Дм. Шибанов
Пять шагов навстречу.
- Часть первая -
Неожиданный звонок бесцеремонно оторвал меня от компьютерной стрелялки. В самый интересный момент. Запинаясь на ватных ногах, я подбежал к аппарату, готовый отчитать наглеца, кто бы он ни был. Но незнакомые цифры на зелёном телефонном экранчике немного охладили мой пыл.
Я долго думал, брать ли трубку, - не шибко хотелось разговаривать с чужими. Но этот враг человечества трезвонил так настырно и громко, что я всё же решил заткнуть ему звонилку. Ну держись! Сейчас кто-то у меня получит!
Незнакомый девчачий голос робко попросил Сашу.
От неожиданности я замялся. Меня знает прекрасная незнакомка? Интересненько! Кто же это звонит? Стопудово - молодая и красивая. Тогда почему я её не знаю? Непорядок!
А может, девчонки наши прикалываются? Ладно, поиграем.
- Я слушаю.
Голосок сразу стал требовательным:
- Ой, Саша, как здорово, что я тебя поймала! Наконец-то! Привет! Ты совсем не вылезаешь из своего спортзала дурацкого, забыл меня, наверное. Я Вика. Вика Астанова! Ну? Узнал? Ну одноклассница твоя! Совсем забыл о моём существовании. Я уже месяц дома, даже больше, а ты не появляешься. Обещал же! Что за дела? Мне и так одиноко, тяжело, ещё и ты! Если надоела, так приди, позвони хотя бы, обьясни, я хоть ждать не буду. Всё прекрасно пойму. Так же нельзя! Жду, жду его, и бесполезно. И сотик молчит. И дома не поймать. Нина Фёдоровна ничего тебе не передавала? Я же просила перезвонить! Ну? Чего молчишь? Стыдно? Хоть кашлянул бы, а то кажется, что в пустоту говорю.
Я кашлянул. И замолчал. На приколы наших девчонок никак не тянет. Совершенно незнакомая молодая особа приняла меня за какого-то тоже незнакомого мне парня, который похож на меня только именем.
- И? – в трубке раздался смешок, - Это всё, что можно выжать из тебя? Замечательно! Не думала, не думала! Значит, если с человеком такое случилось, можно его забыть, так? Значит, нам нужны только красивые и здоровые, так? Значит, если у человека несчастье, он не может ни на что надеяться, так? Значит…
Я только смог поинтересоваться, кому звонит эта бойкая особа.
Пауза на полуслове. Потом пошёл совсем другой тон:
- Простите, разве это не квартира Горковенко?
- Нет, это другая квартира.
- Простите… Простите, пожалуйста… Только чего врать-то?
- В смысле?
- Что вас… что тебя зовут Саша. А я как эта, давай распинаться перед незнакомцем, как эта!
- Ну мне, положим, известно, перед кем.
- Мне легче! – донёсся короткий смешок.
- Но я действительно Саша. Вот из-за этого и произошла роковая ошибка. И наши судьбы круто переменятся! - добавил я с пафосом, - Что, разве твой Горковенко единственный Саша в городе?
- Он не мой! – почти крикнула собеседница, - А ты не лезь в наши отношения!
- Да пожалуйста! Оно мне надо? Если не идёт, значит, повод есть веский.
- Что, мужская солидарность взыграла? Ну ты и нахал!
- Я не махал, я дирижировал.
- Ну точно нахал! Клади трубку!
- И положу!
- Вперёд!!
- Кладу!
Через пару секунд она хмыкнула:
- Ну? Чего не кладёшь?
- Думаю, извинишься сама, или подсказать?
- Ну вот ещё, извиняться! Это кто ещё перед кем должен извиняться? – фыркнула незнакомка, и не положила, бросила трубку на телефон.
Я от души похохотал, даже подпрыгнул. Классно всё же зацепил эту вертихвостку! А то туда же! «Ты должен, ты обязан, чего не появляешься»! Значит, надо, раз этот Саша не появляется! Ему виднее. А эта сразу нюни распустила.
Одно слово – девчонка! И этим всё сказано. Хорошо знаю их способности!
Я вернулся к компьютеру, но игра не пошла дальше. Проигрался вдрызг! Да ещё на простейшем уровне, который прохожу чуть ли не с закрытыми глазами.
Выключив комп, я заходил в растерянности. Есть не хотелось, телек смотреть не хотелось, сеструха зависла у подружки. Короче, апатия на все сто.
Я вышел во двор. Стоял тихий прохладный октябрьский вечер. Осень наступила, но наступила как-то тихо, словно извиняясь перед нами за свой приход.
«Есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора»…
Стоп! Я что ли это подумал, даже прошептал? Прикольно! Никогда не увлекался Пушкиным, а вот нате, получите!
Встретил приятеля – Юрку Рокотова. Особо с ним не дружу, так, иногда перекидывались двумя-тремя словами. Нармальный, правильный пацан, ничего плохого не скажу.
Сели на скамейку, закурили.
- Мамка на работе?
Я кивнул:
- Дежурит. Только завтра вечером придёт. Сеструха у подруги, может – с ночевой зависла, отец снова в командируху загремел.
- Понятно. Скучно, небось, одному, да?
- Есть малёхо.
- Может, к тебе, по пиву? Угощаю.
Я не хотел пива. Решил рассказать про звонок, посмеялись бы вместе. Юрка, если захочет, так разовьёт тему, обхохочешься.
Но отчего-то не стал.
И от пива отказался.
Я уверен, Юрка не обидится из-за пива. Он вообще необидчив, этот ПТУшник с лицом и повадками девятиклассника. Длинный, нескладный, немного угловатый, с постоянной копной волос на голове. Заводила. Если в настроении, может стать душой почти любой компании. Правда, зазнаётся, этого не отнимешь.
- Слушай! – сказал он, смачно сплёвывая, - Экстриму хочешь?
- Это как?
- Прокатиться на машине с адреналином и с ветерком.
- Купил машину? Во Владик мотал?
Вместо ответа он потащил меня в соседний двор. Там, в тёмном углу стояла зачехлённая легковушка.
- Вот! – с гордостью сказал Юрка, - Стоит тут уже месяца 3-4, так и просится!
Я испугался, - да за это можно и статейку схлопотать! Легко!
Но Юрка уже быстро расчехлял машину. Под брезентом оказался старенькая белая «Волга».
- Красавица, а? Ни тебе поломок, ни тебе аварий! Садись и езжай!
Пока я ходил вокруг, приятель ухитрился как-то без особого шума проникнуть внутрь, и уже возился со стартёром. Пять минут, и машина завелась! Мотор чихнул пару раз и заговорил.
Дверь раскрылась:
- Прыгай!
- Да я как-то…
- Прыгай быстрее!
- Юр, давай потом. В другой раз, а?
Он пожал плечами:
- Как знаешь!
Я долго смотрел вслед уехавшему автомобилю. Думал, Юрка шутит. А он и вправду уехал! Вот ганстер нашёлся! И самое прикольное - никто не обратил на это внимания! Во дворе по-прежнему тишина.
Тут я спохватился – что, если вдруг хозяин именно сейчас решил выглянуть в окно, проверить свою красавицу. И тогда мне мало не покажется! Я рванул в наш двор, но заставил себя перейти на шаг, и в подъезд вошёл обычной, спокойной походкой.
- *** -
Утром я проснулся со странным осадком после вчерашнего дня. Это чувство не давало мне спокойно собраться, попить кофе. Что-то осталось непонятым, недосказанным. И оно совершено не связано ни со школой, ни с Юркиными фокусами.
Непонятный осадок оставил звонок незнакомки, Вики, кажется. Да, Вики. Не всё там так просто, ой, не всё! Стопудово! Печёнкой чую! В её словах, похоже, настоящий крик одиночества, без приколов! Она ждала этого Сашу, ждала помощи от него. У меня даже возникла история о том, что она очень его любила, он, возможно - тоже. А она вдруг вынуждена была уехать, надолго. Отца её направили на другой завод, допустим. Или он военный, перевели в другую часть. Вернулась она, а он её и не любит уже, встретил другую. Вот она и волнуется.
Прям, сюжет для сериала!
Романтик нашёлся! Видали?
Романтик, не романтик, но мне уже стало стыдно за мои разговоры с ней. Честно! И зачем нахамил?
Думал об этом всё время, пока шёл в школу. Я мог бы пройти этот путь с завязанными глазами. Десять лет почти каждый день, да по нескольку раз в день, иногда… За это время многое изменилось. Я бы не узнал это место, если бы не был сам свиделем перемен. Выросли многоэтажки, торговый центр, поглотив старые покосившиеся бараки, а заодно и небольшой парк. За ним не ухаживали, особенно в последнее время, вот и решили, видимо, что он городу не нужен.
А мне жалко его. Грустно видеть, как вырубают старые деревья, как местные из оставшихся частных домов тут же растаскивают их на дрова, как ломают обветшалый забор. Я привык к этому парку, с самого раннего детства помню его. Вырос вместе с ним. Родители как-то сказали, что в год моего рождения тут посадили целую аллею тополей и рябин. Многие из них сейчас жестоко вырубались.
Выходит, я потерял друга, почти брата - близнеца…
Школа наша устроилась на крутом пригорке, почти над самым железнодорожным вокзалом. Наверху ещё оставалась кое-какая зелень, и летом нашу старушку-школу не сразу и заметишь за сплошным зелёным забором. Старая, с колоннами и высокими потолками, она уже много десятилетий слушает сообщения о прибытии и отправлении поездов, о потерянных вещах, о встречах потерявшихся. Они нам совсем не мешают, наоборот, даже помогают урокам.
Как-то, в классе 5-м, что ли, на уроке географии Альку Сомову (самая красивая девочка в классе) спросили, как называется столица Монголии. Алька знала, она у нас хорошистка, почти отличница, но тогда чего-то у неё заклинило, и она загрузилась надолго. И тут слышим, что на такой-то путь прибывает скорый поезд «Москва-Улан-Батор». Сомова тут же нашлась: «Конечно же Улан-Батор, как же я могла забыть?»
Класс засмеялся, а географичка сразу нашлась:
- Ну хорошо, а столица Дании, допустим, или Португалии? Туда от нас прямые поезда не ходят!
- Не ходят, - печально повторила Алька, и тут же назвала Копенгаген и Лиссабон.
Эта история сразу стала легендой класса, люди её до сих пор вспоминают.
Ещё в коридоре я услышал сильный шум и хохот, даже сквозь закрытую дверь класса. Так галдеть может только мой любимый 11А. Звонок уже прозвенел, на горизонте вот-вот появится математичка, а мы галдим!
Я резко, с шумом рванул дверь класса, но входить не стал. Реакция у любимых одноклассников явно заторможенна. Только через 3 минуты послышался сдавленный шёпот «Атас» тихий грохот разбегающихся мышей, судорожный шум падения множества тел за парты.
Я неспешно вошёл:
- Здравствуйте, детки! Я ваш новый учитель! Займёмся азбукой. Для начала все дружненко упали, приняли упор лёжа, и отжались 40 разочков! Все – это значит – все, и девочки – тоже!
Класс дружно выдохнул.
- Ну напугал, ёлы-палы! – сказала Оля Дятлова, - Мы думали, Марина пришла.
Петька Рясовский, сидевший за учительским столом, тут же обрушился на меня:
- Кроликов, ты опять опаздываешь? Постыдился бы, молодой человек! Одиннадцатый класс уже. Жених! Привыкнешь, и на собственную свадьбу опоздаешь, вот позорищу будет! Живо садись, и вычисляй объёмкость пропеллерепипеда. Живей! Три минуты. Время пошло! Я научу тебя математику любить!
Класс грохнул со смеха.
Очень смешно! Плоско, вульгарно, пошло и совсем не похоже на нашу утончённую математичку. Тем более, я не Кроликов, а Зверев, очень даже ничего фамилия. Мне нравится.
А за кроликов и прочее зверьё обычно бью, и по роже, и без предупреждения. И очень сильно, между прочим.
А Петька совсем вошёл в роль:
- С точки зрения банальной эрудиции, далеко не всякий индивидуум имеет врождённую способность для быстрой оценки процессов, происходящих с логарифмом в поле электромагнитной индукции, если последнее самопроизвольно разлагается и воняет. При этом…
Что должно случиться «при этом», нам узнать не пришлось. Вошла Марина Петровна, как всегда, в строгом костюме, с тугой шишечкой волос. А вслед за ней в класс ворвалась деловая обстановка.
- Начнём. Извините за опоздание. Куда-то делся ключ от учительской. Сомова, убери, пожалуйста, косметику.
- Это же всемирно известная марка!
- Хорошо, пусть твоя известная марка полежит в сумке до конца урока.
Алька пробубнила:
- Скажите лучше, что завидуете! Не можете себе позволить такого! Вам подарить что-нибудь из каталога?
- Алевтина, зачем ты так? – покачала головой математичка.
И после некоторой паузы с огромной горечью в голосе добавила, что да, она зарабатывает меньше её родителей. И не скрывает этого. И это не её вина, это её беда, это беда всего образования. А ей, Сомовой то бишь, гордиться совершенно нечем.
- Ага! Сегодня твой папик крут, а завтра об него подмётки трут! – выпалил довольный Рясовский.
Ну выдал так выдал! Сомова момаентом в драку полезла! Марина Павловна с трудом навела порядок.
Вернулись к тесту.
И пошёл хорошо знакомый, набивший оскомину текст, что мы почти все написали не в полную меру, что тест этот очень важен, этапный, что мы сделали донельзя обидные, глупейшие ошибки, которые много раз разбирали в классе. Что надо бы подтянуться, хотя сейчас конец октября, но май с его проблемами не за горами.
- Удивила меня только одна работа, - сказала Марина Петровна не по плану, - как вы думаете, что получил Петя Рясовский?
- Пару, большую и смачную! – сказал мой друг Максим.
Народ зашумел. Появилось предположение, что пятёрку с тремя плюсами, поскольку Петьке помогли из Академии наук по телепатической связи.
- У него персональная выделенка! – кричал Стас Костюченко.
Марина Петровна постучала ручкой по столу, и молча показала работу Петьки - листок с чёткими строчками без единой помарки. Венчала всё большая, просто огромная пятёрка.
Из середины класса полетел долгий свист.
- Я очень рада, - сказала учительница, - что хоть кто-то из нашего арьергарда нашёл в себе силы вырваться вперёд. Что некоторые понимают необходимость хороших отметок, особенно сейчас.
- Случайно! – выкрикнул я, - Повезло пареньку!
- Да ты просто завидуешь!
- Больно надо! Было бы кому! – фыркнул я.
- Тише! – вступила Марина, - Не случайность, а закономерный итог долгого труда.
Я скривился от такого пафоса.
- Перейдём к теме урока. Сегодня мы рассмотрим… Аля, я же просила убрать косметику!
- Не могу, Марина Петровна! Я не успела утром накрасить ногти.
- Ничего страшного, на перемене накрасишь.
- Не хочу!
Марина Петровна смолчала, сжала губы, потом нарочито спокойно заметила:
- Девочкам в твоём возрасте ещё рано краситься, тем более – такой дорогой косметикой.
Алька исподлобья выдохнула:
- Не вы будете мне указывать, что мне рано делать, а что – нет. Может, ещё насчёт пацанов вашего совета спрашивать? С кем мне дружить, Марина Петровна? Посоветуйте!
Тут уж народ не выдержал, начал урезонивать Сомову. Та, не долго думая, - в слёзы. А что ещё от них ждать, от девчонок-то?
Подружка стала её успокаивать, гневно обращаясь к классу:
- Вы ничего не знаете! Это действительно важная вещь для Али! Мамин подарок!
- Олеся, перестань! – в слезах выкрикнула Аля, - Будешь каждому объяснять, да?
- Хорошо, хорошо, не буду! – тут же согласилась та.
Марина терпеливо ждала, ни слова не говоря.
Алька глубоко вздохнула, вытерла слёзы, положила набор в стол.
- Можно продолжать? – поинтересовалась математичка, словно бы ничего не произошло.
Алька всхлипнула, кивнула.
И весь урок обиженно молчала, делала вид, что усердно пишет. А после звонка первая рванула к выходу.
Я так и не понял, к чему это за шоу. И что за тайна связана с этим набором. Алька – сумасбродка, это и так ясно, незачем подтверждать лишний раз.
Но всё равно она мне нравится. Правда – правда! Уже года два. И я только в этом году решил сказать ей об этом.
Только повода пока не нашлось.
День пошёл своим чередом – уроки, перемены, перемены, уроки. Об утренней стычке забыли.
Перед последним уроком мы разговорились с Максом. Он спросил, чего я припозднился.
- Я? – Я не сразу и сообразил, о чём он. – А! крюк делал в соседний двор. Вчера друган угнал машину оттуда при мне. Говорит, зря стоит, а мне, мол, покататься просто приспичило. Ну и открыл, сел, поехал. Видал?
- Да!
- Вот тебе и да!
- Ты в ментовку хоть заявил?
- Зачем?
- Поздравляю! Ты стал пособником преступления. Статейка-с вас ждёт, мистер Зверев!
- Так ведь преступления не было! Он потом поставил машину на место, вот в чём прикол!
Макс даже перестал что-то искать в своей сумке. Потом захохотал:
- Дело Деточкина живёт и побеждает! Деточкин forever!!!
- Какой Деточкин?
- Фильм «Берегись автомобиля» помнишь?
- А!
- Бэ!
Подумав, я выдал:
- Не в тему будет.
- С чего бы?
- Деточкин продавал машины! Так кажется.
- Ну и что?
Неподалеку замаячила угловатая фигура Рясовского.
- Что-то Петюня сегодня удивительно тих, - усмехнулся Макс, - Жди беды.
Действительно, мы почти весь день не слышали его плоских острот.
- Ну чего ты так плохо о человеке? Может, решил исправиться. Вон, пятёрку получил, впервые в жизни!
- Не верю я чего-то.
Петик неспешно подплыл к нам, небрежно бросил свой увесистый саквояж на подоконник:
- Э! Плебс! До конца дня отвечаете! Если что пропадёт! Убью на месте!
Макс чуть не поперхнулся:
- Это кто плебс? А ну к ноге!
Но Рясовский уже отчалил.
- А если мы куда пойдём? – крикнул я, - Вдруг очень понадобится?
- А мне-то это как-то… - раздалось в ответ чуть ли не с первого этажа.
- В столовку подался, проглот, - прокомментировал Макс. – Домой скоро, а ему лишь бы пожрать!
Он полез в свою сумку, и неожиданно вытащил что-то крупное, твёрдое и чужое. Алькин косметический набор!
- Он-то тут как оказался?
Мне тоже хотелось выкрикнуть это, чуть ли не на всю школу, но вместо этого меня вдруг начал разбирать конкретный смех.
Я сделал удивлённый вид:
- Нифига! И давно ты стал этим пользоваться?
- Ха ха! Смешно!
- Не! Серьёзно! Что за фигня? Откуда?
- А я знаю? Подложили.
Меня уже конкретно несло.
- Типа я поверил! Макс! Не темни! Лучше сознайся мне, как лучшему своему другу! Я всё пойму, обещаю! И никому ничего не скажу. Ты ощутил в себе перемены, да? Что ты чувствуешь?
- Отвали!
- Не, старик, серьёзно. Обещаю – моё отношение к тебе нисколько не изменится. Если ты, конечно, не будешь переходить границы... С ними тоже пацаны могут общаться вполне нормально.
- Смеяться после слова «синхрофазатрон», да?
Я начал соображать. Значит так. После звонка с алгебры и того скандала Алька первая рванула к выходу, и, видимо, забыла этот набор в столе. Оставались мы с Максом, Петька, ещё кто-то.
Значит, Петька и сумел подложить этот набор в тот момент. Как – не знаю. Мы с Максом долго разговаривали с Мариной, могли и не заметить.
Но зачем ему это надо? Войны хочет? А оно ему надо? Или записки не дают покоя?
Недели две уже ко мне приходят странные записки. То «Я люблю тебя», то «I love you, my darling», то вообще полный бред какой-то.
Я не предавал внимания этим каракулям, написанным левой рукой. Тем более что автор пока не объявлялась. Я уверен, что пишет какая-то девчонка из класса, поэтому говорю «не объявлялась», а не «не объявлялся».
Алькина косметичка! Так вот же он, повод! Сам идёт в руки! Я взял коробочку у Макса.
Словно бы из-под земли выросла Олеська.
- Мальчики, откуда у вас это? – казалось, её возмущённый голос пробьёт стены. Мы начали сумбурно оправдываться, а она сообразила:
- Поняла. Это же тема, мальчики. Марина дала Петику, чтобы он передал его Альке. Это было после алгебры. Я сама видела.
Мы согласились.
- А он, такой-сякой, подбросил его тебе, Сашенька.
Я оторопел:
- Нафига? Я ему ничего не должен. Никаких дел. И не мне даже. Подбросил.
Как будто бы Макса тут вообще не стояло!
- Тебе видней. Слушайте, мальчики, - Олеськины глаза заговорщицки блеснули - устроим комедию, а? Мне чертовски надоел Петик со своими тупыми выкрутасами. А вам? Особенно сегодня. Алечка очень обиделась.
- Да вобщем-то….
- Вижу, что надоел. Поэтому…
Она вырвала косметичку у меня, без колебаний положила её в сумку Рясовского. На наши недоумённые взгляды ответила только:
- Пакость мелкая, одна штука, доставка бесплатно.
- Ага, за такую пакость мелкую можно получить пакость крупную, по роже, и не одну штуку! – заметил Макс.
- Боишься Рясовского? Объясняю тем, кто тормозит на бронепоезде. У нас с Алей давно на него кулаки чешутся, между прочим. А ты трус! – презрительно хмыкнула Олеська. И добавила спешно: - Нет, если вам нравится, то пожалуйста! Какие проблемы? Только кого он опозорит сейчас, Санечка, не знаешь?
- Думаешь, он способен на такую подлость?
- Я чью шкуру спасаю, дура! А оно мне надо? – девчонка гордо вскинула носик.
- Тише, идёт, - зашипел Макс, и мы резко переменили тему.
Петька, облизывая губы, молча взял свой саквояж. Даже «спасибо» сказать не удосужился.
Чуть позже обстановка в классе царила самая мирная и обычная. Все занимались обычными делами. Семён Токарский прилежно зубрил. Катерины великие, Капитанова и Южакова, листали толстый женский журнал, громко и едко обсуждая изменщиков-мужчин. Илья Нефёдов рисовал на доске шаржи. Типа училка не узнает, чья работа.
Петька с тоской смотрел в окно. В сумку, он, явно не заглядывал.
- А если откроет? – с тревогой шепнул я Максу.
- Не думаю. Последний урок. Ему и так не хочется её открывать, а уж на последнем уроке… К тому же сейчас придёт Алька.
Я с удивлением обнаружил, что у меня дрожат руки.
Сомова пулей влетела в класс, секунду дала себе на обзор местности и изучение дислокации народонаселения, и прямиком направилась на «Камчатку», к Пете.
- Петюнечка, - начала она ласково, - ты ничего не хочешь мне отдать?
Он сделал круглые глаза:
- А чё?
- Совсем - совсем ничего?
- Совсем-совсем ничего.
- И даже то, что дала тебе Марина, и велела передать мне? После алгебры?
- А что дала мне Марина и велела передать тебе после алгебры?
- Думай, Петик, думай! Не валяй дурака!
- А я и не валяю! – улыбнулся он, - Я реально ничего не знаю.
- Для тех, кто тормозит на бронепоезде, поясняю, - Алька прибавила громкости, - Я забыла косметичку на уроке алгебры, на первом уроке сегодня. Марина Петровна дала её тебе, и велела вернуть. Где она? До сих пор я её не ощущаю. Сейчас последний урок, между прочим!
- У меня нет! – уверенно заявил Рясовский, - Можешь посмотреть.
- Правда?
- Правда!
- Отвечаешь?
- Отвечаю! Я её в глаза не видел! По-любому!
- Проотвечался! Где она? Если найду у тебя!..
- Проотвечалась! Я чё, пасу её, твою косметичку, что ли?
К спорщикам тихонько подошла Олеся:
- Тише, Аля, не шуми! Может, Петенька, и правда не брал её.
- А кто брал? Кто?
- Вот это сейчас он и расскажет нам. Спокойно, без криков. Петенька, милый, кто мог взять, а? Ты же расскажешь нам всю всю правду, да?
Но без криков не получилось.
- Да не брал я её, не брал!- похоже, Петька хорошо вошёл в роль праведника, - Спросите у Бурятского Союза, они тоже там оставались! Оба! Они подтвердят – я косметичками не питаюсь!
Макс Цыкденов, и правда бурят, процедил сквозь зубы:
- Мне казалось, бородатые детские приколы имеют свойство забываться…
Олеся направилась к нам:
- Мальчики, можно посмотреть ваши сумочки?
- Ну конечно! – широко улыбнулся Макс, - Для вас, всегда, в любое время суток!
Я мрачно пробасил:
- Если я открою сумку, кое-кому придётся закрыть пасть. За враньё бью по морде, и сильно. Так будем, или как?
- Будем, будем!
- Я предупредил!
И высыпал на стол нехитрое содержимое своей сумки. То же самое сделал и Макс.
Конечно же, никакой косметички там не оказалось. Тетрадки, сотик, ключи, ещё какая-то мелочь. Ничего, даже отдалённо напоминающего косметичку.
Немая сцена. Короткие смешки.
Олеся, не меняя выражения лица и интонации, повернулась к Петьке:
- А теперь мы посмотрим, что в сумочке у нашего Петеньки!
- Чего? – вытаращил глаза Рясовский, - Я же говорил, у меня…
- А теперь мы посмотрим, что в сумочке у нашего Петеньки! – уже настойчиво повторила она, упрямо тряхнув химическими кудряшками.
- А теперь мы посмотрим, что в сумочке у вашего Петеньки нет ничего! – в тон ей ответил Рясовский.
Многочисленные возгласы удивления сопроводили появление косметички на свет. При виде её до того безучастная Алька подскочила и бросилась через весь класс, просто заверещав от радости. А Олеська только покачала головой:
- Петенька, ну зачем надо было ломать комедию? Видишь же, как человек убивается, значит, очень важная штука для него.
Петька долго молчал, тупо уставившись на содержимое своего чемодана, потом стукнул по столу кулаком, и прошептал злобно:
- Ну, РБС, держитесь! Нарвались конкретно! Вам не жить, обоим!
Алька удивлённо подняла свои густые ресницы:
- Они-то при чём? Марина поручила этот набор тебе, я у тебя и взяла. Всё хоккей.
- Они знают, при чём! Ждите продолжения в следующей серии!
- *** -
Я хотел проводить Альку, хотя жила она совсем в другой стороне. Ужасно надо с ней поговорить. Но Макс сгрёб меня в охапку, поволок домой.
По дороге (а мы с Максом жили почти в соседних домах), бурят угрюмо молчал. Мы обычно хохмили на чём свет стоит, а тут он шёл, уронив голову.
- Одного не пойму, - сказал он, наконец, - Чего он вспомнил РБС?
- Тебя это больше всего задело?
- Да, задело. Прозвучало так, словно бурят – чел второго сорта. И ты такой же, коль водишь с ним дружбу!
Я тут же запротестовал, но Макса уже неуправляемо несло. На любимую мозоль наступил:
- Вот у вас, у русских есть одна весьма неприятная черта. Вы можете бросить своего. Легко! А уж потопить – милое дело! Что бы с прохожим не случилось, моя хата с краю. «Скорую» не вызовут челу на улице! Да что прохожий! Другану не помогут!
- Эк тебя зацепило!
- А вот бурят бурята выручит всегда.
- Макс, хватит! Народ уже смотрит на нас!
- И пусть! Я чё, не прав? Что сейчас произошло? Вы с Петиком старались опустить друг друга ниже плинтуса в глазах Альки. Олеська спровоцировала, и смотрела радостная, как два петуха дерутся. Алька, кстати, тоже смотрела с удовольствием. А из-за чего? Из-за чего драться-то?
- Но ведь он сволочь? Отрицать не будешь?
- Сволочь, - согласился бурят, - И ещё какая!
- Значит, надо его проучить?
- Без базаров! Только учёба должна быть после уроков, за школой, тет на тет.
- Драка что ли? Не поймёт.
- А сегодняшнее шоу понял, да? Это на девчонок рассчитано, на Альку!
- Но его же нехило опозорили перед всем классом. Я бы со стыда сгорел.
- Да ему это как-то… Скажи лучше, мордобоя боишься.
- Не боюсь, - тут же заверил я, - Просто неохота. Будто я должен беречь себя, свои силы. Будто меня ждёт что-то другое, большое и красивое. Огромное просто…
- И лохматое, и вонючее, - закончил Макс, конечно же не так, как я хотел. Я взревел, запустил в него сумкой, промахнутся, но не побежал за ним, как он ожидал, а быстро пошёл домой.
- *** -
Про «большое и красивое» у меня вырвалось и случайно, и… - нет, в то же время. Такой вот парадокс. Вся наша жизнь – один сплошной парадокс. Вот я, например. Я привык делиться с Максом самым сокровенным, ближе друга, у меня, пожалуй, нет. И не было до некоторых пор.
Недавно я с удивлением выяснил, что и среди бурятов есть добрые понимающие люди, способные на шутку и на помощь в любую минуту.
А мне как-то говорили, что буряты – злой, мстительный народ, злопамятный….
И кому тогда верить?
Но даже самому хорошему другу я не мог довериться в новом деле. Даже чуть-чуть, даже на пол-мизинчика. Без моего ведома и хотения вдруг появилась тайна, пока ещё совсем маленькая. И не я её хозяин. Казалось бы – просто ошибочный звонок незнакомой девчонки, всего лишь!
Но почему-то он застрял у меня в голове, не смотря на довольно серьёзную сегодняшнюю стычку. Ещё вчера я бы думал только о ссоре, о том, почему Алька или Петька сделали именно так, а не иначе, и что за этим стоит. И почему Алька бьёт меня ниже пояса, с каким-то садистским удовольствием? Каждый день почти что. Ведь не может она не заметить, не знать…
А нынче этот случай кажется мне полной ерундой. Ребятки приколоться решили, и всё. Ну захотел наш Петенька снова самоутвердиться, ну Олеська тут же рада стараться – сделала из этого случая рекламу себе и подруге. Заодно и Петеньку опустила лишний разик, тоже неплохо.
Я слушал философию Макса вполуха. Гораздо больше меня волновало – что я скажу Вике. Думал об этом и на улице, и дома. Проигрывал множество вариантов разговора, но все они получались какие-то корявые.
Ну хорошо, извинюсь я перед ней, примет она извинения. А дальше что? Обсудить Бритни Спирс, или ди Каприо? Или статьи в последнем гламурном журнале? Важные темы!
Но видимо придётся обсуждать.
Надо бы с Ленкой перетереть, она больше в теме.
Но это тогда ждать до вечера! Не могу. Не выдержу.
Я поднял трубку, начал просматривать последние входящие звонки. Вот они, знакомые циферки. Нажал «позвонить», и…
Не получилось. Хорошо, что у неё номер оказался занят! Не начинался разговор и всё! Язык как каменный, и ничего не поделаешь! Во дела!
Я бросил телефон, решил поиграть, уже включил комп, но пришла мама. Она не очень одобряет моё увлечение компьютерами, мягко говоря.
И пошли-поехали опять хорошо знакомые темы о том, что я бесполезно трачу время, что мне уже много лет, что я уже выпускник, и не понятно, о чём я вообще думаю, впереди непонятные пугающие ЕГЭ, и прочая, и прочая, и прочая...
- Всё решится, мамочка! Определится в своё время!
- Когда? – выдохнула она устало, - Скажи мне, пожалуйста, когда?
У меня поневоле тоже зарядились хорошо знакомые мотивы:
- Ну скажи, на кой сдалось мне это высшее образование! Вон, тётя Лида с двумя «вышками», кладовщик на стройке. Ещё вспомнить примерчики?
Мама в сотый раз задала свой коронный вопрос:
- Что ты думаешь делать после школы?
- Работать пойду. Потом – армия.
- А дальше? После армии жизнь кончается? Придёшь ты оттуда, если ещё придёшь, и что будет? Снова начнёшь на стройке лопатой махать? И сколько лет ты так протянешь?
Я, наконец, нашёл в себе силы сказать маме самое важное – не потяну я институт. Не потяну! Не лезет в меня учёба, и всё! Хоть тресни! Жду – не дождусь выпуска, чтобы сплавить эту школу куда подальше. А потом. Самое большее, что выдержу потом – короткие курсы автомехаников, допустим. Три месяца, не больше.
- И всю жизнь торчать под машинами, гайки крутить? На морозе, в грязи. Хорошо!
- А что плохого? Кто-то же должен гайки крутить.
- Ну знаете, молодой человек! У меня просто не осталось слов уже. Приедет отец, пусть он с тобой разбирается!
Она начала мыть посуду, нарочито громко гремя тарелками. Я, вроде бы, мог уходить с кухни. Я и пошёл в свою комнату. И услышал в коридоре:
- Господи, какой же ты у меня ещё глупый…
Продолжать игру чего-то не хотелось…
Я лежал в тёмной комнате, и не мог сомкнуть глаз. Не спалось. В голове тусовались всякие мысли, лезли одна на другую, затыкали друг друга…
Совершенно не хотел обижать маму, правда не хотел. Всё получилось случайно и не предусмотрено замыслом. Она у меня замечательная, не у каждого такая есть. Сильная, волевая, и внешность соответствующая. Высокая, крупная. Нас с сестрой воспитывает, жёстко, не позволяет вольностей. Да и себе – тоже не позволяет. Ни разу я не видел, чтоб она просто сидела и смотрела телевизор, например, или поехала отдыхать в пансионат, даже местный.
И профессию себе выбрала чисто мужскую: травматолог. Это вам не фунт изюму, это – травматология!
Может, только благодаря ей я не свалился в прошлом году в страшную пропасть, хотя подошёл к ней совсем близко. Сдружился с ребятами старше меня, они пили и курили что-то непонятное, занимались непонятными тёмными делишками. Сейчас больше половины из них сидят, другие ходят под честным словом. Условные сроки.
Только я смог выбраться из этой передряги сравнительно без потерь. И всё благодаря маме. Я да Юрка. Мы на этой почве и сдружились потом.
Мама до сих пор не довольна этим знакомством. Говорит, что Рокотов – плохой чел. Подвёл меня раз, и ещё подведёт, глазом не моргнёт.
Короче, хорош, не та тема, о которой хочется говорить.
А вообще-то я не обижаюсь. Понимаю, что мама желает мне добра. Вот только добро по её понятиям – это хорошее образование, высшее, и только высшее, а потом – выгодная работа.
Меня же просто коробит от такой перспективы. Не вижу смысла в «вышке». Мало кто хорошо устраивается после института. Я лично давно выбрал свой путь. Подучусь немного, получу специальность, и махну на севера, в Норильск, допустим. Или в Салехард. Мужик должен зарабатывать деньги, или как?
Да, я мужик, а мужики должны извиняться перед Виками, а то они выкинут их куда подальше… Раз сказал, значит надо. Мужик сказал – мужик сделал!
- *** -
Я всё-таки забыл позвонить Вике в тот вечер. И в следующий. И потом тоже. Только дня через 3 набрал заветные цифры, которые, оказалось, уже знаю наизусть, хотя специально не учил. Честное пионерское!
К телефону долго не подходили. Я уж собрался положить трубку, как раздалось:
- Алло!
Моментально весь сжавшийся в комок, я лишь одно держал в уме: «только бы не бросить трубку. Только бы не сдрейфить и не бросить трубку»!
- Алло! – раздалось уже требовательнее, - Говорите же! Ну?
Пересохшим голосом я спросил Вику.
- Слушаю!
Вот ведь! Надо же! А я так надеялся, что её нет дома.
- Вика, здравствуй, это Саша.
- Горковенко? Привет, привет, пропажа! Наконец-то разродился! Рада тебя слышать.
- Саша Зверев. Видишь ли, ты меня не знаешь. Ты звонила Горковенко, а попала на меня, я засёк твой номер, ну и…
- И чего?
- Решил позвонить, вдруг ты захочешь познакомиться поближе, мы бы классно провели вечер…
Ну не то же, совсем не то!
После некоторой паузы Вика хохотнула:
- Сам догадаешься, что я скажу тебе сейчас? Или начать хамить?
- Ну чего ты так? Я к тебе со всей душой, с открытым сердцем, а ты…
- С открытым сердцем, говоришь? – переспросила она, - С открытым сердцем предлагаешь потусоваться в сомнительной компании, да?
- Вика!
- Что Вика? Я уже знаешь, сколько лет Вика?
- Интересно, сколько?
- Не важно!
- Ну всё-таки?
- Слушай, есть что конкретно, так говори, нет, - до свидания. Чего звонишь-то?
- А не догадываешься?
- Пока что нет.
Я набрал побольше воздуха и единым порывом выпалил:
- Чтобы попросить прощения за прошлый разговор. Я тебе тогда хорошо нахамил, вот и решил загладить свою вину. Тем более что мы не виделись, и, похоже, не увидимся вообще. И мне бы не хотелось оставить о себе плохого впечатления.
После некоторой паузы послышалось неуверенное:
- А не врёшь?
- Что ты!
- Странно.
- Что странно?
- Мне ни разу ещё не звонили с извинениями, да ещё с недельным перерывом. Небось, не спал всё это время, переживал, да? – голос её звучал не так колко, как слова, - Ладно. Извинения принимаются. Благодарю вас, сэр, вы очень любезны. Доволен?
- Вполне. Кстати, ты просила о помощи. Я…
- Я просила? Когда?
- Ну тогда, в первый раз. Типа мне и так плохо, а одноклассники мои любезные так и не появляются. Я давно хотел спросить тебя об этом. Может, я чем помогу?
- Ты что-то сочиняешь, - будто через силу промолвила Вика.
- Ничего не сочиняю. Так оно и было.
- Я не могла такого сказать.
- Было, было! Такое нарочно не придумаешь.
- Я не могла такого сказать, потому что не имею привычки плакаться первому встречному в жилетку. И вообще я…
Я хотел напомнить, что звонила она знакомому Саше, но не смог остановить этот поток оскорблённого самолюбия.
- Дорогая мисс Вика. Простите меня, если мой вопрос чем-то вас обидел, - наконец я смог вставить слово, - Меня волнует совсем другое. Могу ли я просить вас о встрече тет на тет? Очень хочется вас увидеть воочию, понимаешь.
- Нет, Саша, - сказала она серьёзно, - Извини, но с этим повременим. Не потому что я злюсь на тебя, вовсе нет. И не думаю, что ты слишком прыткий товарищ. Просто пока не могу.
- Занята, да?
- Ну…. Можно сказать и так. Сильно занята. Очень сильно занята…
- А когда освободишься?
- Саша, давай об этом потом, ладно?
- Ну давай, раз ты настаиваешь… Звонить-то можно?
- Конечно можно! Буду рада тебя слышать!
- Что-то радости особой нет…
Но она уже повесила трубку.
Я ничего не понял. Уже привык, что у девчонок свои приколы, которые совершенно не поддаются никакой логике. Но если поднатужиться, логику можно найти. Женскую, само собой.
Тут же никакой логики. Даже женской. Сплошные заячьи скачки. Не хочет встречаться со мной, и тут же говорит – звони. Снова нагрубила, правда, совсем немного, и тут же очень тепло попрощалась. Тогда обрушила кучу претензий тому Сашке, теперь от них отказывается. Где логика, я вас спрашиваю! Где?
Голова опухнет решать все эти головоломки!
Одно хорошо – она на меня не сердится. И звонить разрешила! Здорово! Вот уж действительно, никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь.
- *** -
Отец, заместитель главного врача областной нашей больницы, ворвался домой через несколько дней, рано утром, прилетев из Москвы, с какого-то медицинского съезда очередного. Ворвался огромный и беспокойный, принеся с собой шум аэропорта, самолётный гул, особый запах аэровокзала, особую атмосферу Москвы, которую не выветрили несколько часов полёта.
Ленка тут же выклянчила очередной столичный подарок, завизжала от восторга забралась ему на колени, обвила ручонками шею и выложила все последние семейные и школьные сплетни. Обычно я не особо вслушиваюсь в её болтовню, о том, что сказала Машка да сделала Ирка из её класса, или что у Катьки новая кукла Барби, которую Ленка совсем совсем не хочет.
Но нынче она вдруг выдала:
- А у Саши нашего девочка есть!
- С чего ты так решила принцесса? – удивился отец.
- Он недавно с ней час болтал по телефону, и так улыбался загадочно!
Я не выдержал:
- Ленка уши надеру! Не час! И вообще ни с кем я не болтал!
- Ну полчаса! – топнула она ножкой, - Но болтал же!
- Ну, принцесса, ты же знаешь, ябедничать нехорошо. А ему по штату положено с девочками, выпускник, как-никак! – широко улыбнулся папа.
- А мне не положено по твоему штату? – надула губки она, - Почему он девчонке звонит, а мне – никто не звонит, хотя я всем мальчишкам дала телефон, из нашего класса, и даже из параллельных!
- Ты ещё на доске объявлений повесь телефон, - высказал я дельное предложение.
Мы дружно расхохотались, а сеструха надула губки. Вот это мы хорошо делать умеем – губки надувать!
- Потому что он сам звонит, - со смехом сказал отец.
- Позвонят ещё, – уверила её мама, - Ещё не будешь знать, как от кавалеров избавиться!
- У меня не будет кавалеров! Никогда!
- Это почему же?
- Я некрасивая!
Снова все вытирали слёзы от смеха.
Ленка, конечно, ребёнок, в куклы играет, слушает ТАТУ и прочую дребедень. Но обещает через 2-3 годика стать настоящей барышней, потрясающе красивой.
И умной. Обязательно. По крайней мере, далеко неглупой.
- А ещё он не хочет в мединститут идти после школы! – перескочила сеструха совершенно непредсказуемо, - И в любой другой не хочет!
Я снова прикрикнул на неё, обещая хорошую порку ремнём.
- А что, не так что ли? Сам же говорил маме! В автотехникум хочу, в автотехникум хочу – передразнила она меня.
- А что? – поднял бровь отец, - Дело! Надо же будет кому-то возить министра здравоохранения России Зверева В.Г! Саня, это место за тобой! Замётано?
- Господин министр, - усмехнулась мама, – Не желаете ли прошлёпать в харчевню? Это, конечно, не ресторан «Метрополь», но тёплые и симпатичные на вид блюда гарантируются.
За завтраком отец не мог не продолжить волнительную тему.
- Я, конечно, не вправе решать за тебя, сынок, куда ты пойдёшь учиться. Тебе решать. Тебе и жить дальше, самому, без нас с мамой, без нашей помощи. Нам бы хотелось, чтобы ты… вы, дети, продолжили нашу врачебную династию, это не самое плохое дело на Земле.
- Но самое плохое по зарплате, - вставил я.
Отец опустил голову:
- Что верно, то верно, сынок. Наши заработки не самые большие. Но жить можно.
- Особенно заместителям главных врачей большой многопрофильной областной больницы – добавил я, - Ну, допустим, окончу я этот несчастный мединститут, и что дальше? Так меня и поставили главным врачом!
- Конечно нет, - подхватила мама, - Мы с отцом начинали с районов. Тяжело было, особенно когда ты появился. Помнишь, отец? Ничего, справились.
- Щас же! – выкрикнул я, - Поехал я в район! Размечтались!
- А я артисткой буду! – бесцеремонно вставила Ленка, - как Анжелина Джоли!
- Да тебе только Фреди Крюгера играть, без грима, женский вариант, - усмехнулся я, чем снова вызвал целый водопад слёз и двойной грозный окрик «не мучай сестру!»
А я и не мучил её вовсе. Просто такой у меня своеобразный юмор. Иначе жизнь скучна, пресна.
При случае вы можете расспросить Ленку о том, что творит её любимый старший брат. С удовольствием расскажет, во всех подробностях. О том, как он выкрасил синими чернилами любимых кукол, как заклеил весь туалет ценными её наклейками от жвачек. Кошачий туалет. О мелочах типа свёрнутых в тугой узел девчачьих джинсах, или остриженной под солдата кукле Барби я и не говорю.
Впрочем, это всё дела далёкого прошлого. Сейчас я повзрослел, стал гораздо серьёзнее. Выпускник, всё-таки!
- Всё, детня, в школу! Время! – коротко приказал отец, и мы пошли. Ленка – почти побежала вприпрыжку, я – почти побрёл. Что там может быть нового и интересного, в этой школе?
- *** -
И правда, ничего уж из ряда вон не произошло. Петька весь день почти не острил. Алька никому не строила глазки, сидела со скучной физиономией. Как будто та сцена разрядила обстановку, и на некоторое время установила относительное спокойствие. Пока снова не зарядится аккумулятор.
Надолго ли?
Екатерины, наш пресс-центр, достали новый глянцевый журнал, и затеяли обсуждение новой статьи. История любви инвалида, слепого парня, вернувшегося с Чечни, которого преданно ждала девушка. Он не писал ей, что ослеп, и это стало полной неожиданностью для неё. И она его не бросила, хотя он гнал её, чуть ли не матом, в госпитале всем велел не пускать её к себе. Но она осталась с ним, и они поженились. И вполне счастливо живут.
Хеппи-энд, короче.
Екатерины в один голос, дружно заявили, что она круглая дура. Потратить лучшие годы на ожидание, а потом, выйти замуж за слепого – на это способна только полная идиотка. Мол, можно было бы и другого найти за это время.
На что Нефедов авторитетно заявил, что так глупо могут рассуждать только те дамочки, которые ещё не знали настоящей любви.
- А ты, типа, знаешь, - выпалила Капитанова.
- Ну, допустим, имею некоторое представление, - поскромничал тот.
- Ну-ка, ну-ка! Засвети!
Но Нефёдов не стал развивать дальше эту тему. Достал очередной лист и очередной карандаш.
А я встал на защиту этой девушки:
- Вы не понимаете, как важна для инвалидов помощь! Моральная поддержка! Инвалиды иногда выздоравливают от такого внимания! И она… Ей надо памятник поставить при жизни!
- И что ты предлагаешь? – скривилась Южакова, - Найти какую-нибудь немощную старушенцию, и таскать её сумки? В магазин бегать вместо неё? Вот прикольно будет!!!
- Чур, мне сумку с пенсией! – встрял Петик.
- Так она вас и подпустила! – значительно возразила Дятлова, - Сейчас они знаешь какие! Родственникам своим не доверяют, не то что чужим! Всё боятся, чтоб квартиры их не присвоили!
- Собесу надо оставить поле для работы! – протянул Макс.
- А, ну вас всех! Нифига вы не понимаете! – чуть не заорал я, - Сами не были инвалидами, и вот сидите и ржёте! Не представляете, как это страшно!
- Дурак! И девка эта дура! – Капитанова небрежно кивнула на журнал.
Я боялся навлечь самый сильный гнев народа, но не получил его. Народ быстренько переключился на светские сплетни, и прочую дребедень.
Об инвалидах забыли.
Даже аноним мой хандрил, за весь день ни одной записки. Только Алька написала: «Я устраиваю небольшой тусняк на даче, в эти выходные, и очень тебя жду. Ты заметно вырос в моих глазах, хочу поближе с тобой познакомиться. Короче, стрелканёмся в 8 утра в субботу на железнодорожном вокзале».
У меня всё затрепетало. Первая красавица класса назначает мне свидание, да ещё на даче, за городом! Неужто я дождался? Во повод сказать ей всё – за городом, наедине, на фоне яркого снега... Романтика! Можно ли мечтать о таком счастье? Я энергично закивал головой в её сторону, мол да, я поеду, всяко поеду, согласен, но она даже не взглянула на меня.
- *** -
Но суббота прошла совсем не так, как хотелось. Поездка сорвалась. Хотя уже в полвосьмого утра я торчал на вокзале, не смотря на мощный снег и хорошее похолодание, до двадцати пяти градусов мороза.
Я не удивляюсь таким фокусам природы. У нас часто так бывает: тепло, тепло, а потом раз! и как зарядит снег на целые сутки, как упадёт температура градусов на пятнадцать за пару часов, как покроются все дороги толстенной коркой льда! А что вы хотели? В Сибире живём, или как?
Я давно перестал обращать внимание на погоду, мне такое даже нравится. И своих планов не меняю. Подумаешь, какой-то небольшой снегопад! Подумаешь, маленькое похолодание! Оденься потеплее, и все дела!
А вот Алька, похоже, меняет. Напугалась снега с морозом, сидит, небось, в тёплой квартире, и совсем не думает обо мне. Могла бы позвонить, предупредить, что не придёт. Знает же и городской мой телефон, и сотовый!
Электричка ушла, Сомова не пришла. Настроение моё тоже ушло. Пришлось звонить ей.
Заспанный Алькин голос в трубке искренне удивился, что я делаю на вокзале в такую рань, и в такую холодрань.
- Как что? – так же искренне удивился я, - А кто меня на дачу пригласил? С ночёвкой?
- Ой, и правда! – донеслось после порядочной паузы, – А я и забыла совсем.
И Алька принялась витиевато извиняться за свою девичью память, просила, чтобы я не думал ничего плохого, заявила, что может, оно к лучшему, вон как холодно.
- Ну и дура же ты, Алевтина, - только и сказал я, - Так и не поняла, что сегодня натворила.
- А чего? – легкомысленно отмахнулась она, - Всё путём! Ничего страшного не случилось.
- Случилось! – резанул я.
- И что же? – насторожилась она.
- Объяснил бы. Не поймёшь, - тихо сказал я, отключая связь.
Она потом звонила не раз, слала миллион посланий с миллионом вопросов, и просто с миллионом вопросительных знаков, но я гордо молчал. Не мог же я сказать ей, что за пару часов она безнадёжно опустилась в моих глазах, что одним словом разрушила всё доброе и хорошее, которое было у меня к ней, что я... что я начал сомневаться: а так ли она мне нужна.
Хотя, может, и надо было…
Настроение резко упало. И не потому что не получилось весёлой поездки. И не потому что меня опрокинула девчонка, в последнюю минуту. А потому что опрокинула меня именно Алька Сомова, и этим всё сказано.
Правда, горевал я недолго. По дороге домой, мне в спину долго сигналила машина. Краем глаза я увидел серую Тойоту, но спокойно шёл дальше - никого на такой машине не знаю.
Но машина продолжала настырно сигналить. А потом к беспорядочным сигналам присоединился знакомый голос.
- Сашка, ёклмн! Загордился, да? Давно не замечаешь старых друзей?
Голос принадлежал, несомненно, Юрке. Он широко улыбался из водительского окна новой машины, жестом приглашал сесть.
Я застыл в нерешительности.
- Садись, не задерживай движение! – прикрикнул он, и я послушно нырнул к нему.
Машина блестела изнутри новой полировкой, сверкала чистотой даже в самых потайных уголках, пахла свежей кожей и пластиком. Там уже сидели две незнакомых девчонки и пацан, тоже незнакомый. Хотя где-то я его видел с Юркой.
- Опять угнал? – тихо спросил я.
- Угнал? – удивился Юрка, - А когда это я угонял машины?
Я напомнил намёками. Он расслабленно и громко расхохотался.
- Понятно. То был не угон. Я знаю хозяина – симпатичный добрый дедушка. Не обидится. К тому же я поставил её на место, если кто не заметил.
- Ну а это? – я обвёл взглядом машину.
Рокотов пронзил меня взглядом:
- А вот это настоящий угон!
- Юрка, тормози! Я выйду!
В ответ смеялись уже все.
Видимо, я выглядел полным дураком, потому как тут же одна из девчонок миролюбиво сказала:
- Ладно, Рокотов, не томи мальчишку! Видишь, на нём лица нет.
Юрка нехотя объявил, что эту красавицу они пригнали с Игорем (так звали другого пацана) из Владика пару дней назад, и сейчас всей честной компанией дрейфуют за город на шашлыки. Есть у них где-то в Овражном небольшая пристань, где можно пришвартоваться в любой момент.
Я присвистнул: Овражный – не такой простой посёлок. Коттеджи там ставят далеко не бедные люди, даже не средний класс. И просто так туда не попадёшь.
- А нас туда пустят? – побоялся я.
- Спрашиваешь! – выдохнул Игорь.
- Небось пойла набрали весь багажник, - хмыкнул я. Перспектива пьяной гулянки далеко за городом мне вовсе не улыбалась.
Но народ дружно стал уверять, что ничего подобного не будет, что они взяли только парочку литров пива, и то, чисто символически, только для парку в бане.
Короче, я согласился. Чтобы хоть немного отвлечься от Альки. А то приду домой, начну киснуть, мама начнёт с вопросами приставать. Сказал же: на два дня уеду, ну и всё!
Небольшой пристанью оказался шикарный 2-хэтажный коттедж со всеми атрибутами небедной жизни – и камин, и баня настоящие, и гараж, и всякие видео-аудио, и даже шкура огромного медведя на полу гостиной.
Коттедж принадлежал Свете, так звали одну из наших дам, вернее, её родителям. Она сразу же заявила, что мы можем чувствовать себя как дома, располагаться где удобно, а сама начала неспешно, но бойко хозяйничать. И приказывать. А парни с удовольствием выполняли её приказы.
Скоро запылал камин, зашипел чайник, зачавкал обед на сковородке. Запахло жилым.
Мы с Юлей (другой девчонкой) дружно взялись за работу во дворе. Хозяева не часто навещали дачу зимой, поэтому пришлось расчищать большие сугробы. Я ещё удивился – как, мол, они не боятся оставлять такое богатство в доме? Работали почти молча. Говорить не хотелось. Юля, и остальные, все оказались старше, это как-то напрягало меня.
Н-да, если так дальше пойдёт, то мне тут будет очень неуютно.
Но когда позвали в дом, все напряги мои прошли. Обед оказался великолепным. Шашлыки – полный отпад! Просто слов нет! Давно я такого не ел. Действительно, спиртного не было. Совсем. Но от этого нисколько не стало хуже.
Я незаметно любовался Светой. Фигурка как надо, ножки, длинные вьющиеся каштановые волосы – выглядела она просто потрясающе! Может, росту маловато в ней будет, вся из себя миниатюрненькая, ну так это не такая уж и беда! Когда она велит Игорю колоть дрова, или Юрке наливать воду в баню, рост её совсем незаметен. Невольно сравнивал Свету с Алькой, я вынужден был признать: Сомова безнадёжно проигрывала новой моей знакомой. У Светы поразила приветливость (очень скоро возникло ощущение, будто я знаю её давно-давно), манера держаться (искреннее, естественнее, чем у Альки), отношение к богатству (явно, её родители далеко не бедные люди, как и у Альки, кстати, но Света совсем не кичится этим, а наоборот, будто стесняется даже).
Короче, Сомова оказалась на последнем месте. И не потому что Света постарше её будет. Скорее потому что она (Света то есть) не смотрела на меня, как на игрушку. Разговаривает со мной, будто мне все двадцать стукнуло, а не семнадцать.
Скоро Игорь доложил главнокомандующему Светлане Батьковне, что баня готова. Дрова наколоты, вода налита, печка затоплена. Можно заходить.
Возникшую проблему кому и когда идти, тут же разрешил Юрка, предложив пойти всем вместе.
Итак, группа в неполосатых купальниках устроилась в тесной баньке, на полке, как куры на насесте.
Я не часто бывал в банях. Точнее – вообще не был. Но видимо, зря. Непередаваемо! Особый запах, особенное, будто живое тепло, успокаивали, настраивали на философский лад. В пустом дачном посёлке, за 50 километров от города, где никого народу, кроме нас, где снегу выше крыш, ты лежишь в одних плавках в жарко натопленной баньке, за бортом минус 30 почти, а тебе хорошо! Все проблемы растаяли в дым!
Минут через 5 со всех сторон понеслись довольные вздохи на тему «Эх, хорошо»!
Игорь хлопнул себя по коленке:
- Мальчишки и девчонки!
- А так же их родители! – подхватил Юрка.
- Не, обойдёмся без родителей! – усмехнулся Игорь, – Тут идея именно для мальчишек и девчонок, причём для самых продвинутых.
- И какая же? – усмехнулась Юля.
- Избавиться от надоевшей синтетики. Полностью. И всем. Прямо сейчас.
- То есть? – не поняла Света, - Раздеться предлагаешь?
- Именно.
- Совсем? Догола?
- Именно!
- И нам тоже?
- А в чём проблема? Стесняешься?
- Да нет… - Света с прищуром посмотрела на парня, - Поприставать решил?
- Нисколько! – Игорь взглянул на неё самыми честными глазами, - Просто подумал: все свои, а сидеть в бане в купальниках – полное издевательство, мягко говоря. Почему бы и нет?
- А что? – подхватил Юрка, - Я согласен. Парни мы порядочные, приставать не будем, стопудово! Не, если вы будете резко против, мы не будем настаивать. Честное пионерское! Ну как? Даёшь?
- Молодёжь застесняется, - кивнула Юля в мою сторону после некоторого раздумья.
- Вот ещё! Что я, голых женщин не видел?– фыркнул я. Презрительности, как задумывалось автором, не получилось.
- Фу, Саша, как ты выражаешься! – хозяйка даже отвернулась.
Игорь решительно встал, направился в предбанник. Вошёл он и впрямь без плавок, встал посредине, хорошо потянулся, чуть не пробив низкий потолок:
- Эх! Вот это понимаю! Баня по-настоящему! Я ещё в снег нырну. Вообще будет!
Вслед за ним и Юрка разделся. И специально повторил выход Игоря, только про снег промолчал.
- Ну и? – поинтересовалась Света, хитро скривившись.
- Замечательно! – отпарировал Юрка, - Никаких комплексов, доложу я вам. В отличие от некоторых, - он выразительно глянул на девчонку.
- Ну,… мы ещё посмотрим, понаблюдаем за вашим поведением… Да же, Светик?
Пацаны молча уставились на девчонок. Те так же молча посмотрели на них, друг на друга, притворно-тяжело вздохнув, одновременно медленно потянули руки за спины, к застёжкам лифчиков. Руки долго оставались там, потом оказались скрещенными на груди.
Я даже затаил дыхание. Неужели они сделают это? Перед малознакомыми парнями?
- Всё что ли? – удивился Юрка.
Руки у обеих разошлись. К коленям упали лифчики, а то, что они обычно скрывают, снова закрылось руками.
- Ну, я так не играю! – протянул Игорь, - Это нечестно! Все так все, всё так всё! Договорились же!
- Не всё сразу, - улыбнулась Юля.
- И не все сразу, - подхватила Света.
- Именно все, и всё! – рубанул Юрка, - На плоту же смогли!
- Ох! Пойдём, подруга! – якобы с обречённым видом Юля кивнула на дверь, - Не отстанут же!
Вернулись они нескоро, после нескольких окриков пацанов. Я уже думал, что глупая сия затея провалилась с треском, как вдруг... у двери возникли 2 чуда, 2 прекрасные обнажённые русалки. Они, действительно, сняли с себя всё, до последней ниточки. Под восхищённые крики и аплодисменты сделали несколько кокетливых движений, медленно прошлись вперёд-назад.
Я не мог отвести глаз от оголённых плеч, от острых упругих грудей, от плавных изгибов бёдер, от волнительных переливов животиков, от запретно-притягательных треугольничков волос… Дух захватывало! В мире, наверно, нет более прекрасного, более совершенного зрелища!
Они совсем разные, и обе – потрясающе красивы. Света невысокая, стройная, с длинными густыми волосами. Юля – полненькая, повыше, покрупнее, с химией на волосах, тоже выглядела на все сто. Полнота совсем не портила её. Настоящая русская красавица. А химическая завивка намокла и прилипла к плечам, груди, и это только прибавило кокетливости в облик.
Я, конечно, видел голых женщин, у родителей, в толстых медицинских книгах. Но там были картинки больных людей, совсем не красивые, даже – страшные картинки, результат того, что может сделать болезнь с человеком.
Картинки красивых и здоровых женщин тоже видел, в журнале «Плейбой». Прячу его в самом тайном месте. Тамошние фотки нравились. Правда, Юрка однажды хорошо посмеялся, заметив у меня этот журнальчик. Грубо назвал его сомнительным удовольствием для малолеток. Мол, неестественные позы, неестественные взгляды, силиконовая грудь в пол-снимка его, лично никак не впечатляют. А вот когда настоящая девушка разденется, это вот да, это куда круче будет!
