ВЕКТОР
«Величины, которые характеризуются как числом, так и направлением называются векторными.
Вектором называется направленный отрезок.
Векторы, лежащие на параллельных прямых (или на одной прямой), называются коллинеарными.
Коллинеарные векторы, имеющие равные длины и противоположные по направлению называются противоположными.
Вектор, противоположный вектору М обозначается через - М.
Сумма противоположных векторов равна нулю».
А.А.Гусак, «Высшая математика»,1976г.
Пролог
В душном воздухе офиса застыло напряженное молчание. Почти все были в сборе. Ждали только одного – человека, ради которого, собственно и было назначено собрание.
Павлов сидел у окна и все время нервно выглядывал на улицу, подергивая сжатыми кулаками внутри карманов летней джинсовой куртки. Его коротко остриженные черные волосы слиплись на висках от пота. Смуглое лицо выдавало нетерпение.
Рядом с Павловым сидел Димка. Единственный из всех, кто совершенно не волновался. Просто ждал, вытянувшись на стуле и расслабленно поигрывая кожаным брелоком. Постоянное ерзанье соседа начинало его раздражать.
В углу, почти у самой двери возвышалась Зоя Сергеевна. Она сидела неподвижно, как каменный лев у входа, ее мужское лицо ничего не выражало. И что творилось у нее в душе, сказать было трудно.
Подполковник Луговой нервно прохаживался по офису и постоянно поглядывал на часы. Гость не опаздывал. Это они все пришли раньше времени. Три шага к двери – разворот – три шага к столу – разворот… Грузное тело Лугового скользило по ковру, как хорошая импортная баржа, вместительная и почти бесшумная.
Небо за окном хмурилось, добавляя плотному воздуху тяжести с каждой минутой. Обещало к вечеру пролиться долгожданным летним дождем. Каждый звук, доносившийся из коридора заставлял ожидающих вздрагивать. Но до прихода гостя оставалось еще целых девять минут.
Три шага к столу – разворот… Луговой неожиданно остановился посреди помещения.
- Саша! – голос прозвучал неожиданно громко.
- Да, Леонид Михайлович? – Павлов оторвался от окна и чуть не вскочил с места.
- Диктофон взял?
- Да, Леонид Михайлович.
- Хорошо, - Луговой развернулся и продолжил ходить, - не забудь – все должно быть записано.
- Все будет в лучшем виде, не волнуйтесь.
Три шага к двери – разворот – три шага к столу…
…Он вошел без стука и лишних вопросов. Ровно в восемнадцать часов, как было условлено.
Просто вошел и остановился у двери.
Все собравшиеся онемели, даже каменная Семенова переменилась в лице. И, признаться, не без причины - здесь действительно было, отчего в лице перемениться…
Незнакомец постоял немного, давая публике себя рассмотреть, как им того хотелось, потом слегка улыбнулся тонкими губами и сказал.
- Здравствуйте. Я - Артур.
Часть 1 ПЛЮС
Глава 1
Ранним утром, второго июня, в отдел охраны железнодорожного вокзала города М обратилось сразу несколько человек.
Сержант Громов, щуплый парень с остриженными почти под ноль рыжими волосами, мирно допивал кофе за рабочим столом, и был весьма расстроен, увидев, как дверь дежурки, резко распахнувшись, пропустила в себя раскрасневшуюся взъерошенную даму средних лет. Дама вкатила в помещение свои округлые формы, обтянутые ситцевым платьем безвкусной, излишне яркой расцветки, и тут же разразилась возмущенным криком:
- Да примите же вы меры, наконец! Да что же это такое! Тут же и дети и все!
- Во-первых, здравствуйте, - сделал замечание Громов, отставляя на край стола одноразовый стаканчик с напитком, которого оставалось на дне еще несколько хороших глотков.
Но продолжить нравоучение не успел, так как дверь распахнулась повторно, плюнув на этот раз в сторону громовского стола лысым коротконогим мужичком в старомодном коричневом пиджаке и брюках-клеш фасона семидесятых. Брови на лице мужичка были сдвинуты к переносице, образовав хмурый козырек, а тонкие плотно сжатые губы обрамлены были загнутыми книзу длинными усами, что делало лицо посетителя весьма запоминающимся.
- Товарищ постовой! Идемте же скорей, ну что вы сидите? – выкрикнул мужчина и, подвинув даму плечом, прикрыл за собой дверь.
- Что случилось? - спросил Громов, поднимаясь из-за стола, и поправляя ослабленный ремень с кобурой. Сам про себя он уже успел предположить – не иначе опять у кого-то украли вещи. Такое иногда случается. Орут всякий раз, как погорельцы!
На поставленный вопрос никто толком не ответил. Дама пробурчала что-то нечленораздельное и покраснела пуще прежнего, а мужчина, вытянув губы трубочкой и округлив глаза, выдал странную фразу:
- Да она ненормальная точно, что вытворяет это же уму не постижимо это же надо пресекать такое сразу на корню, а не смотреть стоять, смотрят они стоят лишь бы поглазеть…
- Ясно. Идемте, разберемся на месте, - оборвал сержант тираду, из которой ровным счетом ничего не понял.
- И дети! Там же дети! – взвизгнула толстуха.
- Тем более.
Громов снял со спинки стула китель, вздохнул, одел его и уже хотел последовать за потерпевшими, как дверь распахнулась снова.
На этот раз никто не вошел. Две женщины и седой мужчина замерли в дверном проеме, заметив уже имеющихся в дежурке посетителей.
- Идет он, идет, - крякнула полнотелая дама, что прибежала первой. Затем протолкалась сквозь новоприбывших и скрылась.
Когда Громов подошел к выходу, замершие в дверях люди молча расступились. А старомодный мужчина в костюме со знанием дела выдал:
- Подкрепление вызывать будете?
Громов чуть не споткнулся.
Да. Утро не задалось.
***
Уже на подходе к залу ожидания, куда вела его неугомонная цветастая дамочка, Громов заметил, что сегодня непривычно шумно для половины четвертого утра. На вокзале людно всегда – не важно, день это или ночь. Но ожидают люди своих поездов обычно тихо. В этот же раз зал ожидания напоминал Колизей в момент представления. Людей было много, словно сбежались они со всего вокзала разом, чтобы заполнить одно это несчастное помещение.
Стояли кучно, образовав в дальнем левом углу бесформенное столпотворение. Причем те, что находились позади остальных, непрестанно подтягивались на цыпочках, заглядывая через головы впередистоящих. Некоторые особенно смелые граждане залезали с ногами на стулья.
Зал был наполнен гулом голосов. Кто-то возмущался, даже кричал, другие переговаривались между собой, заговорщицки наклоняясь к уху собеседника. Некоторые даже смеялись. Временами сборище хором ухало и расступалось то в одну сторону, то в другую, спотыкаясь о ряды прикрученных к полу стульев, гремя багажом, а то и частями собственных тел. Затем же снова стягивалось и продолжало роптать.
Детей действительно было много. Добропорядочные мамы держали их за руки, стараясь отодвинуться подальше от возмущенной толпы. Однако покинуть зал ожидания почему-то не хотели.
Толстуха в цветастом платье, за которой следовал Громов, внедрилась в скопище тел, как торпеда. Тут же растолкала всех локтями и громогласно позвала:
- Сюда, товарищ милиционер! Сюда!
Услышав слово «милиционер», толпа затихла и расступилась, пропуская представителя власти в эпицентр события. Громов уверенно шагнул в образовавшийся проход, как Моисей, перед которым расступились морские воды.
Однако того, что предстало взору, он ожидал меньше всего.
Ну, драка, ну разборки. Ну, может быть пойманный за руку вор, или забежавшее не по адресу животное с улицы. Это все понятно. Но чтоб такое!
На небольшом участке зала прямо у стены стояла женщина. И была она абсолютно голой!
Лет ей можно было дать на глаз около двадцати. Худая, угловатая с торчащими ребрами, острыми коленками, молочно-белой кожей и очень маленькой грудью. Она даже не пыталась прикрыться. Ее русые волосы, длинные и блестящие, ниспадали сзади до самых лопаток.
Женщина вела себя более чем странно. Она не просто не стыдилась своей наготы, а словно вообще не понимала, что вокруг нее происходит и где она находится. Движения ее были спонтанными и беспорядочными. Она выбрасывала вперед тонкие руки, махала ими, делала хаотические шаги то в одну сторону, то в другую (чем и вызывала периодическое перемещение толпы), крутила во все стороны головой, таращила глаза, как рыба открывала и закрывала рот, не издавая при этом ни звука.
Громов опешил. Подобных случаев еще не было в его практике. Люди же за спиной постепенно затихли, полностью положившись на опыт и знания работника милиции. Уходить, тем не менее, никто не собирался. Зрелище того стоило.
