***

Елена Каргаева
       Свет в окне.
       Свет в окне. В темноте огонёк. Свет в окне. Как он одинок. Он усиливает одиночество. Твоё одиночество. Он не согревает тебя. Он холодит душу. И ты начинаешь ненавидеть его. Вот идёшь по тёмному городу. Забыл, что есть дом. Все спят. Не видят тебя. Сейчас на улицах только зло. И ничего больше. И вдруг – свет. Свет, что теснит темнота. Там, за окном, никто не знает, что ты смотришь на этот огонёк. Там добро, тут зло. Там, за окном, смеются, здесь ты хмуришься. Злыдни! Веселятся, не думая о тех, кто на улице! Постойте – это же мой дом. Что за чушь я несу! И нашёл я его, благодаря только свету. Свету в окне. Люблю я, идя в темноте, видеть, что где-то светится окно. Это вселяет надежду.
       
       Записки из внутреннего мира.
1. Грустость.
       Представьте себе, что перед вами возник мир. В нём есть целых 5 частей света, много-много стран, ещё больше городов. И всё это живёт, всё движется.
       Во всём мире живут люди. У них есть свои горести и радости. И грустят они по-разному. Грустят по разным поводам, в разное время. Да и что я всё о грусти! Ведь существует тысяча других лакомств. Кисель, например. Но все равно я не могу всю жизнь есть один кисель…
       Сижу я сейчас на моей кровати (вернее, на диване) и смотрю в окно. Бывают счастливые минуты, часы, недели, месяцы, наконец! Но счастливых веков не бывает. Счастье не может длиться целую вечность. Счастливый наш век? И да, и нет. Смотря с какой стороны посмотреть. Если посмотреть с детской точки зрения, то все века хороши. Но лучше было раньше. Например, было больше деревьев. И больше хулиганов, которые в девчонок влюблялись и висли на подножках трамвая… Но это уже НЕ К ЧЕМУ. Да, именно так надо писать эти слова. Ну, а что такое грустость? Грустость это та же грусть; но только грустят ей по-другому. Грустят ей обычно дети в возрасте десяти лет. Но состояние грустости бывает и у взрослых. Взгрустнулость (да, не взгрустнулось, а именно взгрустнулость, ведь грустость, а не грусть) ни с того, ни с сего.
       Я люблю мою грустость. Ей можно весело грустить.
       
       Задумчивый ребёнок,
       глядящий в окно.
2. Эту записку я писала на спор со своим другом – без глаголов.
       Тёмная тень крыльев над землёй. Всепроникающий свет. Тёмные кроны деревьев освещены этим неземным волшебством, высшей магией неба. Здесь не место низким существам вроде людей. Здесь царицей природа, в высшем смысле этого многогранного, как лучший из миров, слова. Это картина величия природы, величия Бога. Вот он, смысл жизни. Жаль, никому, кроме ангелов, недоступен. Только у них. Наверху. В небесах, видно это неземное, и потому непонятное другим, великолепие. Люди – внизу. Ангелы – наверху. Это обычно; так заведено. Но люди – живые, мыслящие, думающие. Их чувства – реальны. Непонятные вещи для них – это боль и страх, такие же непонятные и незнакомые, противоречащие рассудку, как сквозные кроны деревьев с густой листвой. Вот они, записки из внутреннего мира. Без глаголов. И без чувств. Сухая строка. А где нормальное, красочное описание? Многовато причастий. А иначе нельзя. Причастия слишком похожи на прилагательные. Без них существительные – сплошные абстракции. Доволен? Вот она, твоя зарисовка. Только у меня это – эссе. Собственное отношение к миру без действия, даже без движения, к неподвижному миру без мыслей, идей, чувств, холодному миру, в котором главное – безжизненность, а не жизнь. Но мир без жизни – не мир. Писатель без глаголов – не писатель. Литературный опыт – литературным опытом. Но из подобных моих опытов, такой – не только первый, но и последний. Всем пока!
Ваш умный,
критически настроенный
по отношению ко всем, кроме себя,
Литературовед.
3. На улице идёт снег и светит луна. И все говорят, что погода мерзкая. А я смотрю в окно, и мне хочется побежать туда, в наступающий вечер, туда, где идёт снег, и сквозь кружево падающих снежинок светит большая жёлтая луна. Вот и ночь наступила. Я подняла голову. Вон они, те самые остроугольные звёзды-точки. И снежинки. И не понять, где кончается небо и начинается земля. Мне стало страшно. Я вдруг поняла, что я в каком-то небытие. Кругом светят звёзды. И где-то рядом луна. Где-то далеко-далеко идёт снег. А я в космосе. В том космосе, в котором человек бывает, когда сидит и смотрит в окно. И может быть, он думает то же, что и я: «да, заигралась я что-то. Пора сделать перерыв.
4. Стаи ласточек и чаек,
       Отражаясь в час закатный на песке,
       Так манят к себе,
       Что хочется взлететь
       И никогда не возвращаться
       На землю больше…
       Изведал Поэт Круга.

