня проявляешь чудеса сообразительности, – не по настоящему удивилась Татьяна и по-хозяйски направилась на Анину кухню. В руках у неё был большой пакет.
- А ты что так рано? – не успевала за ней Аня - Ого! По какому поводу деликатесничаем?
Татьяна уже выгрузила на стол из пакета бутылку мартини, фрукты, шоколад и пирожные.
- Я так рано, потому что я уволилась. Сегодня утром Аркашка улетел в Москву и оттуда, уже точно в Канаду, - чётко, по пунктам рапортовала она. - Всё решилось в один момент, даже проставиться на прощанье не успели. Сейчас мы всё это будем отмечать. И не говори мне, что ты не ешь, не пьешь, потому что тебе к пятнице надо влезть в форму первоклассницы.
- Мне к пятнице уже ничего не надо, – ответила Аня и пошла наливать чайник. Но бросила это.- Что? Аркашка уже поехал? Да здравствует Канада!
Аня и Татьяна дружно закричали «Ура» и обнялись.
Разомлевшие подружки сидели на диване перед телевизором. С мартини уже было покончено, до фруктов дело не дошло. Аня доедала второе пирожное и это увлекло её так, что она не видела и не слышала ничего вокруг. Но Татьяну не услышать тяжело.
- Почему ты отказалась? Не в ресторан, не к маме знакомиться. Театр это романтично. Темно, дядьки в лосинах по сцене скачут. Не знаю, правда, в театре принято целоваться на заднем ряду. Вот в кино принято. Старался ведь мужик. Ну, что ты строишь из себя какую-то стерву. Ты же не такая, Ань.
Аня кивала и жевала. Сейчас она была согласна со всем и на всё.
- Да, хватит жрать! – возвращала её из нирваны Татьяна. - Ты меня слышишь? Вот если бы ты меня слушала…
- Да слышу, слышу.- Наконец отозвалась Аня. - Я не строю. Стерву. У меня объективные причины. У меня…
Она нагнулась и прошептала Татьяне на ухо.
Татьяна ещё прислушивалась какое-то время в ожидании – это вся страшная тайна или половина.
- И что? - не дождавшись продолжения, громко спросила она. - Или ты с ним спать в этот же вечер собиралась?
- Нет, конечно. Как я четыре часа просижу. Что, бегать каждый антракт? Что я ему скажу?
- Скажешь - любимый, в данный период моя матка отслаивает неоплодотворенные яйцеклетки.
- Таня!!! – возмущенно перебила её подруга.
Удивить услышанным учительницу младших классов почти нельзя. Всё-таки с детьми работает. Но вот соседке иногда удается.
- Пятьсот лет Таня. Слышала я про баб, у которых мужья по десять лет не знают, что у жен бывают месячные. Принцессы умерли, Аня.
- Да и не в этом дело, - и самом деле пыталась объяснить Аня.
Дело не в возникших мелких неудобствах. Дело в глобальной невозможности соответствовать такому мужчине, как Вадим. Она ему не подходит. И хватит. Хватит питаться иллюзиями. Лучше питаться пирожными.
Аня взяла последнее. Разломала его пополам и поделилась с Татьяной. Хотя даже большей половинкой заткнуть Татьяну было невозможно.
- А в чем дело?! Нет, я понимаю, ты не ломаешься. Ты даешь ему шанс сделать все самому. Ну, так не переигрывай. Дождёшься, он плюнет на эти условности, и привет. Я уеду, а с твоей общительностью надежды найти лучше, чем Вадим нет.
Аня вздохнула. «Чокнулась» с подругой кремовой серединкой и печально сказала:
- Я не ломаюсь, не играю, ни на что не надеюсь и ничего не жду.
А Волобуев надеялся, но пятница всё же случилась! И настал её вечер.
Он на автопилоте прогонял всю программу их великого выступления, потом помогал грузить инструменты в нанятую по знакомству «газель». И ехал без мандража и мыслей. В полной уверенности, что доехать они не смогут. Этого не будет.
Волобуев осознал, что это не сон в тесной захламленной кладовке, где кроме прочего мусора рядом с дверью валялась черно-белая табличка «гримерная». Когда, толкая друг друга, они с Егором обряжались в комбинезоны, украденные Лерой на складе парфюмерии и бытовой химии. Логотип фирму на спине у Волобуева закрывал Лерен же блестящий пиджак. Хотя и тогда ещё оставалось время на внезапное природное бедствие, отключение света, скоротечную эпидемию чего-нибудь не очень вредного, но чтобы разом свалило всех зрителей с ног. Чего-нибудь непредотвратимого и неожиданного, что никогда не случается, когда на самом деле надо.