Голая женщина какое-то время мирно топталась взад-вперед. Но тут внезапно дернулась, побежала, ударилась о стену и сползла по ней на пол. Затем легла на спину, вращая широко раскрытыми глазами, и вдруг напряглась, открыла рот, вся изогнулась. Это было похоже на крик, только беззвучный, холостой, эдакий крик-невидимку.
Толпа в очередной раз шарахнулась. И снова оживленно загомонила.
- Нужна «Скорая», - констатировал сержант и без того очевидный факт, - позвоните кто-нибудь.
- Позвонили уже, - раздалось позади сразу несколько голосов.
Конечно. Конечно, они позвонили. Но, что же делать МНЕ? Громов достал переговорное устройство. Нажал на кнопку.
- Первый! Первый, прием!
Рация прошипела сонное «Первый на связи», и Громов, наконец, пришел в себя окончательно.
- Первый! Это четвертый! Срочно медработника в зал ожидания! Повторяю, срочно медработника в зал ожидания!
«Вас понял»
Лишь поговорив с «первым», Громов подумал, что и сам мог бы вызвать по рации врача. Растерялся. Но теперь неважно. Все хорошо. Врач сейчас будет.
Сержант осторожно приблизился к затихшей на полу женщине. Наклонился и легко поднял ее с пола, ухватив подмышками как ребенка. Было немного страшно – неизвестно чего ожидать от такого «нарушителя». К счастью, женщина в его руках даже не шелохнулась, словно и не заметила, что ее подняли. Громов усадил пострадавшую на одно из кресел, как тряпичную куклу и, спешно накрыл своим кителем. Та уставилась в стену и замерла, ни на что не реагируя.
Сержант повернулся к толпе. Обилие зрителей начинало раздражать.
- Так! Расходимся, граждане! Расходимся! – зычно отскандировал он, аккуратно подталкивая к выходу тех, кто стоял ближе всего.
- Рас-хо-дим-ся! Расходимся. Все!
И толпа стала нехотя рассасываться.
***
Дежурный медработник, Николай Петрович Бакаев, худощавый медлительный мужчина не первой молодости, всю жизнь проработал рядовым врачом-терапевтом в одной из больниц на окраине города безо всякой надежды на повышение по службе по причине стойкого пристрастия к алкоголю. Оказавшись на пенсии, он устроился медработником на вокзал и был весьма собой доволен, работы здесь не так много, как в поликлинике. А платят вполне достойно.
Уже через пару минут после странного утреннего вызова в зал ожидания, он был на месте происшествия. Однако, похлопав пострадавшую по щекам и сунув ей под нос ватку с нашатырным спиртом, ничего этим не добился. Бакаев озадаченно почесал коротко стриженный седой затылок, сморщил большой, усыпанный глубокими рытвинами, бордовый нос и произнес, растягивая слова:
- Можно отнести ее в санчасть, но не думаю, что это нужно делать. Я считаю, что первая помощь тут не нужна. Ей нужна госпитализация. Если «Скорая» уже в пути, больную лучше оставить тут. Транспортировка только осложнит ситуацию.
В принципе ничего другого Громов от него и не ждал.
Когда подъехала «Скорая» (а ждать ее, к счастью, пришлось недолго), зрители разошлись уже почти все. Остались только те, для кого собственно и предназначено помещение с названием «зал ожидания» – пассажиры, ожидающие транспорта. И зал принял свой обычный для этого времени суток вид.
Странная женщина почти не подавала признаков жизни, сидя абсолютно неподвижно под милицейским пиджаком. Она совсем обмякла, опустила голову на грудь, и глаза ее были закрыты. То ли уснула, то ли сознание потеряла.
Полный пожилой врач, прибывший по вызову, с неподражаемым достоинством прошел к месту происшествия в сопровождении двух рослых санитаров, габаритами и выражением лиц напоминающих скорее мясников, нежели медбратьев. Видимо, он был уже осведомлен о том, какого рода помощь необходима – звонивший описал симптомы – поэтому особого удивления или спешки не проявлял.
Своим видом врач напоминал положительного героя черно-белого советского фильма патриотической направленности. Седые волосы, абсолютно белого цвета, были аккуратно зачесаны назад, выгодно открывая высокий лоб. Внимательные глаза казались гораздо больше своих натуральных размеров из-за толстых стекол старомодных очков в роговой оправе. А из-под белого халата выглядывал опрятный голубой воротничок.
- Ну, что у нас тут? – спросил врач у Бакаева, распознав в нем коллегу.
Бакаев молча указал ладонью на объект всеобщего внимания. Сказать ему было нечего.
Доктор внимательно посмотрел на Бакаева, сощурился и, видимо сделав на его счет определенные выводы, перевел взгляд на женщину. Потом присел на краешек рядом стоящего стула, поднял безжизненную белую руку пострадавшей, и первым делом проверил пульс.
- Давно так сидит?
- Только что успокоилась, - выдохнул Громов.
- Что делала?
- Ходила. Перепугала тут всех. Махала руками. Головой крутила. Делала вид, что орет, но не орала… почему-то… потом с разбегу ударилась в стену и… вот…
- Понятно.
Твердая рука доктора приподняла подбородок женщины, внимательно вглядываясь в лицо. Один из санитаров тут же подхватил болтающуюся на тонкой шее голову, придерживая в вертикальном положении. Доктор же достал из кармана маленький медицинский фонарик, профессионально раздвинул веко пострадавшей и посветил фонариком в глаз. Повращал устройство, меняя угол падения на зрачок светового луча. Затем выключил и сунул в карман.
- Слепая что ли?.. Непонятно… - тихо, как бы про себя констатировал он, удивленно приподняв седые брови, и уже громче добавил для санитара. - Можешь опускать.
Санитар осторожно опустил голову пострадавшей в прежнее положение.
- Жива? – невпопад спросил Громов. Потому как уверен в этом уже не был.
- Жива, жива.
Доктор извлек из маленького чемоданчика молоток, методично простучал тонкие руки больной. Затем сделал множество легких покалываний изогнутой длинной иглой с рукояткой на конце.
- Мда… непонятно… - он нахмурился, затем поднял взгляд на помощников, - Ну что, ребята, забираем ее. Давайте, Женя, Сергей.
Санитары тут же послушно подхватили тело под руки, и китель Громова в соответствии с законом притяжения немедленно свалился на пол. Врач грубовато ойкнул и очень быстро снял свой халат.
- Погодите-ка, погодите.
С помощью санитаров он надел халат на больную и застегнул на все пуговицы. Тощее женское тело утонуло в накрахмаленной белой ткани. После чего санитары двинулись прочь, сначала волоком потащив несчастную по полу ногами, затем один из них поднял ее на руки и вынес из здания вокзала, как невесту из ЗАГСа. Доктор быстро сложил инструмент и засеменил следом, задумчиво глядя под ноги.
Когда процессия удалилась, на душе у Громова заметно полегчало. Ну, все.
Он неторопливо вернулся в дежурку, выбросил в урну стаканчик с недопитым кофе и, прежде чем отправиться к автомату за новым, долго мыл руки в сортире.
Глава 2
В дверь кабинета постучали.
Леонид Михайлович Луговой, подполковник милиции в отставке, а ныне владелец частного сыскного агентства, взглянул на красивые именные часы - ровно два, как договаривались. Будучи человеком исключительной организованности, для которого порядок и дисциплина всегда остаются на первом месте, он не без удовольствия отметил пунктуальность очередного потенциального клиента.
Вернее клиентки. Посетительница оказалась женщиной. Постучавшись, она незамедлительно открыла дверь и уверенно вошла в помещение, спросив хриплым мужиковатым голосом:
- Можно? – скорее для приличия, нежели для выяснения прямого ответа на вопрос.
- Да, да. Конечно. Проходите.
Дама была солидного возраста, высокого роста, с правильной осанкой и изрядным количеством лишних килограммов. Длинные волосы, неопределенного цвета были собраны на затылке в неровный пучок, а красное лицо усыпано глубокими оспинами. Все говорило о том, что красотой дама никогда не отличалась и успехом у сильного пола не пользовалась. Такие женщины обычно сильными становятся сами. Что, впрочем, было налицо.
Одета она была соответственно образу – темная юбка прямого покроя, прикрывавшая ноги почти до середины щиколотки, строгая серая блуза с отложным воротником без какой-либо отделки. И никаких украшений. В руке - небольшой черный портфель.
Посетительница закрыла за собой входную дверь и уверенно прошагала по ковровому покрытию к столу, не сделав при этом ни единого лишнего или неточного движения. Как солдат по плацу. Села на стул напротив Лугового, водрузив портфель на колени. Неновый предмет мебели, не ожидавший такого поворота событий, жалобно скрипнул под ее весом.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте.
- Я Вам звонила сегодня утром. Мы договорились о встрече в четырнадцать часов.