       

       Без названия
       На кухне жил кран; и, время от времени, он издавал звук, действующий окружающим на нервы. Девушка с голубыми глазами, – которые вообще-то, по-настоящему, были серыми с зеленоватым отливом, а сама девушка была вовсе не рыжая, а шатенка. Да к тому же и тёмная, – так вот, эта девушка, с перехваченными сзади синей резинкой замусоленными волосами, в грязном оборванном платье, и в ещё более грязном, замызганном переднике, мыла посуду, витая в облаках. И только изредка опускаясь на землю, эта девушка слышала звук, издаваемый краном, проклинала всё на свете, и вновь уносилась в заоблачные миры.

       Котёнок.
       Уже темно. Ну, не то, чтобы совсем, но глаза уже сверкают. Чудный вечер! Может. Пойти погулять самому по себе? Ой, нет, высоко… Счастливые птицы, они летать умеют! …Птицы… птицы, воробьи… еда… Вон мимо окна еда летит. Вон ешё одна. Ой, какая большая, с полменя… и так близко! Вкусная, наверное. Сидит, пёрышки чистит, наглая морда. Распушились тут. Им плевать, что охотник рядом. Что я, маленький? они ошибаются. Я сейчас им покажу… заодно поужинаю. Почему когти не выпуск… – а, они в другую сторону. Ну всё. Самое главное – рассчитать удар. Раз…два. Мя-я-а-а-у-у-у! Ну зачем, зачем я толкал сегодня эту стенку?!! Там я хоть лежал всеми четырьмя кверху, а тут лечу… вниз. Вон воробьи, злые; смешно им, наверху! Будь я, как мама… Мяу! На лапы. Но почему так больно? И страшно… темно. Бежать, сейчас бежать! Вон моя девочка. Мне плохо. Я сейчас заплачу. М-я-а-у!!!
       Даже лакать не могу. Зачем мне ложка? Я же – мяу! – что лакать не могу! Соску не могли купить… Сквозняк! Окна закройте, мяу! Закройте! Там эти, страшные, воробьи и голу… мурр;… мур-мур. Спой мне колыбельную. А я тебе подпою,.. как мама,… наверное.

       Море жизни.
       Волны с шумом накатывались на берег. И отскакивали обратно, будто испуганные зверьки. Так котёнок тянется к незнакомому предмету из-за любопытства и тут же отдёргивает лапу из страха. Морю, быть может, и интересно посмотреть, что там, на берегу, но оно не может, и с досадой возвращается обратно. Я взяла с песка раковину и приложила к уху. В раковине послышался шум прибоя. Приятно, хоть ты и знаешь, что это всего лишь эхо движения крови по сосудам. А это движение обеспечивает нам жизнь. Быть может, вся жизнь – это море с вечным шумом прибоя.

       Смерть тюленя.
       Через призму неба я увидела крылатое существо. Оно летело быстро и стремительно, рассекая воздух широко расставленными крыльями. Существо это даже не летело – скорее парило. В своём стремительном полёте оно медленно опускалось на землю. Летая туда-сюда, это странное, необычного вида существо, ярус за ярусом всё сокращало расстояние между своим телом и землёй, на которую хотело приземлиться. Земля казалась ему такой милой, зелёной и доброжелательной. Но вдруг с этой самой земли, которая должна была служить посадочной площадкой этому живому самолёту, сильно смахивающему на летающего тюленя с непомерно большими ластами, прогремел выстрел. Взмахи крыльев стали слабее, слабее, а затем они затихли совсем. Тюлень упал на землю. Вот мы, люди – мы убиваем, пытаясь понять, и всё равно не понимаем. Ведь упал на землю – просто тюлень. А не лучше ли было оставить его жить? Разве это не принесло бы большей пользы и, естественно, гораздо больше добра.

       Он и она.
       – Здравствуй!
       – Привет!
       – Что опять с твоей рукой?!
       – Пустяки. Порезалась.
       – Мои поцелуи излечат тебя, – целует её руку.
       – Твои поцелуи жгут, как огнём.
       – Но это же просто поцелуй руки! В нём ничего нет.
       – Вот это-то и плохо.
       – Я не понимаю тебя.
       – Ты меня никогда не поймёшь!
       – Объясни!
       – Нет. Иди отсюда. А то я ударю тебя!
       – За что?
       – Я не могу тебе сказать.
       – Я люблю загадки, но это чересчур! Ты и так загадочная, тебе незачем говорить тайнами.
       – Куда ты идёшь?
       – К Инне.
       – Так ступай! А то опоздаешь. Не дай Бог, подозревать начнёт…
       – В чём?!
       – В том, что ты влюбился в меня.
       – Глупость какая!
       – Не такая уж и глупость.
       – Ну ладно. Пока.
       – Прощай, – он ушёл. – О Боже, когда я вновь увижу его!