Шёл третий год перестройки. В начале сентября я рассорилась с Бурдаевым, начальником строительной конторы, которая подрядилась построить мне дом в селе Байгора. По его мнению мой дом был готов, то-есть построен под ключ. Он считал, что в доме можно жить, если есть крыша, стены, окна, пол, потолок и двери, но это по его мнению. А по моему мнению в нём жить было нельзя, потому что крыша качалась от толчка рукой и могла свалиться от ветра, через щели в стенах и под окнами свистел ветер, выдувая тепло, а некрашенные полы, оконные и дверные блоки от сырости коробились, скрипели, грозили перестать выполнять свои функции. Дом по сути был не лучше сарая. Его надо было довести до ума. Требовалось срочно укрепить крышу, пока её не снесло ветром, оштукатурить стены, забив щели известковым раствором. Потом навести красоту и уют, всё побелив и покрасив. Начальник меня крепко обокрал. Я поискала управу на вора, но никакой защиты не нашла и успеха не добилась. Недолго страдая, я подумала и сама отказалась от услуг вороватой государственной строительной службы. Я направила все силы и деньги на укрепление своего гнезда, нанимая случайных работников. Денег, самогона и водки местные халтурщики требовали много. Необходимые средства я искала везде. Для начала распродала весь до зёрнышка урожай с огорода. В доме остались только три мешка мелкой, как яблочки с китайки, картошки, которую надо было выбросить, чтобы не плодить колорадских жуков. А я их не выбросила, я от кого-то услышала, что местный спиртзавод скупал её по два рубля за мешок. Я выгребла со сберегательной книжки все копейки, даже те, что оставленны на возможные болезни, несчастные случаи и похороны. Набравшись окаянства, выпросила у мужа немного денег в долг, и, за мелким исключением, отделка дома к концу октября успешно завершилась. На эту зиму я собиралась уехать из деревни, потому что ни тёплой зимней одежды, ни топлива, ни денег, ни сил у меня уже не было. Дом оставлять не страшно, в нём никаких ценностей, лишь самодельная мебель. Стоял скрипучий топчан вместо кровати, да длинная скамья со столом. Соседями моими были дальние и близкие родственники. Уж они-то присмотрят и не позволят разрушить мой дом никому. Из-за стеснённых обстоятельств я в конце лета подрядилась работать на мельнице два месяца, разрешённые пенсионерам - инвалидам. Начальник мельницы и кладовщик по совместительству обещал мне в начале ноября выдать 80 рублей за труды. Отработав положенный срок и ожидая заработанных денег, я по-маленьку копалась в огороде и в доме. Там всегда найдутся дела. Настроение покойное хорошее. Лето не совсем покинуло землю. Погода стояла тёплая, солнечная, и только по ночам немного подмораживало.
На Октябрьские праздники неожиданно меня посетил в деревне Аркадий, мой муж. Вообще-то, мы с ним уже третий год живём порознь. Как здоровье я потеряла, так и любовь ушла, но ничего особо плохого друг на друга мы в голове никогда не держали. Делить нам нечего. Детей мы вырастили. Друзья и знакомые у нас общие. Мы с мужем сохранили добрые отношения, как говорится, остались друзьями. Мне всегда есть о чём с ним поговорить. Мой бывший живёт и работает в Москве, а я уехала, оставив ему квартиру со всем содержимым. Он, как преданный друг, помог в приобретении дома и сохранил мне прописку, чтобы при необходимости я пользовалась беспрепятственно московской поликлиникой. С некоторых пор я
убедилась, что большой город вредит моему здоровью, а сельская жизнь, наоборот, помогает вернуть здоровье. И, вообще, я никогда не любила большие города, а посёлки и маленькие городки я терпеть не могла, потому что в них сочетались все недостатки города и деревни. В будущем собиралась жить долго и счастливо в далёком от цивилизации селе, на лоне природы.
Когда вечером Аркадий налегке с одним тощим портфельчиком появился на пороге моего дома, я ему обрадовалась, потому что за полгода, что я прожила одна в деревне, соскучилась по общению с умным, развитым и добрым человеком, каким на самом деле был мой муж. Я не спросила, как он попал ко мне, каким диким ветром его занесло в мою деревню. Попал и слава Богу. Естественно, я быстро прикупила у соседей овощей и фруктов, сварила ранее припасённую к празднику курицу, нажарила яичницы со свининой, и мы хорошо посидели за праздничным столом, распив бутылочку красного винца, что муж прихватил с собой. Мы
обо всём обстоятельно поговорили. Я немного побурчала о наглых и безруких строителях, с надеждой порассуждала о будущих урожаях, и перспективах дальнейшего развития моего приусадебного хозяйства. Вобщем, поговорили о моих грандиозных планах на счастливое, но далёкое будущее. Под конец беседы я объяснила, почему эту зиму никак не могу зимовать в своём доме. Я понимала, что нарушаю его планы, и пообещала погостить у него всего два-три месяца в самые сильные морозы, начиная с декабря. Он был, будто, не против, во всяком случае, сдержался, явного неудовольствия не проявил. На всякий случай я обнадёжила его тем, что в марте мне необходимо вернуться в свой дом, чтобы заняться заготовкой топлива и выращиванием новой рассады. Это можно сделать только весной. Заботясь о нём, как о самом близком человеке, я попыталась узнать хоть что-то о его личной жизни и на все свои вопросы получила исчерпывающий ответ, что в его жизни всё нормально, на работе всё абсолютно нормально, а в Москве нормальнее не бывает. Наговорились мы задолго до полночи, и муж заскучал в темноте без телевизора и без радиоприёмника. Я не успела провести в дом электричество. Мужчина засобирался обратно в Москву, но автобус ходил только днём. Следующий рейс лишь утром. Пришлось ему остаться, но утром Аркадий вскочил рано, торопился, нервничал, выбегал к дороге, боясь пропустить автобус. А как же я? А я пыталась его немного задержать, с ним мне веселее, да и поезда на Москву шли поздно вечером и ночью, но мужу не сиделось со мной в тишине пустого дома. Завтрак я даже не пыталась готовить, в деревне это хлопотное не быстрое занятие. Надо разжигать печку и так далее. Зачем, если человек торопится? Мы подъели всё, что не доели накануне.
Рассматривая содержимое своего кошелька, муж удручённо сказал, что у него только крупные купюры, и он опасается их показывать в переполненном автобусе, да и у водителя может не оказаться сдачи. Понятное дело, карманников везде полно. Я бросила ему свой кошелёк и сказала:
-Возьми рубль на автобус, а на вокзале разберёшься.
В моём кошельке оставалось лишь восемь рублей с копейками, и благоверный пересчитав мои капиталы спросил:
-А как же ты?
-Обойдусь. Мне обещали заплатить за работу на мельнице целых 80 рублей. С этих денег я отдам тебе долг, когда приеду. Обо мне не заботься, я не пропаду.
Больше финансовых вопросов мы не касались. Муж оставил мой кошелёк на столе, и мы пошли на остановку автобуса. Он был до обидного весел, шутил и не скрывал своих ближайших планов.
-Ты думаешь чего, я так быстро намылился на станцию? У вас на вокзале великолепное пиво продают в баре. Местные научились делать. Я как приехал, всю мелочь просадил на пиво и какую-то сушёную рыбку, типа воблы. Вкусная зараза. Не оторваться.
Муж был фанатом пива. В былые годы я нередко составляла ему компанию, но с возрастом, постепенно приобретая болячки, я медленно утрачивала любовь к этому виду забав. Но его тягу к пиву я понимала и не осуждала. Должны же быть какие-нибудь недостатки и у хорошего человека.
-Ещё увлекаешься пивком? А не скучно одному сидеть с кружкой? – спросила я просто так, чтобы поддержать разговор.
-Почему одному? А в баре есть и приличные люди. Я вчера познакомился с отличным мужиком, военным лётчиком в отставке. Разговорились. Он не при деньгах. Я его угостил. Посидели как надо. Ну, теперь, вообще, благодаря твоей щедрости, я до отъезда прекрасно проведу время за кружкой пивка в хорошей компании.
У моего мужа все любители пива хорошие люди, я теперь не отношусь к их числу. Странно, но мне стало обидно.