- Да, конечно. Я Вас ждал, - улыбнулся Леонид Михайлович сквозь густые, очень красивые темные усы, умолчав, однако, о том, что человека, с которым говорил по телефону утром, идентифицировал по голосу как мужчину, - Чем могу помочь?
И на этом разговор неожиданно прервался. В кабинете воцарилось молчание.
Оно продлилось минуты две, постепенно превращаясь в обоюдное напряжение. Луговой ждал изложения цели визита, но женщина почему-то не начинала, словно окаменела, сидя на стуле и уставившись остекленевшими глазами на руки подполковника.
Наконец она грубо откашлялась, словно очнувшись, достала из портфеля носовой платок и провела по лбу.
- Извините, я волнуюсь.
- Понимаю.
Луговой поднялся, подошел к специальному аппарату в углу и налил в одноразовый стаканчик охлажденной воды. Поставил перед посетительницей на стол затем медленно, вернулся на прежнее место. Женщина отпила. Но все равно продолжала молчать.
- Итак. Начнем со знакомства, - не выдержал паузы подполковник, - Меня зовут Леонид Михайлович Луговой. Я владелец данного агентства.
- Семенова Зоя Сергеевна, - женщина грубо кашлянула в кулак и продолжила уже ровным уверенным тоном, из чего Луговой сделал еще один вывод – к истерикам не склонна, умеет взять себя в руки, - Я заведую первым отделением частной психиатрической клиники Степана Федоровича Долгова. Думаю, вы слышали о такой?
- Долговка? Ну, Разумеется. Это в районе стадиона «Мотор» недалеко от…
- Улица Пионерская, восемнадцать.
- Да. Да. И что же привело вас в наше агентство?
- Хм… не знаю, как начать… дело в том, что у нас… пропал человек. Женщина. Пациентка. Исчезла при странных обстоятельствах. Мне бы хотелось с вашей помощью во-первых найти ее и вернуть в клинику, а во-вторых выяснить причины… или нет, правильнее сказать способ, да, выяснить способ исчезновения.
- Простите, но если пропал человек необходимо обратиться в органы внутренних дел, объявить пропавшую в розыск.
- Я не хочу иметь дело с милицией! - резко и громко отрезала Семенова, - У меня на это свои причины. Именно поэтому я здесь. Вы возьметесь за это дело?
- Что ж. Если есть причины… Думаю, они достаточно веские?
- Да. Они достаточно веские. Иначе бы я сюда не пришла.
- В таком случае мне нужны хоть какие-нибудь подробности. Только потом я смогу решить, что мы с вами будем делать.
- Значит так, - Семенова распрямилась на стуле, словно собиралась читать рапорт, и Луговому показалось, если бы она не сидела сейчас перед ним, а стояла, то вытянулась бы по стойке «смирно».
- Пациентка поступила в клинику в начале июня. Точнее – второго числа. Ее нашли на железнодорожном вокзале с явными признаками помешательства. В картотеке мы зафиксировали ее под условным именем Петрова Анна Ивановна. Мы всегда даем условные имена пациентам, личность которых не установлена. В нашей клинике так принято. Это облегчает работу. Я принесла историю болезни. Если хотите, можете ознакомиться.
Семенова извлекла из портфеля тонкую папку и положила на стол перед Луговым. Тот сразу же открыл ее и первым делом увидел небольшую черно-белую фотографию, на которой была изображена худая, совершенно изможденная женщина со впавшими щеками и огромными черными кругами вокруг глаз. Семенова тем временем продолжала.
- Да… Мы делаем фотографии пациентов… Я расскажу немного о ней. Значит так, в момент поступления было выявлено, что каких-либо физических повреждений женщина не имеет. Кроме ссадины, полученной непосредственно перед госпитализацией – она ударилась головой о стену в зале ожидания. В качестве показания к госпитализации она имеет следующие отклонения. Во-первых, совершено ничего не видит, при том, что органы зрения физически в норме. Окулист предположил, нарушение глазного нерва, который связывает орган зрения с мозгом. Во-вторых, она ничего не слышит, имея абсолютно здоровые органы слуха. Фактически, та же история, что и с глазами. Обонятельные рефлексы отсутствуют. И, что особенно странно – осязательные тоже. Общее состояние таково, словно во всем ее теле совсем нет никаких нервных клеток. Ну, вы представляете?
- Признаться, с трудом.
- Все заключения специалистов перед вами, в истории болезни.
- Я понял.
- В то же время, было установлено, что до того, как попасть к нам, женщина вела нормальный, среднестатистический образ жизни. Эти выводы были сделаны из ее общего физического состояния. А именно – ухоженные волосы, обработанные ногти, здоровая кожа, зубы. Отсутствие каких-либо патологий внутренних органов. Кроме того, следы макияжа на лице, искусственная форма бровей. На правом плече небольшая татуировка. Согласитесь, за умственно отсталым человеком, инвалидом с рождения, так ухаживать не будут. Следовательно, расстройство нервной системы произошло в определенный момент, до наступления которого женщина была совершенно здорова. Все это показалось нам очень странным.
- Не вижу ничего странного. Она могла испытать шок, стресс. Или может быть, она принимала какие-то препараты, наркотики? Или же была отравлена? Или подверглась гипнозу? Да мало ли что еще. Разве не бывает такого?
- Вы не дослушали. Действительно, такое бывает. Нервные клетки могут повредиться в результате неких внешних воздействий, но дело в том, что они не могут исчезнуть или полностью нейтрализоваться в организме. Люди, теряющие рассудок не слепнут и не глохнут, и осязания не теряют… а если и теряют какие-то из этих качеств, то не все сразу. Они реагируют на яркий свет, на резкий звук, на прикосновения, покалывания. Хоть на что-нибудь. В данном же случае никакой реакции. Абсолютно. Кроме того, ее лицо, вернее выражение лица иногда оставляло меня в полном недоумении. Временами мне казалось, что именно рассудок, из-за потери которого она попала к нам, она как раз и не теряла. У безумных знаете какие лица, знаете…
Семенова подняла вверх глаза, подбирая термины.
- Они пустые. Такие безразличные. Никакие. Понимаете? А у нее лицо не было безразличным. На нем было недоумение, был страх, была безысходность. Но безразличия не было… она даже плакала, правда бесслезно, одной мимикой, но это было очень похоже на плач. Ей был поставлен диагноз шизофрения, сопровождаемая мутизмом и состоянием глубокого транса. Но только этот диагноз не совсем соответствует действительности. Это мое такое мнение.
- А какой соответствует? – уточнил Луговой.
- Мне стыдно в этом признаться, но я затрудняюсь ответить. Ее состояние можно, конечно, охарактеризовать, как неспособность разграничивать внутренний и внешний миры. А потерю чувств принять за расстройство восприятия. Все это действительно характерно для шизофрении. И все-таки это не совсем то, что мы имеем в случае с Петровой. У нее не просто потеря чувств, у нее их полное отсутствие. А это совсем другая песня, вы же понимаете. Кроме того, характерная для мутизма немота и отказ от речевого общения несомненно присутствуют. Однако она молчит не потому что отказывается говорить, а потому что не может. Да и состояние транса – это чисто условное обозначение. У нее осмысленный взгляд. Она слепа, но вы не поверите, у нее осмысленный взгляд. Такой, как будто она что-то видит, но не то, что ее окружает, что-то другое, чего не может понять… В общем, получается, диагноз поставлен в принципе верно, однако если вдуматься…
- Простите, я не разбираюсь в терминах.
- Впрочем, вы правы, это не столь важно для данного дела. Это наши, чисто врачебные нюансы. Еще мне вот о чем хотелось бы вас непременно проинформировать, прежде чем я приступлю к сути моей просьбы. За те полтора месяца, что женщина пробыла у нас в клинике, ее личность так и не удалось установить. У нас заключен договор с местным телеканалом, который периодически показывает фотографии людей, чья личность устанавливается. Для того чтобы родственники или знакомые могли узнать человека и связаться с нами. Мы не часто прибегаем к услугам телеканала, и все же иногда вот приходится. Кроме того, подобный договор заключен и с несколькими газетами. Такой подход был действенен на сто процентов до этого случая. Я хочу сказать, всегда находится кто-то, кто опознал бы человека по фотографии или видеоролику.
- Вы хотите сказать, что эту женщину никто не опознал?
- Да. Ее никто не опознал. Это при том, что объявления и по телевиденью и в газетах появлялись в течение полутора месяцев непрерывно! - при слове «полутора» женщина вскинула руку и помахала в воздухе длинным указательным пальцем. Видимо данный срок был в ее понятиях очень большим.
- Ну, так, может быть, у нее нет родственников?
