Часть третья, Слышен чеканный шаг...

       ГЛАВА ПЕРВАЯ

       1.

       Шаг. Ещё шаг. Ноги провалились во что-то мягкое и холодное. Бр-р. И какая темень.
       Василий беспомощно развёл руками и нащупал чью-то спину. По высоте спины определил: «Бальсар». Что же он стал на дороге и не двигается?
       – Мы в Соргоне, сир, – откуда-то из темноты просипел Эрин, – Какая яркая луна! Всё видно, как днём. Хорошо, что мы вышли в овраге – ни откуда не заметны.
       «Луна?! Соргон?! Почему же я ничего не вижу?!»
       «– Если мне будет позволено сказать, сир, то я бы посоветовала Вам открыть глаза, – бархатный женский голос был полон ехидной насмешки, – Вы, как всегда, удивляетесь раньше времени».
       «– Это ты, моя мучительница? Нет, чтобы ободрить гостя этого мира, так ты ещё и дразнишься».
       «– Вы, сир, здесь не гость. Вы здесь – хозяин. И ничего обидного я Вам не сказала».
       «– Всё подглядываете, Моё Величество, всё подслушиваете, всё вышучиваете короля. Досадно, конечно, что я зажмурился в Переходе, но ещё неприятнее, что все мои мысли под твоим постоянным контролем, Капа».
       «– Я могу снять контроль и являться только по вызову».
       «– Не будем так рисковать: у меня может не оказаться времени спросить совета или позвать тебя на помощь. Буду учиться думать под контролем. Если у тебя, милая Корона, есть чувство юмора, то, может, и зачатки такта поищешь? Когда найдёшь – проявляй, не стесняйся. Не может же самолюбие короля страдать вечно!»
       Василий огляделся: он по колени стоял в сугробе, и подтаявший снег холодными струйками сползал ему в туфли. Рядом стоял Бальсар, сжимал обеими руками посох и прислушивался. Эрин, опираясь на топор, уже выбирался из оврага в чащу соснового леса.
       «– Капа, ты можешь определить, где мы?»
       «– Недалеко от Скироны, сир».
       «– В какую сторону нам идти?»
       «– Норд-ост, сир».
       «– Не выдрючивайся, Капа, пальцем покажи...»
       Правая рука Василия взлетела вперёд и вверх, больно стукнувшись указательным пальцем о ствол чахлой сосенки, выбравшей дно оврага для проживания. Василий от неожиданности чертыхнулся.
       – Что, сир? – обернулся Бальсар.
       – Эрин не в ту сторону пошёл. Эй, сэр Эрин, нам туда, – Василий махнул левой рукой в нужном направлении. Ободранный о сосну, палец правой кровоточил, и король лизнул ссадину.
Гном обернулся и, понимающе кивнув, стал перебираться на другую сторону оврага. Маг с Василием двинулись за ним.
       «– Простите, сир, я слишком буквально поняла Вашу команду...»
       «– А я сразу тебе поверил. Следи лучше за направлением».
       «– Вы забыли задать мне ещё един вопрос, сир».
       «– Какой?»
       «– Вы спросили: где мы? А не спросили: когда мы?»
       «– То есть?»
       «– Вам не интересно, сколько времени здесь прошло после ухода Эрина и Бальсара?»
       «– Ну и – сколько?»
       «– Нисколько. Для Соргона они только что шагнули в Переход в пещере и вышли здесь. В Соргоне, сир, начало двенадцатого дня первого месяца зимы. Точнее – четыре часа утра».
       – Вы знаете, куда мы идём, сир? – Бальсар остановился, чтобы задать вопрос. Услышав его голос, остановился и Эрин.
       – Мы идём в Скирону. Тут рядом.
       «– Минут пятнадцать ходьбы до дороги из Хафелара и по дороге – полчаса до городских ворот, – прожурчала Капа, – На редкость удачно вышли».
       «– Или нас вывели?»
       Капа промолчала.
       – Вот-вот должна быть Хафеларская дорога, а там и до города недалеко. По времени вашего мира, Бальсар, вы только-только ушли из пещеры. Как видите, ваше отсутствие было недолгим.
       Эрин снова бодро зашагал впереди. За ним, высоко задирая ноги в стоптанных сапогах и мелькая желтизной штанов в разрезах шитой для верховой езды мантии, двинулся Бальсар. Василий замыкал короткую цепочку.
       Откуда-то из глубины детских воспоминаний вдруг выплыла давно забытая песня:
       Слышен чеканный шаг –
       Это идут барбудос...
       Василий улыбнулся своевременности воспоминания: все трое были бородаты, и песня кубинских революционеров как нельзя лучше подходила к ситуации. Василий замурлыкал под нос: «Слышен чеканный шаг...»
       Кроме этих двух строчек больше ничего не вспоминалось, но это не огорчало короля, и он снова и снова повторял их тихим голосом.
       «– Не будет ли невежливо с моей стороны узнать у Вас, сир, что за тарабарщину Вы всё время бормочете?»
       «– Это песня такая...»
       «– Так это Вы поёте! А почему только две строчки?»
       «– Не помню больше».
       «– Хотите, я Вам подскажу?»
       «– Не хочу, отстань. Интересно, сколько же я тебя смогу терпеть? И есть ли средство заставить тебя быть не такой язвой?»
       «– Кто знает, сир, кто знает...»

       2.

       Шедший впереди Эрин предостерегающе поднял руку и прислушался, прислонившись к стволу дерева. Василий и Бальсар замерли.
       В ночной тишине зимнего леса где-то далеко звенели бубенцы, и казалось, что звон идёт из глубины снега, такой он был тонкий и хрустальный.
       – Ждите, – Эрин скрылся между деревьями.
       Василий осторожно двинулся за ним. Рядом еле слышно сопел Бальсар. Дорога, действительно, оказалась близко: шагов через двадцать деревья кончились, открыв взгляду широкое, безлесное пространство с накатанной лентой дороги.
       Эрин уже топал ногами по утрамбованному санями тракту, стараясь обтрусить сапоги от налипшего снега. Потопал, потопал, выпрямился и, спрятав за спину топор и поправив ранец, поднял правую руку в знакомом жесте.
       «Сани ловит, – сообразил Василий и тихо рассмеялся нелепости своей мысли, – Подумал, словно о такси».
       Тем не менее, Эрин решительными взмахами руки пытался остановить скользящие издалека сани, звон бубенцов которых становился всё ближе и ближе. Самих саней не было пока видно: король с магом старались не высовываться из-за деревьев, чтобы не испугать путника.
       – Гном едет, – на ухо Василию прошептал Бальсар, – Такие звонкие бубенчики только гномы цепляют. Люди предпочитают более низкие тона. Либо вовсе ездят без бубенцов – опасаются разбойников.
       – А гномам разбойники не угрожают? – так же тихо прошептал Василий, – У гномов с разбойниками договор?
       – Зачем договор? Никакого договора нет. Ограбить гнома так же опасно, как обидеть метиса или его родителей. Помните, мы говорили об этом, сир? Последствия будут такие же печальные для грабителя...
       – А низкие тона бубенцов спасают от разбойников?
       – Их не так далеко слышно, сир. Смотрите, я был прав. Гном.
       Около Эрина, тяжело сопя, оседая на задние ноги, остановилась невысокая лошадка. Пустые сани повело по скользкому тракту вбок, оглоблями разворачивая лошадку на Эрина, но она не поддалась, устояла.
       Из саней вылез гном:
       – Тпр-ру, тпр-ру.
       – Рад видеть тебя, мастер Тром.
       – Рад видеть тебя, мастер. Мы знакомы? Эрин?! Ты откуда здесь? Железная Гора, ведь, не с этой стороны!
       Гномы пожали руки и зашептались. Говорил больше Эрин, Тром только изредка коротко отвечал, а то и вовсе просто кивал головой. Переговоры закончились взаимными улыбками, и Эрин позвал:
       – Идите сюда, садитесь.
       Василий выбрался на дорогу первым и уже тут сообразил, что Бальсар отстал намеренно – начались всякие тонкости по соблюдению этикета: когда нужно пропускать вперёд короля, когда идти вперёд самому и прочая подобная ерунда.
       «– Назвался королём – полезай в кузов», – тут же отозвалась на соображения Василия Капа.
       «– Правильнее будет – в сани», – грустно огрызнулся король, поняв, что теперь он отделён невидимой стеной ото всех в Соргоне, и что неделя в Чернигове, проведенная с магом и гномом, была последней для него неделей в обществе друзей. Здесь, в Соргоне, друзей у короля нет, есть только враги и подданные.
       Потопав по дороге туфлями, в которых от холода уже ныли пальцы ног («Градусов пятнадцать, наверное»), Василий подошёл к саням:
       – Рад видеть вас, мастер Тром, – счёл он нужным повторить приветствие Эрина, – Нам повезло, что вы оказались на дороге в это время.
       – Рад видеть Вас, сир, – ответил гном и вежливо поклонился, – Садитесь.
       Василий снял рюкзак с книгами и, придерживая ножны с мечом, неловко перекинулся в сани, где и улёгся, вытянув ноги.
       Обменявшись приветствиями с Бальсаром, Тром уложил в сани и его, накрыв обоих меховой полстью – наружу торчали только головы.
       Лыжную шапочку с Василия сняли, надев на него Эринову железную, с беличьей опушкой. Бальсара уложили набок, чтобы он мог согнуть свои длинные ноги незаметно для окружающих, и посоветовали притвориться спящим.
       Оба гнома решили идти пешком: лошадка устала, да и было недалеко идти. Взяв лошадку с двух сторон под уздцы, они пошли быстрым шагом.
       «– Какой торжественный въезд, – снова отозвалась Капа, – Ну, прямо настоящий король!»
       «– Молчи, змея, уволю!»
       «– Вы не джентльмен, сир, Такие слова – и даме. Фи».
       «– Какая ты дама? Вредная стекляшка – не больше».
       «– Не будем ссориться, сир. Я теперь – Ваш единственный друг на весь Соргон, и самый надёжный собеседник».
       «– Не будем ссориться, Капа».

       3.

       Городские стены Василий увидел неожиданно: плавный изгиб дороги уже давно открыл для обзора крепостную стену Скироны и, выпрямившись, показал и подъёмный мост, и ворота в обрамлении массивных квадратных башен, но король пялился на небо, тщетно пытаясь отыскать хоть какое-нибудь знакомое сочетание звёзд.
       Яркая луна его мало интересовала: немного крупней земной, и цветом, как раз, под стать Бальсаровым штанам – ничего необычного. А вот звёзды... Их было так много, что всё небо казалось Млечным путём: нигде ни тёмного пятнышка, ни просвета, то бишь, протемнения, между звёздами не удавалось найти, сколько Василий ни крутил головой.
       Потому, только опустив глаза по ходу движения, он неожиданно увидел Скирону. Конечно, в памяти Фирсоффа он не раз сталкивался с изображениями городов, но то было как-то не по настоящему, несерьёзно. Словно киношные макеты крепостей, те картинки не волновали и не впечатляли утончённое восприятие Василия. Теперь же ощущения были совершенно иными: король на расстоянии чувствовал мощную силу камня, уложенного ровными рядами в крепостную стену, и голос этой силы вызывал не то, чтобы преклонение, но уважение – это бесспорно – у юного короля.
       Василии нетерпеливо ёрзал, пока сани подползали к городу, и всё вытягивал шею, чтобы не пропустить, не просмотреть что-нибудь интересное. Эрин с тревогой оглядывался на беспокойного короля, опасаясь ненужного внимания со стороны городской стражи, но молчал: он тоже подчинился власти этикета и не осмелился сделать замечание своему монарху.
       Против ожидания, в город въехали без приключений: открытые настежь городские ворота никто не охранял. Стражи столпились у крыльца караульного помещения, на котором разбросаны были монеты, и неотрывно смотрели на них в боязни пропустить изменения. От кучки солдат слышно было только сопение и, изредка, со стоном: «Раттанар», «Раттанар».
В городе, похоже, никто не спал. Повсюду видны были группки людей с монетами в руках. Все ждали перемен, и ожидание это невозможно было выносить в одиночестве среди домашних стен. Жители неосознанно сбивались вместе, и от группки к группке ползло то же тревожное: «Раттанар, Раттанар». Других слов было не разобрать.
       Василий не мог понять, какое чувство преобладало в этом, со всех сторон слышном названии его королевства. Надежда? Страх? Ненависть? Каждый раз слово «Раттанар» звучало по-разному, и он вдруг понял, что существует реальная опасность быть обвинённым в убийстве всех, именно ВСЕХ, королей.
       Если Маски не дураки, то они повернут на него народы Двенадцати королевств, и доказать что-либо будет невозможно. Решение начинать борьбу с Масками из Скиронара стало казаться Василию ошибкой, несмотря на все явные тактические преимущества.
       Тут, как уже было, к нему пришло знание, что Переход открылся бы для него в любое место Соргона, какое он посчитал бы удобным для появления в этом мире. Неужели он просчитался и начал свою кампанию с неверного шага? Почему, ну почему он не подумал об этой опасности раньше? И почему знание о возможности выбора места Перехода не посетило его в Чернигове, перед выходом в Соргон? Робкая радость от собственной везучести – решил начинать со Скироны, к ней и попал – сменилась унылой тоской.
       Король, углубившись в переживания, перестал обращать внимание на происходящее вокруг саней оживление. Он не видел больше ни города, ни людей. Не слышал, не воспринимал звуки, плывущие над ночными улицами Скироны.
       «– Сир, сир, слушайте! Вы слышите меня, сир? – даже Капе не сразу удалось достучаться до огорчённого Василия, – Сир, сир!»
       «– Что тебе, Капа?»
       «– Сир, слушайте! Внимательно слушайте!»
       Король словно проснулся и, оглядевшись, увидел, что сани еле ползут через заполненную народом площадь. Над толпой горожан, взобравшись на фонарный столб, нервно дёргался какой-то крикун и кидал в толпу, слово за словом, свою истерическую речь:
       – ...Опомнитесь, жители Скироны, сбросьте ложных богов! Спешите к стопам Великого Разрушителя! Он уже здесь! Он пришёл! Только верные ему спасутся! Остальных он сметёт из Соргона, как смёл уже своим дыханием несправедливую власть королей! Он дал вам свободу: «Нате, скиронцы, берите, пользуйтесь!». Сегодня мы начинаем строить наш мир, мир счастья для всех! Каждый, принявший Великого Разрушителя в своё сердце и отдавший ему всего себя: и душой, и телом – обретёт сегодня невиданную свободу и сможет делать всё, что захочет! Ибо он – свободный человек!
       Из толпы послышались выкрики:
       – А Раттанар?
       – У Раттанара уже новый король! Что же Разрушитель его терпит?
       Рядом с санями громкий голос произнёс:
       – У этого Разрушителя на раттанарского короля дыхания не хватило.
       Вокруг обрадовано рассмеялись.
       Василий привстал – посмотреть на шутника: голос показался ему знакомым, что было странно для впервые попавшего в Соргон человека.
       Взгляд короля зацепился за сутану стоящего к нему спиной священника. Вот он обернулся к соседу, и Василий узнал Бушира, раттанарского служителя Разящего.
       – Ради всех богов, не вставайте, сир, – зашептал Бальсар, – Не дайте узнать себя. Это неизвестно как может кончиться и для Вас, и для Соргона.
       Василий снова улёгся, довольный лёгкостью, с которой сработала подсказка из памяти Фирсоффа, как только встретился знакомый покойному королю человек.
       Крикун наклонился вниз, к кому-то в толпе, что-то выслушал и, выпрямившись, снова заорал:
       – Нет в Раттанаре никакого короля. Это самозванец и безбожник, дерзнувший восстать против Великого Разрушителя. Он будет наказан за свою дерзость и смерть его будет ужасна! И ваша гибель будет страшна, неверные! Лишь только придёт посланник Великого Разрушителя – Человек без Лица, всем вам воздается за ваше неверие!..
       Эрин, наконец, нашёл лазейку в тесноте толпы и повёл лошадь в ближайший переулок. Мастер Тром шёл впереди, время от времени обращаясь к людям:
       – Позвольте проехать саням с больными! Расступитесь, дайте дорогу!
       Его, видимо, хорошо знали в городе – оттеснялись в стороны, открывая проезд.
       Василий заметно повеселел и, пихнув локтем Бальсара, зашептал тому на ухо:
       – Слыхали этого крикуна, на площади? Вот дурень, говорит на пользу нам. А здорово его Бушир поддел? А?
       – Вы узнали Бушира, сир? Как?!
       – Корона, Бальсар, Корона, дружище! Это она, умница, не я».
       «– Благодарю Вас, сир, на добром слове. Всё-таки Вы, видимо, джентльмен, сир».
       «– Вы снова не в духе, Моё Величество? Благодарю, что дали мне послушать этого остолопа. Если такие выступления проходят по всему Соргону, наше дело не так уж и плохо. Они в голос признали, что убийца королей – их Разрушитель. Мне даже дышать стало легче».
       «– Тогда дышите глубже, сир. Вы взволнованы!»
       «– Дышу, Капа, дышу. Где это мы?»
       «– Подъезжаем к Гномьей Слободе, сир».
       «– А ты здорово ориентируешься на местности!»
       «– Я не ориентируюсь, сир. Я просто знаю, всегда знаю, где нахожусь, в каком месте Соргона. Не спрашивайте, откуда. Знаю, и всё».
       «– Не буду, не волнуйся. Интересно, кто эти знания нам подсовывает? Я только сейчас узнал, что мы могли попасть в Раттанар. Может, следовало оттуда начинать? Как ты думаешь, Капа?»
       «– Сир, Ваших сомнений хватит на десятерых. Вы так мучительно принимаете решения и так сильно всегда сожалеете об этом, что мне выть хочется. Ваши предшественники были совсем другими: решил, сделал, и ни каких сомнений. Почему Вы не такой?»
       «– Какой есть, такой есть. Ты сама выбирала. Что же не выбрала получше?»
       «– Я уже говорила Вам, сир, что я не выбирала. Я только указала на Вас и теперь страшно жалею об этом».
       «– Я тоже тебя люблю, дорогая!»

       4.

       Гномья Слобода была тиха и спокойна: на улицах не видно ни встревоженных толп, ни одиноких прохожих. Только на перекрёстках топтались закованные в броню гномы и настороженно вслушивались в шумы из кварталов, населённых людьми.
       Дома гномов Василия определил сразу: они были украшены вычурной резьбой, настолько сложной и тонкой, что не хотелось верить в каменную твёрдость стен. Мелькнуло сожаление, что сейчас, ночью, не разглядишь подробностей каменных кружев. К тому же, часть завитков была залеплена снегом. Да и глядеть на резьбу был недосуг.
       Вооружённые гномы не стали задерживать и проверять сани: узнав Трома, один из них просто махнул рукой: проезжайте.
       По Слободе ехали недолго: дом Трома гостеприимно распахнул резные каменные ворота в квартале от первых жилищ гномов, и, едва сани остановились, Бальсар вылез из них и стал растирать, по очереди, обе ноги под коленями.
       – Затерпли, – пояснил он Василию, – И ехали чуть-чуть, а вот – затерпли. Старею, сир, старею...
       «– Старик-старик, а от вина, небось, не откажется, – проворчала Капа, – Сейчас будет просить горячего вина. Кстати, Вам, сир, тоже не повредил бы глоток этого напитка – Ваши ноги совершенно мокрые».
       «– Да, в тепло мне не мешало бы... И от горячего вина не откажусь...»
       – Прошу Вас, сир, быть гостем в моём доме, – Тром раскрыл двустворчатую дверь в дом и приглашающе улыбнулся.
       Василий шагнул через порог и дальше, по прямому короткому коридору, прошёл в большую, уютную комнату. Следом за ним шёл хозяин, затем – Бальсар. Замыкающим был Эрин.
       Пройдя к горящему камину, Василий стал к нему спиной, поднимая по одной к огню ноги в мокрых туфлях, чтобы согреть окоченевшие пальцы, и огляделся.
       Бальсар и Эрин жались к стене у дверей, демонстрируя своё уважение к монарху. Мастер Тром куда-то пропал, что удивило Василия – он хорошо помнил, что тот шёл следом, а в коридоре не было других дверей.
       – Бальсар, сэр Эрин! Проходите ближе к огню. Вы, дорогой маг, должны помнить, что король Фирсофф не требовал строгого следования этикету в походе. А мы, разве, не в походе? Если вы оба будете так усердно преследовать меня своим уважением, клянусь, осерчаю. Не нам с вами играть в церемонии. Я король, конечно, неопытный, но убеждён: недостатка в желающих прогнуться здесь не будет...
       «– Да Вы бунтовщик, сир! Подрываете основы королевской власти».
       «– Кто-то, совсем недавно, собирался со мной не ссориться. Или мне видение было?»
       «– Я не из желания ссориться, сир. Я хочу Вас удержать от попыток построения социализма в отдельно взятом Соргоне. Это моя обязанность, сир».
       «– Мне кажется, что единственная твоя обязанность – портить мне нервы».
       Появление Трома с кувшином горячего вина и корзиной с закусками прервало выяснение отношений между всеми, включая и Капу, гостями гнома.
       Эрин поспешил на помощь хозяину, подхватив корзину из рук Трома. Бальсар тоже отлип от стены и снял с полки четыре серебряных кубка.
       – Я не знаю Ваших планов, сир, и потому не стал больше никого посвящать в тайну Вашего присутствия в моём доме. Извините за скромный приём, Ваше Величество, – Тром перехватил укоризненный взгляд Эрина, – То есть, сир, сир.
       Василий рассмеялся:
       – Не смущайтесь, мастер Тром. Гостеприимство, оказанное от души, нельзя считать скромным. Что же касается моих планов, то мне необходимо переодеться и попасть во дворец. И с этим надо торопиться, чтобы успеть до начала рабочего дня.
       – Весь город и так не спит, но – поспешим. Я займусь Вашим гардеробом, сир, – Эрин допил вино, – Разрешите идти, сир?
       – Да, идите, сэр Эрин. И постарайтесь узнать у Старейших что-нибудь о других королевствах. Как жаль, что здесь нет ни телефона, ни телевизора, ни радио. Без точной и своевременней информации нам будет очень трудно.
       «– Скажите ему, что знаете тайну камня Памяти его рода, сир».
       «– Не могу, Капа. Я же дал слово сохранить все его секреты. Если Старейшие сами разрешат нам воспользоваться камнем, тогда другое дело. А пока – тс-с-с. Поняла?»
       «– Да, сир».
       – Я пошлю к Старейшим немедленно, сир, – не моргнув глазом, соврал верноподданный гном.
       «– Царю лжёшь, собака, – тут же прокомментировала Капа, – Простите, не удержалась, сир».
       «– А ты кому лжёшь? Или твоя ложь не считается?»
       «– Я же извинилась, сир!»
       «– Так и я о том же, Капа».
       После ухода Эрина Василий, наконец, внимательно осмотрел комнату.
       Освещение было не ахти, но всё же восемь масляных светильников (по два в каждом углу) и подсвечник на пять свечей (в центре стола) давали возможность разглядеть обстановку.
       Вся мебель была из отлично отполированного дерева: и стол, и десяток стульев, и широкие – во всю стену – скамьи у двух противоположных стен. Полки над скамьями, уставленные дорогой металлической посудой, судя по узору, были из того же дерева.
       На полу лежали ворсистые ковры с изящно вытканными цветами, при виде которых Василию захотелось с ногами забраться на одну из скамей, чтобы не топтать их мокрыми туфлями.
       Он взял стул и подставил его к огню. Усевшись, вытянул ноги к каминной решётке и продолжил изучение гномьего жилья из более удобного положения.
       Стены по всему, не занятому полками, пространству, были увешаны мечами и кинжалами разных размеров и форм. Оружие, безусловно, было дорогим, но ни его золотая и серебряная отделка, ни блеск драгоценных камней не заинтересовали Василия. Скользнув по ним равнодушным взглядом, король поднял глаза к потолку и огорчился.
       Резной и, по-видимому, когда-то очень красивый потолок, был покрыт жирной копотью. Больше всего её скопилось по углам, над масляными светильниками.
       «Да, теперь мне постоянно придётся жить в комнатах с закопченными потолками, и запахом дыма пропитается вся моя одежда».
       «– И конским потом, сир. Обязательно – конским потом» – Капа захихикала.
       «– Горячее вино пил я, а пьяна почему-то ты. Как так?»
       «– Скажете тоже, сир. Как я могу опьянеть, когда у меня нет ни желудка...»
       «– ...ни мозгов. Капа, перестань лезть в мои мысли. Я же просил тебя. Или мне приказать?»
       «– Молчу-молчу, сир, молчу!»
       – Бальсар, а чем были освещены улицы, по которым мы ехали? От фонарей шёл такой ровный свет, и совсем не было видно копоти.
       – Магическими светильниками, сир. Вы хотели узнать, почему у нашего хозяина не такое освещение?
       – Ну, это-то, как раз, просто. Наш хозяин достаточно богат, судя по этой комнате, чтобы иметь всё, что захочет. Значит, магический светильник недоступен для него. Тут или запрет на их продажу гномам, или они настолько редки, что используются только для уличного освещения, да и то не везде.
       – Вы правы, сир. Светильники очень редки. Их придумали всего около пяти лет назад у нас, в Раттанаре. Здесь весь фокус в кристалле, который светится, когда попадает под луч солнца. Эту способность светиться он сохраняет и некоторое время в темноте. Для уличных фонарей эти кристаллы незаменимы. Целый день находясь под солнцем, они достаточно набирают света, чтобы потом светиться всю ночь. Для освещения дома его можно использовать через день...
       – Почему – через день? Днём выставил на свет, ночью пользуйся в доме.
       – Да-да, конечно, сир. Я просто задумался и отвлёкся, глупость сказал. Сир, давайте я пойду во дворец, к министру Астару, пока Вы ждёте сэра Эрина, и приведу сюда дворцовых стражей.
       – Не стоит, Бальсар. Сэр Эрин воспользуется своим правом формировать военный отряд и приведёт достаточно солдат, чтобы проводить нас во дворец. Я не удивлюсь, если он явится уже под своим знаменем.

       5.

