Как-то даже и не верилось, что человек, рассказывающий мне эту историю, является главным её героем и, фактически, единственным наиболее активно действующим в ней лицом.
Роскошная шевелюра абсолютно седых волос, доброта чуть прищуренного взгляда с искорками веселья, мягкость речи и несуетная плавность движений в лучшем случае разве что дополнительно характеризовали его, руководителя одного из подразделений Авиапредприятия «Газпромавиа». Но по ходу повествования постепенно приходило понимание того, что неспроста это именно он из окна своего московского кабинета на Ленинградском проспекте может почти воочию наблюдать ситуацию и на Северном полюсе нашей планеты, и на самом южном её материке. Жёлтые саванны Африки и зелёные пампасы Южной Америки для него отнюдь не tеrra inkognita. А о старушке Европе и «необъятьях» любимой Родины и говорить не приходится.
Наконец наступил момент, когда за плавностью движений Евгения Решетнякова я разглядел осторожную грациозность пантеры; доброта прищура трансформировалась в профессионально цепкую наблюдательность; а седые волосы утверждали - от диванных подушек голова белеет не так, да и гораздо позже.
Деды-прадеды его, донские казаки, испокон веков несли приграничную службу на южных рубежах России, как на роду было и написано. В Небесной Канцелярии тоже, небось, даром хлеб не едят и, как время пришло, так в военный комиссариат Ростова указ и спустили: определить сего отрока по линии предков. И в августе 1966 года попал наш Евгений в центр подготовки пограничных войск, город Нахичевань, что в Азербайджане. Потому как время тогда было СССРовское, и ещё популярен был в народе известный шлягер, как скажут сегодня, - «Все вокруг советское, все вокруг моё».
Но, если без ёрничества, то в этом центре шлифовали и гранили вчерашних пацанов очень серьёзно. И, по истечению девяти месяцев, на охрану государственной границы заступали вполне дееспособные молодые пограничники.
За это время их много чему учили и потом они много чего могли. Если вспомнить Маяковского, то у «советских» тогда была «собственная гордость», и набившие сегодня оскомину американские рейнджеры, мало чем отличались от тех наших «погранцов», хотя цели подготовки были различны. Конечно, главным было - общее физическое развитие, граница слабых не потерпит. Затем - единоборство. Рукопашным схваткам уделялось до половины учебного времени. Причём инструкторы, как правило, в совершенстве владели техникой нескольких видов единоборств, в том числе и восточных. Приёмы рукопашного боя отрабатывались в сотнях учебных схваток до автоматизма. Бой ногами, только руками, со штык-ножом (вместе с автоматом он так же обязателен в наряде пограничника), использование автомата как дубины - всё это 18-19-летние мальчишки заучивали очень старательно. Потому как офицеры и сержанты-инструкторы не уставали повторять: в этой школе учиться плохо вредно для здоровья - здесь получишь «два», там получишь пулю. Отличное знание автомата и умение из полностью разобранного состояния привести его в боевое не более чем за 15 секунд, считалось даже не нормой, а обязанностью. Без промаха поражать цель в падении, на звук, на свет, уметь ориентироваться на местности, выдерживать часовую и более неподвижность - они научились и этому. И конечно идеологическое воспитание: «Границы СССР - священны и неприкосновенны!» - этот тезис был основополагающим и, собственно, для подтверждения его в жизни их и готовили.
Евгений в дисциплинах преуспевал. Возможно, именно поэтому распределён он был не просто на линейную заставу, куда мечтал попасть он все эти девять месяцев учёбы, а на самый почётный её участок - первую в СССР «именную», имени Героя Советского Союза пограничника Бабушкина, погибшего на ней в 20-х годах. Да - почётный, да - престижный, но, наверное, и самый ответственный, самый сложный это был участок границы. Потому как именно этот пограничный отряд, расположенный на окраине крохотного южного городка Джульфа, куда был распределён Евгений, угораздило охранять границы аж трёх государств: СССР, Ирана и Турции. И если с Ираном мирный договор о не нападении, о не нарушении границ и существовал, то у Турции на этот счёт было своё собственное мнение, которое она с нашим государством согласовывать не собиралась. Поэтому сухопутный участок границы СССР - Турция считался самым напряжённым из всех многочисленных километров границ нашей родины (граница с Японией, ещё одной пограничной страной, с которой у СССР, а теперь и России, мирного договора нет до сих пор, не в счёт, так как сухопутных границ у нас с нею нет). Впрочем, наши пограничники давно поняли, что подобные договоры на «тонком Востоке» понятие весьма условное и об этом разговор ещё впереди.
Небольшая (30-50 метров шириной), но истинно горная река Аракс делила городок Джульфу на две части: советскую и иранскую. На окраине советской находилась застава, где впервые Евгений заступил на боевую вахту. До государственной границы с Ираном, которую с апреля 1967 года после завершения учёбы и охранял Евгений, оставалось не более 500 метров.