Я пытался с ним спорить, но силы оказались неравные. Не так часто девушки раздевались передо мной. Точнее – ни разу до сегодняшнего дня. Так что сравнить мне просто не с чем.
Но сегодня я понял - Юрка прав. На все сто.
Юля со Светой спокойно сели на свои места, продолжили разговор, как ни в чём не бывало. И от этого их наряд не казался пошлым ничуть, ни на пол-мизинчика.
Теперь настала моя очередь побывать в предбаннике. Вышел я бодро, а зайти-то назад оказалось проблемно. Ноги подкосились сами собой. Ярко представил: вхожу в баню, и все дружненько начинают надо мной смеяться. Как-никак они старше меня, им всем за 20, а мне только 17. Они знают жизнь, а я только школу и знаю. Они частенько бывали вместе в бане голышом, и, похоже – не только в бане, а я – впервые.
Но я всё-таки вышёл.
Народ встретил меня восторженными криками. И оказалось, совершенно не страшно сидеть в таком наряде, особенно, когда все рядом тоже раздеты. Неловкость моя очень быстро прошла.
- Как видите, молодёжь не стесняется, - заметил я с улыбкой.
- А мы и не сомневались! – отпарировала Юля.
Игорь поддал парку, запарил берёзовый веник, крякнул.
- Светка! – почти крикнул он, - Знаешь, что? Ну хорошо же, а? Ёлы-палы.
- Да ладно уж, чего там?
Игорь начал отряхивать запаренный веник.
- Ложись! – почти приказал он, - А то передумаю! Ложись, когда банщик-профи предлагает! Своим веником!
Юрка фыркнул: ага, видали профи!
Светка влегла на полог, и Игорь стал хлестать её, бормоча:
- Эх, хорошо же, а? Хорошо же, черти полосатые! А ну попробуй кто вякни против, а?
Желающих не нашлось. Света лежала довольная, растеклась как пластилин!
А супер-банщик пояснил:
- Этот веник я собрал в особом месте, там, где особенно сильны целебные силы природы. Не смейтесь. Так и есть. Дед мой хороший травник был, меня пытался учить. Меня, правда, больше техника прикалывает, деда слушал вполуха, но кое-что запомнил. Уж веники собираю и сушу как надо, как старики делали испокон на Руси. Усекли?
Вполне. Особенно - Света. Она улыбалась раскрасневшаяся, расслабленная, едва ли не поскуливала от удовольствия.
Игорь спросил «ну, как?», хотя заранее знал ответ.
- Хорошо! – потянулась она. – Двигаться не хочется совсем.
- Зато другим тоже веника хочется! – ввернула Юля, - Слазь! Смена власти!
Игорь распарил ещё веник, и другие получили своё. Юлька тоже разомлела, а супер банщик скромно вышел в предбанник.
- Кстати, - донеслось оттуда, - Могу сделать массаж после бани. Желающие будут?
Желающие, конечно же нашлись.
- Да, кто-то обещался нырнуть в снег, - напомнила Юля. – Ну и?
- Да не вопрос! – банщик-массажист вернулся, набрал полное ведро холодной воды, - Я ещё и обольюсь.
- Обольёшься? – удивился я, - Там тридцатник, с гаком!
- По барабану! Кто со мной? Всё равно не мешает охладиться. Доверьтесь старому банщику! Массу адреналина обещаю! Все во двор!
- Как? – изумился я, - Прямо так, голышом?
- А что такого? – ответила Света.
- Ну как-то… В бане – это одно, а во дворе…
- Фуфайку тогда одень! – предложил Юрка, - И унты!
Я вышел со всеми, конечно без фуфайки.
А во дворе сказка настоящая! Звёзды бисером рассыпались по чёрному небу, яркие – яркие, их гораздо больше, чем в городе. Тишина, кажется, оглушит совсем. Темнота! Будто во всём мире остались только мы, и больше никого. Только мы и полная тьма.
Мы стояли на маленькой вытоптанной площадке, позади темнела низенькая баня, впереди светлел яркий под луной сугроб в человеческий рост. Холод легонько щипал всё тело, но я не мёрз. Наоборот! От меня, от всех остальных валил густой пар.
Юрка молча опустил горсть снега мне на спину, ещё и растёр рукой. Вот болван! От неожиданности я даже заорал. Толкнул его, он не удержался, полетел в снег.
И понеслась куча – мала! Шум, хохот, крики! Кто кого куда швыряет – не разобрать. Девчонки тоже с удовольствием ныряли в сугроб, и сами, и с нашей помощью, выползали назад все в снегу, даже волосы запорошены. Действительно, адреналин зашкаливал!
Забежали назад, отогрелись. А в следующий выход Игорь молча опрокинул на себя ведро.
- Ух ты! – только и сказал он.
Я тоже собрался на подвиг. Убегая за водой, услышал, как Света попросила ведро и для неё.
- И ты тоже решила?
Вопрос мой прозвучал явно глупо. Она взяла ведро, выпрямилась, смерила меня взглядом:
- Давай вместе! На счёт три! Слабо?
- Нисколечко! – бодро выпалил я, поднимая ведро.
Она тоже подняла ведро, но подбежавший Юрка перехватил его.
- Ну? – она испытующе посмотрела на меня, - Готов? Раз! Два!
Я бы отказался, - страшновато вдруг стало, но пасовать перед девчонкой?!
- Три!!!
- Ух ты!!!!
Это что-то, ребята! Это нечто! Меня окатил кипящий холод. Ощущение совсем новое – ни тепло, ни холод. Зато лёгкость во всём теле, чувство парения, дикий восторг. И никакого страха замёрзнуть. Я словно бы выскочил из своей бренной оболочки, растворился полностью в окружающем мире.
Я так и застыл: голый, мокрый, с опущенным ведром, на трескучем морозе. И вдруг почувствовал, что получаю сейчас что-то такое, что не возьму нигде в другом месте, в самых лучших, дорогих саунах и оздоровительных комплексах. Что именно в этот момент оживает моё настоящее Я, крепко-накрепко связанное с Землёй-матушкой, с глубокой древностью, чистое и сильное, не загаженное грязным городом. Оно ещё есть у меня, оказывается. И она, Земля-матушка знает меня, помнит, даже надеюсь – любит, всегда ждёт, чтобы дать новых сил. И только так надо идти к ней – чисто вымытым, совсем обнажённым, с чисто вымытой и обнажённой душой…
Может, это и есть то, что называют «снизошла благодать»?
Гляжу, а Света тоже стоит с диким восторгом в глазах, вместе с полным непониманием «что это такое было?» Без купальника, вся будто прозрачная, совершенно открытая миру, загадочная, манящая, потрясающе красивая, лишь мокрая кожа упруго блестит в лунном свете…
Юрка энергично погнал всех назад.
- А ты? – я указал взглядом на вёдра, - Не будешь?
- Нет, я за рулём.
- А! Ну да! Конечно же! Довод железный!
Юлька тоже отказалась.
- Много теряешь, девушка, - подхватила Света, - Я словно бы снова родилась.
Наверно это самые правильные слова.
- *** -
Поздно ночью, после массажа, долгих разговоров, хорошей порции глинтвейна, народ наконец-то утих в спальнях на 2-м этаже. А мне не спалось. Ужасно захотелось спуститься вниз, включить ночник, зажечь дрова в потухшем уже камине. Посидеть, подумать…
Я так и сделал. Смотря в огонь, сравнивал новых девчонок с Алькой. Само собой получилось. Тем более что сотик мой оказался переполнен её любовными смсками.
Откровенный бред. Беспокоилась за меня, как я провожу этот день один, почему молчу, не скучно ли мне, просила прощения за выходки. И ждала встречи, сказала, что завтра родители уезжают на неделю в санаторий, ну и…
А меня уже совсем не интересовало, куда едут её родители, с кем она тусуется, что вообще с ней происходит. Так и хотел написать в ответ, но не стал. Не стоит она теперь даже смски.
Я так и остановился посреди комнаты, удивлённый переменами. Таких мыслей насчёт Сомовой до сего момента не наблюдались.
Она же хорошая! Добрая, милая! Вон как беспокоится! В 2 часа ночи набирать смску – кто ещё так делал из-за меня? А не поехала – так мало ли причин!
А я такие думы толкаю про неё. И нисколько при этом меня не коробит.
- Чего грустим, чего не спим? – раздалось со спины, - Чего стоим, как Наполеон у Москвы?
Позади оказалась хозяйка дома, с распущенными волосами, в уютном банном халатике, со смешинкой в губах.
Я промямлил что-то несуразное.
- Попробую угадать. Ты до сих пор в шоке от пикника, и от бани особенно. И думаешь, совсем ли мы развращённые, или ещё нет. Да?
- Ну… И об этом тоже.
- Спешу вас успокоить молодой человек, мы совершенно нормальные люди, неозабоченные - усмехнулась она, - в смысле, озабоченные в нормальных пределах.
- Я ничего не говорил…
- Зато подумал такое…- она весело и искренне расхохоталась.
Я тихо спросил, не стеснялась ли она.
- Немножко, - последовал ответ, - Но скоро я почувствовала, что действительно классно так сидеть. И стеснение ушло. Мы давно знаемся. Игорь с Юлькой вообще хотят пожениться. Молчат правда, но это и слепому ясно. Как-то летом пацаны предложили на сплаве такое же, но мы с Юлишной отказались. А они почти весь день бегали так.
- Не надо! Вы тоже разделись. Будешь отрицать?
Она выпрямилась:
- Почему?
- А Юрка говорил, мол на плоту смогли… Или как?
- Ну даёшь! - протянула она, - Поймал! Ну да, было, да. Немного. Прям Штирлиц! Всё заметит, всё запомнит!
- А то!
- Но мы не зацикливаемся на этом, поверь. Работаем, учимся. Юлишна, например, в аспирантуру поступать хочет по архитектуре, кандидатскую делать. Игорь – прирождённый травник. Без приколов. Жаль, в технику подался. Людей лечить у него лучше бы получалось. Только Юрка балду пинает, фазанку закончил, и всё. Но он хороший автослесарь, тоже большое дело.
- А ты?
- Я? А что я… Обычная, как все. Учусь на психолога, заканчиваю уже. Тоже подумываю насчёт аспирантуры, но пока не решилась.
- А мне тоже есть чем гордиться, - вдруг сказал я.
Она усмехнулась, - чем же. Я радостно сообщил, что занял недавно первое место на городских сетевых соревнованиях по “Need for speed” - прошёл всю игру последнего выпуска, набрал столько очков, что спокойно забрал всё для крутого апгрейда машины. Такого результата нет ни у кого из пацанов.
Светка слушала с лёгкой улыбкой. Ничего не говорила, но так смотрела, что мне стало неловко за свои победы. Спросила как-то особо подчёркнуто:
- Ну и что?
- Как ну и что? Знаешь, сколько я потратил времени на эту игру? Сил? Как парился на соревнованиях?
- А смысл?
Я словно на стену напоролся. Не понял. Какой ещё смысл? Какой тут вообще может быть смысл?
Она пояснила:
- Ну прошёл ты всю игру, побывал там, где никто из пацанов не был. Ну и что с того? Что дальше? Удовольствие огромное получил? И памятник тебе поставили за подвиг сей, ага?
- А тебе поставят за твою психологию, ага? – в тон заметил я.
- Не поставят. Но у меня сейчас моральный комфорт и полное согласие с собой. Психология была вначале хобби, потом – профессия. И особых проблем - куда после школы поступать - не было. Я поняла, что надо помогать людям. Всю жизнь. Чем можешь. Даже бабусе у церкви дашь 5 рублей – и то дело! И если я как психолог, помогу хоть одному - двоим, буду считать, что время на учёбу потрачено не зря. А вот твоё увлечение какую пользу принесёт – не знаю.
Я наконец – то нашёл что сказать:
- Сейчас такое время, Светочка, когда никто не думает о пользе для других. Только для себя. Как нахапать побольше. Бабуся эта небось побогаче тебя будет!
- Вот это мне и страшно! – посерьёзнела она, - Всё переводится на деньги. Всё! А где простые человеческие отношения? Кто и когда их отменил?
- Жизнь такая! Ты пропадёшь с такими мыслями. Я серьёзно. Так ты ничего не заработаешь.
- А твоё “Need for speed” принесёт тебе просто кучу денег, да? И дофига морального комфорта, да?
Я уже почти разозлился:
- Свои психологические приёмчики испытывай, пожалуйста, на других! На Юрке. Тоже парень без института.
- Это ещё не психология, - усмехнулась она, - Это просто так, разговор. Чем-то ты мне понравился. Без приколов! И когда ещё встретимся? И встретимся ли?
- Какие проблемы? – я старался поглубже скрыть радость от таких слов, - Оставь свой сотик, и все дела! Буду рад. Если ты, конечно, захочешь со мной разговаривать. Особенно после таких мыслей.
- Пиши номер. А Юрка, кстати, не имеет института, зато имеет цель в жизни. Это поважнее будет.
- У меня тоже есть цель в жизни!
- И какая же?
- Большая!
- А… – протянула девушка, - И лохматая, да?
Вдруг заиграл мой сотик. Я прочитал очередную смску, и чуть не выругался при даме. Три часа ночи, а Сомова опять прётся со своей любовью! Неожиданно меня понесло, и я честно и открыто рассказал об наших отношениях малознакомой девчонке. Немного рассказал, самое главное.
- И ты хочешь расстаться с нею да? – учтиво спросила Света, прямо как в слезливых сериалах.
- Скорее да.
- И ждёшь от меня совета?
- Ничего я не жду! Это мои проблемы. Сам решу.
- А чего тогда рассказал?
Я лишь пожал плечами.
- Понятненько! – протянула очаровательная собеседница.
- Ну что понятненько? Я ничего тебе не рассказал, пару слов, и всё.
- И этого достаточно. Вполне. Хочешь, скажу дальше? – она на миг задумалась, - Ты по-прежнему её любишь, не смотря на все её выкрутасы. И не хочешь потерять.
- Да сдалась она мне! Знаешь, что заявил один женатый парень при мне? «Главную ошибку в своей жизни я уже совершил – женился». Классно! Вообще в тему!
- Типичная эгоистичная мужская логика. Терпи, уважаемый! Что делать, коль природа создала нас, девчонок, такими непостоянными. Все мужики терпят, вот и ты терпи, приспосабливайся. Ни она, так другая будет у тебя, а терпеть всё равно придётся.
Я что-то фыркнул протестующее. А Света снова усмехнулась:
- Ты просто зол на неё. Погоди, остынь. Заговоришь тогда совсем по-другому. Только не бросай её, хорошо? Обещаешь? Я буду следить!
Я буркнул, мол обещаю, но всё равно не согласился. Решимость порвать с Сомовой только укрепилась.
- А хороший он парень, ага?
Я не понял – кто? Оказывается – Юрка.
Ой! Я не знаю даже. Сегодня он был просто вне конкуренции – улыбчивый, галантный, предупредительный и остроумный. Я не ожидал от него такого.
Но с другой стороны – я знаю о нём весьма неприятные штуки.
Вот как его понять?
Я так и ответил ей, дескать – не знаю. Своеобразный он очень.
- А чего так неуверенно? Ты его плохо знаешь?
- Наоборот, слишком хорошо.
Света словно бы подскочила:
- А ну-ка колись! Что ты о нём знаешь?
Ёлки, ну кто меня за язык тянул? Теперь придётся говорить «Б», раз сказал «А». Я и рассказал. Всё, без утайки. Всю самую чёрную полосу моей жизни.
Света побледнела, прямо на глазах Шёпотом споросила:
- А сейчас у вас как?
- Да всё путём. И у меня, и у него. Никаких проблем с ментами.
Девчонка молчала, молчала, а потом выдавила из себя только одно слово:
- Врёшь!
- Как хочешь!
- Он не такой!
Я повторил:
- Как знаешь. Оно мне надо - врать?
- И чего ты тогда с ним ещё дружишь?
- А я не дружу. У меня есть получше друзья. Видимся раз в месяц, и всё. Ну, вот на дачу рванул. И то потому что Алька…
Света удручённо качала головой.
- Он мне ничего не говорил!
Я едва не рассмеялся. Естественно! Станет он такое говорить!
А она заговорила медленно, доверительным тоном:
- Понимаешь, я иногда чувствую, что человека тюрьма приласкала. Если он сидел когда-то. Не знаю, как, но чувствую. А в нём этого не чувствую. Совершенно.
- Он же не сидел.
Мы долго молчали, уставившись в огонь. Говорить больше вроде как не о чем. А расходиться не хотелось.
А хотелось мне обнять её, крепко-крепко, чтобы она не переживала никогда из-за какого-то ПТУшника.
Не посмел.
- *** -
На обратном пути пацаны предложили встретить новый год там же, на даче. Той же компанией. Девчонки нехотя, но согласились.
- Только надо купить закрытый купальник, - сказала Юля.
- Нет, нет! – тут же запротестовал Юрка, - Так же будем, как сегодня.
- Ха, понравилось! – усмехнулась Света.
- А вам типа нет.
- Посмотрим на ваше поведение, - сказала Юля, выходя.
А Света подмигнула мне, звони, мол, если будут проблемы. Парни дружно выдохнули: ого, уже набивается в друзья!
Игорь жил дальше всех, почти на самой окраине города. По пути мы бурно осуждали поездку.
Игорь жил дальше всех, почти на самой окраине города. Поехали к нему.
Юрка немного заплутал в новостройках, и въехал не в тот двор. Игорь сразу сказал, что не туда. Рокотов уже хотел разворачиваться, но заметил возле подъезда инвалидную коляску. Человек в ней сидел тихо, как будто спал.
Как он его увидел? Темно же!
Шофёр направил Тойоту к коляске. Мы не поняли, чего он хочет, зашумели. А он только руками замахал, заткнул нам рты. Обещал остросюжетную комедию.
Тихо, по инерции, с выключенными фарами Юрка подъехал к коляске сзади, очень близко. И вдруг включил ослепительный галогеновый дальний свет и оглушительный сигнал. Даже мы вздрогнули. А что подумал инвалид, и не представишь даже. Он рванул вперёд, коляска застряла в снегу, он начал судорожно дёргаться, но это не помогало.
Рокотов дал полный назад. И снова наехал, теперь с другой стороны. И едва не опрокинул коляску.
Седок рванул в противоположную сторону. Шапка слетела, густые волосы разлетелись в разные стороны. Что, девчонка? Да! В коляске сидела совсем молодая девушка, почти девочка. Она испугалась не по-детски. Не знала, откуда ждать следующего наезда, чем он закончится. Съёжилась, закрылась руками, и уже не пыталась никуда отъехать.
А мы развеселились. Орали, свистели, обкидывали её снегом от задних колёс, выхлопными газами, высовывали из окон неприличные жесты на пальцах. Для лишнего эффекту врубили блатной музон на полную катушку.
Коляска свалилась, девушка выпала. Мы же не останавливались.
Из подъезда выбежала женщина, наверно, её мать. Кинулась к дочери, пыталась загородить её, стала звать на помощь.
На балконах замелькали тени, кое-кто перегнулся вниз, чтобы лучше усвоить ситуацию.
Но во двор никто так и не вышел.
Шутка, явно, затянулась, даже Юрка сказал «хорош». Обдав напоследок их обеих грязью, пополам со снегом, мы рванули к выходу.
И вовремя. Через секунду на место, где мы кружились, упал кирпич. Как он не попал на тех двоих – не знаю. Но если бы мы немного задержались…
В Игоревом дворе Рокотов расхвастался без удержу. И есть чем хвастать. Он всё-таки шофёр классный, номер отработан чётко. Физических повреждений у девчонки быть не должно.
- Потом ещё спасибо скажет, мало-мало разнообразили её тоскливую жизнь! – добавил Игорь.
Я всё же не согласился. Удовольствие от столь сомнительного развлечения уже прошло. Я даже предложил извиниться.
Народ дружно заявил, что я слюнтяй, маменькин сыночек, ещё кто-то нехороший.
Ну и ладно. Она жива, и это главное.
- *** -
Дома, конечно же, ждал меня неприятный разговор. Оказывается, звонила Алька, беспокоилась, где я. Хватило же ума сказать, что на дачу мы не поехали, значит, я должен быть дома. А я, вот, исчез. А родители всю ночь волновались, не спали.
Я только и сказал родителям:
- Договаривались, что я буду дома в воскресенье вечером, я и прибыл в воскресенье вечером. И какие могут быть вопросы? И потом, на сотик нельзя было позвонить?
Последовал закономерный вопрос, где я был всё это время. Я решил ответить честно: с Юркой и его компанией, на даче, в Овражном.
Мама даже оторвалась от своей писанины.
- А получше компании не нашлось? Во всём городе?
- А чего? Нормальная вполне компания, нормальные ребята. Не пили, кстати, чист как стёклышко. Дыхнуть? И не кололись. Могу вены показать.
- И без наркотиков доведёт он тебя до ручки, - охнула мама. – И глазом не успеешь моргнуть, как окажешься по уши в дерьме, а он – в белых одеждах, чист, как ангелочек.
Я рванул защищать его, он стал другим, вполне нормальным, машины из Владика гоняет, а мама его не знает совсем!
- Люди редко меняются, уж поверь мне.
- Мам, ты опять ничего не понимаешь! Он классный шофёр, классный автослесарь. Много работает. Ему просто некогда всякие пакости делать.
Она только усмехнулась, и углубилась в бумаги.
Я молча отошёл. Эх, мама, мама! За здоровьем сына следишь, а психическое его состояние тебя совсем не волнует! Сыт, обут, одет, с выученными уроками – и ладушки. Значит, у ребёнка всё хорошо, всё просто замечательно, и больше ему ничего не надо.
- *** -
Мне жутко хотелось позвонить и отчитать Сомову так, чтобы не спалось ей потом неделю. Но решил оставить этот разговор до школы. Захотелось видеть её физиономию в самый драматичный момент.
Она среагировала моментом – тут же подплыла порхающей походкой. Я ещё не успел отдышаться, а она лезет с вопросами, мол, интересно, что я хотел ей сказать.
- Большое, просто огромное спасибо за выходные. Тебе крупно повезло. Если бы не школа, из моих уст звучала бы сейчас непереводимая игра слов с использованием местных идиоматических выражений.
Она часто-часто захлопала ресницами. И тут же заявила громкогластно, что я дурак. Она, типа, осознала свою вину, звонила, смсила, хотела извиниться, а я, видите ли, исчез, и никто не знает, где я, и сотик мой не отвечает. А она ночь не спала из-за меня, видите ли.
- Сотик мой был доступен, - отрезал я. – А бессонница – твоя личная проблема. Хочешь, спрошу у предков, они пропишут тебе хорошее снотворное. Набери меня вечером. И потом никогда не звони, идёт?
- Не поняла! Это что, наезд? Или развод и тумбочка между кроватями?
- А разве мы сходились?
Она подошла ко мне совсем близко, заглянула в глаза. Чуть раньше я окаменел бы от восторга, но сегодня мой боевой настрой только усилился.
Тут влезает Петик Рясовский, как всегда, не в тему:
- Что тут у вас? Не семейная ли трагедь? Люди, одумайтесь! Не надо разводиться, слышите? В стране и так растёт количество разводов! Дофига матерей-одиночек. Не делайте ещё одну! Не плодите сиротство!
Сомова цыкнула на него, и зашептала мне, вертя мою пуговицу:
- Сашенька, миленький, советую - хорошенько подумай! Если я кого-то бросаю, ему становится очень плохо! Он потом передо мной на коленях ползает, умоляет вернуться, плачет крокодиловыми слезами, но всё бесполезно. И ты тоже приползёшь! Стопудово! Ты к этому готов?
- Не надейся, не приползу.
- За базар отвечаешь?
- Отвечаю! Стопудово!
Я дал понять, что аудиенция закончена. Рясовский, не исчезнувший, так и не понял, о чём, собственно, базар. Я ему ни слова не сказал, Алька – тоже. Он отчалил с видом глубокой обиды.
Цыкденов тоже уставился на меня, совершенно обалдевший. Ну, ему-то можно рассказать всё. Почти всё. Но потом. Не при всех же!
А позже меня ждала грозная записка анонима. Полные возмущения каракули, которые я еле прочитал, разъясняли популярно, что я полный дурак, тупица и совершенно непробиваемый болван. Что из-за меня страдала такая девушка, ради которой многие реальные пацаны готовы на всё. Она же обратила своё внимание на меня. Другие пацаны прыгали бы от радости выше крыши, а я совершенно непробиваемый болван, тупица и дурак, ничего не понимающий…
Где-то я этот почерк видел. Что-то до боли знакомое! Где?
Но вспомнить так и не смог.
- *** -
В субботу, рано утром я собрался в погреб за картошкой. Со мной увязалась Ленка. Если бы не она – ни за что бы не пошёл, в субботу, в 10 часов, ещё и за картошкой! Сестрёнка прыгала вокруг, щебетала что-то. Во чел! Что бы ни случилось – всегда хорошее настроение, всегда улыбается! Мне бы так!
А потом Ленка давай допытываться, какой девочке я всё время звоню. И почему закрываюсь в комнате, когда звоню.
- Ты ещё маленькая знать такие штуки, - нашёлся я.
- Врёшь, я большая! Я всё маме расскажу!
- А большие девочки не ябедничают, ясно, сорока?
- Я не сорока, я принцесса! Так папа сказал!
- А я говорю – сорока!
Ох, и мороки с этими младшими сёстрами!
Между прочим, я уже давно никому не звонил.
Она обиделась и целых 3 минуты шла молча, потом снова защебетала.
- Саш, Саша! А что чувствуют мальчики, когда влюбляются?
- Влюбляются? – я остановился. Посмотрел – не издевается ли она снова. Но сеструха серьёзно смотрела своими большими карими глазами. Чуть слышно прошептала «Мне важно».
- Ну… не знаю… Думают о той девочке, ночами не спят. Снится она ему. Делает ей что-нибудь хорошее, портфель носит, до дома провожает. Подарки дарит. Записки пишет.
- А целует?
- Можно, но лучше не спешить с этим. А вот записку написать можно.
- Значит, Дениска меня не любит, - вдруг опустила голову Ленка.
Я с интересом посмотрел: что ещё за Дениска?
- Из 6В. Мы… мы целовались с ним вчера на заднем дворе… Один раз! Он сам меня позвал… А потом… Потом я пошла домой одна, и портфель мне никто не понёс! И записки нет! Я же говорю – не любят меня!
Ведро чуть не выпало из моих рук: до чего же продвинута наша молодёжь.
- Только ты маме не говори? И папе, хорошо? - тут же добавила она, - Я тебе мороженное куплю за это, хорошо?
- Он тебя не обижал?
- Не-а, не обижал!
- Что говорил?
- Не помню…
- Он тебе нравится?
- Не знаю… Наверно.
- А целоваться с ним понравилось?
- Мне? Нет. Губы липкие, в сахаре. Только что булку съел. И изо рта пахнет бякой какой-то. Он жвачку всегда жуёт! И ещё хочет, чтоб с ним целовались!
- Ты вот что, сестрёнка! Если он, или кто другой станет тебя обижать, беги ко мне со всех ног, ясно? Я сам с ним поговорю, по-мужски.
- Да он хороший…
- Знаю я этих хороших!
Мы набрали картошки, пошли назад. Проходя мимо чужого открытого гаража, я невольно заглянул туда, и остановился, как вкопанный. Макс и ещё трое бурят склонились над машиной.
- А я и не знал, что у тебя машина! – невольно вырвалось у меня. Все обернулись. Макс расплылся в широкой улыбке.
- Заходи, заходи! Знакомься! Отец мой и два брата. А это кто? Неужели Лена? (та мигом скрылась за мной). Точно! Саша много про тебя рассказывал! Ну-ка покажись! Ты замечательная девочка!
Этим он ещё больше смутил сеструху, она рванула домой. Но у соседнего гаража всё-таки остановилась, решила подождать меня.
Вот вроде обычное дело - отец и сыновья в выходной день колдуют над машиной. Самое мужское занятие. Нормально. Но ребята, что это за машина! Реальная самоделка! С самого первого винтика самоделка! Внешний вид – ещё тот!
- Это всё батя у нас мастер! – сказал Макс, поглаживая капот, - Сам всё придумал, рассчитал. Мы только на подхвате.
Низенький старик-бурят улыбнулся, вытирая руки:
- Ладно! Что бы я без вас смог! Да тут ещё работы начать да кончить. Но скоро можно попробовать выехать.
- Мы пойдём, а то… - тихо сказал я.
- Заходите в гости! – напоследок крикнул Макс, - С Леной! Будем ждать!
- Ага! – подтвердил его отец, - Заходите!.
Я очень долго не мог отойти от шока. Тут же вспомнилась Света, её слова насчёт большой цели. И вот, пожалуйста! Рассчитать и построить автомобиль, – чем не цель! Пусть рассчитывал не Макс, а его отец, всё равно Цыкденов – младший тут не на подхвате. Зря он так говорит.
И я мрачно спросил себя, а есть ли такая цель у меня, у моих дорогих родителей? И с такой же мрачной прямотой ответил: нет. Родители самые настоящие работоголики. Все в работе. Сутками живут в больнице своей, но это им мало! И дома тоже обсуждают больничные проблемы, будто смены им мало. То ход операции сегодняшней, то ведение больного, то проблемы с финансированием, с лекарствами. Порой не пойму – дома я, или на планёрке. Я, наверно, смогу легко сдать экзамен в мединституте, по хирургии – всяко. И по организации здравоохранения. Это для главных врачей.
Им просто не нужно хобби, даже самое пустяковое. Больница – и работа, и хобби, для них, вся их жизнь. Тоже можно сказать – большая цель.
А я? Где мне искать цель? В какой степи? Где найти хобби? Работу, чтобы так же поглотила меня всего? Где искать себя?
- Ты чего грузишься? – удивилась Ленка.
- Так. Ничего.
- А Макс клёвый, да?
- Наверно.
- Не наверно! – даже прикрикнула она. – Действительно клёвый!
- Наверно, - так же протянул я.
- *** -
Аноним мой молчал – молчал, как вдруг с чего-то забеспокоился насчёт нового года, хотя на дворе стояла ещё середина ноября. Но как-то утром в моём столе оказалась записка с весьма недвусмысленными словами. «Милый Сашенька! Прошу тебя выполнить весьма необычную просьбу. Не откажи, пожалуйста. Давай встретим новый год вместе, у Али Сомовой дома. Она говорит, предков не будет. Зато обещается небольшая тёплая компания самых близких друзей. К которым причисляют и тебя, между прочим. Там и увидимся, и ты наконец узнаешь, кто я. Цени момент! Ты почти реабилитирован. Подойди к Але на этой перемене».
Макс прочитал записку, нахмурился:
- А меня не зовут. Будто и нет меня в классе.
- Позовут! Пошли к ней!
- Ага, так она и захотела встречать новый год с бурятом!
- Максим! – Я серьёзно разозлился на него, - Буряты – такие же люди, как русские, понятно? Я с тобой дружу не потому что ты бурят. Я тебя как человека уважаю, и предки мои тоже тебя уважают. А вот Рясовского – нет, хоть он и русский! Понятно?
Он затих, поплёлся со мной к Альке.
Я молча показал ей записку. Она изобразила крайнее удивление, типа интересно, кто может так подробно знать о её делах. Кивнула – всё правильно, предки уезжают надолго, квартира остаётся на ней. Пока не думала насчёт вечеринки, но почему бы и нет?
- Тебя приглашу первым! – одарила меня очаровательной улыбкой наша примадонна. Та ссора забылась.
Ну и славненько! Я вообще-то миролюбивый товарищ, белый и пушистый.
- Ой, спасибо, блин большое! Большое спасибо, блин! Только Макса пригласи, не забудь, лады?
Тот зашипел, задёргал мой рукав, но я не отступил.
- Макса? – Удивление Альки было уже настоящим, - Но ведь он… это…
- Я же говорил! – охнул мой друг, и захотел уйти.
- Если ты его не пригласишь, я тоже не приду!
- … он же обычно никуда не ходит, совсем отделился от класса! – спешно закончила Сомова.
- Вот и отлично! – сказал я облегчённо, - Макс – удивительный человек, вы его ещё не знаете!
- Ладно, ладно, пусть приходит твой удивительный человек, - улыбнулась Алька.
По дороге домой я провёл для Цыкденова небольшую политбеседу. Прямо заявил, что ему давно пора выползать в высший свет из своей берлоги, что он – полная загадка для класса, открылся только мне, да и то не полностью, и то случайно, и что это не есть гут. Что он чел хороший, и вполне найдёт друзей в классе.
Тот угрюмо молчал, но не возражал.
- И кстати, почему ты, такой-сякой, молчал о машине? – не выдержал я.
- А что? Ерунда. Собираем машину, делов-то.
- Что-то я не встречал людей, собирающих машины.
- Да чего уж там! Двигатель от Волги, трансмиссия от Мерса, всё на свалке подобрали. Мы только готовые блоки ставим на место, всё.
- Вот скромница нашлась, - только и оставалось мне сказать.
- *** -
Выходя из школы, я ещё не знал чего хочу, но, дома вдруг понял, что хочу встретить новый год с Викой. Будет прекрасный повод встретиться. А то, похоже, она совсем не желает меня видеть.
Трубка долго молчала, я уж решил, что никого нет дома. Наконец, раздалось тихое «Алло».
И снова, как и тогда, у меня пересохло в горле, вылетели все слова. Я даже забыл, что хотел ей предложить.
- Алло! Здравствуй, Вика! Это Саня. Саша Зверев.
- Саша! Здравствуй! Как здорово, что ты позвонил!
Я даже удивился:
- А ты не путаешь? Я не твой одноклассник.
- Не путаю. Я ждала ТВОЕГО звонка.
- А-а-а…
- Что а-а-а? Не ожидал?
- Честно? Не ожидал.
- А чего звонишь? А! Знаю! Спросить, как дела, да?
- А вот нет. Хочу сделать тебе предложение, которое не делал ещё никому.
- Даже так? И что это за предложение, можно узнать? Уж не замуж ли?
- Нет пока, но подумаю.Why not? It is rather good idea, isn*t it? (Хо-хо! Вот вам всем! Кое-что и мы соображаем!) Сначала скажи, где ты будешь новый год встречать?
- Новый год? Не знаю ещё. Скорей всего, с мамой, дома. А что?
- Дома, с мамой, - передразнил я её, - Скукотища! Есть как минимум 2 предложения! У моей одноклассницы в городе, или у моих хороших друзей за городом. На даче, в Овражном. Что будет у одноклассницы – не знаю, но выясню. А в Овражном будет потрясающе! Проверено! Самое интересное – настоящая баня с настоящим выбеганием на настоящий мороз и нырянием в настоящий снег. Как?
- Ты так вкусно говоришь, будто сам там был.
- Был. Недавно совсем. И в снег нырял, и обливался даже на снегу. Мне понравилось. Ощущения обалденные!
- Представляю!
- Ну как? Едем? На машине до самого места!
- Не знаю… Водки, наверно, наберёте выше крыши, перепьётесь все.
- Что ты! Мы не пьём!
- И чем же вы там занимались?
- Хохмили, носились по двору как угорелые. В снегу купались. А на обратном пути, уже в городе, похохмили над девчонкой одной незнакомой.
Вика не поняла, а я со смехом пояснил:
- Она вышла во двор, в инвалидной коляске. Мы поугорали немного, дали ей малость адреналинчика. Прикольно!
После паузы, куда большей, чем надо бы, трубка спросила каким-то другим, глухим голосом:
- А ты уверен, что ей тоже было прикольно?
- Да всё нормально, всё под контролем! Она не пострадала, стопудово!
- Ты уверен, что ей тоже было прикольно? – прозвучало уже гораздо жёстче.
Теперь уже помолчал я. Что-то пошло не так.
- Вика, ты чего? Ты её знаешь? Это твоя сестра была, или подруга?
- Она мне чужая, не сестра и не подруга! – выкрикнула девушка, - Совсем незнакомая девчонка. Просто у меня мороз по коже, как представлю эту картину. Сидишь в инвалидном кресле, вся беспомощная, а толпа отморозков делает с тобой всё, что хочет. Им прикольно, видите ли! Я бы убила вас всех сразу, если бы была там! Недоумки! Уроды!
- Ну… За рулём сидел не я… Мы же не хотели ничего дурного… покалечить её… Мне тоже эта затея быстро разонравилась, я говорил, что надо уезжать, но они меня не слушали. Прости.
- Я-то с чего должна вас прощать? Пусть она прощает! А я при чём?
- А где же я её найду? Я помню только двор, и то примерно. Подъезд не помню…
- Это уже не мои проблемы! Захочешь – найдёшь и извинишься. Потом можешь позвонить мне. Пока!
- Подожди, Вика! А как же новый год?
- Какой новый год? И не рассчитывай! Я думала, ты лучше, а ты… Всё, пока. И не звони мне больше, ясно?
Куда уж яснее! Более чем! Женская солидарность? Дескать, как это так, пацаны издеваются над девчонкой! Ах ах, ах! Да как они только смели!
Или же… Самое невероятное получилось? Неужели она сделала из меня идеал, а теперь он рухнул? Конечно, не видя человека, можно думать о нём всё что угодно. Я, допустим, представляю её потрясающе красивой, высокой, стройной, с шикарной косой до пояса. А при встрече раз! И она окажется маленькой, толстенькой, ещё и косой на один глаз!
Да, похоже, мы действительно, сделали что-то очень плохое. А самое страшное – ребята того не понимают.
Я тут же позвонил Юрке. Он долго вникал, в чём дело. И вспомнив, облегчённо рассмеялся. Сказал, чтоб я не парился, ничего страшного, то была лёгкая шутка без всяких последствий.
И напомнил про новый год. Всё, мол остаётся в силе.
Я же ночью почти физически ощутил, какой тяжеленный камень навалился на мою душу. Готов был прямо сейчас, ночью рвануть в тот двор, встать посередине и заорать так, чтобы та инвалидка меня услышала и простила.
Утром подошёл к отцу с крупным разговором. Тот удивился – я никогда ещё не вставал так рано.
Он отложил ложку, поинтересовался, не подождёт ли до вечера.
- Не подождёт. Это очень важно. И срочно.
- Ну если срочно, то валяй.
- Только не смейся, ладно?
- Постараюсь, - усмехнулся он.
- Вот представь ситуацию. Несколько молодых людей едут на машине. За город, допустим. Не важно. Поездка удалась, настроение хорошее, всё замечательно. Возвращаются. Случайно заезжают в незнакомый совершенно двор. И видят там человека в инвалидном кресле, девчонку молодую.
- Спинальник что ли?
- Ну… не знаю. Не важно, пусть будет спинальник. Важно, что она не может так просто встать и уйти. И вот они начинают наезжать на неё, атаковать со всех сторон своей машиной, тормозят в 10 сантиметрах от неё…
- Кретины! – не дослушал отец, - Идиоты! Прибить таких мало!
- Да? А им было смешно. Они всё это делали просто так, ради шутки.
- Какие, блин шутки! Знаешь, сколько последствий таких шуток лежит у мамы в отделении? Вон, последний случай, неделю назад было. Шли 3 подруги. Такие же кретины - юмористы подъехали сзади на машине, хотели затормозить резко, и не получилось. Двоих впечатали в стену дома, одну протащили под машиной метров 20. И бросили на улице! Всех! Скорая ехала совсем по другому делу, случайно их увидела. Слава богу, успели. Девчонки переломаны все. Когда выйдут – неизвестно. И какие выйдут – неизвестно. Рожать навряд ли смогут. Шутники, блин! Весь таз на кусочки у всех!
Отец как пойдёт говорить, так совсем не обращает, внимание на публику, на её реакцию.
- Но девчонка не пострадала…
- Физически – может быть. А психически – ещё смотреть надо. Может, психолог уже нужен. А то и психиатр. Слушай – он пристально посмотрел на меня, - А ты с ними был?
- Нет нет, - спешно заверил я, - Так, ситуацию рассказали.
- А то смотри, передачки тебе носить не буду.
- Отец, ну что ты говоришь! – вставила вошедшая в кухню мама.
- Нечего с ним сюсюкать, как с маленьким! Вон, какой большой лось вырос, а ума не нажил.
Они заспорили на извечную тему воспитания подростков, а я спешно ретировался в школу. Во мне всё больше росло желание найти эту девчонку, и как можно скорее. Просто поговорить с ней. Особенно после истории, которую рассказал отец.
- *** -
До самого конца ноября я так и не сказал Альке не слова. Она туда-сюда, но я стоял непоколебимо. Похоже, взбесилась она основательно. И напоминала каждый день почти, что ждёт меня на новый год.
Но вдруг круто развернулась против меня. Громогласно объявила однажды, что решила отметить праздник в одном из самых крутых клубов города. И ждёт всех желающих.
- Даю 3 дня на размышление, - командирским тоном сказала она, - И заказываю столики. Потом не обижайтесь, кто не успел! Столиков обычно не бывает, если кто не в курсе!
Конечно же, вечер обойдётся в кругленькую сумму. У меня таких денег нет, и не предвидятся в ближайшие 3 дня. И искать не собираюсь. Понятно, она отчего-то разозлилась, и не хочет видеть меня на празднике. Вот и придумала такой способ. Типа я не понимаю!
Ну и ничего! Не трагедия! Я уже твёрдо решил отметить новый год в Овражном, если ребята поедут, конечно. Пока всё складывалось хорошо, никто не отказался.
Не понятно только, с чего это Сомова взъелась на меня. Вроде не хамил ей, подножку не ставил. Странно!
Да, ребята, время летит! Впервые подумал такое. Вот и конец ноября уже. И осталось нам полгода вместе, всего полгода! И разлетимся кто куда! И всё! И что потом каждый из нас вспомнит о школе № 37, а с прошлого года лицее № 2? Что школа вспомнит о нас, о выпуске этого года? Ну устраивали мы классные дискотеки, да такие, что вся школа визжала. Ну и что? Танцы прошли, и кто о них помнит?
Я всё ещё по старинке называю наш лицей школой. Никак не привыкну к новому.
Единства нет у нас в классе, единства! В средней школе наша классная руководительница Жанна Георгиевна пыталась сделать коллектив из толпы. Мы не понимали, смеялись почти в открытую над ней, над её манерами. Она же всё это терпеливо сносила.
А потом серьёзно заболела, вынуждена была уйти из школы, и скоро умерла как-то вдруг. И я, может впервые в жизни испытал настоящий шок. Впервые ощутил горечь потери. Понял, что ушёл большой души человек.
В конце этих всех размышлений я поскользнулся, прямо на школьном дворе. Больше философствуй!
Снегу навалило в этом году! Даже в городе. Неожиданно я заметил, что никто двор не чистит. И спортивный городок разрушен, никто его не чинит. Почему-то только сегодня заметил. Был же нормальный городок, нормальные снаряды, полоса препятствий! Всё устойчиво, новое, красиво покрашено! Нет же, надо всё разломать, испоганить! Столько труда вложено, и всё зря...
Дальше – больше. Что-то на меня нашло, нахлынуло. Я словно бы впервые прошёлся по школе, увидел её совсем новыми глазами. Оказывается, нашу старушку давно не ремонтировали. То там то тут серели плеши штукатурки на крашенных стенах, когда-то очень красивых. Этих плешей становилось всё больше. От краски на полу тоже мало что осталось. Парты в классах старые, исписанные все. На нас постоянно ругаются за парты, говорят, что заменить их нечем, нет средств, но всё равно новые характеристики школьников или учителей появляются регулярно.
Когда я пришёл в первый класс, в коридорах стояли кадки с большими цветами, окна закрывали красивые шторы. Куда всё делось? Цветы погибли. Школьники постоянно общипывали большие листья, писали на них ручками, бросали в кадки всякий мусор. Шторы тоже вечно висели грязными, на них чуть ли не следы подошв виднелись.
Вот и получается, что школа стоит такая грязная не потому что старая, и не потому что мало денег дают. Добрые детки стараются. Всего-то! Рисуют, колупают, отрывают, поджигают, ломают. Признаться, я тоже приложил руку к вандализму, когда был помоложе. В химии так и не стёрли надпись во всю парту, что наш химик – человек, мешающий обществу (сокращённо), лох и… не совсем мужчина. Это потому что он не зачёл мне тему про таблицу Менделеева, заставил не раз пересдавать. Хотя я считал, что знал её назубок. Да и нужны они мне сто лет, эта таблица несчастная и сам Менделеев вместе с ней! Что, я в химический институт пойду, что ли?
Но вот надпись надо бы стереть, факт. Только не будет ли это признанием, пусть и запоздалым, через 3 года? Молодой химик, только что после института, так и не узнал, чья это работа. Дятлова тогда видела, но смолчала, а остальные не видели.
Было и ещё кое-что, но не хочется вспоминать. Покуролесил я прилично в своё время.
Хотя до самых отъявленных хулиганов мне далеко.
А вот сейчас целый день думаю мрачную думу свою, непонятно почему возникшую. И встал в голове моей нестачтной один большой вопрос – что же с нами происходит? Почему мы такими стали, даже школьники? И что делать дальше?
Этот день разорвал в клочья моё философское настроение и снова принёс тройку. Теперь уже за контрольную по физике. Физичка, глубокая пенсионерка с бесконечно добрыми глазами, грустно сказала, что я могу гораздо больше, что не даю себе труда учиться, и только позорю таких замечательных родителей. Оказывается, она учила ещё мою маму. И узнав об этом, Людмила Савельевна словно бы решила сделать из меня великого физика. Как будто пригодится она мне, эта физика!
Сразу же на перемене Макс стал объяснять, какие глупые ошибки я допустил. Начал быстро писать формулы на листке, но его нагло прервал Петик. Вытащил меня в коридор, оглянулся налево - направо, и зашептал:
- Есть возможность стать отличником. Очень быстро. Ну, или почти отличником.
Я не понял. Он охотно, с улыбкой пояснил:
- Схема проста. После контрольной в этот же вечер я тебе даю правильный вариант. Тебе останется только переписать его своей рукой и отдать назавтра мне.
- И что потом?
- Потом уже моё дело. Но хорошую оценку тебе поставят вполне законно.
Я замотал головой:
- Всё равно не понимаю. Ты отдашь Марине, или Савельевне листок и скажешь: извините, но тут Саша Зверев передал вам правильный вариантик, проверьте пожалуйста, да?
Рясовский выпучил глаза:
- Ты что, совсем дурак? Говорю же, это моё дело, секрет фирмы! Но Марина, или другая училка увидят твой правильный вариант, и всё будет чики-брики. Екатерины уже согласились, ещё несколько челов. Можешь спросить их!
Я напряжённо искал подвох.
- Ну… Не знаю… Попадёмся – мало не покажется!
- Волков бояться… Слыхал про такое?
- Слыхал…
- Короче, шевели извилинами, да побыстрее! Дело стоящее, отвечаю! Всем будет выгода – и тебе, и мне.
- Платить надо будет, хочешь сказать.
- А как ты хотел? Естес-но! По тарифу. Не парься, цены вас приятно удивят.
- А я думал, мне, как однокласснику, скидка полагается, или вообще бесплатно.
- Ты чё, вообще? У меня ж не благотворительная лавочка.
- Ну делец! – почти крикнул я.
- А что делать? Жить-то как-то надо, крутиться надо.
- Но не за счёт же одноклассников!
Мне ответила наглая ухмылка, которую так хотелось размазать по стенке! Но я сказал только:
- Нет уж, в такие игры не играю. Хочу спать спокойно. Пусть тройка, но моя тройка, честно полученная.
- Ну и дурак!
- А потом как? - я незаметно повышал тон, - ЕГЭ тоже будешь перерешывать?
Он долго морщил лоб, собираясь с мыслями. Наконец лик его просиял:
- ЕГЭ? Блин! А ведь это идея! Это ж такие бабки можно срубить! Придумаю что-нибудь. Спасибо, что подсказал. С меня причетается.
Народ уже стал замечать разговор, окружил нас. Рясовский стрелял в меня глазами, пытался заткнуть.
- Не за что! Кушайте, не обляпайтесь! – отчеканил я, не обращая внимания на его знаки, - А ещё подсказать тебе, где найти клиентуру? Много! 1-й этаж, спускаешься по этой лестнице, 3-я дверь направо. Там дадут подробный список желающих. С адресами и телефонами.
Петька не понял. Нахмурился, потом допетрил:
- Директор? Нафига мне туда? – и моментом вспыхнул – Ты чего? Заложить меня хочешь? Накапать?
- Очень надо! – фыркнул я.
И повернулся, оканчивая разговор. Но Рясовский буквально впечатал меня в стенку, зашипел откровенные угрозы. Видать, не на шутку разозлился.
- Слушай, ты! – прошипел я в ответ, - Не в моих привычках закладывать людей, понял? Советую запомнить и делать так же.
Он ещё больше рассвирепел. Я напомнил ему алькину косметичку.
- То была шутка, дура! Просто шутка! Если кто на бронепоезде, я не виноват, - бросил он покровительственно.
- Да достал ты всех своими шутками тупыми, понимаешь, урод?
Он задохнулся, занёс кулак. Я сгупировался, ожидая удара, но ничего не последовало. Макс, быстро пробравшись сквозь толпу, жёстко схватил Рясовского за руку:
- Остынь!
- Отвянь! – рявкнул тот, - Не твоё бурятское дело!
Через миг низенький коренастый Цыкденов неуловимым движением скрутил довольно крупного Петьку, да так, что тот и пикнуть не смог, только шипел «отпусти, а то хуже будет». Но Макс молча тащил его куда-то по коридору.
И где он выучил такие приёмчики?
Я и сам справился бы с Петькой, просто оказался не готов морально. До самого последнего не верил, что может дойти до мордобоя. Рясовский трус, но трус ершистый. Пугать и давить на психику научился хорошо, а вот постоять за себя в драке - никак.
Я вернулся в класс не сразу. Петька лежал на парте, закрыв голову руками. Возле него кудахтали Алька с Олеськой. Все остальные спокойно кучковались в группках по умственным способностям.
Петька никак не среагировал. А вот Алька тут же накинулась на меня чуть ли не с кулаками. Столько нового и интересного про себя я ещё не слышал! И такой похвалы Рясовскому – тоже. Он де самый лучший парень в школе, во всём городе, может и во всей Сибири даже. Его не понимают, не ценят, потому что нет пророка в своём отечестве, а он умный, красивый, талантливый, отзывчивый, это большой, просто огромной души человек, я на его фоне вообще никакой, и в подмётки ему не гожусь, а ещё куда-то лезу, уф… И ещё бурятов против этого гения настраиваю, защиту нашёл, самому, де, справиться слабо.
Я только отмахнулся, пронырнул на своё место. Но не забыл смерить Петика презрительным взглядом.
Альке мой флегматизм не понравился. обвинения в бессердечности, чёрствости посыпались снова. И радость по поводу, что я, наконец-то явил своё настоящее нутро классу.
О! А вот это что-то новенькое!
Неизвестно, что бы да как пошло бы дальше, если бы не прозвенел звонок на урок, и в ту же секунду не ворвалась наша классная. Есть у неё замечательная привычка так врываться, будто стоит под дверью и ждёт звонка.
Появление классной, смягчило обстановку. Шум утих как-то сам собой. Мне не хотелось «выносить сор из избы», даже перед Аллой Евгеньевной, хотя я её очень уважал. И имел полное моральное право выступить, я же – пострадавшая сторона.
Злобное шипение в мою сторону прекратилось, на ясном личике их сиятельства Петра надцатого появилась счастливая улыбка. Она всегда выползала у него при виде классной. Я как-то подумал, если он встретит её в поезде, к примеру, до Москвы поедут вместе, тоже будет так же улыбаться? Всю дорогу?
В сторону Аллы шли флюиды, полные удовольствия от созерцания начальства, а в мою сторону полетела записка: «Если классная узнает, кому-то мало не покажется! Предупреждаю в первый и последний раз».
Я ответил: «Есть одно нервное заболевание, когда больной пишет, и не понимает, что он пишет. Не помню точного названия. Проверься, вдруг оно у тебя? Дать координаты хорошего невропатолога?»
Алла Евгеньевна в очередной раз не заметила тщетных стараний Рясовского. Быстро прошла к учительскому столу, поздоровалась, поправила цветок на подоконнике, села.
- В школе неприятность, - начала она как обычно без предисловий, - очередной обалдуй из пятого класса вчера вечером лазил по спортивном городку, упал и чуть не сломал себе шею. Попал в больницу. Видимо – надолго, уж до нового года – точно.
- Неча шляться там где опасно! – сказал Стас Костюченко.
- Школа специально построила его для игр детей, - напомнила учительница.
- А сами дети его же и развалили, - закончил Стас, - Значит, так он им нужен.
- Философ! – фыркнул Макс тихо.
- Я сегодня там тоже поскользнулся, упал, - вставил я.
- Чёрти что получается, - важно заметил Петька, - Не школа, а экстрим! Фабрика по производству адреналина.
Гляньте-ка, какие мы слова знаем!
- А кое-кто из наших рядов рад стараться усилить его, - съехидничал Цыкденов.
Рясовский не понял (или сделал вид, что не понял):
- Лично я городка не ломал.
- Я предлагаю сделать доброе дело, - сказала Алла Евгеньевна, - Вы в школе самые старшие. Через полгода уйдёте. Так давайте оставим о себе хорошие воспоминание. Выйдем на субботник, расчистим лёд в городке, вообще в школьном дворе.
Южакова ахнула:
- По такому морозу! Меня мама не пустит. Я же отморожу себе всё!
- Ничего страшного! – парировала учительница, - Замёрзнешь – зайдёшь в школу, погреешься. И не так и холодно сейчас.
Рассудительный Токарский важно заметил:
- Я лично вижу проблему в другом. Ну хорошо, сделаем мы этот субботник, наведём марафет. А через неделю и следа не останется от наших стараний. Снова всё загадят, поломают. Или я не прав?
- То есть, ты предлагаешь ничего не делать, пусть всё зарастает травой, да?
- Я ничего вообще не предлагаю… - сразу замялся он.
- Ещё какие идеи, возражения? – спросила учительница
Новых идей не поступило.
- Печально. И даже очень, – тихо сказала классная.
Токарский просто подорвался на месте:
- Алла Евгеньевна! Мы выйдем на субботник, все! Народ ещё обдумывает, переваривает мысли. Дело новое, давно не было никаких субботников, ну и…
- И долго вы намерены переваривать?
- Давайте весной, как снег сойдёт! – предложил Стас.
«Посмотрим», - кивнула Алла Евгеньевна, и тут же подкинула нам ещё идейку.
- Не знаю, как вы к этому отнесётесь, но дело стоящее. Предлагаю поставить на новый год небольшой спектакль, и показать всей школе. Сценарий есть, хороший сценарий. Подключите Тамару Степановну, она согласна помочь. Я с ней говорила.
Кто-то с Камчатки выдал:
- Клёво! Выйдет красавица Сомова и, закатив глаза, завоет: «Здравствуй, попа, новый год, приходи на ёлку»!
- Орехов, получишь на орехи! – немедленно отозвалась Алька.
Тут народ прорвало. Спектакль – это вам не лёд долбать ломиками, понимаете ли. Со всех сторон послышались ехидные выкрики: «Артисты погорелого театра», «Я возьму главную роль» – «Да ты двух слов связать не сможешь без падежей», «Мочилась ли ты на ночь, Дездемона? – О да, в кувшин! – Фу чёрт, я ж из него пил! Я думал – это пиво!»
Алла Евгеньевна только покачала головой:
- Выпускнички! Я вас не узнаю, ребята! 5 лет назад вы с таким удовольствием поставили сказку на английском, всем понравилось, вам тоже очень понравилось. Куда всё подевалось? Ничего подобного в школе не было ещё. Если помните, был такой новогодний фильм, «Витя и Маша против Диких гитар». Вот эту историю я и предлагаю показать. Можно сделать очень смешно. Значит так, - закончила она, - мне нужно 9 человек. Можно сделать ещё «от автора», рассказчика, если хотите. Думайте! Это, конечно, не обязательно, можете отказаться, но мне бы очень хотелось. Я же хочу как лучше.
- А получается как всегда, - закончила тихая Настя Мазур.
- А артисты освобождаются от экзаменов? Я тогда три роли возьму, и за каждую – по экзамену!
- Для тебя, Рясовский, будут специальные варианты на ЕГЭ, повышенной сложности, - отпарировала классная, - Независимо, будешь ты играть, или нет.
- Ну, я так не играю, - протянул Петька.
Отпуская нас, Алла Евгеньевна просила серьёзнее подумать о спектакле.
Ей ответило невразумительное мычание.
- *** -
Как всегда, мы с Максом по дороге домой базарили о том, о сём.
- Я ж говорил! – торжествовал бурят, - Народ тугой у нас на подъём! Никто не выползет весной в городок, вот увидишь. Попомнишь потом мои слова!
- Ну с театром–то они расшевелились.
- И что? Посмотрим, наберётся ли труппа. Я лично участвовать не собираюсь.
- Опять бурятства стесняешься?
- Нифига! Таланта нет.
- А кто орал про Дездемону только что? Весьма талантливо! Я даже удивился! Не поверил своим ушам.
- Это Олеська басила, и получилось на меня похоже!…
- Ну конечно!
Неожиданно мимо пронёсся Рясовский, будто за ним гналась разъярённая толпа в сотню человек.
Я замер, напрягся, думал, что он несётся по мою душу, потом хотел окликнуть его, но Цыкденов отсоветовал.
- Нафига? – удивился я, - Самое время набить ему морду.
- Нафига? – бурят повторил мою интонацию, - Он и забыл о ссоре, спорим?
- Спорим, не забыл?
- А если не забыл, то всё равно махаться сегодня не будет.
- Вот и хорошо, удобный случай разобраться!
- Да ну, мараться!
Я присвистнул даже:
- Он же тебя бурятом обозвал, и ты так спокоен?
- А я кто по-твоему? - улыбнулся Цыкденов, - негр?
- А если бы он обозвал тебя козлом, ты бы тоже согласился «да, я козёл»? Нюня, тюфяк! О тебя каждый будет вытирать ноги, а ты только «спасибо» будешь говорить!
- Ты так правда думаешь? - Макс даже остановился.
- Да. И давно хотел тебе это сказать, чисто по дружбе.
- Ага! – протянул Макс, - Значит, нюня и тюфяк помешал тебе блеснуть своими боевыми искусствами, да? Ай-я-яй! Какая жалость! Ну извините, сэр, простите великодушно, в следующий раз не буду вмешиваться. Пусть вас рвут, как Тузик тряпку, а потом таскают к директору, да в ментовку.
- Да я бы врезал ему! Легко! Ты и правда помешал.
- Оно и видно! - Макс покачал головой, снисходительно улыбнулся.
Я медленно выдохнул. Да, да! Он прав, на все 100 прав!
Но как же тяжело признать собственную неправоту! Особенно перед лучшим другом.
Чтобы сменить тему, я снова вернулся к предложению Аллы.
- Ты точно, отказываешься?
- Ага. И тебе не советую, - к моему удивлению выдал он. И объяснил:
- Я лично не хочу участвовать в заведомо провальном мероприятии. И тебе тоже противно потом будет. А мы провалимся, факт!
- А я вот соглашусь, ещё на главную роль попрошусь.
- Да у тебя таланта нет!
- Ой, нашёлся знаток театральных талантов!
- Есть немного.
- Да, скромность украшает человека.
- Поэтому я такой красивый! – закончил бурят, и вдруг притормозил.
Я тоже встал, осмотрелся – чего он увидел?
Недалеко кучковались четверо парней, все с пивом, все интеллектом не обеззабражены на мордах написано. Ну стоят и стоят, никого не трогают, только ржут на всю улицу. Неприятно, ну да ладно.
А дальше пошла немая сцена. По Гоголю почти. Мимо шла девчонка, еле-еле волочила ноги. Но без костылей. И одна. Я одним взглядом определил диагноз.
Да и как это спутаешь! На последствия ДЦП страшно смотреть.
Парни замолчали, посторонились, пропуская её.
Но как только она прошла, они как давай ржать! Как кони. Чуть не падали со смеху! Как давай передразнивать её походку! Все сразу! И от этого им становилось ещё смешнее. Думаю, она слышала. Но не обернулась.
