Куда исчезали люди?

       
       
I. Тайна нашего города.

 С недавнего времени в нашем крошечном городишке Ва… Хотя
нет, пусть будет N., как в русской классике. Итак, в и без того
маленьком городе N. участились случаи исчезновения людей. Немногие видели, как исчезали люди, зато все знали, почему, и каждый считал свою версию единственной верной. Я не участвовал в этих дебатах: они меня смешили. Скептики верят фактам; я был скептиком. Может быть, исчез кто-нибудь один, а сплетники раздули событие до размера катастрофы, а, может, и один не исчезал. Однако моё любопытство всё же болезненно страдало.
 Однажды в свою квартиру, такую же, как моя, напротив, не вернулся мой сосед. Я узнал о причине происшествия первым. Виктор Синаев, или просто Винси, давний друг, ворвался ко мне, чуть не сломав дверь. Я посмотрел на него пристально, скрестил руки на груди, и сдержанно, несмотря на быстро забившееся сердце, спросил:
- Что?
- Ты не поверишь! – воскликнул он, задыхаясь. – Только что в тупике на Варшавской исчез Грабин!
- Мой сосед? – поинтересовался я, хотя прекрасно знал фамилию жильца.
- Да, - продолжил Винси, не заметив, - как сквозь землю провалился! Раз – и нет его!
- Небось, валяется где-нибудь в подворотне пьяным, - засмеялся я.
- Свидетели есть!
- Конечно. Свидетели всегда есть. Сядь Винси, отдышись. Лучше скажи мне, ты закончил свой проект?
- Почти, - он тяжело опустился в разваливающееся кресло.
- Ну и как? – я налил ему стакан воды. – Ожидать ли нам пришествия сверхчеловека, Винси?
- Я не уверен, - протянул Винси, сделав глоток, - но мне кажется, люди сейчас настолько слабы. Их просто не хватит на сверхчеловека, даже если свалить их всех в одну кучу.
 Я ухмыльнулся, приготовившись выложить свои заранее продуманные аргументы.
- Не уверен? – я отчетливо произнёс каждую букву, затаив дыхание, как тигр перед прыжком.- Не уверен, значит? – мой голос излучал замечательную иронию. Прыжок сделан. Пора начинать охоту. – А Ницше был уверен. Неужели ты забыл? Упустил самое главное? Миллионы слабых, очень слабых живут, пока зреет зерно силы; один гений на сотни бездарей. Множество поколений пройдёт, прежде чем родится сила. Ей не нужны эти слабые, никто не будет сваливать их в одну кучу для формирования гения; гений сформируется сам, когда придёт время. Слабость замкнута в своём круговороте; как она может разомкнуться и вылиться в силу? Ничтожность нынешних людей говорит о близости момента: сверхчеловек грядёт очень, очень скоро, Винси!
 Друг смотрел на меня широко открытыми глазами. Тигр удовлетворённо рвал сырое мясо. Жертва была повержена.
- Вообще, Винси, я диву на тебя даюсь. Ты занимаешься такими серьезными вещами, а сам веришь в чепуху наподобие исчезновения Грабина.
 Это прозвучало так, будто легкомысленность Винси глубоко оскорбляла меня.
- Прости, я не верил бы, но свидетелей слишком много.
- Свидетелей, - насмешливо процедил я. – К чёрту свидетелей! Пойдём-ка лучше проветримся, дружище.
 Мы вышли на сухую улочку города N.. Солнце палило; меня всегда удивляла нежность солнца ранней весной и его беспощадность летом. Пыль отражалась от стенок домов и циркулировала в пространстве, образуя вихри, круговороты слабости.