А буквально немногим более чем через полгода довелось Евгению на собственной шкуре испытать и цену знаний полученных им в пограничном центре, и цену мирных договоров с «братьями-иранцами», и цену жизни, и смерти.
Этот день, 20 ноября 1967 года, начался для заставы со штатной, и в принципе уже привычной для Евгения, команды «В ружьё!». Необычным оказалось лишь то, что на этот раз через их участок границы в четыре часа утра с иранской стороны решила пройти не кучка нарушителей из десятка наркокурьеров или, допустим, шпионов, а на пограничников напал отряд из 150-200 хорошо вооружённых бандитов, причём многие были на лошадях. По сути, мини-армия Ирана (раз с его стороны) вероломно напало на СССР, то есть - пошла войной. По существу же, и к этому на этих границах давно привыкли, разнонациональное отребье Ирана - абсолютно безграмотное, нищее и вечно голодное, но с оружием никогда не расстающееся - объединилось «по интересам» и просто решило «сходить» в сытый и благополучный, по сравнению с ними, Азербайджан и «мало-мало» его пограбить. О политических последствиях, а так же возможности собственной смерти, никто, естественно, не задумывался, а потому – «Аллах акбар!» и… Но – «Границы СССР - священны и неприкосновенны!», и несколько десятков пограничников принимают бой.
Это потом уже Евгений привыкнет к тому, что подобные бои местного значения случаются с регулярностью 2-3 раза в год, не считая мелких, гораздо более частых. Это потом уже он не будет удивляться тому факту, что во время подобных происшествий пограничная служба иранской стороны как будто вымирала: не то, что не участвовала в подобных инцидентах, но и вообще её было и не слышно, и не видно. И это-то, очевидно, позволяло как «до», так и «после» представителям и той, и другой стороны поддерживать между собой, внешне во всяком случае, самые дружественные отношения. Евгений и его товарищи многих из этих 30-40-летних усатых дядек-жандармов (в Иране пограничную службу несут обыкновенные жандармы, командируемые на границу на срок до шести месяцев из разных районов страны) знали не только в лицо, но и по именам. Иногда на мосту, соединяющем обе половинки Джульфы, футболили друг другу камешки, обменивались сувенирами (втихую, ибо прямой контакт с «дружественными представителями» с той стороны без санкции был, конечно же, нарушением). «Эй, аскер (пограничник - А.А.), что ты так боишься, спрятался, отгородился - иди к нам, мы нападать на вас не собираемся!» - иногда дружелюбно подначивали с той стороны Аракса, глядя на безмолвно настороженные кусты на нашей стороне. И действительно: у них не было ни КСП (контрольно-следовая полоса), ни колючей проволоки, ни секретных дозоров. Но факт этот говорил лишь о том, что нападения с нашей стороны они и в самом деле не опасались.
Но именно с иранской стороны летели тогда пули в Евгения и его товарищей с АКМСами в руках, держащих оборону в нескольких километрах от расположения заставы, каждый в своём месте, специально подготовленном для подобных случаев. Рожок в автомате, один запасной, по мере необходимости во время боя специально выделенные подносчики принесут ещё.
У соседа справа и чуть впереди патроны в обоих рожках закончились быстрее - он условным жестом показал это, приподнял автомат вверх. Евгений бросает ему свой запасной рожок, а через несколько секунд патроны кончаются и у него. Оглянувшись в поисках подносчика, увидел - на него в упор смотрят: дуло чего-то явно смертоносного, и глаза… Красные и какие-то мокрые, они горят ненавистью из-под низко надвинутой на лоб папахи. Усатое лицо бандита, лет тридцати, кривит косая улыбка, он уже понял, что автомат у Евгения пуст, и своим стволом показывает ему - к скале. Испугаться Евгений просто не успевает, времени на это не было. Прижимаясь спиной к скале с подспудной мыслью - ну откуда же ты так не вовремя взялся! - он слышит выстрел – пуля рикошетит рядом слева, ещё один - рядом справа. Стоя в 3-4 метрах от Евгения бандит развлекался, но особенно играть этим времени не было, третья пуля должна была быть только в него. Не додумав ещё эту мысль до конца, Евгений со всей силой спиной и руками отталкивается от скалы и бросается бандиту в ноги. В момент прыжка слышит третий выстрел, но ему не до того - куда попала пуля, не до этих мелочей. Главная его цель – карабин, его необходимо выбить из рук бандита. Каким-то образом это получается. Затем - головой его об камни, бить руками, ногами… Кровь, вражеская и своя, начинает заливать глаза, но всё же замечает Евгений, как бандит из-за голенища сапога пытается вытащить тесак и вспоминает - у него ведь штык-нож на поясе! Левой рукой отбив бандитскую руку с ножом, правой, невероятно извернувшись, сдёргивает с пояса свой и всаживает его в живот бандиту. Тот закричал, завалился набок. Евгений встаёт, выпрямляется во весь рост, смотрит на умирающего, корчащегося от боли бандита и чувствует - его повело: не может сосредоточиться, его подташнивает, окружающее как в тумане. Вдруг подоспевший подносчик патронов сбивает его с ног - убьёт ведь шальной пулей! - а у него в голове одна мысль: надо бы помочь этому человеку. А тот стонал всё тише, тише, да так и затих.
