Потерянная нота

       

I
 Струны, скрипки, пальцы, колки, руны, липки, пяльцы, волки; шепчет звуки прямо в ухо, плечи, руки, потаскуха… Тьфу ты, бред какой. Надо взять чистый листок. Звонит? Нет, мне показалось. Начнём снова. Нарисованные лица, не обнять, не прислониться… М-да, конечно, обнять лица… А теперь представь себе это. Хорошо, тогда: нарисованные лица, не прижать, не прислониться, чертит их точёный грифель моего карандаша. Пошло, что называется. Нарисованные пальцы, с ними можно обниматься… Полная чушь! Точно, будет вот так: нарисованные пальцы, как им струн моих касаться, и от нерождённых звуков…моего карандаша…рифма… Да! И от нерождённых звуков так болит моя ду… Звонит! Звонит? Это у тебя в голове звонит. Нет, если бы звонило в голове, я бы не оборвал «душа» на первом слоге. Это был вполне материальный звук. Ты совсем свихнулся?! Материальный звук! Как звук может быть материальным?! Ну, я имел в виду, реальный звук. Не смеши. В твоей голове давно перемешались реальные звуки и звуки, рождённые твоей спятившей фантазией. Подожди. Не путай меня. Звук материален. В конечном счете, он представляет собой колебания частиц, достигающие моего уха. Ну, ты - физик, тебе виднее. Я не физик, я музыкант. И всё-таки звонит. Спорим, звонит внутри тебя. Спорим. Смотри-ка, я выиграл пари: телефон звонит.
- Я слушаю.
- Привет, Музыкант. Что так долго не подходишь?
- Здравствуй, Рик*. Ну, подошёл же. Я просто в другой комнате сидел.
- Чем занимаешься?
- Да, как обычно. Жду конца света.
- Можешь не утруждать себя: конец света происходит ежедневно, причём у каждого свой.
- Значит, мой ещё не произошёл.
- Брось, Музыкант. Скажи по правде: ты всё еще ищешь её?
- Да.
- И ещё не потерял надежды?
- Нет. Восьмая нота должна иметь место, Рик. Говорят, во времена Пифагора их было двенадцать.
- А ты поменьше слушай, что говорят. Надеюсь, ты не собираешься искать оставшиеся четыре?
- Нет, только восьмую. Рик, я уверен в своей правоте: не могли же пять нот кануть в Лету. Двенадцать по Пифагору – число, обозначающее Вселенную. Двенадцать месяцев в году, двенадцать знаков зодиака, двадцать четыре часа в сутках – это два на двенадцать, двенадцать на четыре – шестьдесят минут в часе, секунд в минуте. Их должно быть двенадцать.
- Почему ты не хочешь оставить семь? Семь дней в неделе, семь кругов ада, семь пядей во лбу…
- Потому что легче оставлять так, как есть, чем искать новое. Мы все консерваторы по натуре, хотя частенько прикидываемся либералами. Рик, я думаю, есть какая-то связь: до, ре, ми, фа, соль, ля, си, до. Дэ, эр, эм, эф, эс, эл, эс, дэ…
- ЛСД, товарищ маэстро, это уже несколько из другой оперы.
- Не перебивай меня, Рик. C, D, E, F, G, A, H, - почему бы не быть ещё V, K или L? Или B?
- B уже есть.
- Ну, или M, например?
- M – это минор, товарищ маэстро. Мне кажется, ты немного просчитался и не учёл диезы. Если учитывать их, получится как раз двенадцать – то, что тебе нужно.
- Рик, я всё учёл. Это полутона, переходные звуки, искажённые ноты, полуноты. А я ищу новый тон.
- Ищешь, прекрасно зная, что музыка – математическая бесконечность, где через каждые двенадцать интервалов всё повторяется на более высокой частотности.
- Может, пять затерявшихся нот находятся в незнакомых человеку частотах.
- Музыкант, твоё ухо в любом случае воспримет не более двадцати тысяч Гц, да и на этих разорвётся. Поэтому, всё бесполезно. Лучше бы новые песни писал, а не ерундой занимался…
 Гудки. Он повесил трубку или я? Ты повесил. Ты обиделся, признайся. Нет, я же не виноват, что они не понимают. Одиноких никогда не старались понять, чтобы не утруждать себя. Не оправдывайся перед собой. Ты всё равно себя простишь, потому что ты – это ты. Я должен найти. Эти ноты могут быть совсем рядом, просто я не улавливаю их. Какой узкий диапазон! А что, если они располагаются не после H, а до C? Не в ультразвуке, а в инфразвуке? Вечное проклятие музыканта: хотеть услышать, и не мочь физически, хотеть использовать новое, и быть вынужденным вертеться в рамках старого. А я…я самый проклятый из всех. Ты не проклятый; ты болен рассудком. Я не болен. Я…я слишком сильно натянул струны. Зачем? Не знаю. Видишь, ты сам не знаешь, зачем ты это сделал, ты действуешь без причины. Значит, ты болен. Нет, я знаю: я думал извлечь из гитары ультразвук. А по-моему, ты совсем не думал. Извлечь ультразвук из обычного инструмента! Это невозможно! Чем несчастная гитара виновата перед тобой? Ты сейчас порвёшь все струны; не пытайся сделать из гитары сверхгитару. Её возможности не безграничны, как твоя глупость. Может, я и вправду глупец? Смотри: ты уже сам начинаешь соглашаться. Может, ты и вправду болен рассудком? Может. Я не знаю. Правильно: всегда знаешь всё о других и ничего о себе самом, разбираешься в чужих делах, а в себе разобраться не способен. Я способен. Просто я не хочу. Ты ленив. Согласен.
 Подожди, я слышу… Ты зажал второй лад третьей струны. Ты слышишь ля. Нет…это не ля. Вот здесь; прислушайся. Колебания. Никаких колебаний. Типичный бент. Ты ударил по струне и потянул её вверх. Нет. Ты отрицаешь свои собственные действия?! Я не отрицаю действий; я утверждаю, что это не ля. К вибрации струны примешивается какой-то тон. Нет: твой мозг искажает звуки. Ты слышишь то, что хочешь слышать. Галлюцинация. Да, это действительно просто ля, чистое, как моё сознание. Рик справедливо отметил: надо писать песни, а не дурью маяться.