- Родственников, конечно, может и не быть. Но, как я уже говорила, женщина ухоженная, красивая. Жила явно не в лесу и не в канализации, извините. Не Маугли какая-нибудь. Нормальная современная женщина. У которой просто не могло не быть соседей, знакомых, сотрудников по работе.
- Ну, а что, если она приехала из другого города, или даже из другой страны? В которой не идет наш местный телеканал и где не продаются те газеты, куда вы давали объявление? Вы не допускаете такого варианта? Ее ведь нашли на вокзале – возможно, она приезжая.
- Возможно. И я об этом тоже думала. Но ни на один из наших запросов, ни в отделения милиции других городов, ни даже в посольство, - снова поднятый кверху палец, - не было получено положительного ответа. Ее никто не ищет, и никто о ее пропаже не заявлял.
- Вы провели огромную работу, - констатировал Луговой, искренне удивляясь настойчивости своей клиентки, никто другой на ее месте не стал бы делать ничего подобного для попавшего в психбольницу человека, - Мое восхищение.
- Да. Мы заботимся о наших пациентах. Знаете, они ведь как дети для нас, - многозначительно произнесла Семенова, и Луговой сразу понял, почему так. Для одиноких женщин работа очень часто становится смыслом жизни.
- Понимаю. - Луговой потер подбородок, - Постойте-ка, вы сказали, клиника частная?
- Да.
- А родственников Петровой так и не отыскали. Кто же тогда оплачивает ее лечение?
- Государство. Дело в том, что наша клиника принадлежит частному лицу не полностью, лишь на две трети. Она была основана на базе третьей клинической больницы. Возможно, вы еще помните прежние времена.
- Да, да, да - закивал головой подполковник, припоминая ту самую «третью», в которой некогда лечилась от пневмонии его мать.
- Поэтому государство оставило за собой право собственности на часть учреждения. И это очень мудро, я считаю. Сейчас наша клиника единственная по области полностью специализируется на психиатрии. Естественно, что именно к нам поступают все те люди, которые не смогли бы получить полноценного лечения в других клиниках. Что значит одно психиатрическое отделение муниципальной больницы в сравнении с целым специализированным частным заведением? Это же небо и земля! Конечно, у нас и возможностей больше и специалисты самые лучшие. А тяжелые больные далеко не все платежеспособны. В то время как лечить нужно всех. И лечить нужно хорошо. Вот по этой причине такие пациенты, как Петрова проходят лечение у нас, в частной клинике. Но за государственный счет.
- Все ясно. Извините, что заставил отвлечься. Продолжайте, пожалуйста.
- Собственно продолжать осталось немного. Я пришла сюда вот по какой причине. В эту среду, а точнее восемнадцатого июля, женщина пропала. Бесследно исчезла из клиники. И вот – я у вас. Найдите ее, пожалуйста. Она совершенно не приспособлена к жизни и может погибнуть.
- Подождите, подождите, - нахмурился Луговой, - Как именно она пропала, можете мне пояснить?
- Исчезла. Другого слова я не подберу. Была и вдруг – раз и нету.
- Как это нету?
- Если бы я знала как! Я предотвратила бы вероятность такого случая гораздо раньше, чем он мог бы иметь место! Поэтому я и прошу вас не только найти женщину, но еще и выяснить обстоятельства исчезновения. Это очень важно! Дело в том, что…
- Что?
- Этот случай не первый.
Семенова произнесла последние слова очень тихо и тут же втянула голову в плечи, что совершенно никак не вязалось с ее прежним поведением.
- Что?! – Луговой поперхнулся собственным возгласом и даже привстал, - Из вашей клиники пропадают больные, а вы так спокойно пытаетесь скрыть это от правоохранительных органов?!
- Не спокойно! Нет, не спокойно! - Семенова совершенно неожиданно подняла полные возмущения глаза на собеседника и хлопнула широкой ладонью по бумагам истории болезни, едва не опрокинув стаканчик с недопитой водой, отчего Луговой вдруг сел на прежнее место.
- Не спокойно, - уже тише продолжила она, - Вы даже представить себе не можете, чего мне стоило прийти к вам, и что я пережила за эти два дня.
Она снова принялась вытирать лоб носовым платком.
- Мы искали ее везде, где только можно. И где нельзя тоже искали. Был задействован весь персонал больницы… И ведь она в таких условиях содержалась, из которых и сбежать-то невозможно. Она у нас по территории не перемещалась. Постоянно находилась в изоляторе. Это такая комната, обитая мягкой тканью. Там нет никакой мебели. Окно зарешечено. Дверь железная, запирается снаружи на ключ. Она никуда из этой комнаты не выходила. Кормили ее специальным составом через зонд, три раза в день – сама она у нас не кушала. В среду утром санитарки пришли ее кормить – а ее нет. Просто нет. Дверь закрыта, как положено - снаружи на ключ, решетка на окне не повреждена. Ничего не повреждено. А ее нет. Только одежда на полу…
Семенова схватила пластиковый стаканчик и осушила его до дна.
- И много людей у вас так пропало? – сурово спросил Луговой, постукивая ручкой о стол.
- Что?
- Я спрашиваю, сколько больных… хм… вот так же «исчезло». Вы сказали, это не первый случай.
- Простите, я слишком разволновалась, - голос посетительницы прозвучал гораздо спокойнее на этот раз, - Нет, все не так страшно, как Вы подумали. Этот случай у нас второй. Всего лишь второй.
- Всего лишь… И кто был первым?
- Был еще мужчина. Но эта история уже пройдена.
- И все-таки.
- Это случилось в девяносто восьмом году. Я тогда работала в клинике лечащим врачом. А заведующим отделением у нас тогда был Золотов Сергей Иванович. Пациент имел схожие симптомы. Я поднимала его историю болезни. Один в один – потеря зрения, слуха, обоняния, осязания, отсутствие голоса. Его обнаружили около здания цирка. Он был абсолютно голым, как и Петрова. Я упоминала, что ее нашли голой?
- Нет.
- Вот, говорю. Ее нашли абсолютно голой. Значит дальше, в один прекрасный день, пациент пропал. Исчез. Его везде искали. Затем подали заявление в милицию. Пациента объявили в розыск. Но найти не смогли. Кроме того, причин исчезновения тоже не нашли ни одной. Дело оказалось безнадежным. А наша милиция безнадежных дел не любит. Так же как не любит нераскрытых преступлений. Правильно?
- Ну и…
- Ну, и они пошли по пути наименьшего сопротивления. Понимаете, о чем я? – Семенова многозначительно посмотрела на собеседника.
- Не совсем.
- Все очень просто. События перекрутили и переиначили таким образом, что приоритетным стала не судьба пропавшего, а поиск виновного. Вместо того чтобы искать больного, они завели уголовное дело на Золотова. Состоялся суд, Золотова признали виновным в преступной халатности, осудили по какой-то там статье, дали не помню сколько лет условно и отстранили от должности. Дело, соответственно закрыли.
- Преступление раскрыто, виновный найден… как это знакомо, - Луговой задумчиво потер подбородок.
- Дело раскрыто. Но ведь нужно было пропавшего искать, а не виновного! Вот что важно! А пропавшего не нашли! В общем, после этого Золотов уволился из клиники. А через год умер от сердечного приступа. Если бы вы только знали, какой это был человек! Это был эталон! Сколько энергии, сколько человечности! Он так радел за дело, за клинику! Он ведь, не поверите, каждого пациента знал по имени. Он с родственниками больных лично проводил беседы. Он и после выписки… ай…
Зоя Сергеевна провела платком по лбу и очень громко вздохнула.
- Теперь понятно, почему вы здесь.
- А наша милиция. Да что там говорить. Извините, пожалуйста, вы ведь тоже там работали. Но я скажу что думаю – к нашей милиции лучше не обращаться. Себе дороже выйдет. Человек приходит за помощью, а ему мало того, что никто не поможет, так еще и обвинят во всем, в чем только можно. И срок дадут.
- Вы правильно сделали, что пришли в наше агентство, - подполковник в какой-то мере ощутил стыд. Как же так могло получиться, что граждане перестали доверять людям в форме?
- Только не подумайте, что я пытаюсь уйти от ответственности. Я всю свою вину признаю. Да, не углядела. Да, виновата. Но меня сейчас гораздо больше волнует судьба пациентки, чем своя. Понимаете? Я несу за нее ответственность. Моральную, не только юридическую. Для меня очень важно ее найти. Дело совести, если хотите. И очень важно понять, каким способом ей удалось исчезнуть из закрытого помещения, не оставив следов. Чтобы такого не повторилось впредь. Я даже согласна платить вам за услуги из собственного кармана. А что остается делать?
Семенова замолчала. Ее лицо застыло, как гипсовая маска. А пальцы сжимали портфель так, что костяшки побелели.
В пыльном воздухе кабинета снова повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь частым дыханием посетительницы.