Долго потом он ему снился со всеми этими подробностями. И первая седина на левом виске обнаружилась на следующий день, парикмахер сказал.
Исход того боя оказался для заставы хорошим: к шести утра отбив нападение, в своих рядах не обнаружили ни раненых, ни убитых. А такие случаи, к сожалению, были, ведь на войне как на войне. Но тот, убитый Евгением, оказался сыном какого-то князька или вождя. И некоторое время на заставе ожидали возможной мести со стороны родственников, тем более, что они могли оказаться и на нашей, советской стороне. По заставе было даже пошли слухи о переводе Евгения на другую заставу, от греха подальше. Но зам. по разведке отстоял - разбрасываться такими людьми?! - а через две-три недели после происшедшего, когда на базе их подразделения начали формировать группу специального назначения, предложил перейти в неё. Конечно, Евгений новый свой статус принял с благодарностью, а Фортуна, повернув своё колесо, начала готовить его к новым испытаниям, но можно сказать и - подвигам.
Внешне для него ничего не изменилось. Он был всё так же рядовой и всё так же ходил в наряд на границу. Но теперь, в свободное от основной службы время, в очередном своём ученичестве постигал он достаточно специализированные науки и умения. Как то: тщательное изучение местности, граничной с их погранотрядом глубиной до 50 километров; свободное чтение топографических карт; умение быстро, грамотно и подробно чертить на чистом листе бумаги план местности любой сложности; основы знаний разговорной (иранской) речи; умение убивать противника быстро и бесшумно, и совершенное знание мест на теле человека наиболее подходящих для этого… - и так далее. Степень серьёзности их подготовки характеризует хотя бы тот факт, что схватку с ножом преподавали им теперь не на бутафорных ножах из дерева, а на самых настоящих штатных штык-ножах. Из-за чего у многих поначалу были всамоделишние порезы. И хотя разведчиками их официально не называли, по существу, конечно, да - они были группой разведки.
По прошествии стольких лет, откровения эти, конечно же, никакой секретностью не обладают, да и время сейчас такое, информированное, и продолжать жить по принципу – «я не я и лошадь не моя», и отрицать очевидное, держа весь белый свет за дураков, просто-напросто глупо. А потому, преодолев целомудренную застенчивость, скажем откровенно: да - ходили, ходят и долго, очевидно, будут ещё ходить разведчики разных мастей через существующие границы в тех самых, разведывательных целях. Со временем, наверное, меняется метод перехода границ и способы, но цель-то прежняя. Вот и в те времена, основной задачей этой особой пограничной группы было проводить через границу настоящих шпионов или - разведчиков.
Обучение закончилось через три месяца. А потом пошла обычная пограничная жизнь с её дежурствами на границе, плюс другая, тайная от остальных пограничников и весьма романтичная, что уж тут скрывать. Задания перед группой ставили разные. Порой - со своей стороны доставить на ту сторону одного или более человек на расстояние до 15 километров в заранее указанную местность. Порой - с той стороны, с такой же приблизительно глубины нахождения взять под охрану человека и доставить его на эту сторону. Причём, время встречи на той стороне, тем более место, назначалось с точностью до минут и метров, что и выполнялось неукоснительно. Бывали и объединённые задачи. Например, однажды ночью (понятно, все эти операции проводились группой только в ночное время за редчайшим, быть может, исключением) Евгений и его товарищи «взяли» в пяти километровой зоне вроде бы обычного иранца и сопроводили его в обыкновенную среднюю школу Джульфы, где проходило что-то вроде партийного собрания. Охраняли школу до трёх часов, а затем до рассвета доставили в то самое место, откуда и «взяли». С виду самый настоящий пастух, но Евгений знал, «пастух» был старшим офицером разведки, а работал там и действительно - пастухом.
В подобных рейдах обычно участвовали немногочисленные группы, от трёх до пяти человек. Возможно, в целях скрытности, а может просто берегли. Но инцидентов на время службы Евгения в этой ипостаси, у них с иранскими пограничниками не было. А ходили они на ту сторону границы довольно часто и, надо сказать, не всегда только на встречи с резидентами, разведчиками и иными работниками щита и кинжала. Редко, но бывали у этих ребят и свои, личные «разборки» с представителями той стороны, и чаще на их территории.