-Надеешься встретить лётчика? – ревниво спросила я.
Что-то непонятное царапнуло меня по ушам, стало как-то не по себе, неприятно.
-Вряд ли. Но людей там много, - беззаботно как мальчишка откликнулся муж.
-Ну-ну, - прошипела я и опомнилась.
Ведь мы же дали свободу друг другу. Какие могут быть претензии? Подошёл автобус, и мы тепло простились.
Известно, что дела у дома и на огороде стоят в бесконечной очереди. Я с утра провозилась во дворе до темноты, заходить в пустой дом не хотелось. В ноябре темнеет рано. Но в темноте на улице какая работа? Пришлось отправиться в дом, устраиваться на ночлег. Зажгла лампу, взглянула в неё и удивилась. Пора доливать керосин. Вчера долго сидели с мужем и много горючего сожгли.
-Ладно, это дело подождёт до завтра, - отмахнулась я от заботы.
У меня осталась одна поллитровая бутылка солярки, которая использовалась вместо керосина в лампе. Утром куплю у соседа тракториста ещё одну бутылочку горючего, пока он всё не пропил. Сосед продаёт солярку по цене самогона. Значит готовь Зоечка три рубля за поллитровую бутылочку ворованного топлива для тракторов. В магазинах керосин давно не продаётся.
-Да ладно. Скоро мне бешеные деньги заплатят за работу, - весело отмахнулась я от очередной заботы.
За время одиночества я привыкла разговаривать вслух сама с собой или с домом, с печкой, да с чем угодно. Ответа не получаю, так это не беда. Меня это устраивало. Все ответы я и сама знаю. Такая беседа меня не напрягает, не нервирует. Готовой еды в доме не было, кухарить не хотелось, есть тоже особенно не хотелось, попила водички и легла спать налегке без ужина, за долгий день я сильно устала. Да так и лучше, для здоровья полезнее, никаких сновидений не будет.
Отдохнула, действительно, хорошо. Со вчерашнего пира остались только огурчики и помидорчики.
-Вот и ладненько. Свежего хлебушка куплю. Да ещё не забыть бы купить на рублик картошечки ведёрко. Ну соли заодно возьму пачку, - бодро диктовала я первостепенную на день тактическую задачу.
Не откладывая дело в долгий ящик, решила сходить в магазинчик. Схватила кошелёк, открыла и замерла. В кошельке было пусто. Пошарила глазами по полу, по подоконнику, по топчану, по скамье. Пусто. Прошлась по карманам, тоже пусто. Нигде ни одной монетки не завалялось.
-Хи-хи. Ну дела. Значит на мою мелочишку он спешил пивка попить. Вот пацан. Не взрослеет. Ладно. Пойду к Костюхе, узнаю, когда мне деньги дадут. Обещали всем дать зарплату к празднику. А праздник уже заканчивается.
Костюха – это мой начальник, живёт напротив меня. Вышла не спеша из дома, посмотрела на ясное небо и пошла через дорогу к моему работодателю и мужу моей троюродной тётки Дуси. На встречу попалась ближайшая соседка Натуська, моя подружка из местных.
-Наташа, привет. Куда торопишься?
-Да на автобус. Вот к дочке собралась в Грязи. С праздником поздравлю, гостинчик внучку куплю. Слава Богу, деньги перед праздником дали, надо их потратить.
Соседка помахала ручкой и шустро потрусила на автобусную остановку. Я совсем приободрилась и двинулась к дому троюродных родственников. Калитка открыта и слышно как идёт плановый бой тётки с мужем. Он требует деньги на опохмелку, а она не даёт. Ор стоит на всю деревню, но меня это не остановило. Они всегда орут.
-Здравствуйте. С проходящим праздником.
-Здравствуй, Зоя. Слава Богу, проходит праздник. Может быть, мой хозяин войдёт в колею. А то как праздник, так он не просыхает.
-А где дядя Костя? Я пришла узнать про деньги. Говорят, до праздников всем зарплату выплатили.
-Так это зарплату. А тебе по договору, наверно, ничего не дали. Он ничего про тебя не говорил. Да щас узнаем.
- Неужели мне ничего не дали? – сникла я.
- Костя,- заорала тётка благим матом.- Зойке-то деньги дали или как?
- Хрен твоей Зойке! Нету!
- Слышала? Нету тебе. Ты уходи, он щас с похмелья и прибить может. Ты лучче завтрава заходи. Злой страсть. Мы с ним с пяти утра режемся, денег просит на выпивку. А я где их возьму? У меня на успокоительные капли копейки нету.
Дуська подхватила какое-то ведро и исчезла среди своих сараев и сараюшек, которых было множество у неё во дворе. Костюха работал кладовщиком на складе зерна, да ещё заведовал мельницей. Мужик был патологически вороват и жаден. Его сараи до крыш забиты зерном, комбикормом и всяким добром. Сам себя он чтил умнее всех в округе и в совхозе. Имея всего три класса образования, считал, что мог бы управлять любым заводом и предприятием, а своим совхозом-то запросто. Но ему мешала давняя судимость за воровство и исключение из партии. Он отсидел лишь десять лет из назначенных пятнадцати, вышел из тюрьмы по амнистии, но любил при случае сказать, что его несправедливо осудили и только через десять лет разобрались. Однако из-за судимости ему пришлось довольствоваться должностью кладовщика и заведущего мельницы. В этом сезоне ему потребовались рабочие на мельницу, и вот дядя осчастливил меня по-родственному тем, что взял на работу и дал мне возможность заработать деньги. С совхозом-то меня ничего не связывало. А дядя помог. Я честно отработала положенные два месяца, осталось только получить заработанное. Но денег на меня в совхозе не хватило. Или про меня забыли. Я вернулась домой ни с чем.
Как же мне теперь жить? Я затеяла ревизию в своём хозяйстве. Собираясь уезжать, я запасы не делала. Но несколько дней до отъезда надо как-то существовать. На столе нашлась поллитровая баночка с сахаром, и начатая пачка грузинского чая.
-Я думаю, деньги мне скоро дадут. Ну день, два, самое большее неделя. На это время мне этого чая и сахара хватит, - объяснила я печке.
Что либо объяснять себе я опасалась. Вдруг расплачусь. Потом вспомнила, что в сенях стояла трёхлитровая банка с подсолнечным маслом. Стояла и теперь стоит, но почти без масла, на донышке осталось не больше стакана продукта. Мои работнички брали в моём доме всё без спроса. Картошку, лук, огурцы и помидоры тащили с моего огорода на обед, маслом тоже пользовались. А почему нет? Ведь не заперто.
-Все-таки что-то осталось, и хорошо. Буду есть картошку с маслом. Шикарно! Где-то здесь был бумажный мешок отличных макарон, с ними и хлеб не нужен. В сельском магазинчике килограммами макароны не продают. Только мешками по 25 килограмм. Все брали мешками, и я взяла один.
Но ни мешка, ни макарон нигде не было. Видно их тоже забрали работники. В углу одиноко стояли три мешка с мелким картофелем, точнее с картофельными завязями. И всё! Больше ничего. Вот люди! И ведь не шпана какая нибудь. Солидные рабочие.
-А чего ты хочешь? Если твой дом проходной двор, чего ждать а? – рявкнула я сама на себя в сердцах.
Пошла и легла на топчан, чтобы без помех спокойно подумать. Но думать, как люди, по-человечески я не умею. Мой муж говорил, что я не от мира сего, фантазёрка, существую в вымышленном обществе. А реальная жизнь не такая. Жизнь – это борьба за выживание. Но он мужчина, может быть, у него жизнь борьба, и вообще, не такая, как у меня.
-А с кем мне сейчас бороться? Нет никого. Я одна.
