Город мастеров отрывок 2

II
В тот момент, как бедная побирушка переступает порог бакалейной лавки, толстый суровый бакалейщик обычно пересчитывает сосисочными пальцами сальные деньги. Побирушка мнется на пороге, нерешительно входит и робким голосом просит чего-нибудь на пропитание. Бакалейщик рычит, кидает стопку денег под прилавок в сундук. Пачка привычно ровно падает на свое место между прочими, а бакалейщик хмуро показывает пальцем на дверь. Попрошайка и не думает выходить и издает нечленораздельные звуки, чем-то напоминающие стенания. Бакалейщик изгонял ее уже неделю подряд, и теперь ей жизненно необходимо хоть что-то выбить у него. Бакалейщик упорствует, но в конце концов берет с ближайшей полки и кидает на пол банку просроченных консервов, которая тут же исчезает вместе с попрошайкой. Губы толстого бакалейщика кривит хищная улыбка, частично обнажающая зубы. Кажется, что он всю неделю ждал этого, и победа голода нищенки над гордостью означает для него признание его превосходства. Бакалейщик доволен, углы губ опускаются, прикрывая оскал; новый ворох бумаги, номиналом по сто единиц, занимает надлежащее место и положение в руке хозяина, чтоб через некоторое время приобрести вид аккуратно сложенной и пересчитанной стопки денег в сундучке под прилавком. По ночам алчный бакалейщик будет считать выручку и нежно укладывать кипы в домашний сейф с красной жадной пастью, застывшей в широком зевке, под знакомым названием сундук. Жена его будет ворочаться с боку на бок, не находя удобного положения, потому что под матрасом у нее шесть мешочков с монетами. Это ее дневная выручка. Ежедневно она ходит на рынок за продуктами, потому что не доверяет поварихе, такой же толстой и не менее вороватой. Ежедневно она экономит и уворовывает, чтоб потом ворочаться без сна на неудобной постели.
День для бакалейщика начинается в половине шестого утра. Бакалейщик тяжело дыша поднимается с постели, не спеша умывается, фыркает, окуная лицо в прохладную воду в руках. Маленький медный тазик на табурете в углу обливается фонтаном брызг каждый раз, когда в него погружаются и тут же выныривают толстые мясистые руки. Лежащее рядом полотенце, размером с хорошую простыню, кажется махровой долиной с белыми взгорьями и синими ложбинами. В полотенце утопают руки, оставляя после себя легкий запах лавандового мыла. Взгорья ломаются, долины наполняются влагой. Толстые пальцы подхватывают полотенце и ловко вешают привычным движением на большой гвоздь в стене. Рядом висит маленькая иконка Божьей матери. Бакалейщик трижды крестится, поглядывая на иконку сомневающимися глазами, делает он это также механически привычно, как привычно для него каждый день умываться и считать навар. С иконы глядят добрые и всепрощающие глаза Матери Божьей, своим поблекшим цветом очень напоминающие бакалейщику глаза его матери. Может, поэтому так недобр его взгляд и неспокойны мысли. Толстый бакалейщик не любит свою мать. По воскресеньям она приезжает к нему покушать и долго, мелко и надоедливо, как противный моросящий дождик, бранится по любому поводу. Около сидит жена и нервно сжав губы в тонкую нить, неприятно буравит глазами спину свекрови. Та, не отвлекаясь ни на минуту, кидает злобный и цепкий взгляд на сноху. Бакалейщик в очередной раз зарекается пускать свою мать на порог, но молчит и терпеливо сносит хулу. Мать тарахтит без умолку, поворачиваясь для наглядности на осуждаемого. Часто роль осуждаемого выпадает на престарелого Иннокентия, служащего при дворе, и иногда в доме. Иннокентий смиренно тупит взгляд, абсолютно не слыша слов и принимая брань за хвалу.
Наконец, наступит вечер, и бакалейщик проводит мать, слегка успокоившуюся, на станцию, где та долго будет дожидаться случайно проезжающего гробовщика на телеге. Поскольку бакалейщик знает, что это будет именно гробовщик, он радостно оставляет мать в гордом одиночестве, ссылаясь на срочную работу. Появление гробовщика принесет ей мало удовлетворения – один вид разнокалиберных и многочисленных гробов напомнит ей, что участь оказаться в одном из них, ожидает и ее. А так как этот день не за горами – мать бакалейщика очень плохо себя чувствует себя последнее время, видимо от нервов -- то сухие деревянные ящики наводят на нее суеверный ужас. Она едко плюет на пыль, по которой только что проехалась телега и грузно топает ей вслед. Естественно, она не села бы в нее, даже если бы жила не в двух километрах, а в двадцати двух.