Но, прежде чем рассказывать об этой стороне их работы тогда, предоставлю возможность сегодня Евгению Сергеевичу Решетнякову предварительно немного высказаться.
- Эти годы были лучшими в моей жизни. Во-первых, было жутко интересно заниматься этим делом - учиться охранять границу и охранять её. А во-вторых, застава - это совсем иной, свой мир, и все мы жили единой и очень дружной семьёй. Честь старшему по званию никто никогда не отдавал, это было как-то не принято, хотя уважения к старшим по званию от этого было ничуть не меньше. Дедовщина - у нас и понятия такого не было. Молодых берегли, учили всему, что знали и умели сами, потому как на границе каждый зависит друг от друга, от профессиональных навыков партнёра по наряду. «Батя» наш, начальник заставы майор Алексей Иванович Князев - теперь уже можно назвать его фамилию, столько лет прошло, жив ли - после моего дембеля тоже увольнялся в запас, 25 лет в пограничных войсках отслужил. Так вот, нашего Алексея Ивановича настолько все любили и уважали - все! - что ему никогда никому на бытовом уровне, что-либо приказывать было не нужно. Он только глазами указал - вот это надо сделать, и любой, тем более рядовой - умереть был готов, а задачу выполнить. Вот где-то так, прямо. Независимо, территории расположения заставы это касалось или границы.
Теперь, после этих объяснений, более понятно будет и дальнейшее повествование.
На каждом метре границы пограничников не расставишь и всех ухищрений, от желающих её нарушить, не предусмотришь. Бывали случаи, когда нарушители проскальзывали сквозь наши заслоны и уходили. Чаще на ту, иранскую территорию, но иногда и на нашу, в СССР. Фактически - это ЧП. И за три года, шесть месяцев, четырнадцать дней и пять часов службы Евгения на границе, лишь однажды на одной из застав такое нарушение осталось безнаказанным. На их заставе подобного не спускали никогда и никому, а работала по всем этим случаям - их группа. Однажды на территории Азербайджана по следам выследили и задержали нарушителя лишь на пятые сутки. Обычно же всё заканчивалось гораздо быстрей. С прошедшими в сторону Ирана было, естественно, сложнее - всё же чужое государство. Но только никто и подумать не мог допустить ЧП на заставе, подвести «Батю», - моментально за нарушителем устремлялись ребята из спецгруппы. Нарушитель, отойдя от границы вглубь своей территории километров на 5-10, с наступлением рассвета делал привал, логично рассуждая, что теперь-то он в безопасности, раз у себя дома. Если засыпал он с этой мыслью, то пробуждался совершенно с другой, потому как именно на рассвете «тёпленького» его и вязали, а через час-другой приводили обратно на заставу.
Лишь однажды подобная практика имела очень необычные формы даже для видавших всякие виды. Границу в сторону Ирана перешёл опытный нарушитель, имевший в своей памяти особо важные сведения, влияющие на безопасность СССР. Сведения были важности государственной, проход этот обнаружили не сразу. Время ушло, группу посылать было рискованно. И тогда вызвался один, можно сказать самый сильный, опытный и умелый, товарищ Евгения по спецгруппе. Умру, а принесу эти секреты обратно - сказал он. Он не умер, а вернулся на следующую ночь. Осторожно опустив вещевой мешок к ногам командиров, сказал только: очень уж большой и несговорчивый попался, секреты здесь. В вещмешке оказалось голова того нарушителя. Неизвестно, ужаснул или восхитил командиров этот поступок, но разведчик обязан был доказать выполнение задания, скальп в данном случае не подошел бы. На войне - как на войне? Но подобные случаи, как и гибель наших пограничников во время отражения налётов банд, были единичны.
«Солдат спит, служба идёт!». Известное это армейское изречение неизменно коснулось и нашего Евгения, срок его службы приближался к завершению. 7 ноября 1969 года у него был обычный наряд на границу. Необычность заключалась лишь в том, что была 52-я годовщина Октябрьской революции, по тем временам праздником для страны священным, и застава находилась на усиленном режиме ещё с 25 октября. Стиля несения службы непосредственно на граничном рубеже это усиление особенно не меняло и касалось больше тыловых её территорий. Это были частые и тщательные проверки документов, транспорта и груза у населения передвигающегося в приграничной зоне, а главное - значительное увеличение мест контроля. Для этого требовалось гораздо больше обычного пограничников и, как следствие, в течение 2-3 недель спать в сутки им доводилось не более 4-5 часов. Усталость накапливалась. Но, наряд на границу мог отменить только или второй мировой потоп, или министр обороны. И, справедливо не веря в чудеса, Евгений (теперь уже ефрейтор, а для границы это звание самое серьёзное, даже без намёка на иронию, не так, как у армейского братства других родов войск) со своим напарником-первогодком с 23-х до 4-х утра заступил на охрану Государственной Границы.