Я невольно засмеялась. От смеха, от хорошей погоды, от отсутствия врагов у меня сразу поднялось настроение. Я давно пришла к выводу, что люди всегда жили и сейчас живут в раю. Земля – это и есть рай. Вокруг красота, смотри и любуйся. Разнообразный пейзаж, в течение года и в течение дня краски пейзажа меняются. Открой глаза и гляди. Никогда не наскучит. Еды вокруг сколько хочешь. Пища растёт в земле, бегает по земле, летает в воздухе, в реке плавает. Кругом, куда ни глянь, съедобные плоды, корни, клубни, листья, стебли, зёрна. Бери и ешь. Только не ленись. Хочешь сладкого, у пчелы возьми мёд. Не хочешь искать, так вырасти на земле или в хлеву себе еду. Опять же, только не ленись. Я-то знаю, вон сколько всего на огороде за лето вырастила, за год не съесть, но продала, так сложилось. Всё на земле устроено на радость людям. Даже продление рода - счастье, удовольствие и радость. Не надо печалиться, надо брать пример с первых людей. Вот они-то, наверняка, радовались жизни, не тужили. Иначе бы вымерли, и нас не было бы. Радость нам продлевает жизнь, беда и печаль укорачивают. Я постоянно искала повод для радости. И всегда находила. Печаль приходит и уходит, а радость и счастье всегда с человеком, если он правильно думает и правильно решает свои проблемы. Только горе трудно пережить, ничем не заглушить. Но и его время лечит. А у меня никакого горя, Слава Богу, нет. И сейчас не надо отчаиваться, просто надо найти правильное решение.
- Со мной ничего особенного случилось. С другими частенько похлеще случаются вещи и ничего. Всё хорошо кончается, - подбадривала я себя.- Подумаешь, нет денег. Вот когда на земле жили первые люди, у них тоже ничего не было, ни денег, ни магазинов. Они тоже хотели есть и никогда не знали, когда они добудут себе еды. Они-то не лежали в своих пещерах и не ныли, они ходили и искали что-нибудь съедобное. Вот и я пойду и поищу чего-нибудь. Может и мысли правильные придут. Вот встану, возьму сумку и пойду по миру с сумой. Ой! Что это я? Всё будет хорошо.
Я говорила весело и громко, подсознательно успокаивая и вдохновляя себя. Моя бабушка твёрдо верила, что человек не должен думать и тем более рассказывать кому-нибудь про плохое, потому что он сам тоже слушает и сам себе плохое внушает. В трудную минуту надо говорить себе хорошее, внушать надежду, уверенность, утешать себя так, как будто убеждаешь, утешаешь другого человека. Надо своими словами давать себе силу и направлять её на хорошее правильное дело. Велика сила слова. Я тоже в это верила.
Дома было холодно, неуютно, одиноко. А на улице яркое тёплое солнце, на голубом небе ни облачка. Я вышла на улицу, закрыв дверь палочкой вместо замка, чтобы зверь не вошёл. А человеку у меня делать нечего. Увидит палочку и уйдёт. Взять-то у меня нечего, это все знают. Не хотелось ни с кем встречаться, не хотелось разговаривать, потому что у меня пока нерешённые проблемы. Никого не встретив, я шла по дороге в сторону старых заброшенных изб.
Был период, когда совхоз строил новые удобные дома для рабочих и переселял их из старых избушек. Прежние, теперь уже разрушенные, домишки утопали в старых садах, огороды около них не заброшены. Они засаживаются городскими родственниками или знакомыми бывших хозяев. Горожане приезжали на огороды очень редко, в основном, по выходным. Никто никогда не обижал их, сельчане ничего не брали с их огородов. Но сейчас на огородах было пусто, влажно чернела перепаханная плодородная земля. Больше здесь до весны никто не появится. Всё, что осталось неубранным пропадёт, замёрзнет и сгниёт. Я решила, что имею право взять себе выброшенное, свернула на территорию усадьбы первого дома и медленно двинулась по меже.
Внимание моё привлекло что-то не чёрное. Оказалась забытая небольшая луковица. Я подняла её.
-С почином тебя, Зоечка, - засмеялась я и пошла гулять по пашне.
Я собирала всё съедобное подряд. Птица по зёрнышку клюёт и сыта бывает. Чем я хуже? Сумка быстро наполнялась и у меня в душе росла и крепла уверенность в завтрашнем дне. Когда я вошла в сад, то увидела целые россыпи груш и яблок среди осыпавшихся листьев. Большинство плодов было попорчено, но и целых предостаточно. Я набила сумку и пакет и с трудом поволокла их домой.
-Пожалуй, надо ещё сходить с сумками в сад. Насушу фруктов. Пареные яблоки тоже неплохая еда. Несколько деньков я переживу с комфортом. А там получу зарплату и ту-ту.
Я вернулась домой, так и не встретив ни одного человека. Дверь в дом оказалась открытой. В сенях стояла тётя Дуся около мешков с картошкой. В руках у нее была моя трёхлитровая банка.
-Вот я взяла у тебя банку. Тебе она ни к чему, а я зелёные помидоры в неё закатаю на зиму. Тут было чуток масла, так я его в помойку выплеснула, больше некуда. У тебя же ничего нет. Ни одной баночки. А зачем тебе этот мусор? - Тётя показала на мой стратегический запас картошки.
-Надо, - мрачно ответила я.
-А-а. А то давай, я подмогну и мигом в яму зароем. Нечего хранить.
-Спасибо, не надо. Я сама.
-Ну ладно. И правда, сама управишься. А то у меня чего-то спину свело. За день наломаешься, за ночь никак не отдохнёшь. Скота-то стадо, да птицы туча, а я одна.
И тётка вышла с моей банкой, громко хлопнув дверью. И так... масла у меня теперь нет. А что у меня есть? Пустая глупая башка. Я полезла под топчан, там в коробке лежал амбарный замок с огромным ключом, я его для истории берегла. Теперь он послужит у меня сторожем, а то неизвестно что мне ещё не нужно. Я расстроилась, устала и намеченный поход в чужой сад отложила на завтра. Пошла к своим вётлам, подобрала с земли сухие веточки, набила ими топку. Вымыла немного найденных картошек, положила в чугунок, поставила его на печку и разожгла огонь. Печка у меня в доме небольшая с маленькой топкой, тяга хорошая и огонёк быстро разгорелся. Я подкладывала веточки и смотрела на пламя. Тёплый дух поплыл по комнате, стало уютно и спокойно. Вот со спичками у меня проблем не было. Как-то продавщица отказалась продавать мне одну коробку спичек за копейку, потребовала, чтоб я взяла упаковку за пять рублей. Я взяла и зашвырнула спички на лежанку. Теперь и горя не знаю. Вот купить мешок соли я не догадалась. Картошечка сварилась, запахло едой. Без соли картошка не так вкусна, как с солью, но мне от голода она показалась настоящим деликатесом. Я съела два крупных клубня с огурцом, выпила стакан сладкого чая с яблоком и почувствовала себя совершенно счастливой.
На следующий день я понеслась за яблоками с раннего утра, но в саду не нашла ни единого плода, ни гнилого, ни свежего. А вспаханная земля была вся ровно заборонена, хотя боронить землю под зиму нельзя. Я пошла в следующий сад, та же картина. Я прошла по трём садам и поняла, что в моей деревне ленивых, кроме меня, не водится. Но жажда поиска съедобного ещё жила во мне и я двинулась в овраг, где летом видела много дикого лука и чеснока. Однако сколько ни ходила, сколько ни искала, не нашла ни одной головки и ни одного зубчика. Пришлось успокоиться. Возвращаясь домой я встретила сияющую тётю Дусю.
-А мы вчера управились. Я сказала Косте, что ты яблоками с брошенных садов огрузилась. А он говорит: "А мы чего сидим?" Да и правда. Две коровы, тёлка, три быка, шесть поросят, овец стадо на дворе, и все жрать хотят. Костя запряг лошадь, мы похватали мешки и туда. Всё собрали: и прелые, и целые, даже листья в пустые мешки попихали. Чего овцы съедят, что на подстилку пойдёт. Потом проборонили все огороды и картошку выбрали. Слава богу вчера управились. Три раза ездили. Устали страсть. Завтра в совхозный сад поедем. Может там чего прихватим. А ты куда на добычу ходила?
-Да так, погуляла по оврагу, - я едва разлепила высохшие губы.
-Да и то правильно. Чего тебе надо? Ты одна и скотины никакой. Отдыхай себе в удовольствие. И так вон как огрузилась яблоками.