 Помните, я говорил, что был скептиком? Именно был. Мой скептицизм относительно творящихся странностей исчез вместе с исчезновением моего лучшего друга. Я немного отстал, чтобы завязать шнурок, а, поднявшись, увидел, как Винси буквально растворяется в воздухе. В первые секунды я пытался логически объяснить произошедшее; ничего не выходило. В голове промелькнула мысль: я где-то читал или слышал о каком-то профессоре, который изучал поверхности тел и фигур. Он сложил несогласного с ним коллегу так, что тот стал нульсторонним, или, проще говоря, совсем исчез*. Тогда это казалось мне нелепой выдумкой, а сейчас я вдруг представил, как Винси лежит на животе, сцепляет руки за головой, заводит их за ноги и сворачивается, превращаясь в невидимое бесповерхностное пространство.
 Я вернулся домой крайне озадаченный. Я не привык наблюдать нарушений законов природы. Что могло служить причиной?
 Вспомнились Бермудский треугольник и аномальные зоны в Москве: Царицыно, Остоженка, перекрёсток на углу Покровки и Чистопрудного бульвара. Между странными событиями определённо есть связь. Но что такое пара, тройка, ну, десяток пропавших людей в Москве по сравнению с крошечным городом N.? а при условии, что они больше никогда не вернутся? Никогда больше не дебатировать с Винси… К чёрту аномальные зоны! Мрачные перспективы исчезновения «навсегда» мне претили. Я хотел вновь лицезреть моего друга, поэтому миф вышел на редкость оптимистичным. Инопланетяне! Ну, конечно же! Поисследуют и выбросят Винси обратно на Землю! Я засмеялся. Инопланетяне. Потрясающая версия для скептика-материалиста! А может, это какое-нибудь физическое явление? Просто тело моего друга в определённой точке потеряло цвет, плотность, форму, и, пройдя заданное расстояние, оно снова приобретёт потерянные качества? Как по-научному звучит! Я самодовольно поглаживал подбородок. Погружённый в свои мысли, я заснул. Мне снились Бермуды, бирюзовая гладь моря и малиновые ветки кораллов под водой. На лодке ко мне подплыли инопланетяне. Они забрали меня для эксперимента, который я не сумел пройти, поскольку в космосе у меня жутко разболелась голова. Тогда они отправили меня обратно. Я приземлился в маленьком городе N. и пошёл гулять. Внезапно из-под ног ушла земля, и я увидел своё исчезновение со стороны. Проснувшись, я долго не мог понять, где нахожусь: на мягком песке Бермуд, в стальной сигаре пришельцев или по ту сторону реальности…
 Отсутствие Винси не давало мне покоя. Этот перенаселённый мир подарил мне только одного друга, и того я умудрился посеять в пространственно-временном континууме. С чёрного дня прошло уже более двух суток, а я так и не решил загадки. Бездарный мозг! Появись здесь сверхчеловек, он бы живо объяснил, что за чертовщина творится в городе N..
 Я спустился по узкой лестнице; улица встретила меня напряжённой духотой. Странная вещь солнце. И ослепляет, и греет; то нежно лижет щёку ласковыми лучами, то давит потной тяжестью на голову, грозясь задушить. Ни единого прохожего. Только я ползу по шершавому тротуару, стараясь держаться тени. Вдруг меня сильно толкнули сзади; я не ожидал и неуклюже растянулся на каменной земле. Виски мгновенно отяжелели, как во время взлёта в самолёте, и через секунду их резко отпустило. Я поднялся и оглянулся. Никого. Толкнувшего нет и впереди; никто не проходил мимо, пока я лежал, в этом я мог поклясться, иначе я бы заметил. И только теперь, осматриваясь и приходя в себя, настраивая резкость глазных объективов, я понял, что больше не стою на пыльной улочке города N.. Да, я тоже исчез. Исчез, как и многие люди, находящиеся здесь.

II. Приют Хранителя Дома.

 Я оказался в парке. В обычном зелёном парке, каких на планете множества. Под старыми ветвистыми деревьями на скамейках сидели люди. Люди также гуляли по аллее и разговаривали вслух. Мне показалось, я нахожусь на территории дома для умалишённых. Причём для незрячих умалишённых, потому что все обитатели парка носили абсолютно одинаковые чёрные очки, переливающиеся лилово-розовым на солнце.