Долго они веселились. Меня аж передёрнуло. Честное слово, если б знал её, хоть немного, полез бы морды бить!
Цыкденов пошёл дальше. А я завис. Перед глазами встала другая инвалидка, коляска, машина... И отчего-то заныло всё внутри, нехорошо стало.
- *** -
У меня появилась гениальная идея насчёт спектакля, и я едва дождался вечера, чтобы порадовать родителей и сестру.
Но столь редкий общий вечер (то дежурство ночью, то командировка) оказался испорченным. Мои врачи оказались ужасно расстроены чем-то.
Отец пришёл позже обычного, и мама сразу накинулась на него с непонятными мне расспросами. Даже Ленка вертелась тут же, приставая со своими глупыми вопросами.
Он только устало отмахивался:
- Посмотрим, Лорик, что они скажут. Через полчаса, даже через 20 минут, уже.
Я испугался, не умер ли кто у них там опять. Предки мои каждую смерть переживают очень сильно, будто близкий родственник умирает. Даже если известно с самого начала, что больной безнадёжен, что шансов остаться в живых нет, всё равно переживают.
Но тут, похоже, что-то другое.
- Что они могут выдать хорошего? – вздохнула мама, - Это же «Канал 36», и этим всё сказано. Знаешь прекрасно их репутацию.
- Да знаю! От того и переживаю. Люди верят всему слепо.
Мама снова стала его утешать, а он не мог остановиться:
- Я следил за речью, Лорик, уверяю тебя, говорил как можно инертнее. Уж не знаю, что можно выцарапать солёненького из моих слов.
- Ладно, посмотрим. Накрою в зале. Помогите мне.
Вообще небывало! Мы ужинали в парадном зале, как он назывался у нас, только по большим праздникам. Обычно мы сидим на кухне в тесном семейном кругу.
Вскоре всё выяснилось. В вечерних новостях знаменитого своими скандалами 36-го канала засветилась наша (наверно, я могу её так называть) больница. Репортаж этот - полный бред. Полнейший. Даже я, не особо знакомый с больничными порядками, понял это.
Если коротко, то одна особо умная мадам сообщила на телевидение, дескать в этой пи… больнице творится чёрти что. Мол, она, вся из себя тяжело больная, только после операции, нуждается в особом уходе, а его в этой пи…. больнице не дождёшься от этого пи… персонала никакой помощи. Нянечки все такие-рассякие, медсёстры все такие-рассякие, все прячутся по ночам, никого не дозовёшься. Мало того, врачи, пи… не реагируют на просьбы больных, и не позволяют родственникам ухаживать за больными! Её мужа не пустили на свидание с ней!
И корреспондент вовсю сочувственно поддакивал ей. Совсем сопляк, наверно, лет на 5 меня старше, а туда же! Своё мнение выдаёт! Побежал выискивать других недовольных среди больных.
Но только ничего у него не получилось. Таких бурных высказываний больше не было. Все соглашались, что конечно, условия не фонтан, но надо понимать, какая аховая ситуация в медицине. И какие медики молодцы, не убегают из медицины. Это при такой-то зарплате!
Все эти высказывания прозвучали скомкано, оборванно.
Мелькнул и отец на экране. Его слова тоже прозвучали невнятно, совсем быстро. Хотя держался он уверенно и спокойно.
Услышав себя, он тихо застонал.
- Так изуродовать всё, так изуродовать! Час меня писали! И так в итоге изуродовали!
Родители долго не могли прийти в себя. Даже забыли про ужин. Ленка начала что-то говорить, но тут же бросила эти попытки.
Наконец, через минут 20 отец заговорил:
- Всё не так, всё! Этот её, так сказать, муж ломился пьяным в дымину, естественно, охрана его не пустила. Ещё и пузырь тащил в подарок своей благоверной!
- Они же это говорили, - вспомнила мама.
- Говорили, - согласился отец, - но быстро, почти незаметно. Я им предлагал послушать охранника, но они не стали. - И добавил пару слов без падежей.
Ленка влезла на колени, разгладила ему волосы:
- Ладно, пап, не огорчайся. Когда вырасту, я стану репортёром, и такой репортаж о тебе сделаю, все упадут просто!
- Спасибо, принцесса, - слабо улыбнулся отец.
Родители долго не ложились, тихо обсуждали этот уже ненавистный мне репортаж ненавистного репортёра. Слышались слова «прокуратура», «дело» «на жалобу надо как-то отвечать». Неужто на отца заведут дело в прокуратуре? Этого ещё не хватало!
Я ужасно захотел немедленно разыскать этого жалкого репортёришку и набить ему морду за такую работу. Прямо в прямом эфире!
Но меня охрана не пустит. Он уедет куда-нибудь на съёмки. Да и вообще! Что может сделать против таких монстров, обычный выпускник обычного лицея, один из миллионов выпускников этого года…
- *** -
Не смотря на скепсис большинства одноклассников, театральное дело сдвинулось с мёртвой точки. Актёры нашлись, роли распределились, декорации и костюмы начали готовиться.
С нуля. За 3 недели до выступления.
Задача казалась совершенно нереальной, но у труппы проснулся невероятный азарт. Тамара Степановна, новая учительница пения, и наш режиссёр, спросила задорно: «Слабо?» И все ответили хором: «Нет!»
Остальные всё же хотели устроить дискотеку покруче, собирались даже пригласить самого модного ди-джея с радио. Стас через 3-х или 4-х знакомых будто бы имеет на него выход, и очень может быть, что тот согласится отработать за чисто символическую плату.
- Сбросимся! – кричал Стас, - Какие проблемы! Не миллион же он запросит!
- Да он как глянет на нашу аппаратуру, его откачивать придётся! – резонно вставила Олеська Сухотина.
Что верно, то верно. Аппаратура в школе оставляла желать лучшего, мягко говоря. Латанный-перелатанный, усилок держался на честном слове, колонки иногда хрипели так, что невозможно разобрать ни слова. А сам CD-проигрыватель мог играть когда хотел что хотел и как хотел.
- Вы провалитесь! – шумел остальной народец в сторону труппы, - Незнакомый текст в наших колонках – вообще труба! Музон – тоже! Наше сочувствие!
- Посмотрим! – протянул я. Мне дали главную роль, и я невольно стал как бы вторым человеком в труппе, после режиссёра. И отвечать на нападки приходилось именно мне.
Да, я всё же добился, чтобы роль Вити дали мне, а Маши – моей Ленке. Та просто заверещала от радости, когда я предложил ей выползти на сцену, запрыгнула, с гиканьем проскакала на мне по всей квартире. А потом полночи расспрашивала про сценарий, актёров, декорации.
Невольно она перешла дорогу Альке. Та метила на Машу, особенно после того, когда выяснилось, кто будет Витей. При появлении сестрёнки мою милую одноклассницу тихо заколотило. На первом же собрании труппы в меня полетел всякий бред насчёт семейственности, которую не обойти не объехать, сомнения, что Ленка сможет связать два слова, что не испугается публики.
Публики сестрёнка не испугается. Уверен. А вот нападок Ленка, похоже, уже начинает бояться. Позвала меня в сторону, и тихо сказала, что не будет играть, раз эта (весьма выразительный взгляд) такое устраивает.
- Не бойся, она не помешает, - сказал я уверенно.
Действительно, когда раздали текст, всё решилось довольно быстро. Алька взвыла, увидев талмуд, который ей предстоит осилить. Хотя не такой уж и огромный. Но больше Сомову потрясло, что всё это надо выучить наизусть. За неделю. И чтобы от зубов отскакивало.
- Вообще кошмар! – выдохнула она.
- Это же будет настоящий спектакль, - пояснила режиссёр, - Со свободным движением по сцене и игрой – мимика, жесты. И песни.
- Вы ещё скажите, что нам и петь надо будет самим, под минусовку, - фыркнула Алька.
- Я бы с удовольствием, это только украсило бы спектакль, но у нас нет минусовки, только запись песен с голосами. Будете только раскрывать рты.
Сомова выдавила что-то несуразное, которое все восприняли как отказ от роли. Стали предлагать ей что-то другое – Кикимору или Снегурочку, но она только воротила нос.
В итоге вообще выпала из команды.
Я пожалел. Зря! Снегурочка из неё вышла бы неплохая.
Ко всеобщему удивлению роль Яблоньки взяла Настя Мазур - самая тихая девочка в классе. И ещё более удивительное – роль Кота взял Цыкденов. Я предложил ему, вроде невсерьёз, а он, раз! И согласился.
- Даже самые отсталые слои населения начинают понимать, что надо хоть как-то оставить о себе память родному лицею, - прокомментировала этот ход обоих одноклассников Олеська.
- Ну что, начнём, ребята? – то ли спросила, то ли приказала Тамара.
И мы начали.
Признаюсь, я и не думал, что в сеструхе моей сидит столько артистизма. Выкладывалась по полной! Ещё твёрдо не знала текст, но нисколько не смущаясь, несла отсебятину, смело и эмоционально. Эмоции её просто захлёстывали!
Тамара Степановна даже ругалась: отсебятина ей явно не не нравилась.
Глядя на сестру, и я подтянулся. Не просто начал проговаривать слова, а решил понять – кто он, Витя? Спокойный, умненький мальчик. Да, прыгать на одной ножке не будет, но тоже по-своему очень эмоционален. Только эмоции его выражаются иначе. Он тоже хочет спасти Снегурку. Маша видит в нём надёжную опору, иначе не решилась бы на такое опасное путешествие.
Макс тоже оказался весьма выразительным Диким Котом. Хитрый и опасный враг, наверно, самый хитрый из всей банды. И одноклассник с удовольствием это демонстрировал. И грацию демонстрировал тоже, – кот ведь, как-никак. А грации у Макса оказалось выше крыши! Ленка даже шепнула мне, что боится его. Не Макса, а Кота его.
Я же поймал себя на мысли, что постоянно напеваю не нашу песенку
Мы Снегурочку найдём
В царстве тридесятом,
Чтоб вернулся в каждый дом
Новый год к ребятам…
а Максову, вернее – Дикого Кота:
Игре конец, я Дикой Кот!
Пада-буда!
Мой первый ход – последний ход
Пада-буда!
Ленка же удивила меня ещё больше, сказав, что тоже напевает эту песенку.
Дом наполнился тайной. Мы постоянно перешёптывались с сестрой, что-то обсуждали с важным видом. Родители, конечно же, заподозрили что-то, приступили к вопросам.
Но мы крепко держали оборону, на все вопросы загадочно отвечали:
- Узнаете всё 29 декабря, в 18.00. И ни минутой раньше!
- И уверяю вас, - добавил я с жаром как-то вечером, - Никакого криминала! Гарантирую!
Даже Ленка ничего не сказала маме, хотя отношения у них весьма доверительные. Шепнула только, что это – большой секрет, и узнает она его не раньше положенного срока.
Раз день премьеры объявлен, значит, можно звать гостей. Ленка собрала почти весь свой класс, девчонок со двора.
- Твои поклонники пол-зала займут, - пошутил я.
- Они не поклонники! – гордо фыркнула она и ушла учить роль. Из своей комнаты спросила:
- А ты почему не учишь?
- А я и так всё знаю.
- Конечно!
- Конечно! По-любому!
- Смотри мне! – она вышла уже в костюме – коротенькая юбочка, гольфы до колен, какая-то детская кофточка с розовыми поросятами и 2 огромных банта.
Ранним вечером мы могли себе позволить не маскироваться.
- Смотри! – повторила она строгим учительским тоном, - Я тебя спасать не буду! Завалишь роль – не знаю, что сделаю! Где твой костюм? Как он сидит на тебе? Я ещё не видела!
А я не слушал её. Хохотал, сначала незаметно, потом – открыто. До того смешно она выглядела, моя Ленка-Машка! Как Барби, натурально!
- Первоклашка - второгодница! – не выдержал я, - И ты хочешь в этом идти на сцену! Да ещё со мной! Не позорь мои седины, сеструха!
«Второгодница» тут же надулась:
- А как, по-твоему, должна выглядеть Маша?
- Ну, джинсы, хотя бы! Не знаю. Надо посмотреть, в чём первоклашки ходят.
- Не буду джинсы! – фыркнула она, - Не люблю джинсов!
Я не стал спорить. Как хочет! Мне, честно говоря, не до того сейчас. Предстояло настроиться на важный разговор и позвонить. Хотя мне и приказали не звонить, и я честно выполнял приказ, но думаю, ради приглашения на праздник меня простят.
Ну повесят трубку, так повесят! Подумаешь!
Трубку не повесили. Даже не обиделись на звонок. Терпеливо выслушали меня, и… Отказали. Наотрез просто!
Вот этого я не понял.
- Вика, это же суббота, вечер! Перед праздником! Какие могут быть дела?! Тренировка что ли? Перенеси всё, ещё время есть договориться!
- Нет, Саша. Я правда не могу придти. И не могу объяснить причину. Пока. Придёт время, ты всё узнаешь. Не обижайся. Дело не в тебе.
Я сорвался, тупо начал кричать откровенную ахинею в трубку. Хочешь сделать человеку приятное, от чистого сердца, от всей души! Желаешь только добра! А он умудряется всё испоганить! Двумя-тремя фразами!
В ответ трубка долго молчала, потом отключилась после короткого «пока».
Я бухнулся на диван, закрыл лицо руками. Всё пропало! Я такое наплёл! Теперь она точно не позвонит!
Подошла Ленка с телефонной трубкой в руках, встала молча рядом.
- Не обижайся, она не виновата. Действительно, не сможет придти. Очень важная причина.
- Ты… Ты что, звонила?
Она кивнула.
- Е-ей?
Ещё один кивок.
- Зря? Надо же выяснить, что за особа портит нервы моему брату. Ты полчаса ходишь сам не свой после каждого звонка.
Я едва скрывал злобу:
- Ну и что же выяснила мисс Шерлок Холмс?
- Она правда не может придти. И не потому что злится на тебя. Она совсем не злится. Так и просила тебе передать.
- А что же ей мешает? Знаешь?
- Примерно. Но тебе не скажу. Обещала. Сам узнаешь, придёт время. Она должна собраться духом, и только потом тебе всё рассказать.
- Что всё? Что рассказать?
Вопрос мой остался без ответа. Ленка ловко перевела разговор на другое.
Ну что за тайны могут быть у сестры от родного брата?
- *** -
Почти перед самым выступлением в труппе неожиданно возникли споры. Пошли голоса, что спектакль в таком виде несовременен, неинтересен. Тамара терпеливо выслушивала наши бредовые идеи, и рушила их одним-единственным вопросом: зачем? Эти обсуждения иногда затягивались до глубокой ночи.
Одну идейку предложил я.
И сам не рад. Лучше бы этого не делал.
- Зачем, ну зачем делать из Маши и Вити команду нинзя? – искренне удивилась режиссёр, выслушав меня – они же маленькие!
- Ну, … Прикольно. Чтоб они эффектно раскидали всю эту нечисть, чтоб тем мало не показалось, - ответил я. – Сейчас это модно. И прикольно, что маленькие, а так умеют. А мой Витя мало двигается по сцене. Ходит и поёт под фанеру, поёт и ходит. Всё! Скучно! Не, драки и потасовки куда лучше. Я бы смог устроить представление всем на удивление, не сомневайтесь.
Ленка опешила:
- Ты мне ничего такого не говорил! Какой же из меня ниндзя? Совсем уже, да?
Действительно, долговязая и тощая сеструха явно не годилась на роль вояки. Очень нелепо.
- Тогда один Витя их раскидает.
- А зачем тогда нужны Яблонька, Лесовичок, Печка? – спросила Тамара, - Маша, наконец? Что с ними сделаешь?
- Убрать их! – рубанул я.
- Щас же! – напустилась на меня Кикимора (Олеська), - Я уже всю родню на премьеру пригласила, весь двор.
- Ничего страшного, перетопчится твой двор. Не помрёт!
Посыпались гневные голоса. Макс демонстративно пощупал мне лоб и заявил:
- Тамара Степановна! Не обращайте на него внимания! Он переработал! Тяжёлый день, очередной тест, репетиция долгая! Сдал парнишка просто!
- Нифига я не сдал! – перекрикнул я новый галдёж.
Она с трудом навела тишину и неожиданно спросила:
- Вот как ты думаешь, Витя (она всех нас называла героями пьесы, уже давно) как ты думаешь, в чём главный смысл сказки?
- Ну… Добро всегда сильнее зла. Наяву и в сказке, - ответил я фразой из финальной песни.
- Все согласны?
- Все!
- Да, можно согласиться. Но это ещё не всё. Ещё что-то есть. Ну, думайте.
Мы дружно зачесали репы.
- Да чего тут думать? – выдохнула Поля, – Нет тут ничего, одна развлекуха для малолеток. Пошли по домам! Поздно уже.
Тамара осадила нас и продолжила свою мысль:
- Как поют Витя и Маша в начале? «Мы Снегурочку найдём в царстве тридесятом». МЫ найдём, не Я, а МЫ. Понятно? В одиночку добро не делается. Только в дружной, слаженной команде. Согласны?
Мы нехотя согласились, хотя кто-то заявил, что коллективизм нынче не в моде.
- Мне бы хотелось, чтобы вы донесли обратное своей игрой. Особенно Витя, Маша, Лесовичок, Печка, все положительные герои.
- Но «Дикие гитары» – тоже команда, - вставила Ленка, - И ещё какая слаженная!
- И чем она занимается, эта ваша слаженная команда? – тут же спросила учительница, - Зло сеют. И только! А на зле долго существовать нельзя. Человеку ли, команде…
- Государству, - вставил политподкованный Макс.
Тамара Степановна согласилась – и государству тоже.
- Это в идеале, - сразу среагировал Цыкденов, - Какое государство у нас недавно было! Да и сейчас…
Народ зашикал – уже половина десятого, а он начинает политические базары! Самое время!
Настя Мазур глубокомысленно произнесла:
- И вообще, что значит зло? И что значит добро? Всё относительно! Допустим, хирург. (Тут я весь напрягся – что она знает о хирургии?) Он когда делает операцию, он вроде бы делает человеку плохо. Усыпляет, кромсает, вставляет какие-то трубки, лишь бы побольше да подлиннее. Вроде бы плохо. Но делает он это только для того, чтобы человеку было хорошо потом, чтобы он вылечился. Я права?
И эта туда же! Ещё один философ нашёлся, в юбке.
- Или наша Марина Петровна, - не унималась она, - Уж так она нас дрючит по математике, так дрючит, что мама дорогая! Тоже вроде бы зло. Но зато меня разбуди среди ночи, и я расскажу сразу же, как находить объём усечённой призмы. Или как решать квадратные уравнения.
- Ну и как же решать квадратные уравнения? – съязвил я.
- Молча – огрызнулась на меня наша очаровательная Яблонька, - Самому учиться надо было! С самого начала!
- Только понадобится ли тебе эта усечённая призма годов через пять? – грустно пробормотала Оля Дятлова.
Тамара решительно восстановила тишину и предложила вернуться к нашим баранам.
- Будем переделывать сценарий? И как?
Мнение разделилось примерно пополам. Снова поднялся невообразимый шум. Больше всех горланил «будем» именно я, потому что это всё как-никак - моё детище. Именно я придумал рэповские тексты для банды «Дикие гитары», для Вити и Маши. Правда, Ленка наотрез отказалась это читать, сказала, что вообще ничего не понимает, и не принимает совершенно эту ахинею. Так прямо и сказала.
А ребятам понравилось. Сейчас они тоже усиленно вопят, защищая моё творение.
Но режиссёр снова задала простой вопрос:
- Когда выступление, напомните, пожалуйста. Через 10 дней. 10 дней и 4 репетиции. И вы хотите перекроить весь сюжет? Именно сейчас?
Этого я как-то не подумал.
А Тамара продолжала:
- В этом и прелесть нашей пьесы – без всяких новомодных штучек, хакеров, рэперов, супер-черепашек-ниндзя. Можете считать меня ретроградом, но мне всё нравится именно так, как есть. Вопросы есть?
- Есть, - тихо сказала Оля – Снегурочка, - Кто же будет Дедом Морозом? Мы так и не знаем.
- Узнаешь, когда придёт время! Это замечательный человек, но очень занятой. Придёт сразу на выступление.
Дятлова так и застыла в удивлении.
- *** -
Примерно в десять часов бурные дебаты на высшем уровне стали приближаться к логическому концу. Ленка уже откровенно уснула на парте, да и мне тоже хотелось спать всё больше и больше.
Но как только прозвучало волшебное слово «домой», сна у Елены Васильевны как не бывало. Мигом понеслась в коридор.
Школа предстала перед нами в совсем другом, необычном виде – тихая, уснувшая, тёмная. Реально не верилось, что несколькими часами раньше вот по этим коридорам носился табун школяров, галдел, орал дикими голосами, сбивал всех и всё на своём пути.
Мы трое невольно зашагали тихо, на цыпочках. И говорили почти шёпотом.
Да и говорить не хотелось, особенно мне. Рэперов зарубили, другие идеи мои тоже зарубили. Они совсем не портили спектакль, я не согласен с режиссёром.
Ленка же что-то весело щебетала, повторяла слова, прикидывала, кто где будет стоять на сцене, как мне надо ходить и говорить. Макс весело включился в обсуждение.
Проходя мимо учительской она так и застыла с поднятыми руками, оборвала фразу на полуслове.
И я тоже тормознул. Снизу, из-под двери пробивался неяркий прыгающий свет, как от фонарика.
- Свет, - напугано прошептала сестра.
Да вы что! А сами мы не заметили!
- Что там может быть? – Она переводила встревоженный взгляд с меня на Макса, и обратно.
- Наверно, злой Бабайка переправляет твои пятёрки на двойки и тройки, - сострил я.
- Да ну тебя! Я серьёзно!
- Да какая-нибудь училка задержалась, тетрадки проверяет, вот и всё! Или ещё что делает, конец четверти, конец полугодия всё же, - пояснил рассудительный Макс.
- А почему тогда свет большой не включила?
- По кочану да по капусте! – дотошность сестры иногда просто доставала меня по-настоящему, - Пошли! Уже поздно!
Едва мы отошли от учительской, как дверь тихо и медленно открылась, и в коридоре возник ни кто иной как мистер Рясовский. Озираясь по сторонам, он заметил нас. Вскрикнул, выронил фонарик, какие-то тетрадные листки.
Мы тоже остолбенели. Кого угодно могли ожидать, но только не его. Что-то я не припомню, чтобы школьники свободно ночами разгуливали по учительским.
- О! А ты чего тут делаешь так поздно? – прозвучало почти хором с обеих сторон.
Первым нашёлся я:
- Мы, допустим, с репетиции идём. А вот что ты делаешь в учительской, да ещё ночью?
- И кто тебе ключ дал? – вставил Макс.
- Значит, репетировали… - протянул Петька. Наши вопросы он не услышал, или сделал вид, что не услышал.
- Представь себе! – сказал Макс, - Делом настоящим занимались.
- Ах, делом! И вы думаете, что ваши песенки-чудесенки будут интересны выпускникам? Им место в детском саду, в самой младшей группе, песенкам вашим. Вас обсмеют, ребята, на 3-й минуте! Не дадут закончить шоу. Мне вас искренне жаль, - с театральным пафосом закончил он. И зачем-то добавил: - И эту мелюзгу, кстати, - тоже.
Я тут же разъяснил популярно тем, кто тормозит на бронепоезде, что это моя сестра, единственная и любимая, и все, кто будет обзывать её, будет иметь дело с её братом.
- Да пожалуйста! Нужна она мне! – Петька пожал плечами и стал закрывать замок.
Закрывал он его довольно странно – дёргал ручку, ключ, дёргался сам, тихо ругался, и всем своим видом давал понять, что с замком что-то не так.
- Замок заело, - выдохнул он наконец, - попросили посмотреть. Проблема!
- Действительно, проблема, - сказал Макс, видя, что замок совершенно нормальный.
- А на что дядя Гоша? – поинтересовалась Ленка. Ого! Даже она знает имя нашего слесаря.
- Нет его, а сделать надо срочно, - не моргнув глазом, соврал наш одноклассник.
- Может, поможем, а, ребята? – Ленка умоляюще поглядела на нас, - Поздно, человеку тоже домой надо.
- А где же инструменты? Кувалда, зубило, какая-то там мать?
Моя шутка не дошла до адресата. Он спокойно провертел замок, оттёр «пот» со лба, типа устал, толкнул дверь, закрыта ли, посмотрел на нас наглым взглядом и удалился с видом «попробуйте только тронуть меня хоть пальцем», не забыв свои бумажки.
Вот кого надо к нам в артисты! Мне нужно показать именно такую надменность и презрение к нечисти. Я так и не смог сделать нужное выражение лица, а он выдал его не задумываясь.
А вообще-то пусть он катится куда подальше, этот Рясовский, со своим ключом. Может, и правда, он играл в баскетбол, пошёл домой, и сторож попросил его посмотреть замок. Чего мы на человека накинулись?
Проходя мимо каморки сторожа, я бросил взгляд на щеток с ключами. Ключ от учительской висел, но совсем с другим брелком.
- *** -
20-минутный спектакль принёс в наш дом 2 недели суеты и головняков. И чем ближе премьера, тем больше суеты.
Мы с Ленкой старались строго соблюдать тайну. Сначала, вроде бы получалось, мы даже как-то умудрялись хорошо объяснять беспокойным предкам наши поздние возвращения. Те вроде бы поверили, успокоились. Но скоро возникла проблема.
Наши костюмы оказались совершенно не готовы.
Ленкина одноклассница, у которой кто-то там шьёт, взяла ткань, но через 3 дня вернула – что-то где-то не пошло.
Я метался как лев в клетке, рычал, ругался, – не могли раньше сказать!
А потом, сеструха всё рассказала родителям. Не знаю, что и как она говорила, но мама взялась шить нам костюмы без лишних вопросов. И очень скоро бросила – свободного времени у неё совершенно не было.
Ну и получилось вообще замечательно: послезавтра выступление, а наши костюмы лежат разобранные. Хорошо, хоть раскроить успели.
Ну, мой-то ладно, с ним возни не так уж и много. Простые шорты и простая рубашка с коротким рукавом.
А вот Ленка захотела своей Маше нечто супермодное, со всякими прибамбасами, словно для настоящей принцессы.
Отец говорил, что Маша одевается попроще, без шика вообще, она – дитя застоя, дефицитов.
Напрасно! Сестрёнку не переубедить! Хочу, и всё тут!
- Знаешь что, красавица! – сказал в сердцах отец, - раз хочешь хороший костюм, бери и шей его сама!
- Не смогу! – заныла она, - Не умею!
- Смоги! Раз надо, так смоги! Не хочешь же ты опозориться из-за наряда? Вот! Машинка швейная есть, нитки-иголки есть. Руки и голова тоже имеются. Вперёд!
Ленка поворчала, поплакала, но засела за машинку.
Примеряя костюм Вити, я впервые в жизни надел пионерский галстук. Надел, и… никаких чувств. Красный шёлковый платок, и всё! Только мешает шее.
Я так и сказал. Мама в ответ просто охнула:
- Это же такая честь – быть пионером! До сих пор помню, как меня принимали в пионеры. Как плакала, когда вожатый повязывал мне галстук, как он улыбнулся, сказал «вот глупенькая». Но я не обиделась. А потом пришёл к нам ветеран, рассказал о своём боевом пути, как бил фашистов проклятых беспощадно и днём и ночью. Это так захватило нас! Мы чуть ли не плакали всем классом.
- Классно! – вставил я, - Приходит старикан и начинает гундеть, какой он был молодец где-то там, на далёком фронте! Как поднимал солдат в атаку «за родину, за Сталина», и колбасил фашистов в окопах. Аж распирает самого от гордости! Поди проверь, так это было, или нет.
Ленка покрутила у виска пальцем, больно ущипнула меня, а мама только покачала головой:
- Эх Саша ты, Саша! Что вы за поколение? Кто из вас вырастет? Ничего святого!
- Нормальный чел вырастет! Чел что надо! Главное – жить так, чтобы тебе всегда было хо-ро-шо.
- А остальным?
- Ну и остальным не мешать. Ты никому не мешаешь, тебе никто не мешает. Всё зашибись! Все довольны!
Мама пристально посмотрела нам меня, будто просветила рентгеном.
- То есть ты пройдёшь спокойно мимо тонущего человека? Пусть тонет?
- Почему? Помогу конечно же, чем смогу.
Она горько усмехнулась:
- Главное же – не мешать другому, сам же сказал только что! Пущай тонет!
- Ну зачем брать крайние случаи? Спасать надо человека, индюку понятно!
- Не мешая ему, да?
- Ой, мама, тебе нужна эта пустая философия? Мне – нет. И так без неё голова пухнет.
- Чего ж тебе тогда надо, деточка?
Я не выдержал, засмеялся:
- Нифига деточка! Выпускник, без пяти минут жених, а всё деточка!
- Ага! – вставил отец, - Когда нужно, мы о возрасте вспоминаем, когда не нужно, можно и забыть!
Всё, пошло-поехало! Теперь разговоров хватит на весь вечер, да всё одно да по тому.
Вот всем хороши мои предки – и ум есть, и образование, и достижения, которыми смело можно гордиться. И воспитали нас с Ленкой как надо.
Но вот как заклинит где-то что-то! И всё, пиши пропало! Речи и лекции на темы морали обеспечены! Надолго!
И никак они не поймут, что времена изменились. Что всё вокруг круто поменялось! На все 180 градусов! И что мы, молодые, более приспособлены к этой жизни, чем они, при всём моём к ним уважении! Что старое уже никогда не вернётся, и жить старыми понятиями уже невозможно!
И как обычно, всё начинается с малого. Сегодня, например, - с моей фразы насчёт красного шёлка, безобидной, в общем-то, фразы. Даже шуточной. Но иногда у моих дорогих родителей совершенно отказывает чувство юмора! Напрочь!
В таких случаях остаётся только одно – залечь на дно и не отсвечивать. Ленка вон правильно среагировала. Брякнула, что ей завтра надо быть в форме, чмокнула маму - папу и унеслась в свою комнату.
Правда достаётся ей всегда меньше, гораздо меньше, чем мне. Она же у нас отличница, спортсменка, творческая личность, да и просто красавица! А такие обычно неподсудны, что бы они не вытворяли.
- Вот, отец, полюбуйся! – волновалась мама, - Вот они, плоды твоего воспитания! Твоей теории самоопределения! Доопределялся сыночек, дальше некуда! Никого ни во грош не ставит, ничего святого не имеет за душой! Галстук пионерский для него уже ничто!
- Другие времена, мать, другие нравы, - философски заметил отец.
- Ну, отец!
Моё тягостное положение спас звонок Макса. Я радостно схватил трубку, рванул в свою комнату, предвкушая лёгкую болтовню.
Но получилось совсем не так.
Макс спросил каким-то не своим, глухим голосом, как у меня дела.
- А что у меня? – искреннее удивился я, - У меня всё нормально.
- Рад за тебя. Значит, ещё не спишь?
- Сплю. И болтаю с тобой. Спя.
- Хорош прикалываться! – взорвался он, - Я серьёзно! Спать собираешься? Только честно!
- Конечно собираюсь.
- И нормально уснёшь?
- Макс, что с тобой? Какая муха тебя укусила?
Он понёс какую-то откровенную ерундень:
- Я тут вдруг подумал, а не слишком ли много слов у Дикого кота? Может, сократить его роль? Песню выкинуть? Динамичнее получится, короче.
Я так и застыл с трубкой. И единственное сказал в ответ, что и так наш спектакль слишком короткий. Чем дальше я углубляюсь в актёрские дебри, тем больше времени мне хочется быть на сцене. Хочется спектакля на час, а то и больше, в 2-х действиях с настоящим антрактом, всё как полагается.
Молчание.
- Макс, алло! Ты чего? Испугался сцены?
В ответ прозвучало ещё глуше:
- Похоже, да.
- Ну ты даёшь! Стране угля!
- Даю! Сам не ожидал от себя. Но сейчас прокручиваю свою роль, и мне реально становится страшно!
- Да не дрейфь, старик! Всё будет хоккей! Я помогу, если что.
- Да?
- Так точно!
- Слушай, а может мне завтра заболеть неожиданно?
- Ещё слово, и ты действительно неожиданно заболеешь. В натуре! Получишь пару переломов со смещением, возможно - внутрисуставных. И сегодня же вечером. Стопудово!
Он тут же, не прощаясь, бросил трубку.
На моих дорогих одноклассников удивительно действуют настоящие медицинские термины, которые я нет нет, да и вверну в разговор. Эффект небывалый! Сразу же пропадает куда-то всякое желание разговаривать, что-то требовать, тащить на скучные школьные мероприятия.
А следом почти всегда вытянутые от удивления лица задают вопрос, не собрался ли я в медицинский поступать.
А я с гордостью отвечаю, что не собираюсь, и лица собеседников вытягиваются ещё больше. Чего, мол тогда я забиваю голову всякими ненужными пустяками.
А Макс сейчас показался мне с новой стороны, совсем с неожиданной. И лицо уже начинает вытягиваться у меня. Пасующий перед трудностями Цыкденов – явление уникальное, достойное передачи «Очевидное – невероятное». И перед какими трудностями! Не перед экзаменом, не перед разборками с агрессивной толпой! Перед лёгким спектаклем! Всего лишь!
Что с ним случилось?
Но спасовал не только он. Почти следом ко мне тихо приползла Ленка и… тоже начала плакаться и жаловаться. Она, мол всё забыла, все слова вылетели из головы, юбка её не нравится, блузка не нравится, косметики нормальной нет, причёски нормальной – нет, всё у неё уродское, и уже заранее во рту всё пересохло и коленки дрожат, и вообще, она всё завалит на 2-й же минуте.
Я уже не выдержал, прикрикнул даже:
- Вы что, сговорились с Максом, да? Хотите, чтобы я тоже завалил роль, да? Чтобы над твоим братом угорала вся школа? Сейчас ещё Сухотина позвонит, тоже ныть начнёт. Её только и не хватало для полного счастья!
И телефон заговорил!
Но позвонила не Сухотина, а Мазур. Радостно сообщила, что играть не будет.
- Ты чего? Совсем? – уже откровенно заорал я, - Мозги последние переморозила?
- Саня, ты чего? – напугалась Настя, - С тобой всё хорошо?
- Со мной всё хорошо! – не унимался я, - А вот с вами со всеми не очень! Психбригаду надо вызывать! Каждому! Кого мы найдём взамен тебя за день до выступления?
- Ну уж… Кого-нибудь найдёте. Невелика роль.
- Ну почему, почему ты так? Что случилось?
- Не могу сказать. Не буду играть, и всё!
- Ну и с какими глазами ты завтра появишься в классе?
- А я не появлюсь! Считай, что я заболела и умерла!
И отключилась.
Зашибись просто! Слов нет, одни слюни! Я так и сел на стул, с трубкой в руках. Сестрёнка стояла с глазами на влажном месте, раздумывая, заплакать сейчас, или позже, в своей комнате. Мне даже стало её жалко.
- Ладно! Всё будет нормально, вот увидишь! Держись за меня! Подскажу, если что. Идёт?
- Идёт! – прошептала она одними губами.
- А юбка твоя замечательная, правда правда.
- Да? – И слёзы куда-то делись, - Я хотела пришить пуговицы другие, побольше. Не нашла. А ещё хотела на поясе юбки нашить такой…
- Всё, шагом марш спать!
Губки тут же надулись:
- Ну чего ты! Неинтересно?
- Очень! Только спать, завтра у нас большой день, сама же говорила!
Ох уж эти девчонки! В любой момент готовы болтать о нарядах, побрякушках всяких. Часами базарить могут, не переставая! Хоть в 3 часа ночи, только разреши. И от возраста эта способность не зависит. Как начинают с 1-го класса попусту воздух сотрясать, так и продолжают до глубокой старости.
- *** -
С самого утра в субботу, в день премьеры класс наш гудел как улей. Обстановка явно не рабочая. На уроках учителя пытались навести хоть маленькое подобие порядка, но безуспешно.
И самое смешное – не пожалуешься классному руководителю! Она сама волновалась больше нашего, наверно, больше режиссёра, на каждой перемене прибегала, проверяла непонятно что. Бесконечно спрашивала – все ли на месте, никто не опоздал ли, как костюмы, фонограмма, прочее.
Но на месте были все. И не только актёры, но и остальные . Даже весь день. Это искренне удивляло учителей, потому что наши детки имели потрясающую способность сокращаться и усыхать к последнему уроку.
В класс постоянно забегали выпускники из параллельных классов, из других старших классов. И все хотели узнать – что и как будет.
Даже из Ленкиного класса прибегали девчонки. Скромно так, тихо, подошли ко мне трое, вместе с сеструхой, тихо-тихо задали вопрос, который мы слышали уже, наверно, в миллионный раз:
- А что вы будете делать? А любовь там будет, между Машей и Витей? Вы целоваться на сцене будете? (Ого! Продвинутые девочки, однако!)
А одна, рослая, крупная, намалёванная до невозможности, решительно приблизилась, одарила невероятным запахом духов, и, не поднимая глаз, тихо спросила:
- А можно, я вам подарю цветы вечером? Настоящие! Именно вам? Вы какие любите?
Я не успел ничего сообразить, как Ленка зашикала на неё, дёрнула за рукав, утащила куда-то.
Выяснилось, что нашлась замена Насте Мазур. Она и правда, не пришла в школу, и неизвестно, куда пропала. Катя Южакова согласилась играть, буквально в последний момент.
На прогоне, при закрытых дверях мы думали, возникнут проблемы с Катей, она начнёт отнекиваться, то да сё… Но нет. Екатерина Вторая вполне прилично провели свою роль. Она, оказывается, в курсе всех наших дел.
Но то репетиция. А что будет вечером?
Ох! Мне казалось, вечер не придёт никогда.
Но вечер всё-таки пришёл.
И за кулисами началось что-то невозможное. Актёры галдели, толпились у зеркала, громко разбирались – кто у кого что взял, где чей костюм лежит, кто сел на шляпу Кикиморы, куда пропал мех Лесовичка. Весь этот гам назывался просто - последняя подготовка.
- Последний вздох перед смертью, - сострил кто-то.
Наше шиканье, казалось, услышала вся школа.
Выяснилась наконец-то тайна, так волновавшая нашу красавицу-Снегурку. Появление Николая Петровича, директора, ошеломило всех, а ещё больше ошеломило известие, что именно он и будет Дедом Морозом.
Оля не удержалась от громкого вздоха.
- Чего так? – искренне удивился директор, - Я такой страшный?
- Да как-то… Неожиданно, - промямлила она, - Может, переиграем как-нибудь, а?
Николая Петрович громко засмеялся, приобнял её, сказал, что всё пройдёт хорошо.
А Макс же подскочил, распустил свой чёрный плащ и, вытаращив глаза, дико захохотал прямо ей в лицо:
- Поздно, крошка! Ты встряла! Ха ха ха!!!
Оля ойкнула, убежала. А мы хором обрушились на Цыкденова. Ничего умнее не придумал! Ещё перед самым выходом! Девчонка и так на нервах вся, он ещё жару подбавляет!
То и дело кто-нибудь заглядывал в зал через дырочку в закрытом занавесе, и отходил бледнее стены, в мрачном молчании. Народу собралось! Наверно, вся школа со всеми родственниками, ближними и дальними.
- Без десяти! – скомандовала Тамара Степановна, - Все по местам!
Это значит, что мы с Ленкой должны тихо пробраться в зал, потом оттуда начнём действовать. Николай Петрович тоже пошёл выдвигаться на исходную позицию (сам сказал) – он должен появиться из коридора.
Сестрёнка взяла меня за руки холодными и влажными ладошками.
- Сашенька! Братишка! Боюсь! Я же ни слова не проговорю! Завалю, всё завалю! Самые первые слова! – начала заикаться она.
- Подскажу, сказал же!
- Как? Ты сам не растеряйся!
Режиссёр отвела её в сторону, что-то сказала. Та тихо спросила «Правда?», пошла в зал. Вроде, успокоилась.
- И помните, ребята! – давала последние напутствия Тамара Степановна, - Если чувствуете, что забыли текст, не тушуйтесь! Начинайте отсебятину, но близко к тексту. Никто же там не знает, какие слова должны быть! Не паникуйте, главное! Выправитесь. Ну, с Богом! Начинаем!
- *** -
Для конспирации я снял галстук. Но и в галстуке никто не обратил бы на меня внимания – народ рядом сидел незнакомый.
Дед Мороз начал разговор со Снегурочкой. Я прекрасно видел, как она волнуется. На репетициях всё шло гораздо лучше.
От зрителей полезла откровенная скука, мол, видели мы это всё миллион раз.
Я уже начал волноваться за судьбу нашего шоу.
Вот «Дикие гитары» совсем не волновались. Как надо, с гиканьем, со свистом, налетели, затеяли драку с Дедом Морозом (с самим директором!) скрутили бедную Снегурку, поволокли куда-то. Даже больше жара дали, чем раньше.
Зал встрепенулся – что же дальше будет?
А дальше, как и полагается, Дед Мороз стал искать смельчака. Кто же пойдёт Снегурочку искать?
- Может, ты, мальчик? – спросил он одного.
Тот чуть под кресло не полез.
- Может ты?
Девочка испуганно сжалась, запищала «нет!»
И раздался тихий девчачий голосок:
- Дедушка, можно я пойду?
Хорошо Ленка начала! Смело!
- Ты? – удивился Дед, - Да разве ты справишься с таким сложным заданием? Ты же совсем маленькая.
- Справлюсь, дедушка! Я не маленькая!
- Ну хорошо. Как тебя зовут, храбрая девочка?
- Лена…
Вот те раз!
- Лена? – Дед даже растерялся, - Разве?
- Ой, Маша, Маша! Дедушка, я так боюсь, что всё забыла! Ой, волнуюсь!
- Не волнуйся, детка! Ты справишься, я верю! Но тебе нужен помощник, - сильный и храбрый юноша. Есть тут такой?
Тут я должен вскочить и крикнуть «Есть» на весь зал. Уже поджал ноги, но вдруг заметил, что галстук мой не завязан. И не знаю, как его завязать! Не помню!
- Есть ли такой храбрец-удалец? – снова спросил Дед, пока я лихорадочно наматывал на шее узел за узлом.
- Есть!
Зал грохнул со смеха. Я сначала не понял, отчего, потом разобрался – галстук висит на мне, как верёвка какая-то.
Ну что за напасть! Как выпутаться?
Пока я шёл со своего места, из зала понеслись реплики:
- Пусть он сначала галстук научится завязывать!
- Спасатели, вперёд! На завязку галстука!
А вот не смутите вы меня! Зря стараетесь!
Дед Мороз, что-то импровизируя, завязал мне правильно галстук, напутствовал нас, и мы отчалили в Сказочный лес.
Дальше пошло как по маслу. Все оказывались там где надо, говорили то, что надо. Отсебятина не потребовалась. Даже Южакова выдала свою роль так, будто репетировала с нами с самого начала.
Без сюрпризов, правда, не обошлось. Ближе к концу, во время общей беготни по залу, когда носились все – и хорошие, и плохие, и не поймёшь, кто где, Старичок-Лесовичок так запустил Кикиморе шишкой (настоящей еловой, нашли же где-то), что не знаю, как та выдержала такой удар.
Но выдержала! Как настоящий артист, и глазом не моргнула, будто ничего и не случилось.
Это, пожалуй, самое неприятное происшествие.
Я уже было совсем успокоился, как вдруг на нашей финальной песне чуть не провалилось всё дело. Звукооператор постарался. В нужный момент песня не пошла!
Вместо неё пошла тишина.
Сколько же всего может произойти за какие-то доли секунды!
Я смотрю, как оператор с весьма красноречивым лицом лихорадочно что-то ищет, роется в своих закромах, кидает диски на пол, что-то семафорит нам с Ленкой.
Вижу лёгкую панику на лицах режиссёра и Аллы Евгеньевны, которая медленно перерастает в большую, у обеих - синхронно.
Вижу, как забегал между кулисами и будкой звукооператора наш одноклассник.
И тут я с ужасом понимаю, что песни не будет! И сестрёнка тоже начинает это понимать. И всеобщая паника вот-вот перейдёт на нас.
И до народа начинает доходить, что что-то не так.
Ленка очнулась первая. Решительно потянула меня за руку, пошла по залу, как задумано, и запела как задумано, только без музыки:
- Мы Снегурочку найдём в царстве три-десятом…
Я тут же подхватил следующую строчку. Ленка ободряюще взглянула на меня. И голосок её зазвучал уверенней.
Зал подхватил нашу песню аплодисментами, и мы с триумфом закончили шоу.
Занавес!
Как только упал занавес, за кулисами забегали все. Не сговариваясь, одновременно. Звукооператор дико извинялся, посыпал голову пеплом. «Не понимаю, как такое могло получиться, всё же проверял на сто рядов». Алла Евгеньевна чуть не плакала, решила, что спектакль провален полностью. «Это надо же! Такой ляпсус, да в самом конце! С ума сойти! Но вы молодцы, не растерялись, вытянули!» Директор долго жал мне руку, поздравлял с победой, называл меня настоящим мужчиной. И Ленку обнимал, называл спасительницей самой главной.
Потом пошли поклоны, как на настоящей сцене. Всех встречали криками и свистом, но особо громкие крики достались нам с сестрой. А Ленкина одноклассница, та самая, и впрямь поднесла мне большущий букет гвоздик.
Сестрёнка тоже стояла с цветами. Жаль, я не заметил, кто их подарил.
Теперь даже я поверил – спектакль удался. Несмотря ни на что, удался. И впервые за вечер позволил себе улыбнуться.
- *** -
Елена Васильевна неслась домой довольная! Мы с Максом едва поспевали за ней. Уже в сотый раз, наверно, пересказывала нам свои ощущения и мысли, когда я встал с галстуком, когда песня не пошла. В миллионный раз доказывала, что именно она спасла положение. В миллиардный раз выговаривала мне за то, что не умею завязывать пионерские галстуки. Будто сама умеет!
- Да видели мы это всё, знаем! – пробурчал Макс, - помолчи!
- Тебе-то что? – вздохнул я, - Ты сейчас пойдёшь к себе спокойно спать. А мне ещё раз предстоит выслушивать эту жутко драматическую повесть, повтор для родителей.
- А что, их не было там?
Да, они не смогли придти. Дежурства, то да сё. Я обиделся, но что поделаешь! Работа есть работа. А они так хотели посмотреть!
И действительно, дома рассказ повторился. Со всеми подробностями. Мама, правда, тут же ушла в спальню, сказав, что устала, и послушает всё потом. А вот отец с интересом выслушал Ленкины восторженные возгласы, даже переспрашивал пару разиков. Особенно ему понравилось, как мы выручили всех.
- Молодцы! Без всяких, правда, молодцы! Не растерялись! Особенно ты, принцесса! Я горжусь тобой! С удовольствием посмотрю всё на видике.
- Да да, - подхватила сестра, - нас снимали, обещали всем дать по диску.
Я внутренне напрягся. Что там наснимали и как? Мало интересно видеть свой позор с галстуком, ещё и крупным планом!
- Да, она у нас артистка! – подтвердил я авторитетно, - В начале так хорошо сыграла испуг, я подумал, и впрямь забоялась задачи, так в роль вошла.
Ленка метнула в меня острый взгляд:
- Я не играла! Я действительно напугалась. Очень сильно! И хорошо, что Витей был ты, а не какой-то другой мальчик!
А немного позже, в тот же вечер случилось небывалое! Мне позвонила Алька! Впервые в жизни! От неожиданности я даже не смог нормально слушать её. Кажется, она выражала полный восторг.
- Пьеса, конечно, для младшей группы детсада, но смотрелась классно! Вы все сыграли на одном дыхании! У вас такое взаимопонимание, это нечто! Учителя говорили, что такого не было давно в школе. Им тоже понравилось. Вы молодцы!
- Да да, - механически гундосил я.
Надо было что-то более развёрнутое изобразить, но голова совсем не варила. Это казалось сказкой наяву – Сомова! Сама! Мне! Позвонила! И не для ругани! Да за такое можно всё ей простить, все её выкрутасы!
- Знаешь, - она понизила голос, - Мне кажется, ты можешь быть интересным. Когда хочешь, становишься очень даже ничего! Ты мне понравился сегодня, понял? Сохрани себя таким, ладно? Постарайся!
И всё! Не прощаясь, положила трубку.
Потом пошли звонки, чуть ли не глубокой ночи! И Алла Евгеньевна, и Макс, и Дятлова, и почти вся труппа наша поделилась впечатлениями. Все были довольны, у всех было приподнятое настроение.
Ленке тоже звонили, и она кому-то звонила, взахлёб рассказывала по новой всё, что я уже слышал. Мне бы давно бы надоело болтать одно и тоже по миллиону раз.
Суматоха , очень не скоро, но всё-таки улеглась.
А я всё думал об Альке, представлял её в малейших подробностях. И мне вдруг стало так хорошо, так тепло!
Как же мало надо человеку для счастья!
Глубокой ночью, почти засыпая, я вдруг вспомнил: мне же Вика не позвонила! И я ей тоже не звонил.
И сон слетел в один миг. Почему, ну почему она не позвонила? Ладно, не пришла, бывает всякое, понять можно. Тогда позвони, поинтересуйся. Неужели тебе всё равно?
Надо завтра же позвонить и всё выяснить. Напроситься всё-таки в гости, увидеть её. И узнать наконец, что за тайну она скрывает.
- *** -
С места да в карьер! С бала на корабль! Сразу же после премьеры, на следующий же день нам объявили оценки за полугодие.
Я очень не люблю эту процедуру, реально не люблю! У людей праздник, каникулы впереди, а тут нате, получите! Такое настроение обеспечено, что просто ужас, да ещё и на все каникулы. Хорошо бы подводить итоги после праздников. Люди отдохнули, и с новыми силами готовы принять все неприятности. Они, неприятности, куда лучше перевариваются после праздника.
Тем не менее, оценки объявили до праздника. Алла Евгеньевна снова «обрадовала» многих успехами, и меня – тоже. Опять у меня далеко не блестящие результаты.
Я, конечно, предполагал такое, но согласитесь: предполагать – это одно, а получить ожидаемое – совсем другое...
Я даже не сразу понял, что классная обращается ко мне, с извечным, до чёртиков надоевшим вопросом.
- Куда пойду? – переспросил я, - А фиг его знает! Может, в автотранспортный подамся. Может – на повара. Какая разница?
- В автотранспортном надо математику сдавать. И химию. А у тебя что по химии?
- Ну, тогда на базу торговую, грузчиком. А потом – в армию.
- Зверев, ты вообще где живёшь? В каком мире? Почему не хочешь работать над собой? Ведь не дурак же! Можешь, когда захочешь.
- А может, и дурак…
Ой, как Алла Евгеньевна защебетала! Я вообще перестал понмать её. Как это, я не хочу работать? А грузчик? И вообще! Какое ей дело до меня, до моей судьбы? Ну не хочу я думать о будущем своём, не хочу! Особенно – сегодня. Что будет, то будет.
И рассказывать, что случилось дальше, тоже не хочу.
Ну подошёл Рясовский, ехидно поздравил с достойным окончанием полугодия. Сказал, что если бы я почесался вовремя, принял бы его предложения, то этого неприятного разговора с классной не было бы.
Ну послал я его подальше, чуть не наподдавал. Его-то какое собачье дело?
Ну потом подошла Алька, позвала меня на Новый год, дала адрес. Сказал, что приду, но без особого энтузиазма. Не очень деликатно сказал. Ну да шут с ней!
И с Рясовским, и со всеми остальными!
Достали все! Конкретно! Даже лучший друг достал со своими нотациями и желанием добра! И лицей милый – тоже достал! Никогда сюда не вернусь! После праздников сразу заберу документы, и на завод, в ученики к кому-нибудь. Потом вечёрку закончу, будет у меня среднее образование, если им так это надо! А потом подамся куда-нибудь на Севера, вахтой. И всем привет!
- *** -
Вечером мама посмотрела наши оценки, но ничего мне не сказала. Я очень удивился. Ждал ругали, разборок, готовил мощную защитную речь но она не понадобилась. Мама сказала только «хорошо, что нет двоек», потрепала меня по голове, и всё. Всё!
Ну и ладушки! Мне же лучше. Настроение моё улучшилось.
Только Ленка весь вечер пристально смотрела на меня, постоянно вздыхая.
- Ты чего? - не выдержал я.
Промолчала.
А через пару дней я вообще успокоился. Приготовления к Новому году, приятные хлопоты, старые ёлочные игрушки навевали приятную лёгкую ностальгию. Будто в далёкое детство попал.
Я решил встретить праздник дома, с родителями. И ничего страшного. Дома тоже бывало очень весело иногда.
Но неожиданно 31 декабря, утром позвонил Альке, и объявил торжественно, что принимаю её приглашение. Приду к ней, если она не против, конечно.
От удивления её нижняя челюсть выкатилась из телефонной трубки почти на середину моей комнаты.
- Ты ж послал меня куда подальше, - напомнила она, - И не извинился! Я обиделась, между прочим. До сих пор помню. Меня так никогда ещё не обзывали!
- Правда что ли? Я что-то не помню.
- Кривда! Олеську спроси, подтвердит.
- Не покатит. Не буду и спрашивать.
- С чего это не покатит?
- Твоя подруга.
- Ну и что?
- Для тех, кто тормозит на бронепоезде, объясняю: Олеся Батьковна в данной ситуации лицо заинтересованное.
Казалось, трубка расплавится от праведного гнева. После короткой паузы я сменил гнев на милость:
- Ладно, Алечка, не хочу я ссоры. Не хотел тебя обидеть.
- Ладно, что с дурака взять, кроме анализов. Да и то под наркозом. Приходи. Буду рада. Адрес помнишь?
А как же! Ночью разбуди, скажу со всеми подробностями.
Я запрыгал от радости. Новый год всё-таки, ребята! Незачем ссориться. И без того неприятностей много.
Оставалось уладить совсем маленькое дельце, уже почти решённое. Я набрал Макса.
Но вдруг он идти отказался.
- Как? – удивился я, - Ты чё, старик? Шутишь? Тебя же приглашали! Сомова приглашала самолично!
- Ну… извинись за меня. Ничего страшного, только лучше вам будет.
- Тебя же самолично Сомова приглашала… - Я не нашёл ничего другого.
- Видишь ли, старик, Новый год – это чисто семейный праздник. Его надо встречать только в тесном семейном кругу. Не знаю, как вы русские, а мы, буряты, очень чтим семью. У нас каждый старается попасть домой на Новый год. Так что извини, и пусть Сомова тоже извинит меня. Так и передай.
- Ну… твои проблемы. Я ж для тебя старался. И так тебя в классе сычом нелюдимым считают. Я хотел развеять этот миф, а ты и не понял, - с горечью выпалил я и отключился. Больше ничего мне не требовалось от Макса, и так всё сказано сполна.
Мне хотелось позвонить по ещё одному номеру, очень хотелось. Я уже набрал почти все цифры, кроме последней, но так и не хватило духу набрать весь номер.
Ладно, позвоню через несколько часов, будет приятнее и мне, и тем людям.
- *** -
Сомова жила недалеко от нас, по другую сторону вокзала. Всего-то с полчаса ходьбы, через виадук, привокзальную площадь, небольшой чахлый парк.
Вроде и расстояние небольшое, и дома там стоят такие же типовые, как и у нас, но отчего-то район её считался более престижным. Видимо, мешала дурная слава нашего Завокзалья, Завокзального района. Самый бандитский район когда-то.
Да, когда-то так оно и было. В частном секторе Завокзалья селились рабочие с железной дороги, путейцы, люди весьма неспокойные, свободолюбивые. Именно они в 1917 году первыми в городе поддержали рабочую власть, захватили и долго держали станцию и ремонтные мастерские.
Правда, их почти всех расстреляли, но целых 2 месяца станция была в их руках.
Потом Завокзалье пустилось в разнос, и после войны чужие там ходили с большой опаской, даже толпы не спасали. Местным ничего не стоило собрать такую же толпу, если не больше. А в драках они не знали себе равных, дрались жестоко, без пощады.
Ну а сейчас у нас стало гораздо тише. Построили многоэтажки, облагородили район. Даже лицей наш сделали одним из самых престижных в городе.
Я забежал на виадук, огляделся. Никого. Пустует наш большой, ярко освещённый вокзал. На дальнем перроне стоял небольшой одинокий поезд, местный, наверно, возле него тоскливо мёрзли проводники. Пассажиров не видать.
Интересно, много ли у них пассажиров сегодня? Вот удовольствие – встретить Новый год в поезде. Я бы не хотел.
А больше всего не хотел бы работать в новогоднюю ночь. Мало приятного - все празднуют, а ты стоишь за операционным столом, например, или за пультами надоевшими сидишь. Или взять вокзал. В новогоднюю ночь тебе надо работать, и никто тебя не сменит. Вот счастье!
На привокзальной площади тоже никого. Двое милиционеров покосились на меня, но отвернулись. Не внушаю беспокойства.
Алька встретила меня в общем коридоре на 2 квартиры. Не успел я оглянуться, как она чмокнула меня в щёку, положила руки мне на плечи, улыбнулась:
- Замёрз? Раздевайся скорее, сейчас отогрею. Ждала только тебя! Первый же медляк – твой!
И приложила тёплые ладони к моим замёрзшим щекам.
Я обомлел. Ничего не смог ответить, отдал ей куртку, прошёл в комнату. Ой, ребята! Если так дело пойдёт, меня ждёт замечательный вечер!
- Проходи! Компания хорошая, вот увидишь!
- Знаешь… Я хотел тебе сказать… Пока никого нет… Что я… Ты…
Алька резко одёрнула меня:
- Потом! Всё потом! Тебя ждут!
Я возмутился: собираюсь сказать ей самое главное, а она тормозит прямо на глазах!
Пришлось пройти в комнату. И там я снова обомлел. Таких нарядов на наших уважаемых девушках мне ещё не приходилось видеть! Я даже не сразу разобрал, кто есть кто! Совсем взрослые дамы! Полупрозрачные, довольно откровенные платья и блузки, могли свести с ума. Только потом, присмотревшись, я заметил, что никто не надел джинсов, опущенных донельзя, коротких топиков, яркого макияжа.
Я не против топиков и прочего, смотрится круто. Жаль, только, в наших широтах на улице так щеголять приходится недолго, а в школе учителя не позволяют.
Компания подобралась что надо! Не все оказались нашими одноклассниками. Кто-то из университета, кто-то старшеклассник из другой, школы, хороший друг хозяйки, как сказали. Я не запомнил всех, да и не старался особо.
Была даже двоюродная сестра Альки, девица-культуристка. Накачанная до невозможного. Посмотришь на неё, и страшно становится, как представишь, что она может сделать с мужиком. Вот её-то я запомнил хорошо!
В общем, набралось человек 10, если не больше. Правда, в недрах огромной 5-комнатной квартиры толпа рассосалась, и не сразу заметишь, сколько тут народу.
Сразу образовались кучки по интересам. Алька с Олеськой и ещё с парой девчонок убежали на кухню, радостно сообщив остальным, особенно – пацанам, что до 12 часов никто ничего не получит, и пусть не надеются.
- Ну, - протянул я с досадой, - С огнём играете, девушки! До этого времени мы можем ненароком и слечь от кахексии. И вам придётся откармливать нас через зонд питательным раствором.
Непонятливому народу я объяснил, что кахексия – сильная потеря веса при голодании, порой необратимая потеря, ведущая к летальному исходу.
- Зверев! – фыркнула Олеська, - Совсем озверел! Такие страсти рассказываешь! Фу!
- Это жизнь, Олесенька! Самый что ни наесть реал!
Она снова фыркнула и пошла на кухню.
Остальные девчонки во главе с Катеринами, засели за глянцевые журналы. Которых оказалась целая библиотека. И девчонки моментально выпали из реала.
Ну и я нашёл себе компанию. Трое пацанов резались в компьютерную игру, старючую бродилку. Я присмотрелся – играли явно чайники, самые простые ловушки не могли пройти. Один даже матюгнулся с досады, чуть не разнёс клаву.
- Клава не виновата, - выдохнул я.
Он только развёл руками:
- Уровень дурацкий! Руки бы поотрывать тому, кто его придумал! Ни разу не прошёл!
- Смотри, как профи играет! - хвастанул я, и засел за комп.