Я ещё надеялась получить свои деньги и через три дня опять пошла к кладовщику. Мне было непонятно, почему всем деньги дали, а мне единственной не дали. Я ходила к дяде целую неделю, всё не могла застать, но однажды всё-таки встретила его на речке. Костюха долго каялся, что не смог выбить мне в бугалтерии деньги, потому что там сидят чистые ведьмы. Но в ближайшее время, когда будут давать премии всем: дояркам, трактаристам и ему, конечно, он обязательно, кровь из носу, стребует мою зарплату. Мне в бугалтерию, вообще, путь заказан, а то совсем ничего не дадут. А он, хоть и без билета, но коммунист. Он всю жизнь за правду страдает, и здесь не отступится, свою родственницу в обиду не даст.
В бухгалтерию надо ехать на автобусе шесть километров, а денег на билет у меня нет. И я несказанно обрадовалась, что дядя решит за меня мою проблему.
Всё, конечно, хорошо, но за последнюю неделю я здорово оголодала. Пока я надеялась на получение денег, никаких шагов не предпринимала. Чай и сахар у меня закончились. Я крошила яблоки в кипяток, получая душистый приятный напиток. И хотя чувствовала себя богачкой по сравнению с первобытными людьми, но тосковала по сытной пище. Когда я съела яблоки и оставшиеся от пира с мужем огурцы с помидорами, мне стало совсем грустно.
-Та-ак. Дома всерьёз пустовато. Ну, ладно, это ещё не беда. Сейчас я мужу письмо в Москву отправлю и спрошу, зачем он у меня все копейки выгреб. Ему же хуже. Пусть теперь присылает мне десять рублей.
Я села и написала короткое письмецо, но ни конверта, ни марки у меня не было. Я сложила листочек треугольником. Честно говоря, мне совсем не хотелось обнародовать своё бедственное положение. Я боялась кидать в ящик письмо в виде солдатского треугольничка. Деревня моё письмо зачитает до дыр, а до адресата не допустит. Начальница почты, Маня, моя хорошая знакомая. Она была моей подружкой в детстве, и я решила отдать ей лично треугольничек, чтобы он сразу пошёл в Москву, а не блудил по деревне. Маню я встретила у дома, когда она разносила почту.
-Маня, я написала письмо в Москву. Ты не могла бы его завтра отправить?
-Ой! Привет, подруга. Я, конечно, отправлю, но лучше ты сама отнеси его на вокзал, тогда письмо уйдёт в тот же день.
- Ну, можно и не так уж срочно. Ехать в Грязи – это ж целый день терять, - забормотала я, не желая признаваться, что у меня нет двух рублей на дорогу.
-А почему без конверта и без марки? Ты знаешь, оно в таком виде не дойдёт, его сразу выбросят. Солдаты и то посылают письма в конвертах.
-У меня нет ни конверта, ни марки. Я хотела отправить доплатное.
-Теперь не доставляют доплатных писем. У меня с собой нет конвертов, но ты приходи завтра на почту. Конверт с маркой стоит всего шесть копеек. Такую сумму ты осилишь, я думаю, - лукаво рассмеялась Маня и, махнув рукой, пошла своей дорогой.
Стыд жаром окатил меня с головы до ног, я задохнулась от горячей волны крови, прилившей мне к горлу. Ситуация выходила из под контроля. Если в деревне узнают про мою беду, засмеют. Я пошла домой, выпила холодной воды и стала думать. Но мысли кружились около обиды и еды, ничего путного в голову не приходило. Чтоб поднять настроение, надо поесть. Я решила сварить мелкую картошку.
-Всё у меня дела да случаи. Я какая-то неприспособленная. Небось, первобытные люди такого стыда не испытывали, - пожаловалась я печке.
В ней, как ни в чём не бывало, спокойно и ровно горел огонь, съедая сухие ветки. Я уселась на пол около топки и уставилась на огонь. Картошечка кипела в чугунке. От неё тоже хорошо пахло едой. Огонь разогрел лицо и растопил плохие мысли в голове. Как мало надо человеку. Согрелся - и сразу стало хорошо. Я успокоилась.
-Никаких неприятностей. Шесть копеек не состояние. Всё пустое. Сейчас пойду к Натуське и попрошу взаймы. Натуська не сплетница, никто ничего не узнает. Все дела за пару дней решатся.
Я слила с картошки воду. Поставила на плиту чайник и не одевая куртки поспешила к соседке. Наши дворы разделялись низко натянутой проволокой. Я аккуратно перенесла больную ногу через проволоку, чтоб не зацепиться, и направилась к дому. Постучав в окно, вошла в избу и с порога весело попросила:
-Наташа, будь другом, одолжи мне шесть копеек на недельку.
Наташа выросла передо мной непреступной скалой. Брови насуплены, белые губы плотно сжаты, руки упёрты в тощие бока. Я растерянно уставилась на неё.
-Ты ч-чего? Ч-что у тебя с-случилось? - от испуга я стала заикой.
-Это у тебя могло случиться, если бы я не была вздёржным человеком. Уходи щас же и больше никогда не приходи, а то зашибу.
Я спиной открыла дверь и вывалилась в сени. В глазах потемнело. Не помню, как дошла домой, какой дорогой шла, почему не зацепилась за проволоку. Ничего не понимая, не ведая за собой греха, я уселась на топчан и раскачиваясь повторяла:
-Пришла беда, отворяй ворота. Пришла беда, отворяй ворота. Пришла ...
Вскоре дверь распахнулась и в комнату ввалилась тётя Дуся. Она горой нависла надо мной, упёрла мощные руки в крутые бока, насупила брови и заорала:
-Это чего ты вытворяешь? Что ты думаешь, что мы глупые и слепые? Ты думаешь, мы ничего про тебя не знаем?
Потрясённая до глубины души праведным гневом родственницы, я, не ведая за собой большого греха, готова была покаяться в воровстве трёх луковиц, морковки, картошки и яблок с чужого огорода.
-Послушай, я думала...
-Нет, это ты послушай! Вы привыкли в Москве сидеть, хлопать в ладоши и жрать колбасу! А мы здеся в грязе и в поту работаем с утра до ночи! Нам копейка даром не даётся. А ты пришла забрать последние гроши у бедной Натуськи! Она мне тоже родня, и я её в обиду не дам!
-Ты ошибаешься! Наташа чего-то напутала. Она не поняла. Я попросила взаймы на неделю только шесть копеек! – я вздохнула с облегчением и улыбнулась.
- Вот-вот! Умная какая! Шесть копеек! Ты поставила мильённый дом за лето и не чихнула! Ты даже не брала в конторе заработанные деньги, они тебе не нужны! Это мы кажный месяц бегаем за своими кровными копейками, а ты нас презираешь. А сейчас решила поколдовать. Ишь грамотная! Диплом у ней. Выучили мы вас на свою беду! Не выйдет! А если с Наташкой что случится, мы тебя сожгём!
Дуська умчалась со скоростью урагана. Я сидела с отвисшей челюстью не веря своим глазам, ушам и мозгам. Может быть, у меня галлюцинации от голода или переживаний? Я сама закрыла дверь и легла на топчан. Итак, чего я не поняла? Последнее время плохо соображаю.
-О чём она кричала? Кого я презираю. Наоборот. Я ... Чем я их обидела? Может шесть магическое число для них? Зачем меня жечь? – спрашивала я сквозь слёзы неизвестно кого, может быть, своего ангела.
Но рядом никого не было и никто мне не отвечал. Тишина. Чтобы успокоиться, я обратилась к своей с детства любимой теме. Стала думать про первобытных людей.
- Первобытные люди... верили в колдовство...- от страшной догадки я испугалась не на шутку.
У меня жестоко разболелась голова, давно у меня не было таких безумных приступов боли. Пожалуй, впервые после инсульта мне было так плохо. Я решила не вставать с постели, переждать боль и бурю, какую подняли Дуська с Наташкой. Трое суток я не выходила из дома. Трое суток я стонала и плакала от боли, трое суток я сама говорила себе, что всё пройдёт, что сосуды не лопнут, они выдержат ... . Я убеждала себя, что я очень счастливая, что всё образуется...