Граница - это очень серьёзное место и наряд на границу, он - всегда боевой. Соответственно и регламент поведения: разговоры в наряде запрещены, только условные жесты; курить - нельзя; спать - тем более. Конечно нарушения пограничниками допускались. Человеческий фактор, он и есть человеческий. И офицеры, проверяющие наряды, знали, что они кое-что слегка и нарушают. Если ловили - наказывали очень строго. А так, не попался - и молодец. Самый большой проступок в наряде - это установленный факт сна, это всегда ЧП. На заставе Евгения таких случаев не было.
Итак, Евгений на своём участке, где-то 100 метров длиной. Слева и справа такие же приблизительно участки с двумя пограничниками на каждом, но подконтрольные Евгению: и как ефрейтору, и как одному из группы спецназначения, и как старослужащему. Приняв границу, пройдя по всему её участку, доложил по проводному телефону (ими был оборудован каждый участок) на КП - всё в порядке. Где-то к половине двенадцатого ночи или ближе к двенадцати решает - можно немного и прикорнуть. А практика в таких случаях была следующая: выбираешь в камнях нишу, ремень автомата наматываешь на руку, автомат под себя и - отключаешься. Одной минуты на засыпание хватало вполне и это на всю жизнь остаётся («Сейчас у меня, правда, две уходит», - огорчённым тоном признался в своём кабинете Решетняков). Просыпались они тоже чутко. Дежурный наряд в общей казарме поднимает выборочно: тихо подходит к спящему, легко касается плеча и чуть слышно называет имя - всё, человек мгновенно приходит в сознание.
«Отдыхай, Витя, - командует Евгений своему молодому напарнику, - минут 30 - 45 у тебя есть». Для Евгения, чтобы подзарядиться энергией, достаточно было отключиться на 5 минут, и он опять был бы свежим. Молодому, он понимал это, надо дать времени побольше. Естественно, пока напарник спал, ситуацию вокруг Евгений контролировал полностью. Это только в кино на ночной заставе демонстрируют глухую тишину. В действительности же тишина на границе звонкая: то шакал где-то вдалеке закричит - как ребёнок заплачет, то зашумят крылья ночной птицы, то ветка где-то хрустнет. Чтобы разбираться во всём этом, опыт нужен большой и внимание. Подошёл срок, поднял Евгений своего партнёра. Минут 15 походил с ним по участку. Как, спросил, самочувствие? О, ответил тот, спасибо, всё в полном порядке. Ладно, опять командует Евгений, теперь я на 10 минут, сразу поднимешь, как придёт время. Отошёл в укрытие и вырубился.
Проснулся Евгений сам минут через 10-15 от какого-то тревожного ощущения. Прислушался - тишина, но какая то неестественная, глухая. Первая мысль - где молодой? Скосив глаза, увидел того на открытом месте, привалившимся к скале, в расслабленной позе, спящим. В мгновение подскочил к нему, дотронулся до плеча. Тот вскакивает, в его руках нет автомата. Где?! Но молодой только растерянно что-то мямлит. Самая простая догадка - подшутил проверяющий офицер. Звонок на соседний участок - офицера не было. Соседям с другой стороны - проверяющего не было, но только что звонил, спрашивал как обстановка. Евгений понимает, что дела совсем плохи, шутками уже не пахнет. На соседнем, не подконтрольном ему участке земляк-старослужащий с собакой - срочный звонок ему. Через минуту тот прибегает, и собака определяет: с той стороны приходили двое, и ушли обратно. А с иранской стороны, через реку и немного по диагонали, был их пост: стандартное строение из белого известняка с горизонтальной крышей, метров 20-25 квадратных, с окнами без стёкол, метрах в 100 от воды. Следы вели к реке в направление этого поста.
Всё стало на свои места. Времени на размышление не было - часы показывали около часа ночи, и в возбуждённом сознании Евгения уже предстал весь позор, на который он обрёк не только себя, но и всех весьма дорогих ему людей. «Батя» - год до пенсии остался, многие годы был лучшим начальником заставы на всю эту южную границу. Ответственный дежурный - заместитель начальника заставы по разведке, майор, его прямой шеф, столько в него вложил. Застава - неизменное многолетнее первенство в округе по всем показателям, все свои, как братья.
Чувство стыда исчезло, а в голове намертво встала одна единственная мысль: ещё можно успеть догнать нарушителей, спасти положение даже ценой собственной жизни. Но умирать можно и потом, а сейчас - обязательно вернуться с автоматом. Евгений принимает решение. Он отдаёт молодому свой автомат со словами: «Кто бы ни пришёл, кто бы ни спрашивал - отвечать: он где-то здесь, пошёл по участку. Я постараюсь побыстрее». Ростовчанин предлагает в помощь себя и собаку, ведь там, по ту сторону границы жандармов семеро, это хорошо известно. Но Евгений отвечает - нет, достаточного одного нарушения. А потом, вдруг автомат - это предлог, хитрая провокация: они вдвоём уйдут, а в это время на ослабленные участки пойдут вооружённые бандиты?