- Вы знаете, Зоя Сергеевна. Я возьмусь за это дело.
- Правда? – женщина резко подняла лицо-маску на подполковника и очень внимательно взглянула ему в глаза.
Потом вдруг вскочила.
- Спасибо вам большое! Спасибо!
Луговой тоже встал.
- Дело непростое, но я обещаю, мы сделаем все возможное. Мои люди свою работу знают.
- Я вам так благодарна, - Семенова по-мужски протянула подполковнику руку, которую он немедленно пожал, - просто камень с души свалился, честное слово.
И тут она неожиданно и очень искренне улыбнулась, впервые за все это время став похожей на настоящую женщину.
Глава 3
Леонид Михайлович говорил медленно. Таков был его стиль – рассудительность и дотошность во всем. Павлов внимательно слушал. И с каждым услышанным словом, его все больше и больше наполняло никак не оправданное чувство безысходности. Подобного чувства быть не должно в работе сыщика. Однако в некоторых случаях избавиться от него бывает достаточно трудно. Дело с самого начала показалось безвыходным.
Когда Луговой закончил, Павлов долго потирал аккуратно выбритый подбородок. Он не знал, что сказать в ответ на услышанное.
- В общем так, Саша. Этим делом займешься ты.
- Я уже понял, Леонид Михайлович. Только…
- Никаких «только». Я знаю, что ты хочешь сказать. Как говорят в уголовном розыске – полный висяк. Но у нас тут не уголовный розыск. И таких формулировок в нашем лексиконе нет. Есть дело – нужно его расследовать. Ты ведь знаешь, почему я решил уйти из органов и открыть эту контору, хоть меня и просили остаться.
- Да, Леонид Михайлович.
- Поэтому действуй.
- С чего начнем? С Долговки?
- Естественно. Это единственный вариант начала расследования.
- Потому что других вариантов ни начала, ни продолжения вообще нет, - грустно констатировал Саша, - Нет ни родственников, которых можно было бы допросить, ни друзей, связи с которыми можно проследить. Нет ни знакомых, ни места жительства. У нас вообще ничего на нее нет. Даже имени. Женщина-призрак. Была найдена при невыясненных обстоятельствах. Полтора месяца находилась в Долговке а потом бесследно исчезла – все.
- Вот поэтому ты отправишься в клинику прямо завтра с утра. Ты знаешь, что делать.
- Завтра суббота.
- Дело не терпит отлагательств. Если не пойти по горячим следам – дальше будет труднее его раскрыть. К нам и так обратились только на третий день.
Саша поднялся.
- Ничего, если я возьму домой историю болезни? Это пока наши единственные материалы по следствию. Хотелось бы изучить.
- Возьми. И… ну ты понял, чтобы все было в порядке.
- Конечно.
Саша встал. По лицу его было видно - он в полном замешательстве.
Павлов был лучшим работником агентства. Луговой сам пригласил его, зная не понаслышке о способностях молодого следователя. Предложил хорошие условия, выгодную оплату. И ни на минуту после не сожалел. Умный, собранный, рассудительный, Саша всегда умел разложить все по полочкам в считанные минуты. Кроме того, спортсмен. Мастер спорта. Что тоже для сыщика немаловажно.
Когда Саша ушел, Луговой еще сидел какое-то время, задумчиво глядя в окно прямо из-за стола.
***
Клиника встретила Сашу совсем не так, как он ожидал.
В психиатрическое отделение судьба забросила его впервые. Всю дорогу он представлял себе кадры из американских фильмов. Пустынные коридоры, по которым изредка прохаживаются кричащие и рычащие люди с безумными взглядами, а из зарешеченных окошек на дверях выглядывают бледные лица с черными кругами вокруг глаз и текущей по подбородку слюной. Врачи же – не менее безумные, разодетые в белое мясники – ходят с переполненными шприцами наготове и периодически привязывают несчастных истощенных больных к железным кроватям.
Конечно, ничего этого не было.
Приемный покой сверкал чистотой. А сидящая за столом аккуратная немолодая женщина в очках, завидев посетителя, мило улыбнулась.
- Доброе утро.
- Доброе.
Саша вытащил из кармана рубашки удостоверение и, протянув его женщине, представился:
- Меня зовут Павлов Александр Викторович. Я представляю частное сыскное агентство Лугового.
- Аааа, - сразу понимающе протянула та и добавила заговорщицким шепотом, словно кто-то мог их слышать, - вы по поводу этой пропавшей. Знаю, знаю. Меня уже Зоя Сергеевна предупредила, что Вы можете прийти. Идемте, идемте. Я Вас провожу в ее кабинет.
Женщина встала, приглашая Сашу следовать за ней. Росточку она оказалась небольшого и ходила вперевалку, как утка, что говорило о больных ногах. Короткие седые волосы ее были завиты в модную у пожилых женщин прическу – так называемую «химию».
- Я и не думала, что вы придете сегодня. Думала, субботы у вас выходные, только в понедельник думала придете. А вы вон как оперативно взялись. Даже удивительно.
Она посмотрела на Сашу снизу вверх сквозь очки и улыбнулась.
- Как сказал мой начальник – дело не терпит отлагательств. Он прав, как всегда. Пропажу человека легче всего раскрыть по горячим следам.
Они прошли к лестничной клетке и поднялись на второй этаж.
Коридор второго этажа был пуст. Никаких свободно передвигающихся безумных монстров, никаких киношных ужасов.
- А где все?
- Кто?
- Больные.
- Так по палатам. У нас тут, знаете ли порядок. До обхода никто из палат не выходит.
- Как же вам удается подобных больных приучить к распорядку? Они же невменяемые.
- А лаской, - женщина снова заулыбалась, поглядывая на сыщика снизу-вверх, - у нас тут больных немного. Не так как в госучреждениях. Клиника-то частная. А когда больных мало – за ними и уход лучше, и внимания больше. Ой, они же внимание-то как любят. Как дети малые, честное слово. А тогда и слушаются. Да. Они у нас хорошие, послушные все. Скажешь им спать до обеда, так они до обеда и будут спать.
Она хитро покосилась на собеседника сквозь стекла очков. А, заметив легкое замешательство на его лице, не выдержала, и тихонько по-старушечьи захихикала.
- Ну, и с лекарствами у нас тоже неплохо.
Саша тоже заулыбался. Надо же, подколола. Не ожидал. А уж он тут и впрямь поверил, что лаской лечат. Уколами, конечно, чем же еще. Саша обожал людей с чувством юмора, поэтому сразу проникся к женщине симпатией.
Кабинет заведующий находился в самом конце коридора. И Зоя Сергеевна была на месте – изучала какие-то бумаги, плотно сжав губы и склонившись над столом, как генерал над картой военных действий.
- Здравствуйте, можно войти? - громко поздоровался Саша. Заведующая подняла на посетителя глаза, сосредоточенно прищурилась, оглядела его с головы до ног.
По лицу было видно, внешность молодого человека ее не очень порадовала.
Да, Зоя Сергеевна не любила красивых мужчин. А Саша был именно таким – красивым. Высокий, подтянутый, с черными, как смоль короткими волосами, правильными чертами лица и смуглой чистой кожей. В модных джинсах и подобранной со вкусом легкой рубахе он очень походил на парня с обложки, рекламирующего дорогую мужскую косметику.
- Да, конечно. Проходите.
Провожатая немедленно прикрыла за Сашей дверь, оставляя посетителя наедине с начальством.
- Меня зовут Павлов Александр Викторович. Я представляю частное сыскное агентство Лугового, - слово в слово повторил сыщик отработанную фразу. На что Семенова недоуменно кашлянула в кулак.
- Присаживайтесь.
Саша сел напротив стола.
- Признаться, я ждала вас не раньше понедельника. Знаете, у меня вообще-то сегодня выходной. Вы могли меня попросту здесь не застать. Пришлось прийти, разобраться кое с чем.
- Видите, какое удачное совпадение. Впрочем, если бы тут не было вас, я поговорил бы с кем-нибудь из персонала. Думаю, место исчезновения Петровой мне показали бы?
- Логично. Значит, вы пришли осмотреть место. Так?
- Совершенно верно.
- Ну, тогда идемте.
Ни лишних фраз, ни долгих вступлений. Семенова поднялась и твердым шагом направилась к двери. Саша последовал за ней.
Местом происшествия оказалась небольшая комната, железная дверь которой была заперта. Заведующая достала из кармана связку ключей, быстро нашла нужный и отперла дверь.
- Вот. Это палата номер двести четыре - наш изолятор. Он пока пустует, проходите.
Но сразу войти внутрь сыщик не решился. Пол в комнате, так же, как и ее стены был обит мягкой тканью, и войти, не разувшись, было бы негигиенично.
- Да, погодите, - Семенова заметила его замешательство, и сама немного смутилась.