- Я ни в чём не виновата, я хорошая. Всё пройдёт. Это какое-то недоразумение. Они мои родственники, и они обязательно будут сожалеть о том, что не помогли мне. Они придут ко мне и попросят прощения. А я их обязательно прощу, - шопотом повторяла я, поглаживая голову здоровой рукой, представляла как смиренно их прощаю, как они рукой вытирают слёзы.
Через трое суток я уснула и проснулась здоровой, без боли и потому уже совсем счастливой. Я поела холодной картошечки и поняла, что картошка без соли на самом деле не тошнотворные клубни, а сладкий продукт. Было очень холодно, но я выползла на улицу и напилась от души чистого сладкого воздуха. Потом пошла к вётлам и набрала веточек, но руки не хотели слушаться, наверно застыли. С трудом я засунула в топку немного самых тоненьких веточек и подожгла их. Они весело вспыхнули и я сунула свои руки прямо в пламя, чтобы их согреть. Руки почувствовали боль и ожили. Я тут же пошла на улицу, наломала веток, набила ими топку. Вскоре дома стало тепло, вскипел чайник и жить стало веселее. Я сидела на полу, смотрела на огонь и думала о своей жизни. Вот например, у первобытных людей не было спичек. Как же они согревались, когда попадали в такое же положение? Вот им было плохо. А мне хорошо. У меня много спичек. Я ещё немного посидела, подумала и решила, что сама виновата в своих бедах.
-Натуська по сути чужой мне человек, и Дуська тоже всего лишь троюродная тётка. Конечно, они меня не знают. Малограмотные и суеверные люди. Нельзя на них обижаться.
Я оделась и отправилась к любимой тёте Мане, родной сестре моего отца. Она добрая и любит меня. Я у неё гостила каждое лето в детстве. Это поближе к ней, в её деревню я перебралась из шумной Москвы.
Тетя с мужем Васей были дома и смотрели телевизор. Я вошла в дом, поздоровалась и уселась с ними рядом. Дядя предложил мне поесть, но тётя резко оборвала его.
-Ты чего это вообразил? Неужели Зоя не обедала, ждала твою пшённую кашу с молоком? Она москвичка, она нашу еду не ест, презирает. Небось на вахлях сидит.
Тётя и дядя очень уважали вафли, но почему-то называли их вахлями. Я поняла шутку и засмеялась, дядя покрутил головой и тоже засмеялся. Телевизор у них был старый, экран тёмный. Я присмотрелась и увидела, что по телевизору шла передача об экстрасенсах, о колдовстве, о порче. Вобщем, чушь.
-Зоя, до чего люди доучились. Диплом получат и человека наскрость видят. Даже могут лечить заговором без трав, без таблеток, без настойки. Неужели правда? А ты можешь? У тебя тоже диплом есть. А что легче порчу наводить или лечить? – напряжённо поинтересовалась тётя Маня.
-У меня диплом инженера, - я равнодушно пожала плечами.
-Да какая разница. Если грамотная, то дают диплом. Мы это знаем. Каждый день по телевизору показывают, - миролюбиво сказал дядя Вася.
-Можешь порчу навести? - допытывалась любящая тётя.
-Нет, конечно. Я в это не верю. И сама ни лечить, ни портить не могу.
-А зачем же ты у Натуськи шесть копеек просила?
Натроение мигом испортилось. Мне было противно вспоминать глупую сцену и с Натуськой и с Дуськой. Неужели тётя Маня в эту дурь верит? А ещё им кто-то поверил?
-Мне нужны шесть копеек. А Натуська ничего не поняла. Мне очень нужны шесть копеек. Ты можешь мне дать? – раздражаясь, уже мрачно спросила я.
-Чего так мало просишь? Проси рубль,- вмешался дядя Вася.
-Иль пять рублей, - насторожённо добавила тётя Маня.
-Хорошо. Дайте мне, пожалуйста рубль или пять, - тихо попросила я.
Вдруг и тётя, и дядя захохотали, как ненормальные. Они хлопали себя по бокам, по коленям, валились на бок, и если бы не сидели на диване, то точно свалились бы на пол. Они хохотали очень долго и не могли остановиться. У них уже болели бока и текли слёзы из глаз. Они стонали, как больные. С трудом остановились, едва отдышались. Как каменная я глядела на них.
-Ну, артистка! А говоришь - не можешь, - простонала тётя Маня.
-Ну, насмешила! Москвичка, а просит рубль взаймы или шесть копеек. Ой, молодец, повеселила. Ты приходи почаще, посмеши нас. А то сидим здесь одни, как пеньки, скучаем, - вытирая слёзы и переводя дух, восхищённо говорил дядя.
-Ну, а взаймы-то вы мне дадите? - серьёзно спросила я.
-Копейки лучше не проси, не греши. Рубль я тебе тоже не дам, а пять тем более. Своих, небось, девать некуда, - сурово сказала, как отрезала, тётя Маня.
Я встала и молча ушла. У меня не было желания оставаться и объяснять что-либо. У меня не было сил обижаться. Нет, так нет. Делать нечего, придётся к маме обращаться. Мама в городе Грязи. До города как раз 20 километров. На автобус денег нет, значит надо идти пешком. В этом году в конце ноября очень холодно, хотя снега ещё не было. Из тёплых вещей у меня керзовые сапоги, да старое выношенное пальто из болоньи. Как назло, в это время года дуют сильные ветра и кажется, что они продувают тело насквозь, промораживая рёбра. Народ начал одеваться по-зимнему, в валенки с галошами и тулупчики. Женщины на меховые шапки уже набрасывают пуховые платки.
Я основательно подготовилась к походу. На спинку пальто на подкладку я пришила шерстяной вязаный платок, чтобы сильный ветер не продувал спину. На свою вязанную кофточку по кругу нашила в три слоя старые газеты, ноги поверх носок тоже обмотала старыми газетами и сунула их в керзовые сапоги. Старый, хорошо проверенный способ утепления. Хорошо, хоть газеты не выбрасывала, на растопку берегла. На голову под вязанную шапочку повязала ситцевую косынку и решила, что в поле на шерстяную шапку одену пластиковый пакет. Небось, господь не допустит, свинья не съест. Из дома я вышла затемно и пошла просёлочной дорогой до Синявки, дальше, хочешь не хочешь, дорога шла через поле. В лицо дул сильный холодный ветер. Порывы ветра могли свалить с ног. Пакет я натянула до шеи проделав узкую дырку у губ, чтоб было чем дышать. Всю дорогу я жалела, что не озаботилась прикрыть пакетами руки. Как я шла до города, позже не могла припомнить. Единственно, что хорошо запомнила, так это свои рассуждения про райскую жизнь человека на земле, про его интересные приключения, которые всегда хорошо кончаются, если человек не испугается.
-Без приключений жизнь была бы скучной. Человек настолько любит всякие трудности и их преодоления, что сочиняет об этом сказки, пишет об этом книги. И все любят читать такие книги, - убеждённо шептала я.
Сказка, которую я сочиняла всю дорогу и рассказывала себе для укрепления духа, для настроения, выстроилась в настоящее мировоззрение. В моей сказке был добрый Бог, который создал людей и рай для них на земле. Люди - его дети. Он щедро наделил их всем. У его детей хорошая память, они могут хорошо соображать, у них ловкие руки, у них речь, с помощью которой они делятся знаниями. Человеческое слово имеет волшебную силу, оно может убить врага и поддержать друга. Бог наградил своих детей способностью дружить, любить и наслаждаться любовью. От любви у людей родятся дети. Чем больше любви, тем больше детей. Ещё людей Бог наделил жаждой познания и деятельности, поэтому они во всё суют свой нос. Они создают и изобретают. Кроме того, он одарил людей отвагой и добротой. От этого люди совершают хорошие, благородные поступки. От Бога у них вечный дух соревнования, который должен рождать трудолюбие, творчество. Однако из-за жажды соревнования выросли в душах людей зависть, жадность и жестокость. Но лучшие из лучших поняли, что это побочные качества, и ведут они к гибели рая и человечества. И люди гасят у себя вредные чувства, борются с ними. Я поверила в свою сказку безоговорочно. Длинные, тяжёлые километры я преодолела за восемь часов, ещё час ехала бесплатным городским транспортом. К маме я пришла в полдень, качаясь от усталости. Села на стул у входной двери и сразу уснула.
