Меня никто не встретил в аэропорту, когда я прилетел в половине второго ночи, сжимая в руках папку с докторским дипломом.
Сутки до этого я лежал на кровати в московской гостинице и временами бредил, открывая глаза, рассматривая диплом снова и снова, закрывая глаза.
Я позвонил научному консультанту - она - единственная - поздравила меня и радовалась этой победе. Это была и её победа.
Мне казалось, я постарел, стоя в очереди за этим дипломом, и старость смотрела в меня глазами других людей, пришедших за такими же дипломами. Я прятал глаза от них, мне было неловко, что я, такой бодрый и молодой, притязаю на их и так немногочисленные права.
Меня никто не встретил в аэропорту, хотя я надеялся, что мой подвиг будет оценен.
Меня не встречал оркестр, меня не встречали друзья. Меня не встречали родные. Никто не бросился мне на шею. Лишь Ночь встретила меня, Ночь и Тьма смотрели на меня - две моих назойливых спутницы. Тьма ночного аэропорта. Криминальная тьма ночной улицы, бритоголовые таксисты и хмуро скупой на слова охранник.
- Аэровокзал закрывается, - сказал мне охранник.
Мне. Наивно надеявшемуся на возможность ночного автобуса. Криминально бритоголовые таксисты, явные хозяева положения, ухмыляясь, называли мне суммы, которыми я не обладал.
- Аэровокзал закрывается, идите, - сказал мне охранник. - Прямо и направо есть гостиница.
Меня никто не встретил в аэропорту, когда я прилетел, когда я вернулся, когда я вернулся, считая себя победителем, меня никто не встретил, а я всё надеялся, что это всего лишь оплошность судьбы, случайное недоразумение, стечение обстоятельств, а не объективная оценка совершённого необычного, диковинного, редкого, но ненужного подвига.
Я в одиночестве сидел в февральской тьме на автобусной остановке. Я не плакал, нет, этого не было. Я и не думал плакать. Я терпеливо ждал, когда же кончится эта ночь, когда же он приедет за мной, мой тёплый и яркий утренний автобус, когда же он заберёт меня отсюда.
Меня никто не встретил в аэропорту ночью, а утром я уже явился в институт, здороваясь со всеми и улыбаясь всем. Мне казалось, все трудности позади.
Мои сослуживцы не знали обычая поздравлять вновь появившихся докторов наук - в моём институте до этого никогда ещё не защищали докторских диссертаций. Некоторые приняли это как должное, встретив это известие словами: «А мы и не сомневались, разве могло быть иначе».
Мой ректор был смущён и несколько оскорблён, когда я попытался вручить ему копию докторского диплома.
Спустя четыре месяца я написал заявление об уходе. Я готовил объяснения своему заявлению, я готовился представить доводы в пользу своего заявления. Я думал, у меня просто его не возьмут, моё заявление.
Мои объяснения и доводы не пригодились. Я уходил из института пешком по главной улице города через полчаса после подачи заявления.
В моей правой руке была моя трудовая книжка.
А потом я долго стоял на обочине, вслушиваясь в шум ветра и вглядываясь в лица случайных прохожих. Мир был таким же, как и всегда. Всё было просто и ясно.
И я пошёл дальше