       Эрин появился через два, примерно, часа. Знамени он сделать не успел, но вернулся не один: его сопровождали два десятка одетых в броню гномов на трёх санях. Крытый возок, прибывший с ними, предназначался для Василия и Бальсара.
       Князь Ордена Короны втащил в комнату и бросил на пол объёмистый тюк. Ворс ковра не смог смягчить тяжёлого удара, и каменные плиты там, под ковром, отозвались густым гулом на бесцеремонность Эрина.
       – Я принёс всё необходимое, сир. Одно только для Вас не очень хорошо: вся одежда гномьего покроя. Вы будете выглядеть, как гном.
       – Это не имеет значения, сэр Эрин. Разве не гном первым присягнул мне и Короне?
       – Так-то оно так, но как к этому отнесутся люди?
       – Я думаю, что они переживут как-нибудь. Бальсар, для вас очень важно, во что я буду одет?
       – Если понадобится, то во дворце отыщется всё, что нужно, сир.
       – Я тоже так думаю. Будем переодеваться. Что у вас там, в тюке?
       Эрин развязал узлы и стал выкладывать перед Василием содержимое.
       В тюке оказались покрытые золотым узором доспехи: панцирь, наплечники, наручи, кольчужные рукавицы, кольчужная рубаха с высоким воротом на ременной застёжке, кольчужные штаны (оказывается, и такие есть) и обшитые металлическими бляшками сапоги.
       Затем перед Василием был положен широкий кожаный пояс, два кинжала и меч – в простых, безо всяких вычурных украшений, ножнах; небольшой, примерно полметра в диаметре, щит, который, как оказалось, удобно носить за спиной, и глубокий шлем со съёмным забралом, украшенный по гребню конским волосом.
       – Это всё железо для одного?
       – Это ещё не всё, – Эрин порылся среди вещей мирного направления: кожаных штанов, рубах, меховой куртки, шерстяных, двойной вязки, носков и вытащил что-то вроде металлической фольги или плотной шёлковой ткани.
       – Прежде всего, сир, Вы должны надеть это, – гном протянул Василию блестящий лоскут.
Василий взял:
       – Тяжёлое! Что это?
       – Это один из наших секретов, сир. Называется «чешуя». Носить следует под рубахой. Кроме меня и Бальсара никто не должен знать, что она у Вас есть, сир. Сами Вы её не наденете – тут нужна помощь второго человека. Чтобы снять – тоже. С этим обращайтесь только ко мне или нашему магу. Скоро приедет из Железной Горы мой племянник. Я бы хотел, чтобы Вы его оставили при себе оруженосцем. Он будет следить за Вашим оружием, ну и с «чешуёй» помогать. Он парень надёжный, не проболтается.
       «– Стук, стук, сир!»
       «– Чего тебе, моё сокровище?»
       «– Готова спорить на что угодно, что наш князь получил согласие Старейших на выдачу раттанарскому королю защитного комплекта «чешуя», одна штука. Если проиграю, буду месяц молчать. Спорим, сир?»
       «– Остаётся только сожалеть, что у тебя нет ни малейшего шанса на проигрыш. А как было бы здорово. Правда, Капа?»
       «– Чего же хорошего, сир? Вы бы, со скуки и одиночества, впали бы в хандру. И в тоске рубили бы головы направо и налево. Уж я-то знаю, сир».
       «– Ладно, отвернись, я переодеваться буду».
       «– Я лучше глаза закрою, сир. Хорошо?»
       «– Хорошо, закрывай. Да не мои! Свои закрывай. Или что там у тебя есть».
       – Значит, «чешуя» существует на самом деле? – Бальсар с надеждой смотрел на Эрина и Василия – вдруг, дадут подержать?
       Василий понял, передал тяжёлый лоскут магу.
       – Нет, не существует, – Эрин сердито засопел, – И никогда не существовала. Это выдумка глупых гномов. Так оно было, так есть, так должно быть. Поспешим, скоро рассвет. Смотри внимательно, маг, как затягивается по фигуре «чешуя». Здесь, здесь и здесь. Не туго, сир?
       – Вроде нет. Ощущение странное – словно вторая кожа...


       ГЛАВА ВТОРАЯ

       1.

       – Я хочу надеяться, что целы и остальные Короны, – министр Двора Астар говорил не потому, что в нём, действительно, жила такая надежда. Он не мог молча переносить тревожное ожидание – чем же кончится эта бесконечная ночь?
       Зять Астара, Даман, сейчас – временный командир скиронской дворцовой стражи – скептически улыбнулся на неуверенные слова тестя. Но промолчал, возразить не решился.
       Заговорил третий – раттанарский посланник Брашер:
       – Я не согласен с вами, Астар. Если бы была такая возможность, Баронский Совет не парился бы всю ночь, пытаясь выбрать нового короля. Они знают, что вашей Короны нет.
       – Это вы не правы, барон. Раз короля до сих пор не выбрали, значит, есть сомнения. Совет выжидает. Не спешит принимать решение.
       – Выжидает не Совет. Выжидает тот, кто готов объявить себя королём. Я думаю, что у него недостаточно сил, чтобы зажать в своём кулаке Скиронар. Он ждёт подхода убийц короля Фирсоффа.
       Даман согласно закивал, но промолчал снова.
       – Вы хотите сказать, что Совет будет заседать ещё целых два дня без результата? – Астар понял, что Брашер не ошибается.
       – Может быть, больше. Они сейчас пытаются добраться до Василия Раттанарского. Нам надо найти возможность помочь королю Василию – всё-таки в нашем распоряжении почти полторы тысячи солдат.
       – Предлагаете выступить к аквиннарской границе? Только где там искать короля?
       – Не знаю, Астар. Уйти из столицы – потерять всё королевство. Послать бы разведку на поиски короля и действовать согласованно с ним...
       В дверь заглянул солдат дворцовой стражи, и Даман отвлёкся от разговора. Он долго шептался с солдатом у дверей, настойчиво что-то выспрашивая. Солдат непонимающе пожимал плечами и растеряно разводил руки.
       Отпустив солдата, Даман озадаченно почесал в затылке и вернулся к собеседникам.
       – Что случилось, лейтенант? Вы чем-то удивлены?
       – У хозяйственных ворот дворца два десятка до зубов вооружённых гномов добиваются встречи с вами, господин министр. Их старший так и говорит: «Или отведите меня к министру, или вызовите его сюда!» Кроме того, он потребовал, на время переговоров, впустить за ограду дворца прибывших с ним гномьих солдат.
       – И что же вы предприняли?
       – Приказал впустить и взять их под наблюдение. Старшего сейчас приведут.
       – Это интересно.
       – И как таинственно, – Брашер нервно потёр руки и поправил пояс с мечом, – А что в вашем понимании означает взять под наблюдение?
       – Гномы приехали на трёх санях и сопровождают крытый возок. На хозяйственном дворе их окружит сотня моих стражей. На безопасном расстоянии, и, если гномы не станут вести себя дерзко, просто постоит вокруг, пока мы не разберёмся.
       Брашер расхохотался:
       – Ваше наблюдение нельзя назвать незаметным...
       – Да и слишком вежливым тоже, – поддержал барона Астар.
       В коридоре стали слышны тяжёлые шаги, сопровождаемые лёгким звоном бубенчиков. Шаги на мгновение замерли перед дверями, обе створки распахнулись, и в комнату вошел гном, окружённый пятью солдатами.
       Вооружён он, и в самом деле, был до зубов: тут тебе и панцирь, и щит, и шлем с забралом, опущенным на лицо. В руках – боевая секира, крепко сжатая в кольчужных рукавицах. Пояс с мечом и двумя кинжалами. Из-за голенищ высоких сапог, обшитых металлическими бляшками видны головки метательных ножей. На груди, поверх нагрудника, золотая цепь с гербовым щитом.
       «Интересно знать, что у него за герб, у этого гнома? – подумал Брашер, – А вооружён! Вот-вот дворец возьмёт штурмом».
       – Рад видеть вас господа, – глухо прозвучало из-под забрала, – У меня поручение к министру Двора господину Астару. Кто из вас будет Астар?
       – Вы не слишком вежливы, господин гном, – Астар был недоволен и не старался этого скрыть, – Если вы с поручением, то почему столь воинственны? Почему не откроете своего лица?
       – Я не знаю вас, господа. Если вы не те, с кем мне разрешено иметь дело, то, вполне, можете оказаться врагами. Друзья простят мне предосторожность. Враги же – не застанут врасплох.
       – Вы можете назвать нам имена тех, с кем вам разрешено иметь дело? И как вы определите – те ли это люди?
       – Каждому из них я задам вопрос, ответ на который знает только он. Итак, есть ли среди вас министр Астар, лейтенант дворцовой стражи Даман или посланник Раттанара Брашер?
       – Все трое названных вами здесь. Задавайте вопросы.
       – Вопрос министру Астару звучит так: «Какое из человеческих проявлений больше всего должен опасаться подхватить министр Двора?». Кто из вас Астар? Отвечайте, я жду. Мои вопросы касаются событий трёхдневной давности.
       – Пока министр Астар думает, скажите, каков вопрос посланнику Брашеру? Я – Брашер.
       – Ваш вопрос: «Как следует рассказывать удивительные вещи?»
       – Задайте же вопрос и мне! Я – лейтенант Даман.
       – Кем не имеете вы права населять дворец без разрешения его Величества короля Шиллука?
       – Три дня назад... Три дня назад... Три дня назад... Я готов ответить на ваш вопрос, господин гном, – Брашер понял, что перед ними – представитель короля Василия, – Удивительные вещи я рассказывал три дня назад, начиная с конца.
       – Верно. Вы – барон Брашер. Что скажут остальные?
       Вторым догадался Астар:
       – Три дня назад я больше всего опасался подхватить величие.
       – Вы – министр Астар.
       Даман мучительно перебирал в памяти все события трёхдневной давности и никак не мог сообразить, чего от него ждут. У него не было разговора с покойным Шиллуком по доводу поселения кого-либо во дворце. Да и не поселял он никого, разве что – раттанарцев, едущих в Аквиннар... Так вот оно что! Какой же у него с ними был разговор? Шутили что-то по поводу приведений. Точно. Приведений он тогда отказался поселять!
       – Привидений нельзя поселять без разрешения короля.
       Услышав эту идиотскую фразу, Астар и Брашер захохотали.
       Из-под забрала невозмутимо прозвучало:
       – И, тем не менее, ответ верен. Вы – Даман, – гном с видимым облегчением вздохнул и, опустив топор, расстегнул замок шлема. Посмотрев по сторонам, положил его на пустое кресло и улыбнулся, – Отправьте солдат, и я расскажу, в чём дело.
       Даман махнул стражам в сторону дверей, и они вышли, тихо затворив обе створки.
       Гном выпрямился и важно произнёс:
       – Я, сэр Эрин, сын Орина, по прозвищу Железный, из рода кузнецов и воинов, и сам глава этого рода, посвященный Его Величеством Василием Раттанарским в рыцари за услуги, оказанные мной Короне, и являющийся князем Ордена рыцарей Короны, учреждённого Его Величеством с целью объединить лучших воинов Соргона в борьбе против завоевателей, прислан к вам с сообщением от Его Величества, – гном перевёл дух и прошёлся по комнате, издавая всё тот же звон бубенчиков, и Брашер с удивлением обнаружил источник звона – золотые шпоры на гномьих сапогах.
       – И как звучит это сообщение, сэр Эрин? – прервал паузу Астар.
       – Дословно оно звучит, господа, так: «Я здесь!»– невозмутимо процитировал короля дотошный гном, и снова повторил, – «Я здесь!»
       – Где это здесь?!
       – Его Величество – в возке, под охраной моих гномов.
       Троица кинулась к дверям, не обращая больше внимания на Эрина.
       «До чего странный народ – эти придворные. Сидели тут, воображали, а появился король – как ветром сдуло», – гном потянулся к столу за вином.
       Брашер опомнился в коридоре:
       – Постойте, господа, что мы делаем?
       Астар с Даманом остановились не сразу: только у начала лестницы министр схватил зятя за руку:
       – Мы не пойдём с тобой, Даман. Я и барон вернёмся в кабинет и пошлём за тобой гнома. Ты же отправь своих солдат назад в казармы и обожди короля за дверями дворца. Никаких видимых почестей – с этим успеется: если бы Его Величество не желал скрыть своё появление во дворце, то не приехал бы через хозяйственный двор...
       – Приятно видеть, что хоть один из вас занимает своё место по праву, – ехидный голос Эрина заставил Астара вздрогнуть: так неожиданно появился гном.
       «И как он смог подойти к нам незаметно? – удивился Брашер, снова посмотрев на массивные золотые шпоры князя, – Ведь в кабинете они звенели от одного его дыхания? Ну и штучка этот сэр Эрин!»
       – Лейтенант, у вас в казарме найдётся место для моих гномов? – продолжал сэр вполголоса, – Им не следует оставаться на виду у всего города, да и возок лучше отогнать в какой-нибудь внутренний двор. Министр, во дворце есть какой-то дворик, не открытый для взглядов с улицы?
       – Конюшни дворца – единственное закрытое место. Но там высаживать вашего пассажира как-то не с руки. Что он о нас подумает?!
       – Они подумают (пассажиров, господа, двое), они подумают, что вы умеете хранить секреты. Не только свои, но и чужие. Пойдёмте, лейтенант: что по-настоящему невежливо – так это заставлять Его Величество ждать. Шлем я оставил в вашем кабинете, Астар. Надеюсь, что его не сопрут.

       3.

       На хозяйственном дворе Даман понял, какого он свалял дурака: сотня стражей окружила сани и возок плотным кольцом и была настроена явно недружелюбно.
       Гномы образовали меньший круг, защищая возок, и выглядели не менее воинственно.
       Лейтенант сделал единственное, что ему оставалось, для придания случайного вида этому противостоянию в глазах любого стороннего наблюдателя, если таковой имелся – он заорал диким голосом:
       – Вы что здесь собрались, бездельники?! Гномов не видели?! Марш в казарму! Развлечение нашли! Бегом! Бегом!
       Ошарашенные солдаты покинули хоздвор: лейтенант не позволял себе кричать на них. До сих пор не позволял. Впрочем, стоит ли удивляться, когда во всём Соргоне творится, одни боги знают, что.
       Гномы, по команде Эрина, ушли за ними, со строгим запретом ввязываться в ссоры.
       – Ведите, лейтенант, – князь взял под уздцы лошадь возка, – Сани ваши конюхи заберут? Или мне вернуть кого-то из своих?
       – Не волнуйтесь, сэр Эрин, всё будет в порядке. Скажите, если это не секрет, где вы встретились с вашим пассажиром?
       – Какой же тут секрет? У него дома, само собой.
       – А-а, – протянул лейтенант, поражённый обилием сведений в ответе Эрина, – А-а...
       Он некоторое время молчал, не зная, как задать хотя бы один из мучавших его вопросов, и получить при этом конкретный ответ. Всё, что он смог выдавить из себя, прозвучало довольно глупо:
       – А когда вы – назад?
       – В каком смысле?
       – Ну, вы же выполнили свою задачу – привезли. Теперь обратно ехать, не так ли?
       – Нет, не так, – Эрин строго посмотрел на Дамана и, вдруг, подмигнул ему, и снова принял серьезный вид, – Вы всё узнаете, лейтенант, со временем. Не торопите события. Кажется, приехали.
       Гном подошёл к возку и, стукнув кулаком в дверцу, громко сказал:
       – Можно!
       Дверца тут же распахнулась, и из возка вышел... Бальсар.
       – Рад видеть вас, лейтенант.
       – А где же?.. Где?..
       – Вы меня имеете в виду, лейтенант? – из-за Бальсара показался ещё один, но невероятно высокий, гном. Во всём, кроме роста и топора, он был – копия Эрина.
       Даман не сразу сообразил, что это – человек. Человек среднего роста, одетый, как гном.
       – Рад видеть вас, Даман, – Василий снял шлем и передал его магу.
       Лейтенант узнал лицо с раттанарских монет и вежливо поклонился, не решаясь приветствовать короля словами, так как не знал способа не назвать титул.
       Василий кивнул ему в ответ и оглядел конюший двор взглядом знатока.
       Стоящие буквой «П» бревенчатые корпуса вмещали не менее двух тысяч лошадей. Конюхи суетились, занятые ежедневной работой, и на них было приятно смотреть после вида бездельных и перепуганных толп на улицах Скироны. Деловая суета нарушалась только в одном месте – в дальнем углу происходило нечто необычное, и заинтересованный король двинулся туда.
       За ним пошли и остальные.
       Нарушителем порядка был крупный дымчатый жеребец, беспокойно перебирающий ногами, охваченными верёвочными петлями. За верёвки тянула орава конюхов, пытаясь повалить непокорного коня, но тот упорно не давался. Роняя пену с ощерившейся морды, он злыми глазами окидывал людей и упирался, напрягая весьма впечатляющие мышцы стройного и сильного тела.
       – Что они делают с конём? – поинтересовался Василий, – Зачем на него намотали столько верёвок?
       – Это конь из вчерашней партии, – ответил один из конюхов, – Не успели расставить по денникам, как он взбесился. Копытами разбил две перегородки и поранил своих соседей. Его решили отбраковать. Вот тащим на открытое место, чтобы там забить и не возиться потом с его тушей. Останется только погрузить на сани и вывезти.
       Конюхи перестали тянуть, но конь по-прежнему беспокойно топтался на месте, по очереди поджимая стройные, в белых носочках, ноги.
       – Отойдите от него! Все! – в голосе короля Бальсар различил незнакомые металлические нотки.
       Даман, из-за спины Василия, показал конюхам, что надо подчиниться.
       Те неохотно разошлись.
       Король обошёл коня кругом, приглядываясь к его копытам.
       – Когда ковали коня?
       – Вчера, как пригнали на конюший двор.
       – Кузнеца сюда, с клещами! Быстро! – Василий подошёл к коню и погладил его по горбатому храпу, – Что, больно? Ну, потерпи, потерпи. Сейчас подковы отдерут – и полегчает.
       Конь всхлипнул совсем по-человечески и положил тяжёлую голову на плечо Василию, из глаз его выкатились две крупные слезы.
       – Заковали бедного конягу... На все четыре ноги заковали, – приговаривал король, вороша шелковистую гриву, – Глупые, не заметили, что ты полукровка, и что копыта у тебя, как у тяжеловоза: широкие, и не такие высокие, как у скакуна. Осторожнее, кузнец, не раскроши копыта! Нагремел ты им, бестолковым. Да, Гром? Настоящий ты Гром!
       Жеребец послушно поднимал одну за другой ноги, подставляя подковы нерадивому кузнецу, и изредка тяжело вздыхал.
       – Такого коня под нож! Такого коня! – Василий похлопал жеребца по мускулистой шее, – Ну всё, иди на место. Иди.
       – Пошли, Серый, – конюх подтолкнул коня к воротам конюшни, – Серый, пошли...
       – Ты же слышал, что его зовут теперь Гром, – вмешался Даман, – Гром!
       Конь заржал, словно подтверждая слова лейтенанта.
       «– Сир, Вы не запутаетесь? Гном – Тром, конь – Гром! И где Вы так научились понимать в лошадях?», – подвела итог Капа.
       Василий посмотрел на разбросанные по снегу путы, подковы и ухнали (большие подковные гвозди) и пожал плечами: он не считал, что разбирается в лошадях. Как выяснилось, Капа тоже так не считала:
       «– Я не знаю такой масти лошадей – дымчатая. Есть гнедые, есть саврасые, вороные, сивые, каурые – нужное подчеркнуть, а дымчатых что-то не упомню».
       «– Знаешь, а меня это почему-то не волнует. Угадаешь, с трёх раз, почему?»
       «– Очень надо: всё равно ни приза, ни премии мне не видать».
       – Лейтенант, обеспечьте коню хороший уход. У вас есть, кому подлечить его ноги?
       Так и не решив, как следует разговаривать с королём, Даман снова ограничился кивком.
       – Ну и прекрасно. Пошли к министру, что ли...

       4.

       – Я чувствую себя неловко, Ваше Величество, принимая Вас в своём тесном кабинете, – Астар, и в самом деле, был смущён, – Не лучше ли нам перейти в рабочий кабинет Его Величества Шиллука?
       – Нет, Астар. Я не хочу давать повода считать себя завоевателем Скиронара. Мы потом подыщем скромное помещение для меня и моей свиты. Пока же я попрошу вас пригласить к нам барона Готама, если он всё ещё во дворце. И уберите охрану от его апартаментов: будем считать, что срок его заключения истёк. Пошлите кого-нибудь в Храм Разящего – там должен находиться служитель Бушир из Раттанара. Я хотел бы его видеть.
       – За Буширом и я могу послать, Ваше Величество.
       – Нет-нет, барон Брашер. Раттанарцам лучше пока не появляться на улицах Скироны. Пусть его разыщут дворцовые стражи.
       – Не желаете ли перекусить с дороги, Ваше Величество?
       Василий посмотрел на заставленный закусками стол:
       – Кто голоден – можете есть господа. Да и знакомиться под вино нам будет легче, – он наполнил кубок вином и уселся за стол, приглядываясь к хозяину и его зятю.
       Астар был рыхлый человек лет пятидесяти («почти, как я») с белой головой и длинными висячими усами. «Ростом под метр восемьдесят, как Бальсар... А они в Соргоне благородно седеют: что Астар, что маг – белый, как снег волос. Даже завидно. А у нас седина с серебристым отливом».
       Двигался министр легко и даже грациозно, несмотря на приличного размера животик. Длинный меч на боку не делал его воинственным, но и посторонним предметом не выглядел. «Наверное, неплохой боец», – решил король. Каждый хороший воин среди его сторонников увеличивал шансы на благоприятный исход задуманного предприятия.
       Даман был молод, лет двадцать пять, и чем-то напоминал Илорина – лейтенанта раттанарской дворцовой стражи – которого Василий никогда не видел, но хорошо помнил через Фирсоффа. А может, все молодые офицеры похожи, пока не развеялась романтика военной службы и не истлела жажда подвигов? Впечатление Даман производил благоприятное: ловок, строен, не подобострастен, старается держаться с достоинством.
       Что же касается посланника Брашера, то характеризовали его слова, подсказанные памятью Фирсоффа: «породистый барон», что звучало для Василия почти как «врождённый интеллигент», с той только разницей, что не было в Брашере мягкости. Барон держал себя строго, даже немного воинственно.
       В общем, новые соратники не разочаровали короля.
       «– И меня! Меня тоже не разочаровали, сир!»
       «– Хорошо, хорошо, и вас так же, Моё Величество!»
       – Вы хотели видеть меня, министр Астар? – в кабинет неспеша вошёл ещё один, как хотелось Василию верить, товарищ по оружию.
       – Вас хотел видеть я, – король вышел из-за стола, – Сейчас, когда собрались все, необходимые для дела люди, – Василий посмотрел на заёрзавшего на месте Эрина, – и гномы, предъявляю главное доказательство, что я тот, кем назвался: Василий Раттанарский!
На голове короля проступила и засверкала хрусталём и драгоценными камнями Корона. Все встали.
       Готам отвесил изящный поклон:
       – Прошу прощения, что не признал Вас сразу, Ваше Величество.
       – Садитесь с нами, барон. Садитесь, господа, садитесь. Прежде всего..., – Василии пустился в пересказ воспоминаний Фирсоффа и своих соображений по поводу сложившейся ситуации.
       Эрин с Бальсаром, как бывшие уже в курсе дела, потихоньку потягивали винцо и наблюдали за озадаченными лицами остальных слушателей.
       «Интересно, мы с Эрином так же выглядели, когда услышали про Масок? Нет, Эрин – нет. Я помню, что он даже не удивился. Самый невозмутимый гном в Соргоне, – Бальсар пригладил бороду, – А я был поражён, точно помню – поражён!»
       Эрин же не предавался воспоминаниям. Он наблюдал и анализировал, оценивая каждого с военной точки зрения. Мнение его об Астаре, Дамане и Брашере было весьма сходно с мнением короля, но он обнаружил и общий для них недостаток – ни один из них не имел опыта боевого. В лучшем случае – успешные поединки. Только Готам производил впечатление бывалого солдата и, похоже, не раз командовал на поле боя. Эрин ободряюще улыбнулся барону: ничего, ещё повоюем. Готам едва заметно кивнул в ответ.
       Когда Василий умолк, он первым нарушил молчание:
       – Что Вы намерены предпринять, Ваше Величество?
       – Не отдавать им Скиронар. Но без вашей помощи, господа, мне не справиться.
       – Вы сомневаетесь в моей верности, Ваше Величество? – Брашер обиженно вскочил, – Разве я дал Вам повод?
       – Сядьте, барон. Я не сомневаюсь в вашей верности присяге, и мои слова относятся не к вам, а к нашим хозяевам, скиронцам. Вы в Скиронаре, барон, вряд ли сильнее, чем я. Если нас не поддержат эти благородные господа, нам придётся срочно выезжать в Раттанар. Без армии мы с вами, Брашер, бессильны.
       – Я готов присягнуть Вам сейчас же, – Готам поднялся и направился к королю, чтобы положить меч к его ногам.
       Астар и Даман кинулись за ним.
       – Успокойтесь, господа, сядьте. Слишком беспокойное получается у нас застолье. Не обижайтесь, но мне не нужна ваша присяга. Пока не нужна. Чтобы навести в Скиронаре былой порядок, присягу должен принести Баронский Совет, как высшая власть на данный момент. Тогда, надеюсь, и ваши деньги обретут нормальный вид. Без этого, господа, ваша присяга будет выглядеть в глазах соотечественников изменой. Вам лучше оставаться моими союзниками и склонить Совет к присяге. Я – не завоеватель Скиронара, господа.
       – Я немедленно иду в Совет...
       – Не спешите, Астар. Мы пойдём туда вместе, и я повторю свой рассказ. Если они не присягнут, нам следует добиться от Совета союзнических обязательств по отношению к раттанарской Короне. И чтобы они предоставили вам, барон Готам, полномочия военного министра. В городе нужно навести порядок: немедленно арестовать всех проповедников Разрушителя и допросить их. Нам нужно знать, кто должен занять место убитого Шиллука. Это одно. Второе: проверить городских стражей, их готовность к боевым действиям. Через два-три дня к Скироне подойдут убийцы Фирсоффа, и я хочу дать им сражение у стен города.
       – Не лучше ли их встретить на подступах? Выступить, например, завтра к полудню и дать им бой хотя бы в одном дне пути от столицы?
       – Нет, Брашер, мы не знаем, сколько сможем набрать войск до завтрашнего дня. К тому же я хочу, чтобы Баронский Совет и горожане могли с крепостных стен посмотреть на врага. Это поможет им принять верное решение – соединение с Раттанаром, как единственную возможность избежать завоевания Масками.
       – Вы уверены в победе, Ваше Величество?
       – Нет, барон Готам. Но где бы мы не проиграли: под стенами или в одном дне пути от столицы, Скиронар не устоит. В случае поражения останется только одна задача – сохранить Корону. Любой ценой сохранить Корону!
       «– Вас посетило предчувствие смерти, сир?»
       «– Что-то тебя давно не было слышно, Капа. Я уж подумал – не случилось ли чего? Ты здорова?»
       «– А ещё говорите, что я – вредная. Сами Вы такой, сир!»
       Вошёл солдат:
       – Я привёл служителя Бушира.
       – Рад видеть вас, господа, и приятного аппетита, – Бушир остановился недалеко от входа, решая, как поступить.
       – Проходите, служитель, проходите. Присоединяйтесь к нам, – Василий, указал на пустое место за столом и мигнул для служителя Короной.
       – Ваше Величество! Вы – здесь?! Надеюсь, что Вы – вне опасности.
       – Не совсем так, служитель, но некоторое время мне во дворце ничего угрожать не будет.
       – У Вас есть ко мне поручение?
       – Меня интересует, чем закончилась ваша поездка по Храмам Скироны. Готовы ли здешние служители формировать священные отряды?
       – Они ещё не приняли решения, когда всё это началось.
       – Но оружие у Храмов есть? Говорите, не бойтесь. Мне хотелось бы, чтобы было.
       – Есть, Ваше Величество.
       – Прекрасно, Бушир. Я слушал сегодня одного из проповедников Разрушителя. Кстати, благодарю, что заступились за честь Раттанара. Как вы там сказали? У Разрушителя не хватило дыхания на раттанарского короля? Прекрасно. Все Храмы объявлены ложными, не так ли? Оружие Храмы скупали, конечно, не без подсказки агентов Масок. Но его надо направить против них же. У каждого Храма, служитель Бушир, есть фанатичные приверженцы. Надо бы их вооружить и направить на сторонников Разрушителя, пока они ещё не захватили оружие Храмов. Только крикунов не убивайте, они понадобятся для допросов.
       – Я могу сказать служителям Храмов, что Вы здесь, Ваше Величество?
       – Скажите обязательно, Бушир, и ещё скажите, что война, объявленная раттанарским королём – война против Разрушителя и в защиту Храмов. Вы ездите верхом?
       – Более-менее, Ваше Величество.
       – А мечом владеете?
       – Примерно так же, как езжу.
       – Ничего, справитесь. Даман, вооружите служителя Бушира и дайте ему коня. Не забудьте выделить сотню дворцовых стражей для безопасности служителя. Вы, Бушир, с помощью фанатиков, наведёте на улицах порядок быстрее городской стражи. Главное – не потеряйте над ними контроль. Самым кровожадным объясните, что на Скирону движется армия Разрушителя. Пусть будут готовы выступить по моему зову.
       – Знаете, Ваше Величество, фанатиков боимся даже мы, служители. Давать им оружие опасно: никогда не знаешь, как они его используют...
       – Они его используют на поле боя против армии Разрушителя. Уверяю вас, что фанатизм в этой битве будет совсем не лишним. Но осмотрительность, конечно же, нужна. Советую вам кольчугу надевать поверх сутаны – так вы больше будете похожи на божьего воина. Лейтенант, вы можете выделить служителю Буширу одного-двух толковых сержантов для наведения военного лоска на наших религиозных союзников? И дисциплина чтобы у них была не хуже, чем у стражей. Охраняющая вас сотня, Бушир, им в этом поможет. Вас что-нибудь смущает, Бушир?
       – Заниматься такими делами, Ваше Величество, мне не хотелось бы без разрешения Верховного служителя. У нас, в Храме Разящего, тоже, знаете ли, дисциплина.
       – Вы не сможете связаться с ним в ближайшее время. В каком королевстве у него резиденция?
       «– Я скажу, сир! Я скажу! Ну, можно, я скажу? Я знаю, сир!»
       – В Ясундаре, Ваше Величество.
       «– Ну вот, так всегда! А я знала, правильно знала! Снова Вы меня обижаете, сир!»
       – Кто из вас знает, господа, через горы тропа в Ясундар существует или нет?
       – Контрабандисты пробираются, Ваше Величество, – Астар стал разворачивать карту королевства. – Но только – летом. Зимой контрабандисты не ходят: снег сразу выдаст их тропы. А, может, зимой они и непроходимы.
       – Кружным путём, через Аквиннар, Тордосан и Феззаран, и долго, и шансов пробраться, почти, нет. Если мы найдём возможность послать вестника через горы, вы, Бушир, будете предупреждены, и сможете запросить мнение Верховного. Но времени на эту переписку у вас всё равно не хватает: послезавтра нам в бой. Так что, берите ответственность на себя. Если вас за самоуправство лишат сана, я вас не оставлю – толковому человеку дело всегда найдётся. Кстати, может получиться и так, что Верховных служителей в ближайшее время останется не больше, чем королей, и вам не у кого будет спрашивать разрешения. Ну что, берётесь?
       – Да, Ваше Величество. Было бы хорошо иметь Ваше обращение к служителям...
       – Это невозможно, Бушир, мы не в Раттанаре. У вас здесь больше свободы действий, чем у меня: религиозные вопросы решаются без вмешательства светских властей. Даман, помогите служителю собраться. Желаю удачи, Бушир, – Василий пожал служителю руку.
       «– Какой демократизм, сир. Вы уже подружились с конём и священником. Предложите свою дружбу Разрушителю – и все проблемы отпадут...»
       «– На обиженных воду возят, Капа. Вроде бы женщина в возрасте, а ведёшь себя, как первоклассница».
       «– Товарищи, слышали, он меня старухой назвал! Говорить женщине о её возрасте может только невоспитанный хам...»
       «– Не зарывайся, Капа. Шутка хороша, когда она в меру. Теперь помолчи!»
       – Баронский Совет будет возмущен действиями Бушира, – Готам задумчиво жевал ус, – Они обвинят вас в подстрекательстве...
       – Барон, я не несу ответственности за действия служителей Храмов: Храмы королям не подчиняются. А советы я могу давать любому, кто их у меня спрашивает, и вашим баронам нет до этого никакого дела. Действия Бушира помогут восстановить нормальную жизнь Скироны, раз бароны этим не хотят заниматься.
       – Бушир будет ссылаться на Вас и нарушит тайну Вашего пребывания во дворце.
       – Астар, после нашего посещения Баронского Совета это не будет тайной даже для наших врагов.
       – Вы думаете, что в Совете есть агенты Разрушителя?
       – Посмотрим, но это – единственное объяснение тому, что людей, в полный голос признающихся на площадях в своей причастности к убийству королей, городские стражи не трогают.
       – Когда Вы хотите идти в Совет, Ваше Величество?
       – Даман освободится – и пойдём. Сэр Эрин, где мои земные вещи?
       – У ребят в казарме, сир. Если нужны, я схожу.


