...Костер угасал... Угасал, как его неспешная, бесконечно долгая жизнь... Старый алтаец ворошил тлеющие угли, вместе с ними ворошил темные залежи своей памяти. Стылым, неспешным снегопадом тихо сыпались слова его, завораживая льдистой, дремотной тягучестью
- Давно это было...
- Люди тогда понимали язык тайги, зверей и птиц...
- Зверя было много в тайге - но люди убивали только для пропитания... Старик замолк, словно разглядывая нечто, там, в той необозримой дали своих воспоминаний. Снова гнетущая тишина упала на поляну, а шелест падающих снежинок только подчеркивал ее.
- Не было зла на земле...
- Не обижалась трава на оленей - за то, что ели они ее...
- Не обижались олени на волков - за то, что волки их ели...
- Волки не таили зла на людей - за то, что люди снимали с них шкуры, чтобы согреть детей своих в зимние ночи...
- Так предначертано было...
- Судьбой, не предками нашими, чтобы жить - надо есть...
- Так было...
- Могучий хан правил тогда на этой земле. Над всеми ханами - Хан. Все видел он, и знал все. Не обижал сильный слабого. Сытый мимо голодного не проходил. Счастье и радость жили в аилах, а для хана счастьем и радостью была дочь его...
Ай-Яна... Во все века не было девушки прекрасней ее. Во всех стойбищах пели акыны о доброте ее и светлом разуме. Черная ночь подарила ей шелк волос - до земли стекали они. Луна своим светом выбелила ее лицо - и в самую темную ночь светло было рядом с ней. Солнце одарило ее теплом своим - и глаза Ай-Яны согревали людей в морозные зимы. За доброту и красу ее, любили Ай-Яну и люди и звери. Словно круги по воде шла слава о ней, достигая самых дальних степей и гор...
... Непроглядная мгла ночи поглотила все. Беспросветная, стылая мгла и шелест снега. Мерцали во тьме угли костра - и не было сил и желания подбросить веток на тлеющие угли. Тяжкий груз воспоминаний гнул спину алтайца.
- Не было зла на Земле - все оно было в подземном царстве Эрлик-хана. Злые Эрнии, одноглазые, грязные старухи были воплощением Зла. И, услыхав о прекрасной Ай-Яне, черной завистью воспылали они. В черной земле и душах черных - и мысли и желания черные. В мерзкой грязи жилищ своих взрастили они мечту - погубить Ай-Яну. Не убить быстро и милосердно, не угасить медленно болезнью тяжкой - на всю жизнь долгую отравить душу ее. Злобой и ненавистью наполнить сердце ее... Навсегда...
В ночной, промозглой тьме рассказ старика мглистой стужей обволакивал меня. Тихая жуть цепенила тело, уносила туда - в безвестную даль моих воспоминаний.
- Черные души творят дела черные... Потихоньку, словно нехотя, то одна, то другая, как бы невзначай говорили они Эрлик-хану о прелести Ай-Яны. Исподволь, не спеша будили в нем зависть и жажду обладания. Прознали они и то, что полюбила она богатыря Ак-бая, всем сердцем и душой полюбила. Сотни наложниц было у Эрлик-хана. Все они когда-то любили земных богатырей, и всех их Эрлик-хан себя любить заставлял - колдовством своим и силой власти своей над телом женским.
Своего добились Эрнии... Повелел Эрлик-хан воинам своим привести к нему прекрасную Ай-Яну... Сильны и бесстрашны были воины царя подземного. Все могли они. Привели к Эрлик-хану Ай-Яну. Подивился он красоте ее. В ту же ночь повелел привести ее на ложе свое. Темной силой своей власти разбудил в теле ее пожар желания. Буйный пожар, негасимый и ненасытный... Всю ночь, со страстью неистовой, отдавала Ай-Яна тело свое Эрлик-хану... Обо всем на свете забыла она сливаясь с ним.
Только над душой ее не властен был Эрлик-хан. Не смог он заставить Ай-Яну полюбить его... Ревнивой злобой загорелось сердце его - сердце каменное, шерстью поросшее... Лютой паводью заклятие легло:
- Мшелым камнем, землей сырой, илом болотным заклинаю: - отныне и ты, и дочери твои до веку будете безумно вожделеть мужчину ночью - как ты вожделеешь меня и естество мое. Страсть ваша жгучей будет и негасимой - до первых лучей Солнца... а утром - не ласку подарите вы избравшим вас - но смерть лютую, мучительную, беспощадную... и до веку будете вы убивать мужчин при свете дня - чтобы сожалеть о том, сгорая в страсти ночами....
Тусклые, безжизненные глаза алтайца вспыхнули вдруг на диво осмысленно и ясно. В самую душу вонзился взгляд его. Вскинув руку к плечу швырнул нечто к ногам моим. Льдистая лапа суеверного ужаса стиснула мое сердце - у ног моих сполохи костра плясали на иззубренных лезвиях древнего обояша...