- Валечка! Валя! – зычно крикнула она, не опасаясь нарушить стерильную медицинскую тишину.
Из двери на другом конце коридора высунулась чья-то голова в белом платочке.
- Валечка! Бахилы нам принеси, будь добра.
Через минуту, мигом подоспевшая пожилая нянечка уже помогала Саше надеть прямо поверх туфлей аккуратные одноразовые бахилы нежного бирюзового цвета.
- Ну вот, теперь проходите.
Саша прошел.
Изолятор был маленьким. Походил по размерам больше на кладовку, нежели на палату. Наверное, из-за толстого слоя смягчающего материала, под обивкой стен. В нем не было ничего, кроме небольшого зарешеченного окошка под самым потолком, через которое, впрочем, света проникало вполне достаточно, чтобы осветить все небольшое помещение. Сыщик принялся внимательно осматриваться.
- Здесь мы содержим особого рода больных, - поясняла тем временем Семенова, - таких, вот, к примеру, как пропавшая Петрова. Вообще в изолятор мы редко кого помещаем, таких случаев, как у Петровой исключительно мало. Но, все же иногда они бывают.
- Она что, была буйная?
- Нет. Вообще, это помещение, конечно, для буйных, вы правильно заметили. Видите, здесь нет ни мебели, о которую можно травмироваться, ни голых стен, ни углов. Все ровненько, мякенько. Относительно безопасно. Только Петрова не была буйной. Она просто часто ходила. Двигалась, непроизвольно. Ей почему-то постоянно хотелось двигаться. В принципе это нормально для человека. Ведь так?
- Согласен, - Саша попытался дотянуться до решетки на окне, но окно было установлено слишком высоко даже для его роста.
- Особо здесь, правда, не разгуляешься. Но это ведь лучше, чем лежать, прикованной ремнями к специальной кровати. Первые пару дней она у нас лежала. Мы ее обследовали, назначили лечение. Но потом я решила, что держать в лежачем состоянии мы ее постоянно не можем. Не имеем права. Тело должно развиваться нормально, независимо от психических отклонений. Для того мы и врачи, чтобы не только лечить, но также и не навредить тому, что в человеке не пострадало.
- Извините, можно табуретку какую-нибудь.
- Да, конечно, - Семенова высунулась из двери, чтобы позвать нянечку, но звать ее не пришлось. Та стояла на пороге и внимательно наблюдала за происходящим.
- Валечка, стульчик принеси, пожалуйста.
Нянечка быстро принесла откуда-то стул, поражая и восхищая своей оперативностью.
Саша подставил его, взлез наверх и какое-то время внимательно изучал решетку на окне. Решетка была установлена с внутренней стороны. Причем была она достаточно крепкой и совершенно целой.
- Мы все здесь проверили. Повреждений нет никаких. Это точно.
- Вы говорили, после нее осталась одежда? – Саша аккуратно слез и выставил табуретку в коридор, где ее сразу же подхватила Валечка и куда-то унесла.
- Да. Одежда лежала вот здесь, - Семенова указала Саше на участок пола почти посередине помещения, - мы, конечно, ее убрали. Она лежала так, как будто ее не снимали. Понимаете?
- В каком смысле?
- Ну, как будто человек, находящийся внутри не снимал ее, а просто исчез.
- Это вы из каких соображений предположили?
- Все завязки завязаны, все пуговицы – застегнуты. Подгузник внутри, простите за такие подробности, тоже весь застегнут, как положено. Думаю, вылезти из одежды подобным образом не так уж просто. Если конечно, она не подстроила все это при побеге, в чем я сомневаюсь, зная симптомы ее болезни.
- И где же теперь эта одежда?
- К сожалению, я сдала ее в стирку. Извините, я не сразу сообразила, что Петрову придется искать с вашей помощью. Думала, мы ее сами найдем, быстро. А оно вон что получилось.
- Да уж. Не предусмотрели.
- Не предусмотрели. Каюсь.
Саша еще осматривал какое-то время комнату. Внимательно обшарил стены, заглянул в маленькое вентиляционное окошко почти у самого потолка. Несколько раз проверил, каким образом закрывается и открывается дверь, попросив заведующую запирать его в изоляторе, а затем отпирать. Открыть дверь изнутри действительно было невозможно. Да и ткань, прикрывающая замочную скважину с внутренней стороны, повреждена не была – значит, и не пытались.
- Ну, что ж. Думаю, ничего интересно я здесь больше не увижу. Можно, наверное, изолятор закрывать.
Саша вышел расстроенным, что сразу заметила Зоя Сергеевна. И на душе ее стало тяжело.
- Скажите, а те санитарки, что ухаживали за Петровой. Я могу с ними поговорить?
- Так я ухаживала, - тихо произнесла из-за спины Семеновой успевшая вернуться Валечка.
- Да. Вот, Валентина Андреевна ухаживала. В одну смену Валентина Андреевна и с ней Миронова. В другую смену – Кононова и Солидович. Валечка, а Миронова где?
- По палатам она пошла, наша смена.
- Скажите, Валентина Андреевна. Вы случайно не замечали что-нибудь странное в поведении Петровой?
- Ну, так… это… так все странное. Больная она ведь была.
- Нет, я имею ввиду, может быть, в последнее время она вела себя как то иначе? Может, ее состояние как-то изменилось. Может быть, произошло улучшение?
Валечка взглянула снизу вверх на Семенову. Та – на нее. Обе задумались.
- Да, вроде бы нет. Как всегда все было, - пролепетала Валечка.
- Нет, - твердо отрезала Семенова, - ее состояние оставалось стабильным в течение всего времени пребывания в клинике.
- Кто был ее лечащий врач?
- Я ее вела, - сказала Семенова, - особо трудные случаи я веду сама.
- Что ж, - вздохнул Саша, - спасибо за информацию. Вот, я оставлю вам свою визитку… нет, я оставлю вам несколько своих визиток. И если что – обязательно мне позвоните.
- Хорошо. Телефон агентства у меня есть.
- Здесь мой мобильный. Это дело расследую я, поэтому звоните не в офис, а лично мне. И раздайте, пожалуйста, визитки персоналу. Возможно, кто-нибудь из них что-нибудь вспомнит.
- Хорошо.
- А я подойду в понедельник, мне нужно, чтобы все четверо санитарок были на месте к моему приходу, хочу побеседовать с ними. В котором часу лучше подойти?
- Я думаю, лучше всего к двум, - не раздумывая ответила Семенова, - Правда, Валечка? До двух будет ваша с Мироновой смена, а Солидович и Кононова сразу после вас придут, к двум, так что в два на месте будут все четверо.
- Очень хорошо. Значит до понедельника.
Саша попрощался с женщинами, стянул с туфлей бахилы и быстро ушел, погруженный в свои мысли.
Глава 4
Около шести часов утра, в воскресенье, ко второму подъезду дома номер пятнадцать по улице Железнодорожной подошел человек весьма странной и неприятной внешности. Одежда его была самой обычной – черные брюки, голубая рубашка в мелкую серо-белую клетку – но вот лицо и руки являли собой сплошную особую примету. Был он болезненно белокожим и совершенно лысым, отчего голова походила на огромный мяч для пинг-понга. Глаза незнакомца, большие, однако слишком светлые, серые, почти прозрачные, практически сливались с общим фоном, не выделяемые на лице ни бровями, ни ресницами – тех попросту не было. И лишь тонкие губы с очаровательным, но в то же время мужественным, изгибом и загнутыми вверх краями, делали лицо хоть сколько-то привлекательным.
Мужчина передвигался неторопливо, с заметным удовольствием курил сигарету, периодически поднося ее к губам такой же белой, как и лицо, рукой. По сторонам почти не оглядывался, видимо зная точно, куда и зачем направляется.
Дворик утопал в зелени и цветах. Прохожих почти не было. Лишь вдалеке, у края дома напротив, полная пожилая женщина сонно выгуливала такую же пожилую и полную как сама собачку. Утро выдалось солнечное, но нежаркое и обещало через пару часов превратиться в замечательный летний воскресный денек.
Дойдя до подъезда, неприятный человек остановился, поднял голову на окна, постоял немного, куда-то внимательно всматриваясь и выпуская одно за другим облачка сигаретного дыма. Затем затушил окурок о стоящую возле лавки урну, выбросил его, глубоко полной грудью вдохнул теплый утренний воздух, отчего прозрачные глаза блаженно прикрылись. А потом в одно мгновение собрался, напрягся весь, как бегун перед стартом и ловким пружинящим прыжком поднялся на невысокое, в пару ступенек, крыльцо.
Дверь старой пятиэтажки была массивной. Незнакомец с легкостью распахнул ее настежь и быстро исчез в темноте подъезда.