Как всегда, я отключился, играя. Не замечал ни времени, ни окружающих. Не Саша Зверев уже сидел за компом. Он стал рыцарем Круглого стола, дрался с чудищами, обходил магию чёрных колдунов, добывал себе оружие. Я быстро прошёл этот уровень, и ещё, посложнее, и ещё, самый сложный, быстро добрался до конца игры.
Оглянулся – а эти трое смотрят на меня, разинув рты: «Ну, ты даёшь»!
- Комп дрянной, - небрежно заметил я, - 3D ускоритель не работает. Тормозит страшно. Чистить его надо, дефрагментацию делать, оперативку переставить. Тяжело играть, у меня куда круче прога эта шла.
- И куда же она пришла?
- А я удалил её. Не интересно!
- Я ещё не видел, чтобы в эту игру так играли, - протянул один.
- Да ладно! – поскромничал я, - На чемпионате я не был первым, мне до чемпионов далеко.
У парней глаза ещё больше округлились.
Откуда-то из внешнего мира материализовался раздражённый Олеськин голос:
- Не поняла! Время пол-двенадцатого! Стол накрыт! Всё стынет! Вы не слышали, как всех звали? Нашли занятие! Самое время в компьютер резаться! Быстро все за стол! Сейчас прилетит хозяйка, лучше её не злить!
Мы поплелись в гостиную, где на нас обрушился шквал недовольных голосов: мол, президент уже готовится выступать, шампанское некому открыть, то да сё.
- Подумаешь, президент, эка невидаль, - хмыкнул Паша, так звали пацана, которого я невольно устыдил. – Я и так знаю, что он скажет!
Пашка втянул голову в плечи, и загундел, пародируя президента. Все засмеялись, - получилось довольно похоже.
За 15 минут до Нового года мы расселись. Алька даже в ладоши захлопала:
- Прекрасно! Как и задумано! 6 пар, мальчиков и девочек поровну. Предлагаю пересесть так, чтобы у каждого мальчика была своя девочка.
Все зашумели, задвигали стульями. Сквозь общий шум пробилась чья-то идея сделать девочкам подарок. Пусть они сами выберут себе кавалеров на вечер.
Все конечно же, согласились, особенно девочки.
Первая вызвалась Алька, по праву хозяйки. Несколько раз прошлась туда-сюда мимо строя гвардейцев, и выбрала меня. Я даже растерялся от неожиданности.
- Ты не рад? – искренне удивилась она.
- Что ты, очень даже рад!
- Тогда вперёд, приглашай даму к столу!
После традиционного боя курантов, фужера шампанского, салата оливье, настала очередь не менее традиционной канонады. Казалось, со всех окон, балконов посыпались тонны огня. Стало светло и шумно, будто днём.
Мы тоже не отставали. Выскочили во двор, а Алька и ещё 2 парней начали пулять с балкона. Раздались голоса, мол, 2-й этаж, неэффектно будет, но они быстро замолчали. Наш фейерверк получился, может, не самым долгим и большим, зато самым громким. Алька прыгала, визжала, заглушая шум петард, ей вторили девчонки внизу. А когда на секунду все замолчали, стало слышно, как нам отвечает мощный мужской хор откуда-то из глубины двора.
Девчонки тут же среагировали – заорали «Мы идём к вам, вы где?», а Сомова ещё громче завизжала и полезла обниматься с пацанами.
Я молча скрипнул зубами и сжал кулаки…
Когда мы поднялись, мне хотелось больше и больше ухаживать за Алькой. Хотелось показать, что она ошибается, что я круче всех их, вместе взятых, что она мне нравится, наконец!
Как жаль, что я не успел досказать ей всё, тогда, в прихожей!
И как же больно наблюдать её хохот, любезности со всеми парнями, кокетство направо и налево, как только она одна умеет… Что придумать, чтобы она обратила своё внимание только на меня? Кто подскажет?
Начались танцы. Перед медляком Олеська намекнула мне, что неплохо бы пригласить Альку.
Конечно же я пригласил Сомову. Она мило улыбнулась, вручила мне свою тоненькую ручку, пошла.
От близости её, от аромата её духов, от тихого шелеста платья я просто онемел. И простил все грехи. Пусть делает что хочет, пусть кокетничает, с кем хочет, но эти минуты принадлежат мне, и только мне!
- Ты чего такой смурной? – захлопала она длинными ресницами, - Чего грузишься?
- Всё нормально, праздник замечательный.
- Тогда чего?
- Да так, пустяки… Мировая скорбь…
- Ты сегодня великолепен, - прошептала она, дотрагиваясь до мочки моего уха, до моей шеи, - Красив, элегантен, загадочен. Я и не думала, что ты можешь так шикарно выглядеть.
- Да и ты… тоже… ничего выглядишь…
- И только?
- А разве ещё что-то надо сказать?
- Так комплименты девушкам не говорят. Надо побольше, покрасивее и поласковее, и не таким тоном.
- Ох ты, ох ты, какие высокие материи! Простите, не отрепетировал! Не было педагога!
- Да, высокие! Я не хочу иметь рядом орангутанга в костюме. Надо заняться твоим воспитанием!
- А оно тебе надо? – вяло сопротивлялся я, - Тут, по-моему, causes inoperabilis.
Естественно, она не поняла латынь и переспросила.
- Неоперабельный случай, - небрежно пояснил я, - медицина здесь бессильна!
Как всегда после таких речей, Сомова фыркнула и отвернулась:
- Опять ты со своими тупыми приколами! Всё испортил! Что это на тебя нашло?
- Ничего особенного, - повторил я, - обычная мировая скорбь.
А действительно, что это на меня нашло? Сам не понимаю. Но мне с чего-то захотелось хамить, плеваться в эти холёные счастливые рожи, в эти шикарные апартаменты.
С чего бы это? Только что мечтал об Альке, мечтал, чтобы она обратила своё внимание только на меня, любимого!
Меня конкретно понесло:
- Вместо того чтобы пожалеть несчастного, ты обложила его последними словами, и счастлива по уши!
- Это ты несчастный? – усмехнулась она, - С первого взгляда и не скажешь. И со второго – тоже.
- А ты присмотрись, присмотрись повнимательнее. Может, где-то тут, совсем рядом с тобой замёрзшая одинокая душа требует женской ласки и совсем немножечко внимания! Может, она ищет только тебя, и никто больше ей не нужен.
- Болтун ты! Перетопчется эта душа, слишком многого хочет!
- А как же…
- Что?
- Да так, ничего.
Я хотел напомнить фразу, которой она встретила меня в коридоре, но остановился.
Вместо этого взял телефонную трубку, пошёл в тёмную комнатку, похожую на большой чулан. И впрямь, кладовка! Ого! Да тут в футбол гонять можно, в кладовке в этой!
Как я и думал, родители мои не спали. Ленка уже седьмой сон видит, а они засиделись вдвоём допоздна. Я поздравил их, перекинулся парой слов, получил известие, что приходил Дед Мороз в 12 часов, Ленке дал подарок, а мне – нет. Шибко ругался, и допытывался, где я шляюсь, вместо того, чтобы отмечать семейный праздник в тёплом семейном кругу. И будто бы добавил, что мне подарка не видать, и что это уже мои проблемы, а не его, он сделал всё возможное.
- Послали бы его по Сомовскому адресу, знаете же! Или куда подальше!
Это отец прикалывается, наверно опять нарядился Дедом Морозом и прыгал с сеструхой возле ёлки, дико хохоча. А она тоже прыгала и визжала оглушительно, и делает вид, что не знает, кто сидит в костюме.
Он любит отмачивать такие штучки, и трезвый отмачивает, вот что самое интересное! Понимаю, выпил бы мужик, и чудит, а вот нет! Совершенно трезвый солидный доктор, начмед большой больницы, носится с дочкой, как будто он ей младший брат!
Макс тоже не спал. После взаимных поздравлений и долгих витиеватых любезностей вдруг открыто спросил, где я.
- Как где? – удивился я, - Где и обещал, у Альки.
- А-а, у – у, я и забыл. Ну и как там? Весело?
- Клёво! Зашибись просто! Все жалеют, что ты не пришёл, особенно хозяйка. Вся на слёзы извелась, тебя в окошко выглядывая. Вот и сейчас дёргает меня за рукав, мол может, он придёт, тут недалеко, а мы ему самый лучший кусок гуся оставим.
- Хорош врать-то! Кому я там нужен, узкоглаз - скалолаз?
Вспомнил же старую кличку, ещё в первом классе кем-то придуманную!
- Нужен! – твёрдо сказал я, - И правда зря не пошёл! А на мнение всяких там отморозков плевать! Пусть базарят что хотят!
Он начал что-то бухтеть, но я уже бросил трубку.
И снова крепко задумался. Кому позвонить? Свете? Хорошо бы, но телефона не знаю. Вике? А удобно ли? И не потому что уже почти 3 часа ночи. Я не звонил ей недели 3, после телефонной ссоры.
И как после этого объявиться? Что говорить?
Но всё-таки я набрал 6 заветных цифр моментально вспотевшими ладонями.
- Викуля, здравствуй! – начал я, может, слишком бодро, - Это Зверев. Саша Зверев, помнишь? С праздником тебя и всю твою родню! С Новым годом! Всех благ, мира и процветания! И успехов на личном фронте!
После паузы трубка ответила другим, испуганным, что ли, голосом.
- Спасибо! Вот уж кого не ожидала, так это тебя. Спасибо огромное. Без приколов!
- А чего так? Саша не может поздравить Вику? Конституция запрещает? Или ООН?
- Нет, можешь, конечно. Но только… я думала, мы не в таких тёплых отношениях, чтобы вот так, на 3-м часу нового года звонить и орать в трубку… Нет, ты ничего не думай такого! Мне приятно, правда! Приятно, что ты обо мне помнишь. И тебя с праздником, и тебе всех благ! И семье.
- А чего голосок такой грустный? И почему не слышу шума большой компании и выстрелов шампанского?
- У тебя тоже тихо.
- А я ушёл в другую комнату. Специально, чтобы спокойно поговорить с тобой. А так у нас весело! Мне нравится!
- Это такая честь! – хмыкнула она, - Что из-за меня специально вышли из-за стола.
- Да ну! Пустяки!
Пауза. Ну что ещё можно ей сказать, что?
И разговор кончать не хочется…
А если?…
- Кстати, Виктория Батьковна! Вы можете сделать мне подарок. И тем самым очень осчастливить меня. Мне бы очень хотелось.
- Какой же?
- Пригласи в гости, а? Почему бы и нет? Впереди каникулы, времени свободного навалом, неужто не найдёшь пару часиков для меня? Или где-нибудь в кафешке стрелканёмся, если с предками не хочешь знакомить.
- Ну… - она явно потерялась, - ну… Может, не будем пока? Хочешь, пришлю свою фотку по Нэту. Мыло есть у тебя?
- Да нафига мыло? Мне живое общение нужно, живое! Хочу тебя увидеть, и всё!
Она что-то пробулькала в ответ. А я уже окончательно взорвался:
- Вика, я не врубаюсь, что за тайны? Почему мы уже 4 месяца звоним друг другу, и не встретились до сих пор? Это ненормально, понимаешь? Скажи, я тебе противен по голосу? Да? Или обида смертельная, до гробовой доски? За что? Что ты такого страшного сказала сеструхе моей?
Послышалось совсем невнятное:
- А что, она тебе ничего не говорила?
- Ну наверно нет, если спрашиваю!
- Молодец девчонка!
- Чего молодец? От брата тайны заимела! Приду и разорву все её куклы, будет знать!
- А ты решительный малый.
- А то как же? Надо таким быть. Иначе сожрут, и фамилии не спросят.
- А тебе не приходило в голову, что может, у девушки есть веские причины не звать парня в гости, и не встречаться? Приходило в голову, что девушкам могут не нравиться такие настырные молодые люди? Что девушка вообще-то ничем тебе не обязана, это ты сам надоедаешь ей всякими несуразными предложениями! И ещё обижаешься на что-то. Что если ты пьянствуешь и веселишься в большой компании, то это совсем не значит, что все только так обязаны проводить время? – она всё же не выдержала, сорвалась на крик.
В ярком прямоугольнике возникла чья-то тень, осмотрелась, крикнула куда-то в сторону:
- Кажись, он здесь! Больше негде. Вытаскивай его, ребята! – и дико заржала.
Я силком закрыл дверь, чуть не матюгнулся.Ввалились в такой момент!
- То есть, я как понимаю… Мне вообще тебе не звонить? – высказал я самое неприятное в трубку, - Да не вопрос! Какие проблемы! Ты только скажи. Ладно, всё, хорош. В такую ночь не хочется ругаться.
- Все вы ругаться не хотите, слышали уже!
- Ну ладно, тогда пока. Я всё всё понял, не на бронепоезде. С праздником!
- Погоди! – крикнула она, - погоди!
- Ну?
- Космический проспект 14 квартира 130.
- Это что?
- Догадайся сам. Только шибко долго не думай. Желательно, до 3-го января, часиков до 12. Дня, а не ночи!
- Это что? Приглашение?
- Пиши давай, а то забудешь! А говорил, что всё-всё понял! Нет, ребята, я не тормоз! Только когда придёшь, ничему не удивляйся, хорошо?
- А что так? Ты окажешься 28-летней толстой размалёванной старухой?
- Может. А может и хуже. Вам моделей подавай 90Х60Х90, на других просто не реагируете!
- Обещаю не делать глаза по 5 копеек! Честное пионерское! Только по 4 копейки! Даже по 3!
- То есть я тебя не напугала, да?
- Не напугала.
- Ладно, болтун! Пока! Приходи.
Странный получился разговор, далеко не праздничный. Совсем не такой, как я представлял себе. Значит, правда, что-то у неё серьёзное, если уж в новогоднюю ночь не может расслабиться, повеселиться.
Я вышел к людям. Долго привыкал к яркому свету, яркому контрасту.
Хотя свет притушили. В воздухе повис лёгкий сладковатый привкус непонятно чего. И вся тёплая компания, рассевшись кто где, дружно смолила сигареты. Даже культуристка!
Алька накинулась на меня, где я так долго был, с кем базарил, она, де, соскучилась.
- Хо… хочешь закурить? – вдруг предложила она и неестественно рассмеялась.
- Можно.
Тут же мне всунули сигарету, но я отказался, закурил свою. Но она вырвала её из рук, выкинула.
Я не понял.
- А чего тут по… понимать? – рассмеялась она, затянувшись, - всё просто! Элем… Э-лемен-тар-но, Ват-сон. Здесь особое об… общество, и курятся особые сигареты. Так, маль… чики?
Язык её уже явно заплетался. А мальчики, как роботы, дружно закивали головами и тихо захихикали.
Я понюхал. Сигарета Сомовой пахла как-то не так. Смутное предчувствие нехорошего не подвело меня.
- Дурь что ли?
- Она самая. Но хорошая. Лёгкая травка. Ничего не почувствуешь, а настроение поднимется. И привыкания нет. Проверено. Фирма! Мы все уже покурили, даже Ира (культуристка). Всем хорошо! Один ты остался.
- Нет уж, спасибо. Я лучше свои покурю, как-то привычнее.
Она силком вытащила меня в коридор, совсем прижалась ко мне:
- Ты меня обидишь! - сказала каким-то чужим, глухим, не её голосом.
Меня передёрнуло.
- Знаешь что, - отрезал я, - У каждого свой выбор, правильно? Я выбираю здоровье, понятно? Вообще курить брошу.
- Ты очень обидишь, и не только меня! Тут есть люди, которые мне очень важны, и им не понравится, если ты не возьмёшь сигарету.
- Как я их обижу?
- Не суйся, куда не просят! Сказано – обидишь, значит, обидишь!
- Ну давай, выноси свою вонючку, возьму с собой. Потянет?
- Нет! Кури при всех!
- Тогда до свидания! Я этим кентам ничего не должен, пусть дуются, раз такие тормоза. А если ты как-то завязана с ними, то сочувствую. Короче, спасибо, Аля, за вечер! Всё было замечательно, стол просто обалденный! Правда! И подруги твои тоже обалденные.
Она нехотя отлипла от меня, молча смотрела, как я одеваюсь. Будто впервые видит этот процесс.
- Мой тебе совет, - сказал я напоследок, - порви с ними. К хорошему это не приведёт, стопудово! Мне не хочется тебя терять, понятно? Я знаю, что говорю, я же сын медиков! Это ужас, поверь мне! Алечка, будь осторожнее, прошу тебя! – и добавил с чего-то – Если нужна помощь, помогу, чем могу.
Не меняя позы и выражения лица, она прошептала:
- Дурак, ты же ничего не понимаешь! Многое теряешь!
- Я пойду!
Она рывком распахнула дверь, встала у входа. Прихожая сужалась в том месте, двое еле-еле могут разойтись. Но она не уходила. Поборов небольшое смущение, я стал протискиваться мимо неё. На меня снова пахнул пленительный парфюм, снова донеслось тихое шуршание платья, оно шуршит от малейшего движения, даже когда хозяйка стоит на месте.
- Я пошёл, - повторил я, - Пока! И пусть твои кенты не дрейфят – в ментовку не заявлю. Я не стукач.
Вместо прощания она решительно и быстро наклонила меня и поцеловала. Такой долгий поцелуй! И такой… ненужный! Или нужный? Я же, кажется, мечтал об этом!
Совсем запутался! Понял только одно – мне надо поскорее на свежий воздух.
- *** -
Не знаю, дошли ли до неё мои слова, или нет. Скорее – нет. 1 января она не звонила. И 2-го, и 3-го. Так и не знаю, чем закончился праздник у них. Может, и правда сидят уже все в КПЗ за травку.
Сам звонить не стал, и сильно ругал себя за тогдашнюю вспышку откровения. Я ж почти в открытую признался её в любви, хорошо, что наедине признался. Вот додумался!
Нафига, спрашивается? Нафига? Нашёл перед кем! Тебе что-то светит с ней? Нет, конечно. Ты посмотрел, как они живут. И какие после этого могут быть вопросы?
Тогда зачем пытался её учить? Сын врачей, сын врачей! Им-то что с того, что ты сын врачей? Ну курят они дурь, ну и путь себе курят и дальше, раз никого не боятся! Их проблемы! Тебе-то какое дело?
Ну прочитал ты ей лекцию о вреде наркомании, а толку-то? Так и проняло её! Так она и бросила, ага, разбежалась! Так и порвала с этими придурками! Два раза!
Все мои хорошие мысли об Альке разлетелись в дым. Как я допустил, чтобы она мне понравилась? Где была моя голова? Куда смотрела? Чем Сомова вообще может нравиться?
Я думал об одной девчонке, и совсем забыл, что ехал к другой. На часах начало двенадцатого, 3-е января. Маршрутка вот уже 40 минут кружит по городу, везёт меня на Космический проспект, почти на самую окраину.
Я старался не думать о предстоящей встрече, не строил сценарии. Как пойдёт, так и пойдёт! Главное – искренность, и побольше приветливости. И так я ей много хамил.
Это я сам дотумкал, никто не подсказал.
А Сомова никак не выпрыгивает из головы. Что же она за сущесво?
Окна в автобусе замёрзли, куда везут – и не скажешь. Эту часть города я не очень знаю. К тому же холод собачий, и печка в автобусе не работает. Полное счастье! Думать о своём местоположении на шарике не хотелось совершенно. И Алька уже совершенно не нужна. Одна только мысль – доехать бы не совсем ледышкой.
И когда я уже совсем решил окочуриться, кондуктор наконец-то объявила мою остановку.
Я вышел и… Батюшки! Место-то знакомое! Сразу вспомнил. Что-то внутри заныло от нехорошего предчувствия.
Вот ведь совпадение, ёлки зелёные! Говорят же, что наш миллионный с гаком город – большая деревня. Я не верил. Но правда ведь! Люди врать не будут!
Но гораздо большим совпадением оказался двор. Я протёр глаза, но буквы и цифры на доме не изменились. И радостно сообщили, что именно в этом дворе мы и шутили над той девчонкой. И подъезд… Подъезд тоже её. Я сразу вспомнил его!
Ну это вообще безобразие! Что за бред? Уж не хотите ли вы сказать, что это она и была?
Вот уж не надо!
Может, повернуть? Соврать, что не нашёл, не смог придти?
Уговаривая себя, что в 10-этажном подъезде может жить не одна девчонка моего возраста, я пешком добрался до 130-й квартиры на 8-м этаже.
Дверь открыла моложавая полненькая женщина.
- Здравствуйте, - сказал я как можно почтительнее, - Скажите, Вика здесь живёт? Я Саша, звонил ей.
- Проходи. Не стесняйся, Вика тебя ждёт. Она сейчас выйдет.
Я остался один в прихожей. Успел рассмотреть обстановку; что называется скромно, но со вкусом. Лампочка в простом плафоне, старый шкаф, старый же коврик на полу, самоделок. Да, люди тут живут явно небогатые. После Алькиных хором как-то непривычна скромность. Хотя сам-то как живёшь…
Вот и сапожки старые, потрёпанные, пальтишки,тоже не первой свежести.
Пальтишки, пальтишки… Стоп! Что-то смутно знакомое. Где я его мог видеть? На ком?
В мозгу как молния проскочила. Чёрт! Не может быть! Не бывает таких совпадений в жизни! Не бывает! Не одна же девчонка живёт в этом подъезде!
Но тем не менее… Я не мог ошибиться. Пальто действительно, знакомое.
И ещё до того, как меня позвали в комнату, я знал, что увижу. И мне стало жутко. В голове пронеслось вихрем: машина, Юркин смех, коляска, наши дикие вопли… Большая деревня!!!
Это надо же так вляпаться! Мама дорогая!!!! Захочешь – нарочно не придумаешь!!!
Домой, сейчас же домой!!! Убежать, скрыться, отключить телефон, самому отключиться!!!! На все десять дней, на год, навсегда!!!
- Саша! Ты где? Проходи!
Я на шаг двинул непослушные ноги. Надо, надо туда, не убегать же назад! Сделал ещё шаг, и ещё три шага…
И вошёл в комнату...
- Здравствуй, Саша! Проходи, садись.
Голос, так хорошо знакомый по телефону, зазвучал в живую, чище, приятнее… И… Откуда-то снизу.
Посередине почти пустой комнаты стояла инвалидная коляска. А из неё приветливо и в то же время вопросительно смотрела на меня девчонка! Та самая коляска!! Та самая девчонка!!!
- Как здорово, что ты пришёл! Не обращай внимания, я совершенно обычная, не кусаюсь, на людей не бросаюсь. И не заразна. Не помирать же после такого, ага? Раз жить осталась.
Ну! Чего зависаешь? Не молчи! Что-то же надо говорить в ответ!
- Ничего! Немного неожиданно, конечно, ничего! Привыкну. Со всяким может… быть…
- Но случилось именно со мной, - печально докончила она, - Я не сказала тебе, только сейчас подумала об этом. Сначала как-то не получалось сказать, потом забыла. А потом специально не говорила! Мне было приятно, что кто-то не знает об этом, не жалеет меня, говорит как с обычной девчонкой. Мне нравилось с тобой говорить, слышишь? Просто за-ме-ча-тель-но! – проскандировала она по слогам.
- Да ты хоть чаю гостю предложи, болтушка! – кольнула её мать.
- Ах да, сейчас будет! Волнуюсь. Да я даже вас не познакомила! Это моя мама, Ольга Захаровна, мой самый лучший и единственный друг. Не знаю, что бы было со мной без неё!
- Очень приятно, - пробормотал я.
- Подождите минуточку, сейчас будет чай. Я мигом! Не беспокойся, я сама прекрасно управляюсь, - спешно добавила девочка, как бы опережая мои слова.
Я стал отказываться, сначала не очень сильно, потом – всё решительнее. Казалось, если я ещё задержусь в этом доме, то не выдержу, меня придётся выносить.
Короче, ушёл я. Вернее, убежал. Убежал, несмотря на все старания этих милых людей.
В оправдание говорил себе, что убежал из-за того случая, а вовсе не потому, что противно общаться с инвалидкой. И совсем я не напугался! И совсем мне не противно!
Хотя не менее прекрасно знаю – это враньё. Сам себе вру открытым текстом. Но всё же нашёл силы признаться себе, хотя бы, что не могу разговаривать с ней. Жутко находиться с таким человеком в одной комнате, честное слово, болтать на отвлечённые темы. И нет никакого желания продолжить знакомство, она же не встанет с коляски, железно!
А тот случай – фигня! Неприятно, да, согласен, но скоро забудется. Главное – не мы сделали её такой. И хуже ей от нас не стало. Так что всё хоккей!
Подъезжая к дому, я уже решил, как буду действовать.
- Часть вторая -
- *** -
Всё же я позвонил Вике, в то же день. Хотел извиниться.
Голосок её звучал подавленно:
- Я понимаю, я тебя прекрасно понимаю. Не знаю, что бы я сделала бы на твоём месте. Ты молодец, полчаса выдержал. Надо было сказать раньше, а я испугалась…
- Чего?
- Того, что случилось. Оно всё же случилось, но тогда случилось бы раньше.
- Что случилось? – я уже совсем её не понимал.
- Ты перестанешь мне звонить, никогда не придёшь, - выпалила она.
- Да ну, брось! Буду звонить и приходить.
- Конечно же! Ещё скажи про любовь до гроба, что жизнь свою положишь для меня, что себя забудешь ради меня! Ну! Валяй, жду!
- Не ерунди. Время покажет.
- Ах, значит, всё-таки бросишь меня, да? Правильно, кому охота с парализованной возиться! Кому она нужна, ущербная! – она уже почти кричала, выплёскивая всю свою злость на меня, на всех парней города, страны, Земли.
Я сухо попрощался. При чём тут я, если её обидел какой-то отморозок.
Я хотел к ней приехать, назавтра же, но не смог. Не нашёл сил, не нашёл нужных слов. И завтра не нашёл, и послезавтра, и ещё, и ещё… И все каникулы думал о чём угодно, но только не о Вике.
А другое не лезло в голову. Ничем не занимался, совершенно ничем. Не стал участвовать в соревнованиях по бродилкам, хотя игроки собрались слабоваты, и я бы всех их сделал (я же знаю почти всех реальных геймеров города). Не пошёл на концерт любимой рокерской группы, хотя давали бесплатный билет. Не поехал в зимний санаторий с семьёй, и четыре дня куковал сычом, в гордом одиночестве. Кажется, это самое то, что мне надо.
Немного взбодрил Юрка, я встретил его как-то вечером во дворе. Посидели, покурили. Неожиданно он позвал меня в новый вояж на Светину дачу.
- Та же программа, те же личности.
- Те же шашлыки, - подхватил я.
- Нет, шашлыки другие. Своим ходом придут из Грузии, - рассмеялся он, и добавил не к месту, - Если подфартит, можем поприкалываться снова над кем-нибудь. Можно над этой… Помнишь, да? Которая в коляске.
А я ведь уже почти согласился ехать! Эх ты, Юрка, Юрка!
- Я в такие игры не играю!
- В смысле? В банные что ли? Да брось, всё зашибись! Не парься! – засмеялся он, довольный каламбуром.
- В автомобильные!
- Не понял! Ты чё, Санёк?
- Ничего! Если я узнаю, что вы опять над ней издевались, я тебе шины проколю, понятно? Или ещё что покруче придумаю. А я узнаю, не думай!
- Ты чё, пацан? – снова повторил он, пристально смотря на меня, - Не понял! Чё за гнилой базар? Это наезд, или как?
- Пока только предупреждение.
Рокотов долго молчал, смотрел на меня, потом сплюнул:
- Смотри, допредупреждаешься! Мало не покажется! Что хочу, то и делаю, куда хочу, туда и еду, усёк, ага? И никто мне не указ! Усёк, ага? А будут недовольные, так я найду ребят, они популярно объяснят, что к чему, усёк, ага?
- Если что, так я тоже найду ребят.
- Чё, махаловка? Стенка на стенку? Да какие проблемы? Понеслась! Хоть сейчас! Зови своих, а я своих позову.
Теперь уже я напряжённо молчал, думая, как безопаснее разрулить ситуацию.
- Ладно! – рассмеялся он и хлопнул меня по плечу, - Не дрейфь! Расслабься! Солдат ребёнка не обидит! Звони, как надумаешь с нами.
Смех у него недобрый какой-то. Я достал новую сигарету. Так и не понял этого обострения сюжета. Юрка ещё никогда со мной так не разговаривал. Не то чтобы я испугался, просто неприятно. А ещё больше неприятен контраст. Рокотов в бане, и Рокотов, который в машине и сейчас со мной – как два разных человека. Даже три! И Игорь, который с улыбкой (мне казалось тогда – настоящей) поколачивал Свету веником и говорил всякие добрые слова, тоже резко отличается от Игоря, следящего за Викиными попытками убежать от машины. Взгляд… взгляд хищника на охоте. Ещё немного, и глаза нальются кровью, он, выскочив из машины, набросится на неё, растопчет на месте, разорвёт!
Вот как это сочетается? Как?
А Света! Она что, совсем не знает своих друзей? А ещё психолог! Ночью, у камина, так говорила о них, что я просто весь завистью покрылся. Кто бы про меня так говорил бы! Хоть половину того, хоть четверть!
Мне вдруг очень-очень захотелось увидеться с ней, поболтать просто о том, о сём. И даже… о Вике! Просто рассказать ситуацию человеку со стороны.
Не Рокотову же рассказывать!
Но, как назло, я потерял Светин телефон.
В этом весь я! Рассеянный, невнимательный, подведу всех в самую ответственную минуту… И себя самого!
Но видимо, чудеса есть на свете. Невероятно, но той же ночью, совсем поздно мне на сотик позвонила… Света! Да да! Сама! Именно тогда, когда она очень очень нужна, она и объявилась! И сообщила, что хочет со мной увидиться.
- Зачем? – не понял я.
- А просто! Считай это моим новогодним подарком!
- Есть считать это новогодним подарком!
Мы быстро договорились о встрече, и назавтра я уже ожидал её в уютном кафе.
И вот, она появилась. В коротеньком коричневом пуховичке, очень изящном, густые каштановые волосы падают по плечам, джинсы подчёркивают стройные ножки. Очень милое, красивое личико.
И такая красавица идёт ко мне! Ко мне, который впервые пригласил девушку на свидание!
Да, ко мне. Ещё издали заметила, приветливо замахала рукой. Как ей идёт улыбка! Честное слово, если бы не разница в 5 лет между нами, влюбился бы в неё! Честное слово!
Я заказал для дамы и для себя по чашечке кофе и по тортику. Мы устроились напротив друг друга, молча смотрели.
- Ну и чего мы такие загадочные? – усмехнулась она после приветствия, - Вытащил меня, не сказал чётко – зачем. Я вся в догадках!
- Это кто кого вытащил? И вообще, ты ж психолог, - усмехнулся я, - Легко догадаешься.
- Я только психолог, не волшебница! Единственное что могу с уверенностью сказать – у тебя проблемы. И большие.
Я чуть-чуть кивнул, соглашаясь.
- И ещё могу сказать – проблемы со школой, с родителями, или с девушкой. Валяй, выкладывай!
- Ну, … допустим, – про себя я удивился её наблюдательности.
- И с кем?
- С девушкой, - выдохнул я.
- С Алей?
- Нет, с другой.
- Уже другая появилась, - усмехнулась она, - Быстро! Алевтина, значит, отошла на 2-й план, а с той девушкой у тебя неразделённая любовь, да?
- Да. Насчёт Альки только. Но не любовь.
Света не смогла сдержать удивления.
И я снова раскрыл ей душу, выложил всё про Вику, всё абсолютно, все мои мысли и чувства. Не скрыл даже историю с наездом.
И к концу я вдруг увидел, насколько бредовая вся эта история, насколько высосаны из пальца мои проблемы.
Света до конца выслушала весь этот бред, ни разу не прервав меня. Озадачилась.
- Значит, вы устроили такое надругательство… - повторила она медленно, глядя куда-то в пол, - После такого замечательного, душевного пикника… Не ожидала, не ожидала… Что ж вы наделали, ребятки, а?! Страшно, Сашенька, страшно!
Она пристально смотрела мне в глаза, ожидая… чего? Слов, что всё это - розыгрыш?
- Я тут не при чём, - только и смог сказать я, - Не я сидел за рулём, не я предложил это.
- Да, конечно…
- Я пытался их остановить, но кто меня послушает? Мне только 17, малолетка для вас для всех!
- Да, конечно, конечно…
- Я…
- Что я? Только «я» и слышу!
- Я пострадал из-за этого. Попал в такую ситуацию!
- Так тебе и надо! – рубанула девушка.
- Светочка!
- Что Светочка! Набедокурил, теперь мне расхлёбывать!
- Можешь не расхлёбывать! – отвернулся я. – Тебя никто не просит.
- Зачем же тогда позвал меня?
На нас уже стали обращать внимание. Пришлось снизить тон разговора.
- Я предполагала такое, уж слишком они правильные, эти ребята, - Света как бы рассуждала вслух. – Казались… Значит, я ещё очень плохо разбираюсь в людях… Хреновый психолог! Ещё учиться и учиться…
Через минуту встрепенулась:
- Ладно. Поняла. Будем действовать, исходя из новых условий.
- Как действовать?
- Это уже мои проблемы.
Меня словно подбросило:
- Так это что получается? Это получается, что я заложил друзей?
- Почему?
- Очень просто. Юрка легко вычислит, откуда ты узнала.
- Что же это за друзья такие, которые толкают тебя на уголовщину? И нужны они тебе?
- А других не имею!
- Найди! Всё в твоих руках.
Я фыркнул, а она обиделась:
- Запомни, ты в праве сам выбирать друзей. И никто тебе не сможет помешать. А человека делает окружение! Особенно – в детстве.
И тут тоже моралистика! Очумели все вокруг, что ли?
А сам спросил:
- Ну всё же, что конкретно мне делать с Викой? Так и не придумал.
- Решай сам.
Я чуть не выронил кофейную чашку. Приплыли! Вернулись к пункту «А»!
Похоже, я сидел с таким видом, что Света усмехнулась:
- Хочешь конкретного рецепта? Я на твоём месте попросила бы прощения у неё и у Бога. Сходила бы в церковь, покаялась бы, исповедовалась.
- Куда? В церковь? Ага! Побежал, прям щас!
- Что ж ты тогда хочешь от меня?
- Конкретных советов.
- Это более чем конкретный совет.
- Ладно, давай дальше! – махнул я рукой.
Она не заметила моего выпада, продолжила. И получилось в итоге, что я должен стать для Вики чуть ли не ангелом – хранителем. Днём и ночью опекать её, заботиться, ходить с ней везде, где она пожелает.
Ну конечно! Сейчас же! Разбежался!
А Света продолжала меня ошарашивать:
- А самое большее, что ты можешь сделать – поднять её на ноги.
- То есть?
- Натурально! Добиться того, чтобы она встала на ноги, пошла.
- И как я этого должен добиться? Стать хирургом?
- Может быть. Почему бы и нет? По крайней мере, будешь всё знать про её болезнь.
- То есть я на всю жизнь должен связаться с инвалидкой, полностью обслуживать её, вытанцовывать перед ней польку-бабочку, света белого не видеть? Ещё и хирургом стать! Оно мне надо?
Света только усмехнулась:
- Какой же ты ещё глупый! Можешь, конечно, ничего не делать. Живи спокойно. Только как ты потом будешь чувствовать себя? Через год, через 10 лет?
- Как-нибудь проживу.
Она пронзительно посмотрела на меня:
- Я не поняла, зачем ты меня позвал? Говорю дельные вещи, а ты брыкаешься всеми конечностями. Это же тебе надо, не мне! И жить потом тебе с этим грузом, тебе, не мне! Даже забудем про наезд, хорошо, забыли. А нигде не колет, что судьба дала шанс показать все свои самые лучшие качества, а ты фыркаешь и отворачиваешься? Ты же сын врачей!
- Я не Мать Тереза. И благотворительностью нынче не прикольно заниматься.
Она резко поднялась:
- До свидания. Говорить больше не о чем. Звони, мне интересно, как у вас будет продвигаться дело. И номер мой не потеряй! А вообще-то хотела позвать тебя на дачу, потому и позвонила.
- Не хочу! Вот с тобой бы, вдвоём! Без этих отморозков! Ну, Юльку ещё можно взять. А?
- Теперь и я не хочу. Даже с тобой.
Я криво усмехнулся:
- Что, совсем безнадёжен?
- Нет. Разберись сначала в себе. Ты весь в противоречиях. Так яростно защищал Вику от пацанов, и не хочешь ей помочь. Она тебе не безразлична, но ты упорно хочешь убедить себя и меня, что это не так. Пойми себя сначала, хорошо?
- Значит, безнадёжен, - усмехнулся я горестно, - Causes inoperabilis
Она присела, посмотрела на меня ещё внимательнее, заговорила тише:
- Чего смеёшься? Мысль материальна, между прочим! Если ты думаешь, что плохой, даже если не орёшь на каждом перекрёстке, а просто думаешь, так и получишь плохое! А если наоборот...
И ушла, не оборачиваясь.
Загрузила она меня, конкретно загрузила. Теперь я ни о чём не мог думать, только о Вике. Даже проиграл Ленке на компе, чего раньше никогда не наблюдалось. Сеструха вытаращила глаза, посмотрела на меня, как на ненормального, но я ей ничего не сказал. Правда, потом случайно услышал, как они с мамой шепчутся (они частенько так делали, закрывшись где-нибудь). Тут дверь оказалась приоткрыта, и хорошо донеслось, как Ленка убеждённо шептала: «Похоже, Сашка влюбился». А мама тактично советовала ей не вмешиваться «Ну влюбился, и хорошо. Возраст такой. И парень он не урод, неплох собой. Было бы удивительно, если бы не влюбился».
Зато скоро я понял, что и как буду делать. Заявлюсь к Вике после каникул, сразу, в первый же день учёбы.
- *** -
Хоть год новый, но в школе всё тоже самое. Как обычно, народ развлекался в коридоре, парни гарцевали перед девчонками, острили, кто во что горазд. Как обычно, этажом ниже носилась малышня, создавая невероятный шум.
Звонок. Урок. Совершенно обычный урок.
Обычный урок. А ведь это же начало полугодия, ребята! Начало последнего полугодия нашего в школе! Такого больше не будет никогда. Никогда в жизни!
И полугодие это начинается совершенно банально, как прошлое, как позапрошлое! А надо бы как-нибудь по-другому! Не знаю как, но по-другому! Нет, речей торжественных, оркестров не надо. Но хотя бы пришёл директор, сказал бы пару тёплых слов, что мол мы поздравляем вас, ребята, с последним полугодием в стенах родной школы, желаем удачи во всём, толканул бы что-нибудь эдакое. Что там ещё обычно говорится? С пафосном, конечно, ну да ладно. Зато адресовано только нам, выпускникам.
Нет же, всё как обычно, всё по шаблону.
Так же по шаблону действует Сомова. Я закинул удочку в её сторону, и сразу понял – общаться со мной она не желает.
Ну и ладно!
Хотя жаль, если уж совсем откровенно. Все каникулы не выходила у меня из головы.
На последней перемене разговор плавно перешёл на праздник, кто как его отметил. А вернее – кто сколько выпил, и кто когда вырубился ночью. Очень познавательно! Оказывается, мои дорогие одноклассники не прочь ухрюкаться, да ещё чем больше, тем лучше. Вершина счастья – не помнить, что делал сам, что делали с тобой.
Хотя не все такие, если честно. Но непьющие и малопьющие скромно молчали, оттого и казалось, что их меньшинство, хотя на самом деле – большинство.
- А вот Сашенька у нас совсем не пьёт, - прервала мои мысли Алька. За весь день это были первые её слова, обращённые ко мне. – Правда, Зверюшка (с ударением на первом слоге)? Мы же дети врачей. Мы не курим и не пьём, мы здоровеньки помрём, да?
Уж лучше бы она совсем молчала!
- А мог бы ты, Зверюшка, сделать для меня подвиг?
Ну какой ещё подвиг? Ладно уж, сварганим что-нибудь, раз уж так приспичило!
- Самый простой, самый лёгкий подвиг. Ну, например, спуститься в буфет, и принести мне… нам с Олесей по трубочке! Пирожные.
- Да не вопрос!
- Купи на свои деньги!
- Какие проблемы!
Но проблемы возникали, как не странно. Со всех сторон выползли желающие сбегать за пирожными.
Сомова их всех резко осадила:
- Тихо! Идёт Зверев, понятно? Я так хочу!
В столовой трубочек не оказалось, пришлось бежать в ларёк напротив школы. Прямо в костюме, без куртки. Бр, холодно! Зима, знаете ли, всё-таки! Неслабая, между прочим! Я ещё поскользнуться умудрился на обратном пути, чуть не упал. Что только не сделаешь ради девчонок!
На секунду пробежала мысль – что же это я творю? Все каникулы твердил себе, что Алька бяка, а вот поманила пальцем, и запрыгал я возле неё, да так, что шум стоит! Обещал же, клятвенно обещал порвать с ней! К тому ж собираюсь идти объясняться к Вике.
А! Холодно всё-таки!!!
В классе стало оживлённее. И заметно прохладнее. Не знаю, что такое ужасное у них произошло, но Алька кинулась ко мне, как к спасителю. Не посмотрела даже на трубочки, долго тыкала рукой на окно, что-то лепетала непослушными губами.
Когда вернулась к ней способность говорить, я наконец понял, что случилось.
- Эти дебилы – мальчишки выкинули Олеськину сумку за окно! Дорогая, между прочим, сумка!!! Фирменная!!!! И там дорогие вещи!!!
Правда, окно открыто, а на дереве, на тонкой веточке висела девчачья сумка.
- Сашенька, что делать? Не оставлять же её так?
Кто-то предложил вызвать МЧС. Ему ответили, что тут нужны только международные миротворцы, больше никто не поможет.
Ну всё, народу дали новую тему для трёпа.
Недолго думая, я ринулся вниз. И снова выскочил на улицу раздетым, вызвав настоящую бурю негодования у старушки-гардеробщицы.
Так. Значит, сумка, говорите. На самом верху, третий этаж, кстати.
Эх, вспомним детство золотое!
Сняв пиджак, и поплевав на руки, я в одной рубашке быстро взобрался почти до самого места. Осмотрелся, отдышался. Из окон торчали рожи дорогих одноклассников. И Алька смотрела… С восхищением смотрела, стопудово!
Дальше шли ветки гораздо тоньше. Но надо лезть, надо достать эту сумку противную! Эх, подцепить бы её чем-нибудь, прутиком хотя бы. Я глянул вниз. Спуститься за палкой? Нет, только терять время. И задубел основательно.
…Как в замедленном кино: я ломаю прутик, цепляю сумку, страшный треск, меня неумолимо тащит вниз, всё быстрей и быстрей, из окон слышен истошный визг, страшный удар по голове, по всему телу, нечем дышать…
- *** -
Куда-то везут, что-то спрашивают, что-то со мной делают, а мне совершенно по барабану. Ничего не понимаю, ничего не помню.
Больница. Палата. И ежу понятно: казённый потолок, не наш, совершенно чужой запах, скрипучая казённая кровать. И грубые мужские голоса, на все лады проклинающие врачей, медсестёр, и всех медиков, до министра. Кажется, мелькнуло даже имя Ларисы Викторовны.
Я застонал. Это что, я к маме в больницу попал? В её отделение? Вот счастье-то привалило!
Трое мужиков разом повернулись ко мне:
- А, очнулся, герой! Как оно ничего?
- Где я?
- Понятно где. В областной больнице, - отвечал щупленький бородатый дед. – Вчера операцию тебе сделали вечером, привезли, вот. А больше ничего не знаем. Как звать-то хоть?
Я часто – часто заморгал.
- А что со мной было?
- Это у тебя надо спросить, дорогой. Доктора шибко интересуются. И менты тоже, заходил вчера один.
- Менты? – Я даже подскочил, но острая боль во всём теле пронзила насквозь. И левая нога не двинулась, будто кто-то её крепко держит.
- Не дёргайся! – приказал старик, - Тебя привязали.
И правда, левая нога, привязанная к сложной конструкции, не двигалась совершенно. И жутко болела. Это называется вытяжение, вдруг вспомнился мне медицинский термин, который не предвещал ничего хорошего в ближайшие дни, только бесконечное возлежание, и днём и ночью. Кажется, в ногу, прямо через кость пропускают штырь, за который через сложную систему блоков цепляют солидные грузы.
Во влип!
Пришедшая вечером мама, подтвердила, что я правда влип, и крепко весьма. Пошли ахи, охи, причитания, казалось, им не будет конца. Я уж боялся, что она расплачется. Это моя мама, Лариса Викторовна, «железная леди»! Готова расплакаться!
Мне стало неловко. Да что там неловко, стыдно! Откровенно стыдно!
- Ну скажи, скажи же наконец, что с тобой произошло, горюшко ты моё? Под машину попал? Номер её запомнил? Марку? Цвет? Кто с тобой был рядом? Максим? Я ничего не поняла.
- Упал на физкультуре, поскользнулся, - я отвернулся к стенке, как мог.
- Не ври! – прикрикнула она, не боясь своих больных, - такие травмы бывают только при падении с большой высоты. Или от удара чем-то тяжёлым.
- А что, ребята не сказали?
- Не я тебя принимала. Дежурант тоже ничего не знает. Спросила для формальности. Меня не позвали. Уж я бы вытащила всё из них!
Я решил молчать. Алька не должна засветиться в этой истории.
- Ладно, - сказала мама решительно, вставая, - Я всё узнаю, рано или поздно. И виновные понесут суровое наказание, как говорится. Значит так, милок. Попался ты крепко, - теперь со мной говорила не мама, а травматолог Зверева Л.В, - 2 недели на вытяжении гарантирую, потом посмотрим. Сделали первичную хирургическую обработку раны, экстренную операцию, прошла успешно. За твоё состояние не волнуюсь, хотя лечиться тебе ещё и лечиться. Многооскольчатый внутрисуставной перелом голеностопа со смещением. Очень сложный. Так что лежи и не рыпайся.
Мама сыпала медицинскими терминами, зная, что я понимаю, о чём речь.
Я и понимал. И мне становилось мрачно. Диагноз и впрямь не шуточный. Если бы этот диагноз и анамнез адресовался больному К, или больной П, то мне как-то по барабану. Ну посочувствовал бы ребятам, мол надо быть аккуратнее в следующий раз.
Но сейчас это всё у меня, у больного А, или З, как хотите. От перемены букв ничего не меняется. Можно даже полностью фамилию назвать, чего стесняться-то? Больной Саша Зверев, 16 с половиной лет. Многооскольчатый внутрисуставной перелом левого голеностопного сустава. И одновременно – вышибание последних мозгов.
Вот только перелом больного З мне как-то ближе, роднее перелома больного К.
- Ты меня слышишь? - донёсся до меня мамин голос, - Если узнаю, что ты не выполняешь предписания врача…
- То есть, не ты меня взяла, - более идиотского вопроса я не нашёл.
- Нет, конечно. Не велика цаца.
- А кто? – у меня вырвалось какое-то жалкое блеяние вместо вопроса.
- Ирина Сергеевна.
Мама дорогая! Кажется, более злобного и въедливого врача, чем эта сухая старушенция, нет не только в отделении, но и во всей больнице. Слышал много раз, как родители чихвостили её действия, её отношение к больным и родственникам.
- А если я попрошу другого врача? Имею право!
Со словами «умный шибко», мама вышла, оставив мужиков в полной растерянности, а меня – в глубоком депрессняке.
Только через полчаса, примерно, они спросили, кто она мне. Я не стал скрывать.
- Ну ты действительно встрял! – сказал молодой парень, с перевязанной рукой. – Взгреет тебя мамаша, тут же взгреет, как выздоровеешь. Мало не покажется, гарантирую.
Ёлки зелёные!!! И без того хреново, так ещё и лезут всякие!!!
- А тебя не взгреют? - взорвался я, - За пивом вышел, понимаешь. На полчасика, на полчасика! Уже почти месяц эти полчасика тянутся!
Я уже знал в подробностях, что случилось с каждым из моих товарищей по несчастью. Этот МЧ действительно, вышел за пивом в 2 часа ночи, и попал под машину на пустынной улице. Как такое получилось? Никто не понимает, даже он. Он вообще ничего не помнил, так сам и рассказывал со смехом.
Другой, кузнец, получил производственную травму. Совсем недавно, ещё от шока не отошёл. Смотрит на замотанный обрубыш руки, и плачет, не стесняясь мужиков.
Третий… Да не важно. Всех привела сюда какая-то трагедия, какое-то нелепое происшествие с печальным концом. Можно было бы и избежать этого, но… Кто бы знал, верно?
Вечером пришёл отец, усиленно толкаемый мамой.
- Вот, полюбуйтесь, Василий Григорьевич на героя!
Тот ответил с поразительным спокойствием:
- Ну а что? Ничего страшного не вижу. Перелом средней тяжести. Вытяжение сделано грамотно, назначения правильные. Всё нормально. Парень молодой, здоровый. Выживет.
Мама просто взорвалась:
- Да ты понимаешь, что говоришь? Это же не просто больной, это твой сын! И он не хочет говорить, что с ним случилось.
- Да какая разница, мам… - начал было я, но затух под её грозным взглядом.
- Ну раз не хочет, значит, есть на то причины, - протянул отец.
Она тут же набросилась на него.
- Знаешь что? Если тебе безразлична судьба своего сына, то так и говори. А если он попался в лапы банды какой-нибудь, вдруг его лупили толпой? Саша, что же на самом деле произошло? – она просто вонзила в меня свой жгучий взгляд.
- Ничего страшного, мама, поверь мне. – Этот допрос уже стал меня раздражать, - никакой банды. Шел, упал, потерял сознание, закрытый перелом, очнулся – гипс. Пап, а ты меня не возьмёшь?
Ответила мама, фыркнув:
- Вот ещё! Слишком многого хочешь!
Отец тихо заметил, уходя:
- А может, это любовь? Неразделённая любовь? Пацану-то сколько лет?
На что мама фыркнула ещё раз, гораздо презрительней.
- *** -
И потекли они, однообразные больничные дни, которые ничем не отличались друг от друга. Что будни, что выходные. Я откровенно скучал. Уже перечитал все газеты, все книги. Рассказал все анекдоты, которые знал, и почему-то они оказались несмешными.
С какой-то непонятной надеждой ждал воскресенья. Может, ко мне придут из школы.
И воскресенье пришло. Ко мне. Из школы. Но совсем не те, кого я ждал.
На пороге появились Алла Евгеньевна вместе с Егором Ореховым и Настей Мазур – самыми тихими, самыми затюканными существами в классе. И какой леший их принёс сюда? Особо тёплых чувств я не испытывал, ни к ней ни к нему. Думаю – и они отвечали мне взаимностью.
- Зверев, ты всех нас напугал, - тут же начала классная, не успев поздороваться, - Такого ЧП ещё не было в истории школы. Мы так и не выяснили, что же произошло на самом деле.
- А я думал, вы спросите для начала, что за здание виднеется из окна, - усмехнулся я.
- Отвечай на поставленный вопрос. Это очень важно для меня. И прекрати паясничать! У нас не так много времени.
- А у меня – вагон! И мне совсем параллельно, что же со мной произошло. Важен итог. А вот итог печален, что верно, то верно, - с сожалением вздохнул я.
Ребята встали у спинки кровати, украдкой бросая взгляды на конструкцию. Зрелище, конечно, не для слабонервных. Вот они и оказались теми, для кого это зрелище не предназначено. Егор посмотрел на меня расширенными глазами, прошептал одними губами: «тебе не больно?»
Классная не обратила ни малейшего внимания на спицу, пронзившую мою несчастную ногу, села на стул рядом. Хоть не оперлась на дугу, и на том спасибо! Пристально посмотрев мне в глаза, спросила как можно мягче:
- Саша, Саша! Ну почему ты такой упрямый? Неужели так трудно рассказать, что в действительности произошло?
- Трудно, Алла Евгеньевна, ох как трудно…
- Кого ты покрываешь? Сомову? Я поняла, что всё случилось из-за её сумки, так?
- Может быть… Я не помню.
- Неправда! Ты не так сильно пострадал, должен был помнить.
- Должен был… Но не помню.
Я снова, в который уж раз выдал про ларёк, про пироженные.
- А зачем тебя понесло в ларёк? За пивом?
- За пи-ро-же-ны-ми! Всего лишь! Захотелось нашим девочкам трубочек, вот и всё! Я и побежал. Я джентлмен, или где?
Похоже, пасьянс Аллы начал складываться. Она долго молчала, шечелила губами зачем-то
- Да вы не беспокойтесь, - вставил дед, - Хороший мальчик, смирный. Он и мухи не обидит!
Классная только отмахнулась от него.
И тут неожиданно подала голос Настя:
- Алла Евгеньевна! Не сходится немного.
- Что не сходится?
- Он говорит, что упал на спортивном городке, да?
- Ну да.
- А нашли его под тополем, совсем в другой стороне! Как такое могло получиться?Да и на улицу можно пройти не через городок.
- Действительно, как? – классная в момент похмурела, - Как ты это объяснишь?
А никак! Я сделал вид, что меня кольнуло, и вдруг стало очень больно. Посетители тут же забегали. Алла вскочила, зачем-то начала поправлять простыню, Настя побежала искать врача, но вернулась одна. Егор растерянно и бестолково продолжал торчать у кровати, разевая рот, как рыба.
В конце концов, эта троица слиняла. Мужики давай гоготать, как я ловко их прогнал. Даже они поняли, как мне не хотелось их видеть.
Да, участие в постановке принесло свои плоды.
Вот только слишком дорого далось мне это шоу. Я настолько поверил, что заболела нога, что мне действительно пришлось ставить обезболивающий укол.
Мне, наконец, стало понятно, почему Настя Мазур - самая затюканная девчонка в классе. Оказывается, я долго и напрасно думал об этом, как будто мне больше заняться нечем.
А действительно, почему? Почему в общем-то красивая, неполная девчонка, далеко не уродина, стала изгоем?
Ну, с Ореховым всё понятно. Маленький, пухленькой, он не вызывал даже желания с ним заговорить, тем более - дружить. Достаточно пообщаться минут десять, и он станет понятен, как дважды два. Собственно, дело не в низеньком росте. Слишком заносчивый, слишком открыто презирал остальных. И поставил он себя таким с самого 1-го класса… как-то не так. И не меняется с тех пор.
А вот Настя после сегодняшнего разговора стала мне куда понятнее… И я уже не удивился, вспомнив пакость, которую она сделала всем нам перед новым годом, перед выступлением.
Впрочем, о ней я и не думал. Гораздо больше меня занимало моё положение. Поневоле я поддался общему совершенно негативному настрою, царящему в палате. Уже неделя непрерывного возлежания заставила меня думать, что положение моё в натуре безнадёга, нога никогда не выздоровеет, и я обречён всю жизнь ходить на костылях.
- *** -
Наконец-то проявился Макс. Я ждал его в первое же воскресение, но он чего-то припозднился. Заявился в конце недели, под вечер, под самый конец посещения родственниками.
Я так и понял, что должен был выплыть именно Цыкденов, потому что дежурная медсестра предупредила, что ко мне идут.
- Молодой человек с приятным голосом, - подчеркнула она, и непонятно, радостно ей от этого, или печально.
- Случайно не бурят?
- Не знаю, позвонил с приёмника, не сказал, кто по национальности.
Понятно. Мужикам я тут же сказал:
- Спорим, он войдёт, и первым делом скажет, что я влип.
И принял более страдальческий вид.
Через минуту и впрямь ввалился Цыкденов, собственной персоной, с кучей пакетов, в медицинском халате, в тапочках. Я тут же припомнил – Алла Евгеньевна приплыла без сменки, и свита её – тоже.
Бурят быстро оценил обстановку, почтительно со всеми поздоровался, направился в мой угол, бухнул пакеты на тумбочку, пристально посмотрел на меня, и выдал:
- Ну ты, братила, влип! По самые уши!
От раскатов смеха, казалось, лопнут стёкла. Вся палата, все четверо мужиков, изголодавшихся по свежим впечатлениям, минут 5 не могли успокоиться.
Макс загрузился конкретно, смотрел то на меня, то на остальных. И ничего не понял. Понял только одно - он сказал что-то смешное, но что же смешного он сказал – он не понял, потому как ничего смешного он как раз и не говорил.
Я объяснил ему – что почём, и он немного расслабился.
- Да уж! – вставил новенький парень, - веселуха что надо! Особенно как придёт вечерняя королева с каталкой, то-то повеселимся!
- Ты в больнице, или где? – осадил его дед Сан-Паулыч.
Ну, понеслась! Это надолго!
- Как дела? Что нового? Как школа? – спросил я тихо Макса.
- Да всё так же. Стоит школа, что с ней станется? Ты скажи лучше, надолго тут?
- Не знаю. Недели 3-4, потом ещё дома сидеть, долечиваться.
- Да, старик, ты действительно влип. Хочешь – смейся, хочешь – нет. Много пропустишь.
- Вот об этом я меньше всего думаю!
- Зря! Выпуск скоро. Нам об этом чуть ли не каждый день теперича трындят! Надоело уже по самое «не хочу».
- А мне не говорят.
- Я тут тебе учебники принёс, самые нужные. Завтра ещё принесу.
- Забери!
- Почему? – искренне удивился он.
- Выкину. Всё равно мне ничего не лезет в башку.
- А чем тут ещё заниматься? Нога болит? Нет! Голова болит? Нет! Лежи да читай, одно удовольствие! Если что непонятно, скажи, я объясню.
- Ой, мужик, какой ты нудный! Одна учёба на уме!
Он посмотрел на меня, как на ненормального.
- У человека трагедия, а к нему с учёбой лезут!
- У кого трагедия? У тебя что ли? – усмехнулся он.
- Ну не у тебя же, надеюсь!
- Саша, если ты о Аль… О всем известной особе, то забудь! Она даже не вспомнила о тебе. Ни разу! Так что рисковал ты зря, ничего не добился. А уж её расположения – тем более. Только себе навредил.
Сказал - как отрезал!
- Я даже спросил её, мол чего не спрашиваешь о Саше. Она посмеялась только. Сказала, главное – он жив, и ладно. Я ей говорю, что он полез на дерево за сумкой твоей подруги. А она только фыркнула, его, мол никто не просил!
Меня всего передёрнуло:
- А тебя просили? Кто тебя за язык тянул? Простой, как три рубля!
- А чего? – простодушно улыбнулся он, - Я же вижу, как ты по ней сохнешь, и как она плюёт на тебя! Надо же как-то помочь вам разобраться!
- Вот можно, как-нибудь сам разберусь, ага?
- Да я что, я ничего… хотел как лучше…
- А получилось как всегда, - вставил я известный оборот известного политика.
Как ни странно, подкованный во всех отношениях Макс не нашёл нужных слов и замолчал.
Где-то далеко по радио пробило 7 часов. Цыкденов встрепенулся – пора, мол, уходить.
Я махнул рукой:
- Не парься! Оставайся ещё, никто ничего не заметит. Тут полный бардак, особенно по вечерам.
Макс замялся.
- Иди, сынок, иди! – по-отечески сказал дед, - Сегодня королевишна дежурит, лучше ей на глаза не попадаться.
Ой, и правда! Я совсем забыл, что сегодня дежурит наша лечащий врач. Суровая женщина, однако. Она не ленится пройтись по палатам, выгнать всех посторонних, когда наступает срок. И ещё раз пройтись, выключить свет, когда наступает срок этому торжественному событию.
- Ты только не гони её сюда кнутом, - крикнул я напоследок, - Не говори, что я её жду. Догадается – сама придёт, не догадается…
Он понял – про кого я, заверил:
- Не придёт! Стопудово! Тут какая-то попса приезжает, «Фабрика звёзд», или ещё какая-то дурь. Билеты дорогущие. Она собирается, 2 недели только и трындит об этом. И не только из-за концерта. Вся загадочная стала, прям куда деваться! Ладно, всё. Я побежал.
Супер-порядочный Макс в 2 минуты испарился из палаты, а в 5 минут – вообще из больницы.
Я загрузился, хотя старался не показать виду.
После его ухода дед (Сан-Паулыч, или Александр Павлович) на правах старожила, и единственного ходячего больного в палате, решил устроить мне форменный допрос. Хитро прищурясь, спросил тихо, мол, что это за особа, из-за которой у меня всё получилось, и что это – всё, которое получилось.