Только со штык-ножом на поясе, сбросив всё лишнее (температура воздуха градусов 10 - 12), но в брюках и гимнастёрке пошёл Евгений в привычный рейд на ту сторону, но в непривычных обстоятельствах.
Аракс преодолел легко, изучен был досконально. Без заминок пришёл и к посту жандармов, разве что замирал временами на месте при кратковременном появление луны в разрывах туч.
В домике была темнота и тишина, если не брать во внимание храп. Немного постоял перед входом - а может засада? Ведь с момента их ухода с его участка прошло менее часа. Внутренне приготовившись к неожиданностям Евгений боком, в полуоткрытую дверь проскользнул в помещение. Что поразило сразу - спали все одетыми, лёжа прямо в соломе, на каких-то кирпичных примитивных лежаках. Опять мелькнуло – может, притворяются? Он пройдёт немного в середину этой единственной комнаты, а они накинутся все разом? Ведь по всем разбойным правилам должны были радоваться, отмечать как-то свой успех - русских обобрали! А здесь…, значит они либо ни причём, либо автомат уже где-то в другом месте. А в каком, где?
Появившуюся было растерянность, мгновенно подавил, внутренне собрался, заставил себя успокоиться. Следы вели явно в их сторону, значит, в первую очередь надо обследовать оружейную пирамиду. Он знал, где она находится, знал, что у них она горизонтальная, а не вертикальная, как у нас, да ещё и застеклённая. Посмотрел на храпящих, сразу увидел старшего, так как знал его в лицо. Прокрался к пирамиде. Но разглядеть что-либо за стеклом было невозможно. А главное, как он и опасался, - пирамида была под замком. Примитивным, но срывать не будешь, нельзя издавать и шороха. Ключ! Он может быть только у старшего. Прокрался к нему. Ещё раз убедился, что это именно он и слегка толкнул в плечо. В момент его пробуждения, между 3-м и 4-м ребром - штык-нож в сердце. В такой ситуации человек умирает бесшумно совершенно. Сонный - может захрипеть. Проснувшийся - издать горловой звук. В момент пробуждения - самый тихий способ.
Быстро осмотрел карманы жандарма - ключа в них не оказалось. В груди похолодело: неужто пришёл не туда, автомата здесь нет, а человека убил зря? Время подпирает, в помещении из-за луны то темнеет, то светлеет. А он начинает злиться и чувствовать всё более явно - здесь автомат! И кто-то из спящих об этом знает и в том повинен. Но не убивать же всех подряд! Убрал эмоции, опять проанализировал всё известное. Ушло драгоценных минуты две, но в результате опять стал действовать. Нашёл заместителя старшего. С минуту, наверное, концентрировался, потому как - не так-то просто убивать человека. Затем - штык-ножом! Залез в карманы - есть ключ! Моментально к пирамиде, открывает: их М-16, длинноствольные винтовки и - разобранный наш "калашников"!
С ликованием в душе и бьющимся сердцем (нашёл! спас положение! теперь эти семеро, или сколько их там осталось, ни за что его не остановят!) разобранные части автомата, и патроны тоже, начал рассовывать по карманам. Позже, спокойно размышляя, сам удивился этому своему поступку - почему же просто не собрал автомат, ведь в другой ситуации он собирал его менее чем за 15 секунд с завязанными глазами. Но, тогда, наверное, помешала радость. А она была неимоверной, пополам с облегчением. Всё рассовал, прикрыл пирамиду, что-то взял в правую руку (левая обязательно должна быть свободной, она отбивает нападение и захватывает противника) и уходить, пока не проснулись. У выхода, только перешагнув порог, нос к носу столкнулся с… ещё одним жандармом. Рослый, на полголовы выше Евгения (а он и сам далеко не подарок, под метр девяносто) и Евгений узнаёт его в лицо - точно из этой семёрки! Но где же он был?! И почему он их сразу не пересчитал?! Недоумённое лицо жандарма – и тот узнал его несомненно - Евгений видит как днём и немой вопрос в глазах: «Чего надо?». Они непроизвольно даже кивают друг другу. Но, правая рука Евгения уже перебрасывает деталь автомата в левую и выхватывает с пояса нож. Только теперь сделать это бесшумно не удаётся, жандарм вскрикивает.