***
Димка долго пытался не обращать внимания на шум. То накрывался с головой одеялом, то вновь раскрывался, потому что жарко. Ворочался, пыхтел. Вставать не хотелось. Электронные часы на столе высвечивали шесть сорок пять.
«Да что же за безобразие там творится?»
Причиной раннего пробуждения всего подъезда послужили крики одной из соседок. Возможно, если бы кричал кто-то другой, люди давно бы сбежались на призывы о помощи. Но кричал не кто-нибудь, а Зинка из тридцать четвертой. И это не вызывало никакого сочувствия. А вот возмущения – сколько угодно.
Зинка отличалась ужасным нравом, чем заслужила себе определенного рода репутацию. Лет ей было уже прилично, но, несмотря на возраст, ее энергичности можно было позавидовать. Вот только направлялась эта энергия не туда, куда следует. Зинка постоянно пила, водила домой толпы подозрительных личностей. Периодически устраивала во дворе разборки с пристрастием. В квартире порой до ночи не стихали шумные пьянки. Белая горячка была ее привычным состоянием.
Димка мог бы не обращать на нее внимания, но ему не повезло больше, чем остальным. Потому что жил он в непосредственной близости от нарушительницы спокойствия. А именно - в тридцать пятой квартире. Причем одна из комнат Зинки находилась как раз за стеной Димкиной спальни. И как раз за той самой стеной, у которой стояла его кровать.
Это было ужасно.
В последние несколько месяцев, с Зинкой стало происходить нечто неординарное. По совершенно непонятной причине она чудесным образом вдруг изменилась. И, как это ни странно, в лучшую сторону. Сначала к ней перестали ходить гости. И почти в это же время она перестала пить. В гастроном стала бегать уже не за водкой, а за хлебом и молоком. К соседям с грубостями приставать перестала. И даже здоровалась. Иногда.
Эти чудесные перемены произошли аккурат под Старый Новый год. Женщины у подъезда смеялись – не иначе кто-то из соседей умолял Деда Мороза избавить жильцов от каждодневных волнений и подарить всему дому хоть немного покоя.
Смех смехом, а покой действительно воцарился. То ли закодировалась она, то ли просто бросила пить, никто не знал. Женщиной Зинка была замкнутой, с соседями не общалась (разве только если морду кому набить, но это в прошлом).
Однако, как выяснилось этим воскресным утром, радость жильцов оказалась недолгой. Подкачал Дед Мороз - лето. И вот прекрасное воскресное утро началось как в старые добрые времена - с истошных Зинкиных воплей.
«Напилась она что ли опять?» - Димка зарычал, натягивая на голову подушку, - «Вот наказание! А ведь как было хорошо и тихо. Неужели опять за старое?»
Заснуть он, конечно больше не смог.
- Ох! Коленька мой Коленькааааа, - завывала соседка.
«Коленька еще какой-то.
Вот дура старая».
Димка сел на кровати. Долго сидел, упершись локтями в колени и обхватив руками тяжелую голову. За последний месяц он привык просыпаться поздно. С тех пор, как сессия была успешно сдана и отмечена, а Димка переведен на третий курс, жизнь превратилась в сказку. Пусть не надолго, всего лишь до сентября – но как же хорошо просто ничего не делать!
А на прошлой неделе родители взяли отпуск, и укатили по путевке на Черное море, оставив любимому сыну приличную сумму денег – чтоб не голодал. Вернутся – поедут на дачу. В общем, начался у Димки настоящий стопроцентный отдых.
- Оооооой, горюшко ты мое гореееее. Да куда ж ты подевался мой ангееееел!
Димка сунул ноги в черные шлепанцы и встал. Потягиваясь, подошел к окну, отдернул штору, в комнате стало светло. Из форточки повеяло утром. Чем он будет сегодня заниматься, Димка пока не знал. Но чем-то будет – уж точно. Просидеть такой день дома было бы преступлением.
- Ааааа! Коленкааааа, сыночек ты мой родненькиииий!
«Сыночек? Что это еще за приступ материнства? Не иначе опять «белочку» поймала идиотка. И чего это она вдруг сорвалась? Ведь не пила уже совсем», - Димка, шаркая по ковровым дорожкам задниками тапок, лениво поковылял в ванную приводить себя в порядок.
Через час подъехал наряд милиции. Когда под окнами зашуршал шинами милицейский ГАЗик, соседка все еще продолжала орать. Димка в это время пил кофе на кухне, пытаясь слушать новости по телевизору. Признаться, крики ему порядком уже надоели. Димка, выглянул на шум из окна кухни и с радостью проводил взглядом троих рослых парней в милицейской форме. Парни уверенно, но не очень быстро направлялись в сторону подъезда. Первым шел участковый, которого, в огромной степени благодаря Зинке, все без исключения жители дома номер пятнадцать давно знали в лицо. Фамилия его была Васильев. За Васильевым следовали двое сотрудников, которых Димка не знал.
«Поедете сейчас, гражданочка, куда надо».
Димка почесал свежевыбритый подбородок и решил - что сидеть одному на кухне перед телеком (по которому ничего путного не идет) и тупо пить кофе в то время, когда жизнь вокруг бьет ключом? Возможно, стоит пойти понаблюдать, как будут «брать» Зинку? Вдруг понадобится помощь?
И Димка пошел.
Сначала он посмотрел в глазок. Было видно, как работники милиции, о чем-то переговариваясь, нехотя подошли к двери соседки. На лестнице уже топтались две женщины с пятого этажа, которые, видимо, и вызвали милицию. И с ними еще несколько человек соседей. Васильев громко постучал по Зинкиной деревянной двери.
- Откройте, милиция!
Эта киношная фраза вызвала приступ смеха у Димки и новый взрыв эмоций у безутешной соседки.
Заслышав в ответ на требование истошный вой, и осознав, что просьба была проигнорирована, работники милиции постучались повторно, а потом решили взять квартиру штурмом.
Тут уже Димка не выдержал. Приоткрыл осторожно дверь и выскользнул на лестничную клетку. Никто не обратил на него внимания – так были все увлечены предстоящей спецоперацией по задержке злостного нарушителя порядка. Когда же Зинкину дверь хотели выбить могучим милицейским плечом – она скрипнула и открылась. Оказалось, было не заперто. Впрочем, как всегда – замок на двери использовался редко. От кого запираться, когда красть нечего? Димке стало веселей прежнего – Васильев-то знал, о том, что не заперто. Не мог не знать. Ну и к чему тогда были все эти рисовки, это «откройте милиция»? Артист, блин! Тот еще «суперхироу», массивного подбородка не хватает.
Квартира номер тридцать четыре предстала перед взорами соседей и сотрудников милиции в преужаснейшем виде. Деревянные полы, краска на которых давно ободралась, были грязными, обои засалены, местами оборваны вовсе. Повсюду валялись какие-то вещи. И ужасно, просто невыносимо воняло. Хозяйка сидела в большой комнате на краю разобранной грязной постели. Седые волосы ее были растрепаны, а опухшее от плача лицо имело бордовый оттенок. Завидев гостей, она заломила вверх тощие руки, вскочила и плюхнулась на колени, прямо под ноги вошедшему наряду милиции.
- Ой, миленькие мои родныеееее! Ой, верните мне сыночка моегоооо! Ой, Коленьку моего вернитеееее!!!
Милиционеры шарахнулись от нее, отступив на шаг в сторону двери. Она же подползла ближе и ухватила Васильева за штанину.
- Так, гражданочка, успокоились! Успокоились, я сказал! - Васильев наклонился и легко, словно пустую одежду, поднял Зинаиду за плечи. Развернул и резко усадил (почти кинул) в драное грязное кресло, что стояло у изголовья постели. От внезапной встряски та замолчала и уставилась на вошедших из-под седых, торчащих как пакля, волос.
Димка стоял позади парней в форме и скромно выглядывал из-за плеча.
Странно.
А ведь Зинка-то была не одна!
На втором кресле, у самого окна сидел, развалившись, какой-то подозрительный тип. Он был уродлив, как страшный сон. Абсолютно лысая белая голова блестела от солнечных лучей, ниспадающих на нее сквозь невымытое стекло. Прозрачные глаза внимательно щурились, рассматривая лица вошедших. Тип сидел очень тихо, положив ногу на ногу. И никто на него не смотрел. Хотя посмотреть тут было на что.
- Что случилось, гражданка Разина? – Строго рявкнул участковый, - Что орем тут целое утро? А, Разина? Давно вытрезвитель не посещали? Ну, так это мы сейчас быстро исправим.
- А я не пьяная, - неожиданно серьезно сказала вдруг Разина, вскинув лохматые брови.
И тут всем вдруг стало ясно – она действительно совершенно трезва.
- Я как раз к вам собиралась идти, - серьезно выдала она, покачивая головой - Я собиралась к вам идти, а вы вот уже и сами пришли. Вот и хорошо, хорошо… вот как хорошо…
Разина поднялась и хотела выйти из комнаты.