- Я думал у нас плохо, – вернулся из разведки Егор. - Ты, пойди, послушай. Там не просто клоуны. Там зоопарк настоящий. Дыхалки на две строчки не хватает. Не песни, а крики утопающих.
- Ёж, давай не пойдем. Я не могу.
Волобуев устало упал в разрушенное кресло.
- Мы на финишной прямой, Вова, – подскочил к креслу Егор. - Давай, Бован. Что мы теряем? Авторитет на голубых вечеринках? Что ты как девочка? Между прочим, Лерка думает, что я продал машину под твой проект и не верит, что ты вернешь. Так что я могу повременить, а вот у тебя долги срочные.
- А я слышал, Аркашка в Америку рванул. Всё равно, конечно, надо будет отдавать, но тоже. Теперь не срочно.
В душе к Волобуеву вернулась сонная надежда на невозможность и нереальность происходящего.
- А Катя, а Дашка. А твоя спина. Ты же спину заложил в гараже!
Егор взял за ремень расчехленную гитару, будто взвешивая её. Хотя хотелось ему не взвешивать, а хорошо треснуть Волобуеву по его печальной голове. - Семь кило на весу. Вовчик? А Диснейленд.
- Давай, добивай! – простонал Волобуев.
Надежда угасла.
Егор подошел вплотную.
- Мы сейчас пойдем и просто споем. Какая разница для кого. Как раньше на дискотеках, помнишь. Тебе приходилось? Мне нет. – Не дождался ответа он. - Но я всегда мечтал. А то придешь с девушкой в клуб, а она смотрит только на сцену и визжит. Сейчас мы будем на сцене. Девушек, жалко, нет. Зато бабла отгребем.
- То, что отгребем, это я не сомневаюсь, – глупо улыбнулся Волобуев и стал подниматься с кресла. Это процесс долгий. Лучше заранее. - Куда складывать-то будем, Йоган? Мы же «газель» отпустили.
- Ну, пойдем уже, противный, – гундосил Егор и тянул Волобуева за синюю лямку комбинезона. - Я хочу показать тебя всем. Пусть обзавидуются.
В дверь заглянул лохматый, намакеяженый клоун, видимо работник этого клуба. Он понимающе посмотрел на Егора и Волобуева и полудетским голоском пропел:
- Мальчишки, вы через один номер. Выдвигайтесь к сцене.
- Идем, мы идем, – передразнил его Егор, но лохматый этого не понял. Кивнул и исчез за дверью.
Телефон зазвенел, как только Татьяна освободила линию от Интернет-связи с далеким любимым.
- Добрый вечер. Вам говорит Георг Хьюпшман. Могу я услышать к телефону Татьяну.
- Да сколько угодно, – конкретно ответила Татьяна.- Слушайте. Хочешь спою.
- Добрый вечер, Татьяна, – повторялся Хьюпшман. - Я не слышал твой голос по телефон. Поэтому не узнал. Извини.
Богатая буду – подумала Татьяна. Хотя по телефону, говорят, не срабатывает.
А вслух говорить не стала. Иностранец. Дикий человек. Наших приколов не поймет.
- Я потерял тебя. Ты больше на меня не работаешь? Я хотел тебя видеть. Мой секретарь узнал твой телефон в кадровом отделе. Ты не против?
- В понедельник увидишь. Ещё недельку на тебя поработаю, – отвечала Татьяна.
- Я прошу пригласить тебя на вечер. Чтобы встретиться. Сейчас. Не в понедельник. Ты бы согласилась?
Татьяна даже на секунду не задумалась.
- Я бы? Вполне. Я бы согласилась. А ты бы мне дал часика два пособираться.
- Окей. Я приеду к подъезду. Девид, мой охран, зайдет за тобой. Какая номер у квартиры, я не узнал?
Интересно, что это означает на языке заморской галантности. Что Татьяна должна нарядиться в фамильные брильянты, чтобы было из-за чего сопровождать её по подъезду с охраной?
- Зачем такие сложности?
- Они мне не разрешают ходить в вашим подъезды, – смущенно ответил Георг.