II
 Нарисованные лица; не прижать, не прислониться…
 Чертит их точёный грифель моего карандаша.
 Нарисованные пальцы; как им струн моих касаться?
 И от нерождённых звуков так болит моя душа.
 Создаём мы персонажей; их идеи – мысли наши.
 Я хотел бы мокрой кистью этих кукол оживить.
 Мы с портретом так похожи. Жалко, он творить не может,
 Жалко, мой двойник не может жить.

 Капает дождь на листок,
 Топит слова моих строк,
 Чтоб удержать я не смог
 Образы и мысли.
 Я сохранить их хотел.
 Кружится пепел их тел,
 Чтобы творец не сумел
 Оживить их кистью…

 Музыкант, признайся, ты доволен собой. Да, я доволен. Если бы ты не сошёл с ума, тебе бы вообще цены не было. Ты всё ещё хочешь найти восьмую ноту? Я никогда не отступался от своих целей. Полагаю, после написания песни я вполне заслужил её. Я изрядно поломал себе голову. Да: это видно. Я подумал, что, возможно, за ней следует идти в другое измерение. В другое измерение? На Бермуды не собираешься съездить? Там, говорят, есть выходы в параллельные миры. Я бы с радостью, но мне далековато и не по карману. Не всегда истина спрятана в глубине: часто она плавает на поверхности. Нужен более лёгкий способ. Ты думаешь о том же, о чем и я? Не знаю. Я думаю о зеркале. Зеркало? Музыкант, у нас одна голова на двоих. Это моя голова, а ты в ней нагло паразитируешь. Музыкант, если бы она была только твоя, ты бы не разговаривал сам с собой как безумец. Я не безумец. Ты уверен? Не знаю… И вообще, что ты привязался ко мне со своим сумасшествием? Ты даже в зеркале не отражаешься. Это ты не отражаешься. Да?...
       

III
- Рик, я нашёл её!
- Ты разбудил меня своим звонком.
- Прости. Но я нашёл её! Я даже попробовал записать на плёнку. Правда, слабо получилось. Поэтому, лучше вам с ребятами приехать ко мне, и я всё покажу!
- Музыкант, ты не бредишь?
- Вставай, Рик!
- Звонить в семь утра и говорить, что… Ладно, я воздержусь от комментариев.

 К десяти мы уже стояли у квартиры Музыканта и безуспешно звонили в дверь. Никто не открывал.
- Рик, набери его номер. Заснул, может быть?
- Сомневаюсь. Он разбудил меня в семь таким бодрым голосом, как будто сейчас взлетит. Трубку не берёт.
 Нервы выдержали недолго: вскоре мы изрядно обозлились и решили взломать дверь или выбить её. К нашему удивлению, она поддалась довольно легко. Мы ввалились в гостиную, но пройти хотя бы до середины комнаты ни у кого не хватило духа.
 Музыкант лежал на полу; вернее, его половина… Голова и верхняя часть туловища находилась по ту сторону огромного зеркала, стоявшего плотно к стене. Справа от тела расположилась гитара, вернее, также её половина, кусок корпуса. Гриф уходил в зеркало. Мы ужаснулись, увидев собственное отражение рядом с мёртвой головой Музыканта, в то время как с нашей стороны остались лишь его ноги. Мы были здесь и там одновременно; от осознания этого легко можно сойти с ума. Первым самообладание вернулось к Рику.
- Нужно развернуть зеркало к стенке, иначе все мы повредимся рассудком.
 Он зашёл слева и осторожно отслонил отражающую поверхность от стены, однако зеркало оказалось настолько тяжёлым, что Рик не удержал его. Оно упало, разбилось и похоронило тело Музыканта под миллионом осколков. Рик едва успел отскочить в сторону. Но, даже погибнув, зеркало не вернуло того, что похитило.
- Его разрезало ровно пополам. В комнате только одна половина…Господи!
 Рик побледнел. Он сел на корточки у магнитофона, стоявшего на полу, и нажал на «плэй». Сначала мы ничего не услышали, зато почувствовали панический страх и желание немедленно покинуть комнату. Затем появился лёгкий гул, похожий на отдалённые раскаты грома, и внезапно гул перерос в жгущий уши вой фонящих колонок. Рик выключил магнитофон.
- Восьмая нота, - коротко пояснил он и упал на пол без сознания…

*вольное сокращение от фамилии Рикенбакер. ;