Я опешил.
Тут же поддержал его молодой, попросил рассказать мой «анамнезис морби». Ещё один любитель медицинских терминов объявился! Думает, запугал меня!
- Я же говорил, - начал я уверенно, - побежал девчонкам за пирожными, поскользнулся, и всё! Закрытый перелом, гипс, палата.
- Это мы уже слышали, - перебил меня Сан-Паулыч, - А по правде?
А по правде? А что по правде? По правде получилась глупая история влюблённого недоумка, который не замечает, как его используют на все сто, как издеваются над ним, открыто смеются.
Странно, что я только сейчас, в больнице понял это.
Мужикам я ничего не сказал. Вообще. Весь вечер молчал. Мужики тык-мык, попрыгали возле меня, и тоже замолчали.
И даже когда дежурная медсестра сказала, что завтра мне сделают рентген, чего я очень ждал, и даже тогда я не проронил ни слова.
Завтра покажет.
- *** -
Завтра показало кукиш, большой и лохматый. Мне приказали снова лежать.
Я начал было выступать, кричать, что у меня ничего не болит, но Ирина Сергеевна быстро осадила меня.
- Радуйся, что не надо оперировать! Обошлись вытяжением, - проговорила неожиданно бойким голосом.
- Да лучше бы операция! Сразу можно встать.
- Вы уверены, молодой человек? – усмехнулась она.
- Да стопудово! Вон, дед (не Сан-Паулыч, другой) дня 3 полежал на вытяжении, потом его прооперировали, и он ушёл, не вернулся к нам.
- А вы знаете, куда он ушёл? А? Так-то! Поменьше болтай! Лучше учебники читай. Тебе принесли? Я матери скажу.
Услышав это, Сан-Паулыч тяжело вздохнул и сел в глубокой задумчивости.
- Хорошо, - сказал я мирно, - только скажите, Ирина Сергеевна. После выписки я смогу танцевать в балете?
- Конечно, сможешь, какой вопрос.
- Странно. До этого вообще не умел танцевать, а теперь смогу. Да вы волшебница, Ирина Сергеевна!
Снова смех. Врач лишь головой покачала:
- Тебе всё хиханьки! Всё скажу матери, пусть она с тобой нянькается! У меня тут не детский сад!
- Как ты её! – высказался молчун, когда она вышла, - Правильно! А то ходит тут такая, пальцы гнёт. А сама-то кто?
- Заткнись! – вдруг вступился за неё дед, - нифига не знаешь, вот и помалкивай!
- А чего я не знаю?
- А того! Какая у неё жизнь непростая.
- Э! У кого она простая, жизнь эта поганая?
- Дурак ты! Тебя вытащили с того света, Ирина же вытащила! Думаешь, я не знаю, сколько времени она провела в реанимации с тобой? И мать его, - он кивнул в мою сторону, – и другие врачи! Тебя же по кусочкам собрали, натурально! И мы ещё недовольны после этого! На жизнь жалуемся!
Тот затух. Не знаю, уснул ли, но замолчал. Надолго.
Я полюбопытствовал, что такого стряслось с Ириной, но Сан-Паулыч ничего не сказал, а только по-отечески стал утешать меня:
- А ты, Санёк, не дрейфь! Встанешь. Ну подумаешь, денёк раньше, денёк позже. Какая разница?
Да, разницы, действительно, никакой. За малым исключением. Я уже месяц не могу позвонить Вике. Какой там месяц! Больше! Всё больше мне хотелось услышать её голос.
Тем более что мне надо не просто позвонить ей.
И надо, просто позарез надо сказать ей несколько слов, и боязно одновременно. И хорошо, что я в больнице, можно вполне законно ограничиться телефоном. А то при встрече не знаю, смог бы я сказать ей эту вещь. Скорей всего – промолчал бы.
Конечно, можно и с сотика позвонить на городской, но мне не хотелось лишних ушей.
- *** -
- Зверев, к тебе идут!
Ой, ну кто там ещё! В воскресенье, в такую рань! Мама что ли? Не должна, у неё нет сегодня дежурства. Сестра? Она никогда так рано не встаёт, тем более – в выходной.
И вообще, она тут ни разу не появлялась. И похоже, не собирается.
А дед тут же, рад стараться - бухнул мне на лицо мокрое полотенце.
Вот спасибо, догадался! Вот услужил!
Ещё не совсем проснувшись, я увидел… и не поверил своим глазам. Но именно так. Передо мной стояла Олеська Сухотина! Настоящая Сухотина! Одна, без Альки!
- Картина Репина «Не ждали»! – приветствовал я её, - Ничего, что я лежу при даме? Предложил бы сесть, но стула не ощущаю.
Стул тут же появился, стараниями Сан-Паулыча.
- Ты не рад меня видеть? – тихо спросила она. Вот это голосок! И куда только делась её нахрапистость?
- Почему? Очень рад. Правда! Но предупреждаю сразу: я действительно влип, и очень хорошо влип. И второе – мне не больно, ногу не тянет.
Она часто-часто заморгала, и я поспешил объяснить, как же достали меня этими темами. Каждый говорит. Вот я и действую на упреждение.
Она села, разложила подарки. И замолчала. И я – тоже. О чём говорить? Опять пойдут банальности – о школе, о ЕГЭ, о больнице и моём положении. Секретничать с ней не хотелось, не в таких мы близких отношениях.
Но где-то в глубине мне стало очень приятно. Пусть даже она сидит молча, но пришла же!
- Ты мне не веришь? Я правда рад тебя видеть. Так неожиданно! Я ждал Альку, и не думал, что ты решишься придти.
- Она не придёт.
- Не придёт?
Чему я удивляюсь?!
- Точно. И мне не советовала.
- Крови боится. И стонов.
- Нифига!!
- Тогда чего же?
- Дура она набитая. Вот что!
- То есть?
- А вот то и есть. А ты ждёшь её? Втюрился что ль? Тоже дурак. Нашёл, в кого.
- Ого ты о лучшей подруге! Вы поссорились?
- И на всю жизнь. Это же она кинула мою сумку на дерево.
- Сказала, что пацаны.
- Врёт! Хотела, типа, посмотреть, есть ли у нас в классе джентльмены. А точнее – поржать – какие вы все лохи, вас только пальцем помани – и понесётесь табуном в любое место, куда прикажешь!
- Чего ж она свою сумку не кинула?
- А ты спроси!
- А вот джентльменов в классе не оказалось, жалко, да? – протянул я с досадой, - Зато нашёлся тот самый лох. Попёрся подвиг совершать, ничего не обещая взамен.
Олеська помолчала, потом с трудом сказала:
- Ты не лох. Ты единственный из пацанов сделал правильно.
- Да ну!
- Ну да! Именно это я и хотела сказать. Если хочешь знать, Алька не ожидала такого от тебя.
- Да ну! – повторил я.
- Ну да! Она не думала, что ты полезешь. И я – тоже. Никто не думал.
Тут я сделал гениальное открытие:
- Значит, весь класс принимал меня за дурака, все 11 лет? Да? Классно!
Сухотина только передёрнула плечами. Непонятно - да, или нет.
- А чего это Алька не велела тебе идти сюда?
- Ну, не велела, и всё.
- Ты ей чем-то обязана что ли? Чего она тобой командует?
Олеська замялась, замолчала.
- Знаешь, наши отношения с Алькой касаются только нас. Я сама как-нибудь разберусь, ладно?
- Да не вопрос. Какие проблемы! Я ещё в девчачьих отношениях не копался!
А дальше я узнал, что Алька вообще не представляла, чем кончится эта авантюра, как и кто будет снимать сумку эту дурацкую. Ей говорили, что ветки мелкие, что выдержут не больше кошки, высоко, но… Сомова никого не слушала.
Ну вообще замечательно!
- Скажи Альке, что она ничем не лучше других. Не желает задружить со мной – ну и ладно, её проблемы. И пусть будет попроще, тогда люди к ней потянутся. И пацаны - тоже. Вот останется одна, в старых девах, что делать будет?
- Зверев, ты что-то того, не по теме пошёл! Совсем уже тут рехнулся? Вот сам ей это всё и скажи!
- Да сказал бы, так не приходит. Слишком гордые мы, только здоровых принимаем за людей. А инвалиды и прочие хиляки нафиг нам сдались! Дураки они реальные, чего на них время терять!
- Сотики существуют на свете. И смски, накрайняк.
- Смску в лом набирать, - деланно простонал я.
Сухотина быстро засобиралась.
- Олесенька, не обижайся, - сказал я уже помягче, - Всё это сказано не тебе, а Сомовой. Ты-то сама нормальный человечек, хороший.
Она что-то пробубнила в ответ, исчезла.
- *** -
И вот, настал день, когда мне разрешили встать. Без всяких предисловий, без торжественных речей и оркестра выдернули ставший уже родным штырь из ноги, надели гипс, дали костыли и сказали: «шуруй!»
Легко сказать! Я даже встать не мог. Даже сидел с большим трудом, держась за спинку кровати. В голове мощный маховик закрутился после 3-недельного возлежания.
И всё-таки я встал. И наконец-то смог оглядеть палату с высоты своего прямо скажем, немаленького роста.
Дед Сан-Паулыч охнул:
- Ну и жердь ты, Саня! Каланча! А худущий! Страх божий! Короче, летом едешь в деревню к моим сватьям, на откорм! Со мной. Понял? И никакие отмазки не принимаются!
- Быстро же ты выучил наш язык, - усмехнулся я.
- А то! Ты не смотри, что я на вид старый. Я ещё о-го-го! Молодого заткну за пояс!
- Ну начал хвастать! – проворчал молчун.
Я наконец рассмотрел его. Мужик средних лет, щупленький, плешивый немного, никак не смахивает на крутого начальника. А послушать - так сама крутизна! Дай ему лучшие лекарства, деньги для него не имеют значения, принеси то, отнеси это… Даже нас достал, а уж про санитарок вообще молчу.
А мы так и не знаем, как его зовут, чем занимается.
Дед с утра в хорошем настроении. Ещё бы, выписывается сегодня. Радостно бегает по отделению, прощается со всеми.
Его радость невольно передалась и мне. И хотя меня не выписывают, до этого далеко, всё равно на душе стало светлее. Причём с самого утра, когда я не знал, что меня поднимут.
Я сижу, держась за спинку кровати, немного пошатываюсь, смотрю, как радостно, суетится Сан-Паулыч, что-то напевая. Я за него радуюсь, и меня самого распирает. Могу пойти куда хочу, когда хочу. Так мало надо человеку для счастья! Здоровье, всего лишь! Нафиг богатство, деньги, слава, если он доходяга, одной ногой в могиле уже!
Мы не ценим здоровье. Я же сам смеялся одним из первых, когда в класс пришёл какой-то профессор и начал нудно гундосить, что курить вредно, пить вредно, колоться и дышать всякой дурью вредно, ни к чему хорошему сие деяния не приведут. Слишком ранние половые связи вредны. Слишком много смотреть телевизор, особенно по ночам – вредно, и для глаз, и для психики. Даже долгое сидение за компьютером тоже вредно (этого я вообще не ожидал).
Класс его поднял на смех. Я при всех сделал вывод, что жить вообще вредно. И выдал с пафосом: «Друзья, давайте все умрём! Ведь всё равно мы все там будем!»
Получился большой скандал. Сам директор мне популярно разъяснил, что это был один из светил медицины нашего города, учёный мирового уровня, зав кафедрой в мединституте, и для лицея большая честь принимать его. А мы устроили натуральный цирк перед ним.
Постепенно разговоры затихли, но след до сих пор остался у всех, кто был на том уроке.
И вот теперь, на больничной койке я понимаю, как глубоко был прав этот профессор. Чисто по-житейски. Действительно, намного проще и дешевле предупредить болезнь, чем её лечить.
То есть, по его логике, мне не следовало было лезть на дерево, тогда бы всей этой комедии не было бы. Так? Похоже, так.
Ох, профессор, милый профессор! Поговорить бы с вами хоть немного! Один вопросик задать, всего одни. Где, скажите, место Альке в вашей теории? Неужели она недостойна того, чтобы ради неё делать всякие безумия, рисковать, драться на дуэлях?
И тут будто колокол в голове пробил: нет, не достойна! И вся эта моя затея насчёт сумки – авантюра, ещё похлеще Алькиной. Но понял я это слишком поздно. Да и смог бы понять настоящую сущность Алевтины Сомовой без того дерева, без больничной койки?
- Ну так что, Палыч, уходишь? – спросил кто-то, едва скрывая тоску в голосе.
- А чего я тут забыл?
- Так всё же где ты работаешь? И кем? Так и не сказал.
- Ха! Не надейтесь!
И вышел бодрой прыгающей походкой. А ведь он тоже ногу ломал! Не так тяжело как я, но ломал!
- *** -
Думал, что сразу же, как встану, легко смогу дойти до телефона и позвонить. Куда там! Ни в тот день, ни в следующий я не смог даже выйти из палаты. Маховик в голове вертелся на полных оборотах, ноги подкашивались. Я ползал по стенке, натурально как какая-то осенняя муха. Незабываемое зрелище – тощий высокий пацан, с руками-ногами на месте, с трудом ползает по стеночке.
То есть я остался пленником палаты, хоть и на ногах. От этого стало ещё мрачнее. Я не привязан, ноги, пусть не так хорошо, но работают, но… не могу далеко пойти!
Тем более что в палате произошли серьёзные изменения. Сан-Паулыч, самый добрый и общительный человек, ушёл. Молодой тут же врубил тюремный музон. Молчун немедленно высказал своё недовольство, в весьма красочных выражениях. И покрепче звучало, чем при Сан-Паулыче. Уж не знаю, чем он останавливал их, но всё-таки при нём мужики ругались меньше.
Я остался единственным «ходячим» больным в палате. И началась веселуха! «Подай, принеси, сбегай за сестрой». Я понимаю – они привязаны, но я-то тоже не полностью здоров.
Ещё и новенького привезли, сразу после экстренной операции. Вот нытик так нытик! Я ещё не слышал таких причитаний, даже от девчонок, даже от сеструхи. А ему всё не так – то в палате душно, то холодно, то еда плохая, то ещё что не так…
Я стиснул зубы, и всё-таки добрался! Дошёл до ординаторской, в вечер маминого дежурства. Нелегко это далось, очень нелегко - и проход, и главное – объяснялки с мамой. Как всегда – куча вопросов - что да как да зачем?
А я что скажу? Откуда я знаю, что да зачем? Знаю, что очень надо позвонить. И к тому же, ходить в моём положении полезно.
- Ладно! – махнула она рукой, уходя, - Дождись меня, не оставляй кабинет.
Я набрал уже подзабытые цифры.
И мысленно послал длинным гудкам волну радости и доброты.
- Привет, Вика! – начал я. Не радостно (как хотел), а как-то уж слишком буднично (а вот это получилось случайно, и не предусмотрено замыслом).
- Привет, Саша, рада тебя слышать. Ты чего-то меня забыл? Или тоже…?
- Что тоже?
- Ну тоже решил больше не…
- Как тот Саша? Как его? Ну вот ещё! Он что, главный пример для подражания?
- Нет конечно, но как-то… Классическое развитие сюжета. Узнал мою тайну, убежал, потом сказал, что придёшь, и всё! Как в воду канул!
Я молчал. Пусть выговорится. Она не ругалась, нет. Всего лишь ждала ответа на весьма серьёзные претензии.
- Я уж тебе домой звонила. Лена сказала, что ты в больнице, что попал надолго. Я долго ждала звонка из больницы, целых 2 недели ждала.
- Я был на вытяжении всё это время, - тихо сказал я.
После долгой паузы донеслось испуганное:
- Что, так серьёзно? А Ленка ничего не сказала, говорит, вылечится, сам расскажет. Я и не думала, что так далеко дойдёт, до вытяжки.
- Хорошо, что до операции не дошло!
- Даже так? А что случилось? Если хочешь, конечно, рассказывать.
- А! Не делай добра, не получишь и зла. Одноклассница моя, оказывается, поставила ловушку на лохов. Ну вот, один лох нашёлся, не въехал сначала, потом въехал так, что мало не показалось.
- Это как?
Рассказывая, я напрягся – поверит Вика, не поверит? Неужели, как Алька, будет издеваться надо мной? Или заявит, что я и правда лох, так мне и надо, дураку.
Она тихо-тихо выдохнула в трубку «бедный».
Но я всё равно услышал.
И никак не отреагировал.
- Ладно, Вик… Викуленька, давай! Надо заканчивать. Надо же что-то оставить и на встречу. Вот приду скоро, и о чём мы будем говорить?
- Ой, нескоро ты придёшь! – протянула она, и тут же спешно добавила: - Нет, я тебя жду, всегда рада! Просто ты не сможешь так быстро придти. Могу сказать почему.
- И почему?
- Тебя ждёт месяц реабилитации на костылях. А на них шибко не разгонишься. Хорошо, если поставят аппарат Елизарова. Тогда попроще будет. Но не при всяком переломе можно его ставить.
- Что это за хрень?
- Не хрень! Хорошая конструкция, позволяет при переломах не обездвиживать ближайшие суставы. Кости срастаются быстрее.
- У тебя случайно там не открыт учебник по травматологии?
- Нет, - усмехнулась она, - по памяти сказала. Я же столько всего прочитала про переломы, про травмы, после того как…
- Эх, везёт же мне на медицину! – невольно вырвалось у меня.
И тут же пришлось выдать тайну про родителей. Хотя с чего это такая уж тайна? Просто не говорил ей раньше.
- Слушай, я ведь знаю твою маму, - услышал в ответ, - Очень хороший, душевный человек. Много сил потратила на меня, переживала. Да, правду говорят, наш город – большая деревня.
- Да, правда, деревня… Чего ж она тогда со мной…
- Чего?
- Да так, ничего. Мысли вслух.
Мы ещё немного поболтали о всякой всячине. Снова я собрался прощаться, но вспомнил: о самом – самом!
Как вспомнил, так вздрогнул. И во рту пересохло. Ну! Сейчас, или никогда!
- Вика, знаешь… Я давно хотел тебе сказать…ещё при встрече… Это очень очень важно для меня…
- Ой! Что такое? Ты меня пугаешь…
- Я сам боюсь того…
- Саш, не тяни, а? Уж не в любви ли хочешь признаться?
- Если бы! Ну, короче, помнишь историю, когда тебя давила машина?
- Какая машина?
- У тебя во дворе. Перед новым годом. В ноябре.
- Не поняла! Ты откуда знаешь? Тебя там, по-моему, не стояло!
Во рту вообще Сахара. И комок гуляет такой, что кажется, порвёт меня изнутри.
- Ещё как стояло! Я был в этой машине.
- Чего?
- Я был в этой машине, - повторил я более раздельно, - и всё видел, от начала до конца.
- Ничего умнее не мог придумать?
- Но это правда! – закричал я, вскочил с дивана, но тут же рухнул, застонав от боли. – Такими вещами не шутят, - добавил я уже тише. - Я знаю, кто это сделал, где живут они. А машина - «Тойота Королла» новая, серая, правый руль.
- И что дальше? – блёклым голосом спросила она.
- Значит, ты мне не веришь.
- Ну, допустим…
- Я тебе рассказывал об этом! Вспомни! Ты ещё обругала меня тогда. Откуда я мог знать?
- Сочинил. Вы же любите прихвастнуть перед девчонкой, хвосты распушить.
- Я не хвастал!
- А как это назвать иначе? Базаришь малознакомой девчонке о своих подвигах. Которые совсем тебя не красят! Не хвастался совсем, конечно же не хвастался!
- Я же не думал, что это ты!
- А если б знал, смолчал бы? Альке своей тоже рассказал, да?
- Вика!
- Что Вика?
- Знаешь, как мне сейчас хреново? А ещё более хреново носить это в себе. Мне советовали признаться тебе как можно быстрее, а я, будто специально, загремел сюда. Я бы сказал это раньше!
- В новогоднюю ночь? Подарочек такой, да? Получите, будьте счастливы! А скажи пожалуйста, давить немощного человека тебе не хреново было? О чём вы вообще думали тогда? Своими мозгами куриными, если они вообще у вас есть!
- Я был против, кричал, чтобы они прекратили. Но не я был за рулём.
- Посмотрите, какие мы благородные! Да вы там ржали, как лошади! Возражений чего-то я не слышала. Вам так было весело!
- Если хочешь знать, я с ними больше не общаюсь.
- Да? Рада слышать! А я думала, вы продолжили развлекаться. Нашли новую жертву, слепую девушку, например. Такую же беззащитную. Но у неё оказался парень, который просто накостылял всем вам как надо. Вот ты и попал в больницу. С дружками со своими в одной палате. А про сумку сочинил.
- Не, про сумку - правда…
- Да? Ладно, поверим. Какие-то намёки на благородство вам оставим! Чтоб не быть уж совсем безнадёжным.
- Ты в ментовку теперь заявишь? Новые подробности появились.
- Да я даже заявления не писала! Номера не запомнила, в марках машин не разбираюсь. Поняла, что иномарка, и всё. Так сколь их бегает по городу! Спи спокойно.
Прощаясь, я заверил её, что приду, даже на костылях. Она что-то фыркнула неопределённое в ответ, что-то типа – с какими глазами я появлюсь перед ней и мамой её.
… Кажется, мама снова долго выспрашивала меня, когда я приполз в палату, кажется, молодой снова крутил блатняк, кажется, я ничего ему не сказал, молча отвернулся к стенке, и кажется, его это очень удивило…
Не помню. Может, так оно и было, может и нет. Помню только, что нога снова жудко заболела, но я мужественно терпел, не просил обезболевающего укола.
- *** -
Наконец-то меня выписали, привезли домой. Спокойно и буднично, будто приехал я не из больницы, а из школы, как сыночек какого-нибудь богатого Буратинки.
Представляю, как я смотрелся со стороны: бледный, худой, с огромной дурой на левой ноге, ещё и на костылях прыгаю. Вообще!
Мама, ещё в больнице, быстро посмотрела, как на мне стоит аппарат Елизарова, сказала: «жить будешь, и даже с ногами», и отправила восвояси со словами «что б я тебя тут больше не видела».
А дома на меня набросилась Ленка. Кинулась на шею, чмокнула в щёку, вроде даже всплакнула.
- Да ладно! – проворчал я, не шибко строго, - подумаешь, событие – брат из больницы вернулся.
- Так брат же! Не чужой же человек! И долго его не было!
Она тут же соорудила на столе знатный обед, не забыв хвастануть, что готовила сама, всё, от и до. Ну-ну, так мы и поверили!
Я не стал острить, молча накинулся на первое.
- Ты ж никогда не любил рыбный суп, - ехидно спросила сеструха.
Я промычал что-то с набитым ртом. Вот егоза! Ну нисколько не измелилась!
- Чего не приходила?
- А чего я там не видала? Мама каждый вечер рассказывала о тебе. Я всё прекрасно представляла. Мне достаточно. Ты ж не соскучился, скажи честно!
- Ну… Может и соскучился!
- Врёшь же!
- А если не вру!
Так, легонько препираясь ни о чём, я постепенно оттаивал. Что ни говори, а дома лучше. Вот там, в больнице, знаешь, что идёшь на поправку, ничего страшного с тобой не сделают, а всё равно напрягаешься. И не помогало даже хорошее отношение медсестёр и Сан-Паулыча. Больница есть больница, и делать там нормальному челу, то есть мне, совершенно нечего.
А Елизаров умным мужиком оказался! Зауважал его! Такую штуку придумал, закачаешься! Вроде всего ничего – 3 кольца, спицы, а можно спокойно ходить, делать что хочешь.
Да, прямо скажем, ощущения не особо приятные. Таскаешь такую штуку на ноге, большую, тяжелую. Ещё заденешь – болит нога.
Но зато не лежишь в гипсе, прикованный к постели.
- Да, - вспомнила Ленка, - Папа опять улетел, куда-то по области. Ненадолго обещал. И Макс приходил несколько раз. Я его чаем поила.
- И что?
- Он мне понравился. Такой умный, спокойный. Рассудительный.
- Ну-ну…
- Что ну-ну?
- Уж не влюбилась ли ты в него?
- Вот ещё! А если и влюбилась, тебе-то что?
… Где-то дня через 3 после возвращения зазвонил телефон. Ленка с криком «папа, папа» подняла трубку.
Но это звонил не папа. Звонок предназначался мне. После него я весь вечер загадочно улыбался, а назавтра с утра рванул на улицу, несмотря на протесты мамы и Ленки.
- *** -
И вот я снова стою в комнате, где всё расставлено вдоль стен. Хозяйка смотрит на меня снизу, загадочно улыбается.
- Выздоровел? Всё нормально?
- Ну, если не считать этого, - я покосился на аппарат.
- Это пустяки, дело житейское! Проходи, садись.
- Да не знаю даже… Я вообще не понял, почему ты позвала в гости? Я бы на твоём месте, после таких признаний… не знаю, что бы сделал!
- Да садись! – она даже пристукнула кулачком по ручке коляски, - Мало ли что в жизни бывает! Все мы ошибаемся. Я вот тоже… ошиблась и вот… села.
Мама её мигом соорудила чай, вышла, прикрыв дверь: «Разговаривайте, детки, не буду мешать».
- Если тебе больно – не рассказывай, - тихо сказал я.
- Да ладно, всё уже прогорело. И твоё прогорело, что ты мне тогда наговорил. Всё прогорает медленным огнём…
- Из больницы наговорил?
- Из больницы.
- Я был дураком! Надо ж так лохануться!
- Да уж! Бессонную ночку ты мне обеспечил! А самое мрачное – я ведь тоже из-за машины пострадала. Так что тогда испугалась вдвойне.
Оказывается, она попала под машину, когда переходила улицу с односторонним движением. Машин не было. Она и пошла спокойно, не ожидая проблем.
А проблема явилась в виде огромного джипа, который на полной скорости нёсся против течения. Она не успела отскочить…
Всё просто, до омерзения просто!!! От такой простоты дрожь берёт.
- Его нашли – тихо говорила она, - а толку-то? Он оказался «новым русским» с квадратным затылком и лицом, не обезображенным интеллектом. Отмазался от суда, дал взятку. А нам с мамой кинул мизерную подачку, она тут же испарилась. На наркотики. Да! Были ужасные боли, ночами не спала, орала. И приходилось покупать наркотические анальгетики. Знаешь, что это такое?
Я кивнул. Слишком хорошо знаю, к счастью, от других.
- А когда переломы ног заросли, выяснилось, что я ходить не буду. Врачи не смогли справиться с переломом позвоночника. Уж не знаю, что да как, но четыре операции не помогли. Ну и вот… всё!
Я смотрел на Вику по-новому, ошалелыми глазами. Человек так спокойно говорит о такой трагедии! И говорит, будто случилось это не с ним, а с героем сериала. Русая, тонкая девчонка казалась мне Маресьевым, Гераклом!
А на вид и не скажешь! Не скажешь вообще, что у неё какие-то проблемы. Особенно, если показать только лицо. Симпатичная мордашка, глазёнки весело бегают туда-сюда. Голос звонкий, шутками сыпет постоянно. Загляденье, короче.
Классная девчонка!
- Я не виню наших врачей. Они сделали всё что могли.
- И когда это было?
- Года два назад, даже больше.
- И ты теперь одна, с мамой только?
- Ну… наверно. Одноклассники приходили сначала, потом бросили. Ну, из общества инвалидов иногда заглядывают, с праздниками поздравляют. Учителя на домашнем обучении.
Я только покачал головой. Она заметила это, улыбнулась:
- Да ладно! Всё не так уж плохо! У меня, вон, музыка есть, классика, барды. Пианино, играю много. Записи слушаю музыкальные. Интернет, там знакомые тоже есть, по сети общаемся. Всё отлично! Поиграть тебе что-нибудь? Хочешь? Классика интересна? Можешь ещё фотки мои посмотреть! Я, честно, не знаю, чем тебя занять, - смутилась она.
Я сглотнул слюну.
- Хочу сказать, объяснить, почему сбежал от тебя тогда… Попытаться…
- Давай не будем! Забудем, ладно? – карие глаза сильно просили, отказать им просто невозможно. – Ты извинишься, и решишь, что долг передо мной выполнил. И всё! Good bye, my love, good bue! – пропела она.
- Да не собираюсь я с тобой прощаться!
Она лишь загадочно улыбнулась.
Я обиделся:
- Не веришь, да? Не веришь?
Молчание.
- Только не сигай в окно, в доказательство, угу?
- Больно надо! Я лучше … Давай, я тебя в театр свожу, хочешь?
- В театр? Но я же… - она покосилась на кресло.
- Ничего!
- Да и ты… Не совсем в форме, мягко говоря…
Ой, я и забыл. Придётся подождать. Идея театра появилась совершенно спонтпнно, показалась поначалу бредовой, но потом – а почему бы и нет? И я тут же начал прикидывать, что да как сделать. Как будто завтра уже идти!
Но вот нога моя подкачала. И теперь когда Вика пойдёт в театр – неизвестно.
А Вика крикнула маму, и весело ей сказала, что Саша предлагает ей в театр сходить, и это просто здорово. И столько радости прозвучало в этих словах, столько надежды! Как теперь не пойти? Хоть через месяц, через два, но обязательно! Обязательно!
- А чего? Закажем такси. Кресло в проход поставишь, билетёры и зрители поймут, - улыбнулась мама.
- Значит, можно, да?
- Сходи, сходи конечно.
- Я тоже хочу. Очень. Вот снимут Саше аппарат, тогда и поговорим, - решила девчонка, и конкретно добавила: – В оперный хочу. На «Иоланту».
- Ну пройдём на «Иоланту», - неохотно согласился я.
- А чего без энтузиазма? Не любишь оперу?
- Да как-то…
- Понятно. Объясняю. Ничего смертельного там нет, а «Иоланта» - вполне нормально для первого знакомства с оперой. Короткая. Сюжет не загружастый. И мелодии симпатичные.Я тебе расскажу.
И она пропела:
- Чудный дар природы вечной,
Дар бесценный, дар святой!
В нём источник бесконечный
Наслажденья красотой!
Я вытаращил глаза:
- Ты что, наизусть её знаешь? Всю?
- Ну, не всю, но многое.
- Специально учила?
Она искренне рассмеялась:
- У тебя такой вид, типа куда я попал, и где мои вещи.
- Да нет… Это у тебя такой вид, мол что это за тип, который не разбирается в классике, и ещё смеет болтать со мной. И о чём тогда с ним говорить?
- Да ну! Брось! В мире есть ещё много замечательных вещей, не только классика.
Вошла Ольга Захаровна с подносом:
- Вот, ребятишки, попробуйте! Пирожки на скорую руку. Бабушки моей рецепт! Фирменный!
Пироги, и правда оказались замечательными. Вроде, обычные, с картошкой, но что-то в них было особенно вкусное. Что – я так и не смог понять.
- Мама так и не говорит рецепт теста, - «обиженно» надула губки девочка, - говорит, когда выйду замуж, это будет её свадебным подарком. Я уже 2 года в кресле, а она всё равно не говорит, – теперь уже обида прозвучала нешуточная.
- Ещё не вечер, доченька! Я сколько раз тебе говорила! Выйдешь замуж! За хорошего парня!
- Ну конечно! Вывезут меня замуж, это ближе к истине. Если найдётся псих… А если найдётся, я его сначала в психдиспансер отправлю за справкой!
- Вика! – мама её даже встала, - чего болтаешь!
- А что? – с вызовом глянула та.
Я тихо спросил:
- Неужели ничего нельзя сделать? А если в Москву податься?
- Что ты, сынок! – махнула рукой Ольга Захаровна, - К Москве не подступиться! Да, там есть какой-то институт. Они бы помогли, наверно. Но где взять столько денег?
Вика требовательно постучала по чашке:
- Мама, мы же договорились, хотя бы сегодня. Можно? У меня такое настроение! Хочется танцевать! – и она закружилась в коляске по комнате, едва не сбив столик с чаем.
- Осторожнее! – прикрикнула Ольга Захаровна, – Как маленькая!
- Знаете, Ольга Захаровна! – заговорила та восторженно, - вообще-то всё не так и плохо! Всё очень даже хорошо! Я жива, котелок варит, руки работают. Вот наберусь храбрости, и пойду в инвалидный спорт! Буду на колясках гоняться! Глядишь, и машину выиграю. Права получу, стану по городу рассекать, «Мерседесы» обгонять на инвалидной «Оке» своей. Обалдеют просто эти бритые затылки!
Ольга Захаровна только отмахнулась, и начала уносить посуду. Я бросился ей помочь, но она знаком велела сидеть.
Когда мама зашумела посудой на кухне, Вика тут же подъехала ко мне, как можно ближе, взяла мою руку и быстро зашептала с придыханием:
- Сашка! Сашка, слышишь? Ты меня не бросай? Угу?
- Да вроде, не собираюсь…
- Ты или ходи ко мне, или бросай немедля, сейчас же. Понятно? Решай! Пять минут на размышление. А уж если решил не бросать, потом не жалуйся, понятно? Но учти, пацаны обычно долго не выдерживают. Больно муторное это дело – возиться с такой, как я! Понял? Ну! Да или нет? Раз! Два! Три!
- Да! – выдохнул я.
Девчонка с заметным облегчением откинулась в коляске:
- Спасибо, Саша! Мне это так важно. Ты приходи почаще, нам не будет скучно. Отвечаю! Я много тебе расскажу. Я сильная, понимаешь? Я со многим могу справиться. Но только не с предательством того, кого считаешь лучшим другом! – последние слова прозвучали как-то зловеще.
Я заглянул ей в глаза, сначала несмело, потом - решительней:
- А… Что–то у тебя такое было?
- Потом. Потом расскажу. Может быть.
- Фотографии покажешь? – тихо спросил я после некоторой паузы.
- Нет! – как отрезала.
- Почему?
- Потому что на них не я. Тебе интересно смотреть чужую девчонку? Мне – нет.
Я не понял. А она пояснила с какой-то непонятной злобой:
- Та девчонка умерла. Жила как принцесса, не зная проблем. Нацепила розовые очки, и думала – всё зашибись, всё в ажуре. Так будет всегда. А жизнь – ШАРАХ! её по башке, да так, что мало не показалось. Вот она не выдержала, умерла. И фиг с ней! Так ей и надо! Невелика потеря!
Я вообще потерялся. Только шизы нам ещё не хватало! Совсем девочка с колёс съехала на своём кресле!
А из кухни раздался возмущённый голос:
- Девка! Чего болтаешь? Полотенцем пройдусь! Как у тебя только язык повернулся?
- Ну и пожалуйста, давай! Вперёд, на инвалидку! Ещё скажи – я не права!
- Конечно нет. Ещё чего выдумала! Депрессию разводить! А если он развернётся и уйдёт? Сама же плакать будешь!
- А вот не буду! Не буду!
- Не, надо за тебя конкретно браться! А то совсем зачахнешь в этой квартире, – сказал я решительно.
- Ну, попробуй! – сказала она уже по-женски кокетливо.
Я стал прощаться. В прихожей Ольга Захаровна смущённо улыбнулась:
- Ты уж прости нашу дурочку. Такая она взбалмошная. Набедокурит, а мне потом извиняется! Совсем характер испортился в этом кресле.
- *** -
Аппарат сняли, и я будто заново родился. Такая клёвая лёгкость в ногах! Я мог, казалось, обнять любого, даже незнакомого человека. Подхватил Ленку и начал вальс по комнате. Она заверещала, на шум пришла мама, но промолчала.
Удивительно, но назавтра я с радостью бежал в школу. С радостью! Соскучился по дорогим одноклассникам?
А ведь да, соскучился. На полном серьёзе!
Но первые же полчаса быстренько охладили мой пыл. Народ равнодушно смерил меня взглядом «привет, как нога?» и вернулся к своим баранам. Сомова уделила мне внимания чуть больше. Посмотрела на мою ногу. Попросила пройтись, повертеть ногой. Сказала «жить будешь», и снова уткнулась в каталог.
Я подвис.
- Алечка, ты ничего не хочешь мне сказать?
Она захлопала огромными ресницами:
- А чего ты хочешь от меня услышать?
- Ну там… Что-нибудь подобрее, чем «жить будешь». Неужели не соскучилась?
- Ну вот ещё – фыркнула она.
Так же фыркнула и Олеська.
- И вот вся благодарность за подвиг под названием «Спасение сумы прекрасной дамы во имя прекрасной дамы».
- А тебя просили спасать эту суму? Сам вызвался. А инициатива наказуема, правильно, Олесенька?
Я так и сел. Ну и о чём говорить с этой «прекрасной дамой»? No comments.
Рясовский выразил бурную радость по поводу воссоединения РБС.
- А то бурятская часть союза так страдала, так страдала! Что так долго отсутствует русская часть! Просто выразить невозможно всю глубину горя! - сделал он сочувственную мину.
- Почему Рясовский ещё жив? – задумчиво произнёс я в пространство.
- Потому что Рясовский непотопляем! – громко заявил он.
Я и не заметил, как мир вокруг меня постепенно сузился. Полная неожиданность. Мысли постоянно возвращались к Вике. Всё остальное оказалось таким несущественным! Мелкие людишки, мелкие темки для нудного обсасывания! Одна серая никчёмность!
Так я и сказал Максу, идя из школы – серая мелкая никчёмность. А ещё выпуск называемся!
Он усмехнулся:
- Только сейчас дошло? Наблюдательность у тебя, парень!
- Да нет, я раньше знал. Только всегда трудно снова и снова видеть доказательства этой никчёмности.
- Да ты философом стал в больнице своей!
- Да уж! Самое место там для философии!
Переменив тему, я сообщил Максу радостную весть, что он идёт в оперный, через неделю.
Он даже присвистнул: «Чего я там забыл?», и ещё больше присвистнул, когда я объяснил, что он позарез нужен как мужчина.
Он даже остановился, приложил ладонь к моему лбу, типа меряет температуру.
- Ты чё, опух? Нафига тебе эта благотворительность!
- Значит, нужна.
- Да, совсем тебя испортила болезнь. Мягкий ты стал. Сентиментальный. А нынче надо думать о чём? О ком? О себе, любимом. О себе не позаботишься – никто не позаботится.
- Ты это серьёзно?
- Вполне.
- Девчонка ужасно хочет посмотреть спектакль! Почему бы ей не помочь?
- Для этого есть соцзащита, другие органы. Мать, хотя бы. Она ж не одна живёт, с родителями. Вот пусть отец и носит её на руках! Интернет, накрайняк.
- У неё нет отца.
- Ну, брат тогда, сосед.
Такой реакции лучшего друга я совершенно не ожидал. Чего с ним стряслось?
Вечером, совсем поздно он всё же позвонил, и соизволил сообщить, что соблаговолит придти в театр, и даже съездить сначала за Викой.
Я ответил, что он молодец, что Родина не забудет его подвига. Вроде – расстались друзьями. Но всё равно, что-то неприятное осталось.
- *** -
Вика так и не поверила до конца, что действительно идёт в театр, и именно на «Иоланту». Что я всё организовал: такси, билеты, и даже группу поддержки.
Но когда мы с Максом возникли на пороге, не опоздав ни на минуту, ей поневоле пришлось поверить.
Но она, видимо, надеялась, - подготовилась. Перед нами сидела прекрасное создание в длинном чёрном красивом платье, с интересным вырезом, с красивой причёской на голове. Я глаз не мог оторвать от неё, и совсем перестал замечать коляску. Казалось, девочка просто сидит, сейчас легко встанет и пойдёт порхающим шагом.
Макс не мог скрыть удивления. Похоже, он ожидал нечто другое. Я тоже, признаться, не думал увидеть такую цветущую девчонку, совсем не похожую на инвалидку.
Вика критически оглядела нас, и, похоже, осталась довольна:
- Мам, глянь, какие у меня кавалеры сегодня! Настоящие джентльмены! Мне с ними совсем не стыдно будет!
- Да уж! – подхватила Ольга Захаровна, - Да и ты сама ничего. Зал будет смотреть не на сцену, а на тебя!
Девчонка что-то буркнула в ответ.
Подошло такси. Ольга Захаровна заволновалась, вскочила, стала слишком быстро одевать дочь.
- Ну, с Богом, ребятки! Осторожнее, гололёд кругом!
- Конечно, Ольга Захаровна!
- Я ими командовать буду, и пусть только попробуют не послушаться! Я им! - шутливо постучала она по ручке коляски.
Мы вышли. И сразу же на собственной шкуре поняли, каково это – быть инвалидом вообще, и колясочником – в частности. Грузового лифта в доме, конечно же, не было. Коляска еле вошла в маленький лифт. Я поместился, а Максу места не хватило. Пришлось ему с 8-го этажа бежать пешком.
- А как назад? – спросил он, - так же прикажете подниматься, да?
Ступеньки с 1-го этажа тоже оказались проблемой. Ну не рассчитана ширина лестниц наших домов на коляску и 2-х носильщиков по бокам! Кто только делал эти лестницы, по каким стандартам? Мы чуть не уронили седока!
Но потом стало проще. Такси подъехало к самому театру. А там лежали широкие пандусы, и мы без труда вкатили Вику в зал.
Ещё в гардеробе Макс как-то напрягся весь. Стал держаться чуть в стороне, типа, я не с ними, их вообще не знаю. Шею втянул в воротник пиджака, пускал осторожные взгляды.
Я удивился – что за проблемы у человека?
- Да никаких! – заверил он храбро.
- Ну, так чего ж грузишься?
- Не гружусь!
Вот и поговорили!
- Мальчики! Сходите, купите программку, кто-нибудь! – тихо сказала Вика.
Друга моего как ветром сдуло!
- Интересно, вернётся он, или нет? – задумался я.
Вика накинулась, чего, мол, я гоню на него.
Да ничего я не гоню!
- Просто парню неуютно здесь, вот и всё, - уверенно сказала девчонка.
Это и индюку понятно! Мне тоже тут как-то… Без Вики я всяко, не пошёл бы.
- А самое интересное – продолжила она, - на вашем новогоднем вечере он лихо зажигал. Да? Он? На спектакле.
- Ну, не тушевался так, всяко.
- Загадочный парень. Интересно, все буряты такие, или он – уникум?
- Смотри, не ляпни это при нём.
Девушка меня уже не слушала. Оглядывала холл «Как же давно я тут не была!» Будто встретилась со старым другом.
Макс вернулся. С программой, стопкой бутербродов и Кока-колой.
- Во! Теперь я способен воспринимать оперу.
Вика фыркнула:
- Это кощунство – жевать и слушать Чайковского.
- Ничего! – заявил Макс, - Он простит.
- Только когда начнётся музыка, вы не будете хрустеть, – строго попросила девочка. И у неё прозвучало «Музыка», или даже «МУЗЫКА»!!!
Она покачала головой и углубилась в программу: «Кто сегодня поёт?»
Я всматривался в проходящих людей. Никто не обращал на нас никакого внимания. Нет, я не ждал, конечно, что соберётся толпа, начнёт ржать, показывать пальцем. Но любое пристальное внимание к Вике, даже самое тактичное, разозлило бы меня.
Но всё шло путём. Только тётенька из театра подошла, спросила, надо ли нам чего, и если надо, то чтобы мы не стеснялись, обращались.
Дали первый звонок. Вика сразу заторопилась в зал. Мы сели в центре. Вика – в проходе, я – на крайнем сидении, Макс – рядом. Откуда-то снизу совершенно вразнобой понеслись звуки, кто во что горазд!
- Это что, уже играют? – поинтересовался я тихо.
Вика едва не расхохоталась.
- Это оркестранты настраиваются. Там оркестровая яма!
Во я тормоз! Лучше помолчу, может, за умного сойду, за знатока оперы!
Началось. И для Вики мы моментом перестали существовать - всё внимание на сцену. Легонько отбивала ритм рукой, даже подпевала кое-где тихонечко.
Ещё бы, она знает эту оперу наизусть! А я вот ничего не смог понять. Слов вообще не разберёшь. Ладно, когда поёт один, что-то ещё сообразить можно. Но тогда выходит толпа, и начинает петь, да ещё каждый про своё – туши свет, ребята.
Я пока въехал во все повороты сюжета, разобрался, где Иоланта, где кто, половина спектакля, наверно, прошло.
Сюжет – сказочка. Дескать, у короля Рене была дочь, слепая с рождения. И он ничего лучше не придумал, как запрятать её в самый дальний глухой замок. И строго приказал кормилицам и служанкам никогда не говорить ей про свет, про зрение, что она ущербная. И они чётко выполняли этот приказ. Она выросла, не зная, что больна. Вроде, счастлива, но от чего-то её колбасило немного.
Заботливый отец возил к ней самых лучших врачей, но бесполезно, никто не мог помочь. Вот является ещё один – великий мавританский врач – как его?.. - Эбн-Хакиа, и говорит, что может её вылечить, но сначала она должна узнать, что больна, и сильно захотеть вылечиться.
Король загрузился по полной. Ясень пень! Если Иоланта узнает, что слепа, и лечение потом не поможет, что тогда? Она останется на всю жизнь слепой и несчастной. И король выпер врача.
А тут являются два рыцаря, и с ходу нарушают сразу два закона короля. Сначала проникли в запретную зону – на территорию замка. А второе, более страшное – один рыцарь, Роберт его звали, рассказал Иоланте, что её уже много лет дурит собственный папаша. Король не удосужился даже сказать ей, что он – король! И доблестный рыцарь, не долго думая, рассказал ей про свет, про то, как прекрасно видеть.
Ну и кто тебя за язык тянул, парень? Влип ты по самые уши! Подписал себе смертный приговор!
Появляется король. Он обалдел конкретно от наглости этого незнакомого рыцаря. А когда дочь выдала ему, всё что незнакомец наговорил ей, папаша вообще был готов его повесить без суда и следствия. Но для видимости законности начинает разборки. Тем более что врач просто запрыгал от радости. Сейчас, мол, лечение Иоланте пойдёт на пользу.
Тому бы только резать всех направо и налево. Да бабок побольше срубить, консультации у них, похоже, не бесплатные.
Сообразительный король тут же придумал, что убьёт Роберта, если лечение девчонке не поможет. Молодец! Догада! А если у этого мавританца руки не тем концом стоят? Если он свой диплом купил? Парень погибнет ни за грош!
В конце все остались живы. Иоланта прозрела, Роберта не казнили. Happy end.
Всё это я вычитал из программки. А на сцене ничего так и не понял. Правда, мелодию, которую Вика напела дома, узнал: «Чудный дар природы вечной». И ещё мне понравилась песня короля, ах нет, ария короля. Там же не песни, там арии.
Так вот, ария короля Рене, после того, как врач сказал ему всё, что думает об Иоланте, её болезни, и спокойно удаляется. А король чуть ни не волосы рвёт на себе от горя и бессилия и огромной любви к дочери. У короля такой мощный бас! До костей пробирает. Я не думал, что человек так может.
Ну ещё моментик пронял, когда Роберт просит её подарить ему красную розу на прощание, а она снова и снова даёт ему белую. И не понимает – о чём он.
А музыка ничего. Приятная. Можно слушать. Я так и сказал компании в перерыве.
Вика руками развела: это же Чайковский, разве могут у него быть плохие мелодии?
- Эту вещь он написал незадолго до смерти. Это последняя его опера. Но не скажешь, что пишет старый, уставший, разочаровавшийся в жизни человек. Столько света, оптимизма тут, веры в любовь!
Она снова попросила у меня программку, что-то написала быстро, и вернула со словами «Дома прочтёшь, только дома, ладно?»
- А почему дома? – удивился я.
- Ну… Я так хочу. Это же ничего тебе не будет стоить, верно?
Цыкденов долго переминался с ноги на ногу, мучался вопросом каким-то, наконец выдал:
- Вика, скажи пожалуйста, неужели кроме Саши тебе не с кем пойти было?
Она замолчала на полуслове, а Макс продолжал, будто совсем не видя её реакцию:
- Ведь ты не одна живёшь. Есть же у тебя родители, одноклассники. Что, они совсем не ходят к тебе?
Она ответила каким-то чужим, не своим голосом:
- Может, я именно с Сашей хотела пойти. Ты не думал об этом?
Тот сделал удивлённое лицо и припух.
Настроение у меня упало. У Вики - тоже. И всё 2-е действие, и потом, в такси, мы почти не разговаривали.
Правда, на пороге своего дома девочка очень и очень тепло попрощалась с нами.
- У меня давно-давно не было такого замечательного вечера! И знаешь, Макс, я на тебя совсем не сержусь.
- Да ладно, - буркнул тот.
А мне она велела нагнуться, и… поцеловала меня, быстро и горячо! Получилось короче, чем у Альки, и… душевнее, добрее, только для меня…
- *** -
Я вернулся домой, будто на крыльях. Да, звучит банально, но как ещё сказать, если так оно и есть! Тот поцелуй будто бы сблизил нас с Викой, поставил многоточие вместо точки. Даже большущий знак вопроса: а что будет с вами дальше, ребятки?
Ответ пришёл во сне. Я гуляю с Викой на берегу моря. Она сидит в коляске, а потом застенчиво спрашивает «Хочешь, я встану?», и, не дожидаясь ответа, вскакивает и бежит от меня по берегу, да так, что я не сразу её догоняю.
Вот это да! Кто ж тебя вылечил, девонька?
«Самый замечательный в мире хирург, самый замечательный человек в мире! Александр Зверев, нейрохирург! Самый потрясающий в мире нейрохирург, золотые руки!»
И я уже не 17-летний юноша. Мне чуть за 30, и я сильно изменился: появилось небольшое брюшко, морщины на лбу, взгляд суровый. Я смотрю на свои жилистые руки, и чувствую, что они, действительно, могут многое. Сами, без моего участия сделают почти любую операцию. Соберут компьютер с нуля. Сделают массаж, сварят поесть, забьют гвоздь, починят машину…
«А я теперь Виктория Зверева, не Астанова, а Зверева, навеки!!! И мы вместе! Навеки вместе!!!»
И она изменилась. Стала женственнее. Привлекательней. Гораздо красивее, чем в 15 лет! Прямо модель. И не скажешь, что только на год меня младше!
Куда мне до неё, до такой принцессы! Не стою я её.
Но она снова и снова повторяет «Виктория Зверева, Виктория Зверева».
Долго не хотелось просыпаться. Такие сны нечасто показывают, а повтора уж точно не будет. Вот почему они так быстры? Раз, и всё!
Так не хочется просыпаться!
Но предательский будильник пробежал противной дребезжащей каракатицей, чёрная клякса на белоснежном песочке.
Отец встретил меня на кухне с песней:
- О, дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить!
- Отец, не пугай соседей! – накинулась на него мать.
- Ну вот, и тут ограничения! – притворно вздохнул он. – Рассказывай, что да как вчера было?
Мама энергично запротестовала:
- Вечером, всё вечером! Тебе самому надо идти, конгресс готовить.
- Лора, ещё месяц впереди!
- Давай, давай, нечего филонить! Начинай процесс!
- Процесс пошёл, дорогие товарищи, мы начинаем новое мЫшление, придём обязательно к консенсусу! – начал отец со знакомой интонацией.
- К конгрессу приди для начала! – простонала мама, - Не понимаешь значимость мероприятия!
Не утро, а прям планёрка натуральная!
Впрочем, ничего удивительного. Обычное будничное утро в семье трудоголиков Зверевых.
По дороге в школу Ленка прыгала возле меня с бесконечными вопросами: как это – ходить в театр на коляске, как люди реагировали, какая она, Вика, красива, нет?
Я уж набрал побольше воздуху, хотел рассказать, но вдруг… Стоп! Даже не сразу и сообразил.
- Девушка! Откуда ты знаешь про коляску?
- Знаю… - она виновато опустила глаза, - Я даже раньше тебя узнала… Плохо, да?
- Клёво! Я чуть сознания не лишился в первый раз! Чего угодно ожидал, но только не этого! А сестрёнка, понимаешь, всё знала, и молчала, даже не намекнула! Ну, вы, блин, даёте!
- Она очень просила ничего тебе не говорить. Очень – очень!
- И ты из-за женской солидарности решила подставить брата, да? – Я легонько щёлкнул её по носу
В школе Макс сухо поздоровался, почти весь день молчал, а на последней перемене отозвал меня в коридор. Для большого разговора, как сообщил он.
- Слушай, я полночи не спал, всё думал. Хотел позвонить тебе, но не стал. В школе, решил, спрошу.
- Чего спросишь?
- Ты это серьёзно?
- Что серьёзно?
- Ну… с Викой. Тебе она и правда нравится? Даже такая?
- А тебе–то что?
- Мне-то ничего, мне совершенно по барабану. Только я видел, какими глазами она на тебя глядела! Да и ты тоже. На неё. Вот и решил предостеречь тебя. Ты же мне друг, или где?
Я не верил своим ушам! Всегда тактичный Макс с чего-то начал молоть такое! Температура у него, что ли?
- Пойми, у неё неизлечимо! И ты всю жизнь будешь мучаться! Даже полноценного секса не получится!
Ну вот, уже до секса дошло!
- Я тебе желаю только добра, зацени, дура! Кто тебе кроме меня так прямо скажет это всё?
- Спасибо, Макс. Ты настоящий друг! – пробормотал я, - Заценил.
- И ещё. Передай это Лене своей, - он резко протянул старого, потрёпанного пупса, любимую Ленкину игрушку, привет из золотого детства. Я просто вытаращил глаза.
- Откуда?
- Сеструха дала. Она, похоже, конкретно втюрилась в меня. А оно мне надо? Верни.
- Сам и верни. С объяснениями.
- Что я ей скажу?
- А я что скажу? Какой Макс дурак? Она влюбилась в него, как только в 12 лет можно влюбиться. В первый раз, пылко и искренне, без задних мыслей! А он такой облом ей делает!
Бурят уже пошёл вниз, но в три шага вернулся по лестнице, схватил меня за руку.
- Моя жена будет бурятка! – уверенно заявил он, - И будет это не раньше 3-го курса института. Стопудово! А то и позже. Дело превыше всего.
- Ещё скажи, что ты и институт конкретный определил.
- Конечно. МВТУ имени Баумана. Знаешь такой? Или МГИМО. Я уже мосты навожу. Поступлю обязательно! Вот увидишь! И тебе советую связи навести, куда ты хочешь пойти. Не помешает.
Я не сомневался в его пробивных способностях.
- Между прочим, русские пацаны тоже могут вступиться за достоинство своих сестёр! – выдохнул я.
- Морду бить будешь?
- А почему бы нет? Зови свою диаспору, всю её мужскую часть!
- Да я с тобой сам справлюсь, одной левой!
- Да ты даже нормально базарить не умеешь, как реальный пацан! Ни одного мата! Интеллигент хренов!
Не понимаю, что на меня напало. И ещё не понимаю – почему драки тогда не случилось. Слюнтяй Макс вдруг улыбнулся, потрепал меня по волосам и исчез с поля зрения. Сказал:
- Я всё же советую мосты…
Я же не пошёл на последний урок.
Ну не смогу я переварить литературу после разговора такого. Да и пресна, до икоты она, литература эта, пресна и скучна. Тут жизнь такой сюжет выдаёт, куда там Пастернаку или Блоку! Даже Маяковскому с его неологизмами! Интересно, смогли бы они выдумать Макса? Или решили бы, что такого не бывает и быть не может?
- *** -
Вечером, за совместным ужином семейство моё давай допытываться, что да как. Я предполагал подобное, и морально приготовился.
На традиционный вопрос «Как было в театре?» я ответил не менее традиционно:
- Нормально.
- И это всё??? – удивился отец.
- Он вчера пришёл, весь сияющий, глаза блестят! – встряла Ленка, - и во сне улыбался чему-то.
- А ты что, заходила ко мне в спальню?
- Ну,… книжка одна нужна была. Позарез!
- Ага, глубокой ночью! Так я и поверил!
- Интересно, - сказала мама с улыбкой, - Что там такое может быть в опере, чтобы моего сына заинтересовало. Да ещё чтобы потом он всю ночь улыбался? Какой спектакль?
Отец с достоинством вставил:
- Какой спектакль – не так важно. Важно – с кем этот спектакль смотреть! Надеюсь, можно это узнать? Что за дама с Амстердама?
Я уткнулся в тарелку.
- Дожили, мать! – почти торжественно промолвил отец, - Поздравляю! Дожили мы до того светлого дня, когда наш сын начал водить девушек в театры. Да ещё в оперные! Похвально, похвально! Я вот тебя так и не сводил в оперный, ни разу… И о таком важном событии он не хочет ничего нам сказать, представь только! Своим родителям!
- Они ещё очень маленькие! – буркнула мама, - какая уж тут любовь!
Вечно она всё испортит своим практицизмом!
- Интересно, кто-нибудь знает, что за девочка у моего сына? – поинтересовался отец. – А что это за девочка, и где она живёт?
Значит, и впрямь очень интересуется, если заговорил в таком тоне.
- Живёт далековато, - начал я, - Небогато.
- А ты ищи себе невесту побогаче, с квартирой! Поближе, – солидно вставила мама, - и обязательно не доктора!
Отец покачал головой:
- Лариса! Чего болтаешь?
- А чего? Я не права? Чего хорошего мы с тобой видели в жизни? Куда съездили отдохнуть? Одна работа! Выползешь из операционной на карачках! Ночами не спишь в реанимации. А что в ответ? Больные выпендриваются! На планёрках чихвостят так, что шум стоит. За ерунду. Вот она, благодарность за всю работу!
- Ну а я, как начмед, много благодарностей раздаю?
- Понятно дело!
- Пусть что хочет, то и выберет сам, - махнул рукой отец, - Невесту, работу, жизнь. Ему жить, а не нам с тобой, мать!
Неожиданный звонок прервал его тираду. Он побежал в комнату. По его словам я быстро понял, кто звонит.
- Да! Сашу? А кто его спрашивает? Знакомая? А у вас имя есть, знакомая? Хотелось бы узнать. А, Вика! Здравствуйте, Вика! Да, он дома, сейчас подойдёт. Отец его. Как вы в театр сходили? Тоже нормально? Он вам не шибко надоедал? Сашка, в смысле. Честно говоря, я удивлён. Не замечал у него любви к опере до сегодняшнего дня. Вот он идёт. Ну заходите в гости! Очень хочется познакомиться поближе!
Я буквально вырвал у него трубку.
- Я, похоже, не вовремя? – нерешительно спросила она.
- Нет-нет, всё нормально. Просто семейство моё очень тобой интересуется. Гадают: что это за девочка у сына появилась, которая умудрилась его в оперный вытащить! Им такой подвиг не удался.
Был такой эпизодик в моей бурной молодости. Семейный поход туда же лет 7-8 назад кончился плачевно. Я не высидел и половину первого действия. Ушёл, громко пробираясь по ряду, прямо посередине музыки.
- Понятно! – хохотнула Вика. – Мама моя тоже весь вечер допытывалась о тебе, что ты за парень, да кто твои родители.
- А ты что?
- А что я? Что знала, то и рассказала.
- И про машину? – вздрогнул я.
- Не. Я вообще хочу забыть про это
Я промолчал. Тоже хочу забыть!
- Знаешь, чего звоню? Ни за что не догадаешься!
- Хочешь сходить на какой-нибудь балет, да? Вот его я точно не выдержу, сразу говорю.
- А вот и нет! Звоню просто так. Просто хочу услышать тебя. Хочу сказать большое, огромнейшее спасибо. Ты мне такой праздник устроил!
- Большое, огромнейшее пожалуйста. Если хочешь, сходим и на балет. Обещаю не убегать!
- Ладно, запомню. Ещё я хочу пригласить тебя на день рождения.
- На твой?
- Нет, на соседкин! Через неделю, 10 марта. Несколько лет назад я решила, что 8-го марта будет слишком шикарно – два в одном. Вот и задержалась немного с явлением на этот свет. Чтобы подарков больше получать! – добавила она с хохотом. – Ну как? Придёшь?
- Спрашиваешь! Конечно же! – едва не завопил я в трубку.
- И Ленку захвати. Тоже приглашаю.
- Ленку? А родителей не надо?
- Родителей не надо. Пока. А с сеструхой твоей хочу познакомиться. Ты вообще чуешь, что это значит?
- И что?
- Это значит, дурилка ты картонная, что ты уже совсем свой у нас с мамой. Всяких левых на день рождения не приглашаю. Усёк?
- А!
- Бэ!