 Моё подозрение укреплялось, пока я двигался вперёд. Люди не видели меня, а если и видели, то явно игнорировали. Однако сидящие на скамейках привлекли моё внимание ещё больше, чем прохожие.
 Первый задрал своё длинное белое облачение до колена. Он макал небольшое серебряное распятие в кровь, стекающую по правой ноге, облизывал время от времени фигурку Спасителя и шептал, как заклятие: «Так вот ты каков, брат Иисус, так вот ты каков…». На стёкла его очков спадали длинные седые волосы, спутанные и испачканные терпким тёмно-красным соком. На второй скамейке разместился лысеющий человек лет сорока. Его старили трясущиеся руки. Голова то и дело кивала, будто он безмолвно соглашался с кем-то. Дрожащие пальцы нервно теребили листок бумаги, над которым он склонился. Я осторожно заглянул мужчине через плечо. Листок был пустым. Приблизившись к последнему в троице, я едва справился с волнением. Мой друг Винси сидел в своей любимой позе, закинув ногу на ногу, и размышлял над шахматным ходом в бессмысленной игре с самим собой.
- Эй, Винси! – я взял его за локоть и потянул на себя. Он даже не оторвался от чёрно-белой доски. Он производил впечатление вошедшего в транс. Ничего не замечал, не слышал, не чувствовал…
 В глубине парка стояло одноэтажное жёлтое здание; маленькая корона, венчающая царство слепых безумцев. Я быстро пошёл к строению. Нужно было забрать Винси отсюда.
 Внутри здания меня встретил низкий, сгорбленный, пыльный, словно городок N., старичок с зелеными глазами. Я ожидал, что сейчас он заговорит визгливым старческим голоском. Поэтому, когда он начал свою речь, неспешную и мягкую, глубокую, как партия баса, я немного смутился.
- Очень рад Вас видеть, - ласково произнёс он. – Вы ведь с другой стороны, верно? И, судя по блеску в глазах, Вы явились сюда не просто так.
 «Хоть один нормальный человек нашёлся», - подумал я и ответил:
- Да. У меня есть цель. Я хочу вернуть своего друга Винси. Немедленно.
 Старичок улыбнулся сказочной улыбкой лесного эльфа.
- А Вы спросили у него самого, хочет ли он возвращаться?
- Естественно, хочет, - нахмурился я. – Он просто не понимает. Он сошёл с ума, поскольку оторван от того мира, в котором должен находиться. Они все сошли с ума.
- Не такие уж они и сумасшедшие, какими Вы их воображаете. Присмотритесь, - и он протянул мне чёрные очки.
- А сами-то не наденете? – едко спросил я.
- Что Вы! – спохватился старичок. – Я – Хранитель Дома. Мне не полагается.
 У меня чуть не вырвалось: «Я не слепой!», однако в жесте Хранителя было что-то молящее и бесконечно жалкое; с протянутой рукой, сжимающей сверкавшие розовым стёкла, он походил на нищего, просящего подаяние, и моё сердце сжалось. Я взял очки, нацепил их на нос и выглянул в окно.
 Мой первый безумец приоткрыл рот: брат Иисус, белый голубь неба, причащал его Тайн Христовых, набирая в ложечку собственную кровь, стекающую из-под ребра по правой ноге. Вместо чёрных очков я увидел счастливые глаза старца; волосы спускались по щекам серебряными нитями; там, где на них попали капли крови Спасителя, нити покрылись позолотой, излучающей ослепительный свет. Старец целовал распятие, а его длинные одежды медленно превращались в пушистые крылья ангела.
 На второй скамье рядом с лысеющим человеком разместился Александр Македонский, великий полководец великой империи. Золотая брошь скрепляла на шее его отороченный бархатом плащ; в оправе брошки мерцал алый рубин. Александр показывал на листок бумаги, видимо, описывая собеседнику план сражения. Собеседник слушал внимательно, кивая и изучая карту умными карими глазами.