       ГЛАВА ТРЕТЬЯ

       1.

       Баронский Совет заседал недалеко от королевского дворца – только площадь перейти. Любопытные бароны могли наблюдать за дворцовой жизнью, просто заняв места возле окон зала Совета, что многие из них и делали.
       Места у окон стали причиной не одной сотни поединков, и не один барон лишился жизни из-за нездорового любопытства. Что самое обидное, из окон Совета не удавалось заглянуть в королевские апартаменты: стеснительные короли Скиронара всегда занимали комнаты на внутренней стороне здания.
       Восемь рядов кресел (по пятнадцати в ряд) располагались в зале уступами. За последним из них, на высокой трибуне, приготовили места для зрителей, но их никогда не допускали на заседания Совета. Вход на трибуну был отдельный и, само собой, обязательно поддерживался в запертом состоянии.
       Дверь в сам зал находилась между рядами и возвышением, на котором стоял трон.
       У подножия трона, как и он, развёрнутые навстречу залу, располагались пять кресел – места баронов-советников.
       Трон и места советников пустовали: все советники уехали с королём Шиллуком в Аквиннар, и никто из собравшихся в зале ещё не осмелился предъявить претензии ни на одно из этих мест.
       Шум в зале стоял ужасный. «Словно на псарне, – подумал Василий, хотя собак никогда не держал, – Надо же, как сцепились!»
       Перед дверью в зал задержались, ожидая, когда сломают двери гостевой трибуны и возьмут с неё под прицел баронов. Гвалт совещающихся баронов прекратился только после разбойничьего свиста, которым Даман сигналил, что на месте.
       Вслед за Готамом в зал вбежали стражи, вооружённые луками, и мечники. Готам прошёл к возвышению и повернулся к притихшим баронам:
       – Это, господа, не переворот. Это, всего лишь, мера предосторожности. Уверяю, что никому из вас ничего не угрожает, если вы будете спокойно сидеть на местах и внимательно слушать то, что вам расскажут. Зачем нужны такие строгости, вам станет понятно немного позже. Прошу Вас, Ваше Величество.
       Василий, сопровождаемый Бальсаром и Эрином, тоже прошёл к возвышению и сел в одно из пяти кресел, стоящих внизу:
       – Рад видеть вас, господа бароны. Думаю, что вы не станете возражать, если я посижу здесь. Королю как-то неудобно беседовать с вами, стоя, – Василий проявил Корону, – Я, Василий Раттанарский, король по выбору Короны, пришёл к вам за помощью...
       Один из баронов покосился на лучников и прокричал, стараясь не делать резких движений:
       – Это обман, самозванство. Раттанарский король никак не может быть в Скироне. Никогда не думал, Готам, что вы способны на подлог.
       – Почему вы уверены, что раттанарского короля не может быть в Скироне, Фальк?
       – Потому что Фирсофф убит на аквиннарской границе, в «Голове лося»! Многие из вас знают этот постоялый двор. До «Головы лося» от Скироны три дня пути. Не успел бы новый раттанарский король так быстро добраться до столицы. Это самозванец, лжец, похожий на монетный портрет!
       – Откуда вам известно место гибели Фирсоффа, если вы не замешаны в его убийстве? Вестник тоже не успел бы так быстро добраться сюда. Взять его – он изменник!
       Сидящий рядом с Фальком барон обернулся к нему:
       – Идиот, проболтался!
       – Барона Кадма тоже взять.
       Оба вскочили, вытягивая мечи навстречу пробирающимся к ним мечникам. На трибуне защёлкали тетивы луков, утыкав спины заговорщиков булавками стрел.
       – Живыми надо было брать! Эх! – Василий, в досаде, приподнялся и, огорчённо махнув рукой, снова сел. Его предположения подтверждались: Маски обладали средствами связи, радио или какой-то там ещё, и это обрадовать не могло, – Готам, пусть их обыщут. Только осторожно.
       – Что искать, Ваше Величество?
       – Что-то, чего вы не сможете опознать, как изделие вашего мира. Потом дайте осмотреть тела лекарям. Может быть, они найдут что-то важное. И дома их, дома обыщите. Немедленно.
Василий оглядел зал – баронов было человек шестьдесят, не больше. Остальные, видимо, находились в поместьях.
       «– С первой кровью Вас, сир!»
       «– А, что б тебя...»
       «– Ну, что – меня? Что – меня?»
       «– Да всё тоже, стеклянная зануда!»
       – Может быть, нам объяснят, что происходит? – спросил барон в первом ряду, наблюдая, как выносят убитых.
       – Для того я и пришёл, – Василий снова начал свою повесть о злоключениях раттанарской делегации на Совет Королей, похождениях Бальсара, Эрина и его самого.
       По рукам баронов пошли все принесенные королём земные вещи, как доказательство иномирского происхождения раттанарского правителя. Такое ответственное дело не могло обойтись без участия Капы:
       «– Вам следовало, сир, для местных аборигенов привезти побольше стеклянных бус. Маленькие зеркальца – тоже неплохо. Я вот ещё что думаю, сир: Вам не следовало бельё оставлять на себе. В этом ворохе вещей Вашим трусам и майке – самое место».
       Споры, в которых рождается истина, очень редки. Чаще в них рождается драка. Препирательство же с женщиной, особенно бестелесной, ничего кроме глупости, породить не в состоянии. При этом в дураках оказывается, почему–то, совсем не женщина.
       Король не стал отвечать на дерзости. Он жестом подозвал Бальсара и зашептал ему на ухо:
       – Бальсар, прошу вас помочь при осмотре тел. Вы, как маг, скорее обнаружите нечто инородное. Лекарей предупредите, пусть особое внимание уделят осмотру головы. Вы понимаете, что будете искать?
       – Устройство для связи?
       Король кивнул:
       – Да.
       Вещи Василия постепенно снова собрались в узле у Эрина. Он придирчиво пересмотрел, всё ли в наличии.
       – Сир, не хватает нескольких монет...
       – Пусть. Лишний раз убедятся, что отчеканены они не в Соргоне. Готам, солдат, видимо, лучше отправить, чтобы бароны не нервничали. Сами садитесь среди них, – и громко обратился к баронам:
       – Господа, теперь мы можем поговорить спокойно. Кто-то желает высказаться или продолжать мне?
       Заговорил тот же барон из первого ряда:
       – Я допускаю, Ваше Величество, что Вы, действительно, раттанарский король. Но вся эта история похожа на страшную сказку, в неё верится с трудом...
       – Я могу поинтересоваться вашим именем?
       – Барон Крейн, Ваше Величество.
       – Между рассказанной мною историей и страшной сказкой очень большая разница, барон Крейн. От сказки можно спрятаться под одеялом, а от моей истории – нет. Дополнительные доказательства идут сюда, и вы все сможете увидеть их с городской стены, если не пожелаете поддержать меня лично. Но ваша помощь всё равно необходима. У меня нет войск, чтобы отстоять Скирону. Я не смогу без вашей помощи вывезти в Раттанар тела короля Фирсоффа и его людей.
       Раздался голос из заднего ряда:
       – Я – барон Пондо. Зачем Вам, Ваше Величество, давать сражение? Дорога на Раттанар открыта – Вы можете ехать. Со своими проблемами мы и сами как-нибудь разберёмся.
       – Как я уже сказал, я не покину территорию Скиронара без тел погибших раттанарцев. Достойное погребение павших – мой долг, как короля. Хочу напомнить, что они погибли на землях вашего королевства, и вы несёте ответственность за их гибель. Отказ помочь мне получить тела убитых не делает вам чести, господа.
       – В этом мы не отказываем Вам, Ваше Величество. Тела – одно дело, сражение – другое.
       – Ошибаетесь, барон Пондо. Без боя к «Голове лося» не добраться. Да и не дадут мне покинуть Скиронар с этой штуковиной на голове, – Василий мигнул Короной, – Неудачу с раттанарской Короной Маски постараются исправить. Ваше бездействие, господа, уже привело к тому, что по Скироне ходят убийцы и хвастаются убийством королей. Если, по вашей вине, эта, последняя из Хрустальных Корон, достанется Маскам, вашу запятнанную репутацию и за века не очистить. Слова «скиронарский барон» станут самым страшным ругательством среди выживших жителей Соргона.
       – Какой помощи Вы ждёте от нас, Ваше Величество? – в разговор снова вступил Крейн, – Мы готовы обсудить Ваши пожелания.
       – Пожелания мои скромны: назначение барона Готама на пост военного министра с тем, чтобы он, совместно с вами решил, какие войска могут присоединиться ко мне как союзные, и ваше разрешение выступить на моей стороне всем желающим жителям Скироны.
       – Почему именно барона Готама?
       – Он самый опытный воин среди вас. Независимо от того, дадите ли вы мне солдат, и состоится ли битва, вам не помешает иметь под рукой толкового военачальника. Из жителей же ко мне присоединятся только те, кто не желает прихода Разрушителя. Они пойдут не столько за меня, сколько в защиту своих богов, объявленных Разрушителем ложными. Как видите, я не прошу многого.
       – Я – барон Кайкос, Ваше Величество. Может ли кто-либо из баронов присоединиться к Вам?
       – Я буду рад любому, кто послезавтра станет рядом со мной на поле боя, барон. Вы же тоже житель Скироны, не так ли?
       – Тогда я голосую «за» по обоим предложениям Вашего Величества.
       – Благодарю вас, барон Кайкос. Не буду мешать вашему обсуждению, господа. О вашем решении известите меня во дворце. Надеюсь, что министр Астар приютит бездомного короля. Сэр Эрин, проводите меня.

       2.

       – Сир, Вы должны взглянуть на это, – у дверей зала Василия встретил Бальсар с белым, как мел, лицом, – Жуткое зрелище, и я не могу его объяснить...
       В небольшой комнатке, напротив зала, на сдвинутых столах лежали тела Фалька и Кадма. Распоротая по швам одежда и горка разных мелочей из карманов убитых были сложены на третьем столе.
       Двое стражей, производивших обыск, выглядели не лучше мага. Приход короля не произвёл никакого впечатления на полуобморочных солдат.
       – Подойдите, сир, – Маг остановился у изголовья трупа, – Смотрите, – он приподнял закрытое веко – глаза не было. Глазную впадину заполняла гнойного цвета жижа, и от этого труп выглядел, действительно, жутко, – Это ещё не всё, – маг перешёл к другому телу, – Мы попытались определить, что это такое, и наклонили голову вот этого над пустым ведром. Смотрите, сир, – Бальсар развернул голову к свету.
       Василий вздрогнул – голова была пуста! Через глазные, не впадины – дыры, просматривалась затылочная кость черепа. Мозг вытек! Весь!
       – Мозг в ведре?
       – Да, если эта жижа – мозг.
       – Переверните второго.
       Эрин положил на пол узел с вещами Василия и поспешил на помощь магу. Король посмотрел, как содержимое головы перетекло в то же ведро. И эта голова опустела полностью.
       – Лекари были?
       – Нет, сир.
       – Лекари больше не нужны. О том, что видели, пока никому ни слова. Вы меня слышали? – Василий обернулся к солдатам.
       Те молча кивнули, не в силах ответить словами.
       – Сэр Эрин, пригласите сюда Готама и Крейна. Только аккуратно, чтобы остальные за ними не увязались.
       – Сир, это то, что Вы искали?
       – Это было тем, что я искал. Среди вещей – ничего?
       – Ничего, сир.
       – Что за срочность? – вошли Крейн и Готам, – Это Вы вызывали, Ваше Величество?
       Василий показал солдатам на дверь, потом обернулся к Крейну:
       – Посмотрите на головы этих двоих, барон. Это ещё одно доказательство моей правоты. Разрушитель поместил в их головы какое-то устройство для связи и контроля. Оно самоуничтожилось после смерти агентов. Я думаю, что в голове у каждого задержанного на улицах проповедника мы найдём то же самое. Эти тела нельзя показывать другим, барон. Начнут по каждому подозрению ковыряться в чужих головах – столько народа изведут...
       – Я обязательно взгляну на проповедников. Если увижу подобное, то поддержу Вас во всём, Ваше Величество. Богу не нужно прятать следы своего вмешательства. Значит, Разрушитель – не бог. И не имеет значения – иномирец он или нет. С такими знаниями он лишит нас не только свободы физической, но и свободы духовной.
       – Почему Вы думаете, что это сам Разрушитель сделал, сир?
       – Вы же видели лысых, Бальсар! Ни звука, ни одного самостоятельного действия. Они, как стая крыс, только управляемых издалека. С баронами всё иначе: говорили, думали, действовали независимо друг от друга. Другой уровень контроля. Нет, у них не может быть тот же начальник, что и у лысых. Если и не Разрушитель, то, всё же, более высокое по иерархии лицо, более важная фигура (у них, ведь, нет лиц), чем командир лысых. Что же делать с телами?
       – Лучше всего – сжечь, сир. От этой комнаты есть ключ? – Эрин обращался к Крейну, – Дайте его мне – я вывезу тела и сожгу в плавильне Гномьей Слободы. Мне кузнецы не откажут.
       «– У Вас, сир, теперь в друзьях лошадь, священник и вожак местного баронства Крейн. Почему Вы молчите, сир?»
       Но беседовать с Капой Василий не стал. Сделал вид, что не слышит.

       3.

       Внутренности дворца напоминали Василию двухкомнатную хрущёвку, в которой он вырос – почти все комнаты были проходные. Такой себе коридор из комнат. И если в хрущёвке жили близкие Василию люди, и взаимная открытость не очень раздражала, то здесь изобилие посторонних, из числа придворных и охраны, просто приводило его в ужас: вся жизнь на виду у чужих людей.
       Видна каждая твоя слабость, каждый твой промах становится всеобщим достоянием, а главное – сам ты доступен любому из окружающих почти в любой момент времени.
       Бесконечные анфилады комнат были очень удобны для передвижения больших масс восставших, а попадающиеся то там, то тут альковы, ниши и тупички – для тайных встреч заговорщиков. Дворец, словно специально, строился для удобства дворцовых переворотов. И удивляло не то, что они почти всегда бывают успешны, а то, что не происходят каждый день.
       «По этим коридорам пробежаться бы во главе вооружённой трёхлинейками, с длинными жалами штыков, толпы, открыть какую-нибудь двухстворчатую дверь и сказать спокойным голосом...»
       «– ...которые тут Временные? А ну – слазь! Кончилось ваше время!», – радостно подхватила Капа, но король снова не отреагировал.
       – Астар, я – человек другого мира и другого времени. Дворец, конечно, великолепен, но все эти покои для меня не годятся. Самая большая квартира, в которой мне приходилось бывать, состояла из четырёх комнат, и комнатой в ней считалась каморка, с трудом вмещающая двух, рядом стоящих, человек. Если удавалось запихать в неё четырёх, то называли уже залом. Здесь же помещение чуть меньше футбольного поля (жаль, вы не знаете, что это такое) из-за своей тесноты годится только в качестве шкафа. И кругом придворные, солдаты, опять придворные... Я не хочу чувствовать себя, как рыбка в аквариуме, за которой, затаив дыхание, наблюдает весь Соргон! В этом дворце есть что-нибудь не столь грандиозное? Меньшее, чем этаж, крыло или покои из сорока комнат? Я с уважением отношусь к свалившемуся на меня титулу, но, честное слово, мне для жизни хватит пары комнат: спальни и кабинета. И никаких слуг при одевании и раздевании – справлюсь сам. Я же не ваш король, Астар, поэтому отнеситесь ко мне просто, как к капризному гостю, и предоставьте мне то, что я прошу. Или я перееду к родне сэра Эрина, в Гномью Слободу. Что скажите, Астар? Да, и где-нибудь поближе к выходу, чтобы меня не искали ни вестники, ни подданные.
       После долгих препирательств с упоминанием этикета, королевского достоинства и традиций, даже употребив в качестве аргумента любимое бюрократами «не положено», чем вызвал у Василия приступ дикого хохота, Астар, наконец, уступил.
       В Старом дворце, оставшемся фасадом дворцового комплекса и выходящим окнами на Дворцовую площадь, на втором этаже, справа от лестницы, обнаружились четыре пустые комнаты, в которых быстро оборудовали спальню, кабинет, трапезную и прихожую (она же приёмная), и где сразу же, гремя железом, расположились десять раттанарских солдат, выделенных Брашером для охраны короля.
       Сэр Эрин и Бальсар облюбовали для ночлега кабинет, не спрашивая на то ничьего разрешения. Эрин добился, чтобы охрану на лестничной площадке и у дверей вестибюля несли его гномы, число которых как-то незаметно увеличилось до сорока.
       Василию захотелось испытать на мягкость тот аэродром, который по ошибке или недосмотру Астара, установили под балдахином в его спальне, но, вспомнив, как долго надо снимать железо, потом так же долго его надевать, а день едва начался, а дел – невпроворот, уселся в трапезной, где тут же стали накрывать стол. Есть совершенно не хотелось: при виде еды короля замутило и он, чуть было, не похвастался перед дворцовыми слугами всем ранее съеденным, что в Чернигове – перед выходом, что у Трома в гостях, что в кабинете Астара.
       Плеснув в кубок из ближайшего кувшина, Василий вышел в свой кабинет.
       – А, сэр Эрин, вы уже здесь? Сожгли?
       – Без проблем, сир.
       – Вы вот что, господа, для ночлега готовьте себе трапезную, а кабинет мне нужен для работы. Хотите есть? Там накрывают, – Василий уселся в глубокое кресло и хлебнул из кубка: вино оказалось столовым и холодным – до ломоты в зубах.
       – Мне тоже захотелось винца, – Эрин направился в трапезную.
       – И на мою долю захвати, только без закуски, – Бальсар мучительно сглотнул, будто пропихивал в глотку ежа размером с биллиардный шар.
       Гном понимающе ухмыльнулся, но закуски и себе не взял, хотя на столе деликатесов было...
       О деликатесах король старался не думать, но не мог не удивляться той лёгкости, с которой пережил и вид первой насильственной смерти, и её жуткие последствия. Не было и чувства вины за так легко отнятые жизни.
       Странно, что бароны столь просто отнеслись к смерти своих... своих... своих... – Василий никак не мог найти подходящего определения. Друзей, товарищей, соратников?
       «– Одноклассников, – подсказала Капа, – Товарищей по классу баронов или, если хотите, сир, по дворянскому классу».
       Василий продолжал не слышать приятный уху бархатный женский голос. Может, соперников? Да, соперников. Похоже, обоих погибших недолюбливали и побаивались. Надо уточнить у Крейна.
       – Что будем делать дальше, сир?
       – Дождёмся Готама и Крейна, и поедем осматривать поле боя. Письма бы в Раттанар написать, да боюсь – перехватят: большой охраны вестнику дать не можем, а с обычными десятью ему не добраться.
       – Долго что-то совещаются бароны!
       – Они не совещаются – Крейн сейчас проверяет увиденное. А без него решения не примут. Думаю, облава на разрушителей, теперь, в полном разгаре, их ловят и Бушир с храмовыми, и городские стражи, и дружинники баронов. Бальсар...
       – А Крейн не из этих?
       – Нет. Бальсар, вы знаете в Скироне надёжного мага-лекаря? И чтобы мастером был?
       – Не знаю, сир. Знакомые есть, а надёжны ли, как определишь? Был бы Баямо жив – вот он настоящий мастер был. И свой, раттанарский...
       – Сир, – не унимался Эрин, – а как мы будем отличать разрушителей от остальных? Вдруг, Крейн всё-таки из них? Слишком быстро он решил стать нашим союзником. Подумаешь: «Я убедюсь... убеждусь... в общем, проверю и поддержу Вас, Ваше Величество!» Не верю я ему. Какое право он имеет проверять короля? Он что, не знает, что короли не лгут?
       «– Чего там проверять: отрубил голову и посмотрел, наш или нет!»
       – Крейн, сэр Эрин, держит у себя ключи от помещений Баронского Совета. Значит, он – лицо в Совете влиятельное. Он – не советник короля. Значит, влиятелен настолько, что не нуждается в опоре на королевскую власть. После убийства разрушителей он заговорил первым. Если бы он был одним из них – молчал бы, увидев, как легко выдали себя те двое. Я, скорее, заподозрил бы Кайкоса. Но проверить это невозможно, не погубив барона. В бою будет виднее: разрушитель не станет биться с лысыми или их союзниками – даже не знаю, как назвать тех, кто придёт с ними...
       – Вы не заняты, Ваше Величество?
       – А, Брашер! Заходите, барон. Есть что-то новое?
       – Я ездил с Даманом осматривать дома этих двух. Ничего необычного, разве что дома пусты. Особняки, то есть. Несколько слуг и ни одного дружинника. Родственников тоже не застали. Дружинники куда-то уехали три дня назад, а те немногие вассалы, что остались в Скироне, разбежались перед самым обыском. Кто-то предупредил.
       – А лейтенант где?
       – С Готамом и Крейном беседует, Ваше Величество. Да, вон, их в окно видно.
       – Вы хорошо знаете Крейна, барон?
       – Это самая хитрая лиса в Скиронаре, Ваше Величество. Он...
       – Говорите мне «сир» вместо «Ваше Величество». Так что – он?
       – Он – вожак в Баронском Совете, и все пять королевских советников или его друзья, или зависящие от него люди (должники, связанные словом или просто боящиеся его бароны). Он так ловко обставляет видимую сторону отношений, что нельзя с уверенностью сказать: расположен ли человек к барону Крейну от души, или по принуждению. Последние полгода его позиции в Совете несколько ослабли. Бароны Фальк, Кадм и ещё несколько имён – я не помню точно, потому не назову – противились каждому его действию, и небезуспешно...
       – Входите, министр. Лейтенант с вами? Скажите, Астар, вы не знаете, кто ещё входил в оппозицию Крейну, кроме Фалька и Кадма?
       – Я могу назвать имён с десяток, но их было больше. Я припомню и запишу для Вас, Ваше Величество.
       – Вы лучше пошлите по этому списку кого-нибудь из слуг: осторожно разузнать, не покидали ли город дружины этих баронов три дня назад? Или в близкое к этому сроку время? И через какие ворота они выехали? Не забудьте слуг переодеть, а то попрутся в ливреях, и вся разведка полетит к чёрту!
       – Простите, куда, Ваше Величество?
       – Неважно, Астар. Не получится, я имею в виду. Вы не успели снабдить меня картами королевств. Пожалуйста, министр, это срочно. И ещё: прикажите в трапезной поставить кровати для Бальсара и сэра Эрина. Питаться мы сможем и в кабинете, а эти господа мне нужны под рукой всё время.