Проснулась я от маминого голоса, она горестно повторяла:
-Проснись, проснись, доченька! Ты на последний автобус опоздаешь.
-Мама, я не могу ехать на автобусе, - сквозь сон ответила я.
-Как это не можешь? Надо ехать. Дом-то так не бросишь. Проснись, дочка, проснись. Ты для чего в город-то приезжала?
-Я повидать тебя хотела, - сказала я и улыбнулась непослушными губами.
-А где ж твоя сумка? Неужто потеряла? Вспомни. Ну, сумка твоя... где? Ты же чего-нибудь мне несла?
Старенькая мама любит подарки, а у меня нет подарка. Она может на меня обидиться. Как же я об этом не подумала.
-Нет, прости меня. Я ничего тебе не несла, сумку не брала из дома. У меня случился форс-мажор, мама. Я осталась без денег.
-Ну, нет денег и не надо. Я могу подождать. Или ты пришла мне сказать, что ничего давать мне не будешь? Так и не надо. Нынче матерей никто не уважает. Чем я лучше других, - на глазах мамы выступили слёзы.
Я испугалась. Как бы не навредить матери своими ужастиками. В недобрый час я собралась к ней. Она же не поймёт меня и будет переживать. В мои плны не входило волновать старенькую больную мамочку. Я была в отчаянии.
-Да нет! Солнышко моё, я тебя люблю и уважаю. Сейчас временно у меня трудности. Всё не так плохо. Мне надо послать письмо Аркаше в Москву. Надо немного денег, - я стала выкручиваться, соображая как бы выпросить шесть копеек.
Дались мне эти копейки. Я уже и сама была не рада своей затее послать мужу письмо с упрёками. Дались мне эти упрёки. Сама не меньше виновата.
-И правильно, дочка. Пиши ему чаще. Муж всё-таки. Так вот зачем ты сюда приехала, письмо отослать. А я испугалась. Думала беда какая. Ты отдыхай, не переутомляйся, а то не успела войти и уснула. Жаль, поговорить некогда, тебе ехать надо, а то автобус уйдёт. Ну, давай вставай, вставай! Я тебе немного помогу. Ты на меня опирайся, не бойся я крепкая. Да у нас нынче антоновка уродилась крупная душистая. Месяц отлежалась и стала прямо объеденье. Мёд. Я тебя сейчас угощу.
Мама дала мне два на удивление крупных плода. Я машинально сунула их в карман. И вдруг проснулся зверский голод. Безумно захотелось хлеба, хоть какой кусочек, хоть корочку. Сейчас попрошу и мама накормит меня супом с хлебом.
-Мама, я не могу ехать...,- слова застряли в горле, я не выдержила и слёзы градом покатились по щекам.
-Ну что делать, родная. Надо, значит надо. Ты за меня не переживай. Я уже старая. В другой раз приедешь и поговорим. Торопись. На улице темно, хоть глаз выколи. Месяца нет. Звёзды высыпали. Холодно ночью будет. Хорошо хоть ветер притих. Ты чего рваный пакет-то на голову одела? Посмешить хотела? Не ищи. Я его выбросила. Ну иди с Богом.
Что оставалось делать? Пугать маму, я не могла. Намёков она не понимает. И я пошла на городской автобус, который довёз меня до дач. А дальше я всю ночь потихоньку топала в свою деревню. Сначала я, сдерживая слёзы, едва плелась, основательно замёрзла, даже думала, что скончаюсь от холода на дороге. Потом стала думать о первобытных людях. Вот кому было тяжело в такую ночь. У меня какая-никакая одежда и иду я не куда-нибудь, а в свой дом. А дома у меня печка, я затоплю её и сварю картошечку, нагрею воды ... И так думая о трудной жизни наших предков и о своей комфортной жизни я пошла немного быстрее, согрелась и ранним утром, когда было ещё совсем темно, прибыла домой. Слава Богу, никто меня не видел.
В доме было заметно теплее, чем на улице, но не жарко. Пришлось идти собирать веточки ветлы. Хорошо то, что ветер их набил множество, в темноте искать не надо. Затопила печку, сварила картошку, скипятила чайник, выпила горячей воды с маминым яблочком, согрелась и уснула до следующего утра.
Пробуждение было безрадостным. Я была недовольна собой. Что я такая неуклюжая, ничего толком не продумаю, потому у меня ничего хорошего и не получается. Я собралась и опять потащилась на мельницу. В очередной раз дядя кладовщик сообщил, что мне денег не дали. Я испугалась, что придётся зимовать в деревне, потому что в холод я не могу рискнуть и поехать зайцем на электричках в Москву. И я не была уверена, что второй раз смогу дойти до станции Грязи, что мне удастся добраться до Москвы без денег. Надо готовиться к долгой зиме в деревне. Я сообразила, что скоро выпадет снег. Как я тогда буду искать веточки, чем буду топить печку? И каждый день стала собирать веточки и таскать их в сени и в сарайчик. Складывала отдельно очень тонкие веточки на растопку и толстые ветки. Как-то я задумалась собирая хворост, почему ко мне уже почти два месяца никто не заходит. Раньше дверь не закрывалась. То идут давление мерить, то чаю попить и поговорить. А тут осень наступила, все дела в огородах и в поле закончились, а ни один человек не поинтересовался мной. Ну, Натуська на меня обиделась за шесть копеек. А тётки мои? Они как будто пропали. Только я надоедаю дяде Косте, но он просил меня не ходить к нему домой. Незачем жене знать про наши дела. И я хожу к нему на мельницу. Так крепко я задумалась об этой странности, что не видела как подошла ко мне Маня-почтальонша.
-Ты чего собираешь мусор-то. Мы весной и осенью его весь сжигаем на дворе с сорняками. Я смотрю все начали собирать хворост и домой таскать.
-Я не знаю, зачем другие собирают, а я им топлю печку. У меня нет угля и другого топлива. Я всё собираюсь уехать, да вот деньги жду. Мне должны заплатить за два месяца работы на мельнице.
-А тебе что? Нето не дали? Всем же давно всё выплатили. Полный расчёт провели, год кончается.
-Нет, не дали. Дядя Костя говорит, что в бугалтерии не хотят платить. Уже на два месяца задержали.
-А ты иди к директору совхоза. Он золотой мужик. Быстро хвоста им всем накрутит. Далеко конечно. В шесть утра отсюда автобус рабочих на центральную везёт, а обратно на попутках доберёшься. Иди пока снега нет.
Я собиралась пойти, но всё надеялась, что кладовщик за меня похлопочет. Но жить становилось всё труднее. Кончалась солярка, я её экономила, а осенние ночи стали длиннее. Я сидела с лучинками или приоткрывала топку, чтоб не сшибать углы. И вот я набралась решимости и пошла к автобусу. В шесть утра на улице темно, промозгло. Мне было нехорошо, знобило. Я рано вставать не привыкла, не выспалась. У общего двора автобус ждали трое незнакомых мужчин и с ними наш управляющий.
-А вы куда собрались? – спросил меня управляющий.
-Я к директору совхоза. Вот отработала на мельнице, а мне не дали зарплату, задержали почти на два месяца. Ждала, ждала и на бугалтерию решила пожаловаться.
-Вам задержали зарплату? Совсем ничего не дали? Аванс ли что? - переспросил управляющий и странно посмотрел на меня.
-Нет, ничего не дали.
-Так... Ну вы сегодня к директору не попадёте. Автобус идёт в другое место. Вы приходите послезавтра.
Я вернулась домой. Истопила печку, попила кипяточку. Опять собралась к своим вётлам за веточками и на пороге встретила тётю Дусю. Не глядя на меня, не здороваясь, она процедила:
-Костя сказал, что тебе деньги дали. Иди на обчий к Зинке учётчице, она тебе отдаст.
Я так обрадовалась, что не поблагодарила, да и тётка мгновенно исчезла.
Пришла в контору, нашла Зинку. А учётчица, пряча глаза, заявила, что деньги мне взялась передать Захлёба. Я растерялась.
-Никакой Захлёбы я не знаю.
-Как это ты не знаешь? Ты с ней работала. Это твоя напарница Тайка.
Я пошла к Тайке. Та встретила меня как врага народа. На приветствие не ответила, развернулась и в дом. Я за ней.