 Винси снова поразил меня: напротив моего друга сидел мессэр Леонардо да Винчи. Оба игрока сосредоточенно смотрели на шахматную доску. Наконец, Винси решился и сделал ход конём. Леонардо улыбнулся в длинную бороду и погладил подбородок. Винчи – Винси, Винси – Винчи…
 Я в бешенстве отошёл от окна, сорвал очки и швырнул их на пол.
- Вы обманщик!- резко сказал я. – Вы подло подаёте гостям блюдо из лжи, полив его соусом и замаскировав под истину! Вы виноваты в том, что они променяли реальность на безумие!
- Нет, нет, они поменяли реальность на другую реальность, - пояснил старичок, ласково упрашивая. – Они просто предпочли тем, кто живёт в настоящем, призраков прошлого.
- Но они ведь ненормальные! – запротестовал я. – Пусть прошлое хоронит своих мертвецов, а этим людям здесь не место! Интересно, хуже быть сумасшедшим и не знать этого, или быть среди ненормальных, полностью осознавая, что ты психически здоров?!
- Не обольщайтесь на этот счёт, - ненавязчиво потребовал Хранитель. – Вы сами психически не здоровы. Ваша реальность лишила Вас здоровой психики. Вспомните свой мир; он не совместим с законами разума. Вспомните свою религию. Она не приносит успокоения; она сжигает саму себя гордостью и сребролюбием; она становится светской модой, а не убежищем человеческой души. Ваш мир сам по себе ненормален. Вы воюете против других ради идей. Потом вы удивляетесь, почему в шлемах ваших врагов оказались ваши собственные головы, и почему вы убили самих себя. Вы ищете смысл; в вашем мире смысл состоит в отсутствии всякого смысла. Вы говорите и учите одним вещам, а в жизни действуете абсолютно по-другому, и выросший ребёнок сталкивается с непригодностью заученных в детстве правил. Безумие – в вашей реальности. Люди, находящиеся здесь, всё сделали правильно. Они поменяли безумие на покой.
 Покой… Это слово разлилось по моим жилам сладким и нежным ядом… А что, если они выбирали не между двумя реальностями, а между двумя безумиями? Безумием действия и безумием покоя? Приятное, ласковое безумие покоя, которого всегда мало…
- Ну? – мягко и настойчиво промолвил Хранитель Дома. И снова в его позе проскользнуло то неуловимое, жалобно-просящее.
- Безумие покоя ближе мне, - нехотя пояснил я, поднимая очки с пола. Я решил остаться.
 Старичок проводил меня до двери сказочной улыбкой лесного эльфа.
 Я покинул жёлтое здание. Обитатели парка снимали передо мною шляпы или просто кланялись; легким кивком приветствовали меня их бестелесные спутники.
- Ты вернулся! – воскликнул Винси, крепко обнимая меня. – Положи ладонь на веки, - попросил он.
 Я исполнил его желание. Очки на моём носу пропали, словно вросли в глазное яблоко. Я погрузился в приятную тьму, созданную тенью моей ладони.
- Вставай! – скомандовал Винси. – Так, а теперь возьми вот это…
 Я почувствовал в руке чью-то холодную кисть.
- Всё, можешь открывать.
 Моя рука крепко сжимала тонкие пальцы Фридриха Вильгельма Ницше. Немец поглаживал густую щётку усов над верхней губой и дружелюбно оглядывал меня с головы до ног. И в его глазах застыла странная смесь воли и покоя… Да, именно! Живой, твёрдой воли – и покоя, мягкого и глубокого, как грудной голос Хранителя Дома… Нежное безумие сладкой безмятежности, которой всегда мало…Безумие философа…
       
       
*имеется в виду рассказ Мартина Гарднера «Нульсторонний профессор».