       4.

       – Сир, а зачем баронским дружинам отправляться следом за королём Фирсоффом? – Эрин пытался разобраться, – Эту, как её, «Голову лося» атаковали не баронские дружины, а лысые.
       – Кто-то из дружинников был там – вы же с ними сражались. Но баронские дружины нужны были, чтобы не дать Фирсоффу вернуться в Скирону, если он решит повернуть, не дойдя до ловушки. Получается, что лысые размещались где-то в том районе, и напали на раттанарцев по дороге к столице. Брашер, вы не знаете, где находятся поместья Фальков и Кадмов?
       – Нет, сир, не знаю.
       – Что ж, подождём Астара. Где же пропал Даман? На площади никого...
       – Я здесь, Ваше Величество. Отправлял вестника в поместье барона Готама: барон вызвал свою дружину и всех вассалов, способных носить оружие. Им приказано завтра к вечеру быть здесь. Потом пришлось выслать две сотни стражей на помощь Буширу: началось сражение за Храм Лешего. Их повёл сам Готам.
       – Лейтенант – коротко – что случилось?
       – Бушир скрутил троих проповедников на площади перед Храмом Лешего. Тут подъехали Готам и Крейн. Вместе с Буширом они допросили задержанных. Я не понял, в чём тут дело, но все трое умерли после первых же вопросов, хотя пыток к ним не применяли. Готам и Крейн сразу же ускакали в Баронский Совет – я встретил их здесь, на площади. Крейн выслушал меня и ушёл к баронам, а мы с Готамом снаряжали вестника: подбирали гражданскую одежду, выбирали ему спутников и тому подобное. От Бушира прибыл мой стражник с донесением – после отъезда Готама и Крейна, как тараканы из щелей, к Храму Лешего набежал какой-то сброд и кинулся на приступ Храма. Толпа собралась до тысячи человек, хорошо, что оружие гражданское: дуэльные мечи, декоративные кольчуги. Воинов среди них мало, а то нашим бы – несдобровать.
       – Сколько стражей осталось в казармах?
       – Около восьми сотен. Да двести человек на постах, Ваше Величество.
       – С постов никого не снимайте, остальным – по коням! Распределите их по Храмам: к каждому – охрану.
       – Сир, мы не ездим верхом, – Эрин чуть не плакал, что драка обойдётся без участия гномов. Он с такой мольбой глядел на короля, что Василий едва не рассмеялся.
       – Какой Храм ближе всего, лейтенант?
       – Храм Матушки – десять минут ходьбы, Ваше Величество.
       – Мы добежим за пять. Вы ещё будете седлать, а мы уже доберёмся до места, – Эрин ринулся собирать гномов.
       – Брашер, тот десяток, что дежурит в приёмной, оставьте для охраны вестибюля и лестницы – вместо гномов. Дверь из коридора в трапезную заприте. Остальных – на коней! И мне – коня!
       – Сир, а что скажут Крейн и другие бароны?
       – А пошли они все в.., – Василий назвал место, в котором вряд ли смогли поместиться все, им туда посланные. Не обращая внимания на удивлённые взгляды, поправил пояс с мечом и кинжалами и забросил за спину круглый гномий щит.
       – Ваше Величество, а шлем? – робко напомнил Даман.
       – Без шлема. Вы ещё здесь?!
       Даман и Брашер кинулись к выходу. Следом побежал забытый всеми Бальсар, громко крича:
       – И мне коня! Мне коня – тоже!
       Василий на лестничной площадке столкнулся с Астаром, тащившим в кабинет ворох плохо сложенных карт.
       – Астар, на всякий случай вооружите всех слуг, если есть чем. До нашего возвращения дворец придётся оборонять вам.
       – А Вы куда, Ваше Величество?
       – Город брать, – и рассмеялся.
       «– Напольён! Право слово – Напольён!», – снова не удержалась Капа, с тем же, впрочем, успехом: король не реагировал.

       5.

       С дворцового крыльца Василий успел заметить хвост скрывающейся за углом цепочки быстро бегущих гномов.
       Король немного потоптался у дверей и стал неспеша спускаться по ступеням. Через площадь ему были видны окна Баронского Совета, в которых мелькали беспокойные силуэты.
       «Бурное обсуждение, – подумал он, – Как студенты на перемене».
       Так вот что ему напомнил зал Совета – студенческую аудиторию! Король ухмыльнулся: память всё время цеплялась за прошлое, и от этого мир Соргона никак не становился реальностью. Поэтому и увиденная смерть мало впечатлила – не возникало чувство её подлинности.
       Ступив ногой в сугроб, Василий полюбовался оттиском подошвы: след был гладким, лишь ямки от гвоздей придали ему некоторую рельефность. Топот множества лошадиных копыт оторвал короля от подсчёта этих ямок – дела, вполне государственного: король должен всё знать о своём королевстве.
       – Ваш конь, сир, – Брашер вёл на поводу крупного гнедого жеребца под золочёным седлом, – К какому Храму едем?
       – К Матушке, на выручку Эрину, – Василий понаблюдал, как стражи, сотня за сотней, разъезжаются с Дворцовой площади, и легко, самому на удивление, вскочил в седло, – Вперёд, господа!
       Из здания Совета высыпали перепуганные бароны, но никуда не успели и ничего не узнали. Крейн долго размахивал руками, прежде чем догадался обратиться за разъяснениями к Астару. После чего и сам ускакал куда-то.
       Василий держался рядом с Брашером – дороги он не знал – и, засветив Корону, старался придать себе величественный вид. С этим ничего не получалось, и, перестав пыжится, король поудобнее устроился в седле.

       6.

       Толпа перед Храмом Матушки бесновалась, орала, но смелости на последний рывок ей, всё ещё, не хватало.
       Сдерживало толпу поверье, что мужчина, обидевший жрицу Матушки, лишится мужской силы, и никто не решался первым шагнуть к дверям Храма, в которых стояла фигура в белой сутане.
Напряжение над толпой нарастало, и, брошенный робкой рукой, в жрицу полетел первый камень. Страх отнял у бросавшего силу, и камень, ударившись о плиту тротуара, лениво подкатился к ногам жрицы.
       Следом упало ещё несколько камней, таких же робких и немощных. Потом раздалось:
       – А ну, дай – я!
       Тяжёлый булыжник со свистом метнулся в голову женщины, но и он цели не достиг. Ловко отражённый подставленным щитом, камень полетел обратно и сбил с ног кого-то в толпе.
Перед дверями Храма выстраивались в два ряда набегавшие сбоку гномы. Эрин, закрывший жрицу щитом, расставил своих бойцов и обернулся к ней:
       – Госпожа, прошу вас, уйдите. Честное слово, вам здесь не место!
       Он опустил забрало и последние его слова прозвучали глухо:
       – Уйдите же, наконец!
       – Кто вы? – спросила она, – Откуда?
       – Приказ Его Величества Василия Раттанарского, – прогудел под забралом гном, вежливо заталкивая женщину в двери Храма.
       Толпа, потерявшая из виду источник то ли истинной, то ли мнимой опасности, рванулась вперёд, В гномов градом полетели камни, палки, ножи. Засверкали мечи, топоры. Блеснули острия копий.
       В задних рядах толпы деловито ломали мостовую, и, вывороченные ломами гранитные голыши тут же летели в нежданных защитников Храма.
       От камней было труднее всего защититься, и иногда, сбитый камнем, гном падал, и вперёд шагал Эрин, вращая своим страшным топором, не давая добить, затоптать упавшего. И два гнома второго ряда, прикрытые Эрином, подхватывали пострадавшего товарища, и тащили его к дверям Храма, за которыми раненого принимали нежные руки жриц.
       Тела убитых широкой дугой лежали у ног гномов в несколько слоев и сильно мешали нападавшим.
       – Отойдите назад: мы их камнями добьём, – скомандовал кто-то в толпе, и толпа отшатнулась от храмовых дверей.
       В этот момент из переулка выметнулись всадники Василия.
       Король выхватил из ножен меч и толкнул каблуками сапог своего жеребца, посылая его в атаку. Рот Василия сам растянулся в крике:
       – Ур-ра!
       Нельзя сказать, чтобы в Соргоне никогда не слышали этого крика. «Ура!» соргонцы и сами кричали довольно часто: от радости или вместо «да здравствует!». Но такое использование крика радости им никогда не приходило в голову. С королём спорить – не приходится, и Васильево «Ур-ра!» подхватили и Брашер, и скачущие позади раттанарцы и дворцовые стражи.
       – Ур-ра! – накатилось на толпу, когда лавина всадников врубилась в гущу мятежного сброда.
       Полководческий дебют Василия был не очень удачен: его коню почти сразу вспороли брюхо, и король перешёл в пехоту под саркастическое Капино:
       «– Тоже мне – Чапаев нашёлся!»
       Корона, как магнитом, манила к себе самых отпетых негодяев, и, может быть, только потому, что был занят фехтованием, король не ответил ей и на этот раз.
       Преимущество боевого оружия над дуэльными мечами гражданских лиц, как и преимущество обученных солдат над необученной толпой, сказалось не сразу только из-за большой численной разницы. Но, когда хорошо вооружённые вожаки толпы, были перебиты вокруг Василия – частично им, частично солдатами, толпа стала разбегаться.
       Вскоре перед Храмом Матушки не осталось ни одного нападавшего, кроме разбросанных по мостовой и тротуарам мёртвых тел.
       – Как Вы вовремя, сир, – подошедший Эрин снял шлем, – Ещё немного – нас бы смяли. До чего же неприятная штука – эти кирпичи.
       Василий посмотрел на плешь от выбранного из мостовой камня и согласно кивнул головой. Его сейчас больше занимал вопрос: почему и убийства, совершенные им самим, никак не влияют на его самочувствие?


       ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

       1.

       Остаток дня прошёл в тех же ратных трудах. Дворцовые стражи носились от Храма к Храму, разгоняя одну толпу за другой. Пророки Разрушителя прекратили свои митинги и где-то попрятались. Пришло время грубой силы, и схватки закипали в самых неожиданных местах.
       Улицы и площади Скироны покрывались трупами мародёров, как считал король. Бесспорную связь с Разрушителем удалось установить не более, чем в тридцати случаях. Всё тем же способом – проверкой на разжижение мозга. Остальные сотни убитых имели вполне нормальный для мёртвых вид: неудачливых грабителей, схвативших слишком большой кусок. Привлечённые в город обещанием баснословной поживы на ограблении Храмов, эти труженики большой дороги никак не могли быть сторонниками Разрушителя. Но грабёж на дорогах и бои с солдатами – это совершенно разные вещи. Самые умные из этой армии бандитов бежали из города через открытые настежь городские ворота, и городская стража не препятствовала им. Городская стража и в городе ни во что не вмешивалась, и ближе к вечеру её патрули перестали появляться на улицах.
       Самые жадные из бандитов продолжали надеяться на успех, только источник обогащения, возможного обогащения, у них переменился. Главной целью стал король Василий, и где бы он не появлялся, центр схватки перемещался к Хрустальной Короне, которую король никак не соглашался убрать:
       – Пусть все видят, что король жив, что он здесь, что он борется.
       Результатом этой наглядной агитации «за монархию» стала гибель ещё трёх лошадей под Василием и кровавая ссадина на лбу Его Величества – какой-то камень не сумел увернуться от королевской головы.
       Когда стало ясно, что война в Скироне приобрела слишком уж личный характер, и что за жизнь Василия, как показал на допросе один из мародёров, обещано два мешка бриллиантов, уставший от бессмысленной бойни король согласился покинуть поле боя и вернуться во дворец.
       Война сразу же прекратилась – штурмовать дворец дураков не нашлось, а, может, и агенты у Разрушителя кончились. Кто знает?
       Барон Готам, получивший от разгневанных и перепуганных баронов пост военного министра, объехал казармы городской стражи, где, умертвив трёх капитанов простым вопросом: «Как вы связываетесь с Разрушителем?» и, выгнав с позором остальных трёх, добился от городских стражей повиновения, и выслал их на улицы – убирать трупы и патрулировать.
       Стали подсчитывать потери.
       Дворцовые стражи потеряли шестьдесят человек убитыми и около двухсот ранеными. Раттанарцев погибла почти половина – двадцать человек. Призванные долгом охранять своего короля, они вместе с ним попадали под прицел любителей бриллиантов, и те, кто не погиб, оказались серьёзно изранены.
       Легче всех отделались гномы: у них убитых не было. Три тяжёлых перелома, восемь сотрясений мозга и ещё пятнадцать ушибов различной тяжести. Впрочем, Эрина это не радовало. Для его небольшого войска бой под Храмом Матушки оказался единственным в течение дня, так как никто у Храма Матушки гномов не сменял до самого ужина, а оставить женщин без защиты благороднейший и единственный в Соргоне рыцарь не решился.
       Потери среди горожан, вставших на защиту Храмов, равно как и среди храмовых служителей, подсчитывать не стали, поскольку не было заранее установлено, сколько их должно было быть изначально. Сколько осталось в живых – тоже неизвестно, так как многие разошлись по домам по окончании битвы, и процентное отношение погибших было не к чему высчитывать.
       Мародёров же набили более полутора тысяч и, судя по тому, что разбежалось намного больше, спокойной жизни в Скироне не следовало ожидать долгое время: так или иначе, но бандиты постараются не оставаться без добычи.
       Король, узнав о потерях среди своих, впал в меланхолию. Уединившись в кабинете, он стал решать моральную проблему: имел ли он право или не имел – посылать на смерть такое количество народа.
       Капа, лишённая возможности отделиться от мыслей Василия никоим образом, изнывала, внимая этому нытью, и можно считать, что за все дерзости и насмешки, выслушанные за день, король ей воздал сторицей.
       Из трёх барбудос, ступивших на землю Соргона более десяти часов назад, меньше всех мучался Бальсар: лошадь увязавшегося за королём мага сломала ногу во время атаки у Храма Матушки и перекатилась через всадника. Бальсар потерял сознание, и участия в дальнейших событиях не принимал.
       Очнувшийся среди контуженых гномов, маг безропотно отлёживался до вечера – жрицы Матушки сводили с его тела ушибы и вправляли сотрясённый падением мозг. К счастью Бальсара, он отделался только такими травмами.
       Во дворец он вернулся вместе с недовольным Эрином и сразу погрузился в атмосферу боевых воспоминаний выживших раттанарцев. Жаль, Василий не слышал, с каким упоением солдаты хвастались своим королём. Перед глазами благодарного слушателя мелькали десятки шрамов (жрицы Матушки побывали здесь раньше мага, и потому открытых ран уже не было) от принятых вместо безрассудного короля ударов. Оказалось, что Василий рвался вперёд с таким задором, что сорок раттанарцев с трудом успевали прикрывать ему спину. Это не значило, что король в бою был безумен: он поразительно хорошо видел всё, что вокруг творилось и перечню эпизодов, когда меч или щит Василия отводил от того или другого роковой удар врага, не было конца.
       Потом зашёл спор о боевом кличе. Почему – «ура»? Чему радуется король, идя в бой? Самому ли сражению, противоборству или тому, что сражается за правое дело, за которое даже смерть – и то в радость?
       Спор быстро зашёл в тупик, и чтобы не переводить его в ссору, единодушно было принято мнение, что, как бы там ни было, а боец их король – отменный, редкий, можно сказать, боец.
       Эрин сидел в углу с закрытыми глазами и, из зависти, делал вид, что не слушает, при этом, не пропуская ни единого слова. Обижен рыцарь был крепко: если у вас в отряде есть гном, отковавший первоклассный топор, и этот гном – воин, а топор ещё плохо опробован, то не пускать этого гнома в бой первым, в самом крайнем случае – вторым – вот обида почти на всю жизнь, аж до первого серьёзного боя.
       Когда Бальсару, в доказательство своей правдивости, солдаты показали круглый Васильев щит, Эрин не выдержал, посмотрел. И расстроился ещё больше: щит можно было назвать круглым только при очень большом воображении. Иссеченный мечами, измятый камнями, щит этот был яркой иллюстрацией к интересно проведенному королём дню, и гном, бросив, украдкой, взгляд на свой, едва поцарапанный, поторопился уйти из казармы.

       2.

       От бесплодных упражнений в философии короля спас приход баронов.
       Сначала в кабинет заглянул солдат, из тех десяти, что не принимали участия в битве, и, глядя на Василия испуганно-восторженными глазами, поинтересовался, не занят ли Его Величество, и, если нет, то не будет ли Его Величеству угодно...
       Его Величеству было угодно, и бароны вошли: жизнерадостный Готам, озабоченный Крейн, разгневанный Пондо и настороженный Кайкос. Хитрая лиса Крейн не захватил к королю тех, с кем Василий знаком не был, и тем заслужил первую благодарность коронованной особы.
       Оная особа добродушно кивнула вошедшим и пригласила баронов к столу.
       – Я понимаю, – говорила особа, пока бароны определялись, где кому сидеть, – Я понимаю, что только нечто невероятное, какое-то из ряда вон выходящее событие могло оторвать таких занятых людей от дела и искать встречи с заезжим королём. Я слушаю вас, господа бароны.
       Крейн собрался заговорить, но Василий жестом остановил его и закричал:
       – Эй, кто там! Немедленно принесите свежего вина господам баронам – это стоит на столе часа два, и полностью выдохлось!
       Пока меняли кувшины с вином, пока баронам наполняли кубки, Василий всё призывал Крейна к молчанию, делая ему соответственные знаки, и под конец добавил:
       – Что же вы молчите, барон? Я весь – внимание.
       От возмущения Крейн не мог выдавить ни слова, а доведённый до кипения – щеки стали такого красного цвета, что хоть пожарных вызывай – Пондо проговорил-провизжал:
       – Это Вам не Раттанар, Ваше Величество! Такое поведение в чужой столице просто немыслимо...
       – О, не стоит меня благодарить, – прервал его визг спокойный голос короля, – Я всего лишь сделал вашу работу, господа. Если ещё что понадобится – не стесняйтесь, я всегда к вашим услугам. Пока я не покинул Скирону, вы гарантированы от беспорядков.
       – У... у... меня... нет слов..., – у Пондо даже усы встали дыбом.
       – Так пойдите, поищите их, барон, – Василий медленно поднялся и, вдруг, заорал во всю мощь своих лёгких:
       – Во-о-он, отсюда, скотина!!! – и снова, совершенно спокойным тоном, сказал: – А вы сидите, господа, сидите.
       Вбежавшие на крик короля солдаты не успели вытолкать рассердившего его барона – того и след простыл.
       Готам, не смущаясь, хохотал, расплёскивая вино из полного кубка, который не сумел донести ко рту.
       Крейн, наверное, впервые в жизни, не знал, как себя вести с королевской особой, и тупо уставился в свой бокал, ожидая, когда ситуация прояснится.
       Настороженность Кайкоса переросла в опасение, что следующим из этого кабинета будет изгнан он, и барон беспомощно смотрел на Василия, стараясь ничем не разгневать грозного короля.
       – Докладывайте, барон Крейн!
       Тот не стал испытывать судьбу:
       – В городе всё спокойно, Ваше Величество. Городские стражи...
       – Барон, говорите о том, чем занимались лично вы. О стражах мне и без вас доложат.
       – Простите, Ваше Величество. Коротко – так: Баронский Совет разрешил Вам использовать в битве против Масок жителей Скироны, как союзников, без принесения присяги и заключения взаимных договоров...
       – Это уже и без них решилось. Но – всё равно – спасибо и за это. Что-нибудь ещё?
       – Многие бароны выразили желание присоединиться к Вашей армии в день битвы.
       – Я возьму с собой только барона Кайкоса. Сколько у вас людей, барон?
       – Сотня дружинников, как обычно. Если позволите вооружить слуг – будет сто пятьдесят, Ваше Величество.
       – Позволяю. Идите, барон, готовьтесь. Вас известят, где и когда вам быть со своими людьми.
       – Я ещё хотел доложить, – эти «хотел доложить» прозвучали у Крейна так убедительно, будто он всю жизнь ни о чём ином и не мечтал, – хотел доложить Вам, Ваше Величество, что все решения Баронского Совета носят временный характер, ибо нет и половины наших баронов. Буквально на днях разъехались по поместьям...
       – Я понял – прослышали о переменах в королевстве и выжидают, чем дело кончится. Раз у вас так хорошо расползаются слухи, задолго до событий и – правдивые, помогите достичь ушей отсутствующих в Скироне баронов ещё одному: кто в течение трёх дней после моей победы не принесёт присяги единственной Короне Соргона, рискует попасть в немилость. Вы видели, во что Маски превращают людей, барон. Без неё, – Василий сверкнул хрусталём, – никому не выстоять. Наше спасение – в единстве.
       – Почему же Вы отказались от помощи всех, кроме Кайкоса?
       – Я не отказался, барон. Кайкос сейчас расскажет, что он единственный, кому доверено обнажить меч вместе с королём. Потом вы объясните им, что сумели убедить несговорчивого монарха использовать баронские дружины, как резерв. Место размещения резерва мы выясним завтра после осмотра поля боя.
       – Ваше Величество.., Ваше Величество.., – Крейн не хотел об этом говорить, но понимал, что промолчать – себе во вред, – Я сомневаюсь... Бароны не присягнут, Ваше Величество. Они не захотят стать частью Раттанара...
       – Кто говорит, что Раттанар претендует на ваше королевство? В той обстановке, что сложилась в Соргоне, не до завоеваний. Нам бы с Масками справиться. Присяга будет временная, до окончания войны. Она восстановит привычную пирамиду власти и экономику вашего королевства – вашим деньгам будет возвращена прежняя ценность. У вас на руках, у тех, кто не потянулся за Разрушителем, снова будут нормальные монеты, а не пустые кружки.
       – Но – как?! Если нашей Короны больше нет?
       – Присяга на Знамени распространит действие моей Короны на ваш Денежный Сундук. У вас, как и в Раттанаре, сто двадцать пять баронских семей? Тогда для присяги будет достаточно шестидесяти пяти баронов. Но учтите – отказавшихся от присяги я щадить не буду. На вас, на всех, уже лежит вина за нападение на Храмы. Не за новую власть надо было бороться, а сохранить, что можно, от старой, и не допускать безобразий на улицах. Вторая вина баронов – никто из них не пришёл Храмам на помощь. За каждого, погибшего на защите Храмов, вина тоже лежит на баронах. Я не стану мстить, но не забуду об этом. Пока стерплю. Но терпение моё не безгранично, барон. Его не следует слишком долго испытывать на прочность. Так и объясните баронам. Завтра будьте во дворце к девяти часам – поедем на природу смотреть. У меня – всё, барон, можете идти.
       Крейн вежливо поклонился и поспешил выйти из кабинета, ещё более озабоченный, чем пришёл. Он, единственный из скиронских баронов, знал, что Василий говорил правду о своём появлении в Скироне. Не верил, не принимал из нежелания ссориться или выгоды. Он знал.
Имение барона располагалось у Хафеларской дороги всего в часе езды от городских ворот, и барон поторопился проверить – не зацепят ли беспорядки его имущества. Слава богам, там всё было в порядке.
       Возвращаясь в город, Крейн не поленился: поискал место выхода короля со спутниками на Хафеларскую дорогу. Повозиться, конечно, пришлось, но удача редко изменяла барону. Потом он долго стоял над идущими из ниоткуда следами трёх пар ног и, не найдя в овраге никаких доказательств жульнической проделки, решил не спорить ни с королём, ни с судьбой,
       Он и в молодости не рвался в троноискатели – стоило ли начинать сейчас?
       По пути в Баронский Совет, Крейн анализировал каждую фразу короля, пытаясь понять, чего Его Величество не договаривает, какой сюрприз король готовит и баронам, и Маскам. Чутьём опытного политика он улавливал флюиды таинственных планов Василия, но понять ничего не мог.
       «Ладно, буду делать, что сказано! А там – посмотрим», – решил барон, открывая двери зала, где ждали его нетерпеливые «одноклассники», как определила их Капа.
       Готам не проронил ни слова, наблюдая, как король расставляет по местам, кому какие предназначил, заносчивых скиронских баронов. Он понемногу отпивал из кубка каждый раз, когда губы кривила довольная улыбка, и лишь смешинки, метавшиеся в глубоко сидящих карих глазах, могли выдать Крейну удовольствие Готама от его, Крейна, унижения.
       Своим почётным домашним арестом Готам был обязан Крейну, выдавшему королю Шиллуку мечты барона влиться со всем своим баронством в одно из прибрежных королевств: Раттанар или Хафелар – чтобы получить командную должность в одном из заградотрядов. Готам мечтал о военных подвигах, славе и высоких чинах.
       Внутренние королевства посылали на побережье солдат, но офицеры в заградотрядах были только местные. Ему, скиронскому барону, доступа к командованию не было.
       Он отбыл срок солдатской службы и за доблесть в боях с гоблинами, по личному указу короля Альбека Хафеларского, был произведен в сержанты. Это был предел его военной карьеры. Офицерский патент он мог получить дома, в родной армии, но счёл службу в Скиронаре скучной и служить не стал. Учёба в офицерской школе Готама тоже не прельщала: разве можно сравнить высиженный задницей патент с производством в чин на поле боя?
       Предпринять ничего для осуществления своей мечты барон не успел: не мог сообразить, как взяться за это дело. Надежды, что кто-то из приморских королей поддержит его в желании сменить подданство, Готам не имел: короли в подобных вопросах были одинаково неумолимы. Под каким подданством родился – под тем и живи.
       Самым же досадным для Готама было отсутствие общей границы с одним из вожделенных королевств. Ему казалось, что будь иначе, вопрос его перехода в подданство, Хафелара, например, сильно бы упростился. Барон готовился к подвигам сам и неустанно готовил своих вассалов, передавая им приобретенные на побережье навыки, и здорово в этом преуспел, когда неожиданная идея осенила будущего соргонского героя. Меняться! Меняться, решил барон. Вот где путь к воплощению мечты. Сначала сменяться поместьями с пограничным бароном, а там – наладить дружбу через границу и вторым обменом перескочить в прибрежное королевство. Как, оказывается, всё просто!
       – Как вы это себе представляете? – спросил его первый же возможный обменщик, – А как же могилы предков? Будем тревожить прах ни в чём неповинных пращуров, переносить сотни могил близких и дальних родственников?
       Готам задумался, но тут же нашёл выход:
       – Обменяемся и предками! Чего, в самом деле, таскать их с места на место? Чему вы смеётесь, барон? Вы смеете утверждать, что мои предки хуже ваших?
       – Нет-нет! Что вы! У меня и в мыслях не было обижать ни вас, ни ваших досточтимых предков. Просто в этом случае обмен сведётся к обмену родовыми именами, – нашёлся оппонент, – а к такому исходу я не готов.
       К такому исходу не был готов и Готам и, временно, отступился. Он мучительно искал путь решения новой задачи, когда Крейн поделился историей с обменом баронствами (в виде анекдота) с королём Шиллуком.
       Шиллук долго и весело смеялся, но меры принял жёсткие. Он вызвал к себе Готама и приказал выкинуть глупые бредни из головы. Тот отказался.
       Тогда, под угрозой конфискации баронства, Шиллук взял с Готама слово не покидать дворца без позволения монарха. Барон не был врагом своим близким и не стал лишать их ни титула, ни владений. Слово он дал и был поселен в шикарных апартаментах в качестве то ли пленника, то ли вечного гостя короля.
       Барон не унывал и терпеливо ждал часа освобождения. Приход Разрушителя не только освободил Готама, но и осуществил его мечту, принеся войну и все сопутствующие ей блага: подвиги, награды, славу и чины. Барона распирало от двух противоречивых чувств, при чём одно не мешало другому. Он был готов расцеловать Разрушителя за избавление и тут же убить, потому что лучшего хозяин Масок не заслуживал. Другими словами, барон Готам был счастлив. И был верен королю Василию.
       – Вас не давит чувство ответственности, барон? – король отвлёк Готама от посторонних мыслей, – Я знаю, что вы мечтатель, военный романтик. Но у войны есть и очень неприглядная сторона. Вам не жаль погибших сегодня людей? Послезавтра их будет намного больше. Мне – жаль.
       «– Вот-вот, поплачьтесь в жилетку барона, сир. Он вас поймёт. Как раз!»– Капа хотела сказать: «держи карман шире», и Василий понял её.
       «– Как же ты мне надоела!»
       «– Ура-ура! Я прощена! Сир, я же по-дружески, повеселить!»
       «– Потом веселье! Помолчи!»
       – ...Я сегодня только и делаю, что предупреждаю. Для вас, Готам, предупреждение звучит так: если вы, барон, из-за распирающего вас тщеславия, совершите что-либо во вред делу – я не посмотрю на все ваши заслуги, что теперешние, что будущие, и накажу самым строгим образом.
       – Но, Ваше Величество! Любой может ошибиться!
       – Хочу надеяться, что ошибку от тщеславной глупости я отличу. Поэтому ещё раз спрашиваю: вас не давит чувство ответственности? Официально вы – всего лишь сержант. Хватит ли у вас знаний для того поста, на который я вас запихнул? У меня не было более подходящей кандидатуры, а действовать нужно было быстро. Хорошо обдумайте. Если не потянете, не скрывайте, подыщем замену. Ваше от вас не уйдёт, лишь бы не погубить начатое. Вы понимаете меня? Прекрасно! Что вы успели?
       Василий слушал доклад Готама, время от времени задавая уточняющие вопросы. Готам докладывал кратко, соображения высказывал толковые. Похоже, барон не страдал комплексом неполноценности и не испытывал, в отличие от короля, сомнений по любому поводу.
       «– Он просто умеет показывать вид, сир. Я слышу, как стучат друг о друга его коленки. Он очень боится, что Вы не одобрите его действий».
       «– Мне бы научиться так себя держать!»
       «– Вы умеете, сир, ничуть не хуже его. Никто не заподозрил, что Вы, в душе, рыдаете взахлёб над каждым убитым солдатом, не говорю уже о женщинах и детях. Спокойно, сир, спокойно! Я не осуждаю. Все Вы, короли, в этом одинаковы...»
       «– Ты же говорила!...»
       «– Мало ли что я говорила! Скажите, как иначе поддерживать Вашу решительность, и я тут же этим воспользуюсь. Он закончил доклад, сир!»
       – Скажите, барон, простите, министр! Сколько человек вы ждёте из поместья?
       – Пять сотен, не меньше Ваше Величество. Дружина и другие обученные.
       – Ваши люди носят герб?
       – Только дружинники, Ваше Величество. По остальным не скажешь – чьи они. Положено сто дружинников – сто и есть. Я законов не нарушаю.
       – Я хочу, чтобы никого из ваших людей, кроме дружинников, не видели в городе. Пусть под командой надёжного человека займут какую-нибудь деревеньку на королевских землях, неподалёку от Аквиннарских ворот. У вас есть такой человек?
       – Есть, Ваше Величество. Я поручу их своему сыну.
       – Баронет прибудет с ними?
       – Не баронет, нет, Ваше Величество. Баронет у меня – хозяйственник. Людей приведёт младший, Брей. Он хороший солдат – провёл три года на побережье и дело знает. Правда, ему не повезло – не выслужил даже капрала, но по знаниям не уступит иному капитану. Я сам его учил, Ваше Величество.
       – Ему в городе тоже не появляться! Завтра мы с вами, министр, – королю нравилось смотреть, как стеснительно краснеет Готам при этом слове, – мы с вами решим, где находиться его отряду. Входите, Астар. Вы не помешали.
       – Ваше Величество, вот список оппозиции Крейну. Это те, что всегда выступали вместе. Тех, что метались между Фальком и Крейном, я не стал писать. Птичками помечены, кого нет сейчас в Скироне, а крестиком – чьи дружины ушли из города три дня назад. У Вас ко мне больше нет поручений, Ваше Величество?
       – Пока нет, Астар, спасибо. Можете идти, если вас ждут дела. Смотрите, Готам, из пятнадцати человек оппозиции все либо отсутствуют, либо остались в городе без дружин. Скажите, городские стражи будут вам послушны?
       – Не уверен, Ваше Величество. Для охраны города их ещё можно использовать, но в бою я не положусь на них: побегут. При первом же осложнении побегут.
       – Баронов, оставшихся без дружин вы завтра арестуете. Поближе к вечеру. На это городские стражи годятся?
       – На это – да. А что не так с баронами из списка, Ваше Величество?
       – Дружины их выйдут против нас послезавтра. Вместе с лысыми. Я допускаю, что они отослали дружинников для охраны поместий, но... Понимаете, Готам, охраняющий поместье, а сам – остающийся без охраны... Не верю я в такое безразличие к собственной судьбе у ваших баронов. Да и к тем, чьи дружины остались в Скироне, у меня доверия нет.
       – Вы думаете, Ваше Величество, что все они – агенты Разрушителя?
       – Нет, не думаю. Они опасны тем, что не определились, на чьей они стороне. Плохо нам будет, когда во время боя баронам придёт в голову поддержать Разрушителя. Нас и так очень мало. Предательство погубит нас. Куда в Скиронаре поступают заявления о пропавших людях? Кто-то ведёт их учёт по всему королевству?
       – Не знаю, Ваше Величество. Уточню у судейских. А для чего это нужно, Ваше Величество?
       – Попробуем, хотя бы приблизительно, установить число лысых, совпадёт ли с предположениями Фирсоффа?
       – Я сейчас же потревожу королевского прокурора и судебных следователей. По времени – доложу уже завтра.
       – Докладывайте сразу, как узнаете. Разве только я засну – что-то чувствую себя усталым – тогда завтра.
       «– А я Вам что, двужильная, сир? Кого там ещё нелёгкая принесла? Ни минуты покоя! Просто хочется рвать и метать, сир! Честно, сир!»