- Иначе говоря, я теперь твой МЧ да?
- Ну, если некоторые воспринимают только такое убожество, то да.
- А Макс?
- А что Макс?
- Его тоже можно позвать? Всё-таки друг.
- Макс? – Вика крепко задумалась, - Ну, пусть приходит, если захочет. Хотя я не жду его, если уж совсем честно. Как он решит - так и будет.
Я хотел рассказать ей про сон, но передумал. Слишком сентиментально получится, как в дешёвом женском романе.
Когда я вернулся к столу, на меня смотрели 3 пары пытливых глаз с немым вопросом «Ну, что?»
А что им сказать?
Что звонила девушка, которая мне очень и очень симпатична? Что мне не хотелось бы, чтобы о ней много знали, не хотелось бы слишком много расспросов.
К счастью, новый телефонный звонок направил наш вечер в другое русло. Отец о чём-то резко поговорил, и моментально вспылил.
- Представляешь! – чуть ли не кричал он маме, - они всё же утвердили меня председателем комиссии по организации этой вонючей конференции.
- Радуйся, чудак! Есть шанс продвинуться!
- Ага, шанс! Головную боль облздрава перекинули на областную больницу, а конкретно – на меня. И счастливы по уши! Конференция международная!
- Точно?
- Точно! Приедут 3 калеки из Украины, Казахстана Белоруссии. Международная конференция, куда там! Организует облздрав, а делай всё Зверев. У него же своих забот мало! В больнице вообше делать нечего!
Мама помолчала и сказала что-то непонятное:
- Богомаз там будет.
- Ну разве что Богомаз, - отец немного остыл, - Его единственного послушать можно. А остальные!...
Я всё это время подмигивал сестре, звал её из кухни. Мы тихонечко вышли. Я взял Ленку за плечо. Предстояло ещё тяжёлое объяснение.
- Ну? – удивилась она, - Чего ты?
Я не нашёл слов, молча протянул ей пупса. Она так же молча посмотрела на него, на меня.
- Вернул? – наконец спросила она, - Или ты отобрал?
- Вернул, - вздохнул я.
- Дурак! – отрезала она и быстро пошла к себе в комнату. – Он дурак. Я ждала этого, чувствовала. И ты. Мог бы не показывать его мне!
И очень долго не выходила из своей комнаты. Мама даже волновалась, несколько раз заходила к ней, всё больше тревожась. Даже градусник выплыл на свет.
- Ничего не понимаю! – сказала она, - Температуры нет, горло чистое, лёгкие чистые. Только что был нормальный, активный ребёнок. Что с ней?
Папа тоже нырнул в комнату дочери. И вышел, мрачнее тучи.
- Амур! – произнёс я томно, - Всего лишь! В неё попала безответная стрела Амура.
Мама не поняла. Я объяснил всё. И добавил: нашла в кого влюбиться, глупая.
Громко хлопнула дверь, Ленка вылетела, вся в слезах, растрёпанная, на ноге только один тапок:
- А ты!!! Ты!!! Дурак набитый, вот! И Вичка твоя такая же! Кривая – косая – безногая! Дура! Вот! Безногая1 И целуйся с ней, с уродиной!
Дверь с треском захлопнулась.
Мама опешенно переглянулась с отцом:
- Что это? Это вообще о чём?
- Да болтает всякую дурь. Состояние крайнего аффекта.
- Саша, прекрати! Твой цинизм меня просто раздражает!
- Да, да! – раздалось из Ленкиной комнаты, - Самая настоящая инвалидка! На коляске! Сашка её в театр водил! Расширяйте двери! Срезайте пороги!! Расставляйте мебель по стенам!!! Невестка едет!
Я изобразил максимально благостную физиономию, типа тоже не понимаю – о чём это она. Мама посмотрела – посмотрела, да и махнула рукой «Разбирайтесь сами, детки».
Когда все более-менее успокоились, я тихо вошёл к Ленке, которая немедля грубо буркнула:
- Вали!
- Свалю. Скажу только, что Вика нас с тобой пригласила на день рождения. Если тебя это утешит.
- *** -
Ночью уже, около полуночи я не выдержал. Подскочил, бросился к телефону, набрал Макса. Без разбору набросился на поднявшего трубку:
- Если ты медведь толстокожий, так и скажи прямо, и нефиг девчонке мозги пудрить! Ясно? Она из-за тебя плачет! Из-за тебя, урода! Её валерьянкой отпаивают! Доволен? Было бы из-за кого плакать!
Сонный мужской голос тихо спросил:
- Простите… А вам, собственно, кого?
Я смутился:
- А это не квартира Цыкденовых?
- Вроде бы.
- Ой, извините, я думал, это Максим трубку поднял.
- А он уже спит. Разбудить?
- Нет, не надо.
- А что передать? Кто звонил?
- Ну, допустим… друг, - сказал я, и чуть не добавил «пока ещё».
- Какой друг? Как звать?
Но я уже положил трубку. Надеюсь, у них телефон без определителя номера.
- *** -
Цыкденов замолчал. Общался со мной только когда уж совсем припрёт. Я думал, он начнёт разборки, драку, но нет. Всё молча. Как будто ничего не было.
От этого становилось только хуже. Уж лучше бы набили друг другу морды, и разбежались, довольные.
Но первому драку заводить не хотелось. А бурят молчал.
Самое удивительное - я не стал повторять слова, которые наговорил его родственнику. Да и не смог бы, если бы и хотел. Слова может, и повторил бы, а вот настрой тот ушёл. Самая большая злость прошла.
Ладно, проехали. Главное - Ленка успокоилась. Но Макса видеть по-прежнему не хочет. Смешно смотреть, как они случайно встречаются в школьном коридоре. Два надутых индюка всеми способами показывают своё пренебрежение друг другу. Макс смотрит на неё, как на стенку, даже хуже, а сестрёнка показывает ему свою самую противную физиомордию из папки «Обиженные лица».
Ну понятно, Ленке-то 12 всего, ещё ребёнок, к тому ж сильно обиженный. Ну а Цыкденов куда лезет? Выпускник опускается до уровеня средней школы. Такого я не ожидал. Думал – день он подуется, два, но не целую же неделю!
Нет, я оказался не прав. Ленкина злость долго не проходила. И Максова – тоже. И наш визит к Вике оказался очень кстати. Сестрёнка хоть немного отвлеклась.
Разумеется, ни о каком Максе на дне рождения и речи не велось.
- *** -
Праздник назначили на воскресенье, днём. Я с чего-то плохо спал накануне, вспоминал подробно наш культпоход. И радостно сразу стало, будто только вернулся из театра. Как Ленка сказала? «Вернулся весь сияющий, и глаза блестят». Ну просто Штирлиц с косичками, всё подметит! Вот отрежу ей косы ночью, будет знать!
Я уже как-то проделал это однажды, года 4-5 назад. Мы поспорили тогда, смогу ли я незаметно подкрасться к ней, и сделать что-нибудь.
Смог. И ей пришлось стричься под мальчишку, чему очень обрадовались все наши.
А вот Ленка тогда долго дулась на меня, пока коса не появилась.
Я снова прочитал надпись в оперной программке. «Милый Саша! Ты может быть сам ещё не понял, какое сегодня сделал чудо! Но тебе удалось невероятное: вернуть меня в активную жизнь и заставить поверить в свои силы. Как мало надо человеку для счастья!»
Всего 2 строчки! Но как билось моё сердце, когда я читал их в первый раз! Я не прикалываюсь по всяким сентиментальным штучкам, реально полная ерунда. Но почему-то снова и снова перечитываю эту запись, хотя знаю её наизусть.
Перечитывал и сюжет оперы. Сегодня – с каким-то новым чувством. Я соглашался: да, сказка, да, медики обсмеяли бы эту историю. Но ведь… Но ведь Валентину Дикулю ставили диагноз «Безнадёжен». Я сам видел по телеку передачу про него. Как он тренировался до крови, валился от усталости в спортзале, засыпал на матах. А было ему пятнадоцать лет, когда это с ним случилось! Только пятнадцать!
Интересно, смог бы я такое же проделать? Даже в 17 лет?
Но он. в конце концов, встал же! Встал!
Но самое главное - хочет ли Вика встать? Дикуль хочел. А она хочет? И как сильно хочет?
Чёткого ответа я не знаю, но печёнкой чувствовал: не особо хочет. Почему? А всё просто! Удобно быть инвалидкой!
Уже с утра Елена Васильевна мылась, прихорашивалась, накрашивалась. Она, как истинная леди в полном смысле слова, может делать это бесконечно, находя в самом процессе непонятное удовольствие. Как будто не на день рождения идёт, а на собственную свадьбу!
Мама помогала ей, но больше давала советы мне. Что надеть, как себя вести, как следить за собой и за сестрой, и так до бесконечности. Самое главное – не уронить честь семьи Зверевых перед малознакомыми людьми.
- И за столом ведите себя как следует! Саша, не чавкай! Слышишь?
- И ждём с ответным визитом! – вставил отец напоследок.
Ленка то весело щебетала, то доверительно шептала мне о Максе. Переживает девчонка ой переживает! Крепко зацепила её эта история.
- Ну скажи, - дёргала она меня за рукав в автобусе, - Скажи, он плохой, или хороший?
- Не знаю. Наверно хороший.
- Тогда почему он так со мной поступил?
- Значит, плохой
- Тогда почему ты так долго дружил с ним?
Во вопросики у 12-летней! Я, наконец, нашёл ответ:
- Он не хороший, и не плохой. Он просто прагматик стопудовый. Расписал свою дальнейшую жизнь до мельчайшей подробности, на 10 лет вперёд.
- И я в его планы не вхожу, да?
- Он человек традиции – вспомнил я его слова, - Сказал, что его жена будет обязательно бурятка. И женится на 3 курсе, не раньше.
Ленка шумно выдохнула:
- Ладно. Придётся мириться с Дениской!
И надолго замолчала.
А на пороге знакомого подъезда она вдруг остановилась, посмотрела на меня внимательно, и спросила почти словами Макса: что ей делать? О чём говорить?
- О чём хочешь. Только не о болезни. Поменьше об этом, ладно? Ты же по телефону спокойно с ней разговариваешь, даже когда знаешь, что с ней.
Конечно, обстановка и стол тут куда скромнее Алькиного новогоднего пиршества. Да я и не ждал особых разносолов. Зато куда уютнее, по-домашнему. Народу немного – мама, Викина старинная подруга, как мне её представили, ну и мы с Ленкой. Больше никого не ждали. И я в итоге оказался в настоящем цветнике – один парень в этой девчачьей компании. И девчонки все как на подбор – красивые, молодые.
А что? Неплохо, я не против!
Я всё косился на Ленку – как она? А сестрёнка ничего держится, молодцом.
Она шепнула мне:
- Чего уставился! Давай, действуй!
Я не понял.
- Ну пакет! – зашипела она, и даже притопнула - В прихожей! Тормоз!
А! Совсем забыл!
Мы достали из прихожей большой пакет, встали перед именинницей. Я начал торжественный спич:
- Дорогая Вика! Нет, вернее милая Вика! (народ зашумел: «О, даже так»). Мы с сестрой люди новые, на празднике впервые… И немного волнуемся… Ты сегодня такая красивая, такая… замечательная! Мы желает тебе всего, что ты сама себе желаешь, и в 2, в 4 раза больше, и без очереди! Ну и обязательно здоровья и оптимизма! Вот. Надеюсь, наши скромные подарки тебе понравятся.
На сцене появились большой букет роз и ноты. «В. А. Моцарт, сонаты для фортепиано, в 2-х томах». Во! Сам выбирал! Надпись витиеватую, на немецком, еле разобрал.
Долго тогда торчал в нотном отделе, даже охранник заинтересовался. Ну как ему объяснить, что я покупаю ноты в первый раз, что понятия не имею, что означают эти палочки, крючочки. Что даже фамилии некоторых композиторов для меня – пустой звук.
А Вика поняла. И взвизгнула от радости «Я давно о таком мечтала!»
Да ладно, чего уж там!
- Вы тут располагайтесь как удобно, - сказала она, - а я пойду, на кухне помогу.
Ленка подскочила:
- Я помогу?
- Сиди! Ты сегодня гостья!
Но дело нашлось всем. И мне тоже. Я взялся за караоке – оно никак не включалась. Пришлось повозиться с контактами. Эх, нет под рукой паяльника! Я бы оживил эту технику на грани фантастики за 10 минут!
Ленка часто выбегала из кухни, вроде бы посмотреть на мою работу, но я-то видел – не волнует её это несчастное караоке! Нисколечко!
После четвёртого её визита, или пятого, я сказал:
- Да нету твоего Макса, нету. И не будет.
Она надула губки, убежала.
Резко зазвенел дверной звонок, как-то по-особенному зазвенел, требовательно. Ольга Захаровна, немного удивлённая – все кого звали пришли – пошла открывать. За ней из кухни появились Вика и Лена. В глазах у именинницы тоже читалось удивление, а у сестрёнки – один только вопрос «Макс»?
Нет, не Макс. Из прихожей появился высокий, весьма накачанный пацан с широкой искренней улыбкой.
- Здравствуйте, гости, здравствуйте, Ольга Захаровна, здравствуй, милая именинница!
И подарил Вике большой букет шикарных гладиолусов, чмокнув при этом её в щёку.
Та аж поморщилась. Честное слово! Уж я-то уже знаю её!
Немая сцена. Вика делала большие, просто огромные усилия, чтобы совсем не скривиться. Ольга Захаровна смотрела то на дочь, то на вошедшего, и не знала, что делать.
Кажется, этого чувака тут не ждут. И не особенно любят.
- Ну проходи, раз пришёл, - протянула Вика.
- Давненько я тут не был! – оглянулся парень, - Ты не рада моему появлению?
Вика промолчала, а он продолжал наседать:
- Ты заметь – я пришёл без приглашения. А это значит что? А? Это значит, что я есть твой настоящий друг, потому как только настоящий друг помнит о дне рождения и приходит без приглашения. И имеет полное моральное право придти без приглашения. Так? Но не без подарка, так?
К концу речи тон его стал заметно назидательным.
Вика прошептала одними губами:
- Наверно.
- Ну тогда принимай гостя! За стол сажай! Познакомь меня с остальными! Столько новых лиц, я ажно теряюсь!
И засмеялся.
А смешок у него очень даже неприятный, ребята!
Нет, не нравится мне этот тип, конкретно не нравится!
И Вике - тоже. Она сухо представила нас друг другу, сообщив, что этот кент – Саша, её одноклассник.
- Александр! – протянул он мне широкую руку, - приятно познакомиться!
Пришлось пожать, назваться.
- О, тёзка! Тогда вдвойне приятно познакомиться! Только прости, не Саша. Александр! Победитель!!!
- Имя довольно частое, - заметил я.
- Да, к сожалению! – вздохнул он, - Слишком много мечтают быть победителями. И девчонки тоже. Хотя победитель всегда один.
- Может, не парни, а их родители, - вставил я, - Ты же не просил, чтобы тебя так называли. По-моему так.
- Ну да, наверно. Поправка принимается.
Ой, ну какой он противный! И базар у него противный!
Позвали к столу. Саша тут же кинулся командовать. Быстро расставил тарелки, расчистил местность, подкатил Вику к столу, потом уж расставил стулья. Открыл шампанское.
- Ну! – выдохнула Ольга Захаровна, и посмотрела в мою сторону, - Слово новым гостям!
Я встал, откашлялся:
- Дорогая Вика! Я… мы с сестрой поздравляем тебя с днём рождения! Вот. Ещё раз. Ну и… Желаем всего-всего-всего, чтобы у тебя всё было, всё что ни пожелаешь. Вот за это и хочу выпить.
Она улыбнулась, а Саша энергично застучал по бокалу:
- Нет-нет-нет! Можно поправочку? Я бы не стал так говорить!
- Почему же? – удивилась подруга, - очень добрые, искренние слова.
- Слова-то может быть и искренние. Но немного не те. «Было» - это было да прошло, время прошедшее. Помните анекдот? Мужик поймал золотую рыбку и загадывает желание. «Хочу, - говорит, - чтобы у меня всё было!» Рыбка тут и говорит печально: «Мужик, у тебя всё было».
Все рассмеялись. А я заметил интересную штуку – как появился тот Сашка, не все стали напрягаться. Только Вика и я. Ну и Ленка моя, пожалуй. Ну, эта понятно, почему.
А остальные совершенно спокойно слушают бред этого чудика, и им даже нравится! А он и рад стараться! Треплется без умолку. Типа, интересно его слушать.
Наконец-то словарный водопад иссяк, и он вытащил меня на лестницу, покурить.
Закурили молча. Он долго смотрел на меня сквозь сигаретный дым, потом спросил:
- Ну, выкладывай! Кто таков? Откуда? Где с ней познакомился?
- А тебе-то что? – вопрос его мне не понравился, а уж интонация – тем более.
- Да мне-то параллельно. Просто удивился – она никуда не выходит, и вдруг новые лица вижу. Не ожидал от Вички такого! Из музыкалки что ли? Или по Нету снюхались?
Я не понял.
- Понятно! – кивнул он, - значит, не из музыкалки. Из школы музыкальной, она ходила туда. Ты что, не знаешь? Во пацан даёт! Тогда ты многого не знаешь.
- И чего же я не знаю?
Он помолчал, словно раздумывая: стоит ли мне говорить. Кивнул головой:
- Как они с мамашей реально пацанов на бабки разводят. Она не говорила ещё, что нужно срочно делать операцию?
- Нет.
- Жди. Скажет. Я оттого и дёрнул отсюда, что прессовать они меня начали. Конкретно. Насчёт этого самого. По полной.
- А нафига ты это мне рассказываешь?
- А! – крякнул он, - Сам не знаю. Чувствую, запал ты на неё конкретно, вот и спешу предупредить. Кто тебе ещё скажет кроме меня?
- А я бы дал денег, если бы мог.
- Вот ещё! – фыркнул тёзка, - Было бы из-за кого тут париться!
- Что ж тогда пришёл сегодня?
Он широко улыбнулся:
- А просто так! Нахаляву чего бы тортика не поесть? Торты у Ольги Захаровны всегда офигенные получаются, согласись. А день рождения этот мне как-то фиолетово.
Он продолжал нахально улыбаться. Интересно, что из этого базара правда, а что – нет? И зачем он мне всё это рассказывает?
- Пошли! – кивнул он, - Нас уже потеряли. Ты только никому ни слова, угу? И ещё. Я хочу скоро слинять, ну… уйти по-английски. Ты уж, когда они не найдут меня… скажи им что-нибудь. Ну там, позвонили мне по сотику, срочно нужен, или ещё что-нибудь. Квартиру затопило, сестра рожает… Придумай что-нибудь, лады?
Я пожал плечами. И тут же забыл про него. В комнате зазвучало пианино. Я решил, что Вика включила запись – играли классно. Но нет. Играла хозяйка вечера. Что-то порхающее, быстрое, похожее на вальс.
- А это и есть вальс, - ответила она, закончив, - Вальс Шопена. По легенде идею этого вальса подсказала ему маленькая собачка любимой женщины. Она кружилась вокруг него, собачка в смысле, не женщина. Ну и вот, и получилось такое. По-моему, замечательная вещь.
- А ведь похоже, - сказал я, представив крутящуюся юлу возле своих ног, и усмехнулся. Музыка бы была бы хорошим фоном той картинки.
Я даже забыл вслух сказать, как же она классно играет!
Вскоре действительно вспомнили о тёзке. Ольга Захаровна встрепенулась – что-то давно его не видать, не слыхать. Мол, сколько можно курить, в его-то годы.
- Ускакал, - сказал я как можно более равнодушно, - позвонили ему, что-то очень срочное.
Вика даже бросила играть:
- Как ускакал? Серьёзно?
- Серьёзно, - повторил я.
- Ну Горковенко! Ну деловой! Я сейчас позвоню ему и всё выскажу! Всё, что о нём думаю! Мам, дай телефон!
- Не стоит, доча, - миролюбиво ответила Ольга Захаровна, - Ну ушёл, и ушёл. Скатертью дорога.
- Мама! – девчонка даже застучала кулачком по ручке кресла, - Ты не понимаешь! Ты ничего не понимаешь! Может, он мириться приходил! Может, что-то важное мне хотел сказать! Я как раз собиралась спросить его.
Ольга Захаровна серьёзно на неё посмотрела и сказала со вздохом:
- Девочка моя! Возврата к прошлому нет, и не будет. Пойми, пожалуйста. А секреты – не для дней рождения.
- Да понимаю я, всё прекрасно понимаю! Не дура! А он урод моральный, вот что я понимаю! Был уродом, и остался уродом! Таким рожи их наглые надо бить каждое утро. Для профилактики! – закончила она в сильнейшей ярости.
Ольга Захаровна быстро отвезла дочь на кухню, плотно закрыв дверь. Пока они там шептались, мы с Ленкой напряжённо переглядывались – не уйти ли. А подруга Вики спокойно листала какую-то книгу, будто ничего не произошло.
Всё же мы решили остаться. И так девчонке плохо!
Именинница вернулась и до конца вечера не произнесла ни слова о том Саше. Наоборот, казалось – совсем о нём забыла. Веселилась до упаду. Затеяла игру «Угадай мелодию». Почти по-настоящему. И очень смеялась, когда мы не угадывали самые простые, по её словам, мелодии.
Я даже сыграл с ней в 4 руки на пианино. Есть, оказывается, и такая вещь, специально для игры с теми, кто совсем не умеет играть. Так и написано на обложке. Я просто колотил ритмично по двум одним и тем же клавишам, а она выдала красивую мелодию.
Получилось складно, вообще отпад! Мне понравилось, и я пожалел даже, что в своё время не пошёл в музыкалку, на пианино учиться.
- Только бы ещё ритмично играл, было бы совсем хорошо, - едко заметила Ленка.
- И так здорово получилось! – улыбнулась Вика, - Для первого раза вообще замечательно!
Прощаясь, Вика попросила меня нагнуться, и прошептала на ухо:
- Ты не теряйся, угу? Приходи обязательно! Можешь хоть каждый день приходить, после школы. Понял? Ты мне очень нужен, понял? Очень – очень!
У неё сбилось дыхание. Я не узнавал её – глаза блестят, голос требовательный, не просящий. Куда девалась её застенчивость?
Конечно же, я обещал заходить. И заметил:
- Могла бы не говорить этого! Я всё равно приходил бы.
Она загадочно улыбнулась:
- Все вы так говорите поначалу! – И увидев выразительный взгляд мамы, спешно добавила: - Поняла, молчу!
В поздней обратной маршрутке я конкретно загрузился. Вопросы, только вопросы. И никаких ответов. Почему в конце вечера она так и не вспомнила про того Сашу? Как его? Горевенко? Горенко? Горковенко, вот. Сделала вид, типа забыла. Она ждала чего-то от него. Не дежурного хилого букетика. Чего-то большего. А он припёрся только чтобы пожрать нахаляву. Даже не улыбнулся искренне ни разу. Да, его улыбка, которую я поначалу принял за искреннюю, оказалась фальшивкой.
Я так и не рискнул спросить, что это за кент. Хотя догадываюсь. Но лучше не теребить Викину рану.
Картина Репина «Приплыли»! Доигрался! Я уже ревную её! К этому Сашке ревную! С чего-то решил, что она принадлежит только мне, и никому больше. И плевать, что она жила не на необитаемом острове, что молодая и красивая, обалденно красивая, и что поклонников у неё всяко не один и не два. И кстати, она не всю жизнь была прикована к креслу.
А её последние слова… Да они ничего не значат, эти последние слова! По-любому! Не будет же она говорить «Можешь не приходить, я с тобой наигралась уже», тем более при всех, тем более после такого замечательного вечера!
- *** -
Нет, я твёрдо решил помочь Вике. Железно. Особенно после дня рождения. Что бы там не гундел этот «одноклассничек» насчёт бабок, я ей помогу. О каких деньгах вообще идёт речь, если можно спасти человека? Нужно спасти человека! Нужны будут деньги – вагоны пойду разгружать ночами!
Вечером, как обычно, мы собрались за столом. Ленка хвасталась своими пятёркам, трещала без умолку, родители вслух думали думу горькую насчёт конгресса. Молчал только я. Я словно бы сидел здесь, дома, с родителями, и у Вики одновременно. Разговаривал мысленно с ней.
Отец ругался, говорил что-то совсем не понятное. Какие-то Винтер и Богомаз не прислали до сих пор подтверждения.
- Богомаз будет, - сказала мама, - Точно. Он такого не пропустит. Насчёт Винтера сильно сомневаюсь.
- Так какого ж тогда они!
- Отец!
- Что отец!
- Не ругайся.
- Как не ругаться? Через 10 дней начало, с залом не ясно, с обедами не ясно, гостиница по три раза на дню спрашивает, кто будет, что они хотят, какие номера. Элементарно: нет персонального списка участников, до сих пор не утверждён! А без него я как без рук!
- Всем одноместные люксы, - усмехнулась мама.
- Ты смерти моей хочешь, да? – отцу явно было не до смеха.
Они поменялись местами. Обычно отец юморит выше крыши, а мама ходит серьёзная. Сегодня же – наоборот. Оказывается, и мама тоже умеет подтрунивать!
- Мам, пап! – обиделась Ленка, - О том, как накормить конгресс вы думаете, а о детях своих – нет.
И правда. Тарелки стояли пустыми – так родители увлеклись делами. Мама всплеснула руками - «Совсем ты меня заболтал, отец», - и начала разливать суп.
Я спросил, с самым безразличным тоном, на который оказался способен:
- Пап, а что это за конгресс? Нейрохирургов?
- Ну, и нейрохирурги будут. Но немного. Нейрофизиологи, неврологи в основном.
- А кто самый крутой из нейрохирургов приедет?
- Богомаз, наверно. Если будет.
- Он откуда?
- Из Москвы. Главный врач научно-исследовательского института экспериментальной неврологии.
Ого! Серьёзно! Помнится, Вика говорила мне, или мама её, мол хорошо бы попасть в этот институт.
- А если он не приедет, кто тогда круче всех будет?
Мама с интересом посмотрела на меня, спросила, зачем мне это.
Я начал придумывать достойный ответ, но меня перебили.
- В неврологи решил податься, - подхватил папа довольно, - Да? Наконец-то за ум взялся.
Встряла Ленка:
- Просто хочет вылечить одну больную девочку, которая не ходит. Ту самую, из театра.
Я тихо застонал. Получит она, ох получит!
Родители переглянулись.
- Это, конечно, благородно, - медленно проговорил отец, - Но не думаю, что Феликс Львович согласится. Не советую даже подходить к нему.
- А к кому?
- Ни к кому. Мы все будем очень и очень заняты.
- Начни с наших врачей, - сказала мама, - Пусть они её посмотрят.
- Уже посмотрели! – буркнул я.
- И что?
Я взорвался, крикнул «Ничего»! и убежал в свою комнату.
Да, решение это замечательное конечно, правильное и благородное. Отец прав. Но по силам ли мне это? Ещё ничего не ясно, ничего не сделано, а у меня уже мороз по коже.
Надо бы поговорить с Викой для начала. Печёнкой чую – не просто будет её уговорить. От этой эксцентричной особы всякого можно ждать. Хотя я её не понимаю, - тебе дан шанс, и глупо не использовать его.
После уроков Макс понимающе закивал, видя, как я срываюсь со двора, совсем в другую сторону, не домой. Он явно что-то хотел сказать, но я крикнул: «Вечером позвоню!» и рванул на остановку.
- *** -
Вика долго не открывала дверь. Наконец, открыла:
- Я одна, мама на смену ушла, - словно бы извинялась она, - Проходи.
- Я без приглашения… ничего? Просто есть кое-какие новости, хотелось бы поделиться.
- А по телефону нельзя?
- Нельзя. Вдруг агенты ЦРУ прослушивают.
- Ого, секретность! Ну ладно, делись своими сногсшибательными секретами.
Я прошёл в хорошо знакомую комнату, сел, осмотрелся. Пианино, низенькая кровать, три книжных полки кивнули мне, как хорошему знакомому. Я тоже мысленно помахал им рукой. Интересно, но тут нет ни одной Викиной фотографии на стенах. Девчонки обычно любят показать себя. Вон, у Ленки почти все стены в комнате завешаны фотками. Отец шутит – у неё можно даже обои не клеять - всё равно не видать.
Я вдруг резко переменил ход мысли и вздрогнул: а я ведь впервые с Викой наедине. Ольга Захаровна, и правда, ушла.
Как-то неприятно даже, и не понять, почему. Робость пошла по всему телу.
Подошла Вика. Внимательно посмотрела на меня, чему-то усмехнулась. Спросила буднично:
- Чаю будешь? Или чего посерьёзнее?
- Посерьёзнее в смысле градусов?
- Посерьёзнее в смысле калорий! И градусов температуры. Обедать садись, дурилка! Острить научился, хочешь сказать, да? - рассмеялась она беззлобно.
Я пошёл на кухню, налил себе борща. Сел за стол, а девчонка устроилась рядом. Долго смотрела на меня, потом сказала вдруг:
- Я попрошу маму, чтобы она сделала копию ключей. Для тебя.
Я едва не поперхнулся:
- Зачем?
- Чтобы ты мог спокойно приходить ко мне, когда мама будет на работе. Мне трудно самой дверь открывать.
Я не нашёл, что ответить на такую искренность, просто промолчал.
Только после того, как в меня были загружены вкуснющие борщ и котлета с картошкой, залит душистый свежий чай, хозяйка позволила выгрузить свои новости.
А я и не знаю, с чего начать. Как тогда, при первом разговоре.
- Ты чего? – удивилась она, - Как воды в рот набрал. Пришёл с таким важным видом, и нате, получите!
Я усиленно боролся с комком в горле.
- Понимаешь, это для меня очень очень важно. Да и тебе тоже. Важно. Знать.
- Ой, так загадочно… И что мне так важно знать?
- Ну короче… Вика, ты хочешь ходить?
- В смысле?
- В прямом. Ногами. И бегать ногами. И прыгать. И всё такое.
Личико её сразу же посерьёзнело.
- Тебе честно ответить?
- Конечно. Время приколов прошло.
- Ну если честно… Конечно, хочется. Я во сне уже ничего другого не вижу, только иду, бегу, плыву. Я так плавать люблю!
- Сейчас есть возможность продолжить лечение, - выдавил я из себя и замолчал.
Она не мигая, смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Даже сквозь меня смотрела, куда-то в далёкую даль.
- Скоро у нас открывается конгресс неврологический, будут нейрохирурги мирового масштаба. Я тебя хочу кое с кем познакомить, - добавил я после большой паузы.
- Да прям! – усмехнулась она, - У тебя что, там хорошие знакомые? Да и станут они напрягаться из-за какой-то девчонки!
- А если станут? Если я попрошу?
- Наивный! Не парься лучше! Живи спокойно.
- Я познакомлю тебя с профессором Богомазом.
- И ты туда же! – вздохнула она, - Один тут недавно тоже профессорами козырял. Обещал, что я в балете танцевать буду через 2 месяца. Ну и где он, балет этот? И где этот обещалкин?
- А что было?
- А ничего! – отрезала она, уже грубо, - Ноль без палочки, пшик на ровном месте. А я и уши развесила, глупая! Лечение в Германии, в Израиле! Ага! Как же! Ждите!
Я молчал, боясь спугнуть приступ этот откровения.
- А как выяснилось, что за лечение надо платить, и немало, и что денег у него нет совсем, и что горздрав и прочие здравы послали нас куда подальше, так всё! До свидания! Весь интерес ко мне куда-то пропал. Мигом! Девочка, я с тобой наигрался!
Я энергично замотал головой, пытаясь переварить этот набор слов.
- Да всё просто! – усмехнулась она, глядя на мои напрасные старания, - всё омерзительно просто. И просто омерзительно. Как и всё остальное в этой жизни. Чего непонятного? Я-то, дурочка, поверила ему, влюбилась даже. Хотя было бы что там любить! А самое поразительное - до сих пор жду его, надеюсь. Дура! Наверно и люблю до сих пор, прикинь! А нафига? Нафига, спрашивается! Ведь прекрасно же знаю, прекрасно знаю! – с горечью добавила она и резко развернулась на коляске.
Я не знал, как развеять, тягучее напряжение. Уже сто раз пожалел, что взялся за это дело.
- Ну я ведь хочу, чтобы ты выздоровела, я правда хочу! – не выдержал я тяжкого молчания. Сказал явно что-то не то, что-то уж шибко банальное.
- Спасибо. Я знаю, чувствую. И ценю. Очень-преочень! Правда! – тихо сказала она. – И ещё… Не знаю, говорить ли тебе это, но раз уж пошла такая откровенность… Я устала от больниц, врачей, операций. Понимаешь? Просто устала! Они ничего не смогли сделать. Говорили, через полгода встану, ну, край – через 9 месяцев. Не встала. Но я их не виню. Они сделали всё что смогли, даже немножечко больше.
- Ну а сейчас… - добавила она, помолчав, - сейчас у меня какое-то равновесие сделалось. Состояние не ухудшается, ничего не болит. Но и не улучшается. И на том спасибо. Так что давай не будем вмешиваться. Ага?
Я вскочил, долго смотрел в окно. Ноги подкашивались. Спросил неожиданно глухо:
- Ну и как ты думаешь жить дальше?
- Как? – переспросила она. – Так же. Живу же. Всё что хочется, у меня есть. Главное – есть музыка. Играю, сочиняю, мне никто не мешает. Сыграешь что-нибудь из классиков, или диск послушаешь, и понимаешь – ради этого стоит жить. И ноги мои – полнейшая ерунда.
- Ага! – поддакнул я с иронией, - Бетховен, вон, был совершенно глухим.
- Да, был! И писал великие симфонии. И ничего смешного тут нет! – почти крикнула она, - И нечего стебаться над такими именами!
- Ну а ты написала симфонию? Хотя бы одну? Балет? Слабо?
Девчонка взорвалась.
- Знаешь, что? – крикнула она, - Молчи лучше! Не тебе судить о Бетховене!
- Хорошо, хорошо! – быстро заговорил я, - Пусть так. Но я не поверю, что ты не хочешь вылечиться.
- Хотеть – это одно, а мочь – совсем другое, - проговорила она, направляясь к пианино. - Ты хочешь иметь «Мерседес» последней марки?
- Ну… Не отказался бы.
- А можешь?
- Вика, это совсем не то. Почему бы не попробовать снова, а? Ты же сможешь! Я верю, ты сильная!
- Вот только не надо пафоса, угу?
Я потерялся. Как сломать это упрямство? Где найти те самые слова?
Они не находились. Всё не то, сплошная банальность!
- Ты должна ходить! Без всякого пафоса.
- Должна? – она снова начала заводиться. – Я должна? Кому это, интересно, я должна?
- Я так хочу…
- Ах, он, видите ли, хочет. Посмотрите на это чудо, которое что-то хочет! А если я хочу выгнать тебя отсюда? Взашей? Что тогда? Короче, хватит языком молоть. Вали! И без тебя советчиков полно, отстреливать уже пора, пачками!
Я сказал как можно миролюбивее:
- Я же переживаю за тебя, слышишь? Не хотел тебя обидеть совсем. Понимаешь, мне больно видеть, как такой красивый, умный, добрый, милый человечек мучается, страдает. Я хочу ему помочь, я могу ему помочь, сделать всё, что могу.
- Иди, иди, благодетель нашёлся!
- Вика! Если я уйду, то никогда сюда больше не приду, – я уже не управлял ни металлом в голосе, ни словами.
- Ой, сколько красивых слов! Столько пафоса, страсти! Думаешь, я расплачусь?
- Я всё-таки приведу врача.
- Нет! Сказала - не буду лечиться, значит, не буду!
- Подумай всё же!
- Выгоню вас обоих!!!
Я выскочил на улицу, полный злости. Почему так получилось? Ну почему? Ну не верю, что она и впрямь не хочет вылечиться. Не верю! Может, я что-то не так сказал? Может, слишком напрягал её?
Ой, с этими девчонками одна морока!
Я даже не сразу заметил, как по-разному они говорили об одной ситуации – Сашка и Вика. Совсем по-разному.
Кто прав? Хоть очную ставку устраивай между ними.
А впрочем, так ли это важно?
А на дворе что творилось! Весна шла полным ходом, не снижая оборотов! Снег всего за ночь подтаял, превратился в кашу. Возле деревьев пошли проталины. День сильно увеличился, это стало заметно без часов.
Ещё, конечно, будут холода, но всё же – конец марта. Это вам не декабрь, даже не февраль. Серьёзная заявка весны.
В ближайшую арку быстро нырнула со двора иномарка. Тойота, кажется. И что-то уж больно знакомая эта Тойота. Не Юрка ли опять припёрся?
Рассмотреть подробно я не успел. Мало ли в городе светло-серых Тойот? И к тому же не до Юркиных фокусов мне нынче.
Вика меня волновала, только Вика, её реакция на мои слова. Всё время думал о ней.
Она замолчала. Не звонила ни в тот вечер, ни потом. Я сам несколько раз порывался позвонить, уже брал трубку, набирал номер, но тут же бросал. Не хватало, чтобы пацан выпрашивал у девчонки разрешение на её лечение!
Нет, конечно, я не собирался отступать. Это уже стало делом принципа - добиться встречи Вики и врача. Обязательно! Ну а что он скажет, что потом получится – это уже не моё дело. Главное – состыковать их. Не каждый день к нам приезжают такие светила медицины.
В том, что Богомаз – светила, один из лучших нейрохирургов страны, я уже не сомневался.
- *** -
Опять же – легко сказать – «состыковать». Я всё же не выдержал, позвонил. Снова долго уговаривал её, выискивал самые пафосные слова. И снова всё напрасно. Сил и слов на убеждение уже не осталось. Вообще не представлял, как дальше действовать. В голове ясно возникла сцена: я с огромным трудом уговариваю Богомаза, он соглашается, мы приезжаем к девчонке, а она не открывает дверь. И на звонки не отвечает.
Похожая мутотень уже снится мне не раз. Снился и язвительный смех седого уважаемого профессора, и слова, которыми награждали меня у закрытой двери. И даже жесты его, весьма красноречивые. А потом его пересказ всей этой истории, прямо в зале, перед всей публикой, и она, публика, тоже хохочет до упаду. И тычет в меня пальцем. А я стою перед ними, и всё это слушаю, слушаю, и убежать не могу, и ничего поделать не могу, только слушаю, слушаю…
Бр-р!!! Что-то слишком много снов мне стало сниться!
Скорей бы уж кончилось это томительное ожидание! Приехал бы профессор!
Я так и не понял до самого открытия конгресса – будет он или нет, этот загадочный профессор. Телеграммы, звонка, письма по мылу, или чего-то ещё не приходило. Отец молчал. А спросить у него я не решался.
Наконец, 26 марта, накануне открытия конгресса, в нашей квартире появился низенький человек лет 35-40, с проплешиной, с широкой доброй улыбкой и нетихим голосом. Голос явно не подходил к его фигуре, будто кто-то говорит за него.
Богомаз пожал руку отцу, потом – мне и даже маме (я очень удивился этому, а она – нет).
- Ну, братья – азиаты, как вы тут? Вдали от благ цивилизации? Не одичали совсем? – спросил он уже в зале.
- Да живём, не жалуемся, - со смехом сказал отец.
- Забрались, черти, туда, куда Макар телят не гонял! Сколько раз прилетаю, столько и удивляюсь. Летишь, летишь, летишь, и всё не долетишь! Край земли!
- Сюда царь декабристов гонял, - заметил отец.
- Мы ещё не самый край! – подала голос мама. – Ещё Дальний Восток есть.
- Да, широка страна моя родная.
Не обошлось и без традиционных восторженных восклицаний гостя на тему: как дети выросли. Саша вытянулся, уже жених почти. Сеструха тоже похорошела, ещё немного, и невеста. Пацаны, небось с ума уже по ней сходят.
На что Ленка тихо ответила:
- Вот ещё надо! Никто не сходит!
А мама среагировала немедленно:
- Я таких пацанов покажу ей! Рано ещё!
- Лорик, Лорик! Этого никто не знает. Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь…
- Как нагрянет эта любовь, так и отгрянет, - рубанула мама.
Ленка сидит, чуть не плачет. Похоже, не сказала родителям про Макса. Дочь пережила такую душевную драму, а наши уважаемые предки ничего и не заметили. Во дела!
Переговариваясь не о чём, мы поужинали, попили чайку. Мне совершенно неинтересна болтовня московского профессора, когда он говорил не о работе. Может, он выдавал какие-то умные вещи, отец то и дело, согласно кивал, но я старательно пропускал всё мимо ушей.
А вот о работе, об операциях и прочем москвич говорить отказывался. Наотрез. Отец заикнулся было, спросив, что-то долгое и умное, но Феликс Львович только отшутился:
- Дорогой мой, я тебя умоляю! Ни слова о работе, ладно? И поменьше умных слов. Хотя бы сегодня. Завтра – пожалуйста, но только не сегодня.
Рухнула и другая моя надежда: поговорить с гостем наедине. Он напрочь отказался поселиться у нас.
Родители тоже опечалились.
- Оставайся на ночь! – предложил отец, - завтра вместе поедем на открытие.
- Нет уж, Васенька, извини. Не привык стеснять людей.
- Да какое стеснение? Ты о чём? Дети прекрасно переночуют в одной комнате. И три ночи переночевали бы, не переломились бы, не барчуки.
- Не, не, дорогой мой, - снова запротестовал гость, – И не уговаривай даже!
- Жаль, - вздохнул отец, - мне с тобой о многом поговорить надо бы.
«И мне тоже» - чуть не выкрикнул я.
- Поговорим! – широко улыбнулся Феликс, - непремено поговорим, у нас впереди целых 3 дня. К тому же, гостиница, номер – просто блеск! Спасибо тебе.
- Мне-то что? Это спонсорам спасибо. Раскошелились на «Сибирские огни».
В общем, он мне понравился. Не так чтобы очень, но всё же хорошего в нём оказалось очень много, так мне показалось. Я бы доверил ему Вику, и даже жену свою доверил бы.
Я так и заявил ей по телефону, в тот же вечер. Не мог больше сдерживаться.
- Очень рада, - грубо обрубила она мою радость, - Хороший человек – ещё не значит – хороший врач.
- Значит так. Я завтра иду к нему, договариваюсь, и послезавтра мы у тебя. У нас всего 3 дня, - заявил я, сам не ожидая от себя такой резкой интонации.
В ответ ждал нового потока острот, но не получил. После долгой паузы она сказала совсем другим будто бы обречённым голосом:
- Ладно, приходите. Не прогоню. Надеюсь.
По идее, я должен радоваться – Вика согласна. Согласна! Я добился своего!
Но сил для радости уже не осталось. Слишком много энергии потратил на убеждение. Слишком глубоко засела вера в провал моей идеи.
А ведь предстоял ещё один серьёзный разговор, и отложить его нельзя, и отменить - тоже. А он сколько сил потребует?
Ой, ребята, во что я ввязался? Такую гору сдвинуть предстоит! Может, бросить всё к… ? Не ходить к профессору, а ей сказать, что он отказался?
Но я всё-таки пошёл.
«Сибирские огни» - одна из самых шикарных наших гостиниц. Я даже растерялся в вестибюле – столько стекла, огней, блестящий пол.
Долго пришлось объяснять элегантной девушке-администратору: к кому я пришёл, зачем. Наконец, меня пропустили, велели ехать на 14-й этаж.
Я ещё не ездил в таком лифте – огромный, с зеркалами, мелодичным сигналом. Как в музее, натурально! Боишься лишнее движение сделать.
Феликс Львович принял меня радушно, хотя очень удивился. Выглядел он совсем уж по-домашнему – махровые тапочки, футболка, трико. Он и дома у нас не казался профессором, а уж в футболке – тем более. Не так должны профессора выглядеть.
- У меня к вам дело, большое и очень важное, - начал я сразу, - не могли бы вы…
Он энергично запротестовал:
- Э-э, дружок, так нельзя. Сначала извольте к столу, молодой человек. А потом – дело.
Он быстро налил мне кофе, достал какие-то булочки, колбасу:
- Прошу! Как говорится, чем богаты. Может, коньячку немножко? К кофе?
Я вежливо отказался.
Кофе оказался вкусным и ароматным, булочки и печенье – тоже хороши. Но я не мог терпеть. Не допив и до середины кружки, я начал:
- Я хотел попросить вас проконсультировать одного человека. Девушку.
- Ну прямо, уж замуж невтерпёж! Ладно, начинай. А что с ней?
- Паралич обеих ног после автомобильной аварии. Не ходит. Нет тактильной и температурной чувствительности в обеих ногах. Был перелом позвоночника, 5-6 поясничные позвонки, успешно вылечен, без последствий, – отчеканил я.
- Ого! – изумился врач, - профессионально говоришь! В медицинский собираешься?
- Нет. Документы её читал.
- Жаль. Советую. Ну и что там с твоей подругой случилось?
Я опешил:
- Почему вы так решили?
Он в ответ легонько улыбнулся:
- Молодой человек! (хотя он и сам не стар) – Я уже не первый год живу на этом свете, и немного знаю людей. Уж поверь мне! Ты не станешь беспокоиться из-за чужой девушки, так ведь? Сестра твоя совершенно здорова. Значит, ты пришёл по поводу своей девушки, невесты. Да?
- Ну уж, невеста! – энергично запротестовал я, - хотя… хотя да, она мне симпатична. Немного.
- Документы её принёс? Карточку, историю болезни, выписки?
- Нет, - напугался я. Вдруг из-за такого пустяка он откажет. - А надо?
- Я бы уже сейчас сказал что-нибудь. Ладно, ничего.
Помолчав, снова спросил:
- А что же ваши врачи? Ничего не смогли сделать?
- Не смогли, наверно. Не знаю.
- Что ж ты про свою девушку ничего не знаешь?
- Да я познакомился с ней недавно. Она очень мало про себя рассказывает. Вроде, ходила куда-то, лечилась. Значит, ничего врачи не сделали. Она в коляске до сих пор.
Весь разговор я заикался, делал долгие паузы, а к концу вообще не мог языком пошевелить.
- Странно. У вас весьма неглупые ребята работают, у отца в клинике. Ладно. Это всё детали.
Феликс Львович уточнил адрес, время, ещё кое-какие мелочи.
- Добро! – сказал он, вставая, - завтра вечером смотрю твою пациентку. Пусть приготовит все медицинские документы, всё, что есть. Без них и разговаривать не буду.
Я не верил своим ушам.
- Спасибо вам огромное! – я стал ещё больше заикаться, - Родителям только не говорите ничего, ладно?
- А чего так? – искренне удивился он.
- Ну… Это моё дело, личное. И Вики.
- Ну хорошо, нет проблем. Как скажешь.
- И я… Я не знаю, как вас благодарить, правда не знаю. У меня ничего нет… Если вы…
Он молча повернул меня к двери. Но я не мог терпеть. Попросился позвонить прямо из номера.
И за секунду, на одном дыхании выдал Вике все последние новости, расхвалил Феликса Львовича так, что получился настоящий идеал, сказал, что он рад будет повидать её, сделает всё, что может.
- Ну и что он сделает? – усмехнулась она, - отвезёт меня в Москву, в свой институт? На своём горбу?
- Решим. Для начала пусть тебя посмотрят.
- А потом заспиртует и будет студентам показывать уникальный экспонат – девушка, которой никто нигде не смог помочь. Даже его блестящий институт.
Я просто взвыл. Вот она, человеческая «благодарность»!
Наконец, их высочество смилостивились и согласились принять делегацию завтра, в 5 часов вечера.
На том и порешили.
Видать, выглядел я как надо, когда положил трубку. Феликс Львович даже засмеялся:
- Что, недовольна твоя красавица?
- Есть немного. Делаешь человеку доброе дело, ради его же блага! Мне её ноги, ходит она, или нет – глубоко фиолетово. Так ещё и получаешь по морде! Хоть отменяй всё, и пусть живёт как хочет – неожиданно заскрипел я зубами.
- Ой, неправду говоришь! И не краснеешь! Не фиолетово тебе вовсе. И знаешь, что бы она не говорила, прощай её. Поверь мне, старику. Она девушка, ещё и больная.
- На голову она больная! Я вообще сомневаюсь – хочет ли она ходить.
- Хочет! – неожиданно уверенно сказал врач, - уж поверь мне. Сколько я повидал таких эксцентричных дамочек и девочек! Спокойно иди домой. Всё будет хорошо. Вы ещё побегаете вместе по летнему лугу, взявшись за руки.
Я не совсем понял - где связь между Викой, пробежкой по лугу и крутой московской дамочкой. Но похоже, профессорам видятся более тонкие связи, не заметные нам, простым смертным.
И всё же я летел домой, как на крыльях. И не только последние слова доктора стали этому причиной. Я почувствовал в себе небывалую уверенность – я смогу! Смогу убедить Вику лечиться! Если смог организовать такую встречу, то остальное – раз плюнуть!
- *** -
Назначили на 5 часов вечера, в 4.15 я должен был быть у Богомаза в гостинице, но в вестибюле торчал уже в 3.30.
Профессор пришёл с конгресса в 3.45, и снова удивился моей прыти.
Я же ещё больше удивился – вслед за Феликсом Львовичем вошёл мой отец. Я даже не предполагал, что они могут вместе придти.
Отец тоже удивился, естественно.
Словом, в тот ранний вечер в вестибюле «Сибирских огней» стояли три крайне удивлённых человека, и все трое не знали, как и что друг другу сказать. Уж один не знал – это совершенно железно.
На вполне понятный вопрос отца я ответил почти честно, что жду Феликса Львовича, погулять вместе, город ему показать.
- На маршрутке показать? – усмехнулся отец, - Или на троллейбусе?
- Чего смеёшься, старик! – вмешался Богомаз, - Мы действительно, собирались кое-куда сходить. Если сын сочтёт нужным, он объяснит тебе.
- Я сочту это нужным! – сказал отец.
И я давай лихорадочно соображать – что и как ему сказать. Но ничего интересного не придумывалось.
А вот скажу ему правду, если спросит. Я же только хорошее делаю!
Но мои размышления прервало появление съёмочной группы. Сверху буквально слетели корреспондент и оператор «Канала 36». Я тут же узнал того самого лопоухого парнишку, который обложил тогда нашу больницу, чуть ли не последними словами. Вот так
Они налетели на Богомаза, требуя, натурально требуя интервью. Тот сразу заявил, что все выступления и комментарии будут на пресс-конференции после закрытия конгресса.
- И вообще, - добавил он, - наш конгресс имеет сугубо профессиональную направленность. Не думаю, что будет интересно широкой публике.
- Но вы же можете показать нам чудеса хирургии, - не сдавался парнишка, - провести показательную операцию, вылечить какого-нибудь тяжёлого больного. Мы можем это устроить, а потом фильм снимем.
- Господа хорошие! Я приехал сюда не оперировать. У меня и мысли даже не было встать за стол. У меня совсем другие задачи, - чётко выговорил он, - До свидания.
- Но позвольте…
Я дёрнул Феликса Львовича за рукав:
- Профессор, не говорите им ничего. Какому угодно каналу, но только не им!
Этот малолетка тут же взглянул на меня таким взглядом! Я бы сгорел наверно, если бы ярость его глаз перешла бы в температуру.
- Тебя вообще не спрашивают, малолетка! Не мешай работать!
Я буквально взорвался и высказал ему всё, что думаю. О том самом репортаже, о нём самом, о его телекомпании. С каким наслаждением я это всё говорил! Сколько времени копил в себе! И не побоялся же высказать!
Отцу даже пришлось меня останавливать.
Я точно не помню – что им говорил, сколько времени говорил, и какими словами. Но видимо сильными, потому что гляжу – они сворачивают свою аппаратуру.
- В таких случаях принято сразу же посылать официальное опровержение, а не натравливлять психов-малолеток полгода спустя! – проворчал оператор. Этим он меня совсем добил. Ещё немного, и я разбил бы ему камеру. Хорошо, меня удержали.
Из отеля мы вышли втроём. Долго смеялись.
- Ну даёшь! - хохотал отец, - Не ожидал от тебя! Я уже забыл про этот репортаж несчастный!
- Зато я не забыл, - зло проворчал я.
Отец пошёл своей дорогой, а мы – своей.
- Вас куда подбросить? – спросил он, подходя к машине.
Профессор вопросительно посмотрел на меня, а я отказался:
- Мы сами, тут недалеко.
- Ну, как знаешь. Шибко Львовича не напрягай, завтра у нас тяжёлый день, - сказал отец, уезжая.
И я тут же получил небольшой толчок в спину:
- Ты же говорил, чуть ли не час ехать!
- Так надо, - заговорщицки прошептал я.
Всю дорогу Феликс Львович глазел по сторонам из окна автобуса, тихо расспрашивал меня о местных достопримечательностях. Мне пришлось ужасно напрягать память, но мало что удалось выжать.
Выяснилось, что я очень мало знаю. Пробелы в истории родного города оказались весьма серьёзные. Жутко подумать – я же тут всю жизнь живу! Горжусь нашим городом. А чем конкретно горжусь?
Особенно стало неловко, когда со словами «простите, вы, я вижу, приезжий» к нашей беседе присоединился старичок весьма интеллигентного вида, и начал много и подробно рассказывать. Ехали мы далеко, а он – ещё дальше, и рассказ получился большим и интересным. Я даже заслушался. Оказывается, нам реально есть чем гордиться. И не только историей железнодорожной станции. Ещё до революции, оказывается, тут долго жил ссыльный архиерей. Его за что-то выгнали из Москвы, а тут прихожане буквально боготворили. Он сам говорил, что нашёл здесь вторую родину.
Или актёр один, очень известный, даже я его фамилию знаю. Начинал в нашем театре, оказывается. Сталин устроил здесь перевалочный пункт. Много тогда прошло народу; кто дальше на Север, кто – ещё дальше…
Всего этого я не знал.
Феликс Львович понимающе кивал, спрашивал, уточнял. И тепло попрощался с экскурсоводом:
- Спасибо вам большое! Ещё бы послушал, но жаль, надо выходить.
- *** -
Дверь открыла Ольга Захаровна. Она словно бы присматривалась к новому человеку, решала – пускать его в дом, или нет.
Решила пускать.
Мы робко вошли. Нет, робко вошёл только я, словно в первый раз попал сюда, не зная, чего ожидать. А профессор тут же представился, выдал пару комплементов уютному дому, быстро осмотрелся, и, наконец, спросил, где Вика.
Я снова поразился его наблюдательности. Я же говорил при нём имя только один раз, бегло, и не повторил больше. А он запомнил.
Вику я не сразу узнал. Изящный красный спортивный костюмчик, красивая оригинальная причёска, заколка, макияж, но совсем незаметный! Я ещё не видел её такой красивой! Оказывается, есть неброская красота, и она может принести истинное наслаждение.
Похоже, доктора ждали. В комнатах стояла какая-то особенная чистота. У них вообще всегда всё блестело, когда ни приди, но сегодня – особенно.
- Ну что, красавица? - начал москвич, - Чего сидим? Кого ждём?
- Так ведь… болеем, серьёзно, - ответила за неё мама.
- Кто сказал что серьёзно? Болезни у всех у нас в голове. Голова убедит ноги, что они больны, они и будут болеть. А если наоборот…
Вика прошептала:
- Легко вам говорить!
- Мы уж как только не думали! – вздохнула Ольга Захаровна.
Она, наверно, уже в сотый раз начала рассказывать историю своей дочери.
- Пошла наша крошка в школу музыкальную, концерт играть. На конкурс городской, лучшая в школе. Целый месяц готовилась, волновалась, ночь не спала! Ей все говорили, что она легко возьмёт этот конкурс! На область выдвинется. Откуда этот кретин взялся, даже представить не могу! Улица с односторонним движением, а он шары залил и прёт против движения, придурок!
Богомаз молча смотрел снимки, читал документы.
- Сколько операций? – наконец спросил он.
- Три. И всё бесполезно, - вздохнула Ольга Захаровна.
- Ну, я бы так не сказал.. Разрушение костей остановили. Остеомиелит миновали. Переломы хорошо зажили. Не сказал бы, что уж совсем плохо. Ноги сейчас болят в местах переломов?
Вика даже не сразу сообразила, что обращаются к ней.
- Нет, - наконец-то прошептала она.
Профессор кивнул. Казалось, у него совсем нет сочувствия. Перед ним раскрывалась такая история борьбы и мужества! Я бы на месте Вики ещё неизвестно, как бы поступил. Выл бы целыми днями, стопудово! И прекратил бы всякое сопротивление. Не стал бы делать столько операций.
А она молодец, не сдаётся! Пытается жить полной жизнью, насколько это возможно.
А для него она – одна из многих пациенток. Одной больше, одной меньше – какая разница. Лечить, возможно, будет, но забудет на следующий же день после её выписки.
Ладно! Переживём. Лишь бы взялся, лишь бы вылечил!
Незаметно я загрузился до предела. Будто это мои ноги болят, будто моя судьба решается сейчас!
- Саша ненадолго выйдет, - сказал врач, - И я Вику посмотрю получше.
Я не посмел противиться, пошёл в зал. От волнения не знал, куда себя деть. Включил телек – ничего интересного. Только тупые сериалы. Про очередное убийство один, а другой - какая-то новая дурость, тупая и плоская до омерзения. Он её любит, она – нет, делает ему всякие пакости, а он, вместо того, чтобы послать её, тащится за ней и страдает. Типа, смешно! Гениально! Тупой гогот за кадром вообще добивает!
Долго смотрел рекламу. Это единственное, что я смог сейчас переварить. Но и она достала.
Включил диск, который Вика оставила в SD-проигрывателе. Зазвучал приятный мужской голос и пианино:
Средь шумного бала, случайно,
В тревоге мирской суеты,
Тебя я увидел, но тайна
Твои покрывала черты...
Я застыл как вкопанный, аж дыхание сбилось. Невероятное совпадение! Неизвестный певец словно про меня пел! Про нас с Викой! Ведь так и есть! Среди городской суеты я совсем случайно встретил её. Что было бы, если бы она не ошиблась номером тогда, если бы я не перезвонил ей, если бы…
А конец песни меня просто поразил:
Люблю ли тебя, я не знаю.
Но кажется мне, что люблю.
Ну точно про меня! Я и правда не знаю, люблю ли её. Слишком серьёзно всё закрутилось, не по-детски. Слишком трудно оказалось вроде бы простое дело – любить человека. Я-то думал: будем тусоваться с любимой девушкой на дискотеках, играть вместе в сетевые игры, хохотать до упаду, и всё будет легко и приятно.
Куда там! Вместо тусовок бегаю по врачам, уговариваю всех, вникаю в её болезнь.
Наверно, все-таки, правда, люблю!
Или нет? Не знаю! Не готов ещё ответить. Не готов!
На коробочке значилось: «Романсы П.И. Чайковского». А этот романс, оказывается, так и называется: «Средь шумного бала».
Ну Пётр Ильич, ну даёшь, старик! Небольшим романсом так загрузил, что мама дорогая! Такой вопросик задал! Ответа днём с огнём не найти. И слова-то простые, и музыка негромкая, и поют без рёва и драйва, и нет мощной басухи, крутого ритма, а ведь зацепило! Дослушал до конца! Не смог остановиться! Даже второй раз поставил.
Ох, лучше бы не слушал, честное слово!
Дверь в спальню открылась. Гляжу - Вика сидит довольная, смушённо улыбается, да и у Ольги Захаровны морщинки немного разгладились.
- Ну что? – сказал врач, - Пациент скорее жив, чем мёртв. Ситуация непростая, но поправимая. Вика – наша больная, наш профиль. И поэтому к делу. Могу предложить лечение в нашей клинике. Скажу сразу – нужна операция. А возможно – и не одна.
- Ой, да где же мы столько денег найдём, на операцию эту в Москве-то! – вздохнула Ольга Захаровна. - Я знаю про ваш институт, слышала, хотела попасть туда, но…Деньги, деньги проклятые!
- Я могу взять Вику бесплатно. Серьёзно! И сделаю ей особую операцию, экспериментальную. Мы разработали особую методику лечения таких больных, малотравматичную. Я сам сделал уже три операции, результат хороший. Двое учеников тоже по операции сделали. Вика очень интересная больная. Её случай опишем в статье, потом в диссертацию моего ученика войдёт. Так что не совсем бесплатно получается. В общем, использовать вас будем по полной программе. А вам, Ольга Захаровна, можем дать общежитие на время лечения. За умеренную плату, как говорится. Вот только дорогу оплатить не могу, уж извините.