-Тая, я к тебе по делу. Мне Зина сказала, что отдала мою зарплату тебе. Я пришла за своими деньгами.
-Тебе насчитали сорок два рубля. А я удивилась, зачем тебе так много денег? Да и за что? Я больше тебя работала. А мне Зинка сказала, что я могу из твоих себе взять пять рублей. Это справедливо. Вот тебе что осталось, ты сочти. Вдруг чего неправильно сочла. Я же малограмотная, у меня диплома нет, - тихо закончила Тайка с издёвкой в голосе.
Я взяла деньги. Вместо тридцати семи рублей Тайка отдавала мне тридцать шесть. От стыда за неё, от отвращения меня вдруг затошнило. Баба не бедствует, живёт хорошо, каждый день возит молоко на базар. Мне было так противно, что я молча пошла к двери.
-Правильно я сочла? – поинтересовалась Тайка вдогонку.
-Всё в порядке. Спасибо, - ответила я, закрывая дверь.
Всё мои мечты уехать в Москву накрылись медным тазом. Денег едва хватит на дорогу и на подарок маме. Ну, и ладно. Напишу Аркадию, всё ему объясню. Я решила сначала пойти в магазин и купить соли и хлеба. Теперь я могу купить очень много хлеба, на год хватит. От сознания, что у меня есть деньги, на душе стало легко и даже радостно. У магазина я столкнулась с давней знакомой, учительницей из соседнего села.
-Здравствуйте, Зоя Алексевна, как она жизнь-то в деревне, не скучно? - приветливо улыбнулась мне женщина.
-Спасибо, Римма Васильевна, всё нормально, - весело ответила я.
-А у меня плохо. Цыплята поздние, плохо растут. Надо поехать на рынок продать, да что за них дадут? Одни слёзы.
-Продайте мне курочек и петушка.
-По шесть рублей штука. Только бери сегодня.
-Хорошо. Пять курочек и одного петушка. Я готова идти хоть сейчас.
Ни в какой магазин я не пошла, отправилась в соседнее село и купила кур. Принесла их в мешке, закрыла в сарайчике, чтоб не убежали. Не успела вздохнуть и раздеться, как ввалился дядя Костя, сияя как медныый таз.
-Я тебе привёз полмешка ячменя в подарок. Получила деньги?
-Спасибо, получила.
-Ну с тебя магарыч. Я расстарался, как ты понимаешь.
-Я все деньги потратила. Купила пять кур и одного петушка по шесть рублей за штуку. А дали мне всего тридцать шесть рублей.
Минуту гость стоял с выпученными глазами. Потом откашлялся и хрипло сказал:
-Да видел я твоих кур. Это цыплята. На рынке их отдают за три рубля и никто не берёт. Ты переплатила.
-Так это на рынке. Я же туда не ездила. Ты забери ячмень, мне заплатить тебе нечем. Водки у меня нет.
-Дак это вроде премия тебе от управа. Тебе выписали пятьдесят килограмм. Но я подумал, зачем тебе столько? Я ж не знал, что ты кур завела. Я тебе мякины дам мешок, пусть в ней цыплята поковыряются, может чего склюют. Приходи к нам домой с мешком.
Кладовщик понуро ушёл из моего дома. Как ни странно, но настроение у меня поднялось, я почувствовала себя настоящей фермершей. Я не позарилась на хлеб и соль. Я налаживала производство. Я глядела в будущее.
-Куры – это только начало, - сказала я печке и пошла утеплять сарайчик, где у меня поселились птички.
На чердаке нашлись куски картона и обрезки досок. Гвоздей после моих строителей осталось предостаточно, и работа закипела. Поработав в собственное удовольствие до темноты, я совершенно счастливой пошла домой. Для еды у меня попрежнему была только мелкая картошка. Но жить стало интереснее и веселее.
К дяде я не пошла, а наутро нашла на пороге полмешка просяной мякины. Ну и дядя! Экономист. Ладно, мякина в хозяйстве пригодится.
Как-то забежала ко мне Манька, принесла письмо от Аркадия. Муж на меня обижался, что я не приехала, и его не предупредила, что не собираюсь приезжать.
-Отвечать будешь? Чего ж ты мужику не пишешь? Пиши, а то он на тебя вишь как обижается. Я конверт тебе дам.
Ясненько. Письмо и прочитали, и обсудили. Но мне всё равно. Пусть читают.
-Нет, мне конверт не нужен, писать не буду. Писать не люблю. Я лучше ему позвоню. Так мы быстрее договоримся.
-Как хочешь. Ну ходила к директору?
-Нет, мне и так деньги отдали.
-Да чего тебе отдали?! Что тебе отдали, вся деревня обсуждает. Люди ждут как ты поступишь. Одна ты ничего не знаешь. Управ тебе выписал восемьдесят рублей за два месяца вместо ста двадцати, что назначил директор. Костюха их пропил. Управ потребовал, чтоб он вернул деньги, когда узнал, что ты собралась к директору. Испугался, тот спуску никому не даёт. Денег у Костюхи нет, он к жене. Дуська мужику едва набрала шестьдесят рублей. Он побоялся тебе отдавать, вдруг скандалить будешь. Сунул деньги Зинке, будто ему недосуг, просил тебе передать. А той тоже деньги зачем-то срочно понадобились, и она взяла себе из твоих восемьнадцать рублей, вроде как взаймы. Отдавать остаток тебе тоже боялась. А тут Захлёба сама вызвалась передать тебе деньги и тоже взяла себе шесть рублей. Так тебя обворовали. Вся деревня знает и ждёт, что ты с ними сделаешь. Я тебе советую. Не бери грех на душу. Не сиди, зло не копи, а иди к самому директору. Всем он накостыляет. Кладовщику всыпят как надо. Может наконец-то снимут. Он, гад, всегда ворует, всех обвешивает.
-Не пойду. Мне хватит, - поразмыслив решила я.
Манька застыла соляным столбом. Она стояла и глядела на меня как на чудо.
-И правильно. Зачем тебе деньги. Это мы, грешные, за копейку горбатимся. А вы, москвичи, гордые, да богатые на копейки с высока глядите. А мы не гордые, нам боле взять негде. Мы и копейкой дорожим, - прочитала Манька мне проповедь, как подружке детства.
Хлопнула дверь. Обиженная и обозлённая Манька ушла. Я сидела, тупо глядя в стенку, и думала. На кого я пойду жаловаться? На жалких и глупых, забитых невзгодами, моих родственников. Они ничего не понимают и не поймут, хоть убей. Они просто не знают, что на обмане и злобе далеко не уедешь. Все в проигрыше. Когда-то их предки поверили большевикам, что их более удачливые соседи и родственники виновны в их бедности. Они их кулачили, ссылали, в тюрьмы сажали и убивали. Надеялись, что после этих подвигов хлеб сам посыпется в закрома. За легковерность родителей они, их дети, заплатили ещё более трудной жизнью. Не пойду к директору, не хочу мстить, не хочу грязи. Пусть их совесть мучает, пусть стыдом заплатят за свой мелкий обман. Пусть жизнь накажет, не я.
-Первобытные люди, как я думаю, наверняка, не обманывали друг друга. Они бы сразу вымерли, и нас бы не было, - сообщила я тёплой печке.
Печка молчала, зато замечательно грела мою ноющую спину, которой я к ней прижалась. Она была со мной согласна, иначе бы не грела. Печка никогда не врёт.
-Они были совестливые. Еды-то у них было мало. Много не найдёшь. По себе знаю. Впрочем, чтобы жил человек, еды много не надо. Вот я ем мало, а не худею. А теперь я не одна. У меня есть курочки, - беседавала я с тёплой подругой, подкладывая в топку толстые ветки.
Благодатная тема: курочки-несушки. Я увлеклась ею и вскоре размечталась о цыплятах, о растущем хозяйстве. Меня уже не удручало то, что я вынужденно осталась в селе. Картошки хватало и мне, и курам. Дни шли быстрее. Я сообразила, как утеплять курятник в сильные морозы. Меня греет печка, и им нужна печка. Я нагревала кирпичи и песок на плите и в мешках относила их в сарайчик. Не знаю было ли теплее курам, но у меня было постоянное занятие. Печка топилась постоянно, я непрерывно собирала хворост и ломала хрупкие ветки. Заодно и дом прогрелся.