       4.

       Нелёгкая принесла Бушира.
       Служитель сильно переменился, и не только внешне. Его измученное лицо было наполнено удивительным внутренним светом, и печально-скорбные глаза делали Бушира похожим на лики старинных икон. Ещё можно видеть в церквях и музеях Чернигова образа, писанные верой в те времена, когда в душе художника жила любовь к Богу, а не хвастливое любование собственным мастерством.
       Иконоподобный Бушир задержался в дверях, ожидая приглашения короля, и Василий, указав ему на кресло возле стола, старательно отмечал новые детали в облике служителя.
       Прежде всего, в глаза бросалась перепоясанная кольчуга. Длинный меч, в обшитых красным бархатом – под цвет сутаны – ножнах, достигал пола кабинета. Нет, не достигал. Оставался зазор сантиметров пять. Сутана была неровно подрезана, чтобы не цеплялась при ходьбе за шпоры, и больше не скрывала тупые носы кавалерийских сапог.
       – А где же ваш шлем, где щит, где ваши железные рукавицы? Неужели вы так слабо защищены от превратностей боя, Бушир?
       – Я оставил их в Вашей приёмной, Ваше Величество. Не хотел тащить за Ваш стол такую гору железа. Должен сказать, что Ваша помощь была очень своевременна, Ваше Величество. Так же, как и распоряжение вооружить фанатиков.
       – О чём вы говорите, Бушир? Совет, всего лишь совет. Разве короли вмешиваются в дела Храмов?! По-моему – нет! Не поделитесь ли со мной вашим знанием о величине ущерба, нанесенного дневными событиями?
       – Благодаря Вам, Ваше Величество, ущерб не так велик, как мог быть. Храмы, хвала богам, не пострадали. Но обошлось не без жертв. Да, не без жертв. Потери своих солдат Вы, конечно же, знаете, Ваше Величество...
       – Сир! Обращаясь ко мне, говорите «сир». Вы заслужили право на мою дружбу, поэтому упростим немного общение между нами. Согласны?
       – Как Вам будет угодно, сир, – Бушир не стал ломаться: сир, так сир, – До нападения мы успели вооружить около тысячи человек, и у каждого Храма выставили охрану. Вот только Храм Матушки упустили из виду. Но боги и их не бросили на растерзание...
       – Вы хотите порадовать меня проповедью, Бушир?
       – Нет, сир! Я всего лишь излагаю факты. Когда Крейн с Готамом попытались допросить задержанных нами ораторов, я пришёл в ужас. Неужели Разрушитель проделает это со всеми нами?!
       – На поле боя вы увидите кое-что похуже. Эти-то хоть ничего человеческого не утратили. Продолжайте, прошу вас.
       – Я пришёл в ужас, сир. И тотчас принял меры: в Храме Лешего я поставил столы, на которых разложил тела несчастных болтунов. Потом пригласил народ с площади – посмотреть на работу Разрушителя. «Вот что ждёт всех нас, если поддадимся Разрушителю и отречёмся от своих богов!» Так говорил я людям, и они в ужасе покидали Храм. В таком же ужасе, какой испытал я сам. Кто же захочет жить с пустой головой, если он нормальный человек? И тогда на нас напали: попытались унести тела, а когда не смогли – захватить Храм.
       «– Так вот кто виноват в побоище, сир. А Вы его – в друзья!»
       «– Знаешь, Капа, хорошо, что получилось именно так. Иначе нам – бежать бы в Раттанар. Благодаря Буширу, мы вовремя обрели силу и поддержку горожан. Опасность поражения и сейчас есть, но намного меньшая. Что было бы, ударь нам эти банды в спину во время сражения?»
       – Скажите, Бушир, вы подсчитали свои потери?
       – Из той сотни, что предоставили мне Вы, сир (я имею в виду дворцовых стражей), погибли двадцать шесть солдат, ранено – пятьдесят. Барон Готам подоспел вовремя. Его потери я не считал. Я не отвечал за его людей и не счёл это нужным. По другим Храмам я поехал, когда солдаты своих уже увезли. Поэтому могу отчитаться только о потерях среди верующих и служителей. Вам нужен перечень по Храмам?
       – Нет. Назовите общие цифры.
       – Из тех, кого мы вооружили, погибло четыреста шестьдесят семь фанатичных прихожан, пятьдесят пять служек и двенадцать служителей разного ранга. Ещё двести пятнадцать убитых приходится на окрестных жителей, пришедших на помощь ближайшим Храмам. Есть убитые и среди женщин и детей.
       – Я видел. Сколько?
       – Эти мерзавцы убили девяносто двух женщин и семьдесят семь детей. Число раненых я назвать затрудняюсь – их сразу разобрали по окрестным домам. Я послал служек, но мне ещё не докладывали. В самих Храмах находится триста двенадцать раненых, но это, в основном, бандиты. Их лечат для допроса. Что делать с ними потом – ума не приложу.
       – Отдайте жителям Скироны – те знают, что делать.
       – Они же их растерзают! Разорвут на куски!
       – Такого зверства допускать нельзя. Используйте свой авторитет служителя и объясните людям, что так поступать не годится. Пусть их повесят, без издевательств и излишней грубости.
       – Но это же убийство, сир! А суд, а законы? Что скажет Баронский Совет?
       – Из ваших подсчётов получается, что погибла почти тысяча жителей Скироны. Вы знаете, Бушир, мне тоже интересно услышать, что скажет по этому поводу Баронский Совет, как оправдается? Затевать судебный процесс только для того, чтобы выяснить, кто из подсудимых скольких убил, я не вижу смысла. Да и не время сейчас для судебных разбирательств. Нарушения закона не будет. Завтра утром я издам указ, в котором объявлю себя временным правителем города Скироны по причине полной неспособности Баронского Совета поддерживать в нём порядок и законность. Этим же указом я предоставлю жителям пострадавших от беспорядков кварталов решать судьбу задержанных погромщиков. Захотят – пусть отпустят. Это их дело. Служители Храмов, под вашим, Бушир, руководством, проследят, чтобы не было зверств, всяких там «разорвут» и «растерзают». Пленных, захваченных солдатами, я тоже передам вам: у какого Храма захватили, туда и передам.
       – И когда же, сир, скиронцы будут решать судьбу бандитов?
       – Завтра. Утром – указ, днём – народный суд и исполнение приговора. Теперь скажите мне, какими силами вы располагаете, Бушир?
       – У каждого Храма по пятьдесят цветных повязок...
       – Кого-кого?
       – Цветных повязок, сир. У нас нет формы, и кто-то предложил надеть всем повязки из девяти разноцветных полосок, как знак того, что мы защищаем все Храмы. Я не возражал. Теперь они зовут себя «цветными повязками». Всего у Храмов набирается четыреста пятьдесят цветных повязок. И сотня у меня в резерве, из тех, кто хорошо ездит верхом. Всего получается пятьсот пятьдесят, сир.
       – Мало, Бушир, мало. Не хватает оружия?
       – Оружия хватает, но я стараюсь принимать тех, у кого хоть какой-то военный опыт. От неумелых толку нет – убивают первым же ударом.
       – И как фанатики отнеслись к цветным повязкам?
       – Немного поспорили, какой цвет ставить первым. Я посоветовал жребий, и все согласились. Ненависть к Разрушителю объединила их. Им бы командира дать – отличное войско получится. Так я думаю.
       – Командир у них есть, Бушир. Вы неплохо справляетесь. Да и менять мне вас не на кого. Я думаю, что ваше отличное цветное войско не признает другого командира.
       «– Сир, если Вас интересует моё мнение, то знайте – я согласна с Вами: убийство детей и женщин не может оставаться безнаказанным!»
       «– Спасибо за поддержку, Моё Величество, огромное Вам спасибо!»


       ГЛАВА ПЯТАЯ

       1.

       «– Что со мной происходит, Капа? Неделю назад я был безвольным слюнтяем, не способным не только отвечать на удары судьбы, но даже хотя бы стоять под ними. Опустившийся непротивленец – вот кто я был неделю назад. А теперь обрекаю сотни людей на смерть, не моргнув глазом. Где была эта твёрдость раньше? Почему я не мог проявить характер в своей земной жизни и мотался по ней, как то, что не тонет, в проруби? Я с памятью Фирсоффа приобрёл жестокость? Так нет же, не похоже. Те девять дней его жизни, что я помню, не были днями жестокого правителя. Если не был жестоким он, то почему стал жестоким я? Что-то испортилось в тебе?»
       «– Нет, сир. Я здесь ни при чём. Ни память Фирсоффа, ни боевая память королей, ни любовь к лошадям никак не повлияли на Ваш характер. Неделю назад Вы были таким, каким хотели быть. Мне трудно разобраться в причинах, но Вы играли в слюнтяя, как дети играют в войну или в куклы. Зачем? Мне не дано этого знать. Ищите ответ сами. Вам очень хотелось быть несчастным – и Вы им были, насколько это возможно для человека с совершенно другой судьбой. Признайтесь, что Вам так и не удалось полностью опуститься: Вы не достигли дна общества, и никогда бы не достигли. Вам не дано быть неудачником, и в этом, извините за каламбур, и состоит Ваша подлинная неудача. Что же касается жестокости, то я не вижу её в Ваших поступках. Вы очень красиво принимали Корону, сир, и выполняете сказанное Вами. В Ваших руках и Корона, и власть, и ответственность. Сейчас ответственность заставляет Вас применить власть подобным образом, и жестокости здесь нет ни грамма. Война с Масками – война на истребление, сир. Одной переменой власти Маски не ограничатся. Не зря же они берут под контроль своих союзников. Нет, жестокостью Вы не страдаете. Кстати, Ваше нытьё по поводу «справлюсь», «не справлюсь» – часть Вашей игры в несчастного. Представляете, каково слушать это, когда знаешь, что наблюдаешь игру? Я рада, что смогла высказать Вам правду, сир».
       «– Чего-чего, а правды твоей я уже столько наслушался... Ладно, замнём. Значит, ты считаешь, что я – не изувер, не деспот и не кровопийца?»
       «– Ну что Вы, сир! Если Вас начнёт заносить – я же не буду молчать. Что заслужите, то и услышите».
       «– Рад узнать, что буду вовремя предупреждён, когда начну портиться от власти. Выслушаю и не пойму – уже испортился».
       «– А я заранее предупрежу. Намного – заранее».

       2.

       – Что ты теперь думаешь про нашего короля? – Бальсар отложил в сторону лист с текстом указа, – Похоже, Корона не ошиблась в выборе.
       – Почему она должна была ошибиться? – Эрин уже читал и листом не заинтересовался, – Я видел глаза короля перед тем, как он принял Корону. Ты спал ещё. А я немного неудачно пошутил. Он посмотрел на меня. Всего мгновение смотрел, я имею в виду, ТАК смотрел. Потом глаза стали прежними. Но мне до сих пор не по себе, когда я вспоминаю то, что увидел. Я и присягнул потому, что захотел быть рядом с ним, когда он возьмётся за Соргон по-настоящему. При нём мы, гномы, больше не будем чужими в этом мире.
       – Всё мечтаешь о гномьем государстве?
       – Уже нет. Гномье государство – ненужная затея. Нам больше пользы принесут равные права с людьми.
       – Тогда вам придётся стать подданными разных королевств. Сейчас вас разделяют только границы и расстояния, а будут разделять ещё и законы. Ты откажешься от Старейших? Отречёшься от них?
       – Равные права – это не подданство, Бальсар. Это разрешение на покупку земли, на разработку горных богатств. Соргон – одни горы. Соргон – словно создан для гномов. Как много мы можем сделать и для себя, и для людей, если получим равные с вами права. Василий нам даст их...
       – Ты говорил с ним об этом? Он обещал?
       – Зачем? Чтобы моя служба королю стала торговой сделкой? Я не наёмник, Бальсар, и не хочу, чтобы так думали. Король достаточно умён, он поймёт, как лучше всего вознаградить гномов за верную службу.
       – А если не догадается?
       – Я только начал службу, а уже – рыцарь, а значит, дворянин. Я – князь ордена Короны. Меня нечем больше награждать, кроме земли, Бальсар. А земли у короля будет масса, земли, конфискованной у мятежных баронов. Он будет раздавать землю своим соратникам, отнимая ее у изменников.
       – Почему ты решил, что он станет отнимать баронские поместья?
       – Ты же читал указ! Маг, ты ничего не понял? Король никогда не позволит существовать родовым именам, запятнанным изменой. Могу спорить на что хочешь, что Фальков и Кадмов в Скиронаре больше никогда не будет. Спорим?
       – Нет, я спорить не стану. Я подожду, посмотрю. Мне трудно понять логику поступков короля, но результаты он получает весьма впечатляющие: Скирона фактически принадлежит ему, Баронский Совет не имеет ни власти, ни уважения, Храмы формируют для него отряды. Победа над Масками положит Скиронар к его ногам. А он в Соргоне всего двадцать часов.
       – То-то и оно, Бальсар, то-то и оно!
       – А ты заметил, Эрин, что король не спешит с разрешением обращаться к нему «сир»?
       – По-моему, правильно делает. Если каждый проходимец будет запросто обращаться к королю, словно к приятелю в пивной, уважение к власти Его Величества упадёт до того же уровня: «Ты меня ув-важ-жаешь?», – гном похоже изобразил пьяный лепет, и Бальсар рассмеялся, – Василий разрешает называть себя «сир» только тем, кому доверяет, кто принял сторону Короны и готов сражаться с Масками. Такое разрешение получил Брашер и, кажется, Бушир. И ещё: так король отделяет своих подданных от остальных соргонцев. Из местных никто такого права не получил, и не получит до присяги. Ты со мной согласен?
       – Бушир – не подданный Короны.
       – Он – раттанарец, и ничего против не имеет, скорее, даже в восторге, что король руководит им.
       – Его Величество не спит? – в кабинет влетел, иначе и не скажешь – так стремительно двигался, Готам, – Мне было приказано доложить по выполнении...
       – А, это вы, барон! – из спальни, зевая, вышел король. Он не выдержал и улёгся под роскошный балдахин, не сняв ни доспехов, ни сапог.
       Короткий сон освежил Василия, а, может, и Капа постаралась – помогла восстановить силы. Спать, правда, всё ещё хотелось, но не было уже той чугунной усталости, когда даже мысли становятся неподъёмными и клонят голову к земле, – Что вам удалось узнать? Тысяч девять-десять по всему Скиронару, не так ли?
       – Верно, Ваше Величество. А Вы откуда знаете?
       – Значит, Фирсофф был прав. Человек без Лица может управлять примерно десятью тысячами лысых.
       «– И неправда Ваша, сир! Король Фирсофф не знал, что Маска управляет лысыми, и сколькими одновременно – тем более не знал!»
       «– Но он же понял, что лысые – это пропавшие люди. И что пропавшие люди где-то собираются и вооружаются, и что оружия закуплено на девять тысяч тоже знал. Он просто не успел сделать вывод: его убили, когда он догадался. Ну, почти догадался».
       – Вы думаете, что он один, этот Человек, сир?
       – Думаю, да. На каждое королевство – по одному. Если бы было больше, проповедники не угрожали бы приходом одного, говорили бы не о посланце, а о посланцах. Так и будем считать: десять тысяч лысых и с тысячу баронских дружинников, если бароны не подняли всех своих вассалов. Но тысяча конников у них есть, не меньше.
       – Я советую, Ваше Величество, считать три тысячи конных: бароны, кроме дружины, разрешенной законом, всегда имеют некоторое количество вооружённых слуг. Три тысячи, не меньше, Ваше Величество.
       – Что ж, поверим специалисту, барон Готам. А что есть у нас? У нас имеется: тысяча сто боеспособных дворцовых стражей (при условии, что охрану дворца смогут нести раненые), ваша дружина, Готам – ещё сотня всадников, от ста до ста пятидесяти людей Кайкоса, цветная конная сотня Бушира. Всего тысяча четыреста конников. Пехота: четыреста пятьдесят цветных, но тогда Храмы останутся без защиты, да сорок гномов сэра Эрина. Барон Готам, вы уже сумели очаровать городских стражей? Нам хоть половину их вывести в поле.
       – Побегут, Ваше Величество. Я же докладывал, что побегут.
       – Но сколько-то продержатся? Будем рассчитывать на три тысячи городских стражей. Готам, сделайте, что сможете, но три тысячи стражей должны быть готовы на послезавтра, на утро. Как же мы слабы!
       – Вы не посчитали баронских дружин, Ваше Величество. Тех, что отвели в резерв с бароном Крейном.
       – Этот резерв в бой вступать не будет, Готам. Если вы назовёте барона, которому я могу довериться – его дружину включим в нашу конницу. Можете назвать? Нет? Значит, под руководством Крейна они будут в резерве до окончания боя. Бальсар, я потом расскажу вам, как помочь Крейну удержать баронов около себя. Сначала надо взглянуть на место сражения.
       – Ваше Величество, а почему Вы так уверены, что бой будет послезавтра? Три дня пути всаднику. Груженым лысыми саням и того больше.
       – Я, Готам, уверен, что лысые пойдут пешком. И про послезавтра я говорю потому, что это – минимальный срок, за который подойдёт конница и будет в состоянии сражаться. Если бы не конница, лысые были бы здесь завтра. Я подозреваю, что они бегут сюда без сна и отдыха. Наверное, и едят на ходу. Если едят.
       – Но этого не выдержит ни один человеческий организм!
       – А Маскам какое до этого дело. Умрёт – заменят. В том-то и беда, что сражаясь с лысыми, мы истребляем собственный народ...
       «– Сир, Вы говорите, как местный патриот. Я горжусь Вами!»
       «– Мне иногда кажется, что ты готова любое дело опошлить. Нашла, что вышучивать!»
       – ...истребляем и тем, что гибнем сами, и тем, что убиваем лысых. Поэтому пощады тому, кто стал на сторону Разрушителя добровольно, не будет никакой. Баронов, вступивших в союз с ним, я просто сотру из памяти человеческой.
       Эрин победно посмотрел на Бальсара: «А я что говорил?»
       – Вы хотите сказать, Ваше Величество, что...
       – ...что наследовать предателям не будет никто. Не останется ни имён, ни гербов. Земли их будут конфискованы либо в казну, либо передам другим владельцам из числа тех, кто выдвинется на этой войне. Уже две вакансии в Скиронаре есть: Фальки и Кадмы.
       – Но, может, и их подчинили силой, Ваше Величество?
       – Силой подчинили лысых. А эти, наверняка, добровольно подставили свои головы...
       «– Боже, какой я баран!»
       «– Кто же рискнёт спорить с грозным королём! Хи-хи-хи!»
       «– Да и ты хороша! Сама пролезаешь в голову короля и молчишь! Если та штука впитывается так же, как ты, то у вас должно быть что-то общее в устройстве. Как ты подсоединяешься к моим органам слуха, зрения, так и та подсоединяется. Может, ты сможешь определить по глазам, что ими пользуется не только хозяин. И управлять ты мной можешь – рукой двигала, глаза закрывала. Передача должна вестись постоянно: что видит, что слышит. Только во время разговора с Разрушителем – будет другой сигнал. Ты же лысых определяешь! Может, и передачу сможешь перехватить. Тогда мы сможем отличить агентов Разрушителя от присоединившихся к ним дураков и идиотов. Капа, постарайся, ты же умница!»
       «– Теперь уже умница. А кто меня стекляшкой назвал?»
       «– Так то когда было! Вспомнила!»
       «– Вам, сир, следовало осмотреть головы агентов – поискать следы проникания. Уже потом решать, одинаковая у меня с «той штукой» конструкция или нет. Ошибочка, сир, ошибочка!»
       – Бальсар, у меня к вам есть одно неприятное поручение. Если не уничтожили ещё тела пустоголовых, осмотрите их тщательно – может, найдутся следы операции: шрамы там всякие, просверленные кости и тому подобное. Я тоже хочу посмотреть на них внимательнее. Сразу как-то упустил, что по этим следам мы сможем находить шпионов Разрушителя простым осмотром подозреваемых. Поезжайте, Бальсар, сейчас. Сначала к Буширу: он или в Храме Разящего, или в Храме Лешего. Потом... Готам, куда свезли убитых бандитов?
       – Их осмотреть уже нельзя: стражи свезли их в овраг за Раттанарскими воротами и сожгли. Сейчас жгут, Ваше Величество. Облили светильным маслом и жгут. Там один общий костёр – ничего уже не узнаешь.
       – Значит, только к Буширу. И на допросах, может, обнаружится пустоголовый.
       – Ваше Величество, а как эта штука внутри пустоголовых работает?
       – Не знаю, Готам. Я же её сам не видел. В одном уверен: всё, что видит и слышит пустоголовый, видит и слышит Разрушитель. Это значит, что за нами постоянно наблюдают, и всё, что мы делаем, становится известно ему сразу же. Обмануть такого врага будет непросто. Но – попытаемся.
       – Сир, я не знаю, как мне быть. Я не езжу верхом, мы, гномы, не ездим. А побывать на месте сражения мне надо. Может, я поеду санями?
       – Сэр Эрин, поищите Астара. Он охотно даст вам несколько уроков верховой езды и подберёт умную лошадь для завтрашней поездки. Я не против вашей поездки на санях, но без верховой езды на этой войне не обойтись. И бойцов ваших надо учить. Но это потом. Решайте сами, как вам быть, но вы мне там понадобитесь.