Встреча и финал - всё было молниеносно и заняло доли секунды, максимум секунду. Евгений действовал как безупречный механизм, на подсознании. За спиной возникли какие-то крики, но он напрямую, теперь не маскируясь, но петляя, так как ожидал выстрелов вслед, нёсся к реке. Боковым зрением увидел, что с нашей стороны пограничники встали во весь рост с автоматами наизготовку, демонстрируя этой стороне возможность прикрытия Евгения огнём. В воде постоянно нырял, старался находиться меж валунами. Реку пересёк за 2-3 минуты, но, только отбежав от берега метров на 10 и упав среди своих кустов, оглянулся назад. Жандармы, потоптавшись на берегу, отчаянно жестикулируя и тихо переговариваясь, повернули обратно. Конфликт обозначился, но замер. На весь рейд времени ушло менее получаса.
Прибежал на свой участок. Ничего не объясняя, кинул детали автомата молодому: «На, собирай, если чего не хватит…». Всё оказалось на месте, даже патроны. Два представителя с соседних участков и ростовчанин с собакой моментально разошлись по своим местам. Евгений вышел на связь с КП - всё в порядке, нарушений нет. «А с тобой?», - видимо зам. по разведке что-то в голосе услышал. «В норме», - ответил Евгений.
Под утро их сменили. Тот факт, что на Евгении одежда немного влажная ни у кого вопросов не вызвал, временами чуть накрапывал дождик. Они легли спать, а в 8 утра или около того на заставе случился переполох. Общий приказ: поднять все ночные наряды, доложить подробно, как проходило ночное дежурство, кто что видел, наблюдал и так далее. Оказалось, иранская сторона на месте официальных встреч, на мосту, подняла большой флаг (бело-зелёно-жёлтый, два на три метра), а это означало только одно, согласно существующего протокола: есть пограничный конфликт, на переговоры вызывается военный представитель в ранге не ниже командующего Закавказским пограничным округом. И, значит, на границе произошло нечто экстраординарное. За большим флагом, следующим шагом могло быть обращение в МИД и автоматический переход конфликта из пограничного в межгосударственный. Существовал и малый флаг, действительно небольшой, треугольной формы. Поднимался для решения местных, локальных проблем: коза пропала, почту передать - на связь вызывался начальник заставы или дежурный по ней.
Но в сегодняшней ситуации командование заставы попало в глупейшее положение: большой флаг поднят, какой-то серьёзнейший конфликт на границе произошёл, это несомненно - иранская сторона глупостями на таком уровне заниматься не стала бы - генерал на разбирательство летит, так как время встречи обозначено точно и опаздывать на него не допускается, а местному командованию о причине конфликта ничего не известно, потому что ночные смены им доложили - происшествий нет!
Очередь побывавших в ночной смене через кабинет начальника заставы двигалась довольно быстро. Заместитель начальника по разведке, выйдя из кабинета, чтобы пригласить следующих, взглядом пробегая по шеренге ожидающих, резко остановился, увидев лицо молодого напарника Евгения. «Так. Все свободны. Ты, - обратился к молодому, - и ты тоже, - пальцем на Евгения, - заходите». «Рассказывай», - потребовали от Евгения первого. «За время несения службы, нарушений Государственной Границы не обнаружено!», - отрапортовал тот. Шеф по разведке внимательно на него посмотрел: «Свободен. Подожди в коридоре». Уже через пять минут молодого куда-то увёл вызванный в кабинет капитан. Евгения, было, зазвали обратно, да выручил садящийся на территории заставы вертолёт: прилетел озабоченный командующий Закавказским пограничным округом генерал-майор Песков. Начальник заставы вместе с генералом сразу поехали на встречу, шеф по разведке тоже исчез, бросив Евгению – «Пока свободен». Застава затаилась.
Обратно на заставу машина с генералом и «Батей» приехала где-то через час. Но, заметил Евгений и все, настроение у сидевших в ней кардинально изменилось. Во всяком случае, улыбки генерала и майора были видны хорошо. А произошло с ними за это время вот что.
Иранская сторона заявила советской протест, в связи с тем, что прошедшей ночью с советской стороны на пост иранской жандармерии было совершенно бандитское нападение группой неизвестных лиц. Предполагается, однако, что это были советские пограничники. Группа, вырезав полпоста, беспрепятственно ушла обратно.
Советская сторона попросила два часа для выяснения обстоятельств и, получив согласие, всем составом выехала на указанное иранской стороной место конфликта, с лучшими кинологами и собаками. Специалистами этот клубок Ариадны был распутан за 10 минут. И оказалось: с иранской стороны на советскую приходило два человека и ушли обратно; с советской на иранскую уходил один человек и тоже вернулся. Вывод лежал на поверхности: два иранских жандарма незаконно пересекли границу СССР и силой увели на свою сторону советского пограничника. Советский пограничник сумел освободиться от пут и, добывая себе свободу, убил в неравной для себя схватке троих иранских жандармов и сумел бежать. Для изложения иранской стороне версия была более чем безупречна. Тем более, как мы понимаем, иранской стороне истина была хорошо известна.