Чтоб куры не сидели весь день на насестях, я несколько раз в день насыпала в ящик тёплый песок с мякиной и добавляла туда немного ячменя. Куры всё время копались в ящике, не мёрзли. Новый год я весело встречала с курами. Мы ели картошку. Я воображала себя первобытным человеком, который приручил кур. Было смешно. Куры привыкли ко мне, будто я была одна из них. Я часто бывала среди них, непрерывно что-то делая в курятнике, и они от меня не шарахались. Я чистила, утепляла курятник, делала высокий порог, чтобы сильно не дуло по полу, под потолком устраивала гнёзда. Новый год я встретила с курами.
В середине февраля произошло невероятное событие, мои курочки снесли пять яичек. Я принесла их в дом и положила на скамью. Я ходила вокруг них и мечтала, как я буду есть эти великолепные деликатесы. Я не могла их зажарить, потому что не было и грамма масла, но их можно сварить! В крутую, в смятку, в мешочек. Мечта меня согревала, не обязательно же сразу схватить и съесть. И тут открылась дверь и вошла моя знакомая медсестра из медпункта. Она поздоровалась со мной, огляделась и уставилась на яйца.
-Зоя, это твои яйца?
-Нет, куриные. Это мои курочки начали нестись, - широко заулыбалась я.
В мгновение гостья сгребла яйца в сумку.
-Ни у кого сейчас куры не несутся. Дай ещё, - настойчиво попросила она.
-Больше нет.
-Ну до чего же вы, москвичи, жадные, - с ненавистью взглянула на меня сестра милосердия и ушла, хлопнув дверью, не сказав зачем приходила.
Остановить медичку, запретить брать мою еду, я не могла. Она не раз приходила делать мне уколы, когда меня донимали боли. Конечно, это её обязанность, но ... Я сидела на своём топчане и думала про первобытных людей. Интересно, а у них как делились первые яйца, первые урожаи. Моё счастливое настроение чуть-чуть омрачилось, но я сообразила, что наступил новый этап жизни. Наступила новая эра. Я разбогатела. У меня есть то, чего нет у других. Я не буду есть яйца, я буду их продавать. Впереди только счастье. Скоро весна. Я куплю всякие семена и посажу мелкую картошку. Это можно, ведь сажали же картошку глазками. Я выращу хороший урожай. Дом я уже построила, больших трат у меня не предвидиться. Я пошлю доверенность мужу, и он получит мою пенсию. Пенсия у меня совсем маленькая, по инвалидности третьей группы. Но за полгода накопилось достаточно. Из пенсии он возьмёт мой долг, остальное перешлёт мне. А потом я на свою пенсию куплю топливо. Дальше было так много счастья, что я не могла больше думать. Надо было ложиться спать, чтобы голова не лопнула от мыслей. Моей больной головке надо отдохнуть.
На следующий день я нашла в гнезде ещё пять яиц, но теперь я спрятала их под подушку от чужих глаз. Зря старалась, никто не пришёл. А когда куры снесли ещё пять яиц, я собралась и несмело поплелась в магазинчик. Я робко попросила продавщицу продать десяток яиц кому-нибудь. Куры несли крупные яйца. Чёрные курочки несли белые яйца, а белые тёмные.
-Может быть кому-нибудь надо, - с надеждой сказала я.
-Мне надо. За рубль десять отдашь? – спросила продавщица.
У меня закружилась голова от такого богатства. Я быстро закивала головой.
-Дай мне пачку соли и буханку хлеба, - с трудом проговорила я, сходя с ума от того, что у меня остаётся ещё куча денег.
Целых восемьдесят три копейки. Это четыре буханки хлеба, который можно посолить и засушить. Обалденный десерт к чаю. Домой я шла, чувствуя себя миллионершей. Теперь я могу послать письмо мужу с упрёками, но не пошлю. Я пошлю ему письмо с уверениями, что у меня всё хорошо. Бог мне помог, а я тоже не лыком шита. Теперь я буду помогать. Я всем всё простила, я опять всех любила. У меня даже голова закружилась от моей щедрости.
Шила в мешке не утаишь, слух о моих курах пополз по селу. Через неделю ко мне зашла Манька и с порога спросила:
- Нито у тебя куры несутся, и ты яйца продаёшь продавщице за рубль?
- Проходи, Маня. Да, у меня куры занеслись. Я ей продаю яйца за рубль десять копеек десяток.
- А на рынке они стоят по рубль семьдесят копеек. Чего ты этой мародёрке даришь деньги. Да я сама у тебя куплю по рубль двадцать. Продай лучше мне.
- Хорошо, только сейчас у меня яиц нет. Дня через три я тебе продам тоже за рубль десять десяток.
- Почему у тебя куры несутся? Колдуешь? Ведь я слышала, что у тебя есть диплом.
- Бог с тобой, Манечка! У тебя дочь с высшим образованием. У неё тоже есть диплом. Каждый институт выдаёт диплом об окончании и указывает профессию. У Натуськи дочка работает в больнице. Она врач с дипломом. Что за глупость вы придумали. А куры несутся, потому что у меня тёплый светлый курятник и они молодые. Я цыпляток купила.
- Прости, подруга, но ты дура, если надумала нас обмануть. У Натуськи дочь закончила восемь классов. И моя дочь закончила восемь классов. У нас школа-то восьмилетка. Мы без мужей детей поднимали и не могли их учить в городе. Моя дочь за военного вышла замуж и уехала. А Натуськина Олька истопником в Грязях в больнице работает. У них дипломов нет. По телевизору всё про экстрасенсов с дипломами показывают, в газетах тоже. Мы про тебя подумали, может и ты в Москве чему научилась. Диплом-то у тебя есть. Потому к тебе никто не ходит.
-В институтах колдовству не учат. Там учат честно и грамотно работать. Это воры и аферисты вам мозги полоскают. Будто бы учатся. Никаких колдунов не было и нет. Я-тем более, не колдунья.
-Ну, скажи, почему ты просила шесть копеек у Натуськи? – Манька с опаской смотрела на меня.
-Меня строители разорили вконец. Деньги кончились. Поэтому я, инвалид, пошла работать на мельницу. Ты сама знаешь, как мне тяжело работать. Но деньги нужны. Я собиралась уехать на зиму в Москву. Пенсию получаю по третьей группе, всего тридцать семь рублей. А тут, как назло, я потеряла кошелёк со всеми деньгами. Ни одной монетки в доме не осталось. Хотела письмо Аркадию послать. А ты мне сказала, что конверт с маркой стоит шесть копеек. Я пошла, по-соседски, за помощью к Натуське. Не успела путём ничего сказать, как на меня в сильном гневе обрушились Натуська и Дуська с упрёками. Я пошла к тёте Мане, она мне не поверила, посмеялась и, на всякий случай, тоже не дала денег. Она с дядей Васей решила, что я шучу. Что делать? Умирать-то не хочется. Я пошла пешком в Грязи, едва дошла. Моя старенькая мама ничего не поняла, обиделась на меня, ужасно разволновалась. Я испугалась за неё, ничего толком не сказала и пешком пришла обратно. Дядя Костя обманул, деньги задержал. Ты сама знаешь. У меня ничего не запасено. Топлива нет. Веточками согревалась. В доме холодно, температура не выше четырёх градусов тепла. Продуктов в доме никаких, вот гляди, только эта картошка случайно осталась. Я сидела на этой картошке. Всё ничего, только без соли плохо. А соль стоит семь копеек. Если бы не картошка, я бы умерла от голода рядом с родными и подругами. Прямо на ваших глазах. Да ещё самые продвинутые из вас пригрозили меня сжечь, если что не так у вас будет. Так-то, подруга, - я говорила спокойно неторопливо.
Манька сидела неподвижно, как громом поражённая. Глаза широко открыты и крупные слёзы медленно по щекам.
-Какой грех! Грех-то какой! Зоя, почему ты не пришла ко мне и ничего не сказала? Разве мы звери?
-А ты бы мне поверила?
- ...
-Нет, Маня, вы не звери.