       3.

       Пленных допрашивали в казарме. Король запретил их пытать, и тюремного палача не вызывали.
       Брашер и Даман измучались повторением одних и тех же вопросов при полном отсутствии результата, потому что нельзя было считать удачей список имён и кличек бандитов с указанием мест рождения. Больше никаких сведений получить не удавалось: ни кто привёл их в город, ни где жили они до момента нападения. Вопросов о Разрушителе пленные словно не слышали, отвечая на них полным молчанием.
       Приход Василия в сопровождении Готама обрадовал незадачливых сыщиков – он означал конец многочасовой тягомотине и предвещал близкий отдых.
       – Что выяснили?
       – Только это, сир, – Брашер протянул королю стопку исписанных листов.
       – Ничего существенного, Ваше Величество, – дополнил Даман.
       Король быстро перебрал листки, вернул их Брашеру и посмотрел на пленных.
       Бандиты сидели на полу, обхватив колени руками и уныло понурив головы. Взгляда Василия никто не искал – только макушки, украшенные волосом разной длины и цвета, где изредка встречались проплешинки – рядами возвышались над вялыми плечами потерявших надежду людей. Прощения никто не просил, прощения никто не ждал.
       «– Сир, один из них не такой, как все, – голос Капы звучал то ли неуверенно, то ли тревожно, – Им всем страшно, кроме одного. В заднем ряду согнулся ниже всех. Видите, сир?»
       – Сколько их? – спросил король у Брашера, продолжая разглядывать макушки. «Будто кочки на болоте, – подумал он, – Только вся поросль вяло обвисла».
       – Восемьдесят один, Ваше Величество, – удивлённо доложил Даман: в списках стояло общее число.
       – Вы говорили уже со всеми? Хорошо. Начнём сначала. Поднимите-ка того, из заднего ряда, который почти сплющился от старания быть незаметным. Да-да, этого.
       Солдаты резко подняли и поставили на ноги указанного Василием человека.
       – Подведите его сюда. Посмотри мне в глаза. Ну, что же ты?!
       Пленный неохотно поднял голову и посмотрел королю в глаза.
       «– Капа, что ты слышишь в нём?»
       «– Всё то же: отсутствие страха. Он хочет испугаться, но не может. Страх очень глубоко, спрятан за барьером или стеной. Не знаю, как сказать...»
       «– Больше ничего не определишь?»
       «– Нет, сир, ничего».
       «– Тогда я задам ему вопрос. Будь внимательна. Готова?»
       «– Да, сир».
       – Что обо мне сказал слуга Разрушителя?
       – Что ты умрёшь, – пленный ответил без паузы, не раздумывая. Тут же ноги его подкосились, и мёртвое тело ничком вытянулось у ног короля. По полу растеклась, вокруг головы, лужа знакомого гнойного цвета.
       «– Ну что, Капа?»
       «– Ничего понятного, сир».
       «– А непонятного?»
       «– Тоже ничего. Я не виновата. Просто не знаю, что искать, сир».
       «– Я тебя не виню, Капа».
       «– Да?! А – похоже!»
       – Лейтенант, пусть тело отнесут вашему магу-лекарю. Я скоро туда подойду. Продолжим беседу, господа?
       Пленные с ужасом смотрели на мерзкое пятно на полу, избегая взгляда Василия.
       – Подведите ко мне этого, – король указал пальцем. Несчастный дёрнулся и повалился на бок. От него шарахнулись, но гнойной лужи не было.
       – Обморок, Ваше Величество, – Даман отпустил приподнятое веко упавшего, – Обыкновенный обморок.
       – Повторите допрос, Брашер. Разрушитель больше за ними не наблюдает – авось, разговорятся. Пойдёмте, Готам, поглядим, как устроен пустоголовый.

       4.

       Утро принесло облегчение: мучавшие Василия кошмары прекратились, едва он открыл глаза. Неприятные воспоминания, правда, остались, но это были воспоминания о реальных вещах, а не о жутких сновидениях.
       «– Моё Величество, вы уже встали?»
       «– К счастью, я не умею спать. А то и мне бы привиделось нечто подобное. При моей-то впечатлительности! Вы представляете, сир?»
       «– Почему твоё впечатлительное Величество не помешало моим кошмарам? Твоя обязанность, как мне помнится, следить за моим здоровьем. Или Соргону понадобился сумасшедший король? Ещё одна ночь таких сновидений, и я, несомненно, стану им. В чём же дело, Капа?»
       «– Не было команды, сир. Я решила, что Вам нравится: всё-таки – испытание мужества».
       «– Испытанием мужества для меня было изучение пустоголового. Одно радует – что не без пользы. Плохо зажившая ранка на темени и круглое отверстие под ней – механическое вмешательство. Совсем не то, что твоё впитывание. Мы имеем дело с механикой, а не с магией. Это радует, Капа! И мы можем легко определять агентов Разрушителя...»
       «– Как же, как же, сир. Обрейте всё население Соргона налысо в поисках агентов, и потом не сможете отличить их от лысых Разрушителя. Что, не так?»
       «– Так, так, Капа».
       «– И, вообще, зачем Вы завели этот разговор? Смотрите, есть опять не сможете. Падёте на поле боя не от вражеской руки, а от голода».
       «– Что мне в тебе нравится, так это твой неистребимый оптимизм».
       – Ваше Величество, когда мы выезжаем?
       – Вы тоже хотите ехать, Астар? А как же дворец? На кого оставите?
       – Найду, на кого, Ваше Величество. Такие события происходят, а я – в стороне. Неужели во всех Ваших планах нет места для министра Двора? Неужели ни мой опыт, ни мои знания не найдут применения в это историческое, да-да, историческое время?
       – Кем вы были до министра?
       – Лейтенантом дворцовой стражи.
       – А до этого?
       – Сержантом в ней же.
       – А до стражи?
       – Конюхом, Ваше Величество. Из конюхов – в солдаты, и вверх, по лестнице карьеры.
       – А до конюха? С чего началась ваша головокружительная карьера?
       – До этого, Ваше Величество, я родился в крестьянской семье.
       – Сможете ли вы изобразить крестьянина?
       – Я с Вами серьёзно, Ваше Величество, а Вы – шутить! – Астар не сдержал обиды, – Простите, Ваше Величество.
       – Я не шучу, Астар. Возможно, я найду вам дело. Очень важное дело. Посмотрим на месте. Поедем, когда все будут готовы: барона Крейна я пригласил на девять утра. Дождёмся и – тронемся.

       5.

       Выезд на осмотр места, предназначенного к бою, был достаточно пышным, как сказал король (или просто торжественным, как тут же поправила Капа), для того, чтобы привлечь внимание самого ленивого наблюдателя и бездарного шпиона к планам Василия.
       Открывали процессию дворцовые стражи под командованием Дамана. Лейтенант ехал впереди сотни солдат и покрикивал на прохожих, требуя дорогу для Его Величества. По указанию короля, он не умолкал и на совершенно пустых улицах, от чего быстро собиралась толпа зевак, и дорогу Его Величеству приходилось, действительно, прокладывать.
       Следом за сотней стражей ехали Бальсар, Астар и, между ними, неумело сидящий верхом сэр Эрин. Держался он в седле неважно, и, если бы не помощь министра и мага, давно свалился бы на дорогу.
       Всё же выглядел гном внушительно, умело напуская на себя бравый вид, и не всякий опытный наездник смог бы увидеть в нём новичка.
       Следом за этой троицей ехали бароны Крейн и Готам, и Крейн ни на мгновение не умолкал, что-то втолковывая Готаму. Тот не соглашался, но и не спорил. Военного министра больше интересовало происходящее на улицах, чем гневные тирады Крейна.
       За ними, чуть поотстав, ехал король, демонстрируя народу иллюминацию из хрусталя и драгоценных камней. Василий, по-прежнему, был в одежде гнома и нисколько не смущался этим. Внешний вид уже не имел для его планов никакого значения. Ну, почти не имел. И это-то «почти» и требовало гномьего костюма.
       Отстав на полкорпуса, ехали Брашер и Бушир, и иногда кивали на редкие реплики Василия.
Десять раттанарцев ехали двумя цепочками – по пять – отделяя короля и его спутников от толпы.
       Пёстрая не только повязками, но и разнообразием что одежды, что коней, за королём держалась сотня цветных кавалеристов Бушира. Их строй имел вид неорганизованной оравы, но энтузиазм и оказанный королём почёт придавали этой ораве бодрое и жизнерадостное выражение.
       Замыкала кавалькаду ещё одна сотня дворцовых стражей.
       Барабанщики и глашатаи, высланные Василием ещё час назад, уже оповестили город о смене власти, и народ охотно сбегался посмотреть на раттанарского короля, предъявившего, пусть и временно, права на Скирону. Его не приветствовали, ему не свистели и не улюлюкали. Просто глазели и – всё!
       Оживление пробегало по толпам народа, когда замечали Эрина:
       – Глядите – гном!
       – Гном на коне!
       – Где? Где гном?
       – Да вот же, вот он!
       Эрину махали руками, ему хлопали. Кто-то умудрился метким броском уронить ему на нервно вцепившиеся в повод руки букетик засушенных цветов – где их возьмёшь зимой, свежие-то?
       Эрин, не понимая, вертел головой, и смущённо улыбался в рыжую бороду.
       Причина неожиданной славы была проста: гномы отстояли Храм Матушки, с которым тесно была связана половина жителей Скироны, так как ни одни роды, ни излечения всяких женских недугов, не обходились без рук её, Матушки, жриц. А если рады жёны, то их мужьям очень редко удаётся избежать участия в этой радости. И мужья криками поддерживали энтузиазм женщин, особенно охотно от того, что гном не возбуждал ни в ком ревности.
       «– Сир, у Вас завёлся конкурент. Глядите в оба, а то останетесь без трона».
       «– Что-то в тебе воронье завелось».
       «– Что же – ворона очень мудрая птица».
       «– Вот только каркает не по делу. Что ты имеешь против единственного в Соргоне рыцаря?»
       «– Что верно, то – верно. Джентльмен. Не как некоторые».
       «– Ты о себе, что ли?»
       «– Я не могу быть неджентльменом, сир. Я могу быть только – не леди».
       «– А, так вот как это называется! Что-то подобное я подозревал, но не был уверен. О, приехали! Вот оно, ратное поле! Посмотрим, посмотрим».
       Но смотреть особенно было не на что. Поле, как поле.
       Начиналось оно сразу за подъёмным мостом и от стены города отделялось широким рвом с замёрзшей водой. Дорога на Аквиннар отрезала это поле от такого же мёрзлого озера, так что левый фланг можно было обезопасить, разбив на озере лёд.
       Оставив свой воинский эскорт на дороге, Василий поехал осматривать позицию. Особо его заинтересовал курган, находящийся примерно на середине, между озером и глубокой лощиной, вдоль которой, по краю поля, стояли присыпанные снегом стога. От кургана до рва было не более ста шагов, и в этот промежуток ныряла ещё одна дорога, которая шла от подъёмного моста до едва виднеющейся деревушки. Дорога эта была узкой, чуть шире саней, и, что очень понравилось Василию, ныряла в лощину.
       С трудом взобравшись на курган, великий полководец убедился, что лощина с него не просматривается, а значит, не виден и тот кусок дороги, что идёт через неё.
       «Надо ещё со стены посмотреть: вдруг видно оттуда?»
       Сопя и тяжело отдуваясь, на курган всползли остальные...
       «– ...штабисты, – тут же подсказала Капа, чем показала, что на короля совершенно не обижена, – Советую Вам, сир, стога у лощины сжечь».
       «– Ни к чему: они с противоположной стороны от дороги на Аквиннар. Отсюда не полезут».
       – Н-да, неважное поле для боя, Ваше Величество, – Готам нахмурился, – Бой надо в городе давать. На стенах, – поправился он.
       – А мне нравится, барон. Как вы думаете, сэр Эрин?
       – Вы мне только укажите место, где стать гномам, и, пока мы живы, там никто не пройдёт. И не проедет, – добавил, поморщившись от боли – отбил копчик за короткую езду по городу.
       Василий на листе бумаги набросал примерное положение своих сил: войск, с трудом, хватало от озера до кургана.
       – Позиция у нас будет примерно такая. Вы, лейтенант Даман, со всей нашей конницей, займёте дорогу. Вы, надеюсь, понимаете, что если вас с неё собьют, нам всем – крышка. Конец, в смысле, конец. Вы, Бушир, со своими цветными займёте вот этот отрезок. Далее в сторону кургана станет городская стража под вашим, Готам, командованием. Ну а сам курган оборонять буду я с раттанарцами. Вы, сэр Эрин, станете тут, прикрывая курган с фронта и правого фланга. Ваша задача, барон Крейн: вы с баронскими дружинами скроетесь в городе у крепостных ворот и по моему сигналу, не раньше, откроете ворота и нанесёте удар в тыл противника. Со стены вы легко определите точное место для удара. Вот такой у меня план.
       – В Вашем плане, Ваше Величество, полно слабых мест. Ваш план, извините, самоубийство. Отрядам некуда отступать, если станет слишком трудно. Правый фланг вместе с Вами вывести в тыл невозможно.
       – Барон Крейн, я не собираюсь отступать. Мой план построен на том, что главной целью буду я. Весь удар Масок будет направлен на курган, чтобы уничтожить последнюю Корону. Вы думаете, я рад быть мишенью? Но иначе нам не победить. Вам, господа Бушир, Готам и Даман надо быть готовыми к тому, что придётся драться в окружении. Единственный путь отхода, который я разрешаю вам – к кургану. Не бегства, заметьте, а отхода. Чтобы нас не сбили сразу, за оставшуюся часть дня и ночь мы построим укрепления перед каждым отрядом пехоты и вокруг кургана. Особенно сильно следует укрепить наш правый фланг. Жаль, что с той стороны нет ещё одного озера.
       – Лёд на озере прикажете взломать, Ваше Величество? – Даман не спорил, и не собирался: приказ есть приказ, и он искал пути наилучшего исполнения.
       – И на озере, и во рву. Пусть у них не будет другой дороги в город, как через ваш резерв, Крейн. Бальсар, вы, как строитель, будете очень полезны при разработке плана укреплений. Как вы думаете, какой материал лучше всего использовать?
       – Самое простое – доски, снег, вода. Можно поставить частоколы, но в мёрзлой земле сложно выдолбить...
       – Мы и не будем. Наши укрепления должны простоять один день под атакой врага, на большее я не рассчитываю. Что вы говорили о досках и прочем?
       – Нарезать лежалый снег глыбами, переложить досками и полить водой: к утру Вы, Ваше Величество, будете иметь вполне приличные крепостные стены везде, где пожелаете. В них можно навмораживать остроги, рогатки, копья, чтобы труднее было подойти. Если стену сделать наклонной и полить водой, по этому катку никто не взберётся.
       – Прекрасно. Мы с вами набросаем эскизик укреплений, и начинайте строить. Я, господа, хочу посмотреть, какой обзор открывается со стены города, всё ли вам будет хорошо видно, барон Крейн. Идёмте на стену, господа, посмотрим оттуда.
       Покорные штабисты неохотно потащились вслед за королём на крепостную стену. Бальсар и Эрин поотстали: гном с удовольствием разминал ноги, радостно топоча подошвами сапог по неподвижной земле – земля была рядом, согнись и трогай, и при взгляде на неё не кружилась голова, да и натруженный копчик потихоньку прекращал ныть, не стукаясь больше о твёрдое седло. Маг же пошёл было со всеми, потом вернулся к кургану и начал широкими шагами вымерять расстояния, намечая примерное положение будущих позиций.
       – Почему город не сроет этот прыщ? – король, со стены, ткнул пальцем в курган, – Торчит посреди поля, как бельмо на глазу.
       – Это могила Древних, Ваше Величество. Зачем беспокоить прах исчезнувшего народа? – Готам пошлёпал губами, подбирая слова, – Не стоило бы возле неё затевать возню со сражением. Мало ли что...
       «– Капа, ты ничего не говорила мне о Древних!»
       «– А я знала?! Ну, Древние и Древние. О них мало что известно. Так, сказки одни».
       – Они были – воины?
       – Кто знает, Ваше Величество. Может быть...
       – Ладно, постараемся не шуметь: лысые атакуют молча, да и нам с какой такой радости орать. Другого места для боя у нас всё равно нет.
       Крейн покосился на короля, стараясь незаметно определить, нормальный ли он. Можно подумать, что весь шум в битве только от криков. Ненадёжный он какой-то, этот свалившийся на голову раттанарский король. Непонятный. И невоспитанный. А другого – нет! Вот и ломай голову, как быть.
       – Значит так, господа! Всех конников разослать по городу – пусть ищут деревянные ящики вот такого примерно размера, – Василий показал руками, какого, – Надеюсь, у вас умеют делать ящики без щелей? Впрочем, щели можно замазать глиной. Снежные глыбы – это хорошо, но кирпичи из ящиков будут надёжнее. Барон Крейн, не смотрите на меня так – я не тронулся. Зальём в ящик воду и получим прочный, пока морозы, кирпич.
       – Какой высоты Вы желаете построить укрепления, Ваше Величество?
       – Метра два – два с половиной. Выше нельзя – Маски могут не пойти в атаку, а мне не хотелось бы затягивать возню в Скиронаре. Моё королевство тоже нуждается в помощи. Завтра мы прищемим Разрушителю нос. Сэр Эрин, к вам у меня такая просьба: нельзя ли этот пышный султан, – Василий показал на гребень своего шлема, притороченного к седлу, – сделать белого цвета, чтобы мой шлем было видно издалека. Оглянется солдат на курган, увидит белый султан и поймёт – король на месте, всё в порядке, и будет сражаться ещё лучше...
       «И это – король! О боги, какой бред он несёт! Ещё этот идиотский указ, – Крейн с тоской посмотрел на небо, – Поеду-ка и я ящики искать...»


       ГЛАВА ШЕСТАЯ

       1.

       Возвращались от Аквиннарских ворот небольшой группой: король, Астар и Готам, в сопровождении десятка раттанарцев. Остальные разъехались. Задания все получили одно: искать материалы для строительства ледяной крепости. Ящики ящиками – не на тарном складе в Чернигове они сейчас, потому – найдут ли их, неизвестно – а вот бочонок небольшого размера, походный, для всадника, вполне может быть найден в Скироне в необходимом количестве.
       И кувшины, вёдра – чем плохая тара для льда. Условие только одно – размер не должен быть слишком большим, чтобы налитая в ёмкость вода могла промёрзнуть полностью.
       Крейн, не желая мозолить глаза королю, вид которого и самомнение вызывали у барона глухое раздражение, тоже отпросился на поиски нужной посуды. Василий не возражал – ему надоело валять дурака, и он боялся обнаружить перед бароном своё притворство.
       Брашер сопровождал Бушира, хуже знакомого со Скироной, чем раттанарский посланник.
       Эрин укатил в Слободу за новым шлемом для Василия. Пристроившись на сани проезжавшего мимо гнома, он с лёгким сердцем вручил повод своего коня Астару, пообещав себе никогда больше не садиться на лошадь. Хотя бы сегодня не садиться. Князь понимал, что золотые шпоры и звание рыцаря всё равно вынудят его освоить седло, как средство передвижения, но на сегодня он по горло был уже сыт верховой ездой. Когда-нибудь потом – обязательно, и с радостью, но на сегодня – всё.
       Бальсар остался у Аквиннарских ворот в ожидании стройматериалов и рабочей силы, обещанной Василием: на строительстве король решил использовать свободных от несения службы солдат и служек Храмов, если сможет договориться со служителями.
       Маленький отряд неторопливо цокал копытами по мощеным улицам Скироны – окровавленный снег убрали вместе с трупами, и возницы саней добирались до места окольными путями, где не было боёв, и наезженный снег не был тронут. Редко, кто решался, из нужды или лени, въехать на расчищенные улицы и тащиться по ним, сопровождаемый диким писком и скрежетом оббитых железом полозьев.
       Король вполголоса разговаривал со своими спутниками, довольный, не меньше Крейна, что барон не сопровождает их.
       – Ваше задание, Астар, связано напрямую с вашим происхождением. Кстати, объясните мне, почему министрами Двора в Соргоне так легко становятся недворяне. В Раттанаре – Морон, здесь – вы, Астар. Какой тут скрывается секрет?
       – Нет никакого секрета, Ваше Величество. Министр Двора, по сути, должность главного лакея королевства. Министр Морон прошёл весь путь по прямой, я – с зигзагами. Для барона такая должность несовместима с его амбицией: многие бароны даже короля не считают ровней себе и смиряются с его существованием вынуждено, так как не в силах изменить что-либо. Нетитулованные дворяне, особенно из обедневших, с радостью согласились бы на этот пост, но все они – члены баронских семейств, и им просто не позволят. Я говорю о нашем королевстве, Ваше Величество. В других всё может быть иначе. Хотя бароны, по-моему, везде одинаковы.
       – Я не согласен с вами, Астар, – Готам ехал с другой стороны от короля, и ему приходилось говорить громко, – Бароны, как и все люди – разные. Титул не делает человека исключительным. Мы – бароны по воле случая. Мой предок, первый Готам, оказался чуть проворнее вашего, и я родился в замке, а не в крестьянском доме. Могло быть всё наоборот, будь ваш предок более жаден, жесток, хитёр или – владей он мечом лучше моего...
       Готам не договорил – дорогу всадникам заступили горожане. Барон потянул из ножен меч, но Василий сказал:
       – Не стоит.
       Астар и раттанарцы не предприняли ничего, ожидая королевской команды.
       Из толпы вышел плотный краснощёкий старик и вежливо, но с достоинством, поклонился. Белым облаком качнулись его волосы, и король снова подумал: «Да, седеют они благородно. Мне бы так...»
       «– И что? Вы моложе от этого не станете, сир. Так какая разница?»
       – Рад видеть Вас, Ваше Величество, – голос старика был звонок и хорошо слышен над затаившейся в тишине улицей.
       – Рад видеть вас, почтенный. Какая нужда заставила вас стать на дороге у короля?
       – Я понимаю, что мой поступок невежлив и противоречит этикету, но именно нужда, как Вы верно заметили, Ваше Величество, заставила меня на него решиться.
       Король ничего не ответил, и старик, после небольшой паузы, продолжил:
       – Мы не можем выполнить Ваше желание, Ваше Величество. Не гневайтесь, но это – не в наших силах, – старик снова замолчал, и Василий решил его поторопить:
       – Я не могу целый день ждать окончания вашей речи – у меня дела, знаете ли...
       – Мы не можем повесить пленных разбойников, Ваше Величество. Не заставляйте нас.
       – Я не заставляю вас никого вешать: разбойники указом отданы на ваш суд, и в нём не сказано, как следует поступить с преступниками.
       – Служитель Бушир объяснил нам, что Вы, Ваше Величество, желали бы видеть их повешенными...
       – Служителю Буширу я высказал предпочтение видеть преступников повешенными, а не разорванными на куски. Только в этом смысле, и не более того. Я не стал бы заставлять горожан делать то, чего не решился сделать сам...
       «– Да Вы, никак, оправдываетесь, сир?! Вот новость!»
       – Ваше Величество, мы знаем, что они заслужили смерть. Но никто из нас не желает браться за работу палача. Даже родственники погибших детей и женщин. Если бы в бою – другое дело. А так, пленных и раненых, мы не можем...
       – Что же решили горожане? Как вы поступите?
       – Мы заставим их похоронить погибших от их рук и выгоним из города. Таково решение горожан, Ваше Величество.
       – Скирона – красивый город, и трупы на фонарных столбах испортят его внешность. Да и благородным скиронцам незачем становиться убийцами. Я принимаю ваше решение, но с одним условием: осуждённые не должны путаться у меня под ногами во время завтрашнего боя.
       – Нам самим, Ваше Величество, не доставляет удовольствия видеть их рожи. Похороны состоятся сегодня...
       – Земля пухом вашим близким, скиронцы! Дорогу мне, если это – всё! Я спешу...
 
       2.