- Это-то как раз не проблема, - тихо сказала Ольга Захаровна, - Я могу…Я работаю в аэропорту.
- Ну, тем более, - широко улыбнулся профессор. – Решайте. Только советую поторопиться, не затягивать. Она ещё молода, но времени мало. Закончится формирование организма – и всё! Поезд ушёл! Надо торопиться.
Хозяева молчали, только переглядывались.
Феликс Львович оставил все свои телефоны, адреса, и быстро засобирался. И я - тоже. Ну не мог я оставаться дальше у них!
Какими же словами награждал местных врачей почтенный профессор! Такого отборного мата я ещё не слышал, тем более – из уст интеллигентного человека.
- Это ж надо! Уму непостижимо! Кто рассказал бы мне – не поверил бы. Все, все ошибки, которые можно сделать, сделаны! Ни одной не пропустили! Врачи, ёлки – палки!
И объяснил. Я, правда, мало что понял. Какая-то трещина в позвоночнике, которую не заметили, она всё и испортила. Оказался разорванным спинной мозг, из-за этого Вика и не ходит.
- Всё! Девочка обездвижена, - почти кричал Богомаз, - Коновалы! На первом же рентгене всё видно! У кого там глазищи повылазили?
- И теперь что? – с тревогой спросил я.
- Поправлю, что смогу. Если приедут ко мне, - спешно добавил он. – Возможно, всё восстановится, скорее всего. Надеюсь на молодость и крепкий организм. Васе расскажу, пусть полюбуется. Уникальная бездарность!
- Она не в нашей больнице лежала.
- Не знаю. Всё равно.
Я взглянул на него. Он как будто постарел за какой-то час. Исчезли смешинки в глазах, всякие шуточки – прибауточки. Наоборот, появились морщины на лбу, хмурый взгляд. Стал виден его реальный возраст.
- Если бы она сразу ко мне попала, если бы сразу…
Вот оно как! А я-то думал, он совсем не переживает за своих пациентов! Думал, ему всё равно, все больные на одно лицо.
А выходит – всё-таки переживает. Очень мощно, но никому не показывает. Феликс Львович – человек дела. Прежде всего – помочь человеку, что возможно - сделать. А эмоции оставляет за бортом.
И правильно. Что толку плакать и стонать над больным, ничего не делая при этом!
Только бы Вика согласилась лечиться, только бы согласилась! Сейчас всё зависит от неё, от её мамы. Даже я уже ничего не смогу сделать.
- *** -
С этими делами я совсем забыл про школу. Нет, ходил каждый день, не пропускал, я примерный мальчик. Но плохо помнил, что было вчера, кто что говорил, что проходили на уроке. И ощущение потерянного времени только возросло.
Даже мои разлюбезные одноклассники заметили, что со мною что-то творится. Рясовского я просто шокировал – вообще перестал отвечать на его тупые шуточки. И Сомова тоже обиделась – не поздравил её с 8 марта.
- Хоть бы смску набил, трудно, что ли? – надулась она, - Или разлюбил меня?
И вплотную придвинулась ко мне:
- Разлюбил, да? Сознавайся! Добровольное признание смягчает участь осуждённого!
- Да было бы тут кого любить! – усмехнулся я на весь спортзал. Она же выдернула меня из игры в баскетбол. Самое время устраивать выяснялки, когда мы проигрываем 11 Б!
Алька так и застыла с открытым ртом.
Честное слово, никаких эмоций она во мне уже не вызывала. Даже когда пришла на следующий день в откровенной мини-юбке и вызывающе открытой блузке. Чем вызвала огромный гнев классной и разговор на темы морали в течение получаса.
Зато пацаны глазели во все гляделки. Даже скромняга Орехов громко свистнул с восхищением.
Я рассказал Максу последние события про Вику. Решил – одобрит.
Но его реакция меня поразила. И это ещё очень мягко сказано! Он глаза вытаращил:
- Ты чё, совсем опух? Оно тебе надо – впрягаться за кого-то, пупок рвать.
- Надо!
- Всё равно не поверю. Есть же специальные организации, которым деньги платят именно за такую работу. Нафига ты полез? Больше всех надо?
И ещё добавил, для пущей важности подняв указательный палец:
- Тебя же сделали, как последнего лоха! Ты поставишь её на ножки, а она этими ножками и дёрнет от тебя, к своему МЧ. Стопудово, у неё кто-то есть. Девчонка–то о-го-го! Я бы с ней задружил! Спорим, ещё денег стянула с тебя нехило! Такое дело нахаляву не прокатит!
Я что-то буркнул в ответ, бросился вниз по лестнице, толкнул Настю Мазур, и кажется – ощутимо.
- Извиниться бы надо! – крикнула она вслед.
Плевать! Не вертись под ногами!
- *** -
Наверно, у каждого ребёнка наступает момент, когда ему кажется, что мир вокруг переворачиваетсся с ног на голову. Чёрное вдруг стало белым, а белое – чёрным. Что оказывается, Деда Мороза нет, а подарки на Новый год - из Детского мира. Что мир поразительно быстро мельчает, сжимается прямо на глазах. Огромный автобус на самом деле – простой ПАЗик на двадцать человек. Грозно рычащий, ужасно пылящий грузовик – небольшой 3-тонный грузовичок.
Мельчают родители. Особенно меня, ещё шестиклассника, потряс один случай. Отец, тогда ещё простой врач, как-то вечером рассказал, что у них умер 5-летний мальчик. У него были большие ожоги, и врачи не смогли ничего сделать.
Я не спал почти всю ночь. Никак не мог поверить. Получается, что родители – совершенно обычные люди, не боги! Далеко не на все вопросы знают ответы. А я-то считал их всемогущими: они ж – мои родители, тем более - взрослые, тем более – врачи. Могут всё! Даже уговорить Деда Мороза, принести мне в Новый год аквариумных рыбок.
А вот и не всё! Далеко не всё!
А дальше – ещё более поразительное открытие. Родители, оказываются, меня совсем не понимают! Не хотят понять! Мыслят какими-то первобытными законами и понятиями, и никак не желают знать, что в мире многое изменилось!
Мельчают друзья. Какой-то год – два, и моих лучших друзей не узнать! Макс стал невозможным педантом, Юрка опустился, занимается непонятно чем, на грани уголовщины, Алька возомнила из себя нечто великое, а сама как была шишкой на ровном месте, так и осталась.
Я вдруг разочаровался в них! И остался один. Новых друзей у меня, оказывается, не нашлось.
Мельчаю и я. Ещё совсем недавно, ещё в сентябре считал себя эдаким крутым мэном, который прошёл огонь и воду, всё знает, всё умеет, прекрасно разбирается в людях, знает, ху есть ху. Вау! Круто!!!
Ага! Как же! Всё перевернулось. Белое стало чёрным. Крутой мэн на самом деле оказался совершенно ни к чему не годным малолеткой.
А жизнь идёт, и не думает останавливаться! Конгресс закончился, гости уехали. Довольные родители сияли – всё прошло на высоте. Даже из министерства похвалили отличную организацию дела. Да, эта встреча фактически стала семейным делом Зверевых. Мама, хоть и посмеивалась над стараниями отца, но помогала ему на всю катушку.
Уехал и Богомаз, ничего мне не сказав. А спросить я не рискнул. Ни у Вики, ни у её мамы. И уж тем более, у него.
Неожиданно понял, как я устал за эти дни! Как шахтёр, в натуре! Ходил на полном автомате. И если бы Вика отказалась ехать, я бы уже не смог её уговорить. Не нашёл бы ни слов, ни сил. Только махнул бы рукой - делай что хочешь.
Как-то вечером отец поймал меня на кухне, когда я пил чай, закрыл плотно дверь и спросил прямо – о чём мы с Феликсом говорили, да куда ездили.
Я напрягся - куда он клонит? С чего дверь закрыл? К откровениям с родителями я оказался не готов. Конечно, ждал чего-то подобного, но одно дело – ждать, а совсем другое - получить ожидаемое. И так рано, на третий день после отъезда гостей.
Я даже в глубине души надеялся, что отец за всей этой суетой просто забудет тот маленький случай в отеле. Но он, похоже, не забыл.
Придётся что-то отвечать!
Я понял, что враньё не покатит. И рассказал отцу всё, без утайки.
- А наши врачи где были? Чем хлопали, каким местом? – удивился он.
- Что-то делали. Она лежала в больнице, да видать без толку.
Отец вдруг рассмеялся:
- А! Понял! Вот, значит, из-за кого сыр-бор поднялся на коллегии после основного заседания! Вот о ком рассказывал Богомаз, а все ахали-охали, не верили ему. А он тельняху рвал на груди – всё правда, говорит. Сам, говорит, справки видел, снимки.
Я тревожно замолчал – чего он ещё скажет? Вдруг профессор принародно заявил, что отказывается её брать?
- Ну точно, наш город – большая деревня!
- У неё непростое положение, - вставил я, - и я решил показать её кому-нибудь из московских светил.
- И кто подсказал тебе такую идею? Она? Её родители?
Я сказал как можно твёрже:
- Никто! Сам! Я просто захотел, чтобы она пошла. Всё! А она отказывалась.
Отец молча ждал ещё чего-то.
- Я даже не знаю, согласилась ли она, согласился ли Феликс Львович.
- Так позвони ей.
- Боюсь, - вырвалось у меня, - Боюсь услышать «Нет», и понять, что все мои старания напрасны.
- Не исключено. А может, Львович поднимет её. Он хороший дядька, многое может. Мне вот что интересно - чего ты с нами не посоветовался?
- А зачем? – начал я дерзить, не желая того, - Вы бы задавили меня правильностью! Ты бы заявил бы сразу – у неё, мол, есть свои родители, пусть они и решают. Всяко заявил бы! Вспомнил бы про соцзащиту, про другие конторы.
Отец пожал плечами. Видя, что он молчит, я продолжил наступление.
- Может, хватит каждый мой шаг проверять? Мне уже не 7 лет! Я школу заканчиваю! И сам могу понять, что почём. Если я именно так поступил с Викой, значит, так считаю нужным!
С чего я так разошёлся? Сам удивляюсь. Но слова отлетали от меня, и я не мог их остановить, не мог успокоить.
И тут меня прорвало. Я высказал всё. И про никчёмность школы и большинства её педагогов, и про откровенную тупость одноклассников. И даже про законы физики, которые мне нафиг не нужны будут после школы. Зачем, скажите, я их учу? Е равно МС квадрат! Ну равно, и дальше что? Куда, скажите, воткнуть Е и МС это! А квадрат вообще никуда не влезет! И про настоящее мужское дело, которое я затеял, первое конкретное дело тоже сказал. Я хоть уважать себя стал! В школе все меня маленьким считают. С компами даже не дают разобраться в кабинете информатики! Компьютеры глючат так, что мама дорогая, надо плотненько с ними поработать, а мне не дают. Классная трещит, типа для этого есть учитель информатики. Так чего она нифига не делает, эта учительница? Отвела свои часы, и слиняла. Ей больше ничего не интересно!
Всё! Выдохся!
Отец налил себе чаю, долго дул в кружку.
- Мне обидно, сынок, - наконец сказал он таким грустным и уставшим голосом, которого я ещё не слышал, - Обидно, что ты перестал ценить нас.
Я очень удивился – почему?
- Потому что ты не посоветовался с нами. В таком важном деле даже взрослый человек один не решает. Слишком большая ответственность.
Ах вот он о чём!
- Ну я же… Я вообще не думал, что так получится, что такая каша заварится… - я уже чувствовал себя виноватым, - И не я один решаю. Я только привёл ей доктора, показал, что есть такая возможность, и сказал: решайте. Всё! А как они решат дальше – это уже их дело. Я же не потащу её насильно, в Москву эту! А если Львович откажется, не буду же ему морду чистить! Даже если бы в Москве был!
- Да! – протянул отец, - вырос наш пацан. Совсем вырос. А мы и не заметили…
После такого вздоха, из самой глубины его души, мне расхотелось хамить и ругаться.
- Я бы всяко вам сказал бы, - уже тихо сказал я, - когда бы всё решилось. Если решится хорошо, вы бы всё узнали.
- А если плохо?
- Зачем вам знать о моих неудачах?
Он внимательно посмотрел на меня и словно через силу спросил:
- Ты её любишь? Как мужчина мужчине, между нами. Она тебе нравится?
Я молчал, а он продолжил:
- Я же вижу. Просто так ради девчонки не стараются.
- Ну… допустим… Это что меняет?
- Это много объясняет, - рассмеялся он, - Не волнуйся, я никому не скажу. Это останется между нами. Давай, сынище, дерзай! Я в твои года пришёл к однокласснице с букетом цветом и заявил, что уйду от неё, только тогда, когда она согласится выйти за меня. Вот так конкретно! Раз – и всё!
- Ну и? – я ещё не слышал этой истории.
- И всё! Она сходила пару раз со мной в кино, на танцы, а потом всё. Мальчик, я с тобой наигралась. А я впал в депрессию. И долго потом не смотрел в сторону девчонок.
- Так это была не мама?
- Нет. А я и рад, что так вышло, что встретил маму потом. Всю жизнь прожили, а вот до сих пор люблю её, как мальчишка. И уводить меня пытались, глазки строили красотки всякие, соблазняли. Это между нами, если что. Но остался с Ларой. И не жалею! Эх! Где мои семнадцать!
Что правда, то правда. Они иногда так посмотрят друг на друга, что потом гадаешь – сколько же им? 20 лет или 50?
- А со Львовичем помогу. Если будут проблемы – говори, - сказал он, уходя.
Он ушёл, а я долго сидел в раздумьях. Как ни крути, а надо называть вещи своими именами. Я действительно люблю Вику. И полюбил с того самого первого, ошибочного звонка. Именно любовь заставляет меня творить все эти безумия. Именно любовь не даёт мне спать сейчас, когда я до сих пор не знаю её решения.
Я резко набрал её номер. Спят? Не спят?
Плевать!
Долгожданное и так хорошо знакомое:
- Алло!
- Вика! Привет! Хочу узнать твоё мнение насчёт Москвы.
- Прям сейчас? Саня? Ты чего? Который час, знаешь?
- Всего-то пол-двенадцатого. Время детское!
- Вообще-то ты меня разбудил. Добрые люди уже спят обычно. Это так, на будущее. А насчёт Москвы… Мы ещё не решили.
- А чего… ждёте?
- Ну… ещё слишком рано. 3 дня всего прошло.
- 5 дней! Целых 5 дней потеряно! Это конгресс закончился 3 дня назад.
- Ладно, пусть 5 дней. Всё равно слишком серьёзное решение. Поспешность здесь ни к чему.
- Да чего ждать? – взорвался я, - Ноги в руки, и вперёд! Тебе каждый день профессора приходят, да? И помощь свою предлагают. Безвозмездно! То есть даром. Каждый день, да?
- Не поняла. С чего ты такой горячий? Чего с цепи сорвался?
- Да потому что я хочу тебя видеть здоровой! И чем быстрее, тем лучше! Сколько времени ты упустила! Подумать страшно! И профессора я водил только к тебе, ни к кому другому, ясно? И к другой инвалидке не поведу!
- И почему я нужна тебе здоровой? Мне это здоровье не нужно, а ему, видите ли, подавай! В пол-двенадцатого ночи!
- Да потому что… Не понятно ещё? Я… я люблю тебя, дурочка! Люблю! Неужели не понимаешь? Чем ты смотришь на меня? Где твоя женская интуиция? Я тебя люблю! Ты мне нужна как воздух, как… не знаю что! Я люблю тебя и такой, но лучше всё ж – здоровой. Понятно, а? И никуда от тебя не уйду!!! Понятно, а?
Она только и смогла прошептать:
- Пол-двенадцатого…
- Да уже все 12! И запомни! Если ты откажешься, я сам силком потащу тебя в Москву. Сопротивление бесполезно! Усекла?
Меня всего трясло. Кружка горячего чая выпала из рук, чуть не обожгла меня. Нож предательски хотел порезать палец, а не батон.
Ну, Пётр Ильич? Доволен? Ответил я всё-таки на твой вопрос.
…Люблю я её, и я знаю, что всю, без остатка, люблю!
Нет, ребята, не так, совсем не так представлялось мне моё признание. Оно будет, я чувствовал. Всяко, должно быть. Рано или поздно я должен был сказать Те Самые Слова. Но никак не думал, что придётся выкрикивать их по телефону глубокой ночью, на кухне, при закрытой двери!
И всё же не жалел о сказанном. Она может позвонить завтра рано утром, может позвонить через пару часов. И я всё равно скажу ей то же самое. И не откажусь от своих слов.
И от слов насчёт Москвы, кстати, тоже.
- *** -
Вика не позвонила утром. Родители ничего не сказали утром. Утро, вообще прошло как обычно. Встали, что-то бросили в рот, разбежались. Опять какие-то операции, тяжёлые больные!
Тут сын стал тяжёлым, а их больные интересуют!
Хотя именно сейчас мне особо не хотелось бы, чтобы лезли со всякими советами. Даже родители. Не говоря уж об остальных.
Поэтому я ничего не сказал Максу насчёт признания своего. Хорош откровенничать! Ничего путнего из этого не выйдет.
Весь день возле меня кружилась Олеська Сухотина. Чего ей надо? Я героически выдерживал её взгляды, но вопросов не задавал. Она тоже молчала и загадочно улыбалась.
На последней перемене в классе объявилась Алла Евгеньевна и в приказном порядке попросила всех остаться после уроков, для небольшого разговора.
Сразу зашумели недовольные:
- Что ещё?
- Узнаете, - отрезала классная.
- Опять дрессировать будут насчёт ЕГЭ, - протянул Рясовский, - в какой клеточке писать свою фамилию. Лучше бы сказали, что в ответах писать! Так нет же! Фиг вам, называется!
Наконец, Олеська не выдержала, спросила. Негромко вроде, но услышали все.
- Ну как, Санечка, дела у нашей инвалидки?
Я опешил. Молча уставился на Цыкденова, но он тоже вытаращил глаза, шепнул:
- А я что? Я ничего никому!
- Какая инвалидка? – прошептал я.
Класс тут же затих. Ещё бы! Жаренным запахло! Господа, видите ли, заскучали-с. Комедию ждать-с изволят-с!
- Какая моя инвалидка?
- Обыкновенная. На коляске. Молодая и красивая. Можно узнать, она тебе кто? Сестра? Родственница?
- Откуда ты… Кто сказал?
- Не важно. Разведка донесла. И факты, как говорится, подтвердились. Даже судя по твоей реакции.
- Ну а если даже подтвердились, что с того? – вмешался Макс. – Его личное дело. Что, нельзя выпускникам общаться с инвалидами?
- Как это что с того? – вспыхнула Олеська, - Это дело общественное. Меня, например, очень волнует: почему Зверев нашёл себе какую-то кикимору у чёрта на куличках, ещё и на колёсах, вместо того, чтобы подружиться с девчонкой из класса.
- С тобой, что ли? – презрительно скривился я. - Оно мне надо?
- Ну, из школы, на крайняк, - не успокаивалась она, - У нас-то все здоровы. А, Зверушка? Что за фигня?
- Было бы с кем дружить тут! – вальяжно сказал я.
Все загалдели, засмеялись. Посыпались остроты, на грани пристойности. Кто-то предложил собрать деньги в помощь Вике, открыть благотворительный фонд. Даже шапка пошла по кругу. Стас ломанулся тут же кровь сдавать, заорал: «Даёшь по три литра крови с носа»!
Ага, именно из твоего носа и накачаем эти три литра!
Я медленно соображал. И неожиданно понял – откуда утечка информации.
Я сидел как помоями облитый. Любое моё слово, жест вызывало новую волну хохота.
Всё, братцы! Юмористы доморощенные! Влипли вы! Конкретно! Кранты вам всем! Урою! Такой позор я так оставить не могу! И Мазур, тоже прилетит! Конкретно! По первое число! Нечего подслушивать и потом всем выдавать!
- Сашенька! – снова взвизгнула Сухотина, - Я же и заревновать могу! А ты знаешь, какая я в гневе? О! Лучше бы тебе не знать! Брось эту выдру сам, по-хорошему. Правда, Алечка? – обратилась она к своей лучшей подруге.
Та молчала.
- А? Сомова? Чего молчишь? Приём!
Кстати, Алька оказалась единственной, кто не острил, она даже не улыбнулась.
- Алло!
Вдруг Алька рявкнула на весь класс, стукнув кулаком по столу:
- Заткнись!
И уже в полной тишине крикнула так, как я ещё не слышал:
- Заткнулись все! Уроды моральные!
А потише добавила:
- Какое ваше собачье дело?
- Подруга, эй! Ты чего? – испугалась Олеська.
- Какая я тебе подруга?
Сухотина опешила. Я - тоже. А Алька медленно встала из-за стола, пошла к выходу, говоря:
- Если у вас не хватает здесь – последовал выразительный жест, - так нечего это показывать! И так всем всё ясно! Мне противно сидеть с вами в одном классе! Подумать только, с какими созданиями я провела целых 11 лет!
Народ зашумел: с чего это Сомова митинговать начала?
- Человек делает хорошее дело! Благое дело, если кто ещё помнит смысл этого слова! Делает тихо и незаметно! И не вопит на каждом углу об этом! А вы? Уроды моральные!
И предложила мне вместе пойти домой.
- А как же… классная?
- Да фиг с ней!
- С кем это? – раздался голос от двери.
Перед нами явилась Алла Евгеньевна. Мы бросились на свои места, даже Алька не рискнула открыто сбежать.
- О чём сыр-бор? – поинтересовалась Алла, - Мне показалось, или у вас правда был небольшой шум?
- Да так… небольшой разговорчик, - протянула Южакова.
Остальные угрюмо молчали. Алла Евгеньевна удивилась, с чего это мы такие неразговорчивые. Но вопрос её завяз в мрачной тишине.
- Ладно! – махнула она, - Не хотите рассказывать – не надо. Дело ваше. Я вас собрала по одному важному вопросу. Помните, зимой мы говорили, что хорошо бы отремонтировать спортивный городок, оставить школе память о нас. Помните?
Да, что-то такое было.
- Так вот. Сегодня на дворе что? Конец марта. Тепло, снег почти сошёл. Предлагаю всем выйти на субботник в эту субботу. Приносите инструменты, материал будет. Я договорюсь.
Мы загалдели, все разом. В общем хоре не разберёшь, кто согласен, а кто - нет. Но похоже – больше голосов «против». Громче всех вопил Петька, только одно слово вопил: «Нафига, нафига!».
- Петя, почему нафига? – спросила классная.
- Нафига париться, когда уходим из школы? – завопил он пуще прежнего, - Для кого пупки рвать?
- Как для кого? – не поняла классная. – Ты это серьёзно?
- Вполне.
- Я думала, у вас такого детского вопроса не возникнет, - огорчилась Алла Евгеньевна, - Неужели вам следует объяснять элементарные вещи? Вам, выпускникам?
- Если вы об ура-патриотизме, то я пас, - конкретно заявил Петька.
- Так, - протянула учительница, - Кто ещё так думает?
Думает так, оказывается, почти весь класс.
С чем вас и поздравляю, уважаемая Алла Евгеньевна! Вы ждали чего-то другого?
Она села за свой стол, протёрла очки. Криво усмехнулась:
- Эх вы, выпускники! Гордость школы! Я-то думала, что смогла сделать из вас настоящих людей! Похвасталась уже перед директором, что организую вас на субботник, что все согласны, дружно выйдут!
Класс молчал.
- Ну? Чего молчим? Кого ждём?
У неё из-под очков блеснули слезинки. Или мне показалось?
- Хорошо, я поняла. Вы свободны.
И нарочито быстро вышла.
Народ молчал. Долго.
Первая зашевелилась Алька.
- Я же говорю –моральные уроды. Задницы свои не могут от диванов отодрать!
- Вот ты и отдирай, раз тебе больше всех надо! – заметил Стас. – А моё здоровье не казённое. Ещё пригодится.
- Да на тебе пахать можно! – заметила Катя Капитанова.
- И нужно! – вставила Катя Южакова.
- А сами вы-то кто? – парировал Стас, - Фифочки гламурные!
И понеслась! Народ расшевелился. Пошёл конкретный расколбас.
Но сегодня он шёл вяло, совершенно не напоминал лёгкую словесную перепалку, которой забавлялись наши признанные остряки. А мне они, перепалки эти, так нравились. Иногда даже сам вставлял пару слов.
Но только не сегодня. Мы поступили подло. Я вдруг остро почувствовал – насколько подло. И я не смог высказать людям всё это. Гнусно смолчал.
И сейчас молчу, хотя вроде, можно сказать всем всё, что о них думаю.
Так и вышел молча из класса, вышел молча из школы.
Молча прошёл мимо удивлённой Альки во дворе. Она, похоже, что-то сказать мне хотела, но я глянул на неё – и она сразу расхотела.
Меня же просто трясло от моих дорогих одноклассников. И чем дальше, тем больше. Чем дальше, тем круче!
- *** -
Невероятно! Я бы никогда не поверил, что такое со мной будет! Что так разволнуюсь из-за одного короткого звонка!
А всего делов-то! Всего-то Вика позвонила. И загадочным голосом позвала к себе, и чем скорей, тем лучше! В 7 часов вечера.
Оказывается, у неё дома потёк кран. А мама ночью на работе, и девочка одна, и не знает, что делать. Боится с такой сантехникой оставаться.
- А больше никого на помощь позвать нельзя? Соседа, например? – спросил я больше для разговора. Прекрасно же знал ответ.
- Алкаша? – выдохнула трубка, - Я его не выдержу! Уже к двери его квартиры надо с солёным огурцом подходить!
- Надеюсь, это не первоапрельская шутка? Ты случайно не сломала кран сама, чтоб меня вытащить?
Немедля последовало гневное:
- Если ты не хочешь, можешь не ехать! Но я хотела тебе сказать одну очень важную вещь. Мне очень много надо бы тебе сказать!
Я быстро прикинул – за сколько времени доеду, сколько займёт ремонт. Получается: на последнюю маршрутку назад всяко успеваю.
- Выезжаю!
Родителям дорогим я выпалил телеграфным текстом, что другу срочно понадобилась помощь, что без меня он никак, что к вечеру буду, кровь из носа.
- Какой вечер! – взмахнула руками мама, - сколько времени, знаешь?
Да знаю! Потому и спешу. Схватил разводной ключ, какую-то отвёртку, выскочил.
Вика сидела в новом, симпатичном халатике, вся такая домашняя, уютная, смущённо улыбалась.
Опять меня ждала?
- Сознавайся сразу, это отмазка?
- Чего?
- Ну чтобы вытащить меня из дома…
- Да ну тебя!
Кран в ванной и правда прилично бежал. Я с наскоку решил, что париться тут нечего, легко разделаю его под Хохлому, но скоро понял: засада реальная! Всё проржавело. Гайки не заворачивались, прокладки не держались, вода всё равно текла, что бы я не делал.
А самое мрачное – я понял, что совсем не соображаю в сантехнике! Действовал методом «научного тыка», результат, конечно, обалденный получился. Детали упорно не хотели вставать куда надо.
Хорошо, Вика не стоит над душой, не видит моего позора. Что–то соображала на кухне.
Я усмехнулся – прямо семейная идиллия! Муж занят по хозяйству, жена готовит ужин, и потом они собираются на кухне для неспешной вечерней беседы.
И вдруг в какой-то момент со мной что-то произошло. Меня просто взяла злость – неужели я не смогу сделать этот несчастный кран! Неужели не догадаюсь, как соединяются эти 4 детальки! Весь сжался, напрягся, и…
После тысячной попытки, наконец-то прокладка встала на место, и гайки все закрутились как надо. Вода пошла куда следует.
Победа!
Девчонка вся рассыпалась в благодарностях: «Что бы я без тебя делала, не представляю даже. Ночь бы не спала, всяко! Ты настоящий мужчина, хозяин!»
- Да ладно, чего уж там… Менять тут вам всё надо, всё на соплях, - проговорил я с видом знатока.
А ведь приятно! Приятно, когда тебя хвалят, что ни говори!
На часах 10 часов. Я засобирался - ещё успею на автобус.
- Нет-нет, - запротестовала Вика, - Без ужина я тебя никуда не отпущу! Я быстро! Всё готово! Мне ещё надо кое-что тебе сказать, очень важное.
Действительно, через 5 минут на кухне стояла большая тарелка с аппетитными пельменями. Вика даже свечки зажгла и включила тихую приятную музыку. Попросила выключить свет. Романтика!
- Пожалуйста! – улыбнулась хозяйка. – Ручная работа. Сами лепим с мамой!
Пельмени замечательны. Обстановка – ещё круче. Уходить сразу расхотелось.
Проглотив парочку пельмешков, я не удержался:
- Ну и что за новость ты мне хотела сказать?
- Ты поешь сначала, попей, а потом уж спрашивай.
- Так я уже поел…
- Это всё? – удивилась она.
Хоть я и млел от восторга – так давно мечтал о таком моменте! – но всё равно чувствовал себя немного напряжёно. Почему? Вроде не в первый раз у них дома, хозяйку знаю хорошо. Мне нравится здесь.
Просто никогда ещё я не оставался с девчонкой один, и уж тем более – так поздно. Поэтому и напрягся. Домой надо бежать. Да и родители волнуются!
Я усмехнулся – другой в моей ситуации радовался бы, а я? О чём думаю?
- Мама в ночь сегодня, - повторила Вика, - я не очень люблю такие ночи, но что поделаешь! А тут кран этот ещё!
- А кто она?
- В кафе, в аэропорту работает. Устаёт сильно. Я как могу, ей помогаю.
Видимо, лицо моё само, без моей помощи изобразило удивление, потому что она тут же быстро вставила:
- Я всё по дому делаю! Если достаю.
- Да я верю, верю! – поспешил я ответить.
- Ты тогда сказал по телефону…
У меня всё внутри заныло в ожидании чего-то неприятного.
- Я … я много думала… и …
Ну не тяни! Если противен тебе, так и скажи прямо!
Вика чуть ли не подпрыгнула:
- Поиграть тебе кое-что? Хочешь?
- Ну, если тебе не жалко… Подожди! А соседи?
- Ничего, они привыкшие! И это быстро!
И обрушился на меня целый водопад звуков из пианино. Что-то невероятно быстрое, рокочущее, и в то же время мягкое и доброе. Как это сочетается? Не скажу. Но как-то сочетается! И очень здорово!
Музыка и правда быстро кончилась. Девочка долго смотрела на меня, одними глазами спрашивая «ну как?»
- Вот. Маленькая такая пьеска. Как?
- Классно, - искренне восхитился я, - кто автор?
- Один молодой малоизвестный композитор. Пока. Но я его хорошо знаю. Как ты думаешь, что он хотел сказать музыкой этой?
- А как называется?
- Просто. «Экспромт».
Да уж, действительно, просто. Я даже слова такого не слышал!
- Ну… Не знаю… Разве можно что-то конкретно сказать?
- А ты попробуй! Закрой глаза. Какую картину видишь?
- Ветер в лесу, наверху, а внизу – поспокойнее. Вообще ветра нет.
Вика рассмеялась, но тут же перестала.
- Ну а это что будет?
И снова заиграла что-то медленное и больно знакомое.
- «Лунная», Бетховен. Как?
- Пустынный осенний пейзаж, листочки падают, холодно…
- А при чём тут «Лунная»?
Я только пожал плечами:
- Полнолуние. Огромная луна светит человеку в глаза.
- Нет! Нет! Одиночество! Всепоглощающее одиночество. И жуткая безысходность! Настоящая трагедия! Непередаваемая словами.
На мой молчаливый вопрос быстро заговорила:
- А ты прислушайся! В конце этот ритм из мелодии уходит в басы, будто человек замыкается в себе, понимает, что впереди у него полная безнадёга. Полный конец! Вот!
Я, честно говоря, не услышал этого в первый раз. Но когда Вика подсказала мне, да ещё и повторила, я и правда услышал в басах медленное «Там-та-там». И опять: «Там-та-там»!
- Похоронный марш, - не выдержал я.
- Ну, это уж перебор. Хотя, кто знает, что думал Бетховен? Ой! – встрепенулась девочка, - Ты меня останавливай, ага? Могу бесконечно говорить о музыке, как понесёт, понесёт – не остановишь. И не волнует, интересно это человеку, или нет.
- Нет, что ты! – запротестовал я, - Интересно! Очень даже!
- Врешь ведь! – хитро улыбнулась она.
Я не врал, совсем не врал. Правда. Вика показала мне целый мир, совершенно новый мир. Я вдруг узнал, что классической музыки не надо бояться. Она не хуже рока будет.
Меня понесло.
- Я не вру! Хочешь, докажу! Знаешь, что в той музыке? В первой? Беспокойство. Нет. Скорее, бурная радость от чего-то. Может оттого, что весна пришла. Что экзамены, наконец-то закончились. Может, он студента показать хотел, автор.
Она просияла.
- Ну… может быть…
Я прислушивался – не течёт ли из крана. Вроде нет. Что же ещё можно там сделать? Не придумывалось никак.
Вика протянула какой-то запечатанный конверт. И быстро остановила меня, сказав, что открыть сие послание разрешается только после отъезда автора.
Я так и оторопел:
- После какого отъезда?
- В Москву, - девочка буднично пожала плечиками.
- То есть ты… - у меня даже дыхание перехватило, - едешь?
Она кивнула.
- К Богомазу?
Она кивнула.
- Надеюсь, это не первоапрельская шутка?
- Ты уже спрашивал.
- Я про другое спрашивал.
- Один раз это оказалось не шуткой.
- А второй?
Вика сказала чуть позже и тише:
- И второй – тоже… Через 4 дня летим. Всё решено. Феликс Львович ждёт.
Я так и застыл на месте. Слишком неожиданно это прозвучало. Слишком «в лоб». У меня вырвалось невнятное:
- Правда?
- Правда! – улыбнулась девочка.
- И надолго?
- Кто знает? Пока думаем на 2 недели, там видно будет. Может – раньше вернёмся.
Кран медленно отплывал на второй план. Я засунул руки в карманы, прошёлся по комнате.
Не верилось, что моя мечта сбывается.
- То есть… Получается, я тебя не увижу долго – долго, да? И неизвестно когда мы встретимся, да?
- Страдать будешь? – усмехнулась она.
- А если да?
- Не надо. Саша! – вдруг очень серьёзно сказала девочка, - Не надо, хорошо? Иди давай! Домой!
Я посмотрел на часы и присвистнул. Какое домой! Как? Пол-первого ночи!
Вика виновато взмахнула руками:
- Это я так тебя заболтала! Что же теперь делать будешь?
- Первым делом позвоню, чтобы предки не особо напрягались.
Предки серьёзно напрягались. Я долго объяснял маме подробные обстоятельства дела, пришлось и для отца повторить показания. В ответ последовало, что я совсем от рук отбился, что не ведаю, что творю, что совсем не чту престарелых родителей.
Это они-то престарелые! Ха!
- Вызывай такси и приезжай! – почти приказала мама, - Мы заплатим.
- Такси? – я даже не ожидал такого.
Вика вставила:
- Оставайся у меня. Ничего страшного! Тем более, завтра суббота.
И я мгновенно принял решение. Мама тут же высказала всё, что обо мне думает, и пообещала дома крупный разговор.
Я немедленно ответил, что если бы чуть пораньше некоторые родители хорошо выполняли бы свой родительский долг, такой ситуации, может, не получилось бы.
Мама немедля потребовала перевода.
Я сказал, что отец совсем не учил своего сына чинить краны. И он, сын, то есть, поэтому долго парился с этим дурацким краном, и не успел на последний автобус.
Вика чуть с кресла не упала, услышав такое.
Мама что-то пробурчала в ответ, но не сказала ничего про такси.
Я назвал адрес Вики, телефон, и со спокойной совестью отключился.
Короче, я остался у девочки.
И задумался. Что дальше делать?
- Ты поздно спать ложишься?
Ну здрасьте! Вот начал разговор! Совсем уже в маразм впал!
- Да пока можно поболтать.
- Слушай, -я медленно пытался сочинить вопрос, мучавший меня весь вечер, - А вот эту музыку, которую ты мне играла… Не «Лунную», а перед ней. Экс… Эксперимент? Экспромт. Это ты её придумала?
Она кивнула.
- До самой последней ноты?
Она снова кивнула. Добавила:
- Часа за 2-3. Мамы как раз не было, никто не мешал. Такой выброс эмоций! Я давно такого не испытывала.
Я подошёл к пианино, зачем-то взял ноты, начал листать.
- Плохо, да? Я забуду её! Порву ноты!
- Что ты! – я даже напугался. – Я ничего лучше не слышал. Правда - правда!
- Ну не надо, - протянула она, - Люди пишут гораздо лучше меня…
- Но есть и хуже. А некоторые вообще ничего не пишут.
Она тихо добавила, словно не слыша моих слов:
- Это после нашего ночного разговора с тобой… Того самого… Помнишь? Нахлынуло! Я не смогла удержать… Никогда так ещё не писала!
- Так ты…
- Да, Сашенька! Именно то, что ты подумал.
- Но ты же не знаешь, что я подумал!
- Ой, ну до чего вы, мужики, глупые, недогадливые! Вам всё надо на трёх пальцах объяснять? Даже самую простую вещь?
Я продолжал бездумно листать ноты, когда раздался громоподобный шёпот, на всю Вселенную:
- Дуралей! Ты же мне… нра… Ты же нравишься мне… Очень!!!
Я аккуратно положил ноты, будто они громким стуком могут нарушить что-то хрустальное, возникшее в комнате, и внимательно посмотрел прямо в глаза девчонке. Смотрел долго. Не моргая. Ждал, что она дальше скажет.
Она не отвела глаз.
Но ничего больше не сказала.
Но я всё равно услышал. И запомнил. Крепко запомнил, не выбить из головы!
И… Что обычно делает старшеклассник в такой ситуации? Бросается девочке на шею? Бежит к лучшим друганам, нет, сначала за пивом, а потом уж к друганам? Или ещё что?
Почему-то я подумал, прежде всего, о Максе. Вот у кого, а у него всяко есть сценарий подобного разговора, правильный и подробный. Он-то твёрдо знает – где, когда, с кем это будет, сколько времени займёт.
Ну а я не знал. Ноги сами подогнулись и я упал перед девушкой, положил ей голову на колени. Глянул снизу в глаза и спросил:
- Правда? Ты серьёзно?
Не, язык мой – враг мой! Стопудово! Нашёл, что спрашивать! Уже второй раз садит он меня в лужу!
Вика улыбнулась, совсем по-свойски потрепала мою шевелюру:
- Разве такими словами шутят, глупенький?
- Дурак! – я резко вскочил, подошёл к окну. - Дурак, дурак, дурак, дурак!!!
- Да ладно! – усмехнулась она, - Брось!
- Тут такое, а я….
- Знаешь что? Едем с нами, а? Мне так хочется, что бы ты поехал с нами! На всё время! В Москву!
- Нельзя… - протянул я. – Я бы с радостью…
- Я понимаю – экзамены, ЕГЭ…Брось всё и поехали! Договоримся! Всё решится.
- Да не в ЕГЭ дело….
- Тогда в чём? Ты же хочешь, я вижу!
А правда, в чём? Не в экзаменах же! И не в поступлении моём будущем. В чём? В том, что не смогу так всё объяснить родителям, что бы они сами отправили сына в Москву?
Ну вот ещё!
- Я стал бояться летать, мало ли что… - придумал я отмазку.
- Опять врёшь! – крикнула девушка – Всё время врёшь! Может, и по телефону тоже врал?
- Нет нет, что ты! – испугался я. – Я правда… Не знаю, что со мной. Я правда… тебя… Понимаешь, сначала хотел просто помочь. Чисто из жалости… А потом… Потом сказал то самое. Оно само сказалось… Давно хотел, но оно вот так вырвалось. Я же не так всё представлял! Но не жалею! И знаешь…. Знаешь… Если Феликс Львович тебе не поможет, если ты останешься такой… я всё равно…. Всё равно тебя не брошу!
Вика внимательно посмотрела на меня:
- Не бросайся такими словами! Это не шутки!
- Не бросаюсь!
- Такой я не останусь… - донеслось до меня после долгого молчания.
Не знаю, поверила она, или нет, но больше мы не говорили на такие темы. Болтали о всякой ерунде, будто хорошо знакомые приятели, даже друзья. Или… или даже муж и жена тихим семейным вечером, после тяжёлого дня…
Гм… кажется, я уже говорил такое.
На ночлег Вика устроила меня в большой комнате, а сама поехала в свою. Откинула спинку кресла, завернулась в одеяло, попросила выключить свет.
Я не понял.
Она тоже не поняла:
- Я так всегда сплю, когда без мамы. На кровать же не переползу.
- А так мама тебя переносит?
- Ну да.
- Тогда сегодня спишь как все люди.
- Ого, раскомандовался! – но в голосе девчонки слышались довольные нотки, - А если я не позволю?
- Куда ты денешься с подводной лодки?
Я поднял её, такую тоненькую, лёгонькую! Что-то зазвучало во мне тихим приятным колокольчиком. В комнате стало светлее. И я закружился в каком-то непонятном медленном танце. Автором задумывался вальс, но получилось нечто непонятное. До вальса явно далековато.
Но это не важно, совсем не важно. Кружился я вдохновенно, ещё и напевал строчки романса. Того самого – «Средь шумного бала». С некоторых пор он стал для меня нечто большим, чем просто красивая музыка.
Вика смеялась, крепко обнимала меня, подпевала, орала «Сумасшедший, отпусти», а я в ответ орал «Не-а, не отпущу! Не отпущу никуда и никогда», а она: «А я тебе ничего ещё не обещала!», а я: «А что ты говорила только что, час назад», а она: «А мало ли что я кому говорила», а я: «Все вы, девчонки, одинаковы, вертихвостки», а она: «А вы кто? Знаешь кто вы?», а я…, а она…, а я….
Я бережно положил её на кровать. Мы замолчали. Её тоненькие руки так и остались на моей шее. Я слышал её неровное дыхание. Кажется, мои волосы шевелились от этого. Я взглянул на неё. Онп вопросительно смотрела на меня, прямо в глаза, словно спрашивая: И что дальше? Я по-новому увидел её – близко – близко, так близко, как ещё никого не рассматривал. Увидел – как же она хороша, как же беззащитна.
Она же не отвернулась, не оттолкнула меня.
И вот, губы наши оказались тоже близки, как никогда. Ближе… Ещё ближе….
И я поцеловал её. Крепко и бережно. И долго-долго, целую вечность длился этот поцелуй…
Я проснулся в непонятном настроении. Всё вчерашнее казалось сном, приятным, милым, но всё-таки сном. И я ждал, что открою глаза в своей комнате, надоевшей до потери пульса, и начнётся ритуал выходного дня, тоже надоевший до потери пульса.
Но нет. Глаза мои открылись совсем в другой комнате. Миг – и я всё вспомнил. Вспомнил о девочке, о милой девочке, о моей девочке, которая вчера сказала мне такое! И позволила сделать с собой такое!! Такое!!!!
Вика спала, ещё очень рано. Фонари снизу тихо освещали её всю. Какая фигурка! Какие золотые волосы! А личико! Что за милое, красивое личико!
Я мысленно взвыл. Ёлки зелёные! Почему, ну почему страдают самые добрые, талантливые, красивые люди? За что? Почему какой-нибудь придурок усиленно портит всем воздух, тащится ещё от этого, - и живёт, в ус не дует? А Вика! Ей бы играть на своём пианино, радовать людей, самой радоваться жизни! Так нет же!
- Как спалось, милый?
Вика улыбнулась, протянула руки, обняла меня.
- Я так хорошо спала!
- И я.
Я принёс Вику в ванну, она помылась (меня выгнала перед этим, конечно же), потом мы сели завтракать. Завтрак сварганил, естественно я. Получилось неплохо. Девочка даже похвалила.
А дома меня яичницу не заставишь сделать!
Оказывается, есть особый кайф в таких простых домашних делах. Если делать их для любимого человека, и вместе с любимым человеком.
Потом я вывез девочку гулять. Не смотря на её протесты; грязь мол, слякоть, то да сё.
- Да ты глянь! – закричал я, - какая погода! Разве можно усидеть дома?
Погода, и правда, установилась замечательная, прямо с утра. Солнце яркое, голубое небо! Просто класс! Не то что вчера – холодный ветер, дождь, снег, густые мрачные тучи – бр!
- Возни много, - вздохнула Вика, - меня одеть – целая история.
- Подумаешь! Тебе надо дышать свежим воздухом!
Взгляд её, полный непонимания, уставился на меня:
- Оно тебе надо? Ты не понимаешь, с чем связался! Лучше… Лучше бы…
- Чего лучше бы?
Она смутилась.
Я попросил, потребовал, чтобы она договорила. Но она упорно молчала.
А на улице вдруг сказала:
- Зачем тебе я? Другую найдёшь, поздоровее, покрасивее…
Я просто взорвался:
- Если ты насчёт этого – я показал на кресло, - то я, кажется, говорил уже. Если надо – могу повторить. Я знаю, что делаю. Понятно? Противен тебе? Так и скажи, я тут же уйду. А грузить меня не надо, я человек прямой. И давно уже всё решил для себя. Пацан сказал – пацан сделал.
- И что же решил этот пацан? – усмехнулась она.
- То и решил, - зло добавил я, толкая коляску вперёд.
Мы и дальше болтали. О погоде, о всякой чепухе, но тему эту больше не трогали. Девочка мало-помалу расслабилась.
Бабуси во дворе немедля среагировали на наше появление. Они слишком хорошо знали Вику, её мать. И вдруг – раз - объявляется кто-то новый. Интересно!
- Сейчас разговоров будет! – протянул я, - Не боишься?
- Пофигу! – тихо отрезала она.
- Может, ещё чмокнемся при них?
- По шее хочешь? Наклонись-ка!
Я и сам понял – меня куда-то не туда заносит. Как будто тот вечерний поцелуй давал мне какие-то права на неё.
Вика заохала – в доме нет хлеба. И ещё кое-чего. Маме после смены придётся идти.
- Да какие проблемы? – удивился я, - Сейчас смотаемся быстренько до магазина! Далеко?
- Через дорогу. Давай, я лучше тут тебя подожду. А то через дорогу перебираться – замучаешься.
- Не боишься одной?
- Да чего бояться?
Сколько я ходил? Недолго, очень недолго. Чего там – через дорогу туда – сюда, делов - то! А когда вернулся…
Во дворе стоял ужасный шум, истошно визжала Вика, орали женские голоса, газовала машина. Я так и застыл в арке: опять!
Опять!!! Да что ж вы творите, уроды! Когда по-человечески жить будете?
Решение пришло мгновенно. Я схватил первую попавшуюся большую палку, и не раздумывая всадил её со всего маху в заднее стекло Тойоты.
Получите!
Пауза.
Тишина.
Я кинул тяжёлую сучковатую палку со всей силы на крышку багажника, бросился к Вике. Она сидела, низко опустив голову, казалось – совсем без чувств. Домой её, немедленно домой!
Машина продолжала стоять, но из неё пока никто не вылезал.
Я начал вкатывать коляску на ступеньки высокого крыльца. Рывком втащил, чуть ли не на руках. И откуда только силы взялись?
Дверь с домофоном, никак не хотела нас пускать. Я весь издёргался, взмок. Как назло, никто не входил, не выходил. А подъезд–то большой! И бабуси не помогают с дверью, только квохчут сочувственно. Знаете, куда деньте ваше сочувствие?!
Наконец, дверь смилостивилась - отрезала нас с девочкой от внешнего мира. Всё! Мы в безопасности. Относительной.
Конечно, эти могут подождать, пока какой-нибудь добренький чел не впустит их в подъезд. Попрутся по квартирам. Не сомневаюсь – наглости хватит. Рано или поздно, вычислят нас. Накрайняк, спросить могут у тех же самых сердобольных бабусь. Вика-то девочка приметная, одна такая на подъезд.
В квартире Вику затрясло. Она то плакала, то шептала что-то одними губами, то пыталась смеяться… Я не знал, как её успокоить. Я вообще не знал, что делать!!!
Девочка совершенно сухим голосом спросила:
- И что теперь?
Я пожал плечами:
- Идти мне надо.
- Они побьют тебя!
- Ну не сидеть же здесь целый век!
- Они побьют тебя! – снова повторила Вика.
Зазвонил мой сотик, да так резко, что я вздрогнул. И когда это, интересно, я поставил сигнал на самый громкий? Пока искал непослушными руками этот ненавистный телефон, дрожь моя не прекращалась. Что, если это Юрка? Он же знает мой номер!
А может, не знает? Не помню.
Неизвестность продлилась недолго. Звонил Макс. У меня аж коленки подогнулись, я упал на диван.
Бодрый и весёлый, Цыкденов поинтересовался, в какой части планеты я сейчас имею честь находиться.
- Я не дома, - коротко ответил я.
- В курсе. Я и хочу знать, где это – «не дома». У Вики?
- Тебе-то что?
- Надо, раз спрашиваю!
- Ну, у неё, допустим.
- Без «допустим». У меня нет денег на «допустим». Она едет?
- Куда?
- Туда! В столицу нашей родины, в славный город-герой?
- Ну, едет, допустим, - повторил я сознательно.
Макс, видимо, хотел что-то другое сказать, но выдал:
- Хорошо. Понял.
- Зато я не понял. Ты о чём?
Но Цыкденов уже выключился.
Перезванивать я не стал, побежал к Вике.
На неё страшно смотреть! Бледная, вся трясётся, дыхание сбилось. Что-то шепчет. Я только смог разобрать:
- Я больше не пойду на улицу никогда!
- Брось! – легко махнул я рукой, - ну подумаешь, маленькая стычка! Фигня!
- Ага! Стычка из-за меня! Вот дура, не пошла с тобой! Ничего бы этого не было бы!
- Знал бы, где упасть...
- Да ну тебя!!!
Я ещё что-то хотел сказать, но зазвенел дверной звонок. Сильно, громко. Вика вскрикнула. Я закрыл ей рот, пытался улыбнуться, а сам сдрейфил порядочно.
Неужели оно всё же случилось? Неужто их всё-таки впустили?
- Никого нет дома, - прошептал я.
Девочка понимающе закивала.
- Может, мама?
- У мамы свой ключ, – прошептала она одними губами.
Я проигрывал ситуацию. Что можно сделать? Позвонить в милицию? А если это не они? И какое оружие у меня есть?
Звонить перестали. Так же неожиданно, как и начали. Я пытался вслушаться в шаги на лестнице, в голоса, но ничего не услышал. Не понял – кто там, за дверью.
И только сейчас почувствовал, как сильно Вика сжала мне руку.
- Я пойду.
- Куда? – девочка вытаращила глаза, - куда?
- Домой, - сказал я, как можно беззаботнее.
- Тебя там…убьют…
- Ну уж, убьют! Не дождётесь! Я живучий! И не век же мне здесь куковать!
- Подожди до вечера, прошу тебя! Они же сейчас там, внизу!
- Да? Ой, а я и не знал! Кто?
- Перестать! Совсем дурак, или прикидываешься?
Появилась Викина мама. Тихо вошла, открыв дверь своим ключом.
Дочь снова истерично взвизгнула, а потом с облегчением кинулась ей на встречу.
- Ой, какие гости у нас! – всплеснула руками Ольга Захаровна, - А я бегу, тороплюсь, думала, Викуле скучно. А она совсем и не скучает! А меня Галина внизу встретила, чего, говорит, Вика не отвечает, дома что ли нет. Я говорю – должна быть дома, никуда не денется. А самой уже плохо. Добежала без лифта. Уф, аж сердце заколотилось! Масло просила подсолнечное. Галина.
Дочь резко оборвала её, спросила, не видела ли она серую Тойоту во дворе. С разбитым задним стеклом. Или чужих парней неприятного вида.
Во как, сразу в лоб! Конкретно!
Ольга Захаровна не на шутку встревожилась:
- Деточки мои! Что случилось?
- Ничего, мам всё нормально.
- Когда ты так говоришь, мне хочется вызвать всех сразу – и милицию, и пожарников, и врача, и спасателей. И даже газовую службу!
Вика пыталась рассмеяться:
- У нас нет газа!
- Для большей безопасности!
Всё! Не могу больше сидеть. Неизвестность хуже самой горькой правды. Я смотрел в окно, выгибал шею похлеще умирающего лебедя, но напрасно. Машины не видать. 8-й этаж всё-таки, вы как хотели? К тому же, как назло, окна их квартиры выходили только на одну сторону – на проспект.
Я собрался и быстро ушёл. Вика следила за мной, как невеста, провожающая своего парня на войну. Мама украдкой посматривала на дочь, пускала весьма красноречивые взгляды.
- Позвони мне, - шепнула девочка на прощание, - Не забудь! Пожалуйста!!! Скажи, что с тобой всё в порядке!
И столько мольбы прозвучало в этих словах, столько трепета! Зачем же так?
- Не дрейфь! – храбрился я, - Всё будет в ажуре!
- Мне страшно! Я чувствую тебя, твоё настроение. Тебе больно – и мне тоже! Твоя боль сильнее, чем моя собственная!!!
Тяжёлая железная дверь отрезала меня от безопасного комфорта. И я остался один на один… с чем? Что вообще можно ждать от Юрки, какой гадости? Он - мой друг, пусть бывший, но всё-таки друг. По крайней мере, приятелем остался.
Но не это главное. Главное – мы не делали гадостей друг другу. Меня он ни в чём не может обвинить. Кроме сегодняшнего случая, естественно.
Ну, тут уж извините, он сам виноват. Не лезь к Вике! А раз полез…
Значит, ничего плохого он мне сделать не должен. Не имеет права.
Так я храбрился, а сам напряжённо осматривался вокруг. И шагал тихо-тихо, по-шпионски.
Во дворе машины не было. Уехали? А почему бы и нет? Напугались ментов, вдруг кто вызовет.
Уже почти не боясь, я вошёл в арку. До шумного проспекта осталось совсем немного. Уж там они не рискнут меня тронуть, стопудово.
В арке гулко раздалось резкое, как выстрел:
- Стоять!
Сзади два тёмных силуэта нагоняли меня.
Дорогу вперёд закрыла слишком хорошо знакомая Тойота.
Подошёл Юрка не спеша, в развалочку.
- Что же ты, братила творишь? – начал он. – Машины портишь чужие! Стёкла бьёшь! И фары! Шины прокалываешь! Знаешь, что за это бывает?
Шины? Фары? Это что-то новенькое. Насколько я помню, они были живы - здоровы ещё совсем недавно.
- Да врежь ему! – заорал второй подошедший. – Врежь, и весь базар!
Видно, что он хорошо принял на грудь. И Юрку тоже немного пошатывало. Но он ещё что-то соображал.
Рокотов осадил его. И повергнулся ко мне:
- Только не заводи эту бодягу насчёт страданий несчастной инвалидки. Не покатит! Я на своей машине, и куда хочу, туда и еду, понял? Что хочу, то и делаю!
- Но ведь ты не прав!
- Я делаю, что хочу! – взорвался он, - А ей не повредит небольшая порция адреналина. Засиделась совсем, захирела девка! И я тебе, кажется, уже говорил это. А? Говорил, нет?
Разговор дальше перешёл на маты. Юрка кипятился, махал руками, орал, что я не смогу заплатить за ремонт, даже предки мои не смогут, всю жизнь на ремонт работать будем, всей семьёй. Друганы его то и дело предлагали избить меня.
- Значит так! – сказал я твёрдо, - делай на своей тарантайке всё что хочешь, но сюда – ни ногой! И за ремонт я платить не буду. Не рви пупок, сам виноват.
Юрка вспылил ещё больше, слово за слово и…
Я получил неожиданный удар по голове. Ударили мощно. К такому я оказался не готов.
Что и как пошло дальше - не скажу чётко. Я пошёл махаться с Юркой. Вроде получилось. Из всей науки о драках я помнил только одно: никогда не закрывать глаза. И стараться предугадать действия противника.
Юрку я загасил. Хоть мне только 17, я с ним справился. Парень-то я рослый, не жалуюсь. Спортом, правда, не особо занимаюсь. А Юрка, хоть почти одного роста со мной, но слишком много курит. Дыхалка быстро сдохла. И медленно соображает, нерасторопный.
Юрку я загасил. И расслабился. И, похоже - зря. Меня немедля ударили чем-то сзади, я упал, и уже вообще плохо начал соображать. Помнил только, что лежал в глухой защите, закрывая голову, а меня мутузили ногами. Сколько ног – не скажу.
А потом – скрип тормозов, шум открывающихся дверей, чей-то топот, снова маты, удары, уже не по мне. Взвизгнули шины от резкого форсажа. Меня кто-то резко поставил на ноги, поддержал. Чей-то знакомый голос спросил, жив ли я.
- Жив! – уверенно ответили за меня, - за водой, быстро! За минералкой! Нет, лучше за простой питьевой!
- А где здесь ларёк?
- Спросишь! Быстрее!
Что за голоса?
А! Вон оно что! Понял! Макс Цыкденов, его отец и брат смотрели на меня во все глаза. Откуда они появились?
- Жив! – довольно проговорил отец семейства, - Поехали!
Меня посадили в тот самый тарантас, который мастерили Цыкденовы. Будь я в лучшей форме, обязательно всё рассмотрел бы, расспросил бы.
Но я свалился мешком на заднее сидение, и закрыл глаза. Спросил только: «Куда едем?», получил ответ «А не всё ли равно?», и остался доволен им.
Не бьют, не угрожают – и ладно. Во, до чего дошёл!
- С кем махался? – спросил Макс, - Из-за чего? Коляску Викину не поделили?
Отец прикрикнул на него
- Тебе крупно повезло, пацан! – хлопнул Макс меня по плечу.
- Я бы их всех сделал бы! – проговорил я с закрытыми глазами.
- Ага! Мы так и поняли! Скажи ещё, помешали! Хорошо ты их делал, лёжа в глухой защите под каблуками.
- Подкаблучник! – вставил брат Макса, - Многообещающее начало!
Все засмеялись, даже я.
- Ну а вы как тут очутились? – решился я на вопрос, - Катаетесь?
- Нет. По телеку брякнули, что тут состоится избиение младенцев. Так, кажется, вы, славяне, говорите? Ну, мы и решили поглазеть. А почему бы и нет?
Отец снова остановил сына, уже грубее. Я нашёл силы удивиться перемене в Максе. В школе слова лишнего не скажет, серьёзный, вечно чем-то озабочен. А тут нате – острит почище Рясовского!
- Ха-ха! – выдавил я, - смешно! А серьёзно?
- А серьёзно… - протянул отец, - Макс потом тебе скажет. Просто пока бесполезно.
Я терялся в догадках. Пока только понял – не просто так они появились.
- Потом всё, - повторил отец, - когда очухаешься.
- Да я вроде бы уже…
- Нет! Потом – так потом.
Ладно. Не будем спорить.
- Тебя куда? – спросил отец, - Домой? Или сразу в больницу?
После короткого размышления я решил ехать домой.
- *** -
Я вошёл в квартиру тихо, открыв дверь своим ключом. Задумался – говорить ли, что пришёл, включать ли свет. Не стал делать ни того, ни того. Всяко, придётся показаться семье, но я всё же хотел отодвинуть подальше этот неприятный момент.
В полутёмной прихожей осмотрел себя в зеркале. Хорош! Нос разбит, глаз опух, куртка порвана, классная куртка, кстати. А грязный какой! Сходил к девочке, называется.
Появилась Ленка. Всплеснула руками, убежала.
Всё! Шоу начинается!
Вспыхнул свет, вошла мама.
Я глупо улыбнулся, прошептал:
- Здрасьте! Всё нормально! Всё под контролем.
Первым делом мама приблизилась и понюхала меня:
- Пил?
- Никак нет!!
- Что случилось?
Ну что за глупые вопросы? Разве не понятно, что же со мной случилось?
- С кем подрался? Из-за кого? Из-за Вики?
Вот это уже конкретнее!
- Я не дрался!
- Не ври! Дрался. Из-за Вики дрался?
- Нет. Из-за машины.
- Из-за машины?!
- Из-за машины, - повторил я устало, - Давайте всё потом, ладно? Голова трещит.