Бакалейщик завтракает за большим дубовым столом, не спеша поедая разносолы. Рядом суетится жена, никогда не садящаяся есть вместе с мужем – у нее на то свои причины. Бакалейщик изредка устраивает ей разнос за чрезмерно пухлые формы, так что она не спешит приниматься за еду, пока муж не уйдет в лавку. Бакалейщик будет есть долго, неторопливо обсасывая каждую косточку с усердием собаки, выедая и выгрызая все, что только может быть съедено и усвоено. Долго будет пустыми глазами глядеть в стену напротив. Жена будет заходить с разных сторон, но не скоро обратит на себя его внимание. Ее это мало беспокоит. Гораздо больше неприятностей причинило бы ей его постоянное внимание – ее коллекция мешочков под матрасом перестала бы пополняться. Она всячески ублажает мужа, пока его взор направлен в стену – то подложит ему огурца, то подсыплет горошку, который он, по совпадению, не вполне уважает, но ест, поскольку положен в тарелку. Она смотрит на него, и в ее глазах отражением встает образ толстого старого борова, уткнувшегося жирным от щей пятачком в тарелку. Боров хрюкает от удовольствия, тут она широко раскрывает глаза и видит мужа, сыто рыгающего и поводящего шеей в толстых складках. Жена торопливо собирает со стола и подает бакалейщику свежее полотенце. Полотенце немедленно пачкается о его руки, лицо, вытираются даже уши, аналогично пострадавшие от процедуры поглощения пищи. Смятое и пятнистое, оно летит под стол, где к нему немедленно станет приближаться, опасливо щурясь, коротконогая полосатая кошка. Бакалейщик встанет из-за стола, жена соберет посуду, одиноко пробежит таракан, чтоб быть раздавленным стаканом и оставить после себя мокрое и неприятное пятно безграничных очертаний.
Бакалейщик посещает уборную, где безуспешно попытается пригладить мокрой рукой ершик жидких волос на голове. Ему это не удастся, поскольку, волос хоть и стало меньше со временем, но легче справляться с ними не стало. Управившись с основной задачей, бакалейщик отправится в лавку, где застанет, как всегда тишину и покой. Тишина будет какой-то спертой, а покой затхлым. Бакалейщик распахнет окно, впустит свежий воздух и уличный шум в помещение и тут же захлопнет. Часа через два, когда дышать станет совсем невозможно, он осторожно приоткроет окно, так, чтоб ни одна живая душа не могла подсмотреть что-либо в полумраке.
В лавке бакалейщик будет сидеть на табурете и подсчитывать чужие долги на клочке бумаги огрызком карандаша.
В магазин будет заходить большое количество народа, и на всех бакалейщик будет смотреть свысока и самодовольно. Потом выражение его лица резко изменится, как только он почувствует платежеспособность клиентуры. Он будет долго и пространно нахваливать товар без особой необходимости – каждый отрез ткани, каждая тетрадь станет верхом совершенства. Конечно же, он понимает, что тратит слова зазря, но ничего поделать со своей давней привычкой не сможет. Бакалейщик – монополист, кроме него во всем городе не у кого купить ни веревки, ни мыла. Но бакалейщик продолжает нахваливать, продавать и молча ненавидеть покупателей. Потому что для бакалейщика не существует людей – для него существуют только передвигающиеся кошели, кошельки и кошелки.
День пройдет быстро, поскольку в покупателях не будет недостатка, и бакалейщик будет предвкушать ежевечернюю встречу с сундуком. Закрыв лавку, он пройдет в свои покои, чтоб там насладиться ужином, обширным и замысловатым. После он войдет в спальню, и, проходя мимо зеркала, остановится. В зеркале отражается толстая физиономия, небритая и надменно-недовольная. Бакалейщик опять проведет рукой по волосам, улыбнется, обнажив клык, и отправится спать. Во сне ему будет сниться маленькая нищенка и слепой музыкант. Нищенка будет просить, а музыкант бренчать на своей лютне и давить на гражданскую сознательность. Бакалейщик во сне будет ругаться и никому ничего не даст. Утром он вспомнит сон, уставится тупым взглядом в стену и даст себе слово никому ничего не давать – ведь во сне он смог это, а значит, и наяву сможет.
День пойдет по своему расписанию, поменяется состав покупателей, изменится расположение и количество товара на полках, и только толстый бакалейщик останется неизменно предан своему большому другу – сундуку с красной пастью.