       – Та деревенька – баронская? – Василий вернулся к разговору о задании Астара, едва отъехали от молчаливых горожан. Странно, но все появления на публике и публичные выступления короля сопровождались настороженной тишиной...
       «– Можно подумать, что Вы, сир, уже год колесите по Скироне, и с Вами никто ещё слова не сказал. Вы, пока что, проехались по городу один раз: туда и обратно. Никто Вас здесь не знает, и не знает – чего от Вас ждать. От Вас, короля, прежде всего, раттанарского, к тому же ещё и иномирца. Люди приглядываются, прислушиваются, пытаются понять. Вид у Вас, сир, слишком обыденный. Некоролевский какой-то: ни тебе важности, ни осанки. Внешне Вы – не богатырь, хотя, благодаря моим стараниям, и не хлюпик. Вчерашние Ваши подвиги ещё не сделали Вас своим в Соргоне. Погодите, слёзы умиления на глазах Ваших подданных, Ваша немеркнущая слава, восторги, крики восхищения – всё это впереди, и в таком количестве, что даже надоест».
       «– Мне уже надоело, после твоего описания, Капа. Дай ты мне поговорить с кем-то, кроме тебя».
       – Вы о той, Ваше Величество, что справа, за ложбиной? Та деревенька на королевских землях, называется Вишенки...
       – Как-как?!
       – Вишенки, Ваше Величество. Это дерево такое, фруктовое...
       – Да знаю я! – Василий вдруг почувствовал в Соргоне что-то родное, близкое: название деревеньки было по-домашнему уютным, и откуда-то пахнуло вишнёвым ароматом и защемило сердце тихой грустью, – Вишенки, говорите, Астар? Такое название может дать только счастливый человек и от большой любви к дому, к земле, на которой живёт. Значит, Вишенки... Слушайте меня внимательно, господа. Вот что вам следует сделать, – король стал рассказывать свой хитроумный план первого боя, сопровождаемый непрошенными комментариями Капы:
       «– Афёра, сир. Чистейшая афера. Другими словами – авантюризьм, – вставленный, не без издёвки, в это слово мягкий знак взбесил Василия, но он сдержался, – Авантюризьм», – смакуя, повторила хрустальная мучительница, не дождавшись достойного ответа.
       Готам и Астар, если и были того же мнения, то ничем не проявили этого, согласно кивая словам короля.
       – Вопросы есть? Может, что-то неясно?
       – Нет, Ваше Величество.
       – Всё ясно, Ваше Величество.
       Лошади остановились и, переминаясь, ждали, когда заговорившиеся собеседники покинут, наконец, сёдла: за разговором проехали мимо дворца и были уже во дворе конюшни.
       Василий спешился и направился, было, во дворец, когда лёгкий толчок в спину остановил его. Король услышал шумное дыхание, и крупные лошадиные зубы легонько куснули его за правое ухо.
       – Фр-р-р, – сказали за спиной, – Фр-р-р!
       Обернувшись, Василий уткнулся в довольную морду дымчатого жеребца в белых носочках.
       – А, Гром! Как дела, дружище? Уже не хромаешь?
       Жеребец, будто поняв смысл вопроса, поднял переднюю ногу, демонстрируя новую подкову.
       – Да ты совсем молодец! Тогда и тебе найдётся дело. Астар, возьмите его с собой. Не подведёшь меня, Гром? Нет?
       Жеребец, задравши изящную, красивой формы, голову, радостно заржал.
       – Верю-верю! Не подведёшь!
       – Не слишком ли велик риск, Ваше Величество? В конюшне полно хорошо обученных лошадей. Этот – ещё новичок, Ваше Величество.
       – Он на редкость умён, Астар. Почему-то я уверен, что Гром справится. Может, это звучит несколько странно, но я верю этому коню. Верю!

       3.

       – Дорогой барон, вам некоторое время придётся мириться с этим глупейшим положением. Потерпите несколько дней. Ничего, что министр вы – временно, и что чином – всего лишь сержант. Завтрашний бой покажет ваши способности, а присяга ваших баронов даст мне возможность наградить вас соответственно. Авторитет должен быть не у вашего чина, а у вас самого. Чтобы вывести завтра на поле боя три тысячи городских стражей достаточно и министерского, пусть временного, поста.
       – Ваше Величество, Вы меня неверно поняли: я не собираюсь выпрашивать у Вас ни постов, ни чинов. Я всего лишь выразил сомнение, что моего авторитета хватит, чтобы удержать в повиновении этих солдат, испорченных поборами и взятками.
       – Я ставлю вас на самый опасный участок, Готам. Из всех имеющихся у меня солдат вы – самый опытный. Держитесь, сколько сможете. Потом отходите к кургану. Я и не надеюсь, что городские стражи устоят. Маски тоже будут рассчитывать на их неопытность и трусость. Мне нужно, чтобы к кургану где-нибудь да прорвались. Мой план не сработает, если лысые не прорвутся.
       – Ваше Величество, поверьте, я знаю, что говорю. Я не уверен, что смогу удержать стражей на позиции. Но что не смогу организованно отступить с ними к кургану – не сомневаюсь. Их либо держать на месте, либо они побегут без оглядки, и все будут вырезаны...
       Военный диспут был прерван тяжёлым топотом и звоном на Дворцовой площади.
       Топ, топ-динь! Топ, топ-динь! Топ, топ-динь!
       Василий глянул в окно. Готам тоже не усидел – прилип к окну кабинета.
       На Дворцовую площадь вошла небольшая (не более трёхсот гномов) колонна закованных в железо воинов. Шли они по пяти в ряд, в переднем ряду – белое знамя на высоком древке.
Ветром шевельнуло полотнище, и Василий увидел герб первого соргонского рыцаря: наковальню и скрещенные возле неё топор и молот.
       Гномы шли ровным, размеренным шагом и под каждый шаг с левой ноги правой рукой дружно били по металлической пластине, закрепленной на левом плече:
       Топ, топ-динь! Топ, топ-динь! Топ, топ-динь!
       Эрин важно ступал впереди своего воинства, уже равнодушно принимая восторги толпы, повалившей за гномами на площадь.
       – Внушительный вид у этого отряда, вы не находите, Готам?
       – Первый раз вижу марширующих гномов, Ваше Величество. Какая сила! Какая выучка! А, ведь, они, в отличие от людей даже на побережье не участвовали в стычках.
       – Что вас удивляет, министр? Как я понял, над ними постоянно нависает угроза полного уничтожения. Или вы считаете, что люди для них не опасны?
       – Мне трудно судить, Ваше Величество. Знания гномов о металлах обширнее человеческих, и за это их не любят. Но уничтожение?! Не знаю, Ваше Величество, не знаю.
       Король с министром понаблюдали некоторое время за действиями гномов, результатом которых стал уход большей части отряда в сопровождении обоза из десятков пяти саней.
       «На позицию ушли. На санях и палатки, и стройматериал. Молодец Эрин, быстро работает!»
       «– Да, сир, курган лысым не взять».
       «– Капа, а погоду ты не предсказываешь?»
       «– Я же не бюро прогнозов, сир!»
       «– Жаль. А если бы ещё по заказу и делать её могла! Вот, когда тебе не было бы цены, дорогая».
       «– Мне и так нет цены, – обиделась, наконец, Капа, – А зачем Вам, сир?»
       «– А говоришь, что все мои мысли слышишь. Мне нужен снег ночью, Моё Величество. Иначе «авантюризьм» не сработает. До чего же здесь звёздные ночи, аж плакать с досады хочется».
       «– Вы – и плакать? Не верю, сир, не верю».
       – Вот Ваш шлем, сир, – вошедший Эрин положил перед Василием украшенный белым плюмажем шлем, – У меня уже три с половиной сотни солдат, но пока – это всё. Я не нужен Вам здесь? Если нет – то поеду на помощь Бальсару. Да, сир, мои ребята, что стоят на входных дверях, говорят, что за Вами присылали из Баронского Совета. Раз пять или шесть присылали. Но это были не бароны, и мои их не пустили!
       – Без Крейна бароны совсем обнаглели. Разрешите, я схожу, разберусь, Ваше Величество?
       – Не надо. Готам. Попросим сэра Эрина узнать, в чём там дело. Вы сможете, князь, дипломатично уладить недоразумения с Советом?
       – Запросто, сир. Я буду улыбаться во время разговора с ними, чтобы не подумали, что я грублю. Нет никого, более подходящего для переговоров, чем весёлый гном. Вряд ли на меня кто-нибудь сможет пожаловаться! Я быстро, сир.
       – Я тоже, почему-то, уверен, что на сэра Эрина некому будет жаловаться, Ваше Величество. Он не допустит подобного исхода.
       Готам и король захохотали, глядя в окно на важно пересекающего площадь Эрина.
       – Мне жаль этих заносчивых ослов, Ваше Величество.
       Король кивнул, соглашаясь.

       4.

       Зал Совета встретил Эрина громкими криками: скандал был в самом разгаре, и гном, с довольной улыбкой и надеждой на добрую потасовку, переступил порог.
       Бароны кричали все одновременно: кто – с места, кто – бегая по залу. Крики, похоже, не имели адресата или же предназначались высшим силам, и Эрин не замедлил отнести их на свой счёт – надо же было с чего-то начинать дипломатическую миссию.
       Отметив, что единственный, кто не орёт в воздух, а ожесточенно отругивается от наседающих на него Пондо и трёх, не известных Эрину, баронов – это красный от возмущения Кайкос, гном взревел, перекрывая шум зала:
       – Базарные торговки ведут себя приличнее, чем вы, господа бароны. Стыдно для дворян. Барон Кайкос, вам надлежит явиться во дворец в распоряжение лейтенанта Дамана. Он укажет место для вашей дружины в завтрашнем бою. Идите сейчас, пока лейтенант во дворце. Остальных попрошу успокоиться и сесть по местам.
       Шум усилился.
       Кайкос вырвался из окружения своих оппонентов и стал около гнома с намерением оказать ему помощь при необходимости.
       – Идите, барон, не задерживайтесь. Я – справлюсь.
       В сомнении пожав плечами, Кайкос вышел.
       Эрин подождал, подождал – тишина не наступала.
       Перехватив половчее топор, гном подошёл к пяти креслам советников у подножия трона и одним размашистым ударом снёс все пять спинок разом. Обломки кресел упали на пол в полной тишине.
       Затем гном поманил пальцем Пондо. Тот не заметил, а, усевшись на ближайшее свободное место, стал высматривать в окне нечто интересное.
       Гном махнул топором ещё раз, обратив в дрова остатки кресел.
       – И как это понимать? – прозвучало из зала. Кто говорил, Эрин не рассмотрел.
       – Хорошо, что вы спросили, господа, а то я всё не знал, как мне начать. Это значит, что каждый из вас, прежде, чем попытается повести себя невежливо по отношению к Василию Раттанарскому, пусть вспомнит эти кресла. Королю не до ваших вздорных выходок – он занят выполнением ваших обязанностей. А я – не спущу. Надеюсь, у вас есть наследники, у всех есть?
       – Нечего нас запугивать!
       – Я не запугиваю: напугать можно только умного. Я вас предупреждаю.
       – Вы так же грубы, как и ваш хозяин...
       – Хозяин?! Василий Раттанарский – мой король, на время действия моей присяги, то есть – до конца войны. После этого я волен поступать, как мне вздумается. Хозяин, скорее, Разрушитель. Если бы не портили вы свои нервы и здоровье, сидя в этой мышеловке, – гном обвёл руками зал, – то смогли бы посмотреть на пустоголовых слуг этого хозяина. Может, хоть их вид помог бы вам определиться, на чьей стороне быть. Вы же предпочитаете бегство: вчера не было и половины Совета. Сегодня – чуть больше половины вчерашнего. Это – не та война, когда можно отсидеться в родовом замке. С вами или без вас, но Скиронара Разрушитель не получит. Народ пойдёт за королём, а вы... Впрочем, это ваше дело. На опустевшие поместья всегда найдутся желающие...
       – Король сам отталкивает нас. Он выгнал вчера барона Пондо, ещё и обругал при этом...
       – Как?! Барон Пондо, вы не объясняли Совету свои вчерашние злоключения? Видите ли, господа, барон Пондо стал выговаривать королю за вмешательство в дела Скиронара. Королю, только что вернувшемуся с поля боя, на котором ни одного из вас, почему-то, не было. Да подобного обращения не выдержал бы никто, тем более – не король. Должен сказать, барон, что король очень страдает оттого, что назвал вас скотиной. Он готов принести извинения при первом же удобном случае... Как только увидит где-нибудь корову, тут же извинится перед ней, что сравнил её с вами, Пондо...
       Дружный хохот заглушил дальнейшие слова Эрина.
       Пондо выбежал из зала, стараясь не приближаться к весёлому гному: Эрин сдержал слово, данное королю, и старательно улыбался всё время разговора.

       5.

       Василий поторопился с проверкой строящихся укреплений. Он спешил проехать по городу засветло, чтобы показать свой новый шлем с белым гребнем, и потому держал шлем в руках всё время поездки до городских ворот.
       Поездка и на этот раз не обошлась без неожиданности: дорогу королю опять заступил тот же самый старик.
       – Вы мечтаете стать моим самым кошмарным сном, почтенный? – король позволил себе съехидничать, – Или у вас снова – нужда?
       – Простите, Ваше Величество, но жители Скироны желают знать, чем они могут быть Вам полезны в завтрашней битве? Все мужчины готовы, по Вашему зову, идти сражаться.
       – Как ваше имя, почтенный? Королю полезно знать своих постоянных собеседников.
       – Меня называют «старый Чхоган», Ваше Величество. Если позвать просто – Чхоган, я тоже отзовусь.
       – Будем знакомы, мастер Чхоган. Я не ошибся, вы, ведь, мастер?
       – Я был лучшим ковроделом Скироны, и во дворце – немало ковров моей работы... Но... Возраст, Ваше Величество... Сейчас я – просто старый владелец ковровой мастерской...
       – Надеюсь, что ваша мастерская до сих пор – лучшая в Скироне. Что же касается помощи... В этой войне любая помощь хороша, но пользоваться ею надо осторожно. На поле боя необученные горожане только увеличат число павших, а времени учить вас – у меня нет. Тех, кто владеет боевым оружием, отберёт служитель Бушир в свой отряд. Остальные тоже будут мне полезны, но здесь, в городе. Я, мастер Чхоган, должен быть уверен, что в городе не сменится власть, пока мы будем выщипывать перья из Разрушителя под его стенами. Если горожане возьмут в свои руки охрану улиц и крепостной стены – это будет очень действенной помощью и мне, и Соргону. К тому же, будет много раненых. Да и убитых подобрать тоже кому-то надо. Могут ли горожане заняться этими делами, мастер, под вашим, разумеется, руководством?
       – Мы сделаем всё, что в наших силах, Ваше Величество. А Вы..? Сможете ли Вы победить, Ваше Величество?
       – Я сделаю всё, что в моих силах, мастер Чхоган. Только бы погода не подвела!
       – Ночью будет снег, Ваше Величество. Имейте это в виду.
       – Вы не ошибаетесь, мастер?
       – Я – старик, Ваше Величество. Бывает, и ошибаюсь. Но мой ревматизм с тех пор, как выбрал мои суставы для проживания, ещё ни разу не подвёл меня, предрекая изменение погоды. А какого же изменения можно ждать в солнечный зимний день, если не снегопада?
       – Спасибо за предупреждение и обещание помочь, мастер. Надеюсь, мне не придётся стыдливо отводить глаза при виде ковров вашей работы, и узор проведенного мной сражения будет не менее красив, чем узоры ваших изделий...
       «– Какой слог, сир. Вам бы книги писать! И зачем Вы тратите талант впустую, изображая короля?»
       «– Ты слышала, Капа – будет снег! Все боги Соргона стали на мою сторону! Какая жалость, что я не верю в богов...»
       «– Ваша самонадеянность, сир, не знает меры. Если мне не изменяет память, то это Вас поставили на сторону богов Соргона и всего прочего его населения. А верите Вы или нет – значения не имеет, пока Вы делаете то, для чего призваны».
       «– Нет, ты какая-то явно ущербная. Ни радости, ни сопереживания радующемуся. Только бы зудеть, зудеть и зудеть. Неужели ты не понимаешь, что завтрашняя победа...»
       «– ...Ваш экзамен на короля и полководца. Понимаю, не дура же, в конце концов».

       6.

       – Рад видеть, что хоть один барон вместо болтовни занят делом, – Василий остановился рядом с Кайкосом, – Сколько вы привели людей, барон?
       – Сто пятьдесят всадников, как и обещал, Ваше Величество, – Кайкос выпрямился, вытирая мокрую руку о плащ: пробовал, не схватилась ли вода в бочонке, – Медленно замерзает...
       – А вы, барон, прикажите добавлять туда снега – дело пойдёт быстрее. Где Даман, не видели?
       – Выехал с разведкой по Аквиннарской дороге, Ваше Величество. Скажите, это правда, что Вы отказались от помощи других баронов?
       – Кроме вас, барон, мне никто её пока что не предлагал. Поэтому я вправе сомневаться в искренности этих предложений, когда они поступят.
       – Но многие выразили желание сражаться...
       – За эти два дня бароны выразили столько желаний, пожеланий, хотений и недовольства, что... Их судьба, пока что, резерв. Кто долго думает и рассчитывает, никогда не добивается славы – просто не успевает за ней. Бальсар, идите сюда! Смотрите, маг, там, где в первый ряд ставят бочонок с замёрзшей водой, вернее, уже со льдом, не удаётся закрепить наружную доску стены: гвоздь или гнётся, или не держится в раскрошенном льду. Прикажите на все места креплений ставить сосуды с водой. Только добавляйте в них снега – быстрее схватится. И гвоздь, вмороженный в сосуд, будет отлично держаться. Как дела у сэра Эрина?
       – С курганом он ещё ждёт, а стена... Вы там не были, сир?
       – Я только подъехал. Что-то не получается?
       – Это надо видеть. Гномов меньше, чем людей в любом другом отряде, но они почти закончили укрепление. Свой участок, я имею в виду. А всякие хитрости монтировать не спешат, хотят сохранить тайну. А как тут её сохранишь? – Бальсар кивнул на хорошо различимую городскую стену, густо усыпанную зрителями. Среди множества людей на крепостной стене король увидел группу щегольски разодетых франтов.
       – Никак, бароны заявились поглазеть на ненормального короля? – Василий переложил шлем так, чтобы его без особого труда различили со стены, – В эту ночь верный человек пообещал мне снег, так что Эрин правильно ждёт. Сколько-то секретов нам иметь не помешает. Вы осмотрели крепостные ворота? Как, сможете?
       – Смогу, если меня закроют на некоторое время. Иначе скандала не избежать.
       – Нам не скандал страшен – огласка. До времени никто не должен знать о внесенных вами улучшениях в запоры ворот. Вдруг задумаются, а то и догадаются. А этого никак нельзя – больно будет.
       – Не люблю я, когда больно, сир...
       – Не только вам, дорогой маг, будет больно. Всем нам. Что случилось, Готам?
       – Посмотрите, Ваше Величество, в поле, за укрепления.
       Все трое с трудом пробрались через беспорядок начатого городскими стражами строительства и увидели забавную сцену: не менее двух сотен человек стояло перед позицией на коленях или сидело на корточках, а несколько верховых, среди которых король узнал Дамана, пытались отогнать их дальше в поле. Когда всадник очень уж сильно наезжал на кого-то из этих сидячих демонстрантов, столь неожиданных в Соргоне, тот просто переходил на другое место поблизости и там принимал прежнюю позу. Ругань лейтенанта и его солдат не производила и вовсе никакого действия на упрямцев.
       – Как называется ваша игра, лейтенант?
       Увидев сверкание Короны, все, сидящие на корточках, тут же стали на колени, как и их товарищи. Лейтенант бессильно развёл руками – ничего, мол, сделать не могу.
       – Столько народу и все – глухонемые? Я жду объяснений!
       Заговорил человек неопределённого, из-за чёрной щетины, возраста:
       – Я могу объяснить, Ваше Величество, что здесь происходит, – голос был густой, низкий, и казалось, что не слова срываются с губ говорящего, а речь его кусками выпадает изо рта, – Моё имя – Котах. Я тот самый Котах-разбойник, которого знают все...
       – Мне неизвестно ваше имя. Кому-нибудь из вас, господа, оно известно?
       – Я слышал что-то такое, – Даман мучительно напряг память, – Вроде грабит только мужчин, и всё с какой-то смешной изюминкой, не просто так. Убийств, говорили, за ним не водилось – дальше избиения он не заходил. Больше ничего не упомню – года два о нём слышно не было.
       – Благодарю, лейтенант, за благоприятный отзыв обо мне. Крови на моих руках и сейчас нет, но она у меня на совести: я из тех, кого сегодня не смогли повесить эти жалостливые горожане. Нам посулили золотые горы в скиронских Храмах, но об убийствах и речи не было. Тем более женщин и детей. Я чувствую себя обманутым лживыми посулами и желаю отомстить тем, кто меня втянул в это грязное дело.
       – Разве тебя привели в Скирону насильно? Или на площадь перед одним из Храмов тебя волокли на верёвке? Не лжёшь ли ты сам, пытаясь выказать себя невинной жертвой чужого коварства? Идти грабить столичный Храм целой армией и верить, что всё обойдётся без крови? Ты же не ребёнок, Котах.
       – Ваше Величество, пока не началась вся эта ерундовина на площадях, вся моя армия состояла из двадцати моих людей, с которыми я трудился на дорогах Соргона. И ни один из нас не предполагал ни такого количества участников, ни такого способа действий. Все мои люди были рядом со мной, и ни один из них не убивал, Ваше Величество. Нас так и взяли, всех вместе, и никто из нас даже не обнажил меча. Мы и сейчас все здесь, но безоружные.
       – И какой же процент от суммы награбленного вы собираетесь мне выплачивать, если я вооружу вас?
       – Мы не просим вооружать нас для большой дороги, Ваше Величество. Умоляю Вас не смеяться над нами. Мы просим дать нам мечи и указать место в завтрашнем бою. Это единственная милость, о которой мы просим Вас, Ваше Величество. Вы не знаете, что у нас здесь после этих похорон, – Котах постучал кулаком в широкую гулкую грудь, – Нет, не знаете...
       Из глаз разбойника потекли слёзы.
       – А ты, Котах, знаешь, что у меня здесь? – король тоже постучал кулаком по груди, – И не только из-за похорон. И не у одного меня. У него, у него и у него тоже, – Василий показал на своих спутников, – И что там будет, когда всё это кончится. Может, нам всем всплакнуть вместе с тобой? А? Что скажешь?
       Котах вытер слёзы и с отчаянием посмотрел на короля:
       – За слёзы простите меня, Ваше Величество. Это слёзы бессилия. Если Вы нам откажете, мне останется только повеситься самому – я не смогу жить с таким грузом на совести.
       – Раз у тебя есть совесть и на ней есть груз – ты будешь носить его всю жизнь. И что бы ты не сделал, этот груз не станет меньше – уменьшить его невозможно, как невозможно вернуть к жизни похороненных тобой людей.
       – Пусть так, Ваше Величество! Но, сражаясь на Вашей стороне, я не увеличу его. И, может быть, прежде, чем умру, спасу чью-то жизнь, и Поводырь, определяя моё место в том мире, куда уходим мы все, не осудит меня так же строго, как осудили люди. Дайте нам мечи, Ваше Величество, и, клянусь, Вы никогда не пожалеете об этом.
       «– Капа, что ты слышишь от них?»
       «– Я ещё не очень хорошо разбираюсь в тонкостях человеческих чувств, но, по-моему, это – надежда, сир».
       – Как получилось, Котах, что ты не знал о том, сколько вас собралось для грабежа Храмов?
       – Я со своими людьми жил у знакового скупщика краденого...
       – Вчера, на допросах, никто из вас не назвал адреса, по которому жил в Скироне. Вы получите оружие и место в бою, когда укажете, где укрывались до нападения. Я не желаю повторения вчерашнего: пока мы будем сражаться, город останется беззащитным. Лейтенант Даман, вы со своими солдатами проверьте все указанные адреса. Окажут сопротивление – пленных не берите. Нам негде их держать и охранять некому. Этим – выдайте из дворцового арсенала оружие и доспехи. С пополнением вас, барон Готам.


       ГЛАВА СЕДЬМАЯ

       I.

       Ревматизм Чхогана доказал, что достоин доверия короля: с полуночи звёздное небо затянуло тучами и пошёл снег. Капа тут же потребовала возвести ревматизм старого ковродела в дворянство:
       «– Старик, сир, и сам признавался, что допускает ошибки. Ему среди элиты королевства делать нечего. А вот его ревматизм, который не лжёт, как и соргонские короли, вполне достоин герба и чина министра погоды...»
       «– Не чина, Капа, поста!»
       «– Вам виднее, сир, чего достоин этот восхитительный ревматизм. Вы всё же, король, как-никак».
       «– Если бы у меня был злейший враг, Капа, а у тебя – человеческое тело, я сделал бы всё возможное, чтобы женить его на тебе. Никакая другая месть не может сравниться с совместным с тобой существованием...»
       «– Не пойду я за Разрушителя: мне не нравится, что он без лица».
       «– Не перебивай короля!»
       «– Слушаюсь, сир».
       «– Ты сама, как Разрушитель – у меня от тебя мозги плавятся!»
       «– Слышала уже. Старо. И, вообще, нашли с кем меня сравнивать, сир! Раз так, то я с Вами больше не разговариваю...»
       «– Опять? А меньше?»
       «– Что – меньше, сир?»
       «– Меньше – разговариваешь?»
       «– И меньше – не разговариваю».
       «– Значит, придётся мне выслушивать каждый день по столько же. О соргонские боги, если вы есть, дайте мне сил выдержать это...»
       «– Охота Вам, сир, в палатке мёрзнуть. Могли бы и во дворце переночевать...»
       «– Опять перебиваешь?»
       «– Если я буду молчать, то Вы не узнаете, что к Вам кто-то идёт».
       Король прислушался, но различил шаги уже у самого входа. Раньше их заглушал вой поднявшегося ветра. Вот и ветер поспешил на помощь королю: заметёт все следы, заровняет. И снег лишний с поля сдует – тоже хорошо.
       – Кто там? Войдите!
       – Это я, Ваше Величество, – в шатёр вошёл Готам, – Прибыла моя дружина. Остальные будут на месте через два часа.
       – Успеют ли, барон? Хоть бы метель не кончилась раньше. Ветер – и хорошо, и плохо. Не разогнал бы тучи до утра. От Дамана ничего не было?
       – Он не начнёт, пока все адреса не окружит. Подождём, недолго уже.
       – Что Бальсар?
       – Спит у сэра Эрина. Гном всё ещё возится со своими железяками. Барон Брашер с раттанарцами – на кургане...
       – Их я слышу, Готам. Бушир чем занят?
       – Стережёт дорогу с цветной сотней. Мои дружинники передохнут и сменят его.
       – Ваши, пускай, отдыхают до утра. Цветных сменит Кайкос. Кроме постов – всех в тепло. Палаток хватает?
       – Да, Ваше Величество. Всё сделано, как Вы приказали. И тепло для всех, и горячая пища, и горячее вино...
       – Не перепоим солдат-то перед боем?
       – За этим строго следят капралы и сержанты. Да и мы глаз не спускаем. Пьяных не будет, Ваше Величество.
       – Как же это трудно, барон – ждать, когда всё почти готово. Ждать, не зная, сработает или нет.
       «– Я и говорю – чистейший авантюризьм, сир. Чистейший!»

       2.

       Барон Крейн топтался на крепостной стене, поглядывая между зубцами на расположение войск Василия. Ему не давали покоя сомнения, что планы короля совсем не так просты, как это кажется с первого взгляда.
       Что-то не увязывалось, выпирало из образа соргонских королей, который сложился у барона за годы дворцовых и политических интриг. Приходилось с удивлением признать, что Василий не походил ни на короля Шиллука (которого Крейн знал много лет, и характер которого не представлял для барона ни малейшей тайны), ни на других королей, с которыми приходилось сталкиваться Крейну время от времени.
       В отличие от них, и поведение, и слова Василия оставляли впечатление о какой-то двойственности, неоднозначности. Так мог вести себя и так говорить свой брат – погрязший в интригах придворный. Нет, Василий не лгал – короли не лгут – но чем-то постоянно вызывал у Крейна предчувствие обмана, совершающегося уже или грядущего.
       Демонстративное выпячивание своей особы делало, в глазах Крейна, из короля не живца для ловли Разрушителя, а блесну – яркую обманку, за которой ничего, кроме смертельного крючка, нет. Вот оно – блесна.
       Крейн посмотрел на вершину кургана, где, сверкая Хрустальной Короной и не выпуская из рук шлема с белым гребнем, восседал на троне, перенесенном сюда из зала Совета, король Василий Раттанарский. Восседал этот неправильный для Соргона король, давший два указания Крейну на предстоящую битву, два указания, ничего не разъяснившие в задаче резерва, которым он, Крейн, командовал.
       Первое, дословно, звучало так: «– Барон, будьте готовы к атаке, когда увидите, что я снял во время боя шлем. Только тогда и ни мгновением раньше».
       Указание, что и говорить, доступное для понимания любому дураку.
       Только вот разница между «быть готовым» и «атаковать» – очень велика. Когда же атаковать резерву?
       Второе указание было таким же понятным и простым, как и первое: «– Я оставляю вам в помощь, барон, мага Бальсара. Можете быть уверены – он меня не подведёт».
Сомнений в том, что маг не подведёт короля, у барона не было ни малейших. Но в чём же заключалась его помощь барону? Какую пользу мог принести Крейну Бальсар, если он пришёл из лагеря короля пешком? Не пешком же он пойдёт в атаку вместе с ним, Крейном, и тремя тысячами баронских конных дружинников?
       Впрочем, первую помощь Бальсар уже Крейну оказал, поссорив его с другими баронами. Ссора возникла, когда маг развернул дружинников Крейна, стоявших перед воротами первыми, лицом навстречу остальным дружинам, пояснив это коротко:
       – Чтобы горячие головы не кинулись в атаку раньше сигнала. Приказ короля.
       Крейн скрипнул зубами и подчинился: кто их знает, этих королевских фаворитов, какую пакость они способны устроить обидчику?
       Сейчас на стене собрались все командиры резерва, обмениваясь недовольными взглядами и тихо бормоча проклятия то ли на голову Крейна, то ли короля, то ли этого наглого мага, которому, зачем-то, ещё понадобилось проверять, как закрыты ворота.
       Возмущение баронов королём возросло, когда прибыл с дружиной Пондо, первейший крикун и смутьян, но неорганизованный настолько, что мог, как говорили в Скироне, опоздать на собственные похороны.
       – Господа, – завопил он, едва появившись на стене, – Знаете ли вы, что по приказу короля наш Готам арестовал вчера семерых из нас?
       Бароны тут же потребовали объяснений от Крейна. Но что мог ответить Крейн, если сам впервые услышал об этом?
       – Успокоитесь, господа бароны, – выручил его подошедший Бальсар, – Я не стал бы называть это арестом. Король, всего лишь, принял предупредительные меры. Дело в том, что у этих баронов, – маг перечислил имена, – не оказалось здесь, в городе, их дружин. Если их не окажется и в рядах нашего врага, после боя все будут отпущены, с соответственными извинениями, разумеется.
       При этих словах все посмотрели на короля.
       Василий ёрзал на троне, не умея найти удобного положения. Больше всего досаждал ему шлем, которому никак не находилось места ни на коленях короля, ни в его руках. Наконец, раздосадованный монарх надел его на голову, тем самым освободив себе руки. Но и это не успокоило Василия. По приказу неугомонного короля Брашер принёс на курган знамя Раттанара, которое всего несколько дней назад развевалось над посольством.
       Это было мирное знамя – медведь на нём с аппетитом уплетал свою малину, или что там у него было.
       После объявления Василием войны это знамя выглядело ни к месту в боевых порядках армии. Коротко поспорив с Брашером, король потянулся к древку знамени. Деталей происходящего никто из баронов не разглядел – из-за отдалённости кургана, но изменения на знамени увидели все: добродушный медведь переменил позу. Он кинулся в атаку на невидимого, находящегося где-то за пределами знамени, врага. И свирепый медвежий рык заставил обернуться к кургану всех, стоящих на позициях, солдат.
       Только после этого король устроился на троне и попытался снять шлем. Брашер, как догадались бароны по жестам и взмахам раттанарского посланника в сторону крепостной стены, остановил короля, напомнив, что снятый шлем – сигнал для резерва.
       Король не стал настаивать на своём и, откинувшись на высокую спинку трона, похоже, задремал.
       Зная об установленном самим Василием сигнале, бароны с радостью встретили конфуз короля и на время забыли о ссоре.
       Крейн продолжал обдумывать посетившую его идею с блесной, пытаясь понять, чем же она так привлекательна. Оглядывая позиции королевских войск, барон отметил, что теперь над ними развеваются три знамени: раттанарское – на кургане, рыцарское, с гербом сэра Эрина, над гномами, и полосато-пёстрое, как матрац дальтоника – над цветными добровольцами Бушира.
       Поведение раттанарского короля казалось Крейну всё более странным. Зачем Василию понадобилось переделывать знамя на глазах у всех? Почему он не сделал этого раньше? Забыл? Зачем потребовал приметный шлем и зачем приволок на курган трон?
       Каждая мелочь подчёркивала, что на кургане, в гномьих доспехах, находится король. Но это же и так всем известно! Зачем же доказывать снова и снова, что король здесь? Догадка была совсем близка, но всё ещё не давалась.
       Бароны снова оживились, оторвав Крейна от упрямых попыток понять.
       Он посмотрел по направлению протянутой руки Пондо и разглядел у ближайшего, к дороге на Вишенки, стога, мужицкие дровни, на которые бородатый крестьянин накладывал и увязывал вороха сена. Санная неровная полоса протянулась от самой деревни по заметенной ночью дороге, лишь небольшим отрезком пропадая в ложбине. Мужик брал сено – в этом не было ничего необычного.
       Необычное было в том, что к саням неслись во весь опор три раттанарских солдата, как-то оказавшихся за высокой, не ниже четырёх метров, стеной укрепления справа от кургана. Барон быстро отыскал брешь в этой стене: сама дорога, как оказалось, не была перегорожена.
       Злорадный смех скиронской знати был так громок, что Брашер на кургане задёргался, засуетился и, не без колебаний, решился побеспокоить короля. Что и говорить: в гневе Василий был страшен. Судя по всему, за недосмотр досталось и Брашеру, и Бальсару – король многозначительно погрозил кулаком в кольчужной перчатке магу, невозмутимо стоявшему среди хохочущих баронов, и, конечно же, главному виновнику – Эрину, гномы которого и строили это укрепление.
       Эрин растеряно разводил руками, безнадёжно пытался оправдываться, и долго вытирал обильный пот с красного от смущения лица большим и ослепительно белым носовым платком.
       Досталось и ни в чём неповинному крестьянину, которого вместе с санями раттанарцы пригнали к королю для допроса. Что там происходило с крестьянином, видно не было: королевский шатёр закрывало курганом, но того, что перепало мужику, видимо, было с избытком.
       Под хохот и баронов, и самих раттанарцев, один из которых даже вытянул мужика плетью, перепуганный крестьянин погнал сани в Вишенки, роняя плохо увязанное сено, и его кургузая лошадёнка неслась неистовым галопом до самой деревеньки.
       Недовольный король вернулся на вершину кургана и, удобно умостившись на троне, неотрывно смотрел, как быстро закладывают гномы прореху в своём укреплении. Н-да, организация в войсках Василия хромала на обе ноги, поскольку виноваты были оба королевских любимчика: и заносчивый, дерзкий гном, и этот долговязый, с излишне умным видом, не менее наглый маг.

       3.

       Первым тревогу поднял медведь на знамени Раттанара. Рёв зверя стал непрерывным, и знамя заполоскало над курганом, хотя Крейн был готов поклясться, что ветра не было.
       Ненависть, исторгаемая звериной глоткой, выгоняла солдат из тёплых палаток и заставляла их занимать места на позициях и в сёдлах продрогших на морозе коней.
       Глаза потревоженных людей и гномов настороженно вглядывались в оживившуюся Аквиннарскую дорогу. Движение на ней нарастало, приближаясь, и вскоре тёмная река всё ещё плохо различимых фигур хлынула с дороги на снежную равнину перед армией короля Василия, растекаясь в грозное озеро. На дороге осталась конница, не меньше пяти тысяч всадников, на усталых лошадях, но тройной перевес их численности оставлял мало шансов всадникам Дамана. Впрочем, в атаку конница Разрушителя не торопилась.
       Как и предвидел Василий, главный удар должны были нанести пешие оборванцы. Вид этой оборванной, измождённой толпы вместе с ужасом вызывал и отвращение, смешанное с жалостью: как же легко превратить человека в омерзительное животное, всего-навсего лишив его простейшего санитарного ухода.
       Толпа перестраивалась, образуя две колонны – как сразу определили зрители на городской стене, направленные на укрепления Готама и гномов. Цветные добровольцы Бушира оборванцев не заинтересовали, как и конная группа Дамана.
       Крейн взглянул на короля. Тот, по-прежнему, невозмутимо восседал на троне, изредка обращаясь к Брашеру, после чего один из раттанарцев сбегал с кургана и дальше, уже верхом, мчался к Готаму, Буширу или Даману.
       Указания, переданные ими, носили, видимо, ободряющий характер, так как заметных передвижений королевских войск не наблюдалось.
       Можно было бы сказать, что подготовка к сражению проходила в полной тишине, если бы не оглушающий, невыносимый рёв раттанарского медведя. Чем ближе подбегали враги, тем неистовее и злее становился нарисованный или вытканный на знамени зверь.
       Трудно сказать, вселял ли он бодрость в души защитников Скироны, но врагам не было до него никакого дела. Они атаковали равнодушно, словно мимоходом, и это их безразличие и к своей, и к чужой жизни, уже внесло смятение в сердца городских стражей: Крейн видел разозлённого Готама, щедро раздающего затрещины и пинки теряющим мужество бойцам своего отряда. Только центральная группа на его укреплении спокойно готовилась к бою. В городе уже знали, что это изгнанные народом позавчерашние налётчики, и Крейн, в который раз, уткнулся носом в странность короля Василия: как можно было довериться этим бандитам, да ещё и поставить их на самом важном участке обороны?
       Сомнения не покидали барона, и он почувствовал себя глубоко несчастным из-за невозможности покинуть короля без ущерба для своей чести: мешало опрометчиво данное слово, там, у тел Фалька и Кадма. Поймав себя на предательском искушении, Крейн сообразил, как велик риск короля, имеющего в резерве ненадёжные баронские дружины. Даже он, командир резерва, сам не знал, на кого направит свою дружину: на грозный табун оборванцев или на жалкие королевские войска. Желание переметнуться всё сильнее охватывало Крейна и, взглянув на баронов в поисках поддержки своей измене, он наткнулся на насмешливый, всё понимающий взгляд мага.
       Бальсар, едва заметно, отрицательно помотал головой: и не думай, ничего у тебя не выйдет, и барон понял – не выйдет, и покорился, предоставив свою судьбу соргонским богам и удаче Василия.
       С поля, сквозь медвежий рёв, пробился звон стали, и внимание собравшихся на крепостной стене людей полностью поглотила картина начавшегося внизу сражения.

       4.

       Укрепления, вычерченные и выстроенные Бальсаром, имели вид невысокой (два-два с половиной метра) ограды, слепленной из всякого хлама, лишь благодаря воде, снегу и морозу держащегося вместе. За оградой, по широкой насыпи, призванной поставить защитников выше нападающих, четырьмя рядами выстроились солдаты Готама. Возвышаясь – по пояс – над оградой (король сначала пробовал называть её стеной, но, видя несогласие на лицах членов штаба, с ворчанием: «– Зовите хоть забором», примирился со словом «ограда»), возвышаясь по пояс над оградой, защитники легко поражали карабкающихся по телам убитых ранее лысых оборванцев.
       Поражали легко, но остановить их никак не могли: в плотной массе из атакующих не было ни одного просвета, и убитые лысые вскоре стали падать уже под ноги защитникам, путая ряды, и оттесняя их от самой ограды.
       На стыках отрядов король приказал выложить высокие четырёхметровые башни, на которых разместили по горстке лучников с огромным запасом стрел. Но меткая их стрельба не была эффективна. Ни замешательства, ни перестроения не происходило в густой толпе наступающих. Лысые обращали на лучников столько же внимания, сколько уделяли медвежьему рёву.
       Готам быстро выдохся, носясь с фланга на фланг своего отряда и, поняв бесполезность подобных усилий, остановился там, где не думали о бегстве. Там, где остервенело сражались, пытаясь угомонить свою совесть, разбойники, бандиты и прочий сброд под командой хрипящего от ненависти Котаха.
       Центр держался прочно, но фланги готамовского отряда таяли не столько под мечами лысых, сколько от осторожности городских стражей, которые всё в большем и большем количестве сначала бочком, с оглядкой, а затем уже не скрывая ни страха, ни нежелания воевать, кинулись наутёк, кто к кургану, кто к подъёмному мосту у ворот города.
       Лысые хлынули за ограду, с двух сторон обтекая Готама с людьми Котаха, и сжали вокруг них кольцо, оттеснив туда же немногих не побежавших стражей.
       В оценке боевых качеств городской стражи не ошиблись ни Василий с Готамом, ни командиры (или командир) лысых: дорога к кургану была открыта, и в прорыв двинулись и те лысые, которые безуспешно пытались пробиться на участке гномов.
       Эрин развернул часть своего отряда, прикрывая подступы к кургану.
       По его команде были приведены в действии те «железяки», с которыми он возился ночью во время метели: гномы, наклоняясь, тянули за присыпанные снегом цепи, и на пути у лысых поднимались с земли ряды скованных вместе железных пик, нанизывая гроздья набегающих, под нажимом множества задних, врагов. Эрина не смущало, что на пики натыкались и убегающие от лысых стражи. Не колеблясь, он отдавал команду поднимать следующий ряд пик, приговаривая:
       – Дурак, разве ж от смерти убежишь? Ни за что. От смерти отбиваться надо, тогда она отступится. Или же умрёшь без позора, не от рук своих товарищей...
       И новый ряд пик нанизывал вперемешку и стражей, и лысых.
       Даман, поглядывая вдоль внешней стороны ограды, видел, что лысые прорвались: большее их число втянулось за ограду, оставив снаружи две небольшие толпы – перед гномами и центром готамовской позиции. Рука его нервно хваталась за рукоять меча, и лейтенант с трудом подавлял соблазн ударить всей конной группой вдоль ограды и смести этих лысых.
       Слова Василия, услышанные им ночью, после доклада королю о результатах облавы на бандитов, звучали в ушах до сих пор:
       – Вы, лейтенант, ещё молоды, и я не осуждаю вас за то, как вы исполнили мой приказ не брать пленных. Может быть, я сам виноват, что не высказался конкретнее. Отпустив тех, кто бросил оружие, вы, и в самом деле, не взяли пленных. Хорошо, хоть догадались выгнать их за городские ворота. Но я вас предупреждаю, что любая вольная трактовка моего приказа на поле боя будет стоить вам головы. Ваша задача – не дать коннице врага атаковать нашу пехоту. Единственное, что вы можете – это атаковать их конницу, когда она двинется с места. За любое другое действие я вас казню, как изменника. Вам ясно, лейтенант Даман? Тогда повторите приказ. Так, верно. И помните, вы сами имеете право убить любого, кто захочет действовать без вашего разрешения, без вашей команды.
       Присутствовавший при этом разговоре Кайкос тяжело вздыхал рядом, но молчал, не решаясь дразнить Дамана.
       Прорыв лысых Бушир увидел, когда с башни, отделяющей отряд цветных от Готама, закричали лучники, привлекая его внимание.
       Лысые пробегали у подножия башни и поворачивали в сторону кургана: ни один из них даже не глянул на позицию Бушира. Было странно видеть такое равнодушие, и очень обидно. Бушир попробовал остановить несущихся в ужасе, мимо его цветных добровольцев, солдат Готама, но, увидев их безумно вытаращенные глаза, плюнул и решил атаковать сам.
       Две тысячи набранных им за два дня горожан, ударили на лысых, и служитель вспомнил слова короля о фанатизме: безразличие к смерти лысых сильно уступало вдохновенной ненависти его солдат. Цветные, не без труда, но пробились к окруженцам Готама, которых оставалось уже не больше трёх десятков.
       – Почему вы здесь, служитель? – встретил Бушира окровавленный барон, – А ваша позиция?
       – Надёжно защищена отсутствием противника. Их, кроме кургана, ничего не интересует. Поднажмём! Поможем нашим! За мно-ой!

       5.

       – А что, наши неплохо дерутся! – Крейн вздрогнул от неожиданно раздавшихся рядом слов, – Не хуже регулярной армии...
       Барон оглянулся – по всей крепостной стене, сколько хватал глаз, были видны невесть откуда взявшиеся горожане, вооружённые, кто чем горазд.
       – Кто вы, откуда?
       – Как – кто? Люди, само собой, ваша милость, – ответил плотный краснощёкий старик, – Я, например, постоянный собеседник Его Величества Василия Раттанарского, – старик хитро сморщился, и вокруг засмеялись.
       Бароны почувствовали себя неуверенно среди простолюдинов и начали требовать от Крейна немедленной атаки.
       – Самое время, – кричал беспокойный Пондо, словно на жаровне, подпрыгивая около Крейна, – Сейчас ударим и всех сомнём!
       – Нам всех – не надо, – оборвал его Бальсар, – Только врагов!
       – Господа, сигнала не было, – пытался успокоить баронов Крейн, – У меня чёткий приказ короля...
       Слова «чёткий приказ» прозвучали так неуверенно, что бароны зашумели ещё сильнее.
       – По коням, господа!
       – Открывай ворота!
       – В атаку!
       Крейн демонстративно отвернулся от них и снова поглядел на короля. Тот, как ни в чём, ни бывало, сидел на троне и с интересом наблюдал за сражением. Перемены на поле боя не сулили королю ничего хорошего: атака Бушира захлебнулась и цветные теперь с трудом сдерживали натиск оправившихся лысых, гномы были оттеснены к своей позиции, и дрались там, в окружении, как недавно Готам. Сам курган лысые обступили со всех сторон и тщетно пытались влезть по его скользким склонам. Вершина кургана ощетинилась острыми пиками, направленными вниз, навстречу лысым и Брашер с раттанарцами находились в готовности рубить всякого, кому удастся через них перебраться. А король – король сидел на троне.
       Бароны пошли открывать ворота, не обращая больше внимания ни на Крейна, ни на Бальсара. Крейн двинулся за ними, понимая, что не в силах их дольше сдерживать.
       – Барон, – окликнул его Бальсар, – у меня для вас письмо Его Величества. Вот, держите.
       Барон понял, что получил очередной сюрприз от выдумщика-Василия и с некоторой робостью развернул послание короля.
       «Дорогой барон, – писалось там, – вы, конечно, не смогли удержать свой недисциплинированный резерв, и потому не знаете, что вам делать. Не огорчайтесь: Бальсар обо всём позаботился. Надеюсь, вы не очень сердиты на меня. Как человек искушенный, вы вправе были рассчитывать на большую откровенность с моей стороны. Но что поделаешь, барон, если вы настолько поражены последними событиями, что всё, о чём вы думаете, немедленно отражается на вашем лице. Зная всё, вы ни за что не смогли бы собрать около себя баронскую вольницу и удержать от вмешательства в битву неизвестно на чьей стороне. К сожалению, бароны до сих пор не определились, и я не могу рисковать. Благодарю за помощь...»
       Дальше стояла подпись Василия и печать с медведем.
       Крейн свернул свиток и встретил вернувшихся от ворот разгневанных баронов насмешкой:
       – Ну что, открыли? – он искренне развеселился, когда понял, зачем Бальсар проверял закрытие ворот: маг сварил между собой воротные створки. В этом и заключалась его «помощь», оказанная по приказу короля.
       – Вы знали? Вы... Вы.., – Пондо никак не мог подобрать нужное слово, – Вы...
       От опасности стать на всю жизнь заикой барона Пондо спасли крики окружающих:
       – Смотрите!
       – Смотрите!
       – Как?!
       – Откуда?!
       Из лощины, разметав бутафорские стога сена, на поле боя вынеслась конная лава, радостно-громким криком «Ур-ра-а-а!» заглушая неистовый рёв раттанарского медведя.
       Впереди, потрясая мечом, на дымчатом жеребце в белых носочках, мчался король Василий, сверкая Хрустальной Короной. Крейн, наконец, сумел додумать мысль о блесне. Всё было верно – ложная наживка со смертельным крючком.
       Король атаковал не лысых, всё ещё топчущихся под укреплениями Готама и гномов. Свои конные сотни он направил к центру поля, где одиноко торчала на снегу чёрная фигура, непонятно, почему, не обратившая на себя внимания раньше.
       Лысые разворачивались и бежали туда же, бежали со скоростью, не уступающей лошадиному галопу, и на позициях, заваленных трупами, гномы и добровольцы добивали тех, кого успел отсечь, полностью овладев укреплением Готама, расторопный Бушир.
       Туда же, к центру поля, дёрнулась и вражеская конница, и радостный Даман повёл в атаку свою конную группу.
       Раскатистое «Ур-ра-а-а!» гремело уже по всему полю и стало ясно, что сражение до этого шло неестественно тихо, и стало ясно, что это – победа!
       А на кургане, в окружении ликующих раттанарцев, приплясывала от возбуждения фигура в гномьих доспехах и шлеме с белым конским волосом по гребню.

       6.

       Едва услышав от возницы: – Тебе пора, милок, – Василий вывернулся с площадки дровней. Упал он неудачно – зашиб колено то ли о камень, то ли о льдину.
       Чертыхаясь и прихрамывая, король стал спускаться вглубь лощины, откуда навстречу ему спешил довольный Астар.
       Лощина оказалась длиннее и глубже, чем виделось с кургана или крепостной стены, и все четыре сотни вассалов Готама без труда разместились в ней вместе с лошадьми. Люди облюбовали склоны лощины, где и разлеглись на надёрганном, из середины стоящих на её краю стогов, сене, оставив лошадям дно.
       – Не завалятся? – спросил Василий, кивнув на стога.
       – Нет... – Астар замялся, не зная, как назвать короля: до атаки Василий запретил объяснять, кто он. Не знал даже Брей – младший сын Готама, – Мы укрепили стога изнутри жердями, – закончил ответ министр двора.
       – Откуда можно смотреть на поле?
       – Из любого стога.., – опять неуверенная пауза, – Я запретил туда лазить всем, кроме Брея.
       Василий пробрался к дымчатому жеребцу и дал ему кусок хлеба. Счастливый конь тут же полез целоваться, и король ласково отпихнул его морду:
       – После, дорогой, после.
       Затем оба, Астар и Василий, пролезли внутрь стога, где удобно развалился Брей, наблюдающий за полем. Астар похлопал его по плечу и показал рукой в сторону лощины. На освободившееся место лёг король и осторожно выглянул в аккуратное окошко в соломенной стене, сделанное из ведра с выбитым дном.
       Обзор был хороший – поле просматривалось на всю ширину: от укреплений до дальнего леса.
       – Он будет где-то здесь, – пробормотал непонятно король, но больше ничего не добавил. Устроившись, он приготовился к долгому ожиданию. Помогала его скрашивать говорливая Капа, неизменно превращая любую мелочь в тему для разговора.
       После долгой болтовни о погоде, видах на урожай и качестве укреплений, она стала прорабатывать короля за грубое поведение с Даманом:
       «– Зачем Вы, сир, постоянно пытаетесь заставить кого-нибудь из соргонцев сделать что-то кровавое? То желаете, чтобы горожане повесили пленных, то приказываете лейтенанту пленных не брать. Если Вы мечтаете о славе кровожадного короля, то проливайте кровь сами. Вы же видите, что соргонцы не способны убивать безоружных. Бросайте свои земные замашки типа «нет человека – нет проблемы»...»
       Дикий рёв медведя прервал эту поучительную для короля беседу.
       «– Ты обратила, Капа, внимание, что разведка Дамана не вернулась, как не смогли вовремя посты предупредить Фирсоффа? Что же случается с теми, кто следит за армией Разрушителя? Как их обнаруживают?»
       «– Вот поймаете сегодня этого Человека без Лица, спросите, сир».
       «– Поймаю, если хватит людей. Кто его знает, что он – такое?»

       7.

       Атака неожиданной не получилась: едва Василий вывел конные сотни из лощины, как лысые кинулись ему наперерез, да ещё и с такой скоростью, что король усомнился, успеет ли он добраться до Маски раньше, чем лысые доберутся до него.
       «Только увидели нас со стены – как тут же готов ответный удар. Я был прав, среди баронов ещё есть пустоголовый, может, и не один. Остаётся только «ура» и рубить. Взять Маску мы не успеем».
       – Давай, Гром, ходу, ходу! Ур-ра-а-а! Ур-ра-а-а!
       Жеребец старался изо всех сил и топот скачущих за королём всадников всё больше отдалялся. Зато росла на глазах фигура в чёрном плаще с капюшоном, из-под которого вместо лица выпирало металлическое полушарие. Фигура не имела ни рук, ни ног и висела, казалось, в воздухе. Попыток удалиться от атакующих или хотя бы повернуться к ним своей железной маской она не делала.
       Пути короля и несущихся к нему лысых неумолимо сходились рядом с Человеком без Лица, и Василий привстал в стременах, выбирая место для удара. Больше одной попытки у него не было. Да и была ли хоть одна?
       Больно резануло левую ногу и сразу – хруст под копытами Грома: уже дотянулся кто-то из лысых. Что-то чиркнуло по спине – опять лысые промахнулись. А вот и Маска!
       Меч короля, рассыпая голубые искры, ткнулся в полушарие. Руку схватило судорожной болью, и она по руке скользнула внутрь Василия, и он закричал от неё, не сдержавшись, закричал, почему-то не слыша своего голоса, а меч погружался в выпуклый металл, и от него по маске змеились трещины.
       Маска лопнула, разбросав в разные стороны языки пламени, и один из них толкнул короля в грудь, и появилось ощущение полёта, и, не смотря на раздирающую всё тело боль, лететь ему было приятно. Жаль, что глаза уже не видели ничего – в них всё ещё полыхало пламя взорвавшейся Маски...
       «Вот она какая, смерть, – подумал Василий, – Откоролевал... Жаль, что я здесь ничего не добился...»
       «– Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал...», – немедленно отозвалась Капа, и из-за боли Василий не смог определить: бегут мурашки по коже от её голоса или – нет?
       «– Вот же заноза...», – успел восхититься он, прежде чем перевернулся Соргон и всей массой ударил в хрупкое тело короля, выбив из него последний дух.
       И не стало больше ничего...