- Куууда?
- Я бумагу найду. Заявление буду писать. Ребенок у меня пропал.
- Кто? – участковый поперхнулся, а двое его коллег сзади тупо заржали.
Женщины, стоящие почти у самого выхода, навострили уши и принялись перешептываться. «Ребенок? У нее что, есть ребенок?.. Да не может быть! Кошмар какой! Уму непостижимо!»
- Кто у нас пропал?! – повысил голос участковый, - Разина, что ты несешь? Лечиться надо!
- Сын у меня пропал, Коленька. Младенчик мой.
- Какой еще младенчик? – милиционер заговорил тише, начиная сомневаться в своих убеждениях, ведь он уже почти полгода не наведывался на Железнодорожную пятнадцать – постыдная халатность.
- Разина, ты что, ребенка родила? А? Разина, отвечай! Когда родила?
Разина молча отодвинула его плечом и поковыляла на кухню.
- Заявление буду писать, - прошамкала она.
- Ой, ой, ой. Да что же это творится-то на белом свете? Да что же это творится? - Соседки, причитая праведными голосами, торопливо вышли из квартиры, и гуськом вперевалку побежали вниз по лестнице, отчего в помещении стало гораздо свободней.
«Понесли свежие новости во двор, как собака добычу голодным щенкам, - Димка проводил их взглядом. – Понарасскажут сейчас такого, Санта-Барбара отдыхает».
Двое милиционеров из «группы поддержки» принялись глуповато шастать по комнате, стараясь из брезгливости ни к чему не прикасаться. Разина же в это время уже сидела за кухонным столом и писала что-то тупым карандашом на тетрадном листе в клеточку, куда, судя по измятости и пятнам, совсем недавно заворачивали продукты. Стол был ужасно грязным, заставленным немытой посудой, заваленный объедками. Участковый стоял над Зинкой истуканом.
- Что мы карябаем, Разина? Да у тебя детей нет, и не было никогда. Паспорт свой покажи.
- Сынок мой Коленька пропал. Не мешай. Сейчас в отделение меня отвезешь, я говорить буду. С главным.
Димка стоял в коридоре и уходить не спешил - происходящее становилось интереснее с каждой минутой. Как ни напрягался, он не мог вспомнить, чтобы Зинка была беременной. С ее истощенностью скрыть живот было бы невозможно. Бредит? Не похоже. Не пьяная она. Однозначно не пьяная. По морде видно. И еще этот лысый в углу. Сожитель что ли?
Димка снова заглянул из коридора в комнату. Лысый сидел на прежнем месте и спокойно наблюдал за топчущимися по комнате сотрудниками милиции.
«Страшный какой. Но выглядит в принципе прилично. Не похоже, чтобы употреблял. Почему я раньше его не видел?»
Но вот один из милиционеров подошел к тому креслу, в котором вальяжно сидел странный Зинкин друг, наклонился и, перегнувшись через подлокотник, выглянул в окно. Лысый слегка отодвинулся в сторону, не паникуя особо, просто давая наклонившемуся милиционеру себя не задеть.
И тут Димке стало не по себе. Прямо кольнуло в груди. Что-то было не так в этом лысом. Что-то…
И не успел молодой человек поразмыслить над причиной своих странных предчувствий, как лысый вдруг неожиданно направил взгляд прозрачных глаз в его сторону. Какое-то время двое внимательно смотрели друг другу в глаза. А безразличное выражение лица незнакомца постепенно приобретало оттенок глубокого удивления.
Милиционер разогнулся и скучающе произнес коллеге:
- Пошли, на улице его подождем. Справится тут и без нас.
- Я тоже так думаю.
И они развернулись к выходу.
- Игнат, мы на улице! Выводи ее давай! А ТЫ что тут стоишь?
Димка вздрогнул, резко перевел на них взгляд. Непонятно отчего накатила тошнота. Парня пошатнуло, он еле сдержался, чтобы не вырвать.
- Я… это… я сосед из тридцать пятой.
- И что? А ну марш отсюда! Цирк вам тут? Понадобишься – пригласим.
Они вытолкали Димку из квартиры и грузно зашагали по лестнице вниз. Димка же, сделав вид, что ушел, постоял немного, пока тошнота не отпустила (отравился что ли?), и вернулся.
Когда он снова вошел в коридор квартиры Разиной, та уже не сидела на кухне, как прежде. А бегала туда-сюда по комнатам и нервно размахивала в воздухе бумагой, которую участковый пытался у нее забрать.
- Разина! Я же сказал, что ничего с твоей бумажкой не сделаю. Дай посмотрю, что написала.
- Я сама предъявлю кому надо.
- Сама так сама, пошли, давай. Выходи, в отделение поедем. Некогда мне тут рассусоливать. Что ты выдумала мне ерунду, ребенка еще какого-то. Где паспорт я тебя спрашиваю? Паспорт бери. Заявление она написала, понимаешь.
- А вот он. Вот он паспорт, - и Зинка полезла в шкаф, выкидывая оттуда на пол вонючие грязные тряпки, которые и одеждой-то назвать было слишком громко, - вот он паспорт, сейчас…
- Да не ищи уже. Тут век ничего не найдешь в этой помойке.
- А вот он, вот! Смотри! – Разина вытащила наружу потрепанный паспорт, расправила его и повертела перед участковым, - Вот он паспорт.
Васильев взял документ, полистал:
- Ну и где тут ребенок записан?
- А я не регистрировала. Для ребенка важнее материнская любовь, а не печать в паспорте. Вот так, - Зинка извлекла из кучи на полу какой-то платок и повязала на голову. А лысый тем временем расплылся в довольной улыбке – услышанное явно ему понравилось.
- В какой больнице рожала?
- А ни в какой. Я его усыновила.
Васильев хмыкнул.
- И кто ж тебе позволил его усыновить? А? Документы где на усыновление?
- Нету.
- Врешь ты все, Разина. Приключений захотелось, да? Мальчики мы тебе по вызову! Кататься на машине тебя повезем!
- Мне подбросили его! – выкрикнула Зинка и замерла, полусогнувшись и вызывающе выпучив глазищи, - Подбросили мне его! Понял?
- Куда еще?
- Под двери, на коврик. После Старого Нового Года проснулась я, на лестницу вышла, а он лежит. На коврике у двери. Младенчик мой Коленька. Я его и забрала. Решила – Бог послал! Чтоб у меня смысл в жизни появился. Я и пить для него бросила.
Васильев не нашел что ответить, лишь отступил, пропуская вперед Зинку, шагнувшую к выходу с гордо поднятой головой – мать-героиня да и только!
- Ладно, там разберемся. А ТЫ что тут?
- Я из тридцать пятой. Сосед, - повторил для Васильева Димка.
- Да в курсе я, что сосед. Чего стоишь тут? Выходи уже. Конец представления. Кстати, видел младенца тут?
- Какого?
- Какого? Вот и я спрашиваю, какого? Коленьку этого видел когда? Или слышал что? Ну, так, по-соседски. Может, он плакал? Знаешь, как дети плачут?
- А он у меня не плакал. Ой, хороший он – сыночек мой. Никогда не плакал, чтобы мамочку не расстраивать. А чего плакать-то? И накормлен, и напоен, и одет… - бухтела Разина, впихивая ноги в старые босоножки.
- Младенца не видел. Но…
- Что?
- Мальчишку видел один раз. Отсюда выбежал. Только не маленького. Такого… лет десять. Может, приходил с кем. Мне показалось… недоразвитый он что ли был… беленький такой, худой совсем. Одни кости…
Димка сказал и замешкался, удивившись собственным воспоминаниям. К чему вспомнил? А ведь правда, был случай весной. Странный такой случай. Только к делу он не относится.
- Беленький, да. Худенький. Кушал плохо. Аппетиту не было…
Они уже вышли на лестничную клетку и закрыли Зинкину дверь на ключ, когда Разина вдруг расплакалась. Да так безудержно, так искренне, слезно. Не в голос, нет. Тихо, по-старушечьи. И столько отчаянья было в этих ее слезах, что Васильев не выдержал. Приобнял осторожно за плечи, похлопал.
- Ну,ну. Будет, будет.
Так, обнявшись, они и ушли. Как пострадавшие от страшного катаклизма главные герои американского фильма. Им бы еще клетчатые пледы на плечи.
А Димка лишь потом, уже дома спохватился: этот-то, лысый - он ведь в квартире остался, закрыли его там.
Парень кинулся в спальню, сел на кровать, ухо к розетке приложил - прислушался.
Тихо. Ну и ладно. Значит надо так.
Продолжение читайте в полной версии книги на официальном сайте писателя:
http://kseniya-pushkareva.com/books