А пока высокий командный состав благодушно наслаждался чаем в тени огромного дерева, дожидаясь условленного часа для второй встречи с иранской стороной, через двор заставы незаметно шмыгнула неизвестно откуда взявшаяся овчарка. Подбежав к сидевшим на лавочке в ожидании развязки пограничникам, она ткнулась носом в сапоги Евгения, тут же уселась на землю и как-то глухо, почти простуженно лайнула. И убежала обратно. Это видели все, в том числе и попивающие чай. Евгений внутренне похолодел, хотя этот собачий демарш вряд ли стал неожиданным откровением для лиц, желающих знать истину. Молодой наверняка всё уже рассказал, что знал, не хуже собаки.
К назначенному часу делегация уехала на встречу, и рассказала иранцам о геройском поведении в плену советского пограничника и о том, какие нехорошие иногда бывают иранские пограничные жандармы - пытаются подорвать дружественные отношения между государствами. И корректно спросила: остались ли ещё у иранской стороны претензии к советской стороне. Претензий не осталось. Большой флаг был спущен.
Пару раз пытались подступиться к Евгению явно неофициально – ну, расскажи подробности. Но – «За время несения службы, нарушений Государственной Границы не обнаружено …» – и отступились. Генерал перед вылетом вызвал в кабинет начальника заставы: «Ну что - расскажешь, как было дело?» – «Никак нет, товарищ генерал-майор, не было никаких происшествий!». «Ладно, сынок, у меня ещё служба долгая, я подожду, всё равно расскажешь». С тем и улетел. А Евгений продолжал служить. Без молодого, потому как тот исчез неизвестно куда.
10 января 1970 года выходит приказ о демобилизации. С заставы увольняют в запас по 1-2 человека, не более, чтобы не оголять границу. Евгений уходил первым. Попрощался со всеми. Из заставы доставили в Нахичевань, а оттуда в 18.05 отходил поезд в Ростов-на-Дону. Уже до поезда часа полтора остаётся, время собираться на вокзал, как вдруг сообщают – явиться к генералу. Так всё и похолодело внутри у Евгения: опять врать, выворачиваться? – ведь стыдно уже, столько раз одно и тоже. Заходит, докладывает о прибытии отнюдь не радостным тоном. «Ну-ну, - перебивает его генерал добродушно. - Я же обещал тебе, что дождусь. Рассказывай подробности и имей в виду, что я знаю много больше, чем ты думаешь». Подполковника какого-то вызвал, по виду - особист. Тот сел в стороне, тоже слушать приготовился. Евгений было опять за старое: нарушений не было, ничего не видел. Генерал опять перебивает: «Брось. Я же тебя до сегодняшнего дня специально не трогал. Меня только подробности интересуют». Евгений чуть ли не со слезами на глазах: «А майору, начальнику заставы, от моего рассказа ничего не будет? Он не пострадает?». Генерал особиста призывает в свидетели: «Нет, ты только посмотри! Да если он таких бойцов воспитывает, так кто же его упрекнёт? Он – молодец! Не бойся, всё в порядке с твоим «Батей» будет, вот тебе моё слово».
И, наконец, Евгений «раскололся»: сам нарушил, не уследил за молодым, потерял бдительность, а когда всё увидел, оценил, решил любой ценой вернуть оружие. Страх и за себя был, конечно, но, прежде всего, за заставу, за «Батю» – подвёл. Пошёл туда. Нашёл автомат. Троих пришлось убить.
Короткими, рублеными фразами докладывает Евгений. Генерал обращается к подполковнику: «Да, начальник заставы хорошо воспитал. Ну что, сынок - молодец! На твоём месте я бы поступил точно также. Откровенно – тебе положен орден Красной Звезды. Но ошибку ты допустил, хотя хватило мужества и умения её исправить. А потому – возьми-ка вот это на память, и в знак моего личного уважения». И подаёт генерал Евгению «Командирские» часы, юбилейные, позолоченные. «Носи, сынок, на память о службе на границе. Не опоздаешь на поезд?». Евгений коробочку эту с часами к груди прижал, как Звезду Героя, волнуется, счастлив. Оттого, что наконец-то раскрылся, хотя ему и с самого начала особо стыдиться было нечего, но боялся он товарищей своих подвести. Оттого, что генерал его понял и так тепло, так по-человечески с ним попрощался. Оттого, наконец, что неожиданный и потому ещё более ценный подарок получил. «Служу Советскому Союзу! – Вскинул он ладонь к зелёной фуражке. - Никак нет, не опоздаю, товарищ генерал-майор!». Пожал ему руку генерал, похлопал по плечу и отпустил.
Часы эти подаренные ходят до сих пор. Каждые пять лет Евгений делает им смазку. Раньше носил постоянно, сейчас редко. Но ходят нормально, только секундную стрелку поменял.
Я те часы видел.