- Ещё бы! – подхватила мама, - Сотрясение есть, точно. Мигом раздевайся и ко мне!
- А где отец?
- Ах да! Лена, позвони ему, скажи, что блудный сын вернулся.
Я не понял. А мама объяснила, что он поехал к Вике искать меня.
- Меня???
- Да, тебя!
Оказалось, Вика позвонила после моего ухода и напугала родителей, сообщением, что со мной может произойти что-то не очень приятное. Подробностей не сказала. Попросила мне позвонить, когда приду.
Отец и сорвался за мной. Уже, наверно, у неё.
Мама ничего мне больше не позволила, тут же начала медосмотр, прям как в больнице. Вертела меня и так, и эдак, и наоборот, обстукивала, выгибала суставы до боли. Ленка ошивалась тут же, пришлось на неё прикрикнуть. Она ушла, обиженно поджав губки.
А я вот не обижался. Пусть. Пусть меня помучают, а потом… Так захотелось пришвартоваться в какую-нибудь тихую гавань, чтобы никто не трогал долго-долго, а желательно – всю жизнь.
И главное моё условие – чтобы ничего страшного со мной не случилось.
Мама, наконец, вздохнула с облегчением:
- Повезло! Сильных повреждений нет. Жить будешь!
- А я и так это знаю, без осмотра, - усмехнулся я.
- А я, вот не знала! И до сих пор не знаю, с кем ты дрался, из-за чего.
У меня немного поднялось настроение:
- Ну я-то знаю, с кем, и из-за чего, этого вполне достаточно. Зачем тебе лишняя, бесполезная информация?
- Иди спать! Любовник! По шее дать, и все дела! Чтоб не лазил, где попало!
Я умылся, и растянулся на кровати, предвкушая блаженство. Хорошо! Столько всего произошло за день! Я даже забыл, с чего он начинался. Кажется, со звонка Вики и неисправного крана. Как давно это случилось! Будто неделю назад!
Вот был бы прикол, если бы и закончился день звонком Вики! Позвонит, всяко.
Пришла Ленка. Долго стояла на входе в комнату, потом тихо спросила «Можно?» и вошла.
- Обычно ты не спрашиваешь разрешения, - усмехнулся я.
- Ну ты же болеешь! Вдруг прогонишь!
- Нифига! – я даже подпрыгнул в кровати, - Я здоров как этот!
- Лежи, лежи! А то маму позову!
- Чего надо? – хмуро спросил я.
- Скажи, а ты правда из-за Вики подрался?
- Из-за машины!
- Не врёшь?
- Слушай, вали отсюда! А то маму позову!
- Я только… только хотела узнать… спросить…
- Ну?
- Что чувствуешь, когда дерёшься из-за любимой девочки?
Я хотел откровенно нагрубить, но смотрю – у сеструхи чуть ли не по пол-литра слёз на каждый глаз.
- Из-за девушки дерёшься лучше, быстрее…
- Как бы я хотела, чтобы из-за меня хоть кто-нибудь подрался! Даже самый последний двоечник! Это так клёво!
- Нет, сеструха! Не клёво! Драка – самое последнее дело. Уж поверь мне. Даже из-за любимой девушки.
Она вышла, с печальными глазами, а я снова попытался расслабиться.
Но не получалось. Что-то ещё должно произойти сегодня, стопудово! Зуб даю!
И точно! Словно по волшебству, заговорил телефон. Сквозь полудрёму я послал того, кто звонил куда подальше. Я занят. Крепко сплю.
Но тут же подскочил. Вика!
- Милый мой, хороший, как ты? Что с тобой? Что там было? Я хотела посмотреть, но не смогла. Мама тоже ничего не видела. Я так волнуюсь! Уже 3 раза звонила! Говори же, ну? Сашенька! Не молчи!!!
- Всё хоккей! Как в лучших домах ЛондОна!
- Не ври! Я чувствовала, с тобой что-то не то. Тебя били? Били, да? А потом резко перестали почему-то. Так? Ну говори же!
Я завис, соображая.
- Ленка опять наябедничала?
- Нет!!! Говорю же, чувствую тебя, чувствую, когда тебе плохо! Ну? Тебя били?
- Немного, - нехотя сознался я, – но они своё тоже получили!
- Бедненький! Сильно досталось?
- А! Фигня! Жив, и это главное. Зато они никогда не сунутся к тебе во двор!
- Если для этого понадобилось драться, то пусть они бы приезжали! Зато ты был бы цел, милый, хороший!...
- Я цел. Спокойной ночи, ми… милая, - сказал я, как можно ласковее.
С непривычки получилось не очень.
- Какая ночь? – удивилась она, - Ещё нет и 8 часов!
- Да?
- Балда! Но для тебя спокойной ночи! Отдыхай! И позвони завтра, ага?
И я отправился спать.
И не допетрил, что этот наш разговор получился какой-то особенный, разговор более близких друзей, мягко говоря. Не понял, что вернувшийся отец горячо шептал маме на кухне, что-то про меня. Долетали обрывки фраз: «… она хорошая девочка, мне понравилась, и мама её…», «… какая интеллигентность…», «… он молодец, я начал уважать его…», «… инвалидки нам в доме только не хватало…», «… слишком глубоко вмешивается…», «… единственный шанс…», «…нам ничего не сказал…», «…запретила бы…», «… чужие…».
Всё происходящее я смог оценить позже, гораздо позже…
- *** -
Оказывается, нужно придти в школу с огромным фингалом, закрыв его тёмными очками, чтобы стать героем дня. Все одноклассники так и горели нетерпением узнать – что же со мной случилось. Хоть собрание начинай!
И не только одноклассники удивились. Марина Петровна, математичка наша, тоже долго смотрела на меня. И спросила только:
- Зверев, из-за чего дрался? И против скольких?
- Ой, Марина, Петровна, не помню даже. Штук 20 положил, потом сбился со счёту.
Она сделала вид, что поверила, продолжила спрашивать меня.
Ну меня и понесло. Оказывается, я махался со взводом десантников, и всех почти положил. Оставшийся командир, весь переломанный мною, предложим мне место своего зама. Я не успел ничего сказать, он отключился. Пришлось мне оказывать ему экстренную медицинскую помощь, сын медиков, как-никак.
Класс натурально катался от смеха, никто не мог и слова сказать. Макс толкал меня в бок, «кончай, мол», аж синяк, наверно, поставил.
Я еле остановился, отдышался. И чего это на меня напало?
- Понятно, - сказала математичка, - Хорошо смеётесь. Молодцы. Мы тоже недавно замечательно посмеялись в учительской. Над 11-м А классом.
- И что такого смешного мы сделали? – пискнула Мазур.
- Отказались выйти на субботник. Всего-то. Мы падали со смеху от такого вашего шага. Вы же хорошими считались, активными.
Сказавши это, она приступила к уроку. К обычному уроку, с обычными интонациями. Вроде, забылись обиды.
Но я, например, чувствовал себя очень гадко. Из-за субботника этого гадкого. Ну что бы стоило нам всем потратить день, но сделать всё что надо? Не переломились бы.
Когда прозвенел звонок, я сразу же взял Макса за жабры и начал пытать: как получилось моё чудесное спасение.
- В чудеса я не верю, старик, - сказал я, - понимаешь? Не просто так вы там появились.
- Точно! Не случайно. Посмотреть захотелось на избиение младенцев. Я же говорил!
- Блин! За дурака меня не держи, а? Серьёзно давай!
- Серьёзно? – хитро усмехнулся он, - А тебе оно надо?
- Не хочешь – не говори! Твои проблемы, - пожал я плечами.
Бурят буквально за шиворот выволок меня в коридор, пока публика ещё торчала в классе. И быстро заговорил. Заговорил о совершенно невероятных вещах.
Оказывается, они, семья Цыкденовых, собрали небольшую сумму для Вики, и хотят, чтобы я ей передал. Они и появились там, потому что хотели сразу отдать их мне, а я - Вике.
- Ты серьёзно? А как же «Долой благотворительность»?
- Это мама наша придумала, про деньги. Ей спасибо говори. Короче, сегодня идём ко мне, и попробуй отвертеться!
Я согласился. Хотел пойти в класс, но Макс меня остановил.
- Слушай, а ты…
- Ну?
- Ты правда ночевал с ней?
- С кем?
- Ну… с ней… - Максу явно тяжело давалась эта тема.
- Ну да. А что?
- Ну и как оно?
- Что? Слушай, если ты о всяких пошлостях думаешь, то… Ничего такого между нами не было! И быть не могло, усёк? Я только целовал её, если хочешь знать. Этим и ограничились.
Максу можно доверять такие интимные подробности.
- Между прочим, - сказал бурят особенно тихо, - Рясовский уже с полчаса торчит за твоей спиной.
- И что? Подумаешь!
И правда, раздалось насмешливое:
- РБС! Стеречь! Мы изволим отбыть откушать! Кстати, я всё слышал! По секрету всему свету, ага?
- Пошёл ты! – крикнули мы почти в один голос.
- Но за отдельную плату я могу и помолчать немного. Это обойдётся Звереву в…
Мы опять послали его, уже грубее. Что ж делать, если человек совсем ничего не понимает. Приходится действовать так.
- Вы чё, пацаны? Проблем хотите? Организуем!
Я снял тёмные очки и пристально взглянув на него, прохрипел:
- Проблемы, парниша, будут у тебя. Мне-то терять нечего. Те, кто поставил мне этот фингал, знаешь, где они теперь, а?
Одноклассника вместе с сумкой как ветром сдуло. Прошептав «чокнутый» он понёсся по лестнице куда-то вниз, а мы с Максом хохотали, наверно, до самого конца перемены.
А на следующем уроке ко мне пришла записка от Альки. «Вика точно уезжает? Когда? Есть ли у неё сотик? Ответь, мне это очень-очень важно!»
Я ответил, зачем, мол, это тебе.
Она повторила, что очень важно. Хочет-де сюрприз сделать. А какой сюрприз – промолчала.
Сомова, написал я, да какой сюрприз от тебя можно ждать, кроме гадости. Можешь пакостить мне, а её не тронь!
Ответила она коротко - «дурак».
Макс вырвал у меня записку, удивлённо хмыкнул, и спросил, ничего, мол, Алькин почерк мне не напоминает.
Я тоже удивился:
- А что он должен мне напоминать? Обычный аккуратный девчачий почерк.
Друг жестом фокусника вытащил откуда-то другой листок, - записку анонима, с приглашением на Новый год.
Я даже рот раскрыл от изумления. Почерк один в один! У анонима менее аккуратный, более рваный, неровный, но и слепому сразу видно – писал один человек. Алька Сомова.
- Ну а мне-то что? – усмехнулся я.
Если честно, я и забыл этого анонима. А он и не проявлялся после нового года.
А ведь когда-то я долго башку ломал над проблемой – кто же мне пишет. Высматривал Алькины, Олеськины тетрадки. Даже к Екатеринам залезал носом, к Насте Мазур. Меньше всего мне хотелось, чтобы это оказалась Настя. Но, к счастью, не она.
А вот сейчас мне глубоко фиолетово, кто писал эти записки. Алька? Хорошо. Олеська? Да пожалуйста, пусть будет Олеська. Мазур? Ладно, пусть будет Мазур. И не такие потрясения переживали.
Как я не старался, Алька ничего мне не сказала, ни на перемене, ни после школы. Выдала лишь, что это будет очень приятно для неё, и для меня тоже. Лишь бы она согласилась это принять.
- Что – это? – не выдержал я.
- Завтра всё, завтра!
На завтра она, и правда, принесла подарок. И какой! Я даже присвистнул и попросил её ущипнуть меня, рассматривая коробку из-под сотика.
Вот зачем она спрашивала про сотик у Вики!
- Не разевай ротик, - усмехнулась Алька, - Не тебе!
- Да какой базар! Всяко, отнесу, в лучшем виде!
Я хотел было спросить, - зачем и для чего, но она куда-то исчезла. Скромница нашлась, видали? И с каких это щей Сомова так переменилась?
Но всё же отчего-то верилось в искренность её подарка.
Я долго вертел коробку, рассматривал надпись «Вике с наилучшими пожеланиями», думал об Альке, почему она так сделала?
- Ого! – послышалось за спиной, - нехило! Это что, плата за ночь?
Блин! Рясовский! Что за талант у человека - появляться в самый неподходящий момент, когда его совсем не ждут? Ну чего опять надо?
Я состроил невинную физиономию:
- Ты о чём?
- А типа не понимаешь? С инвалидкой твоей любимой, кто ночевал? Я? А чем вы там занимались всю ночь? Кроссворды гадали?
И ведь смотрит прямо в глаза, не отвернётся, гад!
- Твоё какое собачье дело?
- Да мне как-то по барабану. Просто прикинул картину - парень с девушкой наедине, вся ночь впереди. Чем ещё заниматься? А они беседы ведут на философские темы. О высоком, понимаешь… Я уж беспокоюсь – уж не тормоз ли вы, батенька. Такой момент упустил. Может, что подсказать надо, как это делается. Чисто по-мужски, готов помочь, по-дружески…
Он не успел договорить. Я не сторонник драк, но такой наглости не выдержал.
Вот тут реально получилось избиение младенца. Петька – боец вообще никакой. Даже защититься нормально не может. Закрылся, орал только «Достал! Отвянь!»
Чего тогда лезешь?
Не стал я с ним связываться. Накостылял пару раз, посадил шишак, и свободен.
Он и ушёл, заныв и пообещав мне кучу проблем, весьма больших.
Я так напугался! Аж поджилки затряслись!
Весна, что ли так действует на людей? Не успел я остыть от Петькиной выходки, как на сцене появляется Олеська с почти таким же текстом. И её тоже очень волнует - что я делал наедине с девчонкой, ночью. И как меня родители отпустили, и куда вообще они смотрят?
- С ней я делал то, что никогда с тобой не сделаю! – отрезал я, - даже если останусь с тобой вдвоём, ночью.
Сухотина припухла. А я до конца дня ходил с видом: «Ну! Кому тут ещё объяснить популярно, что я делаю с девушкой наедине ночью?»
Желающих больше не нашлось.
- *** -
После той ночи я не видел Вику. До самого отъезда. Индюку понятно – готовится девочка, в дальнюю дорогу собирается, лучше ей не мешать.
Зато на сотый раз, наверно, перечитывал её письмо. То самое, которое она не велела открывать, я в драке его потерял, а Макс подобрал и вернул, когда я пришёл к ним за деньгами.
Они, действительно, кроме шуток, собрали немного денег, и с такой теплотой, искренностью дали, что мне ничего не оставалось, как взять.
Ну а письмо… Я не верил, что это написано мне. Недавно я жестоко смеялся над всякими любовными слезоточивыми сериалами, даже на Татьяну Ларину посягнул в своё время, когда «Онегина» проходили. Я тогда шокировал учительницу и весь класс, заявив, что та была не права, написав Онегину письмо, что он совершенно правильно отчитал её как девочку маленькую. Зато потом повёл себя как последний придурок. Совсем потерял мужское достоинство. Даже если бы она не была замужем, не надо было волочиться за ней.
Ну а немного позже я читал строки, написанные любимой рукой, и не мог начитаться.
«Милый мой, хороший мой Сашенька! Я всё-таки решилась. Решилась написать тебе всё-всё! Я никогда ещё не писала таких откровенных писем.
Я такая глупая, правда! Совсем людей не ценю! Посылала тебя куда подальше вместе с лечением, издевалась над тобой. Понимаю, что не надо было так делать, сколько раз ругала себя за это, но ничего поделать с собой не могу! Такой уж характер вредный.
Ты изменил меня, изменил во мне многое. Изменил отношение к жизни, к моей болезни. Я раньше думала, что нормально живу. День прошёл – и ладно. Выучила пьесу – и замечательно! И большего от жизни ждать нечего. Как же я жестоко ошибалась! Я наконец-то сказала себе самой, что жестоко страдаю. Загоняю вглубь страдание, занимаюсь всякой ерундой, лишь бы не думать о ногах. Но они со мной, никуда не делись! И каждую минуту напоминают о себе. Я поняла, - больше не выдержу. Либо пойду на операцию, либо – куда-нибудь далеко. Страшно далеко! И согласилась лечиться. Лечение поможет, оно просто не может не помочь! Я уверена, я точно знаю!
Как хорошо, что ты есть у меня!!! Оставайся со мной. А? Насовсем?
Я никогда не думала, что стану Иолантой. Всегда считала эту оперу сказкой. Да, так и есть. Красивая сказка, не более. И совсем не думала, что она станет реальностью.
И в этом виноват ты. Спасибо!!!
Я вернусь, обязательно вернусь! На ногах! Жди меня! Очень жди! МЫ ещё станцуем вальс!!! Я создала себе такой позитивный настрой, что только он один, наверно, сможет меня поднять на ноги. Сама себя не узнаю!»
И пакетик небольшой, с фотографиями. Те самые фотки, которые она не позволила мне посмотреть.
Ой, какая девочка! Какая прекрасная девочка!!! Какие потрясающие снимки! Вот она лежит на мощной нижней ветке большого дерева в шляпе а-ля Мэри Поппинс; вот она с подругой бежит по берегу Чёрного моря, с глазами, полными счастья; вот она играет в каком-то большом и красивом зале, детское личико невероятно серьёзно, она не замечает фотографа, мир вообще для неё не сущестует.
Какие потрясающие снимки!!! Какая восхитительная девочка!!!
После такого я не мог, не мог просто так отпустить мою милую девочку. Тем более что у меня же есть для неё кое-что интересное, которое следует обязательно передать лично в руки. Вот я и дёрнул в аэропорт. И плевать, что самолёт летит до безобразия рано, что мне пришлось вставать в половину пятого утра. В первый раз в жизни вставал так рано!
В большом зале я легко отыскал их. Встал недалеко, но к ним не подходил. Вика меня не ждала. Широко раскрыла глаза, и не могла найти слов. Спросила только:
- Зачем?
- Значит, так надо. Ты не рада?
- Рада, но… Не люблю долгих проводов.
- По делу, - коротко ответил я и передал ей пакет.
Раздалось чуть ли на весь вокзал:
- Ой! Это мне? Зачем это?
- Это подарили мои одноклассники. Специально тебе. Макс и девчонка, которую ты не знаешь. Сотик, правда, простой, без наворотов. Но звонить и смсить может. И мы будем постоянно на связи. Если захочешь, конечно.
- Я даже не знаю, как с ним обращаться, - усмехнулась она.
- Там есть инструкция, в коробке.
А Ольга Захаровна нахмурилась:
- Мы не можем принять эти подарки. Слишком шикарно. Вика, верни.
Вика запротестовала, напомнила, что человек специально встал в такую рань, приехал в такую даль, чтобы передать это всё.
- И пусть забирает назад, - упорствовала Ольга Захаровна. - С нашей огромной благодарностью.
У девочки блеснули слёзы на глазах.
Ольга Захаровна хотела ещё что-то сказать, но подошло время, и она пошла куда-то узнавать насчёт рейса.
- Я прочитал… - тихо сказал я.
- Ну и?
- Что ну?
- Смеяться будешь?
- Не буду. Если бы я прочёл у сеструхи такое, то может быть и посмялся бы. Но над тобой – никогда.
- Чем же Лена так провинилась? – усмехнулась Вика.
- Ну… Есть кое- что.
Странно. Только что, в автобусе я сочинил ответ, тоже предельно откровенный, полный доброты и страсти. Мне казался он просто потрясающим. Но вот сейчас, перед ней я ничего не могу вспомнить из того текста. В голове одни штампы да банальности.
И сразу же мелькнула мысль: какой же я дурак! Надо было написать ей, хоть что-нибудь! Эх, балда!
Вернулась Ольга Захаровна, очень расстроенная. Оказывается, экипаж неожиданно заменили, этого командира она не знает. А тот, кого знала, с кем договаривалась, его вообще нет в порту.
- И ещё, - докончила она, - народу на этот рейс полно, забит под завязку.
Я взглядом нашёл стойку, где велась регистрация рейса. Возле неё и правда, торчала немалая очередь.
Вика повесила голову:
- Приплыли!
- Можно подождать следующего рейса, через сутки, - с робкой надеждой сказала Ольга Захаровна, - Там видно будет. Подождём у меня в буфете.
- А потом ещё сутки, и ещё, и ещё, и совсем жить тут поселимся! – отрезала Вика.
- Не дерзи! – тихо сказала её мама.
Мы долго стояли молча. Регистрация уже закончилась, место у стойки опустело.
- Пошли ко мне, - сказала Ольга Захаровна, - Чего тут ждать?
- А чего там ждать? Позвони Феликсу Львовичу, скажи, что мы никуда не едем.
- Там ещё глубокая ночь, - вставил я, зевая.
- Ну и что? – отрезала девочка.
И тут… Нет, точно, Вика родилась под счастливой звездой. Ей и правда суждено выздороветь, и как можно быстрее.
По полупустому залу бодро шёл Александр Павлович, Сан-Паулыч, или просто старик Палыч. Но теперь он не выглядел стариком. По залу бодро шагал немолодой уже, но подтянутый мужчина в милицейской форме. И хозяйским глазом осматривал всё вокруг.
- Александр Павлович! Сан-Паулыч!
Он резко остановился, узнал меня, расцвёл в улыбке:
- Вот это встреча! Сашка! Не ожидал, не ожидал. Летишь куда?
- Я тоже… Не ожидал тебя увидеть… Вас.
Он дружески похлопал меня по плечу:
- Брось эти формальности! Мы ж почти месяц были на «ты».
- Ну я ж тогда не знал, что вы здесь…
- И я не знал, что окажусь здесь. А вот, видишь как вышло! Партия послала. Так ты куда летишь? Или встречаешь кого?
- Провожаю знакомых.
- Это Ольга Захаровна – знакомая? Здравствуйте Ольга Захаровна! Простите, не сразу заметил! В отпуск? Знатные у вас пирожки в буфете, всё хочу вам сказать! Да не получается, всё некогда! Вы уж недолго, не оставляйте нас совсем без пирожков, а?
- Оставлю ненадолго! – со смехом сказала она, - обещаю!
Через пару минут он знал нашу проблему. И тут же убежал со словами: «Сейчас попробуем что-нибудь придумать».
Ольга Захаровна только головой покачала:
- Ну и знакомые у тебя! Знаешь, кто он? Начальник ЛОВД аэропорта, вот кто!
Я присвистнул. Вот почему в больнице он не говорил о своей работе. Всячески уходил от подобных разговоров. Там этот начальник казался простым работягой, мастером цеха, самое большее.
- Его недавно назначили начальником, месяца три, кажется.
Сан-Паулыч появился скоро:
- Значит так, ребята. Дела ваши не так и плохи. Следующий рейс на Москву через сутки. Насчёт мест ничего определённого не скажу. Пока есть, но кто знает, что случится через сутки. А вот сегодня вечером летит грузовой самолёт, он может вас взять, точно. Только он летит с тремя посадками, вкруговую. И комфорту меньше, сами понимаете. И лететь всю ночь. Ну? Что решаем?
Мать и дочь, переглянувшись, в один голос сказали:
- Летим на грузовом!
Вернулся в город. Долго стоял в центре. Люди уже проснулись – позднее утро уже, как-никак. Деловито шагали мимо меня, делая вид, что ужасно заняты.
А для меня город словно бы опустел. И я, словно бы осиротел. Нет Вики! ВИКИ НЕТ СО МНОЙ!!! УЛЕТЕЛА!! НАДОЛГО!!!! И хотя она до вечера будет сидеть в порту, всё равно. Это уже ничего не значит. Я осиротел.
Я всячески желал ей удачи, пусть всё у неё сложится хорошо. И операция, и потом!
Я машинально достал сигарету, привычным движением закурил, пару раз затянулся. И вдруг… Вдруг почувствовал, что не хочу курить. Как хотелось курить в автобусе, и как противна сигарета сейчас! Совсем не хочется курить! Я понял, что пока с Викой не решится, пока она не выздоровеет, я не смогу выкурить ни одной сигареты!!!
Выкинул решительно отраву, зашагал, просто так, без всякой цели. Надо готовиться к экзаменам, ещё куча дел, но я решил не спешить. Успеется окунуться в будничную суматоху, и забыть мою славную девочку. Поэтому всячески оттягивал момент возвращения в будни.
И совершенно неожиданно ноги понесли меня к церкви. Как раз шёл мимо. Что-то подталкивало, подсказывало, что именно туда мне сейчас и нужно.
Стеснительно наблюдая, кто что делает, я быстро купил свечку, зажёг её, поставил возле какой-то иконы и быстро вышел.
И что-то шепнуло мне, что я всё сделал правильно.
Или показалось?
Я направился домой. Пешком, хотя расстояние приличное. Но мне по-прежнему не хотелось растерять это состояние.
А хотелось только одного – перескочить сразу через месяц, два, или сколько там надо для лечения. Перескочить и побежать за длинноногой девчонкой по весеннему лугу, на берегу широкой небыстрой и тёплой, обязательно тёплой реки. А потом вместе броситься в воду, прямо с крутого обрыва, и плюхаться вместе, и смеяться, и до хрипоты орать что-то глупое.
Я шёл и улыбался. Со стороны, наверно, выглядело немного странно – день, вроде бы пасмурный, накрапывает то ли снег, то ли дождь. И идёт парень, с чего-то улыбается, весь сияет, чуть ли не смеётся.
Ну как объяснить вам, люди, что этот парень сделал всё возможное, чтобы один человечек, и его мама были хоть немного счастливее. И только от этого парню хорошо, даже в пасмурный день.
- *** -
Ну а потом… А что потом? А было ли что-то интересное потом, в перерыве между двумя самолётами в Москву? Только эти события из новейшей истории нашего славного сибирского города важны для меня.
А остальное я воспринимал, как кинофильм, или вернее, сериал. Нуднейший сериал из жизни выпускника 11А класса, с ЕГЭ, с бесконечными разговорами на тему «Кем быть» и с родителями, и в школе; с миллионом тупых формальностей. Обычный, в общем-то, сериал про обычного выпускника.
И ещё важная черта нашего героя: он очень много общался по сотику, и смсками, и разговорами. Просто не выпускал телефон из рук. Ему приходилось чуть ли не каждый день заряжать его.
Да, я очень много писал смсок Вике. Спасибо Альке. Благодаря ей я знал всё о девочке моей – как их встретил Богомаз, поругал, что не написали, когда прилетают, и похвалил, что решились на такое дело. Как её обследовали, что делали при этом. Как мама устроилась. Как прошла операция, что Вика чувствовала после операции, что говорил Богомаз. Что Богомаз говорил студентам, показывая Вику.
И как появился в её жизни… в нашей жизни Виктор Николаевич, ассистент Богомаза, которому профессор поручил Вику. Виктор де пишет диссертацию, как раз по Викиной проблеме.
Чем дальше я читал про него, тем больше бесился.
Не, сначала всё шло очень даже прикольно. Я долго хохотал над смской, где Вика пишет про урок географии. «Он поинтересовался, откуда я. Я сказала. Он надолго замолчал, напряжённо думал, потом спросил: «Это где? На Урале?» Я говорю: «Дальше. Нам до Урала дня 3 на поезде ехать». Он ушёл задумчивый, типа неужели и там люди живут».
А потом пошло хлеще! Я не знал даже, как реагировать, что писать ей в ответ. Этот Виктор, молодой красивый парень, недолго думая, начал оказывать Вике слишком много внимания. Расфуфырил хвост перед провинциалкой, аж в зобу дыхание спёрло! Пищал в диком восторге от схожести их имён – Витя и Вика, дескать, это судьба. Обещал сделать всё, чтобы она выздоровела, а потом Москву показать, да такую, которую она и не видела.
Она, кстати, вообще никакой Москвы не видела!
Вика писала обо всём этом вроде как несерьёзно, с иронией, со смайликами.
Но я почему-то не веселился, читая такие, например, сообщения: «Прости, не отвечала вчера. ВН весь вечер сидел у меня, говорили о многом. Интересный собеседник». Или: «ВН отпустил маму погулять по городу, сказал, что поможет мне, если что».
Интересно, зачем она это пишет? Неужели не понимает, как неприятно мне читать?
«ВН ходил вчера на концерт «Виртуозов Москвы». Узнал, что я люблю классику, и сделал такой героический шаг. Даже принёс запись с концерта. Сам сделал на диктофон. Слушаю, наслаждаюсь».
Ну, надо же! На какие жертвы мы, оказывается, способны!
«ВН весь вечер вздыхал, говорил, что в Москве уже не найти чистых душой девчонок. Все стали продажными, всем нужны деньги, связи, квартиры. Все стали падки на халяву. По-настоящему чистые душой девушки остались только в провинции, в далёкой-далёкой провинции».
Ещё хлеще! У них там совсем уже любовь, или как?
Как-то прямо в школе пришло:
«ВН спросил о моих планах после школы. Не хочу ли в Москву, поучиться в здешнем институте каком-нибудь. Зачахну, мол, совсем в своей Сибири. Таким звёздочкам, мол, место только тут, в столице».
Тут уж я не выдержал.
«Дерзай! – написал, - Вперёд! Молодая, подающая надежды провинциалка покоряет столицу. Сериал «Снова Золушка». Первая серия!»
И ещё что-то изобразил, довольно грубое.
Последовало немедленное:
«Дурак! Я ответила ему, что у меня есть парень, с которым я не собираюсь расставаться».
Я: «Ты же мне ничего не обещала. Сама ж говорила!»
Она: «Когда, интересно, я такое говорила? Не помню. Это было давно и неправда».
Я: «Врёшь! Не верю!!!!».
Она: «ТВОИ ПРОБЛЕМЫ!!!»
В тот день я с треском провалил тест по русскому. Хотя знал, уверен был, что вполне справлюсь. И задания попались лёгкие, даже очень.
Вообще засада! От девчонок один вред! И ничего хорошего!
После этого я надолго замолчал для Вики, на неделю, наверно. Не отвечал на её смски, звонки. Да и она, чем дальше, тем меньше теребила меня.
Всё что ли? Конец?
Чего только я не передумал за эту неделю! Чего только не накручивал! Всё накопившееся, вся злость бурлила во мне, не находило выхода. Не с Максом же откровенничать!
И понятно, что на простой Алькин вопрос я выложил всю обиду. Для этого даже затащил её домой к себе. Такой мощный нарыв она вскрыла!
Правда, она не сопротивлялась, тут же согласилась заглянуть ко мне, сказала, что давно об этом мечтала – побывать у меня.
- Бабы дуры! – отрезала она, выслушав меня, и добавила, вроде не по теме: - А ничего девчонка, котелок варит у неё!
Я не понял, а она вообще погнала какую-то пургу:
- Она придумала очень хитрый план! Голова! Потрясная многоходовка. Витя, на самом деле, её парень. Живёт там. И ей очень хотелось к нему перебраться. Ну и всё! Нашла несколько лохов, и пожалуйста! Может, и болезнь свою придумала.
Я встал, как вкопанный.
- А почему нет? – продолжала Сомова, - Ты откуда знаешь?
- Но она же…всё время в коляске.
- Я сяду в коляску, и скажу, что парализована. Обоснуй, что нет!
- Но её врач смотрел! Московский!
- И я найду врача себе! Хоть китайского! Всё что хочешь подтвердит! Особенно, если позолотить ручку.
- Они небогаты. А я был при её осмотре! И сам его привёл! – не хотел сдаваться я.
- И что?
- И то! Не видел, чтоб какой-то сговор был.
- Ты всё видел? От первой до последней минуты?
Тут я снова остолбенел.
- Не всё. Они закрылись в комнате на несколько минут. Меня выгнали.
- Ну и всё! – довольная Алька даже хлопнула себя по коленке, - Вот тогда они обо всём и договорились. Гениально! И не в институте твоего Богомаза она сидит, а дома у этого Витюши! А я ещё сотик подарила! Называется – в людях разбираюсь! А эти олухи бурятские денег собрали! И ты, небось, прибавил, да?
- Ты откуда?..
- Да уж знаю! – улыбнулась Алька, довольная эффектом.
Мне оставалось только вздохнуть и утухнуть. Информация, что называется, поставлена у нас широко.
- Что-то ты не то гонишь! – покачал головой я, разливая чай, - Не может такого быть. Она не такая. Печёнкой чую. Феликс не знал её адреса, не мог без меня стрелконуться с ними.
- Мне-то что? – усмехнулась она, - Сам думай. А печёнка – не доказательство.
После небольшой паузы она почти подпрыгнула и дико засмеялась:
- А может, ещё один лох есть.
- Кто?
- Витя!
- Витя?
- Why not, old man?
- Impossible! –я тоже машинально перешёл на английский.
- Вполне possible! Девчонка жаждет осесть в Москве. Всё подчинила этому. А там никого у неё. Ну и состроила глазки первому попавшему москвичу. Всё! Всяко, ты потерял её. Она сюда не вернётся. Поздравляю! Уж поверь мне, как женщине!
Я не находил ответа. Мешал ложкой крепчайший кофе, без сахара, думая, что сахар положил. Ёлки - палки! Всё красиво у неё, всё логично. До головной боли. И самое хреновое – Сомова нашла точное объяснение её поведению. Да! Мозаика сложилась! И хотя девочка ничего не говорила мне такого, это ничего не значит. Ни-че-го-шень-ки! Про коляску она тоже ничего не говорила, до последнего молчала!
Приплыл ты, Зверев! С чем вас и поздравляю!
Словно бы в насмешку, пришло послание из Москвы:
«Сегодня впервые почувствовала укол иголкой на ноге! Начинаю чувствовать ноги! Я так рада, так рада!!!» И куча смайликов.
Сомова прочитала и расплылась в улыбке:
- Клёво! Дай Бог, пусть у неё всё получится!
Я грустно согласился: пусть. Подошёл к окну, круто выматерился, закурил.
Прямо дома. На кухне. При девушке. При однокласснице даже.
А! По барабану! Теперь уже всё равно. И по барабану, что обещал не курить.
Алька тоже подошла к окну, встала близко-близко. Мы долго смотрели на далёкий закат, на след самолёта, уходящего в даль. Головы наши почти соприкасались.
Что-то во мне дрогнуло. В Сомовой уже не ощущалось никакой спеси, никаких издёвок. Она искренне переживает за меня, искренне сочувствует. Я с удивлением открывал эту новую, совсем неизвестную доселе сторону её души.
Я раньше не мог и мечтать – Алька Сомова у меня дома, тихо - мирно пьёт чай, неспешно беседует, такая домашняя, вся моя- моя! За эти минуты я бы много отдал!
Но вот она, рядом, и… что? Ничего! Никаких чувств. Никакой романтики.
Понятно, до романтики ли после таких разборок! Выжали меня сначала, как лимон, и ещё чего-то требуют!
- Интересно, в Москву, или нет? – спросила Алька, глядя на исчезающий след самолёта, и невольно коснулась меня плечом.
- А мне-то! – прошипел я, но тут же тоскливо добавил: - У них там сейчас посещение родных! Самое любимое время, говорила.
- Ты думаешь, она там?
- Ну а где ж, по-твоему?
- Наивный русский Иванушка, простой, как 3 рубля! – снова прикосновение, вроде тоже случайное.
Я непонимающе смотрел, как моя правая рука поднимается, обнимает её за тоненькую талию, прижимает её ближе ко мне, зарывается в её густые бархатные волосы, как моя щека приближается к её щеке… Как её рука обхватывает моё плечо, всё сильней и горячей, как движется навстречу мне её пылающая щека…
Большего я не позволил ни себе, ни ей. Во мне ещё жила слабая надежда, что всё, что мы нагородили тут насчёт Вики – полная брехня, что она вернётся ко мне, и весело скажет, что история с Витей – тоже полная брехня.
- *** -
Незаметно подошёл май. Конец полугодия, конец года, конец школьной повести. Невероятно! Я не думал раньше, что это так меня взволнует!
Сейчас я совсем по-другому смотрел на нашу старенькую школу, на вокзал внизу. И понял - соседство это неслучайно! Далеко неслучайно!
Школа одиннадцать лет назад сразу же дала нам, несмышлёным ещё первоклашкам, урок, самый главный, и бесценный урок. Эти бесконечные пути, объявления по вокзальному радио, прибытия и отправления недвусмысленно говорили, что мир велик, непостижимо велик. Что на свете существуют не только наш город, самый лучший на свете город. Но есть и далёкие города, где течёт своя жизнь. И там какой-нибудь несмышлёный первоклашка тоже, наверно, думает, что его город самый лучший и единственный на Земле. Как и я думал когда-то, 11 лет назад.
А потом оказалось, что наш большой промышленный город на самом деле небольшой городишко.
Но всё равно я не перестал любить его, мой небольшой миллионный городок.
Рясовский чуть ли не неделю буквально осаждал меня, предлагая купить правильные варианты ЕГЭ по математике. У него нашлось бы для меня всё – и математика, и темы по русскому, и ещё что-то. Он начал бизнес с математики.
И очень удивился, когда я отказался. От всех подсказок по всем предметам.
- Ну и лох, - отрезал Петька, - Больше к тебе не подойду. Плавай сам!
И я выплыл! Вполне прилично. Нет, обошлось без медалей, но экзамены я сдал гораздо лучше, чем учился в году. Чем очень удивил учителей.
Потому что налёг на учёбу. Особенно после отлёта Вики, особенно – после её истории с ассистентом. Я уже попрощался мысленно с ней.
И засел за учебники, заглушая горе.
На сочинении я выбрал тему что-то вроде «женский образ в творчестве Пушкина». Макс мельком взглянул на мою тему, и только у виска покрутил – дурак мол. А я написал такое страстное, не шаблонное сочинение, просто сам поразился. Почти без помарок получилось. Рука сама выводила слово за словом, о Татьяне, о Маше Троекурове, о Лизе. А будто бы рассказывал о Вике, будто бы нашу историю писал.
Учителя ничего не сказали, ну да ладно. Я и не ждал восторженных охов и ахов. Оценку хорошую поставили, и на том спасибо.
Вика рассказала просто невероятную историю:
«Я разочаровалась в ВН. Он оказался настоящей сволочью. Уже чуть ли не клялся в вечной любви ко мне, а потом новая подруга моя засекла его. Она ходит. И видела вечером, как он весьма откровенно кокетничает с новой молодой медсестрой. Прямо в коридоре. А потом вообще закрылись в сестринской. Сволочь!»
Это пришло после долгого молчания. Я не выдержал, ответил:
«А что ты ожидала от столичного франта? У таких, как он, нет любви, они не знают, что это такое, даже в теории».
«Ты прав. Он пытался мне объяснить, что всё нормально, всё идёт по плану. Мол медсестра совсем ничего не значит. Подумаешь – уединился с ней! Ерунда. И он по-прежнему хочет быть со мной».
Ага, размечтался!
Я: «Таких кентов материть надо, и морды квасить! И это ещё самое мягкое!»
Она: «Но он же меня лечит».
Я: «Меняй врача! Мне говорили, что можно».
И пошли послания:
Она: «Сегодня лежу без ног. В нормальном смысле. Бесконечно долго тренировалась в зале ЛФК. Врач даже кричала - нельзя так перетруждаться».
Я: «Не перетруждай себя, милая!»
Она: «Я хочу поскорее встать! Хочу!»
Я: «Успеется! Надорвёшься – что тогда ФЛ будет с тобой делать?»
Она: «Вылечит. :)»
Она: «История с ВН стала известна всем. ФЛ отругал его, прямо в палате, при всех, на большом обходе. Я и не думала, что он так может выражаться».
Она: «И маме ВН не понравился. Сразу, с первой же встречи».
Я: «И мне. С первой же смски».
Я: «Макс часто интересуется твоим здоровьем. И Алька, которая подарила сотик. Помнишь? Я говорю, что всё хорошо».
Она: «Им-то какое дело до меня?»
Я: «Переживают. Реально переживают, без приколов. Я правильно им говорю?».
Она: «Я очень рада. Тоже без приколов! Говоришь ты правильно».
Она: «Пошевелила пальцем ноги! Смогла! Пока одним, но он хорошо меня слушается! Весь вечер только этим и занимаюсь – шевелю пальцем. Не думала, что это такое удовольствие – ощущать пальцы ног! Для тебя – мелочь. Не поймёшь».
Я: «Ну что ты! Прекрасно понимаю! Я сын врачей, или нет?»
Она: «Как сдаёшь экзамены? Волнуюсь, словно я сама сдаю».
Я: «Хорошо. Даже лучше, чем учился. Почему – не знаю. Наверно, ты на меня так положительно влияешь. Из Москвы; Учителя в лёгком шоке».
Она: «Я сама села на кровать! Подтянулась и села! ФЛ кричит – не может быть, чтоб так быстро, а я возьми и сядь перед ним! Он обалдел просто! Так смешно на него смотреть! Хочет похвалить, но должность требует проорать «Нельзя». И мама – тоже удивилась».
Я: «Поздравляю! Ты молодец!»
Она: «Ты серьёзно решил ехать ко мне? Оно тебе надо? Может, не стоит? Далеко же. Всё равно скоро приеду»
Я: «Стоит! Я хочу тебя видеть, и всё! Как можно раньше!»
Она: «А тебе шибко нужно видеть полуразобранную развалюху?»
Я: «Да! Да! Да! Да! Да»!
Она: «Знаешь, чем больше я встречаю парней, тем больше понимаю, что ты самый лучший, что ты…» (ну, тут уж слишком личное пошло).
Я: «Ты преувеличиваешь. Я простой чел».
- *** -
Свершилось! Я лечу. Наконец-то! Я лечу к Вике!!!
Пришлось снова просить Сан-Палыча, и он снова не отказал. Золотой мужик! Не знаю даже, как его благодарить.
Самолёт только что взлетел. За бортом – яркий ровный закат, который напрасно пытается убежать от нас. Впереди почти 5 часов полёта. Народ потихонечку засыпает.
Правда, я не вижу людей. Лечу на откидном сидении, там где написано «посторонним вход запрещён», вместе со стюардессами. И только по их разговорам, по темпу работы понимаю, что люди отдыхают.
Вроде, интересно посмотреть самолёт изнутри, что да как делается. Меня даже к пилотам приглашали, командир сказал, ещё на земле, мол, взлетим – приходи. Вообще, фантастика! Мальчишкой я бы многое отдал бы за такой полёт.
А мне не хотелось ничего смотреть, ни у пилотов, ни у стюардесс. Я летел и вспоминал этот год, невероятный год.
С чего он начался? Уже с трудом помню. Со звонка. С простого ошибочного звонка. Сколько их у нас в городе бывает! И нигде ничего! «Вы ошиблись номером! – Извините!» И всё. Но именно этот звонок, как он всё изменил! Я даже не думал, не предполагал, во что это выльется, когда звонил Вике в первый раз.
А вот почему оно так получилось? ПО-ЧЕ-МУ? Только ли потому что я захотел извиниться перед девочкой после хамства? Только ли потому что она одинока? Что ни говорите, она действительно одинока. Музыка, мама, друзья школьные учителя – это всё конечно хорошо, но оно не заменить простой человеческой способности, которую мы не замечаем.
Одиночество так и лезло через все её слова, жесты. Она не может полностью скрыть его. Одиночество и отчаяние.
Но я вспомнил не только её. Последние события не давали мне покоя. Вспомнил, как пролетел Петька со своим бизнесом на экзаменах. После проверки работ по математике спешно собрали всех выпускников, и родителей. Со всех классов. Прямо, как на пожар!
Мы тревожно переглядываясь, рассаживались в зале. Почему нас собрали, так срочно? Да ещё все классы. Значит, правда, случилось что-то очень и очень серьёзное. Что? Предположения звучали самые различные.
Макс усмехнулся:
- Отменили все ЕГЭ, а в аттестаты напишут результат общего собеседования за рюмочкой чая.
- Размечтался! – фыркнул Орехов.
Но оказалось всё просто - Рясовского вычислили. Уловили в нескольких работах одинаковые ошибки, которые заметили на каком-то сайте в Интернете.
На провинившихся надавили, и они, не долго думая, сдали своего благодетеля. Со всеми потрохами. И разразился грандиозный скандал. Наше РУО не знало, что делать. Да что РУО! Городское управление образования оказалось в затруднении. Случай уникальный.
В конце концов разобрались. И раздали всем хорошие подарки.
Я не понял до сих пор – на кой он пошёл на эту авантюру. Не знал что ли, как серьёзно всё? Или был уверен в своей безнаказанности?
Но всё равно это – как из пушки по воробьям. Не озолотился он, всяко.
А ещё не пойму Альку. Сколько раз спрашивал – почему она подарила этот сотик – ничего конкретного не добился. И прямо спрашивал, и с шуткой, - бесполезно. Доболталась до того, что это, мол не подарок, а аренда. После Москвы пусть вернёт. Вообще здрасьте!
Эх, девчонки! Когда-нибудь добьёшься от вас конкретного ответа на конкретный вопрос?
Вспомнил я и слова, с какими провожали меня на самолёт мои дорогие родители. Не понять – то ли они гордятся мной, то ли – наоборот. Это мама так странно говорит.
Отец чётко и конкретно сказал – ты, Санька, молодец. Всё правильно сделал.
А мама… Мама выдала тираду, будто на планёрке:
- Даже если у неё всё получится, неизвестно, какие будут отдалённые последствия. Что будет через 10 лет, 20 лет.
- Мамочка! – улыбнулся я, - всё у нас будет хорошо!
- У нас? – чуть не подпрыгнула она, - Ты что, собрался уже свекровью меня делать? Может, уже и бабушкой? Отец, где валерьянка?
А «у нас» вырвалось совершенно случайно. Конечно, я ещё не думал жениться на ней. Мы вместе. И этого достаточно пока.
Но как говорили мы в глубоком детстве: «Первое слово дороже второго»!
Маме я сказал весьма бравурно:
- А почему бы и нет? Девочка красивая, даже очень, умная. Показать фотку?
Она мельком посмотрела, и отдала, не сказав ни слова.
- Я поеду к ней, после экзаменов.
- Ты поступи куда-нибудь сначала, Ромео! – простонала она.
- Поступлю! Обязательно поступлю!
- В автотранспортный? Ты хоть адрес техникума этого знаешь?
- В Московский медицинский институт! – торжественно выговорил я, чем окончательно убедил маму в своей инфантильности. Она так прямо и сказала. И добавила:
- Не смеши народ московский! Не позорь сибиряков!
- А вот возьму и поступлю! – с жаром сказал я, - И не опозорю чести земли сибирской!
Мама заохала, взялась за голову, вышла из комнаты.
А я не хвастался. Я и правда решил поступать в Московский мед. Взял с собой документы, аттестат. Даже экзамены в школе сдал хорошо. Учителя долго не могли поверить, думали – я такой же, как Петька.
А вот нет! Далеко не такой! Сдал всё своей головой.
Пришлось им выставить мне «отлично» по биологии в аттестат.
Перед самым отлётом и торжественной выдачей аттестатов (это случилось в один день, сначала выдача, конечно же) мама пришла ко мне в комнату и тихо погладила по голове. Я почти спал, но проснулся и решил не показывать виду, что не сплю. Так хорошо стало в тот момент! Как быстро он закончился! Мама быстро вышла, ничего не сказав.
Вот такие они, предки мои. Сплошная загадка. Ведь любят же нас с Ленкой! Я прекрасно чувствую это, и знаю. Но почему-то считают, что не след показывать детям свою любовь, доброту. Что их надо жёстко учить уму - разуму, и чем раньше начинается учёба, тем лучше.
Вспомнил я и Свету. Тоже загадка да ещё та! И всё куда сложнее – нет тут одного ответа. Весь мой маленький жизненный опыт показал, что люди – существа сложные. Не чёрно-белые, а… как бы цветные (не в смысле расы – жёлтой, белой, чёрной). В каждом есть и плохое и хорошее. Тот же самый Макс. Сколько плохого я могу наговорить про него – зануда, прагматик, совсем лишён даже задатков романтики. Как он отшил Ленку, с содроганием вспоминаю до сих пор.
Но тот же самый Макс собрал деньги для Вики. Пусть небольшие, но важен сам факт. Тот же самый Макс вступился за меня тогда, в Викином дворе. И не просто вступился, а довёз до дому, успокоил маму.
Вот как его оценить?
И точно так же я могу говорить о каждом из моих друзей.
А вот о Свете так не скажу. Хотел бы, но не скажу. Для неё у меня есть только «ахи», «охи» и дикий восторг. Непонятно – почему.
Можно сказать, мол, я её мало знаю.
Может быть, может быть. Но Настю Мазур, допустим, я тоже мало знаю. Но этого «мало» оказалось достаточно, чтобы сказать: она – бяка, а не девчонка. И очень большая бяка (и это ещё очень мягко сказано). И тут я понял, откуда класс был в курсе всех моих дел с Викой. Такие подробности обсуждали мои дорогие однокласснички, что мама дорогая! Я их говорил только Максу.
Но ведь Макс не трепло, я уверен в нём.
Я всё-таки однажды схватил нашу «вредную Настю» за жабры, спросил культурненько, зачем она это всё делала.
А она выдала невинную рожицу:
- А что, это разве тайна? Ничего страшного, если люди узнают подробнее, как дела у одноклассников.
Я в первый и последний раз, наверно, дозволил себе грубость к девушке.
- Настя! Как думаешь, женские дни – это не тайна?
- Ну… нет, наверно. Народ сейчас продвинутый, всё знает, всё понимает.
Да, все всё понимают. Одна она только не понимает, куда я клоню.
- То есть ты не будешь против, если 11 «А» подробнее узнает, как идут те самые дни у их одноклассницы.
Она пожала плечами:
- А что в этом такого?
- Клёво! Я тоже хотел бы послушать! Особенно, если одноклассница – А. Мазур.
Вместо таких пикантностей послушал я другое - насколько богат и образен язык у нашей одноклассницы А. Мазур.
Ну а Света… Можно сказать, что только из-за неё всё получилось, как получилось. Ведь именно она встретила меня в тяжёлый момент и подсказала путь. А главное – убедила, что я смогу этот путь осилить. Мне же задача эта казалась невыполнимой.
Да, это так. Невероятно, но так. И я миллион раз благодарен ей за тот разговор в кафе. Разговор, перевернувший мою жизнь.
Мы ещё раз встретились. Я позвал её, она сразу же согласилась. Долго гуляли по весеннему парку. И я снова, в который раз выложил ей всё про себя. И нисколечко не жалею. Она узнала про театр, про Богомаза, даже про драку. Всю дорогу молчала. Не говорила «Молодец» или «Ты настоящий герой», но в глазах её светилась такая благодарность, такое восхищение мной!
- Ты сильно изменился, - шепнула она в конце, - Я горжусь тобой.
- Типа, ты эксперимент ставила надо мной, - усмехнулся я.
- Не ставила. Просто тогда, на даче увидела в тебе мощный нераскрытый потенциал. Поняла, что ты можешь больше, чем выигрывать в компьютерные бродилки. И не ошиблась.
- То есть, ты мною манипулировала, - предположил я, - Испытывала новый вид гипноза?
Она толкнула меня в грязь. Хорошо, я удержался на дорожке.
- Ты сам всё задумал и сделал, - отчеканила девушка, - Сам! Я тут не при чём!
Разговор так и кончился, на этой непонятной ноте. Я хотел увидеть её ещё раз, расставить все точки над «И», но не получалось. Сотик её упорно молчал. Может, сменила номер, может, уехала. А другого способа найти её я не знал.
Да даже если бы и знал, что толку! Всё равно не нашёл бы.
Спросить у Юрки?
Конечно же! Три раза!
Я теперь даже «сколько времени» не спрошу у него. После той милой беседы мы и полслова не сказали друг другу. Что-то бурчим под нос, когда видимся, и всё. Не более.
Тем более, что Света порвала с ними все отношения. Забрала ключи от дачи у Игоря, велела забыть туда дорогу.
- Из-за тебя, кстати, - добавила она, - Ты открыл мне глаза на них. Они взвыли, ругались, матерились, махали передо мной верхними конечностями, но в конце концов отступили. И я нисколько не жалею о потере.
Я - тоже. В суд ни Юрка, ни мы подавать не стали, хотя мама настаивала. Разошлись полюбовно.
Но прежними друзьями мы с ним так и не стали.
Настолько разные они со Светой! А ведь одна компания была! Подумать только!
Вспомнил я и остальных. Сразу весь класс. Милые всё же ребята! Мне их будет не хватать в Москве.
Тем более что я не остался на выпускной бал. Получил аттестат и смотался в аэропорт. Не мог больше терпеть разлуку, не мог!
Классная в шоке, Макс в шоке, Алька в шоке, Олеська в шоке! Эти двое рассчитывали на вальс со мной, но их постиг большой облом!
Остальные рассчитывали на небольшой спектакль на выпускном. Опять что-то затевали, и мне прочили главную роль.
Но я сразу заявил, чтоб на меня не рассчитывали.
Энтузиазм труппы (которая почти вся состояла из старых артистов) сразу же упал. Алька заявила, что без меня любая пьеса не пойдёт.
Врёт! И льстит!
И то, и то одинаково противно.
Но как я не торопился, а всё же успел подарить Альке большущий букет роз. Она долго удивлялась – за что мол, но я крикнул только «Сама поймёшь».
Ну не буду же ей объяснять, что она –хорошая и добрая, что вся её нахрапистьсть и ершистость – напускная, что я наконец-то сумел рассмотреть это, и больше не считаю её своим врагом.
- *** -
Как ни старался самолёт, а гонку с закатом проиграл. Приземлились мы глубокой ночью.
Я пошёл с экипажем в комнату отдыха. Решил подождать ранней электрички, чтобы сразу же побежать в институт.
Пришлось отстреливаться от вопросов типа «Что будешь делать тут?» «Откуда знаешь Александра Павловича, и уж тем более – что он – Сан-Паулыч?» Меня и в полёте стюардессы спрашивали, но как-то вяло.
А тут все отдыхали, и расслаблялись, доставая меня вопросами. Все, и пилоты – тоже. Я отвечал очень коротко – приехал поступать, да и город посмотреть.
Услышав, что я хочу в мед, командир хлопнул меня по плечу:
- Брось! Неблагодарное это дело – медицина. Мы вон, на медкомиссиях так костерим этих медиков, что аж дым коромыслом! Малейший чих в моторе – и всё, бракуют! Чтоб их всех!
- А мне летать! А мне летать! А мне летать охота! – подхватил штурман.
- А мне вот спать охота! И мальчику – тоже, – сказала одна стюардесса, вставая. И показала, где я могу прилечь.
- Да не хочу я! – запротестовал я, - Мне в город срочно надо.
- Какой город! – усмехнулась она, - 3 часа ночи!
Другая стюардесса подхватила:
- Да он спал почти всю дорогу!
- Я???
- Ну не я же! Храпел так, что бортач вышел посмотреть – что за посторонний шум, всё ли в порядке с моторами?
Снова смех.
Я не понял – прикалывается она, или нет. Если я спал, почему ж тогда помню все полётные мысли?
- *** -
В 5.10 я тепло попрощался с лётчиками, и, не смотря на их вопли возмущения, пошёл на электричку. Мне говорили, что в 9 часов придёт машина, заберёт всех, прямо в город, меня могут довезти прямо до места, но я всё равно ушёл.
Не мог я ждать столько времени!
На улице почти светло, хотя солнце ещё не взошло. Тем не менее, половина неба над лётным полем расцветало всеми оттенками нежно-синего, обещая хороший солнечный денёк.
Но окружающие будто не видели его. Деловито жужжали и ворочались жуки-самолёты (новый вид насекомых), другие представители флоры. Рядом суетились представители вида homo sapiens (старый вид животного мира). И мне показалось, что старый вид совсем не нужен новому. Жуки-самолёты терпят их чисто по доброте своей душевной. А так – сами прекрасно знают, что им делать.
Я шёл и удивлялся. Вокруг обычные вещи. Такой же асфальт, машины, забор. Таких и у нас полным-полно.
Но это же МОСКОВСКИЙ асфальт, МОСКОВСКИЕ машины!!! Я медленно впадал в какой-то восторженный транс – Я В МОСКВЕ!!!!
Но кассирша на железнодорожной платформе моего восторга не разделяла. Спросила очень грубо – куда мне надо.
Я даже растерялся:
- В Москву!
- Всем в Москву. Куда конкретно?
- На вокзал.
Индюку ясно, зачем ещё лишние вопросы?
Она механическим голосом назвала цену, дала билет и гаркнула:
- Следующий!
Следующий не обнаружился. И поэтому я позволил себе вопрос:
- Скажите, а как добраться до института…
- Справок не даём!
- Но вы же знаете Москву, а я только что приехал…
- Повторяю! Справок не даю.
На лице явно отпечалалось: понаехали тут всякие! Чего дома не сидится?
- Следующий!!!
Следующего по-прежнему не ощущалось. Но мне уже не хотелось ничего у неё спрашивать. Я пошёл к вагону.
Двери закрылись. Электричка начала набирать ход.
Ну, здравствуй, Москва!!!
- *** -
Даже ранним утром Павелецкий вокзал бурлил. Народу море! Все орут, куда-то торопятся, толкаются.
В город просто так не выйдешь! Народ сдерживал турникет. И каждый долго с ним разбирался.
Пока я тащился в толпе у турникета, кто-то пытался вырвать у меня сумку. Налёг на неё, будто толкают сзади. Типа я не понимаю!
Правда, мурло это быстро слиняло, как почувствовало сопротивление моё. Я даже не заметил, кто такой.
Ну, здравствуй, Москва!
На привокзальной площади настоящее столпотворение. Зовут на экскурсию по городу, таксисты чуть ли не выдёргивают из моих рук сумку: «Куда едем? Недорого!»
Ага, знаю я ваше «не дорого»!
Рядом блошиный рынок предлагает всё на свете.
У метро – новая давка. Но движется быстро. И когда я очутился на платформе, вокруг оказалось совсем немного народу.
Слушайте, я же в первый раз попал в метро. Просто шок! Удобно, быстро, красиво! И шумно. Поезд ворвался на платформу, ослепил и оглушил меня.
Конечно, я много раз видел метро по телеку, но видеть – это одно… Даже запах здесь особый!
Вот она, моя станция. Я выбежал по лестнице наверх. Что это за метро – 15 ступенек?
Меня постепенно забирала дрожь. Как долго я рвался к этому мигу, как ждал его!
Теперь отчего-то боюсь. Боюсь увидеть её в бинтах, бледную, с подтёками крови! Боюсь слов Богомаза, что она больше никогда не встанет, что он ничего не сможет больше сделать…
Но не лететь же домой, не повидавшись!
Институт оказался большим серым 5-этажным корпусом, рядом ещё пристроились три домика поменьше. Старый, обшарпанный, с треснутой штукатуркой. Ничего примечательного снаружи, даже скучно. Во дворе – налёт запустения.
Я нашёл приёмный покой, надел отцовский белый халат (специально вёз из дому).
Охранник, естественно, начал сыпать вопросами – что да как, да зачем. Я начал откровенно врать, что студент, на практику, а что рано – не рассчитал. Он поверил, быстро пропустил меня, даже объяснил, как пройти в отделение.
Наверно, приезжий. Москвичи не отличаются такой доброжелательностью, - уже проверено.
Я пулей забежал на 5-й этаж, быстрее лифта. Глянул в коридор, налево – направо. Пусто!
Ещё бы! Начало седьмого! Смена ещё не приходила, а ночная, видимо, спит.
Наугад пошёл искать её палату.
И…
Вдали, у торцевого окна увидел тоненькую высокую фигурку. Свет низкого, едва поднявшегося солнца в густых облаках мягко окутывал её, прошивал весь длинный коридор насквозь. Она неуверенно стояла, опираясь на стену.
Я даже остановился. Вика? Нет? Похожа. Я же не видел её вот так, стоя.
Нет, точно Вика!
Увидев меня, фигурка ойкнула Викиным голосом, взмахнула свободной рукой и пошла ко мне. Медленно, цепляясь за стену, но всё-таки пошла. ПОШЛА!!!
И в этот же миг солнце пробилось сквозь тучи и осветило золотом мою девочку, мою милую, единственную Викторию Звереву!
А она всё шла и шла ко мне. Один шаг, два, три…
Пять шагов! ЦЕЛЫХ ПЯТЬ ШАГОВ НАВСТРЕЧУ!!!!
Остальное пролетел я, за долю секунды. И обнял её так крепко, как никто никого ещё не обнимал!!!
; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ;